СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ОТТОН ИЗ ФРАЙЗИНГА

ДЕЯНИЯ [ИМПЕРАТОРА] ФРИДРИХА

ИЛИ, ПРАВИЛЬНЕЕ, ХРОНИКА

GESTA FREDERICI SEU RECTIUS CRONICA

34. – Второй крестовый поход, по рассказу очевидца.

1147-49.

(Около 1153 г.).

Автор, бывший очевидцем и участником второго крестового похода собственно имел в виду написать биографию своего императора, Фридриха I Барбаруссы, но он посвятил всю первую книгу своего труда обзору предшествовавших событий, начиная от первых годов борьбы Гейнриха IV с [370] Гильдебрандом. и до смерти Конрада III (1152 г.); вследствие того, в эту первую книгу вошел рассказ и о втором крестовом походе Конрада III (1147-1149), помещенный в XXXIV главе и последующих.

XXXIV. Как, властью апостольскою престола, быль проповедан заморский поход (т. е. второй крестовый поход). В то время, когда в городе Риме восседал Евгений (III, папа), а царствовал Конрад (III, император и король германский), и Лудовик (VII, Юный) правил в западной Франции (т. е. в нынешней Франции, в противоположность восточной Франции или Франконии), Мануил же (Комнен) господствовал в царственном городе (in urba regia, т. е. в Византии), и в Иерусалиме Фулько, в то время Лудовик (VII), питая тайное намерение отправиться в Иерусалим, так как брат его Филипп дал уже подобный обет, по был предупрежден смертью, и вместе не желая долее откладывать, созвал около себя некоторых из князей и открыл им свое намерение. В ту пору жил в Галлии некий аббат монастыря Клерво (coenobii Claraevallensis), по имени Бернард, уважаемый за свою жизнь и нравы, строгий к правилам религии, одаренный мудростью и книжными познаниями, славный знамениями и чудесами. Князья положили вызвать его к себе и посоветоваться с ним, как с божественным оракулом, каким образом следует поступить в этом случае. Вышепоименованный аббат призывается, и его просят дать совет, как исполнить волю короля. Считал непозволительным дать собственною властью ответ по поводу столь важного дела, Бернард говорил, что было бы лучше всего представить то на усмотрение и решение римского первосвященника. Итак, отправив посольство к Евгению, они передали ему все дело. Евгений, приняв в соображение пример своих предшественников и видя, что Урбан в подобном же случае воспринял в единение мира заморскую церковь и два патриарших престола, а именно – Антиохийский и Иерусалимский, отложившихся от повиновения римскому престолу, одобрил, как следует, данный Лудовиком обет на распространение христианской религии, а власть проповедовать и возбуждать к тому же умы всех препоручил Бернарду, который у всех народов Галлии и Германии считался пророком и апостолом. Вследствие того было следующее послание к королю и его князьям.

XXXV. Послание папы Евгения по поводу предыдущего. «Евгений епископ, раб рабов божиих, возлюбленному сыну Лудовику (VII), знаменитому королю франков, и возлюбленным сынам нашим князьям, и всем в Боге верным, живущим в Галлии, привет и апостольское благословение!

Сколько потрудились наши предшественники, римские первосвятители, на освобождение восточной церкви, о том мы читаем в рассказах прежних людей и находим записанным в деяниях их. Наш предшественник, блаженной памяти папа Урбан (II), возгласил подобно трубе и воззвал к освобождению ее сынов римской церкви со всех концов мира. На его голос сошлись загорные обитатели и особенно ревностные и мужественные воители из [371] королевства франков, также из Италии, воспламененные жаром благодати; собрав громадное войско, не без пролития собственной крови, но вспомоществуемые божескою силою, они очистили от языческой мерзости тот город, в котором Спаситель наш благоволил пострадать за нас и оставил нам в воспоминание своих страстей преславный Гроб а вместе с тем освободили и многие другие города, которых не перечисляем, во избежание подробностей. Божеским милосердием и трудами ваших отцов, которые продолжали защищать эти города и по мере сил заботились о распространении христианского имени в тех странах, не только сохранились до нашего времени все те завоевания, но и были мужественно приобретены другие города неверных. Теперь же по грехам народа – нельзя того и вымолвить без горя и стенаний – Эдесса, называемая на нашем языке Rohais, которая, как говорят, даже и во время господства язычников на Востоке, одна принадлежала христианам и служила Господу, взята врагами креста Христова вместе со многими христианскими укреплениями; архиепископ же города вместе с своим духовенством и другими христианами умерщвлен, а святые мощи преданы на поругание неверным и разбросаны. Какою опасностью угрожает такое событие и церкви господней, и всему христианству, мы знаем хорошо сами и не думаем, чтобы то ускользнуло от вашей мудрости. Вы докажете ясно свое великодушие и доблесть, если, как сыны защитите то, что мужественно приобретено отцами. В противном же случае, и чего Боже избави, храбрость отцов оскудеет в их сынах. Потому просим именем Бога, убеждаем и требуем от вашего собрания (universitatem vestram), обещая отпущение грехов, чтобы верующие в Бога и все благородные и самые знатные препоясались мечем и, выступя на встречу толпищам неверных, торжествующих в это время победу над нами, защитили восточную церковь, освобожденную, как мы сказали выше, пролитием крови ваших отцов, и вырвали бы из их рук многие тысячи пленных братьев, да возвеличится вами имя Христово и да сохранится неприкосновенною и незапятнанною ваша доблесть, превозносимая во вселенной. Да послужит вам примером тот доблестный Матафия, который, для спасения отеческих законов, жертвовал своею жизнью вместе с детьми и родственниками, и не задумался отречься от всего, чем владел в мире; после многих трудов, наконец, с божиею помощью он и его семья восторжествовали доблестно над врагами. Мы же в своих отеческих заботах о вашем спокойствии и безопасности церкви, всем тем, которые решатся предпринять и исполнить благочестивый обет на дело столь святое и необходимое, даем властью, полученною от Бога, такое же отпущение грехов, какое установил наш предшественник папа Урбан; жен же их, детей, имущество и владения повелеваем объявить под покровительством святой церкви и под нашею защитою, равно как и под защитою архиепископов, епископов и других прелатов божией церкви. Даже запрещаем апостольскою властью беспокоить владения тех, которые приняла крест, и делать им процессы, прежде нежели будет достоверно известно, что они возвратились [372] или умерли. Сверх того, так как воины господни не должны заниматься ни богатством одеяний, ни внешними украшениями, ни псами, ни соколами, ни чем другим, что содействует праздности, то именем Бога обращаюсь к мудрости тех, которые взялись за такое святое дело, и прошу не помышлять ни о чем подобном, и употребить все заботы и усилия на приобретение оружия, лошадей и прочего необходимого для борьбы с неверными. Те же, которые обременены долгами и имеют намерение от чистого сердца предпринять святое странствование, освобождаются в прошедшем от всякой лихвы; и если они сами или другие за них связали себя клятвою или словом, то мы разрешаем их от всего нашею апостольскою властью. Им же дозволяется отдавать в залог свободно и без всякого спора церквам или духовным лицам и всем другим верующим земли или другие владения, если их родственники или владетели, к феоду которых они принадлежат, не могли или не хотели одолжить денег. Мы же, по примеру своего предшественника и властью всемогущего Бога и князя апостолов блаженного Петра, врученною нам Господом, даем полное отпущение и освобождение от грехов, так что всякий, кто благочестиво предпринимает и совершит святое странствование, или во время его умрет, получит разрешение от всех грехов, в которых покается с сокрушенным и уничиженным сердцем и вместе вкусит плод вечного воздаяния.

Дано в Ветралле, в декабрские Календы (1 дек. 1146 г.)».

XXXVI. Как, вследствие проповеди Бернарда, аббата Клерво, король Франции вместе с своими князьями принял крест. Таким образом, чтобы возвратиться к порядку рассказа, скажем, что Бернард, преподобный аббат, пользуясь дарованною ему властью от апостольского престола, препоясался мужественно мечем слова божия, возбуждая умы многих к .заморскому походу; между тем назначается сейм (curia generalis) в Верзелаке (н. Везеле), городе Галлии, куда были приглашены все вельможи и знатнейшие люди из различных провинций Галлии. На этом сейме Лудовик, король франков, приняв с большою готовностью крест от вышеупомянутого аббата, дал обет на заморское плавание вместе с Теодериком Фландрским и Генрихом, сыном Теобальда Блоа, равно и другими графами, баронами и именитыми мужами своего государства.

XXXVII. Каким образом, по слову некоего Рудольфа, большая часть восточной Франции дала такой же обет и о преследовании иудеев. Между тем монах Рудольф, человек набожный и строгий в правилах религии, но недовольно проникнутый книжными познаниями, вступил в те части Галлии, которые касаются Рейна, и начал побуждать к принятию креста тысячи людей, живущих в Кельне, Майнце, Вормсе, Шпейере, Страсбурге и в других соседних странах, городах и селах. Но он присоединил к своей проповеди недобрую мысль о необходимости избиения иудеев, живших рассеянно по тем странам и городам, как врагов христианской религии. Семя его учения пустило такие корни во многих [373] городах Галлии и Германии, что, по избиении множества иудеев во время такого бурного восстания, спасшиеся из них бежали под сень короля Германии (principis Romanorum), ища там своей безопасности. Вследствие того весьма многие из них, успев уйти от такой бесчеловечной смерти, удалились для сохранения жизни в имперский город (in oppido principis) Норвик, называемый также Нюренбергом, и в другие подвластные ему места.

XXXVIII. Послание аббата Клерво по поводу этою дела. Но вышеупомянутый аббат Клерво. предостерегая от такого учения, отправил вестников и письма к народам Галлии и Германии: в них, ссылаясь многократно на авторитет св. Писания, он доказал, что иудеев следует за их злодеяние не убивать, но только рассеять. Он привел даже и слова Псалмопевца, гласящего: «Бог поставил меня над врагами моими, да не убьешь их». И еще: «В доблести твоей рассей их».

XXXIX. Каким образом тот же аббат убедил короля Конрада (III) и многих князей принять крест, и о смерти герцога Фридриха. Склонив многих в западной Галлии предпринять заморский поход, Бернард вознамерился идти в королевство восточных франков (т. е. о Франконию) для возбуждения их проповедью; вместе с тем он желал расположить короля Германии (principis Romanorum) к принятию креста силою своих убеждений и успокоить страну, где Рудольф по поводу иудеев произвел в городах восстание против владетелей. Услышав о том, король (Конрад III) созвал сейм в день Рождества Христова, в городе Шпейере. Прибыв туда, аббат склонил к принятию креста короля вместе с Фридрихом (Барбаруссою), сыном его брата, другими князьями и именитыми людьми, делая притом явно или скрытно многие чудеса. Явившись в Майнц, Бернард нашел Рудольфа пользующимся большим расположением народа. Встретившись с ним и убедив его не продолжать проповедь, которую он принял на себя своею властью, странствуя по миру, в противность монашескому уставу, Бернард довел его до того, что он, дав ему обет повиновения, удалился в свой монастырь: народ пришел в негодование, и если бы не уважение к его святости, то восстание было бы неизбежно. Между тем преславный герцог Фридрих, оставаясь в Галлии, где его задержала болезнь, питал тайное неудовольствие против государя, брата своего короля Конрада, за то, что он позволил принять крест его сыну Фридриху (Барбаруссе), которого он сделал, как перворожденного и единственного сына от первого брака, вместе с малолетним сыном от второй жены, наследником всех своих земель. Аббат Клерво навестил его и, дав свое благословение, помянул его в своих молитвах. Но, не перенеся болезни, он умер несколько дней спустя, и был погребен в монастыре св. Вальпургис, лежащем в пределах Эльзаса. В управлении же герцогством ему наследовал его сын Фридрих (Барбарусса).

XL. О том, как многие из князей и бесчисленное множество народа приняло крест в Регенсбург и как саксонцы дали обет [374] идти на других язычников. После того король вступил в Баварию и там созвал сейм в месяце февраль, ведя за собою, вместо аббата Клерво, аббата Адама Иоркского, человека благочестивого и достаточно ученого. Отслужив по обычаю торжественную обедню и призвав благодать св. Духа, Адам взошел на амвон и прочел послание папы и аббата Клерво; присоединив к этому краткое увещание, он склонил почти всех присутствующих дать обет к предпринятию вышеупомянутого похода. Он не имел недостатка ни в убедительной речи человеческой мудрости, ни в вкрадчивых и тонких оборотах по всем правилам ораторского искусства, но все присутствующее были возбуждены уже молвою и по собственному побуждению принимали крест. В тот час крест бил принять тремя епископами, а именно: Гейнрихом Регенсбургским, Отто Фрейзингенским (наш автор), Регинбертом Падуанским и герцогом Норическим (Швабским) Гейнрихом, братом короля, с бесчисленным множеством графов и других знатных именитых людей. Удивительно сказать, но даже большое число воров и разбойников явилось туда же с обетом, так что всякий здравомыслящий человек не мог не признать в такой внезапной и необыкновенной их перемене действия перста божия, и, признав то, не мог не остаться пораженным. Также Вельф, брат герцога Гейнриха Первого, принадлежавший к числу знатнейших вельмож государства, дал вместе со многими другими такой же обет в самую ночь на Рождество Христово, в собственной вилле Битенгау. Герцог Богемский Лабеслаус (Владислав) и маркграф Штирийский Одоакр, также и Бернард, знаменитый граф Каринтии, приняли на себя кресты немного спустя после того, вместе с многочисленными своими дружинами. Саксонцы же, так как они имели своими соседями народы, преданные мерзости идолопоклонства, отказались идти на Восток и приняли крест с намерением нанести войну тем народам (т. е. пруссам); они отличались от наших тем, что не нашивали крестов просто на платье, но носили его сверху на плаще (rota).

XLI. Вот копия с послания аббата Клерво, отправленного в королевство восточных франков (т. е. во Франконию):

«Владыкам и возлюбленным отцам, архиепископам, всему духовенству и народу восточной Франции и Баварии, Бернард, именуемый аббатом Клерво, желает обилия даров св. Духа!

Речь моя к вам о деле Христа, в ком ваше спасение; если уважение к Богу не извиняет пред вами ничтожества говорящего лица, то обратите свое внимание на него ради собственной пользы. Я мал, но не мало люблю вас о Христе Иисусе. Я имею такую необходимость писать к вам и такую причину, что осмелился обратиться с посланием ко всему вашему собранию. Я охотно побеседовал бы с вами, если бы имел столько же на то возможности, сколько воли. Братия! настает важное время, приближается день спасения, обильного спасения. Поколебалась и потряслась земля, ибо Богу небесному предстоит утратить свою землю (т. е. Палестину); ту землю, на которой он был видим и жил более 30 лет, как [375] человек с человеками; ту землю, которую он прославил чудесами, освятил своею кровью, и на которой явился цвет первого воскрешения из мертвых. И ныне, за ваши грехи, враги креста подняли нечестивое чело, опустошая мечем благословенную страну, страну обетования. Если бы не было защитников, то они вторглись бы и в самый город Бога живого, чтобы разрушить орудие вашего спасения и осквернить святые места, обагренные кровью пречистого агнца. О горе! они надсмехаются над святынею христианской религии и стремятся вторгнуться и замарать тот одр, на котором за нас наша жизнь опочила сном смерти. Как вы поступите, отважные мужи? как поступите вы, служители креста? Отдадите ли псам святыню, и бисер свиньям? Сколько грешников снискали гам слезным покаянием отпущение грехов, после того как языческая мерзость была вычищена мечем ваших отцов! Видит это дух злобы и завидует, скрежещет зубами и бледнеет. Он держит над нами сосуд своей неправды, чтобы не осталось и следа благочестия, и старается, чего Боже избави, достигнуть того. Но это было бы для всех веков безутешным горем, как невознаградимое зло, но, в особенности, оно послужило бы вечным упреком и бесконечным сожалением для нашего презренного века. Что же, однако, подумать, братия? Уже не умалилась ли десница божия, или сделалась бессильною, если она для сохранения и восстановления своего наследия обращается к столь презренным червям? Разве он не может послать более 12 легионов ангелов, и сказать только слово, и земля будет освобождена? Без сомнения, у него есть сила, если он чего пожелает, но, говорю вам, Господь Бог ваш испытывает вас. Он взирает на своих сынов, не поймет ли его кто-нибудь, и ищет такого и соболезнует вместе с ним. Ибо он сострадает к своему народу и падшим подает средство к спасению. Подумайте о всем, что он делает для избавления вас от грехов, и вы будете поражены. Взгляните на бездну благодати и успокойте грешников. Он желает не вашей смерти, но чтобы вы обратились и здравствовали; он старается не против вас, а в вашу пользу», и так далее.

Таким и подобным образом, по правилу и науке ораторского искусства, распространялся Бернард; что иудеи не должны быть убиваемы, он подтвердил то на основании разума и Писаний; кроме того, он говорил далее: «Мне следовало бы назвать вас счастливым поколением, которое живет в эпоху столь богатую индульгенциями, настоящий год юбилея (т. е. первый год столетия, в который давалось всем отпущение грехов), когда так легко умилостивить Господа! Ибо ныне благословение распространяется на всех, и все стремятся к знамению жизни. Так как ваша земля богата мужественными людьми и родить доблестное юношество, слава же ваша и молва о вашей храбрости исполняет вселенную, то препояшьтесь мечем и схватитесь за оружие»...

(Этими словами автор вторично прерывает выписку из послания Бернарда и более к нему не возвращается. Но это послание сохранилось в целости до [376] самого конца и помещено ныне в собрание писем Бернарда; оно служит лучшим образчиком красноречия проповедников крестовых походов, а потому мы дополним то, что составляет пробел у нашего автора:

«Да будет ваше воинство, продолжал св. Бернард, всегда наготове; но бросьте эту злобу, которая побуждает вас обыкновенно биться друг с другом и губить взаимно. Какое кровожадное неистовство гонит вас к тому, чтобы пронзать мечем тело своего ближнего, а вместе с тем, быть может, и губить его душу? Тут нечем гордиться и победителю. Всякий раз, когда он торжествует над павшим врагом, его собственная душа бывает поражена тем же мечем который доставил ему победу. Безумие, a не мужество побуждает предаваться такой борьбе; это доказательство сумасбродства, а не отваги. Храбрые и доблестные воины, вам представляется теперь случай к войне, в которой вы можете выиграть все и ничего не бояться: ибо, торжествуя, вы покрываетесь действительною славой, а пав, приобретаете действительное благо. И вы, поглощенные заботой о приобретении земных сокровищ, бойтесь упустить из рук предлагаемое вам ныне сокровище, возьмите крест, и вы получите прощение грехам своим, исповеданных с сердцем сокрушенным. Сам по себе этот крест не важен, но если вы понесете его с благоговением, то чрез него достигнете царствия небесного. Взявшие уже крест поступили хорошо, и те, которые возьмут его, поступят не хуже. Но берегитесь действовать при этом опрометчиво: изберите себе предводителе воинственных и искусных; распорядитесь так, чтобы господня армия тронулась вместе, чтобы иметь всегда одинаковую силу и возможность сопротивляться нападению. В первом походе, еще до взятия Иерусалима, некто по имени Петр (т. е. Пустынник), о котором вы, без сомнения, слыхали, вел один тех, которые собрались около него, и подвергся таким опасностям, что немногие спаслись; одни погибли от голода, другие от меча. Надобно опасаться, чтобы и с вами не случилось чего-нибудь подобного, если вы поступите так же. Да избавит вас от того Бог, имя которого да будет благословенно во веки веков. Аминь!»)

XLII. Каким образом вследствие тою настал внезапно удивительный мир. Когда вследствие того молва о походе возбудила бесчисленные народы и племена не только в римской империи (т. е. в Германии и Италии), но даже в западной Франции, Англии и Паннонии. почти весь Запад умолк до того, что не только нигде не было войн, но даже считалось непозволительным носить оружие публично.

XLIII. Каким образом король Конрад сделал своего сына Гейнрнха соправителем и приказал короновать его, и о сыне герцога Гейнриха. Между тем король римлян Конрад сделал торжественное собрание князей в городе восточной Франции Франкфурте, что может быть переведено на латинский язык: Vadum Francorum (т. е. брод франков), ибо Карл (Великий). отправляясь с франками для завоевания саксов, нашел, говорят, там брод чрез реку Майн, который при Майнце впадает в Рейн. Там, по избранию князей, сын его Гейнрих, еще ребенок, был поставлен королем, и Конрад, приказав короновать его в Ахене в половине поста, сделал Гейнриха своим соправителем. В этом же собрании находился Гейнрих, сын того Гейнриха герцога Норики, о котором [377] мы говорили выше; достигнув совершеннолетия, он требовал себе по праву наследства власти над герцогством Норикою, которое, по его уверению, было несправедливо присуждено его отцу. Пользуясь его благоразумием, король склонил его спокойно ожидать решения этого дела до его возвращения из Палестины.

XLIV. Когда исчезла суровость зимы и благодатная весна вызвала из земли цветы и мураву, а зазеленевшие луга, покрыв собою лик земли, улыбнулись солнцу, король Конрад, выйдя с своими из Нюренберга, с тем, чтобы спуститься по Дунаю, прибыл на судах в Регенсбург, и в день Вознесения господня, расположившись лагерем в Восточной Марке близь крепости, называемой Ардахер, два-три дня поджидал своих, которые мало-помалу собирались около него. Оттуда направясь к последним пределам своего государства, он расположился на отдых близь реки Вискаге; отпраздновав там день Пятидесятницы, он перешел со всем своим и войском реку Литаге и раскинул палатки в Паннонии; одна часть его армии плыла по Дунаю, другая же шла берегом. За Конрадом следовало такое множество людей, что едва хватало реки для плавания и берегов для марша; немного спустя, к нему присоединился Лудовик (VII, Юный), король франков, ведя за собою из числа наших людей лотарингов, которых князьями или старейшинами были Стефан из Метца и Гейнрих из Тула, оба епископы, Регинальд Мунцунский и Гуго Вермандоа, оба графы; из Италии шли Амедей Туринский и брат его Вильгельм маркграф Монте-Феррато, дяди короля и многие другие. Но всем известно, какой конец имел по нашим грехам этот поход; я же, приняв на себя писать не трагедию, но приятную историю, должен другим предоставить рассказ о том...

В следующей главе XLV автор, оставаясь верным своей цели, говорит эпизодически только об одном несчастном случае наводнения, постигшем крестоносцев на дороге в Палестину, и затем делает большое отступление (XLVI-LVII) чисто богословского характера по поводу борьбы св. Бернарда с еретиками в Галлии, а именно: с Гильбертом Поату, Петром Абелардом и др.; только в LVIII и в LIX глав, он еще раз возвращается к крестовому походу, но говорит весьма коротко, упоминает об осаде Дамаска, предоставляя снова другим описывать это событие, потому что оно было печально; зато вся LX глава посвящена автором на чрезвычайно характеристическое рассуждение, с целью оправдать второй крестовый поход; эта глава служит хорошим образчиком тех утонченностей схоластики, которым предавались ученые средневековой школы:

XL. Как оправдать исход этого похода (т. е. второго крестового похода). Так как некоторые из малодушной церковной братии, изумляясь, дивятся и, дивяся, изумляются, по поводу подъятых нами трудов в том походе, вследствие того, что наше предприятие имело такое доброе начало и такой унизительный и худой конец, то, мне кажется, им можно отвечать следующим образом. Ничто не может быть названо добрым, кроме того, что из себя, а не извне [378] имеет начало, действительно существует и поистине называется благим, как то сказано в Писании: «Никто не благ, токмо един Бог». Все же прочее называется добрым только от Него, не по своей сущности, но по его благости. Если же что-нибудь в естестве называется добрым, то это делается или безусловно, или условно (simpliciter, aut secundum quid). Если делается безусловно, в таком случае и называется даром природы, пожалованным благодатью, как о том сказано в Писании: «Всякое даяние благо и всяк дар совершен свыше есть сходяй...» По правилу Аристотеля (juxta logicorum regulum), метод от родового понятия ведет к анализу (ad destruendum), а от видового к синтезу (ad construendum). А потому, если я что-нибудь называю добром безусловно, то при этом я разумею его сущность, и то же самое отношу к ее видам; если же я считаю что-нибудь хорошим только условно, то в таком случае я имею в виду более полезность этой вещи, нежели его сущность. Такое определение применяется ко многим вещам: так, мы называем лошадь хорошею по мере ее годности к запряжке, одежду – по пользе укрывания ею, пищу – по мере ее питательности. Вследствие того же, то, что хорошо для одного вида, худо в другом; например, белена (jusquiamus) питает воробья и умерщвляет человека. Даже одна и та же вещь бывает хороша и нехороша для одного и того же вида, смотря по обстоятельствам; например, мы говорим: «Вода хороша тому, кто чувствует лихорадочный жар; вино с водою хорошо тому, кто, по словам апостола, слаб желудком»; но это не значит, что то, что хорошо одному человеку и в данном случае, хорошо по своей сущности и для всякого человека безразлично. Точно также из того, что у эфиопа белые зубы, не следует, что он весь бел, ни наоборот, что у него зубы черны, потому что он сам весь черен. Это же самое усматривается и из священного Писания: когда мы говорим, что не добро было иудеям или Иуде предать Христа и распять, в то же время мы знаем, что это было благом для нас всех. Итак, в человеческой философии белые зубы не мешают эфиопу быть черным, а в Писании злоба иудеев не препятствует страстям Христа быт спасительными для нас. Применяясь (a simili), мы можем сказать тоже самое и о вышеупомянутом нашем походе: если его нельзя назвать хорошим по концу или с точки зрения материальных удобств, то он был хорош для спасения многих душ; но при этом мы судим о деле не по его сущности, но по пользе, которую оно принесло... Хотя мы говорим, что тот святой аббат (т. е. Бернард) был вдохновлен духом божиим для возбуждения нас, но мы за свою гордыню, распущенность нравов и пренебрежете спасительными заповедями заслуженно потерпели и имуществом, и лично, что согласно и с разумом, и с примерами древних. Но каким образом тот доблестный муж сам выразил свое оправдание в книге, написанной им по сему случаю для папы Евгения и озаглавленной De consideratione, любознательный читатель может то найти сам в упомянутом сочинении. [379]

В трех последних главах своей первом книги (LXI-LXIII) автор приводит письмо папы Евгения к Конраду III, где он его утешает в неудаче похода в Палестину, советуя переносить все с смирением, в потом говорит коротко о последних событиях правления Конрада III и о его смерти; во второй и последней книге автор приступает к главному своему предмету, а именно, к жизнеописанию Фридриха I Барбаруссы, которое он доводит только до 1156 года; современник его и друг Радевик продолжил этот труд до 1160, поместив в одной из глав биографию и нашего автора (см. ниже, в ст. 35), а другой анонимный писатель довел жизнеописание Фридриха I до 1170 года.

Еп. Оттон Фрейзингенский.

De gestis Friderici ad 1156 а. – Кн. I, 34-60.

Оттон Фрейзингенский (Otto Frisingensis episcopus) епископ был весьма знатного происхождения и находился в близком родстве с германскими императорами. Агнеса, дочь императора Гейнриха IV, от первого брака с Фридрихом Швабским, родоначальником Гогенштауфенов, имела сына Конрада III, короля Германского, и Фридриха, наследовавшего отцу в Швабии (от последнего родился Фридрих I Барбарусса, преемник Конрада III); а от второго брака с Леопольдом, герцогом австрийским, Агнеса родила нашего автора, Оттона, который таким образом был по матери братом Конрада III и дядею Фридриха I Барбаруссы. Оттон получил воспитание в парижских школах, где он изучил философию того времени, богословие и диалектику; поступив в духовное звание, он был сначала аббатом Моримунда, а с 1138 г. сделался епископом г. Фрейзингена (в Баварии, на СВ. от Мюнхена; в 1857 г. ему воздвигли статую на площади Фрейзингена), принимал участие во втором крестовом походе и умер по возвращении из Палестины в 1158 году. Но подробности его жизни мало известны, и мы должны ограничиваться только тем, что сообщил нам его современник и продолжатель его трудов Радевик (см. ниже, в ст. 35). Из исторических сочинений Оттона Фрейзингенского до нас дошли: 1) Хроника от сотворения мира до своего времени, остановившаяся на 1146 году, в 7 книгах, из которых, одна последняя касается современных автору событий; к ним присоединена еще восьмая книга мистического содержания об антихристе, светопреставлении и т. п. 2) О деяниях Фридриха I Барбаруссы (De gestis Friderici) в двух книгах, из которых первая составляет введение, и делает обзор событии истории Германии от начала борьбы Гейнрнха IV с Гильдебрандом и до смерти Конрада III (от 1070-х годов до 1152 г.); а во второй излагаются первые четыре года правления Фридриха Барбаруссы, до 1156 года. Хроника Оттона Фр. была продолжена Оттоном Сан-Блазийским аббатом, от 1146 г. до 1209 г., а Жизнь Фридриха I – Радевиком (см. о нем ниже, в примечании к ст. 35) и доведена до 1160 г.; неизвестный писатель продолжил еще до 1170 года. – Издания: сочинения Оттона Фрейзингенского и его продолжателей не имели новых изданий, а из древних лучшее сделал Pithoeus (Базель, 1560 года); точно также они остаются до сих пор непереведенными ни на один из новейших языков – Критика: у Huber, Otto v. Freisingen, sein Character und sein Verhaeltniss zu seine Zeit, Muenchen, 1847; у Wattenbach, Deutschlands Geschichtsquellen, стр. 350 и след.; у Wiedemann, Otto v. Fr., sein Leben und sein Wirken. Passau. 1849.