Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:
Ввиду большого объема комментариев их можно посмотреть здесь (открываются в новом окне)

ХРОНИКА АНОНИМНОГО МОНАХА ПСАМАФИЙСКОГО МОНАСТЫРЯ В КОНСТАНТИНОПОЛЕ

Глава 1 [О КОНЧИНЕ ИМПЕРАТОРА ВАСИЛИЯ I] 1

...Стоял месяц август, когда сам царь Василии 2 отправился на охоту во Фракийские области, в окрестности Апамеи и Мелитиады 3. Здесь он обнаружил стадо оленей и вместе с членами синклита 4 и ловчими устремился на них. Охотники рассеялись в разные стороны, а император стал преследовать вожака стада, огромного и жирного. Он один гнал этого оленя, ибо свита его устала. И вот олень, почувствовав, что преследователь одинок, прекратил бег и устремился на него, пытаясь поразить охотника. Император метнул копье, нс напрасно: задержанное рогами оленя, оно упало на землю. Оставшись безоружным, император обратился в бегство; олень стал преследовать его и ударил рогами. Тут-то и оказался пойманным император, ибо олень, поддев его рогами за пояс, сорвал с коня и понес.

Обо всем этом никто ничего не знал, покуда не увидели лошадь без седока. Тогда Стилиан по прозвищу Заутца 5 и протовестиарий Прокопий 6 оповестили всех о случившемся. Люди устремились в разные стороны и с трудом обнаружили оленя, который нес того, кого они искали. Хотя охотники преследовали зверя, стремясь во весь опор, все было тщетным: олень, уходя от них далеко, останавливался, чтобы перевести дух; когда же они пытались приблизиться, он мчался вновь, пока расстояние между ними не увеличивалось. Бессильные догнать его, некоторые из так называемой этерии 7 незаметно отрезали оленю дорогу и, рассыпавшись цепью в окрестных горах, снова криком погнали зверя. В это время один из тех, кого называют фарганами 8, поровнявшись с оленем, обнажил меч и перерубил зацепленный рогами пояс, — император без чувств рухнул на землю. [28]

Придя в себя, он приказал арестовать своего освободителя и расследовать подоплеку этого дерзкого поступка. Император сказал: «Не для того он поднял меч, чтобы спасти меня, а для того, чтобы убить». Он приказал измерить расстояние до того места, откуда олень понес его, и было установлено, что оттуда до Катасиртов 9, где он упал, считая отклонения в разные стороны, 16 миль. После этого, не только не поймав оленя, но даже и не сумев его ранить, они возвратились во дворец, неся израненного императора. У него мучительно болели внутренности, затем началось кровотечение из области желудка, и через девять дней его постигла общая всем людям участь. Он процарствовал 19 лет и передал скипетр своему сыну Льву и Александру (Так в подлиннике), его брату, хотя и нэ настроенному по-братски 10. Их младший брат, Стефан, имел уже духовный сан диакона и был облечен достоинством синкелла 11. Царь оставил опекуном Стилиана, армянское имя которого было Заутца (он был армянином, родившимся в Македонии, подобно самому императору 12), поручив ему управление всеми церковными и светскими делами. Перед смертью Василий сказал, обращаясь к Стилиану и сыновьям: «Увы, если бы только господь не спас меня, маг и волшебник Сантаварин, отдалив меня от бога, обманув фальшивыми и лживыми речами и отвратив от праведной веры, обрек бы на осуждение, которое сам он заслужил» 13. [29]

РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ

Глава 2 О ПРАВЛЕНИИ ИМПЕРАТОРА ЛЬВА

Император Лев, взяв в руки бразды правления 14, тотчас же дал Стилиану Заутце титул протомагистра, а немного спустя и василеопатора 15 (было известно, что этот Стилиан наблюдал за управлением государством 16 и заботился обо всем). Вскоре царь, считая недостойным призвать во дворец отца Евфимия, раньше чем он сам его не увидит и не оправдается 17, отправился в храм богоматери в Пиги 18 и пришел к тому, о ком тосковал. Увидев Евфимия и склонив голову к его ногам, Лев коснулся его паллия 19 и, целуя его, пролил на свое порфирное одеяние 20 слезы радости. Поблагодарив Евфимия за силу его святой молитвы, за утешение в тяжелую минуту отчаяния и за ясные предсказания его судьбы, император заявил: «Ты внушал страх видящим и внемлющим» 21.

Отец сказал несколько слов ради спасения его души и, благословив, отпустил его. Император хотел и впредь встречаться с ним и беседовать и понуждал его прийти во дворец. Когда же Евфимий не согласился и обещал явиться лишь после четыредесятницы всечтимого и святого праздника 22, император заговорил о нуждах и устройстве монастыря и просил Евфимия сказать, чего бы ему хотелось. Тот ответил: «Мне ничего не хочется, кроме того, чтобы ты управлял подданными в духе справедливости и благочестия, милостиво и с сочувствием, и постоянно помнил о том, от скольких несчастий избавила тебя десница царя царей. Ведь он еще более станет охранять тебя, если только ты окажешься послушным его заповедям и будешь не только на словах, но и на деле проявлять заботу о божественном благе». Так Евфимий простился с императором и, напутствуя его многими молитвами, с благословением отпустил.

Миролюбивый отец наш Евфимий, испытывая затем множество тягот из-за тех, кто приходил к нему, задумал вместе со своей братией тайно бежать на гору 23. Тогда-то к нему явился почтеннейший муж, игумен святейшего Студийского монастыря Анатолий 24, умоляя воспрепятсгвовать отправке к ним в монастырь Сантаварина: ведь был дан приказ заключить его здесь, привезя из Евхаитов 25. Тот охотно согласился и, тотчас же написав письмо императору, воспрепятствовал [30] водворению Сантаварина в Студийском монастыре; место его заключения было перенесено из Далматской тюрьмы 26 в Афины, где он по приказу Заутцы был сразу же ослеплен.

Отец Евфимий, удержав почтеннейшего мужа Анатолия у себя на три дня, открыл ему свое намерение бежать. А тот, видя стекавшуюся сюда толпу обиженных на нового императора спальников Василия 27, оскорбленных членов синклита и даже слуг самого императора (проще сказать, все стремились,. как в недоступную волнам гавань, к блаженному Евфимию), возрадовался душой, славя бога, ко времени посылающего исполнителей своих заповедей. Ведь Евфимий, сострадая людям, собственноручным письмом успешно примирял их с императором; приходивших к нему он умел — согласно своему имени — от отчаяния привести к радости 28. Ведь, по слову апостола, для всех он был всем 29: для обиженных еще более обиженным или обиженным вместе с ними, для огорченных — огорченным вместе с ними и вместе страдающим; иногда же он обливался слезами, убеждая с благодарностью переносить все тяготы. Он был совершенным утешением и отдохновением,. ибо для всех он сделался всем. Император же, получая его письма, все исполнял, послушный отцу, как благоразумный сын. Видя это, сказал ему великий среди отцов Анатолий: «Если ты сохранишь с божьей помощью это сочувствие ко всем, то сможешь, оставаясь здесь, удостоиться доли святых наших отцов 30. Если только и дальше будет достаточно сильной и сохранится чистой и от сердца идущей готовность всем оказывать помощь (ведь она выше горы и обширней пустыни), господь примет милость, оказанную тобою людям». Этими и иными словами укрепив Евфимия в его сострадании к людям, Анатолий удалился, простившись с ним.

А Стилиан Заутца распалялся гневом и злобой из-за того, что видел царя постоянно кротким и склонным к добру; поэтому он стал враждебно относиться к Евфимию и старался помешать и противодействовать его просьбам. Конфисковав у многих лиц имущество, он некоторых постриг в монахи и осудил на изгнание; среди них был и бывший друнгарий Лев Катакил 31, приходившийся родственником тогдашнему патриарху Фотию 32. То же самое он совершил и в отношении других лиц, о которых я хотел бы умолчать. Самого Фотия он сразу же сверг с престола и, отправив его в позорную ссылку, принуждал к отречению 33; достигнув этого при помощи насилия, он выслал его за пределы столицы в так называемые Иерии, 34 приказав содержать в строгом одиночестве. Заутца подверг заключению не только его одного, но поступил так же со всеми его родственниками: лишил их имущества и постриг в монахи [31]. Поэтому Николай, домочадец 35 Фотия, боясь подобной участи, бежал в монастырь св. Трифона 36, расположенный вблизи от Халкидонской митрополии. Там он в большом страхе поспешил принять пострижение и священную монашескую-схиму. Впоследствии император Лев приблизил его, так как они были сотоварищами по учению и названными братьями 37, и, сочтя его пострижение великим подвигом, удостоил должности мистика 38.

Глава 3 О СТОЛКНОВЕНИИ ОТЦА С ЗАУТЦЕЙ

Такое и подобное и еще худшее совершал каждый день. Заутца, и отец, слыша об этом, вознегодовал душой и собственноручно написал императору, доводя обо всем до его сведения. А тот, получив письмо, вручил его Заутце и приказал прочитать. Заутца стал защищаться и клятвенно утверждал, что он не совершает ничего дурного или противозаконного, «Если ты действительно поступаешь во всем справедливо и благочестиво, — сказал император, — то пойди и оправдайся перед моим духовным отцом». Заутца согласился и через несколько дней отправился к отцу; увидев его, он сказал: «Не-пристало тебе, святой отец, заботиться о врагах императора и защищать их. Ведь твоя святость неопытна и совершенно несведуща в таких делах; тебе кажется, что ты правильно говоришь, однако ты не разузнал как следует об их кознях; исполнись твои просьбы — и ты вызывешь несогласие в государстве и необычайную смуту в городе. Тебе не подобает просить императора о подобных вещах и помогать его врагам». На это отвечал ему отец: «А ты, великий господин, имеющий, как ты говоришь, и опыт, и знания, разве хорошо поступаешь, когда обрекаешь на несчастия и мучения таких же, как ты, людей, добиваясь при этом только удовлетворения. своей злобы и гнева?» Заутца возразил: «Да, я поступаю весьма и весьма хорошо».

А отец сказал ему: «Согласно каким же установления» твое желание, или лучше сказать страсть, становится, по-твоему, столь правильной и благой? Согласно велению закона или учению Евангелия? Или следуя толкованиям апостолов и увещаниям отцов? Ибо всякий, кто намеревается совершать что-либо без них, слеп, незряч и нуждается в поводыре. Таков и ты, великий господин, коли ты опираешься на собственный разум и свой суд». Рассерженный этими словами, Заутца отвечал: «Вы, монахи, бездельники и не занимаетесь не чем другим, [32] как только поносите нас и клевещете на нас. Поэтому и воображаете вы, что умнее нас, хотя всякий раз, как только приходил час испытания, мы оказывались и благороднее, и выше разумом, нежели вы. Так коли ты монах, и даже святой, как величает тебя император, пребывай в келье и занимайся своими делами, не вмешиваясь в мирские. Удовлетворись же наблюдением за исходом тех событий, которые ты прежде предсказал императору, — нет теперь нужды в том, чтобы ты предсказывал и предвещал, даже если это тебе и захочется».

«Уж не чувствуешь ли ты страха, — отвечал отец, — в своем полном ненависти сердце, что я выставлю у позорного столба тайное твое властолюбие, и поэтому прикрываешься такими речами? Смотри, предсказываю тебе, что никогда ты не осуществишь своих тайных замыслов, и умрешь прежде императора Льва 39. Ибо святой господь, который защищает императора, низвергнет и уничтожит и тебя, и весь твой род, как это было открыто мне, недостойному».

Отец уже собирался кончить, когда Заутца встал, воскликнув: «О, несчастен тот день, когда я задумал идти сюда Итак, отец напутствовал нас своими молитвами, и мы уходим». Евфимий же сказал ему кротким голосом: «Раскайся, человече, в том, что ты убивал, ослеплял, разорял, ссылал; прекрати опустошение церквей и изгнание священников, откажись от этой своей дерзости. Неужели ты презираешь неизмеримую доброту, долготерпение и великодушие бога? Не обманись — бог не даст над собой насмехаться, он отметит». Воскликнул Заутца: «Старче! Тот, кто мог бы тебе иначе ответить, уподобился бы тебе». И с этими словами он тотчас же удалился.

Вернувшись к пославшему его, Заутца сказал: «Где, господин, отыскал все это твой самоуверенный и хвастливый монах?

Если внять его велеречивым рассуждениям, пожалуй, и заключенных в темнице сарацин 40 отошлешь на родину, оделив дарами, а покушающихся на твою жизнь и врагов твоей царственности одаришь блестящими титулами 41 и высшими наградами. Никогда не видывал я такого монаха, о если бы мне его и вовсе не встречать! Не имея в этих делах и малого опыта, он убежден, что хорошо осведомлен во всем и все понимает. Да будeт ведомо твоей царственности, он никогда не приобретет смирения — хотя бы в речах — покуда ты не станешь пренебрегать им и не лишишь своего великого расположения. Ибо покуда он защищен твоей любовью, он сохраняет высокомерную гордость».

Император сказал: «Я думаю, что он не таков, как ты говоришь; напротив, он неизменно благочестив и полон смирения, [33] выступая всегда поборником истины и справедливости. Коли ты не знаешь о его делах, послушай, что я расскажу. Евфимий — справедливый и святой отец, который изнурил свое тело многими испытаниями и великим подвижничеством и освободил дух от плоти; он всегда говорил мне о грядущем, словно о настоящем, — и безошибочными оказывались сказанные им слова. Поэтому мне и думается, что я не одну только царскую власть имею по его молитвам, но и самую жизнь. Несправедливым кажется мне в счастье оттолкнуть и отвергнуть того, кто дал мне утешение в пещи огненной моих неизмеримых мучений 42, особенно потому, что его молитвы и предсказания, как видишь, воистину осуществились для меня. Поэтому-то я в точности разузнаю обо всем, когда сам увижу его».

Когда наступил праздник преполовения   пятидесятницы 43, император посетил храм великомученика Мокия 44. Призванный им отец заявил, что он не может войти в город из-за множества творимых там беззаконий: «Лучше мне оставаться в излюбленном мною покое, чем говорить имеющим уши, но не слышащим». Император, услышав эти слова, промолчал. Когда же наступило святое вознесение 45, весь синклит да и все молодые 46 явились вместе с царем и новым первосвященником Стефаном 47 в храм богородицы в Пиги, и не только император стал призывать отца Евфимия, но и патриарх, упрекая, посылал за ним, — ведь и он весьма любил его. Евфимий, хотя и против желания, все-таки вышел навстречу им. Узнав о его приходе, царь направился к нему и со слезами стал оправдываться, клятвенно утверждая, что все произошло без его ведома и вопреки его воле. Испросив прощения, император пригласил Евфимия явиться в город, во дворец. Тот не соглашался, и царь едва убедил его разделить с ним трапезу. Когда же во время еды он вновь стал упрашивать Евфимия прийти в город, тот снова отказался, сказав: «Если меня смущает и огорчает то, что я слышу издали о творящейся там несправедливости, то многим больше буду страдать, своими глазами увидев оскорбленных». После этого он пробыл с ними еще немного времени и, простившись, удалился к святому Феодору 48.

Когда император вернулся во дворец, Стилиан Заутца был обеспокоен, не повторил ли отец императору все, что он предсказал Стилиану; поэтому на следующий день, войдя к царю, он сказал: «Я знаю, господин, что этот твой болтливый монах, исполненный самомнения и издавна привыкший лживо предсказывать, сообщил твоей царственности, оговаривая меня, будто я намереваюсь захватить в свои руки управление царством [34] и с этой целью наделяю своих близких родственников высшими титулами и наградами 49. Такие речи он говорил и мне, когда я посетил его. Но не прими это за правду, — мне кажется, его дерзость породила эти мысли и облекла словами». Император ответил ему: «Мне он не говорил ничего подобного и ни на что не намекал. Однако да будет тебе ведомо, что, если он что-нибудь предсказал, это непременно свершится, ибо он — муж святой и ясновидящий 50. И если ты хочешь угодить мне, изволь принять участие в его обращении к богу». Поэтому через несколько дней Заутца явился на поклон к отцу и, поцеловав его в уста, говорил о мире, просил прощения и обещал все исправить. Простившись с отцом и получив напутственное благословение, Заутца вернулся в город и стал много говорить об отце царю.

Глава 4 О ПРИБЫТИИ ОТЦА В ГОРОД ПО ПРОСЬБАМ АВГУСТЫ 51

В это время благочестивая и христолюбивая императрица Феофано 52, покинув дворец, пребывала во Влахернском храме богородицы 53, предаваясь посту и молитвам; оттуда она отправилась на моление в святой храм в Пиги. Увидев отца Евфимия, она стала просить его явиться в город и умоляла прийти во дворец, отчего, сказала она, произойдут две прекраснейшие вещи: душевное выздоровление императора и помощь несправедливо обиженным. Когда она говорила, слезы потекли у нее-из глаз, и этим она убедила величайшего сострадальца явиться во дворец после двух с половиной лет отсутствия 54. Император вышел за врата, называемые Серебряными 55, и радостно его встретил. Радушно принятый царем и всем священным, синклитом и самим почтенным патриархом Стефаном, он оставался там в течение трех дней. Тогда сказал ему первосвященник Стефан: «Почтенный отче! Так как мне еще по отцовскому дару принадлежит должность синкелла 56, я желаю, чтобы ты занял ее вместо меня, ибо ты раб божий и наш духовный отец. Не отвергни, подчинись нашему решению — ведь ты не примешь от этого никакого беспокойства или неприятностей. Право, это благое, незатруднительное и справедливое дело». Когда первосвященник кончил, император, повторив его слова и одобрив его просьбу, заклинал отца согласиться. Убежденный ими, незлобивый Евфимий принял должность синкелла и, пробыв вместе с патриархом в великом храме премудрости божьей 57 еще три дня, простился с ним и оставил храм. Прошло некоторое время, а отец все не появлялся в городе [34] и, хотя его приглашали часто, откладывал свой приход; тогда царь, постоянно жаждавший его видеть, рассердился и поручил Заутце выяснить, в чем дело. Заутца объявил об этом отцу, а когда тот не внял ему, написал следующее: «Кажется, отче, твоя святость забыла, что ты принял от царя должность и, подобно нам, которые вместе с тобою причислены к священному синклиту, не должен уклоняться от участия в обычных торжественных приемах 58. Неужели ты, чрезмерно долго пребывая в уединении, глумишься над царской властью, презирая самих императоров? Достаточно, если ты будешь пребывать в уединении в течение одного только великого и святого поста. Разве ты не знаешь слов: „Отдавайте кесарево кесарю, а божье богу"? 59. Право, лучше тебе ежедневно являться перед царями, вдохновляя их на благие дела, нежели, упорствуя, побуждать к греху. Прощай, почтенный отче.— Наставляющий тебя в этой твоей ошибке».

Прочитав это, отец огорчился и на следующий день явился в город. Тут он обратился к императору с упреком: «Нечего сказать, хорошо вы со мной поступаете, когда во вред богослужению и святой схиме причисляете меня к синклиту и к тому же требуете от меня участия в торжественных приемах. Это ли есть легкое и справедливое дело, как вы утверждали? Знай же, что теперь я ухожу, оставив все. Мне никогда не было нужды в этом, да и не будет».

Добрейший царь, смягчая его любезными словами, сказал:

«Отче, если бы мы не сделали так, то не могли бы лицезреть твой честной лик». После царской трапезы Евфимий простился с августой; он обещал являться каждый месяц и с этим удалился в свой монастырь великомученика Феодора.

Случилось так, что император занемог, и отца стали чаще вызывать, чтобы он пребывал вместе с царем; и вновь, после того как он удалялся, за ним поспешно посылали, а иной, раз не вовремя, даже в полночь, с факелами и светильниками отправлялись посланцы, неся ключ от городских ворот. Так как император тяготился расстоянием и считал, что нехорошо отцу жить вне города, то сказал Евфимию: «Отче, если твоей святости будет угодно, я передам тебе монастырь св. Сергия 60, чтобы ты, став нашим близким соседом, был с нами неразлучен».

Услышав это, отец воспротивился: «Не пристало мне напоить чужие плоды 61. Но если уж угодно твоей божественной Царственности позаботиться о моем смирении, то повели заново построить монастырь и подарить его мне. Ведь мне не годится вступать в созданное до меня чужими трудами и стараниями и все это разрушать или изменять согласно своим уставам и правилам, — как не захотел бы я, чтобы кто-либо так [35] поступил со мной. А если есть на то воля твоей царственности, позаботься о сооружении монастыря там, где я живу: ведь в городе невозможно найти место достаточно уединенное» 62. Император сказал: «Не пристало жить вне города тебе, кого я столь часто призываю; мне хочется, чтобы в городе был монастырь твой, основание которого мы с божьей помощью задумали; пусть он будет недалеко от моря, чтобы мы часто пребывали вместе с тобой и твоей братией. Итак, если бог по твоим честным молитвам дарует нам успех и даст силы 63, мы выполним твое желание и волю». Так договорившись с отцом, или, лучше сказать, достигнув полного согласия. Лев, лучше себя чувствовавший, отпустил Евфимия из дворца.

Когда,покаявшись в своих прегрешениях, по советам и молитве отца император освободился от болезни, он исповедался во Влахернском храме богородицы, возгласив во всеуслышание:

«Как пред страшным судом твоим, господи, Стоит осужденья достойный» 64,— и пролил горячие слезы, чем вернул себе духовные и телесные силы. Когда он морем возвращался во дворец и обращал свой взор вокруг, задавая вопрос за вопросом и раздумывая, где бы в городе найти подходящее для монастыря место, удаленное от шума и спокойное, Ваан, первый актер, даже не ожидая конца [его?] речей, сказал ему: «Если, господин, ты хочешь построить монастырь, нет другого места, более пригодного для этого, нежели владение 65 Катакила, близкое 65а Студийскому монастырю, весьма уютное и спокойное».

Глава 5 ОБ УСТРОЙСТВЕ НОВОГО МОНАСТЫРЯ В ПСАМАФИИ 66

Император немедленно поспешил туда и явился 67 в указанное место. Восхищенный его красотой и тишиной, он тотчас же послал за отцом. Увидев Евфимия и подойдя к обычному благословению 68, он сказал: «Вот, святой отче, с богом и место твоего отдохновения». А тот ответил ему обычным своим выражением: «Да будет воля божья», и прежде всего прошел в церковь для молитвы. В апсиде он нашел такую надпись:

«И будет последняя слава дома этого больше первой 69, — говорит господь-вседержитель». Весьма обрадованный этим обстоятельством, он вышел к императору, говоря: «Благо, господин, подчиниться твоим приказаниям и принять твое решение, словно божественное попечение и волю. Ибо сердце царево в руце божьей 70. А ты прежде часто предпочитал, чтобы наше [37] ничтожество обдумало и установило название церкви, размеры и план, поэтому-то я и осмеливаюсь просить тебя, чтобы исполнилось пророчество, древле начертанное в этом храме, и ты украсил его блеском мраморных колонн и мозаиками, увеличил и убрал этот храм, носящий имя святых чудотворцев Бессребреников Косьмы и Дамиана, равно как и стоящие по обеим сторонам часовни 71, носящие имена Предтечи и архангела» 72.

Император спросил: «А как же тогда быть с твоим прежним желанием строить храм во имя богоматери и великомученика Климента?» А он отвечал: «Да, я высказал некогда такое желание, но мне любезнее то, что бог, правящий вместе с тобой, вложил тебе в сердце». Так он сказал и весьма обрадованный выбором места многократно благословил императора; затем он отправился в монастырь св. Феодора.

А император, вернувшись во дворец и назначив надзирателей работ 73, тотчас же послал их, приказав начать строительство в соответствии с его распоряжением. Он часто приходил туда и сам руководил строительными работами. Тогда явились к отцу родственники Катакила, рассказали о его ссылке и конфискации имущества Заутцей и о том, как Катакил против воли был пострижен в монахи. «Да и монастырь, который теперь император приготовляет тебе, вместе со всем остальным враги отняли у него, хотя он приобрел право собственности на него путем покупки 74; так же они поступили и в отношении его проастия 75 на Стене 76, называемого Агафов 77. Так что, святой отче, если у тебя есть возможность, примири его с императором, и тогда будет принадлежать тебе и его дыхание, и его жизнь. Если только можешь, помоги ему».

Выслушав это, Евфимий собственноручно написал императору: «Льву, благочестивому императору и самодержцу, от ничтожнейшего Евфимия. Ты в полной мере оказывал мне идущее от души и сердца расположение твоей справедливой царственности — не только на словах, но и на деле, как раньше, так. и особенно теперь, при строительстве нового Псамафийского монастыря. Поэтому мы должны непрерывно молиться за твою царственность, и когда мы приходим туда, и когда остаемся здесь. Но знаю я, что небезызвестно твоей мудрейшей царственности свидетельство Иоанна Златоуста 78, общего отца нашего, о том, что подобен проливающему кровь любимого сына тот, кто приносит богу дары награбленные, и что отвергнет и презрит господь подобное приношение. Поэтому, если вообще у твоей царственности есть желание порадеть о моем смирении, пусть будет возвращен из ссылки владелец того участка, где ты мне возводишь монастырь, пусть, примирившись [38] с твоей царственностью, он получит за этот участок справедливую плату и передаст грамоты и документы на него 79. Иначе нам будет невозможно уйти отсюда и переселиться во вновь отстроенный монастырь. Прощай, богохранимый господин!» Император, получив послание и познакомившись с содержанием написанного, оказал в присутствии монаха, принесшего письмо: «И эту просьбу, о святой отче, твой сын исполнит». И тотчас же приказал вернуть Льва Катакила из ссылки 80.

А Стилиан Заутца тяготился этим и в глубине души гневался на святого отца. Однажды, встретив его во дворце, Стилиан сказал: «Не так уж, отче, заботься о врагах императора, не стремись примирить его с ними; это ведь не к лицу тебе, его духовному отцу, пекущемуся о его спасении» 81. Но Евфимий громко упрекнул Стилиана, что он нарушает христианские заповеди, превращая святую схиму в наказующий меч и давая возможность дурным людям так поступать. «Святой господь, человеколюбец, терпит твою дерзость, но когда-нибудь воздаст». Так сказав, он оставил его и ушел.

Когда все было выполнено по желанию отца, а лучше сказать совершилось по воле божьей, когда устройство храма было завершено и окончились строительные работы, император, благорасположенный к отцу, настоятельно заявил ему, что нужно совершить торжественный вход во храм. А тот ответил ему: «Да будет известно твоей царственности, что праздник обновления 82 по обычаю справляется в этом храме 6 мая, как мы узнали от местных людей. Поэтому, как только придет этот день, мы будем праздновать обновление, двинемся отсюда с литанией 83 и пойдем к церкви. Конечно, и твоя могущественная царственность, и почтенный патриарх будут присутствовать и участвовать в перенесении божьего престола — в меру своих сил». Добрейший царь, согласившись все сделать по его желанию, отправился к новому Псамафийскому монастырю, чтобы все узнать и осмотреть. Одобрив труды и исправив упущения, он вернулся во дворец.

Наступил месяц май, и отец собственноручным посланием уведомил императора о празднике обновления. С вечера призвав всех близко живущих монахов из богородичного монастыря Пиги :и из Аврамиева монастыря 84, он провел ночь без сна во всенощных молитвах и славословиях, не прекращая песнопений до рассвета; с «неудержимо льющимися слезами призывая посредником мученика Феодора, молил он всемилостивого бога устроить и сохранить невредимым от врагов вновь учрежденный монастырь. Когда появились императорские факельщики, все с литанией двинулись в путь; впереди несли [39] крест 85, и святое Евангелие указывало им прямые пути; с пением гимнов все пришли во вновь устроенный Псамафийский монастырь и вступили в святой храм Бессребреников. Можно было видеть самодержца 86, вышедшего им навстречу и роняющего на землю слезы радости, ибо он, бодрствуя, ожидал их прихода, призвав избранных студийских монахов и славя бога; был вместе с ним и Стефан, святейший патриарх, хотя и юный возрастом, но совершенный разумом, богобоязненный и добродетельный.

Глава 6 О ПРАЗДНИКЕ ОБНОВЛЕНИЯ МОНАСТЫРЯ И ЦАРСКИХ ПОДАРКАХ ДЛЯ НЕГО

Когда таким образом закончилось освящение божьего храма и все священнодействия, отец не пожелал выйти из храма и разделить трапезу с императором и сказал, что он не покинет храм до истечения сорокадневного срока. Так он и поступил. А император, всем чрезвычайно довольный, удалился во дворец, получив напутственное благословение отца. Почтенный патриарх Стефан участвовал в празднествах три дня в храме вместе с Евфимием и затем 87 простившись с ним, удалился. О тех испытаниях, которые блаженнейший отец наш Евфимий перенес в эти дни, никому не под силу ни рассказать, ни написать 88. Не употребляя не только вина или масла, но даже фруктов и овощей, довольствовался он едва ли не одними только антидорами 89, которые ежедневно посылал ему иерей, и водою дважды в неделю. На бок он даже и не ложился 90.

Когда же настал сороковой день и окончилась заутреня, он, прежде чем завершить обычную молитву, начал плакать и во всеуслышание говорить, и слова, шедшие из глубины души, выдавали великое умиление: «Благодарю тебя, милосердный господи, щедрый податель благих даров, состраждушдй и сострадающий! Кто я такой, недостойный и ничтожнейший среди всех людей, что так обильно изливаешь ты на мое смирение и недостойность твое безмерное милосердие? Умерь поток твоих неисчислимых даяний, удержи безмерные дары! Пусть остановится и не преступит меры щедрое обилие твоего милосердия. Оставь долю благодеяний и для будущей моей жизни. От прегрешений, которые тебе ведомы, спаси меня — не по делам моим, но по милосердию твоему. Эту вновь отстроенную ограду духовных овец твоих укрепи, сохрани неколебимой, сбереги прочной. Пусть не проникнет алчущий крови зверь [40] к этому малому стаду твоему, но будет отражен могучей десницей твоей, дабы оно сохранялось невредимым и, следуя заветам моего ничтожества, имело опору в твоей всемогущей помощи...»

[Отсутствует лист]

....император счел их невинными и так сказал о них: «Некоторые заботятся — они, пожалуй, знают, с каким умыслом — о нашей жизни и ей устанавливают предел, как будто они владеют нашим дыханием, а не находится оно в руках создателя; не знаю, откуда взяли они срок в тридцать три года. Впрочем, „ищите и обрящете" 91 и так далее, и вы удивитесь его проницательности». После этого Заутца досадовал и негодовал и клялся, что не перенесет дерзких речей отца.

Так вот во вновь устроенном Псамафийском монастыре все процветало и царил образцовый порядок и спокойствие, однако не мог враг блага, диавол, перенести это великое распространение и торжество добра и поторопился напасть [на обитель?] и погубить ее своей клеветой. И вместо радости он поверг всех в печаль, и вместо спокойствия посеял смятение и раздор. Вот каково было уготовленное им искушение. Почтеннейшая императрица Феофано, призвав отца во дворец, рассказала ему о гонениях, которым она подверглась. Она сказала, что хочет уйти из дворца и что открыла это императору. «После того как я лишилась моего любимого ребенка 92, мне нет никакой нужды оставаться здесь и терзать себе сердце. И я не прошу ни о чем другом, как о позволении пребывать мне во Влахернском храме св. ковчега 93. Им на радость я дам книгу пущения 94 — только бы исполнилось мое желание». Отец ответил ей: «Не смей, чадо мое, даже и говорить так. Не годится тебе оставить супруга и стать виновницей его блуда. Разве ты не знаешь слов апостола: „муж не властен над своим телом, но жена его, как и жена не властна над своим телом, но муж" 95. И если отпустивший свою жену виновен, то и отпустившая своего мужа такому же подлежит наказанию. Неужели ты хочешь сделаться причиной блудодеяний того, кто с юношеских лет был твоим мужем? Не делай этого, чадо мое, убеждаю тебя. Если только ты стремишься к вечному благу, постарайся достойно перенести огорчения и не становись виновницей мужнина греха. Ты ведь понесешь наказание за него перед страшным судилищем господним». Ее убедили уговоры отца, и, получив его благословение и прощение, она никогда больше ничего подобного не говорила. [41]

Глава 7 О СМЕЛОМ РАЗГОВОРЕ ОТЦА ЕВФИМИЯ С ИМПЕРАТОРОМ

Когда отец вошел к императору, тот, встретив его, сказал: «Знаешь ли ты, отче, что августа намерена покинуть нас ». удалиться отсюда?» А он ответил: «Что же тому причиной?» И сказал император: «После смерти ее ребенка она это решила». Тут отец возразил: «Не говори — ее ребенка, но скажи — нашего ребенка. Ведь я вижу, что характер речей твоих выдает недовольство и отвращение к ней. Однако не допускай и мысли, чтобы она оставила тебя когда-либо. Ведь ради испытания [твоего?], говорила она мне, что собирается пригрозить. тебе этим. И разве не знает твоя царственность, что ежели произойдет недолжное, ты будешь виновен в грехе прелюбодеяния?» Император ответил: «Не я ведь по своему желанию отталкиваю ее. Кроме того, законы и каноны разрешают мне взять другую». Отец возразил ему: «Как ей невозможно, покуда ты жив, соединиться с другим мужчиной, так и тебе нельзя сойтись с другой женщиной».

На это император отвечал, несколько помедлив: «По-видимому, не знает твоя святость, сколько страшного я из-за нее пережил 96. Придя к блаженному моему отцу 97, она возвела на меня клевету, будто я общался с Зоей, дочерью Заутцы. А каким мой отец себя [показал, послушай. Не внимая оправданиям] 98, ни простым просьбам, тотчас же он выдрал меня за волосы и, бросив на землю, избивал и топтал ногами, покуда я не стал обливаться кровью; Зою же, ни в чем не виновную, против воли приказал выдать замуж 99. Я ее никогда не забуду,. но настанет день 100, когда я смогу выказать ей сострадание».

При этих словах Евфимий изменился в лице и сказал ему:

«И впрямь ты питаешь в душе своей это нечестие? Разве ты не знаешь этих слов: «Пей воду из твоих сосудов и из колодцев твоего источника. Пусть будет собственным твоим источник твоей воды — и радуйся вместе с женой, данной тебе от юности» 101. А император ответил: «Все это я хорошо знаю, как известно и твоей святости». Тот сказал ему: «Сего ради большее примешь осуждение» 102. Император отвечал: «Всем членам синклита известно, что женился я на ней не по своей воле, но из страха перед отцом и испытывая большое огорчение» 8. На это возразил Евфимий, рассерженный и разгневанный: «Я, чадо мое, забочусь о душевном твоем спасении и боюсь, что бог от тебя отвернется, да и люди тебя осудят, и из-за этого я сержусь и уговариваю, имея благие надежды отвлечь тебя от подобного греха. Если же ты настаиваешь на своем, если помыслы твои таковы, да будет тебе известно, что я не явлюсь сюда [42] больше и от меня ты ничего не услышишь, покуда не осудишь себя и не раскаешься».

Так сказал он и, не простившись, ушел от царя. Зайдя к императрице Феофано, он объявил ей: «Хочу, чтобы ты знала, чадо мое, что близок день твоего ухода к богу, и нужно тебе пройти трудные испытания, однако сколько ты испытаешь, столько тебе и воздается. Наступил для тебя час подвига и испытания, и, если ты хочешь сподобиться вечной жизни, радостно и достойно перенеси выпавшее тебе на долю, не будь слабой, не падай духом — и святой господь будет тебе опорой. Итак, чадо мое, будь здорова: здесь ты никогда уже меня не увидишь». А Феофано, заплакав при этих словах, сказала:

«Разве ты опять хочешь затвориться в келье и стать недоступным?» У склонного к уединению отца был такой обычай: он на три или четыре месяца, а иногда и на целый год затворялся в келье, и хотя дверь оставалась открытой, он никогда не выходил, пребывая там, пока не истекал установленный срок. Боясь этого, она и просила, чтобы он так не делал. «Ты ведь знаешь, отче, — сказала она, — что нет у меня никого, кроме твоей святости, на кого бы я могла обратить свои взоры, кому бы я раскрыла печаль сердца и от кого получила бы утешение».

Сказав обычные свои слова, Евфимий. удалился из дворца. А император, ожесточенный смелыми речами отца, не послал ему обычных подарков, какие отправлял постоянно; постепенно из-за клеветы Заутцы он переменил отношение к Евфимию и лишил его своего расположения.

Немного спустя скончался блаженнейший патриарх Степан, бывший первосвященником в течение семи лет 104. Тогда-то Заутца с неслыханным рвением принялся хлопотать, чтобы был избран патриархом близкий ему человек. Ведь он боялся, как бы император не поставил во главе церкви любезного себе Евфимия. Заутца пылал против Евфимия таким гневом, что даже актеров, по обычаю выходивших к императорской трапезе, побуждал говорить против него. Первый актер, по имени Титливакий, не поддался дурному совету, хотя Заутца и посулил ему многое. Другой же, негодяй, звавшийся Лампудием, сказал: «Я такое устрою, что даже имя его всем людям покажется ненавистным и противным». Тогда Заутца ответил ему: «Посмотрю, Лампудий, как ты послужишь мне».

Когда подали на стол, Лампудий стал изрыгать по злобе своего сердца такие подлые поношения на безупречного отца нашего, что сидевшие вместе с императором покраснели, сам же царь в гневе вытолкал Лампудия и прогнал. После окончания трапезы явился Лампудий просить обещанную награду, [43] Заутца же дал ему, как. второму Иуде, 30 сребреников, а с ними он нашел подобие иудиной петли — позорную смерть. Выходя со своими друзьями из дворца через Слоновые ворота, где основана часовня св. мученика Афиногена, 105 внезапно он в судорогах упал на землю и тут же у дворца отдал душу, умерев жалкой и ужасной смертью — от кровавого поноса. Всем стало ясно, что вздорная клевета, возведенная на отца, была причиной гибели Лампудия.

Наступил ноябрь, и почтеннейшая императрица Феофано заболела во Влахернском монастыре богоматери; призвав туда отца Евфимия, она рассказала ему все о себе, так что заплакал этот исполненный сочувствия старец и ответил ей: «О почтенная госпожа и владычица моя Феофано, это последние прощальные слова: никогда больше в этой жизни ты не увидишь моего ничтожества. Но если, как я надеюсь, твой голос будет услышан в небесах, вспомни и обо мне» 106. Почтенная императрица вынула из своего ларца и передала ему священные сосуды, сделанные из яшмы, и покровы к ним, на которых она золотом вышила имя отца. Вместе с этим передала она как приношение покрывало, которым в церкви облекала голову и плечи. Впоследствии император потребовал эти священные сосуды и, дивно украсив их, вновь отослал отцу.

10 ноября почтенная императрица, покинув земной мир, ушла в небесный, к господу 107. Немного спустя скончался и Феодор Гуцуниат, муж Зои, дочери Заутцы 108; был слух, что именно она виновна в смерти августы и своего супруга.

Глава 8 О ЗОЕ, ДОЧЕРИ ЗАУТЦЫ, И О ТОМ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ИЗ-ЗА НЕЕ С ОТЦОМ ЕВФИМИЕМ

И вот отец Зои Стилиан, немедленно приведя ее во дворец, старался женить на ней императора. Став необычайно дерзким, он убеждал царя призвать во дворец отца Евфимия, — чтобы все это произошло с его благословения и одобрения. А Евфимий, весьма гневаясь и негодуя на императора, только закричал на посланцев и отправил их назад, не дав никакого ответа. Василеопатор встретил посланцев и, подучив говорить в своих собственных интересах, возбудил в царе гнев. И император тотчас же приказал посадить Евфимия в челн и против его воли и желания везти во дворец. Когда все это произошло, Евфимий без обычных почестей, даже никем не встреченный, вошел в спальню императора и сказал ему: «Я никогда не перестану говорить истину о том, из-за чего ты на меня разгневался [44], не перестану называть это нечестием и сущим беззаконием; я молюсь господу, чтобы он как можно скорей отвратил тебя от подобных намерений». Император, успокаивая его и усадив, сказал: «Выслушай, отче, и не говори таких странных вещей. Моя супруга, как ты знаешь, умерла, и мне, как и всякому, следует, согласно словам апостольским, заключить второй брак 109. Точно так же и она — я имею в виду Зою — пережила то же самое и теперь свободна. Вот что гласят законы и само повеление апостольское — кто же ты такой, чтобы сверх этого выносить решения?»

Но Евфимий стоял на своем, называя этот брак беззаконным и нечестивым. «Никто не воспротивится, если ты женишься на ком-нибудь другом, но только не на ней, уличенной в. недобрых делах. Ведь иначе все будут считать правдой то, что-говорили о ней». Сказав так, он поднялся и ушел. Рассерженный этим император призывает василеопатора. И когда тог еще больше распалил его гнев, он приказывает немедленно» сослать Евфимия в Диомидовский монастырь своего отца Василия 110, что и было сразу же исполнено.

Таким образом, отец наш пребывал в течение двух лет в этом чистом храме, в милом ему уединении. Когда же император известил его, что сожалеет о случившемся, Евфимий не удостоил посланцев ни словом, ни ответом и продолжал называть брак с Зоей 111 беззаконной дерзостью. Услышав это, царь еще более смутился. Однажды он послав протовестиария и приказал перевести отца в палаты 112 своего брата патриарха Стефана и убеждал взять с собою тех учеников, которых он захочет...

[Отсутствует лист]

«...Кого же ты велишь мне остерегаться?» Евфимий в ответ: «Мне думается, родственников твоих по жене». На это возразил император: «О святой отче, убеждаемся мы, что веемы люди, все человеки и подвержены гневу и ярости. Вот и ты признался, что, неприязненно настроенный к моей супруге, ты ненавидишь и ее родственников. А если бы ты был к ней благорасположен, то, пожалуй, объявил бы ее родню защитниками моей царственности».— «Я ведь, господин,— отвечал отец,—думая о твоем спасении и заботясь о христианах, сказал тебе о том, что открылось моему ничтожеству. А уж ты сам посмотришь, что произойдет».

Не прошло и шести месяцев со смерти Заутцы 113, еще был патриархом во святых Антоний по имени Калей 114, как Зоя лишилась жизни от ужасной болезни и головокружения 115. Тогда из дома ее отца бежал ничтожнейший юноша, евнух, обязанностью [44] которого было подносить теплую воду, родом агарянин, по имени Самона 116. Ворвавшись во дворец и разыскав самодержца, он сказал: «Если сегодня же ты не арестуешь родственников моей госпожи, то потеряешь, о господин, не только свое царство, но и самую жизнь» 117.

При этом он указал и на некоторых других придворных, действовавших заодно с заговорщиками. Когда несколько человек было арестовано, они, получив от императора обещание простить их, подтвердили справедливость всего сказанного Самоной. К тому же он показал тайник с большим количеством оружия. За это он сразу же был произведен в кувикулярии 118. Ему была пожалована и третья часть имущества тех, на кого он донес. Немного спустя Самона был назначен нипсистиарием 119.

Тогда император явился к отцу нашему с мольбой, восклицая: «Прости, святой отче, от беззаботности возникло грешное мое недоверие к тебе», и, проливая слезы, просил о прощении. Евфимий, обратившись к нему с радостными и кроткими словами, достойными слуха царя, даровал ему прощение и отпустил его. А царь сказал: «Не будет твое прощение полным, если не последуешь со мной во дворец». И Евфимий отправился вместе с ним и пробыл там три дня. Тогда император передал ему церковную серебряную утварь, и белейшие церковные одеяния, и дивную книгу в пурпурном переплете, украшенную серебром и золотом 120, которая, он сказал, была его трудами переписана. «Я дарю это для того, чтобы твоя святость и те, кто придет после тебя, никогда меня не забывали». Так, попрощавшись с императором, отец вернулся морем в Псамафийский монастырь. С тех пор и император стал часто появляться в монастыре, нередко неожиданно.

Глава 9 О НЕОЖИДАННОМ ПРИХОДЕ ЦАРЯ В МОНАСТЫРЬ

Решил царь как-то в вечерние часы 121 тайно прийти [в монастырь] и дошел до входа, ибо ворота были открыты; не было слышно обычных приветствий, и потому его появление осталось незамеченным. Собственными руками царь взял колотушку 122 и начал сильно стучать. Отец сидел вместе с братией за ужином, и, когда кончилось обычное чтение, он сказал: «Тот, кто так нещадно стучит, — ктитор» 123. Когда же остиарий 124 спросил изнутри: «Кто ты и что тебе надо?»—император ответил:

«Я из дворца и послан к синкеллу». Отец, извещенный об этом, немедленно велел монаху встретить его и сказать: «Не [46] погнушайся, господин мой и брат, кто бы ты ни был, войти и отужинать с нашим ничтожеством, затем и объявишь, что тебя к нам привело». Монах пошел и сказал это прежде, чем открыл дверь, но затем, увидев императора, смутился. Тот же, запретив сообщать о своем приходе, вошел неожиданно и у стола приветствовал отца и всю братию. Когда же монахи стали суетиться, он приказал всем сидеть, как и прежде, соблюдая и в. его присутствии обычный чин трапезы.

Отец предложил, чтобы император сел обедать с первыми из братии 125, но тот отказался, сказав: «Не следует мирянам быть выше монахов, чтобы не показалось это обидным для отцов». Так как чаши 126 были приготовлены для всех, он отыскал свою. Когда же был подан знак 127, виночерпий возгласил: «Благослови, отче!»—он, взяв кратер 128, подошел к императору, говоря: «Господин, благослови вино». Тот спросил, повернувшись: «Что это?» Ему ответил отец: «Если хочешь пить, господин, дай чашу».— «Очень хочу»,—сказал император. Когда затем красовулий был опорожнен только в его чашу, он сказал отцу: «Такова ли, отче, величина этой чаши, что она целиком вмещает содержимое медного сосуда—ни больше, ни меньше?» А тот отвечал: «Не беспокойся, господин, все получают достаточно» 129.

Затем император спросил: «Вы пьете холодное?» — «Отнюдь нет,— ответил Евфимий,— вот и подносчик теплой воды», Тут император услышал: «Благослови теплую воду», и, обернувшись, сам смешал вино и воду в своей чаше. Так как напиток стал слишком горяч, император оглядывался в ожидании, не нальют ли ему несмешанного. Но отец сказал ему: «Не принято у нас добавлять холодное вино, а каждый сразу смешивает по собственному вкусу: один потеплее, другой похолоднее». Император оказал отцу: «Отныне твой устав будет разрешать щедро вливать холодное вино в горячую воду; я обещаю-тебе это и исполню».

Отведав из чаши, он спросил: «Откуда такое вино?» Они же отвечали: «Из произведенного здесь рабами 130 твоими, господин». Тогда он сказал: «О жалкий виноград! Сколько же они ежедневно получают таких медных сосудов». Отец ответил: «Два утром и один вечером, в соответствии с размерами владений» 131. А император сказал: «Вот, отче, подарю я этому вновь устроенному монастырю владение в Пилиатике 132, принадлежавшее моей покойной жене, к которой ты был враждебно настроен,— подарю, чтобы вы постоянно поминали меня и ее. Я передам это владение по дарственному хрисовулу 133». Это он и совершил впоследствии.

Немного спустя — новые неприятности, вновь у императора [47] ссора с отцом. Узнав, что его собственный брат Александр 134 попытался устроить заговор против него, император разлучил его с женой и обрек всяким ветрам 135. Отец Евфимий непрестанно ходатайствовал, убеждал, призывал пожалеть брата и смилостивиться над несправедливо обиженной женщиной. Так как император не внимал ему, он написал собственноручно-следующее послание: «Это говорит тебе господь через меня, ничтожнейшего.— Каким судом судишь, и сам будешь судим, какой мерой меришь, и тебе отмерится» 136. А царь, прочитав письмо, разорвал и сказал принесшему: «Передай пославшему тебя: — О чем, отче, я, придя к тебе, по своему желанию говорю с тобой, о том и заботься и думай — ибо не хочу я иметь в. тебе второго Заутцу, приказывающего и распоряжающегося. Посему — сиди в своей келье и размышляй, но не суйся дальше».

Отец не столько был огорчен этим письмом, сколько обрадован приказанию пребывать в одиночестве в своем монастыре. Наступил святой пост 137, и отец наш не явился во дворец, хотя и призывал его император; так он ответил царю: «Больше, чем когда-либо, ты меня обрадовал, приказав сидеть в. уединении и размышлять о своих делах, что я с божьей помощью и выполняю, молясь за тебя и размышляя о своем». Так как его не убедили прийти, император прислал ему свечи и благовония и умолял молиться за него.

Расскажу я нечто достойное, простоты и чистосердечия отца. В те времена управлял святейшим Студийским монастырем во святых Аркадий, который настолько был славен благочестием, что сам император благоговел перед величием его добродетели. Этот муж высокой святости относился к отцу нашему Евфимию с такой дружбой и чистой любовью, что они поверяли друг другу свои мысли и чувства. В сыроястное воскресенье 138 упомянутый Аркадий, занятый благочестивыми делами, не явился к отцу, чтобы они, как это было принято, простились друг с другом. Отец же, как и всегда, с вечера помолившись и простившись с братьями, удалился в свою одинокую-келью. На следующий день, когда закончился третий час 139, явился названный игумен студийский для того, чтобы навестить, помолиться вместе с отцом и извиниться. Отец же наш любезно принял его: вышел из своей кельи и, встретив его, обнял и стал радостно говорить ему: «Благо, что ты пришел, пастырь духовных агнцев Христа! Воистину принимаю тебя, как самого предтечу» 140. Они беседовали до шестого часа и, как обычно, наставляли друг друга и побуждали к испытаниям. И сказал ему великий Аркадий: «Так как мы ничего не упустили из установленных правил, то не упустим и упражнения в [48] скромности» 141. Он тотчас же приказал ударить в било и после девятого часа купно спеть вечернюю молитву, а также приготовить стол, вино и масло, что и было исполнено. Итак, скромнейшие отцы наши, простившись друг с другом и отдав распоряжения, начали свои подвиги в дни этой святой четыредесятницы. Читанные им в первую неделю гомилии 142 Евфимий, написав собственноручно, дал нам, братии монастыря 143.

Тогда и тело Петра, во святых епископа Гордоринии 144, погребенное вне города в приморской часовне блаженного отца Николая 145, из-за страшного видения Евфимий перенес в город и прославил его и возвеличил в похвальных словах, ибо он точно узнал о его подвигах от его учеников и во время своего переезда из Селевкии 146. И прославляя многих других, и обновляя в своих гимнах память о святых, он переписывал книги и так провел свое уединение. [49]

РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

Глава 10 О ПРЕДСКАЗАНИИ, ПОЛУЧЕННОМ СВЯТЫМ ОТЦОМ, И О ПОСТИГШЕМ ИМПЕРАТОРА ГОРЕ

Наступил светлый честной праздник благовещения непорочной владычицы нашей присно девы Марии 147, и отец наш справлял его как обыкновенно. Явились к нему и упомянутый отец Аркадий, и Епифаний, муж, отличающийся святостью слов и поступков. При нечестивом Феофиле 148, претерпев заточение, побои, голод, неоднократные ссылки, Епифаний не оставил службы святым отцам Симеонию, славному исповеднику, и Григорию Декаполиту, чудотворцу 149. Он приходился отцу Евфимию родственником и, пользуясь родственной близостью, часто навещал его. Были здесь многие из монашеского чина и в том числе игумен монастыря св. Диомида. В их присутствии блаженный Аркадий сказал во всеуслышание: «Вот, отче Евфимий, возвещаю я тебе в этот радостный день, что ты будешь патриархом в Константинополе. Открылось мне это прошлой ночью. И если — по воле божьей — это случится, прошу тебя исполнить одно желание, которое я ношу в сердце». Отец сказал ему: «Назови, отче, это желание и, если господь даст силы, знай, что оно исполнится». Аркадий ответил ему: «Прошу я честную главу Предтечи» 150. А тот сказал: «Сколько я понимаю, просьба свыше моих сил,— но да будет воля божья». И добавил отец: «То, что ты нам возвестил, свято и честно — ясно, что мы этого недостойны. Но ясно также всякому, что то, о чем ты просишь,— сверхсвятое и сверхчестное. А так как от души и сердца идет желание, которое ты нам открыл, и поскольку ты вручаешь мне кормило церкви, то я уверяю твою святость, что по моей воле ты можешь надеяться иметь ее в своем святом монастыре, если только одно мое слово будет услышано. Ничего прежде этого я не скажу и не попрошу. Но как мне думается, отче, если правитель сохранит свое самоуправство и дерзость, он нас, пожалуй, вновь сделает изгнанниками».

Когда почтенные гости, попрощавшись друг с другом, расходились, славный Епифаний сказал отцу наедине: «Да будет тебе известно, владыка Евфимий, что ты сделаешься константинопольским патриархом и что император Лев вновь станет молить у тебя милости и ничего не будет предпринимать против [50] тебя, а в великий и светлый день святой пасхи он станет весьма угрюмым и печальным и испытает несказанное горе и невыразимое несчастье, так что будет плакать и горевать во время общего праздника. А я отправляюсь в Солунь проститься со св. Димитрием 151 и с тамошними учениками Симеона — отцами моими. А во время обратного пути завершится и моя жизнь». Так простившись с отцом нашим и получив у него благословение для тамошних братьев, пошел он своим путем.

Наступило воскресенье ваий 152, и отец, которого раз и другой призывали царь и патриарх, медлил, ссылаясь на слабость и утомление. Император был весьма рассержен этим и послал к нему своего пинкерна 153 с упреками. А Евфимий открыл ему, что царю грозит великое и несказанное несчастье, и заявил:

«Только творя милость и благие дела, освобождая должников. и заключенных, ты избежишь грядущего гнева». Выслушав донесение, император сказал: «Видимо, сбегаются к нему какие-то должники, и из-за этого он вновь докучает мне: а я ведь ни с востока, ни с запада не получаю дурной вести 154. Боюсь я, как бы действительно чего-нибудь не случилось, ибо он всегда говорит истину». И был император в непрестанном волнении.

Когда же наступил святой день воскресения христова 155, супруга императора Евдокия, называемая Вайана 156, умерла родами, доставив печальное зрелище и несказанное горе императору, с которым жила только год. Синклит, сочувствуя самодержцу, превратил этот радостный, светлый день в траурный. Император хотел, чтобы ее отвезли и похоронили в недавно-отстроенном по его приказу монастыре св. Лазаря 157, но этому воспротивился святой муж — тамошний игумен Иерофей, который возвратил тело во дворец, не допустив его к монастырским воротам. Поэтому-то на завтра синклит перевез его в. храм св. Апостолов 158.

Тогда император просил отца Евфимия прийти во дворец; он приказал своему посланцу передать такие слова: «Вот,. отче, мы видим, что исполнилось твое предсказание относительно меня. Так не медли же явиться на погребение, которое совершится завтра». А тот ответил ему: «Святой господь, увещание горюющим и утешение отчаявшимся 159, сам да исцелит печаль твоего сердца, даровав тебе отраду терпения. Не горюй,. ведь ты сам навлек на себя все невзгоды, ибо что заслужили,. то и получаем мы от того, кто справедливо взвешивает наши дела. Не стремись в светлый и почтеннейший день святого воскресения омрачить тобой управляемый город и заменить плачем и жалобными воплями ясную радость по поводу нашего общего спасения и воскресения. Такой поступок был бы недостойным чистой веры христиан. А ежели хочешь послушать [51] старого смиренного монаха, предай ее земле в спокойствии — что пользы ей в криках и нестройном плаче провожающих? Даже если все это будет соблюдено — ее все равно погребут в том же самом гробу. Знаю я, что ты слова моего ничтожества почтешь пустой болтовней, но судить будешь позднее».

Император, услышав это известие, несмотря на поздний вечер, тут же написал ему: «Мы видим, сколь полно осуществилось то, что давно было предсказано тобою, и мы благодарим с любовью за то, что ты писал раньше и что теперь открываешь, ибо справедливо наказание и в нас самих причина всего происходящего. Но где же прочитала твоя святость, что в день воскресения господня нельзя хоронить умерших? Я не нашел истины в написанном тобою, кроме как: — За пустую болтовню почтешь мои слова. Так я и поступлю, не послушав того, что ты мне указываешь. Завтра в присутствии синклита я предам ее земле по-царски, как и подобает царице, и объявлю этому многолюдному городу, что умерла Евдокия, царица ромеев, — объявлю, чтобы в жителях города найти себе состраждущих и сочувствующих. Ты же будь здоров, пребывай в своем уединении и молись за меня».

Отец, прочитав это послание, ответил в обычных словах и в следующее воскресенье удалился с шестью братьями в Агафов 160, избегая беспокойства.

Следует знать, что после встречи 161 папы 162 и Стилиана Неокесарийского и объединения всей церкви 163 Антоний, проведя блаженную и славную жизнь, умер в том же году 12 февраля и вместо него кормило церкви принял Николай, в то время мистик 164

Глава 11 ОБ УДАРЕ, НАНЕСЕННОМ ИМПЕРАТОРУ В ХРАМЕ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА МОКИЯ

Немного спустя наступил праздник преполовения пятидесятницы, и сам император со священным синклитом направился согласно обычаю во всесвятейший храм священномученика Мокия 165. Прибыв туда, он вошел в храм вместе с патриархом Николаем. Внезапно некий Стилиан, человек безвестный, никому не знакомый, выскочил с амвона на солею 166 и сильно ударил императора по голове палкой. И если бы удар не был смягчен (палка задела за висевшие в этом месте поликандила), император, пожалуй бы, упал мертвым — ведь и от ослабленного Удара весь он залился кровью. Всех охватил страх, и из храма стали убегать и члены синклита и служители святого алтаря 167 [52] так что возле императора не осталось никого, кроме шести человек — все они принадлежали к средней этерии. Один из них по имени Хандарис, опрокинув на землю этого негодяя, тотчас же обнажил меч и спросил: «Ударить, господин?» А он запретил, сказав: «Свяжите его покрепче и стерегите».

В тот день он очень сильно рассердился на, патриарха Николая за то, что не остался никто из его клира — ни из служителей святого алтаря, ни сам Николай. Тогда даже Александр, соправитель его и брат, хотя и не испытывавший братских чувств, сделал вид, что хочет броситься вниз с катихумений 168.

Император лечился в Петрионе 169 у моря, а дерзостный Стилиан был предан ужасным пыткам, но не назвал ничего, кроме своего имени, и был сожжен 170. Тогда император, постигнув предсказания, открытые ему отцом, стал снова искать у него поддержки, и не через кого-либо, но сам пришел, чтобы примириться. Отец радостно принял его раскаяние и даровал прощение. А император убедил его покинуть Агафоз и провести три дня во дворце.

Немногим спустя беспокойство охватило город из-за бесчинства Дуки. Он собрал заговорщиков, бежал в город Кавалу, выдерживал осаду в течение шести месяцев и перешел к агарянам 171. Хотя его многократно призывал император, посылая ему хрисовулы, полные страшных клятв, и даже собственные амулеты, он с каменным сердцем отверг эти благие призывы и предался ассириянам 172, оставив по себе у христиан недобрую славу. От этого огорчился и опечалился император, раздумывая, что же делать.

В это время явился некий перебежчик от Дуки и заявил, что у него есть известие для императора. Представ перед императором, он вручил питтакий 173, который Андроник, осажденный в Кавале, получил из царственного града; было у него еще три других. Взяв их в руки, император в раздумье изучал их содержание и почерк. Ему бросился в глаза один, который не только по складу речи, но и по почерку принадлежал патриарху Николаю 174. Император, узнав руку патриарха, изменился в лице и, дрогнув, приказал прочитать питтакий вслух. Вот что там было сказано: «Славнейшей и многодостойный Дука, будущий август 175 Андроник! Убеждаю и упрашиваю тебя: не сдавайся, не подчиняйся людям императора, не доверяй приходящим к тебе: все это обычная ложь — и то, что они говорят, и то, что пишут. Ведь еще гневается на тебя носящий сатанинское имя Самона 176. Итак, оставайся твердым и свершай дела, достойные твоего имени 177, а город скоро по моим молитвам призовет тебя. В счастье не забудь наше ничтожество. Будь здоров». [53]

При чтении писем, направленных Дуке, были названы имена. находившихся в городе лиц; император был изумлен и велел их призвать. Они подтвердили ему все, но он скрыл в себе скорбь и ничего не сказал патриарху. Был ведь тот ему названным братом и сотоварищем по учению.

Однако от патриарха ничего не скрылось: ни поступки, ни слова — некоторые из спальников сообщили ему обо всем. Напуганный этим патриарх сделал вид, что соглашается с императором и помогает во всех задуманных им делах — настолько, что Константина, рожденного Зоей 178, нового императора, он в Великой церкви и принял и крестил своими руками, несмотря на сопротивление Епифания и Лаодикийского 179 и некоторых других митрополитов. Считаясь воспреемником этого юного Константина, отец наш Евфимий присутствовал там, но из-за старости его и слабости плоти приказано было Самоне нести юного императора. Там-то и сказал отцу Евфимию патриарх Николай: «Вот, святой отче, этот ребенок, которого ты видишь,— плод молитвы. Ведь и среди нашего поколения есть люди, воистину рабы божьи. Это мы приказали семи священникам столько же дней пребывать в святом этом и великом храме премудрости божьей и ежедневно приносить в божьем алтаре молитвы, и сделали так, что царь обрел желаемое. И вот мы радуемся вместе с ним, получившим милого сына».

Тогда патриарх, желая еще больше сблизиться с императором (ведь они были связаны цепью своих грехов), стал ежедневно доносить царю все то, что говорили ему митрополиты, и пытался давать советы, и противопоставлял то, что он сказал им, и объяснял, как каждого митрополита он привлечет на свою сторону. И вот он согласился в праздник обновления великого храма во дворце 180 совершить вместе с императором вход 181 и обещал, даже не дожидаясь этого, еще во время праздника преображения господня 182, немедленно принять его 183 в церковь. Это он объявил при многочисленных свидетелях, однако миролюбивейший император, стремившийся к умиротворению церкви, отложил вход, сказав: «Если я не увижу прибывших римских епископов 184, я без них не послушаюсь Вашего разрешения войти во храм». Но патриарх по-прежнему говорил: «Я позволю императору войти, не заботясь ни о ком и не дожидаясь послов ни из Рима, ни с востока». И он показывал книгу, говоря, что она целиком состоит из посланий великого Афанасия 185. Ссылаясь на нее, он сказал: «Если этот отец, которого остальные отцы называли учителем и наставником, считал, что не подлежит эпитимье третий брак, чего же мне бояться, разрешая четвертый с эпитимьей? Я буду суетным и бесчестнейшим, если допущу какую-нибудь отсрочку, или [54] стану кого-нибудь слушать, или буду ждать прибытия римлян,— нет, я все равно позволю императору войти в церковь». Так бы все и случилось, если бы некий скверный и злой демон не раздул бы в церкви пламя, о котором речь пойдет ниже.

(пер. А. П. Каждана)
Текст воспроизведен по изданию: Две византийские хроники. М. Изд-во вост. лит-ры. 1957

© текст - Каждан А. П. 1957
© сетевая версия - Тhietmar. 2002
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Изд-во вост. лит-ры. 1957