СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ПРИСК ПАНИЙСКИЙ

СКАЗАНИЯ ПРИСКА ПАНИЙСКОГО

ПРЕДИСЛОВИЕ.

ЖИЗНЬ ПРИСКА.

О жизни Приска ничего почти неизвестно, кроме тех немногих данных, которые находятся в предлагаемых здесь отрывках его исторического сочинения. Из других источников мы знаем только, что он родился в Пании, городке Фракийском, лежавшем на северном берегу Мраморного моря, и был ритором и софистом ¹. Эти наименования ритор, софист, показывают, по справедливому замечанию Нибура, что он не был адвокатом, но был преподавателем ораторского искусства ². Из исторического труда Приска мы [2] видим, что один из первых сановников Феодосия младшего, Максимин, отправляемый послом к Аттиле, попросил Приска поехать вместе с ними к владыке Гуннов, на что Приск и согласился ³. Это было в 448 году. Посольству поручено было императором Феодосием младшим — убедить Аттилу не нарушать мирных договоров, тем более, что беглецы, в силу договоров, этим самым посольством ему возвращаются. Такова была официальная сторона посольства, заключавшаяся в грамоте и в изустном поручении Византийского двора. Эта-то одна сторона и была известна посланнику Максимину и советнику его Приску. Двор скрыл от них затаенную цель свою. Изо всего повествования Приска видно, что ни Максимин, начальник миссии, ни сам Приск, второе лицо по нем, знать не знали о заговоре Феодосия на жизнь Аттилы. Между тем Аттиле, через посла его Эдекона, искренно или притворно участвовавшего в посягательстве Константинопольского двора, известны были меры, принятые двором против него. Это обстоятельство, что Аттиле известны были замыслы иноземного двора, а отправляемому от этого двора посольству — не известны, поставило посольство в двусмысленное отношение к государю, при котором оно было аккредитовано. Поэтому Аттила выслал некоторых из своих сановников к прибывшему уже посольству — объявить, что если ему нечего более сообщить, кроме того, что в грамоте, то немедленно бы удалилось. При этом Гуннские сановники показали посланнику, что знают содержание грамоты. Но посланник требовал аудиенции у Аттилы. Получив отказ, он собрался было отправиться обратно, как Приск, наш историк, выручил его из беды, уговорив Аттилина сановника Скотту исходатайствовать посольству дозволение видеться с владыкой Гуннов ⁴. Это свидание — дело Приска. Из его простого, правдивого рассказа видим умение подействовать на Азиятца Скотту, и понимаем, что недаром упросил его Максимин ехать вместе в Гуннскую орду. Разумеется, ни подарки, ни личность Максимина [3] и Приска, ни возвращенные беглецы, ничто не могло укротить гнева Аттилы, который имел списки остававшихся в империи беглецов, и который знал во сколько была оценена его жизнь.

Приск прямо не говорит, в каком качестве состоял он при посольстве; но из его рассказа читатель замечает, что поесть постоянно с ним совещается, а иногда посылает его для переговоров или для отдачи даров. Приск присутствует на аудиенции Аттилы, хотя и в качестве второго лица. Он приглашен Аттилою к обеду вместе с посланником.

По окончании сношений с Аттилою Максимин возвратился в Константинополь, а с ним и Приск ⁵. Через год или два (в 450 г.), уже в царствование Маркиана, наш автор находился в Риме, где видел юного князя Франкского, поддерживаемого политикою доживавшей свой век Западной империи, против старшего брата его, который заключил союз с Аттилой ⁶. По всей вероятности Приск был тут не без дела. Если переменить обыкновенное чтение presbeuomenon, относящееся к посольству юного князя Галльского, на presbeuomenoi, что будет относиться к посольству Приска, как это делает Нибур ⁷, то такое изменение ни к чему не поведет. Не говоря уже о том, что это изменение совершенно произвольно, если и допустить его, останемся все-таки в неизвестности на счет цели такого посольства.

Спустя еще года три, в царствование того же Маркиана, наш историк был мимоездом в Дамаске, опять при Максимине, который является тут полководцем ⁸. Они отправлялись в Фиваиду, где нужно было смирить новые, грозные набеги Влеммиев и Нувадов (Нубийцев), и тем обеспечить самую южную границу империи. Тут Максимин энергическим [4] характером своим довел этих неприятелей до выгодного для империи мира. Но вследствие внезапной смерти его, мир нарушен и варвары опять поднимают голову ⁹. Возвращаясь из Фиваиды, Приск был свидетелем, в Александрии, ужаснейшего мятежа. Он содействовал его усмирению, дав совет Александрийскому губернатору Флору, возвратить горожанам выдачу продовольствия, право пользования зрелищами и банями, которые у них были отняты за мятеж. Еще находим Приска участвующим в переговорах, происшедших в 456 г. между Византийскою империею и Колхидою (нынешнею Мингрелией), которая в то время находилась в вассальной зависимости от империи. Участником своей власти сделал Приска магистр двора (magister officiorum) Евфимий, по званию своему соединявший в себе власть министра иностранных дел и начальство над царским двором, и по рассудку и дарованиям, пользовавшийся большим доверием у императора Маркиана. Тогдашнее требование правительства состояло в том, чтоб из двух государей, разом царствовавших в Колхиде, один отказался от престола. Это требование, основывавшееся на старинных договорах, и было исполнено ¹⁰. Вот почти все, что мы знаем о Приске из Приска же.

ХАРАКТЕРИСТИКА ПРИСКА.

Очень жаль, что нам так мало известно о таком рассудительном, энергическом государственном человеке, каков был Приск. Независимо от доверия к нему своих: Максимина, Флора, Евфимия; независимо от того влияния, которое он имел на Гуннских вельмож, братьев Скотту и Онигисия; уже одно то, что двор не впутал его в свой преступный замысел — говорит в его пользу. Вообще это личность, вселяющая к себе полное доверие. Посмотрите, как охотно, как откровенно тот Грек, что водворился на Гуннской земле, встретившись с Приском, пересказывает ему свою судьбу и [5] высказывает свой мрачный взгляд на тогдашнее положение Византийской империи. Несмотря однако ж на то доверие, какое поселил он в пленном Греке одним своим видом, в возражении, которое он делает этому Греку, он является лицом официальным, истым дипломатом, и всемерно силится оправдать правительство от нападков, впрочем справедливо на него взводимых. Чтоб постоять за своих, Приску пришлось представить вещи в том виде, как они на бумаге, в пресловутом Римском Праве. Но Грека нелегко провести даже и Греку: незнакомец отвечал Приску: «законы Римские хороши, а начальство худо, не исполняет их» ¹¹. Однако ж эти слова произнесены были сквозь слезы, а довести до таких слез нелегко человека, довольного своей материальной обстановкой.

Взглянем на Приска, как на историка. Еще прежде, чем подвергнуть его критико-исторической поверке, уже чувствуешь, что он передает либо то, что видит, либо то, что знает из достоверных источников, и передает то и другое с полным пониманием дела. Как историк, он похож на тех людей, на которых мы, с первого взгляда на них, готовы положиться, как на людей изведанной правды. Представляя столкновение образованного, хоть и переродившегося мира Греко-Римского с миром грубым, полукочевым, выступавшим из степей и дебрей, он и не бранится безотчетно с варварским миром, как желчный Эвнапий, но и не идеализирует его подобно великому Тациту. Он описывает факты отчетливо, подробно, как внимательный самовидец; он разъясняет пружины с основательным знанием дипломата. Отчетливостью своею, желанием и уменьем сообщить только то, что верно и положительно, он достигает замечательного результата: показывает нам такую картину, в которой, при верности исторической, находим и много драматического. Вы видите у него Аттилу во всей надменной неприступности и во всей мелкой податливости Азиятского деспота, смотря по тому, какие побуждения заставляют его действовать. [6] То он формалист, когда не терпит, чтоб Римская посольская ставка раскинута была выше его ставки; то он справедливый судья своего народа. То воздержный хозяин-хлебосол; то султан-многоженец. Все это в отдельных картинах: и однако ж кончите чтение и вы увидите живого Аттилу. Когда он историк, он перестает быть дипломатом: он выставляет потомству и притеснения, происходившие в империи по поводу налогов, и гнусную интригу, задуманную против Аттилы, и нападки Грека на язвы отечества, и свой дипломатический ответ, и наконец самую двусмысленность и щекотливость своего положения, когда он вместе с Максимином составляя посольство, не знал, что в самом посольстве таятся люди, аккредитованные правительством на заговор против Аттилы. Он один из тех редких людей, которых можно назвать историками по призванию.

ОТЗЫВЫ О ПРИСКЕ:

1) Нибура, 2) Гизо, 3) Тьерри (Ам.), 4) Венелина, 5) Бернгарди.

Приск постоянно пользовался уважением и симпатией первостепенных ученых. Приведем лестный отзыв Нибура: «Этот писатель, говорить он, далеко превосходит историков последующего века. Никому из историков лучших времен не уступает он дарованием, верностию, рассудком. Слог его изящен и довольно чист, чем заслужил он похвалу и современников и потомков: ему достались похвалы знаменитых мужей — Валуа и Гиббона» ¹². После отзыва первого исторического критика упомянем и Гизо, который нашел нужным представить слушателям и читателям своим весь отрывок об Аттиле, в дополнениях к своим знаменитым чтениям ¹³. Амедей Тьерри, в мастерском труде своем об Аттиле, избрал Приска главным своим источником. «Я желал, говорит Тьерри, схватить живьем черты великого варвара, до миража, производимого пылью веков между [7] историческими лицами и потомством, того миража, которому Аттила подвергся больше всякого другого. У меня был тут верный вожатый — Приск. Известно, что этот ученый Грек, который состоял при миссии, отправленной в 448 г. Феодосием II под начальством Максимина к Аттиле, посетил всю при-Дунайскую Гуннию, и вошел в близкие сношения с Аттилой и с его женами; известно также, что рассказ о миссии, в которой он находился, сохранен почти in extento в любопытном сборнике о Римских посольствах. Но не довольно хорошо известно то, что Приск, человек умный и толковый, наблюдатель настойчивый и тонкий (homme de sens ei d'esprit, observateur opiniatre et fin), оставил нам рассказ, столько же занимательный, сколько и поучительный, свидетельствующий, что качества, обессмертившие Иродота, не погасли в Греческих путешественниках V в. Приск и сделался исходною точкой наших исследований». Дальше, Тьерри делает любопытный параллель между Приском и Иорнандом. «Тут уж точка зрения не та, что в Приске, замечает он. Иная картина человека и времени. Рассматриваемый в прошлом, на расстоянии целого века, сквозь сильно опоэтизированные предания Готов, Аттила является не более великим, чем в Приске, но более диким: это какое-то принужденное, театральное варварство: он утратил много исторической действительности. Со всем тем картина Иорнанда имеет особенную ценность для истории: в ней видим то скрытное брожение, которое с тех пор уж совершалось в Германском предании, и которому надлежало примкнуть к циклу Тевтонских поэм об Аттиле» ¹⁴.

Покажем и невыгодные суждения о Приске, Юрия Венелина и Годфрида Бернгарди, Вставляя рассказ Присков о польстве к Аттиле почти в целости в свои исследования о Болгарах, Венелин говорит: «Сии записки с первого взгляда покажутся здесь неуместными; но как они писаны очевидцем, совершившим путешествие посреди Гуннов, и срисованы так сказать с натуры, то для взыскателя и народописца они [8] драгоценный подарок» ¹⁵. Казалось бы и похвала; подождете: вот что говорится в другом месте: «Отдавая полную цену (какую, неизвестно?) запискам Приска, нельзя однако не заметить его непростительного нерадения к подробным наблюдениям над сим народом (Гуннами) и его явного нелюбопытства. Кажется, он описал только то, что попадало под его глаза, а о прочем и не думал, и, заметьте, не только не означил имени ни одного селения, чрез которые проезжал, не полюбопытствовал не только осмотреть, но даже не наименовал столицы Аттилы, места своего посольства! Следствием сего нерадения было то, что впоследствии ученые не могли определить решительно места сего города» ¹⁶. Вот приговор Венелина. Мало ли подробностей у Приска, об этом предоставляю читателю самому посудить из предлагаемого перевода. Странно, что Венелин утверждает это после того, как выписал 30 страниц из Приска, где почти все подробности. Несправедливо также о Приске сказать, будто он писал только то, что видел. Умалчивая о той части его истории, которая вне его рассказа о посольстве, так как приговор Венелина касается только этого рассказа, обратим внимание читателя на то, что и в этой части историк говорит в о таких предметах, которых не видал: о походе сына Аттилина, на другие Гуннские племена, о давнишнем походе Гуннов в Персию, о том, на каких языках говорят жители Аттилина царства, о судьбе архитектора-банщика, о судьбе Грека, о предмете миссии западно-Римской, о заговоре евнуха с послом Аттилы, и о многом подобном, что все было известно ему вследствие короткого знакомства с текущими делами государства, с архивами и вследствие расспросов, которые надо вести умеючи. Сообщая нам о суде Аттилы над подданными, историк описывает не одну только его личину. Когда заметил особенную ласку Аттилы к младшему сыну, он не замедлил разузнать в причину этого; услышав [9] песни, он не только передал то впечатление, которое они производили на слушателей и игру их лиц, но и содержание песен и т. д. Как же Венелин говорит, что Приск «не мог познакомиться с народом короче, ибо не понимая языка, поневоле был глухим ко всему его окружавшему?!» ¹⁷. Венелин, увлекаясь любимыми мыслями и беспрерывными натяжками, иногда однако ж попадает метко: так меток, по-видимому, его укор Приску, что он не называет по имени посещаемых им местностей: но не должно забывать, что текст Приска дошел до нас в извлечениях, составляемые с особенною одностороннею целью, и что в подобных случаях историческая критика, предоставляя исследователю суждение о том, что есть в авторе, не позволяет судить о том, чего в нем нет.

Бернгарди причисляет Приска к тем писателям V века, «которые дают нам верное, беспристрастное, легко читаемое изображение придворной истории и иностранной политики: та и другая передается этими писателями с верным взглядом на дурное положение империи, и с свободным с их стороны приговором, но с слишком большими подробностями. Так Приск почти что наивен; значительнее его Малх и Зосим» ¹⁸. В приговоре Бернгарди Приск, как описатель Аттилы, Феодосия, как этнограф-наблюдатель Гуннов, Нубов — исчез: вы только видите, отчасти простодушного рассказчика придворных интриг и дипломатических сношений, отчасти строгого их судью. Он поставлен ниже Зосима, который все почти заимствовал из других историков, тогда как Приск пишет либо по верному наблюдению, либо по точном расспросе лиц сведущих, либо на основании знакомства с государственной перепиской и с архивами.

СОЧННЕНИЯ ПРИСКА.

Из трудов Приска немногое до нас дошло. По свидетельству Суиды он написал риторические упражнения (meletai [10] rhtorikai) и письма (epistolai), также Византийскую историю и деяния Аттилы в 8 книгах (istoria Buzantiakh) (вариант: Buzantinh) kai ta kata Atthlan (cod. ’Attalon ошибкой) en biblioiV oktw). Первые не исторические сочинения до нас вовсе не дошли. Относительно исторических возник вопрос: одно ли это сочинение или два? Нибур не сомневается, что это одно и то же сочинение; а что если б было два, то и в таком случае должно было бы полагать, что те выписки о посольствах, которые относятся к Приску, заимствованы из обоих. Он почел нужным сохранить заглавие: История Готфская, которого нет в Суиде, потому что не сомневался, что таково было заглавие в древнем сборнике. Он предполагает, что в истории Приска, как и в истории Прокопия, каждая часть имела свое особое заглавие: одна часть называлась: история Аттилы (как у Суиды), другая — история Готфская (как в сборнике), но что какой-нибудь невежда отнес оба заглавия ко всему труду ¹⁹. Карл Мюллер, держась главной мысли, что это одно в то же сочинение, замечает: «Выписки о посольствах народов озаглавлены: Priskou ritoroV kai sojistou istoriaV BuzanthkiV eklogai, между тем как выписки о посольствах Римлян имеют заглавием: Priskou ritoroV kai sojistou istoriaV GotJikhV ekklogai: следовательно эта последняя часть сочинения Прискова, заключая в себе преимущественно сношения с Готфами или Скифами и с Гуннами, могла иметь заглавьем istoria GotJikh хотя бы это заглавие надписано было самим автором, хотя бы извлекателем» ²⁰. Но все это одни догадки Нибура и Мюллера. Итак, оставив в стороне толки о том одно ли историческое сочинение писал Приск или два, мы скажем только, что целое историческое его сочинение нам не сохранилось. Оно дошло до нас в отрывках, помещенных в двух отделах (титулах) известного Константиновского сборника. Попав в два отдела этого сборника, история Приска была разбита на две части; все что подходило в ней под категорию посольств Римлян к народам, попало, рядом [11] с отрывками других историков по этому предмету, в отдел сборника, имеющий это заглавие, т. е. в 27-й ²¹; а все то, что относилось к категории посольства народов к Римлянам, вместе с подобными отрывками других историков, помещено было составителями Константиновского сборника в отдел, имеющий это последнее заглавие; по предположению Нибура это был отдел либо 26-й, либо 28-й ²².

РАЗНЫЕ ИЗДАНИЯ ПРИСКА:

1) Урсина, 2) Гёшеля, 3) Лаббэ, 4) Венецианское, 5) Нибура и Беккера (Боннское), 6) Мюллера (Дидотовское).

Отрывки Приска, заключавшиеся в этих двух отделах сборника Константина Порфирородного, были впервые изданы вместе с отрывками других писателей, вошедших в эти отделы, Урсином: ’Eklogai peri presbeiwn Excerpta de legationibus F. Ursinus. Antv. 1582 ²³. Второе издание выписок о посольствах, а следовательно и Приска принадлежат Гёшелю Excerpta de legationibus. D. Hoeschel. Aug. Vind. 1603. Оно очень важно, потому что Гёшель пользовался двумя кодексами — Баварским (Bavaricus, s. Boicus, s. Monacensis), который был им тщательно списан, и Шоттовым (Schottanus), который потом пропал ²⁴. Тут находим варианты по обоим спискам и поправки Гёшеля. После него никто уж не издавал этих эксцерптов по самому кодексу Мюнхенскому, а держались Гёшелева текста. Так они перепечатаны по Гёшелю в 1-м томе старого Парижского издания Лаббэ: Corpus historiae Byzantinae. Paris. 1648. Сюда вошли однако ж кроме разночтений и исправлений Гёшелевых, еще исправления и догадки, плохие Кантоклара, и отличные Валезия, ученых современных первому Парижскому изданию. Венециянское издание 1729 года есть только [12] повторение этого последнего, а потому и первый том его, в котором Приск соответствует 1-му тому Парижского. Целое сокровище для Константиновских выписок находим во втором томе Scriptorum veterum nova collectio. Romae. 1827, знаменитого кардинала Анджело Маи. В палимпсесте Ватиканском нашел он множество никогда прежде не изданных выписок, принадлежащих к Константиновскому отделу о мыслях: тут выписки из Дексиппа, Эвнапия, Петра, Менандра: а из Приска, к сожалению, нет ни одной. Из небольшого старинного Греческого предисловия, предшествующего тут отрывкам Эвнапия, видим, что в списке Ватиканском перед Эвнапием стоял Приск. Составитель этого Греческого предисловия объясняет читателю, что «не по незнанию хронологии поместил он Эвнапия после Приска, — это было бы делом глупца; — но что вынужден был к этому необходимостью, потому что есть богачи, которые сидят на книгах своих, как собака на сене» ²⁵. Значит был Приск в списке Ватиканском. Притом Рафаил Волатеррский (Volaterranus) в XIII книге Антропологии некогда утверждал, что потерянная Прискова история хранится в Ватиканской библиотеке. Маи полагает, что так как после Волатеррана, при папе Клименте VII, эта библиотека была неприятелями опустошена, то тогда же мог погибнуть в Приск. После долгих поисков Маи убедился, что в настоящее время никакого Прискова сочинения в библиотеке Ватиканской нет ²⁶. Поэтому и Боннское издание, обогатившее Константиновские выписки, бывшие в старом Парижском издании, выписками, найденными в Ватикане, к Приску могло прибавить лишь нисколько выдержек из словаря Суиды, где этот последний приводит слова или известия Присковы. Текст исправлен по соображениям и догадкам Нибура, Эм. Беккера, Классена, с обозначением, как при этих поправках, так и при поправках старинных комментаторов (XVII в.), кому что принадлежит. Под вульгатой (vulg. или v.) разумеет Нибур такое чтение, которое истекло [13] из Гёшелева издания, и распространилось через старое Парижское и Венециянское ²⁷. Главные грамматические поправки сделаны Беккером, в чем Нибур до такой степени подчинялся его авторитету, что вовсе и не вносил своих заметок, коль скоро замечал, что они не нравятся его сотруднику; он соглашался на поправки Беккера даже и тогда, когда подозревал, что этим исправляются не описки переписчиков, а недостатки писателей, которых язык испорчен влиянием эпохи. Мы здесь повторяем собственное признание Нибура: объяснить же это можно только известною горячностью Нибура к друзьям, доходившею подчас до отречения от собственного взгляда, особенно в вопросах филологических. К такому роду поправок относится помещение будущего вместо аориста первого, вставка члена там, «где того требуют рассудок и здравое употребление», изменение косвенных падежей местоимений ode и outoV на такие же падежи местоимений toiosde и toioutoV ²⁸. Не беремся судить, законны ли такие поправки и жалеем о заметках Нибура, не вошедших в Боннское издание. Большая масса старых и новых исправлений с обозначением имени каждого труженика дает рецензии первого тома Боннского издания значительное превосходство над рецензиею первого Парижского. Наконец еще один раз напечатан Приск вместе с многими другими историками Византийскими, вошедшими в состав Константиновского сборника в 4-м томе Fragmenta historicorum Graecorum, вышедшем в свет в Париже в 1851 году, по желанию и на счет Дидота ²⁹. Нельзя обвинять издателя, Карла Мюллера, за то, что он принял Боннский текст Приска, не выставляя ни разночтений, ни догадок (за немногими исключениями): если б он допустил разночтения и догадки при всяком из нескольких сот историков, которых отрывки собраны им всего в 4-х томах от Экатея до Иоанна Антиохийского, на протяжении более тысячелетия, то сборник его разросся бы еще на несколько томов. Приск [14] дополнен тут только одною ссылкою на него церковного историка Эвагрия ³⁰; розыски же, сделанные в Эскуриале, так много пополнившие других историков, ничего не прибавили к тексту Приска ³¹. Скажем об одном нововведении Мюллера. До него, Приска издавали в той форме, как он найден в Константиновском сборнике, а именно, ряд выписок о посольствах Римлян к народам отдельно от ряда выписок о посольствах народов к Римлянам. Нововведение Мюллера состоит в том, что он все выписки из Приска обоих отделов Константиновского сборника перемешал, и расположил в хронологическом порядке упоминаемых в них событий. От этого читаем у него Приска, по возможности, ближе к его первоначальному виду, и следовательно историческая связь событий нам яснее. В этом труде своем Мюллер мог быть облегчен во-первых тем, что уже в первом Парижском издании Валезий (Валуа) объяснил, в примечаниях, какую выписку после какой должно читать, для того, чтоб сохранившиеся в Приске факты получить в порядке хронологическом; а во-вторых тем, что хронологически данные были проверены и пополнены Нибуром ³². Таковы заслуги разных ученых по изданию Прискова текста. Перейдем к переводам.

ПЕРЕВОДЫ:

1) Кантоклара (Латинский), 2) Классена (Латинский же), 3) Французский, 4) Венелина (Русский), 5) С. Дестуниса (Русский).

Первые два издания Урсиново и Гёшелево не имели перевода. Первый перевод Приска, сколько нам известно, был Кантокларов (Cantoclarus, Champclair) — Латинский, приложенный к старо-Парижскому изданию 1648 г. Неверность этого перевода замечена была почта всеми, кто только прикасался к Приску, как к историческому источнику. Уже Валезий в [15] примечаниях своих, в этом же издании помещенных, переводит несколько мест, как следует. В конце прошлого века Штриттер в своих Memoriae populorum, помещая отрывки из Приска на Латинском языке, налагает их иногда в исправленном виде — в сравнении с переводом Кантокларовым. Перевод, приложенный к Боннскому изданию, есть почти заново исправленный Классеном перевод Кантоклара. Нибур говорит, что Классен ничего больше не мог сделать, как отстранить ошибки; а что сделать Латинскую речь для читателя приятною было невозможно ³³. Тот же перевод и у Мюллера, кроме редких изменений. Промахи Французского перевода, приложенного к 5-му тому Histoire de la civilisation de France, par Guizot 1835, указаны были отцом моим в примечаниях к отрывку из Приска, помещенному им в Русском переводе в Жур. М. Н. П. 1840 г. Венелин перевел тот же отрывок, как он сам говорит, по Штриттеру ³⁴, и издал его в 1829 в Историко-критических изысканиях. Некоторые недостатки Венелинова перевода, читатель можете видеть в наших примечаниях... Подробные пересказы, почти переводы, Гиббона и Амедея Тьерри, содержат в себе много неверного, как это показано, относительно первого в упомянутых примечаниях отца моего, а относительно второго в нашем комментарии см. прим.... Вернее всех известных мне переводов — это перевод на Русский язык отца моею, сделанный им по поручению бывшей Российской Академии. Отрывок его помещен был в Ж. М. Н. П., как мы уже сказали, а остальные части оставались доселе неизданными.

КОММЕНТАРИЙ К ПРИСКУ.

При изданиях Приска подробного комментария на него нет: дельные примечания Валуа, всего на 4 страницах Парижского издания, целиком перепечатаны без всяких дополнений через полтораста лет и в Боннском; некоторые [16] из них попала и в Мюллерово (Дидотовское). Историки и этнографы, находя в Приске верный материал, хоть и пользовались им, но пользовались, кажется, не довольно. К объяснению его другими источниками не приложено старания. Потому мы и решились представить попытку такого комментария, держась по возможности фактов положительных и избегая догадок. Мы не станем излагать в предисловии, какими источниками мы руководствовались; по разбросанности материала, его трудно сгруппировать; повторять же те указания, которые читатель найдет в самом комментарии, незачем.

НАШЕ НАМЕРЕНИЕ.

Кстати сказать еще несколько слов о моем труде. Я держусь текста Боннского, как лучшего; порядка Мюллерова, как представляющего текст, в хронологическом порядке ³⁵; перевода покойного отца моего Спиридона Дестуниса, просмотренного мною по тексту, с поновлением слога; комментарий предлагаю свой, основанный отчасти на источниках, отчасти на исследованиях.

СКОЛЬКО ЛЕТ ОБЪЕМЛЕТ ПРИСКОВА ИСТОРИЯ?

Наконец остается указать на объем Присковой истории. «С какого времени начинает свою историю Приск, этого решить нельзя, говорить Нибур. Но в его сочинении не упоминается ни об одном происшествии, которое бы предшествовало 433 году. Эвагрий пишет ³⁶, что Приск рассказывает об убиении Аспара и его детей, последовавшем в 471 г., на 15 году царствования Льва. Из этого можно заключить, что [17] так как Малх начал свою историю с 474 года, или 17-го года царствования Льва, то Приск на этом последнем году и остановился» ³⁷. К этому остроумному замечанию Нибура присоединим не менее остроумное наблюдение К. Мюллера. «Третья книга Приска, говорит он, продолжается до возвращения Максиминова из Гуннского посольства обратно в Царьград (448 г. до P. X.). Следовательно в остальных 5 книгах (всех восемь) Приск излагал исторические события на протяжении двадцати шести лет. Если допустить, что и предыдущие книги заключали в себе по стольку же лет, так что в них помещалось до 15 лет, что вероятно, то будет правдоподобно и то, что автор начал историю свою с 433 года, когда Аттила принял царство, и что поэтому первый (по времени) отрывок (Приска) заимствован почти из начала его сочинения» ³⁸.

С.-Петербург, 14 сентября 1858 г.

Комментарии

1. По названию своей родины Приск прозван Панитом или Панийцем (PanithV). Суида в слов. PriskoV и Panion. В Хронике Пасхальной p. 588 ed. Bon. он назван o Frax — Фракийцем. Соображая эти известия, справедливо заключают, что он был из того Пания, который лежал на северном поморье Пропонтиды, близ Ираклии. Суида называет его софистом (в сл. PriskoV), а Эвагрий ритором Historia Eccles. I, 17, V. 16. Смотри приведенные ниже отрывки обоих писателей о Приске.

2. См. статью Нибура De historicis и проч. в I Т. Боннского издания Византийцев, стр. XXIX.

3. См. ниже рассказ самого Приска. Отрывок 8.

4. Отрыв. 8.

5. Отрыв. 8.

6. Отрыв. 16. Мюл. р. 99.

7. Стр. 152-я Боннского изд.; стр. 99. Мюл. (Didot).

8. Отр. Мюл. 20. р. 100.

9. Отр. Мюл. 21. р. 100.

10. Отр. Мюл. 26. стр. 102.

11. Отр. Мюл. 8. стр. 86-88.

12. De historicis etc в I. Т. Бон. изд. стр. XXVIII.

13. Histoire de la civilisation de la France par Guisot, t V.

14. Histoire d'Attila etc., par Amedee Thierry. Т. I. стр. VI и VII.

15. Историко-критические изыскания Юрия Венелина. Т. I. Москва. 1866 г. стр. 111.

16. Там же, стр. 142.

17. Там же, стр. 123.

18. Grundriss der Griechischen Literatur. G. Bernhardy. 2-te Bearbeitung. 1-ter Theil. Halle. 1852. Стр. 564.

19. De historicis etc. 1-й Т. Бон. изд. Стр. XXVIII.

20. Fragmenta historicorum Graecorum. Ed. С. Muller. Par. 1851. Т. IV. p. 69.

21. В Греческом предисловии к отделу о посольствах Римлян к народам, положительно сказано, что это отдел 27-й всего сборника. De legatis Romaeorum ad gentes, стр. 3-6 в I-м Т. Бон. издания.

22. De historicis etc I. Т. Виз. Бон. стр. XXXVI.

23. Bernhardy. Grundriss d. Griech. Litt I. p. 607.

24. Praefatio (Нибура) к I. Т. Бон. изд. стр. X.

25. Scriptorum veterum nova collectio. Т. II. р. 247.

26. Там же, прим. 2.

27. Praefatio (Нибура) к I. Т. Бон. изд. стр. X.

28. Там же.

29. Предисловие к Fragm. t. IV. p. I.

30. Fragm. IV. Priscus fr. 43.

31. Fragm. IV. Praefatio.

32. См. его предисловие к I Т. Бон. изд. ст. X.

33. Предисл. к I. Т. Бон. изд. ст. IX.

34. Истор. крит. изыск. Москва. 1856 г. Т. I. стр. 112.

35. Считаем важным заметить, что счетом наших отрывков поменьше, чем Мюллеровых, потоку что мы не решились помещать между отрывками Присковыми, извлечения из него, сделанные как-то по своему Иорнандом и Пасхальною хроникою, — а поместили их на соответственные места в примечаниях, — целиком.

36. См. отрывок из Эвагрия.

37. De historicis p. XXVIII. I. Т. Бон. изд.

38. Fragm. hist. Graec. IV. p. 69.