СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

МУХАММЕД РИЗА АГЕХИ

СВИДЕТЕЛЬ СЧАСТЬЯ

ШАХИД-И-ИКБАЛЬ

События перед хивинским походом 1873 года по рассказу хивинского историка.

История среднеазиатских ханств в XVIII и XIX вв. принадлежит к числу наименее разработанных отраслей истории Востока, что объясняется не отсутствием источников, а равнодушием исследователей. До настоящего времени еще не вполне опровергнут предрассудок, связанный с преувеличенной оценкой культурного уровня так называемого «древнего Востока»: в новой истории восточных народов видят только картину непрерывного и безнадежного застоя и упадка. Не говоря уже о новейшей истории Средней Азии, нередко вся историческая жизнь современных среднеазиатских народов представлялась не заслуживающей внимания. Еще в последние годы мы были свидетелями характерного факта: экспедицией, специально снаряженной из Америки, производились раскопки на месте исторического города исключительно с целью найти следы доисторического быта страны, без всякого внимания к её историческому прошлому, даже без участия лиц, знакомых, хотя бы из вторых рук, с письменными известиями об этом прошлом. Равнодушием к сравнительно недавнему историческому прошлому края проникались и местные деятели; когда в 1895 г. был образован Туркестанский кружок любителей археологии, ему была поставлена задача «собрать как можно больше материала для освещения древнего периода среднеазиатской истории» (Лыкошин, Очерк деятельности ТКЛА, стр. 4). Жизнь выяснила невозможность такого ограничения задач кружка, и последний на страницах своих «Протоколов» уделял немало места событиям последних веков; но история этих веков остается и до настоящего времени гораздо менее исследованной, чем было бы возможно по количеству и качеству находящихся в нашем распоряжении источников.

Между прочим, остается невыполненной задача, важность которой, казалось бы, не могла подлежать сомнению, особенно для местных деятелей: извлечь из памятников туземной литературы, главным образом исторической, рассказы о ходе завоевания края русскими и об отдельных моментах этой борьбы. На необходимость выполнения этой работы впервые обратил внимание проф. Веселовский, [401] справедливо полагавший, что при пользовании одними русскими источниками мы «можем впасть в односторонность и оставить неверный взгляд на местное население, на его взгляды и деятельность в то время». Еще в 1885 г. проф. Веселовским в Ташкенте наводились справки, «не существует ли у грамотеев из местных мусульман каких-либо записок о русских завоеваниях в западном Туркестане». Таковых, однако, не нашлось; те рассказы, которые были получены проф. Веселовским и из которых один был им впоследствии издан (Веселовский, Киргизский рассказ), оказались составленными специально для него.

Вслед за проф. Веселовским мною также были приняты меры для выяснения того же вопроса, но с несколько иной точки зрения. Опыт показал, что на получение от туземцев записей, специально посвященных войне с русскими, было мало надежды; оставалась надежда найти в общих исторических сочинениях, подносившихся тому или другому хану, среди рассказов о событиях того или другого царствования известия о приеме русских посольств и о столкновениях с русскими войсками. Такие известия и были извлечены мною в 1898 году (Статья Туземец о русском завоевании; <см. выше, стр. 333-349>) из Та’рих-и Шахрухи кокандца Нияз-Мухаммеда – сочинения, написанного вскоре после 1871 г. и напечатанного в Казани в 1885 г. Н. Н. Пантусовым. Рассказы о тех же событиях других кокандских историков – Мухаммед-Хакима (Или Хаким-хан тюри; см. о нем Smirnow, Manuscrits turcs, pp. 150-155, также Маллицкий, Несколько страниц, стр. 159 и 169 и Бартольд, Отчет о командировке в Туркестан (1902 г.), стр. 218) (в 20-х годах XIX в. совершившего путешествие в Мекку и Медину через Россию), муллы Аваз-Мухаммеда и андижанца Тюря-ходжи (Бартольд, Отчет о командировке в Туркестан (1902 г.), стр. 272 и сл.) – до настоящего времени остаются неиспользованными.

Еще менее посчастливилось истории Хивинского ханства. В 1873 г. во дворце бежавшего хана были найдены рукописи, заключавшие в себе полную историю ханства с основания до 1872 г., на турецко-татарском литературном (так называемом «чагатайском») языке. Основное сочинение, носившее заглавие Фирдаус ал-икбал («Райский сад счастья»), принадлежало мирабу Шир-Мухаммеду, известному под литературным прозванием Муниса, и было начато еще в царствование Ильтузер-хана (до 1806 г.). Другой историк, мираб Мухаммед-Риза, по литературному прозванию Агехи (<В. В. Бартольд писал везде «Огехи», передавая начальное долгое а через о, что находится в противоречии с транскрипцией, применявшейся им во всех других аналогичных случаях – Ю. Б.>), писавший при Алла-Куле (<Написание имен хивинских ханов «Алла-Кул» и «Рахим-Кул» очень часто встречалось в старой русской литературе (в том числе и в записках путешественников); однако восточные источники (в том числе документы) дают только «Алла-Кули» и «Рахим-Кули» - Ю. Б.>) [402] (1825-1842), окончил труд своего предшественника, доведя его до смерти хана Мухаммед-Рахима (1825 г.). Тот же Агехи впоследствии в нескольких сочинениях, поднесенных нескольким ханам под различными заглавиями, довел историю своей родины до событий, непосредственно предшествовавших походу К. П. фон Кауфмана. Рукописи трудов Муниса и Агехи были доставлены в С.-Петербург и переданы в Азиитский музей Академии наук, где находятся в настоящее время; краткие сведения об этой находке проникли в русскую и западноевропейскую печать (Первое сообщение об этих рукописях было сделано, если не ошибаюсь, А.Л. Куном, в заседании Имп. Русского географического общества 5 декабря 1873 г. Доклад Куна <Поездка> был напечатан на русском языке в ИИРГО, т. X, отд. II, стр. 47-58 (о рукописях стр. 57), на немецком языке <Bericht> в «Russische Revue», Bd. IV, S. 58-74 (о рукописях S. 71-72); этими сведениями воспользовался Howorth (History of the Mongols, pt. II, div. 2, p. 961). О рукописях, хранящихся в Азиатском музее, см. Salemann, Das Asiatische Museum, S. 278. <Общую характеристику трудов Муниса и Агехи, В. В. Бартольд позднее дал в работе История культурной жизни Туркестана (стр. 112-113; наст. изд., т. II, ч. I, стр. 285-286). Обширные извлечения из этих трудов в русском переводе были изданы в 1938 г. в МИТТ, II (стр. 323-638), с вводной статьей П.П. Иванова (Хивинские хроники). Рукописи Фирдаус ал-икбал Муниса и некоторых сочинений Агехи имеются также в Ташкенте. – Ю. Б.>); тем не менее русские и западноевропейские ученые продолжали писать об истории Хивинского ханства так, как будто бы после известного труда хана Абулгази, доведенного его сыном и преемником до 1663 г. (<Как ныне установлено из рукописи «Родословной тюрок», хранящейся в Ташкенте, сын Абулгази Ануша-хан не сам закончил сочинение отца, а поручил это некоему Махмуду б. Мулла Мухаммед-Заману Ургенчи (см. СВР, т. I, № 167) – Ю. Б.>), не было почти никаких туземных источников.

Размеры настоящей статьи, конечно, не позволяют передать все известия Муниса (Между прочим, в сочинении Муниса есть сведения о гибели князя Бековича-Черкасского, хотя и очень краткие (рук. Аз. муз. 590 оа <С. 571>, лл. 74б-75а). Кроме «Девлет-Гирея», т.е. Бековича, упоминается какой-то Андрей Губурнат (?). Начальниками хивинцев были аталык Кул-Мухаммед из кунгратов и инак Аваз-бий из найманов; их вероломство кажется автору вполне законной хитростью; по его мнению, нет никакого основания обнажать меч, когда хитрость может решить дело. Нет никакого отголоска тех обвинений, которые, по русским источникам, были высказаны против Бековича ханом Ширтази в 1725 г. М. А. Терентьев (История завоевания Средней Азии, т. I, стр. 39) ошибочно смешивает имя Девлет-Гирей с эпитетом Девлетгир («покоритель царств») и потому видит в этом имени подтверждение честолюбивых планов Бековича. Гирей – только название рода, из которого, как известно, происходили и крымские ханы) и Агехи, имеющие отношение к русским; ограничиваюсь поэтому извлечением таких известий из последнего труда Агехи, носящему заглавие Шахид-и икбал («Свидетель счастья») и посвященного событиям первых девяти лет царствования нынешнего хана (Рук. Аз. муз. 590 od <С. 572>. К этому сочинению относятся приводимые ниже, в примечаниях, ссылки на листы рукописи). [403]

Вопрос о том, как представлял себе хивинский автор события того времени, вызвавшие поход 1873 г., казался мне не лишенным интереса. Сопоставление его рассказов с рассказами русских источников и критическая оценка его показаний, в особенности его взглядов, не входили в мою задачу; то и другое может быть лучше выполнено местными деятелями, которым доступны архивные источники или которые сами принимали участие в событиях конца шестидесятых и начала семидесятых годов.

Некоторым читателям, может быть, покажется спорным самый вопрос о том, своевременно ли печатать рассказы туземцев о русских, относящихся к эпохе завоевания края, особенно в сборнике, предназначенном не для одних специалистов и, вероятно, не только, для читателей русского происхождения. Но еще в 1898 г. тогдашняя редакция «Туркестанских ведомостей», печатая мою статью «Туземец о русском завоевании», заметила вполне основательно, что то отношение к русским, которое проявляется в сочинениях эпохи завоевания, может представлять теперь только исторический интерес. Так, конечно, смотрел на свою статью и сам автор. После семидесятых годов прошлого века условия жизни в крае успели настолько измениться, что сами участники событий того времени могут вспоминать о них только как об отдаленном прошлом, не имеющем никакого отношения к современной жизни.

Вступление на престол Сейид Мухаммед-Рахим-хана произошло в четверг 10 сентября 1864 года (Л 12 б. Сопоставление даты с днями недели показывает, что даты хивинского календаря того времени отставали на один день от дат по таблицам Вюстенфельда). В воскресенье 20 сентября в Хиву прибыл посол из Коканда с известием о взятии русскими города Туркестана (Туркестан был взят 12 июня 1864 г.); кокандский правитель (хаким) Султан-Мурад-хан (Султан-Мурад, брат Худояр-хана, насколько известно, никогда не носил ханского титула. В 1864 г. кокандским ханом был Сейид-султан, сын Малля-хана) после совещания с военачальниками отправил это посольство с целью просить помощи против русских у хивинского хана и у турецкого султана. Посол передал новому хану письмо, написанное на имя его предшественника Сейид-Мухаммед-бахадура, и был милостиво принят (Лл. 18а-19а). Сам хан еще прежде, 18 сентября, отправил посла в Бухару к эмиру Музаффару с известием о смерти своего предшественника и о своем вступлении на престол (Лл. 17б – 18 а). Посольство вернулось в Хиву в воскресенье 8 [404] ноября того же года в сопровождении бухарского посла (Л. 20а). Таким же порядком (каждого хивинского посла сопровождал на обратном пути в Хиву посол из Бухары, и наоборот) продолжался обмен посольствами между Бухарой и Хивой в следующие годы, даже после подчинения Бухары России. Последний бухарский посол, о котором упоминает Агехи, был отпущен из Хивы, в сопровождении хивинского посла, во вторник 15 августа 1872 года (Л. 225б).

Окончание борьбы эмира Музаффара с русскими и дальнейшие события автор представляет себе в следующем виде. Разбитый русскими в 1866 г. (Местом этой битвы в тексте названо место Сасык-куль. Очевидно, имеется в виду сражение при Ирджаре 8 мая 1866 г.), эмир долгое время оставался в Кермине, собирая войско для продолжения борьбы; только в 1868 г. он послал это войско к Самарканду.

Русские за это время успели взять Ура-Тюбе (2 октября 1866 г.) и Джизак (18 октября) и расположились в Яны-Кургане, приблизительно в 6 фарсахах от Самарканда. Между Самаркандом и Яны-Курганом произошли военные действия, окончившиеся полным поражением бухарцев; русские взяли Самарканд (2 мая 1868 г.) и Катта-Курган (18 мая). Эмир не видел для себя иного спасения, как заключить мир с русскими, и тайно отправил посла к русскому губернатору (Автор везде называет К. П. фон-Кауфмана просто «губернатором»); был заключен договор (23 июня), по которому эмир обязался платить русским по 12 000 тиллей в месяц, а русские согласились не идти дальше и приходить в Бухару только для торговых целей.

Старший сын эмира, Абд ал-Мелик-тюря, бывший тогда хакимом в Гузаре, знал только о взятии русскими Самарканда и Катта-Кургана, но не о заключении договора, собрал войска из Карши, Гузара и других мест, двинулся на Шахрисябз, соединился с хакимами этого города и пошел на Самарканд, но там не имел успеха и должен был вернуться в Гузар. В то же самое время происходило движение в самой Бухаре; собрались улемы, шейхи и студенты, всего около 3000 человек; проведав тайну о заключении договора, они объявили его противоречащим шариату и выступили в поход в качестве борцов за веру. Прибыв в Кермине, они обратились к эмиру со следующими «сильными словами»: «Выступи во главе нас против кафиров, чтобы мы погибли, сражаясь перед тобой, и потом делай все, чего захочет твое сердце, а не то, отдай нам коней и вооружение своего войска; тогда мы сами пойдем [405] сражаться с кафирами, а ты оставайся здесь, отдыхай и веселись». Эти слова привели эмира в такой гнев, что ему хотелось истребить всех мулл; но он сдержал себя и ответил муллам, что вполне одобряет их намерение, велел им, не расстраивая своих рядов, идти к Самарканду, а сам обещал выступить дня через два или три, после окончания военных приготовлений, чтобы с помощью божьей победить кафиров или добиться мученического венца. Муллы послушались; эмир Музаффар, «прельстившись благами тленного мира», тайно уведомил самаркандского «хакима» и начальника стоявшего там русского войска о предстоявшем прибытии отряда и посоветовал истребить его, не впуская в город. Русские так и поступили; муллы должны были остановиться вне городских стен, где подверглись неожиданному нападению и были истреблены ударами сабель и ядрами пушек; остатки отряда разбежались в разные стороны.

После этого события эмир Музаффар возвратился из Кермине в Бухару, послал русским обещанное золото и письмом уведомил сына о заключении договора с русскими, с приказанием воздерживаться от всяких враждебных действий. Получив письмо, Абд ал-Мелик-тюря, не одобряя действий отца, созвал в Гузаре знатных людей области и стал жаловаться им на поступки эмира, обязавшегося платить дань кафирам и истребившего людей науки. Присутствовавшие единогласно признали, что за такие поступки эмир должен быть низложен и что необходимо до последней капли крови отстаивать шариат. Было решено сначала взять Бухару и возвести на престол Абд ал-Мелика, потом возобновить войну с русскими.

Тюря собрал войска всех областей от Гузара до Шахрисябза, взял Карши и перевел туда свое имущество и свой гарем; каршинские узбеки все подчинились ему. Из Карши он двинулся на Бухару, откуда ему навстречу вышел с войсками эмир; бухарские узбеки большею частью приняли сторону тюри, который в каждой стычке одерживал верх над отцом. Эмир был вынужден просить помощи у русских и получил от них большое войско; против этой силы тюря не смог устоять и бежал из Карши в Шахрисябз (Карши был взят русскими 23 октября 1868 г.); его гарем был захвачен эмиром и отправлен в Бухару. Русские вернулись в Самарканд и оттуда прислали в Шахрисябз требование выдать тюрю или им, или эмиру, иначе город подвергнется нападению с двух сторон и ни один житель не будет оставлен в живых. Шахрисябзцы объявили тюре, что не могут оставить его у себя и что он должен идти или к русским, или к отцу. Тюря решил бежать в Хиву, но объявил, что идет к русским, и распустил свое войско, оставив при себе только отряд в 400 всадников с небольшим. С этим отрядом он через Хатырчи, где им был захвачен хаким Рахматча, один из главных сторонников кафиров, и Нур-Ата, откуда он взял [406] хакима с собой, достиг пределов Хивинского ханства и выслал вперед пять или шесть человек из своего отряда.

Узнав от этих посланцев о прибытии тюри, хан выслал ему навстречу аталыка Мухаммед-Ризу и диван-беги Мухаммед-Нияза; вместе с ними тюря в всокресенье 20 рамазана (22 декабря 1868 г.) вступил в Хиву; ему отвели помещение во дворце кушбеги Хасан-Мурада, в месте Ангарик. На следующий день он был принят ханом, который оказал ему столько милости, что ни один сын не видел от своего отца и тысячной доли этого. Тюре было назначено содержание в размере 1500 тиллей в месяц; одежда, пожалованная его спутникам, стоила по самой низкой оценке более 500 тиллей. Хан позволил тюре во всякое время являться ко двору и старался исполнить все его желания: но легкомысленный царевич захотел поссорить хана с эмиром и стал просить военной помощи. Этой просьбы хан не мог исполнить и посоветовал своему гостю выжидать событий, приняв одно из двух решений: или, с мольбою о прощении, отправиться в Бухару, для чего хан обещал дать ему средства, или остаться в Хивинском ханстве, получив от хана соответствующий его званию удел. Царевич был настолько легкомыслен, что отверг эти милости и настойчиво просил хана отпустить его к племенам теке и эрсари; хан старался отговорить его от этого намерения, но безуспешно. Пробыв в ханстве три месяца, тюря отправился в сторону Мерва; его спутники большею частью остались на службе у хана.

В пятницу 10 января 1869 г., через 18 дней после прибытия бухарского царевича, в Хиву прибыл другой беглец, киргиз (В подлиннике, конечно, киргизы везде названы «казаками». <Имеются в виду казахи, которые в дореволюционной русской литературе ошибочно назывались киргизами; см. наст. изд., т. II, ч.. I, предисл., стр. 15 – Ю. Б.>) Саддык-тюря. Его отец Кене-Сары-хан («Кенисара» или «Кениссара» русских источников. Как известно, он был убит еще в 1847 г., задолго до взятия Ташкента) после взятия русскими Туркестана и Ташкента отказался последовать примеру других киргизов и подчиниться русским; он был убит в Ташкенте во время восстания против кафиров (!). Саддык-тюря после смерти отца ушел из Ташкента в Бухару, поступил на службу к эмиру Музаффару и во время войны с русскими отличился многими подвигами. После заключения мира между Россией и Бухарой Саддык сделал попытку продолжать войну самостоятельно и убил еще множество кафиров, но малочисленность его отряда, наконец, вынудила его покинуть бухарские владения. С отрядом в 60 всадников он через степь достиг пределов Хивинского ханства и был милостиво принят ханом; ему и его спутникам отвели землю на северном берегу Аму-Дарьи, в месте Уйгур.

Еще через девять дней, в воскресенье 19 января, в Хиву прибыл [407] другой киргизский предводитель, Хатим-тюря (В рукописи сначала было написано «Арслан-тюря», потом имя «Арслан» было вычеркнуто и заменено именем «Хатим»). Он с юных лет находился на службе у русских и оказал им много услуг, но потом в Ташкенте за что-то обиделся на них и ушел в Хиву. Хан и ему оказал милость, отвел ему хороший участок земли и назначил ему щедрое содержание (Обо всех этих событиях лл. 175а-183б).

Около того же времени пришло известие, что русские, построившие крепость Казалинск на северном берегу Сыр-Дарьи, замышляют подчинить себе киргизов, имевших летовки на южной стороне реки и плативших хивинскому правительству зекат и харадж. Хан решил отправить в местность Тау-Кура (На русских картах Дау-Кура, <теперь – Даукара; в хивинских источниках также часто * и * (новое осмысление). – Ю. Б.>) отряд под начальством диван-беги Мухаммед-Мурада, махрама Мухамед-Я’куба и сарханга Абд ар-Рахмана-суфи, одного из начальников артиллерии. Отряд должен был проверить слухи о нарушении русскими войсками установленной границы и, если бы эти слухи оказались справедливыми, дать врагам чувствительный урок; в противном случае предполагалось ограничиться мерами для обеспечения благосостояния пограничной области.

В субботу 1 февраля 1869 г. отряд выступил из Хивы и через Тау-Кара прибыл в Чикирдакли и Буричи, где провел несколько дней. Хакимом в Тау-Кура был Эр-Нияз-бий, глава кипчаков; начальники отряда поручили ему увести с южного берега Сыр-Дарьи, из мест, близких к Казалинску, все киргизские улусы, платившие дань Хиве. Выполнение этой задачи потребовало пятнадцати дней; русские, стоявшие в Казалинске, не делали никаких попыток помешать этому. Переселенцы были поселены в Тау-Кура и других местностях, смотря по своему желанию; им отвели участки земли, в том числе и летовки.

Устроив дела в Тау-Кура, отряд прибыл в Чимбай, к улусу каракалпаков. Там, в виде меры предосторожности была выстроена высокая крепость в месте Ак-кала на берегу Аму-Дарьи, где река впадает в море. В крепости был оставлен сарханг Абд ар-Рахман-суфи с несколькими орудиями; в случае движения русских на судах со стороны моря он должен был преградить им путь. В той же местности была выстроена плотина на протоке Коз-Узяк для орошения пашен в Тау-Кура и Чимбае; но сильным разливом реки Аму-Дарьи плотина была уничтожена, и проток снова направился в прежнее русло.

Диван-беги вернулся в Хиву в субботу 22 марта; махрам, согласно приказанию хана, оставался еще некоторое время на севере для других оросительных работ. Между прочим, им было вновь направлено к Куня-Ургенчу течение Лаудана, отведенное перед тем вследствие [408] восстания йомутов (О борьбе хана с йомутами в рукописи говорится очень подробно, в рассказе о событиях 1867 г. (лл. 73б-84б, 87а-127а). <О восстании хорезмских туркмен в 1855-1867 гг. см. Брегель, Хорезмские туркмены, стр. 197-225. – Ю. Б.>), жители в то время были переселены в Ходжейли (Собственно, Ходжа-или («племя Ходжи»); так и в рукописи); теперь их снова водворили на прежние места, чем они были очень обрадованы. После выполнения своей задачи махрам вернулся в Хиву, донес хану обо всем, что было им сделано, и был удостоен царских милостей (Лл. 184а-186б). Летом Абд ар-Рахман-суфи также был отозван ханом и в среду 2 июля вернулся в Хиву; вместо него был послан в Ак-кала сарханг Худай-Берген, который то посылал с разведочной целью шпионов и лодочников, то саам выезжал на разведки верхом к краю Устюрта (Л. 193а).

Уже в марте того же года был предпринят поход в степь в более обширных размерах. С давних времен большая часть киргизов платила харадж хивинским ханам и приходила к пределам ханства на зимовки, кочуя летом по берегам Яика (Урала) и Итиля (Волги). Положение изменилось только со времени восстания йомутов и других туркменских племен; набегам йомутских мятежников подвергались и киргизские племена; бедствия, причиненные этими набегами, заставляли их держаться ближе к владениям русских и вступать с ними в соглашения. Но кафиры своими поборами скоро вывели их из терпения, и они снова через послов стали просить помощи у хивинского хана. До окончания борьбы с туркменами хан ничего не мог для них сделать; теперь, когда эта борьба была окончена, он решил отправить в степь отряд, во главе которого были поставлены аталык Хаким-Нияз, глава кипчаков, инак Мухаммед-Рахим, глава найманов, и из ханских вельмож – есаулбаши Махмуд-Нияз и махрам Худай-Назар. Отряд должен был оказать покровительство киргизам и, расположившись в их стране, устроить дела в степи в полном согласии с представителями киргизской знати. Выступление отряда из Хивы произошло 11 марта 1869 г., в самый день праздника «курбан».

Около того же времени прибыли в Хиву с выражением преданности и с просьбою о помощи два знатных киргиза – Азиз-Берген-бий и Джанибек-бий (У Терентьева (История завоевания Средней Азии, т. II, стр. 65) Азберген и Канали. <Азберген – обычная разговорная форма от Азиз-Берген. – Ю. Б.>). Им был оказан милостивый прием; вместе с ними был послан в степь другой отряд, под начальством аталыка Мухаммед-Риза, главы кунгратов. Мухаммед-Риза, Азиз-Берген-бий и Джанибек-бий выступили в четверг 27 марта и догнали первый отряд в Кунграде (Собственно, Кунграт (по названию рода); так и в рукописи. <Кунград – ошибочная транскрипция, закрепившаяся на русских картах. – Ю. Б.>). [409]

Из Кунграда соединенные отряды прошли к западному берегу Аральского моря, затем совершили несколько быстрых переходов через безводную степь и достигли первых киргизских кочевьев. Весть о прибытии хивинского отряда очень обрадовала киргизов, которые с полной готовностью доставляли отряду все необходимое. Их решение вступить в борьбу с русскими было настолько искренним, что они схватили трех или четырех русских, находившихся в степи для торговых целей и представили их начальникам отряда; последние распорядились отправить пленных в Хиву.

После этого начались переговоры между начальниками отряда и киргизскими биями о дальнейших действиях. Первым приписываются такие речи: «Объясните нам, в каком положении наши дела, и ведите нас, в какую сторону хотите; мы употребим все усилия, чтобы исполнить ваше желание, в чем бы оно ни заключалось». Бии с низким поклоном (куллук) ответили: «Вашему войску нет надобности подвергать себя тягостям похода; достаточно одного вашего пребывания среди нашего народа. Сражаться с русскими и наносить им ущерб вы не умеете; у нас [самих] столько конного войска, что его нельзя пересчитать; оно хорошо знает способы сражаться и состязаться с русскими. Итак, оставайтесь здесь и будьте зрителями дел нашей службы; пока в нас есть жизнь, мы ради веры ислама будем нести службу перед вашими глазами. Если угодно богу, то с помощью и благословением божьим, силою счастия государя мы отрежем войску кафиров пути к берегу Сыр-Дарьи, залив эти пути волнами своих набегов; может быть, мы даже совершенно устраним из областей людей ислама тьму кафиров».

Хивинское войско, однако, двинулось дальше и после нескольких переходов пришло к мазару Кодж-Ата, оттуда достигло места Арыш-Ата, расположенного между кочевьями киргизских родов атай, табын и алим. Расположившись там, начальники отряда хотели совместно с киргизскими тюрями и биями привести в порядок дела населения и войска и отправить отряды для набега на пути сообщения кафиров. Но в то время уже начались летние жары; стал обнаруживаться недостаток в провианте для войска и в корме для лошадей; у киргизов можно было достать только мясо, все остальное было страшно дорого. Оставаться на месте сделалось невозможным; начальники отряда признали необходимым вернуться обратно и так объявили об этом представителям киргизской знати: «Теперь очень жарко, запасы провианта и корма для лошадей истощились; если мы еще дольше пробудем здесь, то можно опасаться гибели войска. Мы вернемся теперь к государю; когда спадет зной, мы, получив позволение от государя и приведя в порядок запасы и вооружение войска, к осени успеем к вам вернуться. До нашего возвращения вы мечом храбрости закройте кафирам те пути, откуда к ним приходят запасы, и приведите в расстройство их дела». Бии согласились с этими доводами и [410] ответили: «Вы сами [лучше] знаете, следует ли вам отступить; пока в нас есть жизнь, мы будем защитниками сильной державы государя и будем стараться всеми силами, как преданные слуги той державы. Повиноваться и служить кафирам мы признаем для себя позором; мы останемся среди мусульман, служа государю, прибежищу ислама; своей жизнью мы жертвуем ради укрепления религии Мухаммеда и его шариата. Есть полная надежда, что при такой искренней готовности мы приведем в расстройство дела кафиров и совершенно уничтожим их».

После этого аталыки Мухаммед-Риза и Хаким-Нияз, инак Мухаммед-Рахим, есаулбаши Махмуд-Нияз и махрам Худай-Назар с хивинским войском быстрыми переходами вернулись в Хиву, куда прибыли во вторник 10 июня 1869 г. Весь поход продолжался 95 дней. Хан встретил отряд упреками за самовольное возвращение, но потом, когда ему объяснили причины, сменил гнев на милость (Лл. 186б-192а).

После отступления хивинцев киргизы рода адай, подчиняясь обстоятельствам, вступили в соглашение с русскими и откочевали к их пределам. Большинство киргизских родов не хотело последовать их примеру и предпочитало откочевать к Хиве, чтобы отдаться под покровительство хана, но опасалось, что на этом пути подвергнется нападению со стороны русского войска. Эти киргизы отправили в Хиву весть такого содержания: «Некоторые из нашего рода, считаясь с обстоятельствами, вступили в соглашение [с русскими], ушли в сторону русских крепостей и согласились платить дань и харадж. Но мы скорее умрем, чем согласимся подчиниться кафирам и с покорностью носить на шее бремя их господства; тяжести такого позора нам бы не вынести. Вместе с тем зимний холод и снег никак не позволят нам остаться в этой стране; если мы хотя бы ненадолго задержимся здесь, мы лишимся всего нашего скота и имущества; даже наши жены и дети погибнут от голода. Считая для себя тень великодушия и доброжелательства должностных лиц дворца, прибежища мира, залогом безопасности и благосостояния, мы хотим откочевать в области, входящие в состав Хивинского владения; но боимся сняться с места из страха перед русскими. В таком страхе и в такой беде мы просим оказать нам великодушие и милость и послать нам военный отряд, чтобы мы под его защитой выселились из этой страны, полной опасностей, поселились во владениях государя и там достигли безопасности и спокойствия; какой бы службы от нас ни потребовали, мы бы постарались всей душой и всем сердцем».

Хан решил исполнить эту просьбу и снова отправить в степь отряд; главным военачальником был назначен тот же есаулбаши Махмуд-Нияз, которому дали войско из чоудоров; с ним были посланы еще [411] махрам Хуйдай-Назар с войском из гокленов, отставной (По словам нашего автора (л. 19а), он получил отставку в самый год вступления на престол хана, в пятницу 23 октября 1864 г.) диван-беги Худай-Назар с нукерами из Биш-Арыка и юзбаши (сотник) Мухаммед-Керим с войском из местности Ишик-Агасы-Ата (<В тексте (л. 194б): ***. Имеется в виду, очевидно, не местность, а хивинский сановник – ишик-ага (ср. выше, стр. 396, 398), войском которого в этом походе командовал Мухаммед-Керим-юзбаши. – Ю. Б.>). Им было поручено переселение киргизов в Хивинское ханство и, если бы русские захотели помешать этому, вступить с ними в борьбу.

Отряд выступил из Хивы в воскресенье 27 июля, прошел мимо западного берега Аральского моря и достиг киргизских кочевьев. Переселение совершилось спокойно, без всякого препятствия со стороны русских; в понедельник 20 октября бии и кетхуда переселенцев были приняты ханом; весь поход продолжался 86 дней. Переселенцам были отведены зимовки, летовки, пашни и жилища на пространстве от пределов (культурной полосы) ханства до берега моря, сообразно количеству людей и скота (Лл. 193а-196а).

В понедельник 8 сентября, следовательно еще до возвращения отряда, в Хиву прибыл Бушай-тюря (По Терентьеву (История завоевания Средней Азии, т. II, стр. 64): «весьма толковый киргиз, предназначавшийся в волостные старшины, султан Девлет Бушаев»), посол русского губернатора, жившего в Ташкенте (Т.е. К.П. фон Кафумана); Бушай-тюря происходил из киргизского рода чумекей и находился на службе у губернатора много лет. Он передал хивинским вельможам письмо губернатора такого содержания: «От начала до настоящего времени между русскими и хивинцами происходили сношения в дружбе и согласии; никаких признаков вражды и столкновений между ними не было. В наши дни киргизы из хивинских подданных совершили набег на русских, захватили некоторых русских в плен и увели их к государю. Это дело представляется несогласным с правилами дружественных отношений. Вполне соответствовало бы обычаям дружбы и согласия, если бы государь, ради укрепления основ дружественных отношений, запретил киргизам производить набеги на русских людей и сражаться с ними, освободил из оков плена русских, приведенных к нему, обрадовал их своей царской милостью и позволил им вернуться в сопровождении Бушай-тюри». В письме были и другие подобные речи, где выражения дружбы соединялись с жалобами. По приказанию хана посла продержали в Хиве более четырех месяцев, после отпустили его в Ташкент с письмом, наполненным «примирительными ответами и удовлетворительными объяснениями», [412] щедро снабдили его деньгами и всем необходимым для путешествия, но пленных не возвратили (Лл. 196а-197а).

В четверг 18 сентября ханом был принят афганский царевич Абдуррахман-хан (будущий властитель Афганистана), считавшийся необыкновенно храбрым воином. Помещение, отведенное ему в Хиве, и, назначенное ему содержание превысили все ожидания царевича; тем не менее он пробыл в Хиве только 20 дней и с позволения хана отправился в Бухару, куда бежала из Афганистана большая часть его приверженцев. Перед отъездом хан подарил еще ему коней с золотыми удилами и осыпанной драгоценными камнями сбруей, муллов ростом с гору, верблюдов, силою подобных слонам и много вышитой золотом и серебром одежды (Лл. 199а-201а. В связи с этим автор (лл. 197б-199б) довольно подробно, но не вполне точно излагает ход событий в Афганистане после смерти Дост-Мухаммеда, окончившегося бегством Абдуррахмана. Между прочим, эмир Шир-Али ошибочно назван младшим братом Дост-Мухаммеда (как известно, Дост-Мухаммед был отцом Шир-Али).

В среду 21 января 1870 г. В Хиву прибыл посол из Бухары с известии о взятии эмиром Музаффаром Хисара и Куляба. Война продолжалась шесть или семь месяцев, причем с обеих сторон погибло много мусульман (Лл. 205б-206а).

Весной 1870 г. пришло известие об успехе киргизов в борьбе с русскими. Годом раньше киргизы рода адай, зимовавшие около русских крепостей, вступили в соглашение с русскими; теперь же они, по приказанию хана, собрали много войска для нападения на русский отряд, стоявший недалеко от крепости Оренбург. Произошло несколько стычек; сабельные удары и пули унесли много людей с обеих сторон; наконец, благодаря богу и счастью хана, мусульмане одержали верх над кафирами (Очевидно, имеется в виду гибель отряда подполковника Рукина 25 марта 1870 г., хотя это событие произошло не около Оренбурга, а на Мангышлакском полуострове (Терентьев, История завоевания Средней Азии, т. II, стр. 69-70). Русские потеряли множество людей убитыми, ранеными и пленными; киргизские бии выбирали из русских пленников пять или шесть человек и, как вещественное доказательство одержанной победы, привели их в Хиву, куда прибыли в начале месяца раби I (т.е. после 19 мая); при этом они просили у хана военной помощи для дальнейшей борьбы с русскими. Хан отправил вместе с киргизскими биями в Арал того же есаулбаши Махмуд-Нияза, дважды ходившего в степь в 1869 г. Согласно полученной им инструкции, есаулбаши составил отряд из каракалпаков, поставил во главе его аталыка Эр-Назара, принадлежавшего к тому же племени, и отправил этот отряд вместе с киргизскими биями в степь для войны с русскими, [413] а сам еще в конце того же месяца раби I (т.е. до 18 июня) вернулся в Хиву (Лл. 208а-209а).

Больше в книге Агехи нет никаких сведений о русских. Значение надвигающейся опасности, конечно, сознавали и в Хиве, но об этом автор не сообщает никаких сведений. Больше всего места посвящено описанию построек, воздвигавшихся в Хиве в эти годы. Последней из таких построек было здание медресе напротив ворот арка; окончание этой постройки, начатой еще осенью 1871 г., было отпраздновано в пятницу 12 сентября 1872 г. Хан лично посетил медресе, распределил кельи между муллами и избавил их от всяких забот о дневном пропитании. На рассказе об этом событии (Лл. 226а-227б) прерывается труд Агехи, очевидно, оставшийся неоконченным вследствие завоевания Хивы русскими (<По словам хивинского историка Баяни, писавшего в 1911-1914 гг., Агехи умер в 1874 г. Рассказ о завоевании русскими войсками Хивинского ханства в 1873 г., имеется в сочинении Баяни Шаджара-йи х-аразмшахи; см. Брегель, Сочинение Баяни, стр. 154-155. – Ю. Б.>).

(Напечатано: "Кауфманский сборник". М. 1910, стр. 1-10)