СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

МАТФЕЙ ПАРИЖСКИЙ

ВЕЛИКАЯ ИСТОРИЯ АНГЛИИ, ИЛИ ХРОНИКА

HISTORIA MAJOR ANGLIAE, SEU CHRONICON

66. – Поход императора Фридриха II в Палестину

(В 1259 г.).

Автор одного из первоклассных исторических произведений средних веков, известного под именем «Великой истории Англии», составил под этим именем громадный сборник замечательных событий, связанных между собою только одним хронологическим порядком и относящихся не только к истории Англии, но и к судьбам других стран. Он начал свою хронику с 1066 года, когда Вильгельм Нормандский завоевал Англию (см. начало этой хроники, от 1066 г. до 1088 г. выше, во II томе, ст. 66, и при этом краткое известие об авторе ее), и остановился на 1259 г. Проходя год за годом, автор достигает наконец 1228 года и записывает сначала королевские указы о правильном весе и мере, потом рассказывает смерть одного барона Рожера Тони, который, по настоянию брата, опоздавшего приехать во время, снова ожил, чтобы объяснить ему, какие муки его ожидают за участие в турнирах; затем следуют заметки о вновь избранных епископах па различные престолы; далее внесена булла Григория IX, отлучающая императора Фридриха II от церкви, и ответное [635] письмо отлученного; рассказано восстание жителей Рима против папы вследствие их сочувствия императору (Эти последние события из борьбы Фридриха II с папою изложены на основания показаний нашего автора и других источников у Раумера (см. выше, ст. 65, на стр. 627). Они случились еще в 1227 году, но автор заносит их в хронику под 1228 годом, вероятно, не по ошибке, а потому что папская булла и письмо императора достигли Англии только в 1228 году); победа герцога Тулузского над войсками французского короля – эпизод из альбигойских войн; смерть Стефана, архиепископа Кантерборийского; вторжение жителей Валлиса в Англию, и неудача, испытанная при этом английским королем Генрихом III. Таким образом, мало-помалу, автор достиг июня 1228 года, и потому от дел валлийских перешел прямо к походу Фридриха II в Палестину.

1228 г. В том же году (т. е. когда валлийцы сделали нападение на Англию), император Фридрих (II) отправился по Средиземному морю, чтобы исполнить данный Богу обет странствования. Он пристал к Аккону (Птолемаида) накануне дня рождества блаженной Девы Марии (7 сент.). Духовенство и тамошний народ вышли на встречу и приняли его с почестью, как то и подобало столь великому государю. Но, зная, что он отлучен папою, они не хотели иметь с ним сообщения, и не целовались с ним, не садились за один стол; все предлагали ему дать папе удовлетворение и вступить в единение церкви. При его прибытии, Иоанниты и Тамплиеры оказали ему все знаки уваженья, став пред ним на колени; они обнимали его колени, и вся армия верующих, собравшаяся под Акконом, воздала славу Господу по случаю посещения ее императором, в надежде, что от него будет спасение Израилю. Тогда император, обращаясь ко всему войску, горько жаловался ей на римского первосвятителя, произнесшего над ним несправедливый приговор, и уверял, что его поход на помощь Св. Земле был только им отложен по поводу тяжкой болезни, которая его задержала, и многих других дел, важных для всего христианства. Между тем Вавилонский султан (т. е. египетский), узнав о прибытии Фридриха в Сирию, отправил к нему многочисленные и богатые дары золотом, серебром, шелковыми тканями, бриллиантами, верблюдами, слонами, медведями, обезьянами и другими удивительными предметами, которых мы не видим на Западе. Во время своей высадки под Акконом, император был встречен вождями и руководителями христианской армии герцога Лимбургского, Иерусалимского патриарха, архиепископов Назаретского, Цезарейского и Нарбонского, английских епископов Винчестерского и Экзетерского, и великих магистров Иоаннитского ордена и Тамплиеров, которые стали во главе 800 рыцарей и около 10 тысяч пеших людей, собравшихся туда со всех концов вселенной. Пилигримы, воодушевленные одинаковым энтузиазмом, укрепили Цезарею и другие замки самым удовлетворительным образом. Им оставалось восстановить укрепление в Иоппе и затем отправиться к св. городу. Император, получив [636] сведения о состоянии Палестины, одобрил план пилигримов: они изготовили все необходимое для похода, и армия тронулась вперед с торжеством, предводительствуемая самим императором. Они прибыли благополучно к Иоппе за 17 дней до декабрьских календ (13 ноября). Но все запаслись весьма мало провиантом, так как нельзя было, идя сухим путем, обременить животных так, чтобы достало пропитания для людей и для лошадей на большое время. В гавани Аккона были заготовлены корабли с этою целью; но в минуту отправления флота с грузом, назначенным для содержания армии, поднялась буря, расходились страшные волны, и пилигримы христовы остались без съестных припасов целых семь дней. В то время многие боялись, чтобы Господь в своем гневе не стер с лица земли своего народа. Но несказанное милосердие божие, которое никого не испытует сверх его сил, смягчилось воплями и слезами верующих. Бог повелел ветрам и морю остановиться, и настала тишина. Действительно, вскоре многочисленный флот, ведомый Богом, пристал к Иоппе и выгрузил огромное количество хлеба, ячменю, вина и всякого рода продуктов, так что войско не чувствовало более недостатка ни в чем, пока не укрепило вышеназванного города; а эта мера была вызвана обстоятельствами.

В этом же году (1228) в Англию прибыл архиепископ Великой Армении с целью посетить останки угодников и святые места английской земли, как им было уже совершено в других государствах. Он представил духовным и прелатам церкви письмо от государя папы, в котором папа просил принять его с уважением и обходиться с ним почтительно. Явившись в Сент-Альбанс, чтобы помолиться первому мученику Англии (св. Альбану. замученному при Диоклециане, в 303 году), он был встречен с почетом самим аббатом и всем монастырем. Там он остановился, утомленный странствованием, с целью подкрепить себя и своих спутников, и начал чрез переводчиков расспрашивать с любопытством о церемониях, обрядах и роде жизни в Англии, рассказывая, в свою очередь, изумительные особенности Востока. В разговоре, один из монахов, сидевший подле него, спросил, празднуют ли в его стране зачатие блаженной Марии; он отвечал: «Да, празднуют, и вот на каком основании: она была зачата, после того как ангел объявил о том Иоакиму, который сетовал, живя в пустыне. То же должно сказать о зачатии блаженного Иоанна-Крестителя, и по той же причине; относительно же зачатия Господа, возвещенного ангелом Марии, которая зачала от Духа святого, никто из верующих не может и сомневаться».

Итак, эти три зачатия празднуются в Армении, как он уверял в том и подтверждал вышеизложенными доводами. Между прочим, его спросили также о знаменитом Иосифе, о котором часто толкуют в народе; он жил во время страстей Спасителя, говорил с ним и до сих пор живет, как свидетель христианской веры. Архиепископ отвечал на это подробным изложением дела; а по его словам, один антиохийский рыцарь, находившийся в его свите в качестве переводчика и известный Генриху Спигурнелю, [637] одному из друзей аббата, перевел все сказанное им и передал на французском языке (из этого видно, что в XIII столетии язык господствующего класса в Англии был еще французский):

«Мой владыка знает хорошо этого человека, и еще пред самым отправлением его в западные страны, Иосиф обедал за столом архиепископа, который и прежде часто видал его и говаривал с ним». Тогда его спросили, что же произошло между этим Иосифом и нашим Господом Иисусом Христом, и он продолжал: «Во время страстей, когда Иисус Христос, схваченный евреями, был отведен в преторию к Пилату для суда, и евреи яростно обвиняли его, Пилат, не найдя никакой причины предать его смерти, сказал им: «Возьмите его и судите по вашему закону»; но, так как евреи все более и более неистовствовали, то Пилат, по их требованию, освободил Варраву, и предал Иисуса на пропятие. Когда евреи влекли Иисуса из претории, Картафил, придверник претории Понтия-Пилата, воспользовался минутою, когда он проходил дверью, и с презрением ударил его кулаком в спину, сказав при этом с насмешкой: «Иди же, Иисус, иди скорее: чего ты ждешь?» Иисус обратился к нему и, взглянув строго, сказал: «Я иду, а ты будешь ожидать, пока я снова не приду»; или, как позже передал то евангелист: «Сын человеческий идет, по сказанному о нем в Писании, а ты подождешь моего прибытия». И этот Картафил, которому было во время страстей господних около 30 лет, живет и до сих пор, находясь в том ожидании, как сказал Спаситель. Всякий раз, когда он достигает ста лет, на него находит неизлечимая болезнь, похожая на обморок; потом он выздоравливает, возвращается к жизни и видит себя в том же возрасте, какой он имел в эпоху страданий Христа, так что о нем можно справедливо сказать вместе с Псалмопевцем: «Моя юность возобновляется, как юность орла». Когда кафолическая вера распространилась повсюду после крестной смерти Господа, этот Картафил был крещен и получил имя Иосифа от Анании, который крестил блаженного апостола Павла. Обыкновенно он проживает в обеих Армениях и других восточных странах, обращаясь с епископами и другими прелатами церкви. Это человек благочестивый и набожный, говорит мало и неохотно, и беседует только с епископами и благочестивыми людьми, которые предлагают ему вопросы. Тогда он начинает рассказывать о старых делах и о том, что происходило в эпоху страдания и воскресения Христа. Он говорить и о свидетелях этого воскресения, то есть, о тех, которые сами воскресли вместе со Христом, пришли в святой город и являлись многим; о символе апостолов, их разлуке и проповеди; и при этом он никогда не улыбается и не произносит легкомысленных слов, которым могли бы вызвать осуждение или упрек, ибо он всегда в слезах и в страхе господнем, помышляя с трепетом о пришествии Иисуса Христа, который придет среди грома и молний судить мир; он боится испытать на себе его гнев в день страшного суда, сознавая, что он заслужил справедливую месть господню, надсмеявшись над ним, когда он шел на страдание. Множество [638] людей приходит к нему из отдаленных стран и находят удовольствие в том, чтобы взглянуть на него и побеседовать с ним; если это люди достойные уважения, он отвечает коротко на вопросы, предлагаемые ими. Он отказывается от всяких подарков, и довольствуется пищею самою умеренною и самою простою одеждою. Однако он имеет надежду на спасение, потому что совершил грех по незнанию, и на основании того, что сказал Спаситель в своей молитве: «Отче, прости им, ибо они не ведают, что творят». Сам Павел, прегрешивший по неведению, заслужил благодать. То же должно сказать о Петре, который отрекся от Господа по непостоянству или по страху. Но Иуда, предавшей Спасителя неправдою или корыстью, растерзал свои внутренности и, повесившись, кончил свою жалкую жизнь без всякой надежды на спасение. Рассуждая так, Картафил не теряет надежды на милосердие божие и на возможность получить прощение за свой проступок» (Весь этот рассказ так напоминает живущую и до сих пор легенду о «вечном жиде», что нельзя не признать в нем ее древнейший источник).

Архиепископу предлагались еще и другие вопросы о ковчеге Ноя, который, говорил он, как остановился, так и теперь еще стоит на горах Армении; спрашивали и о многих других предметах. Он на все отвечал утвердительно, свидетельствуя о справедливости таких рассказов; а так как это было лицо уважаемое, которого правдивость подтверждалась письмом от папы, то его слова произвели впечатление на слушателей, и его рассказы, по-видимому, носили на себе печать истины. Впрочем, это все такие предметы, которых никто не может заподозрить в выдумке; притом это было подтверждено знаменитым рыцарем и доблестным воином Ричардом Аргентинским, который, вместе с другими, лично посещал, как благочестивый пилигрим, восточные страны, и впоследствии умер епископом.

Далее следует еще небольшое отступление о смерти двух епископов в Англии и о приглашении, которое получил Генрих III, король английский, в начале 1229 года, от владетелей Аквитании, Гасконии, Поату и Нормандии, чтобы явиться во Францию и напасть на французского короля.

1229 г. Около того же времени (т. е. когда Генрих III получил то приглашение) папа Григорий (IX), негодуя на то, что император римский (т. е. Фридрих II) отправился в Св. Землю, будучи отлученным и мятежным, был крайне недоволен тем, что он желал покаяться и удовлетворить церковь, чтобы войти в ее единение. Потому, видя его упорство и неповиновение, папа решился свергнуть его с императорского престола и возвести на его место другого, который был бы для св. престола сыном мира и послушания. Но так как я не мог навести других справок относительно достоверности этого факта, то и помещаю здесь письмо графа, по имени Фомы, которому император, отправляясь в поход, поручил, вместе с другими, управление и защиту империи. Его письмо, [639] писанное по этому поводу и отправленное к императору в Сирию, было доставлено мне пилигримом, достойным всякой веры:

«Великому государю Фридриху (II), божиею милостью императору римлян и Августу, могущественному королю Сицилии, Фома, граф Ацерры, его преданный вассал, желает здравия и победы над врагами!

После вашего отплытия, пресветлейший государь, римский первосвятитель Григорий, открытый враг вашего величества, собрал многочисленную армию, во главе которой поставил Иоанна Бриеннского, бывшего короля в Иерусалиме, и других именитых воителей. Он вступил с оружием в руках на вашу землю и землю ваших вассалов, и, в противность закону христианскому, решился победить вас вещественным мечем, не имея возможности, как того желал, поразить вас мечем духовным. Поименованный Иоанн, собрав многочисленное рыцарство из Франции и соседних земель, домогается быть императором, если только ему удастся вас свергнуть, и платит жалованье своим войскам из апостолической казны. Иоанн и другие вожди римских войск вошли таким образом с вооруженною силою на вашу территорию и во владения ваших вассалов. Они предают огню здания и деревни, обращают все в добычу, уводят стада, всячески мучат своих пленных и вынуждают их внести за себя выкуп. Они не различают полов; кто находится вне церкви или кладбища, делается их жертвою; они овладевают бургами и замками, не обращая внимания на то, что вы служите Христу. Если кто-нибудь заговорит об императоре, то Иоанн Бриеннский замечает, что кроме него нет другого императора. Ваши друзья, пресветлейший император, приходят в ужас от всего этого, и особенно духовенство вашей страны, которое спрашивает, по какому праву и с какою совестью римский святитель действует подобным образом и идет войною на христиан, когда Спаситель сказал Петру, намеревавшемуся ударить мечем вещественным: «Положи меч твой в ножны: ибо кто поднимет меч, от меча и погибнет». В то же время все удивлялись, что тот, который почти ежедневно отлучает от церкви разбойников, поджигателей и других палачей христианства, дает теперь согласие на подобные покушения и подкрепляет их своим авторитетом. Позаботьтесь, могущественный император, я вас умоляю, о собственной безопасности и о вашем достоинстве: ибо ваш враг, Иоанн Бриеннский, занял все гавани по морю и снабдил их лазутчиками и вооруженными людьми, с тем, чтобы, в случае вашего возвращения, захватить вас и посадить в темницу; да сохранит вас от того Бог!»

Следует большое отступление по поводу драки студентов в Париже с жителями, которая повлекла за собою временное закрытие университета, и по поводу вопроса о назначении нового архиепископа Кантерборийского: папа не утверждает избранного английским духовенством и назначает другого, который обязался согласиться на сбор десятины, чтобы помочь папе в борьбе его с императором. [640]

В этом же самом году (1229 г.) наш Господь Иисус Христос, спаситель и утешитель рода человеческого, осыпал милостью своих людей. Благодаря молитвам вселенской церкви, он возвратил христианам вообще и императору Фридриху в особенности святой город Иерусалим и всю землю, которую Господь, Сын божий и наш Искупитель, освятил своею кровью. Действительно, Господь оказал милость своему народу и возвысил смиренных; народы были отомщены, и сарацины разделились вследствие междоусобий. В ту эпоху, Вавилонский султан был до того занят внутренними войнами, что не мог устоять против новых нападений и принужден был заключить с императором перемирие на 10 лет, уступив христианам Св. Землю, без всякого кровопролития. Читатель же, желающий ближе познакомиться с этим благодеянием божеского милосердия, может прочесть нижеследующее письмо императора римлян (Фридриха II), которое он послал к королю английскому Генриху (III), приложив золотую печать:

«Фридрих, божиею милостью император римлян и Август, король Иерусалима и Сицилии, своему возлюбленному другу Генриху (III) королю Англии привет и искреннюю любовь!

Да возрадуются и восторжествуют все о Господе, и те, сердце которых право, да превозносятся! Бог, желая доказать свое могущество, не гордится ни конями, ни колесницами. Так и ныне он составил себе славу малым числом людей, да познают все, что он славен величеством, грозен блеском, дивен советом в делах детей человеческих, изменяет времена своим соизволением и может сделать из всех народов один народ; в небольшое число дней он доставил чудом, а не человеческою храбростью, успех походу, который с давних времен не могли привести к окончанию многие князья и сильные мира, несмотря на их многочисленность, громадность сил, страх, который они внушали, и средства, которыми располагали. Но чтобы не мучить дольше ваше любопытство многословием, я желаю доложить вашей милости (sinceritati), что мы возложили все паше упование на Бога и были уверены, что его Сын, Иисус Христос, на служение которому мы с таким самоотвержением жертвовали телом и душою, не покинет нас в столь отдаленных и неизвестных странах; напротив, мы имели убеждение, что он наделит нас советом и спасительною помощью чести своей ради, славы и хвалы. Мы отправились из Аккона с полною доверенностью к его имени, 15 дня прошедшего ноября месяца, и прибыли благополучно в Иоппе с намерением восстановить укрепление этого города, как то было необходимо, с тем, чтобы открыть, как нам, так и всему христианскому народу, не только самый легкий, но и самый короткий и безопаснейший доступ к св. городу Иерусалиму. В то время, когда мы находились в Иоппе с верою и надеждою на Бога и занимались тщательно возобновлением замка, как того требовали обстоятельства и дело Христа, и пока мы и все пилигримы заботливо трудились над предприятием, послы от нас к Вавилонскому султану, и от него к нам, ходили взад и вперед беспрерывно. Султан же этот и [641] другой султан, его брат, по имени Ксафат, держались подле города Газы с многочисленною армиею и отступили от нас на один день пути. С другой стороны, в городе Сихеме, называемом обыкновенно Неаполем (Наплуза) и расположенном в долине, султан Дамаска, их племянник, держал наготове бесчисленное множество конницы и пехоты, и находился от нас и от христиан равномерно на один день пути. После долгих прений с обеих сторон о возвращении Св. Земли, Иисус Христос Сын божий смотреть с высоты небес на наше благочестивое терпение и терпеливое благочестие, и, сострадая в своем милосердии к нам, устроил так, что Вавилонский султан возвратил нам св. город Иерусалим, это место, где ступала нога Христа, это место, где почитатели истинной веры поклоняются Отцу в духе и истине. Желая довести до вашего сведения все подробности этой уступки, я извещаю вас, что не только возвращен нам самый город, но и вся страна, которая лежит между Иерусалимом и Иоппе, так что на будущее время пилигримы могут свободно посещать Гроб господень и возвращаться без всякой опасности. При этом заключены следующие условия: а именно, сарацины этой страны, оказывая большое уважение в Иерусалиме тому храму, к которому они часто делают странствование для молитвы и отправления своих обрядов, получают от нас право свободного доступа туда на будущее время, но мы оставили за собою определение их числа; кроме того, они должны являться туда без оружия, не жить в городе, но за городом, и по окончании молитвы немедленно удаляться. Далее, они уступают нам город Вифлеем и всю землю между этим городом и Иерусалимом; город Назарет и всю землю между Назаретом и Акконом; также всю провинцию Торон, весьма широкую, пространную и чрезвычайно полезную для христиан; наконец, город Сидон, или Саид, с окрестностями и прилегающею страною. Владение последним городом будет тем более важно для христиан, что до сих нор сарацины извлекали из него большие выгоды для себя. Действительно, Сидон представляет собою превосходную гавань, откуда все отправляется в Дамаск, и из Дамаска очень часто в Вавилон (Каир), как-то оружие и необходимые съестные припасы. Хотя, по договору, нам дозволено отстроить город Иерусалим так, как того не было до сих пор, равно и замок в Иоппе, Цезарее, Сидоне и замок св. Марии Тевтонской, который начали строить братья этого ордена на горе, соседней Аккону, и чего они до того времени не могли никогда выполнить; но сам султан обязался не строить никакого здания, ни замка, пока не окончится срок перемирия, заключенного с нами на 10 лет. Это перемирие было подтверждено клятвою с обеих сторон, в 18-й день месяца февраля, в воскресенье, когда Христос, Сын божий, воскрес из мертвых и когда ему покланяются во всей вселенной в память того воскресения. Поистине казалось, что этот день для нас и для всех сиял так, как он сиял во время пения ангелов: «Слава в вышних Богу и на земле мир, к человекам благоволение». Признавая столь великое благодеяние и честь, которую даровал нам [642] Господь в своем милосердии, несмотря на наше ничтожество, и в противность ожиданиям многих, к вечной своей славе, и желая лично в самом святом месте принести ему в жертву нашего агнца лобзания, мы вступили в Иерусалим, вместе с прочими пилигримами, которые верно исполнили свое служение Христу, в субботу, 17 марта. Немедленно, и как то подобает кафолическому императору, мы благоговейно преклонились пред св. Гробом: на следующий день мы венчались короною, которую всемогущий Господь вознамерился дать нам с высоты своего трона, возвеличив нас чудесным образом над всеми князьями мира и допустив до столь важного достоинства, которое нам, впрочем, принадлежало и прежде, как титул, и все это для того, чтобы все знали, что рука Господа участвовала в этом деле. А так как все дела его милосердны, то последователи православной веры да поведают и расскажут всему миру, что тот, кто благословен во все века, посетил и искупил свой народ, и утвердил для нас звучную трубу спасения в доме своего отца Давида. Наконец, пред оставлением св. города Иерусалима, мы предположили возобновить самым великолепным образом его башни и стены, и желаем этим заняться с такою заботою и старанием, что и в наше отсутствие работы будут продолжаться так, как бы мы находились на месте. А чтобы наше письмо дышало до конца радостью, чтобы конец его соответствовал началу и чтобы новый восторг овладел вашею царственною душою, мы прибавляем в заключение, что султан обязался в непродолжительном времени возвратить нам всех пленных, которые еще не отданы, подобно тому как он должен был сделать по договору, заключенному между ним и христианами в эпоху падения Дамиетты (1219 г.), равно и других, взятых в плен с того времени.

Дано в святом городе Иерусалиме, 17 дня месяца марта, в год господень 1229».

Вот форма золотой печати императора: с одной стороны его изображение и вокруг надпись: Фридрих божиею милостию император римский и Август. Над правым плечом изображения императора надписано: Король Иерусалимский; а над левым: Король Сицилийский. На другой стороне изображен город, представляющей Рим, и вокруг написано: Рим, столица мира, держит бразды вселенной. Императорская печать была несколько больше папской.

Когда, как мы сказали уже выше, христианская армия вступила в Иерусалим, патриарх и подведомственные ему епископы очистили храм господень, церковь Гроба, св. Воскресения, вместе с другими церквами и почитаемыми местностями города, вымыли пол и стены св. водою, сделали процессии и пели гимны и песнопения. Наконец, все места, оскверненные прикосновением неверных, были возвращены Богу. Но пока отлученный от церкви император оставался в стенах города, ни один из прелатов не хотел служить обедни. Наконец, Галтер, из братии ордена Проповедников, родом англ, человек благочестивый, разумный, скромный и хорошо сведущий в священном Писании, получивший от папы назначение говорить [643] проповеди крестоносцам, чем он составил себе славу и что он исполнял некоторое время, отслужил обедню в загородных церквах. При этом он еще более воспламенил благочестие верующих и расположил их окончательно к служению Богу, умершему на кресте. После того все прелаты, значительные и незначительные, и остальное духовенство получили свои церкви и прежние владения: все были в восторге от божественных даров, которые превзошли их ожидания, и занялись единодушно вместе с прочими пилигримами постройкою городских стен и исправлением с большими издержками рвов, башен и укреплений. Так трудились не только в св. городе Иерусалиме, но и в прочих городах и замках этой земли, которую наш Господь Иисус Христос освятил божественными стопами и ознаменовал своею преславною кровью. Восторг христиан быль так велик, что, казалось, утехи неба сошли на землю.

Но когда, благодаря Бога, все дела были устроены таким образом, сатана, этот старый мастер расколов и несогласий, пришел в зависть и внушил то же чувство обитателям той страны, и преимущественно Тамплиерам и Иоаннитам, которые, завидуя славе императора, сделались еще более дерзкими, опираясь на ненависть, которую питал к нему папа. Они уже знали, что папа сделал нападение на императора с оружием в руках. Желая, чтобы последний великий успех был приписан исключительно им, которые получают со всего христианства несметные богатства, предназначаемые исключительно на защиту Св. Земли, но вместо того поглощаемые ими для себя и исчезающие в какой-то бездонной пропасти, Тамплиеры и Иоанниты вероломно и изменнически дали знать Вавилонскому султану, что император имеет намерение отправиться к реке, в которой Христос был крещен Иоанном Крестителем; что он пойдет пешком в шерстяном одеянии, сопровождаемый немногими и тайно, для смиренного поклонения в тех местах следам Христа и его Предтечи, которого не затмил величием ни один сын женщины; и, наконец, что султан может при этом или схватить, или умертвить императора, как то ему вздумается. Султан, получив это извещение и заметив, кроме того, что письмо запечатано известною ему печатью, проклял вероломство и измену христиан, и в особенности тех из них, которые носят духовную одежду и знак креста; призвав двух своих самых близких и благоразумных советников, он сообщил им все дело, показал письмо, при котором висела еще печать, и при этом воскликнул: «Вот какова верность христиан!» При виде этого письма, его советники отвечали ему, после долгого и зрелого размышления: «Государь, между нами заключен теперь добрый мир: нарушение его будет делом постыдным; чтобы пристыдить христиан, пошлите это письмо с висящею при нем печатью к самому императору. Вы сделаете из него себе большого приятеля, ибо услуга, подобная настоящей, не маловажна». Приняв этот совет, султан отправил письмо к императору и сообщил ему все подробности тех козней, о которых мы говорили. Между тем как все это происходило, [644] император, которого уже успели предупредить лазутчики, деятельные и ловкие, сначала колебался, не смея верить, что его единоверцы могли устроить против него такие козни. Но в минуту его нерешительности к нему прибыл посланный султана и доставил письмо, не оставлявшее никакого сомнения относительно той измены. Император, довольный тем, что ему удалось уйти из расставленных сетей, благоразумно затаил свое неудовольствие до того времени, когда настанет час мести, и вместе с тем сделал все приготовления, необходимые для возвратного пути в свое государство. Таково было происхождение ненависти между императором с одной стороны и Тамплиерами и Иоаннитами с другой: впрочем Иоанниты в этом деле были менее виновны и преступны, нежели Тамплиеры. С той поры сердце императора было связано с сердцем султана неразрывными узами дружбы и любви. Они заключили между собою тесный союз и посылали друг другу дорогие подарки. Между прочим обратил на себя особенное внимание слон, препровожденный султаном императору. Тамплиеры, Иоанниты и их сообщники, узнав, что странствование императора к реке Иордану отложено, поняли, вследствие того и по другим признакам, что их хитрость не имела никакого успеха. Тогда они склонили на свою сторону Иерусалимского патриарха, который, говорят, написал следующее письмо с целью обесславить императора:

«Герольд, патриарх Иерусалимский, всем верным во Христе шлет привет о Господе!

Если вполне разобрать, от начала до конца, образ действия, которому следовал император в нашей заморской стране, и как чудовищно он поступал во вред делу христову и с презрением к христианской вере, то во всей его особе, с пят до конца волос на голове, нельзя будет найти ничего разумного. На самом деле, он явился сюда отлученным от церкви, ведя за собою едва, сорок рыцарей, и то без всяких средств; без сомнения, он рассчитывал пособить своей нищете на счет жителей Сирии. По прибытии в Кипр, он захватил Иоанна Ибелина, без соблюдения всяких приличий, и с ним вместе его детей, которых он пригласил будто бы для рассуждения о делах Св. Земли и позвал их к себе обедать. Затем, он же задержал короля (Кипрского), как пленника, не смотря на то, что этот был приглашен им же самим, и таким образом, насилием и обманом он наложил руки на его государство. После того он явился в Сирию. Вначале император обещал на словах наделать чудес; но между тем как его хвастовство обольщало сердца простых людей, он отправил немедленно послов к Вавилонскому султану для мирных переговоров. Это обстоятельство сделало его презренным в глазах султана и его язычников, особенно потому, что они хорошо знали ничтожные силы императора, которых нечего им было опасаться. Между тем он отправился с христианскою армиею к городу Иоппе, под предлогом заняться его укреплениями, а на деле, чтобы находиться ближе к султану и тем удобнее вести переговоры о мире или перемирии. Чем же это кончилось? После долгих и [645] тайных совещаний, не посоветовавшись ни с кем из туземцев, он объявил неожиданно, что мир с султаном заключен. Никто еще не знал содержания этого мира или перемирия, как император уже поклялся соблюдать его условия. Насколько этот договор пагубен и до какой степени он изменяет интересам христианства, вы можете судить сами, рассмотрев те из его параграфов, которые я счел полезным доставить вам в копии. Император, гордясь своим словом, ограничился только тем, что дал свое слово султану и получил взамен то же самое. Между прочим он возвестил, что святой город сдан ему, и он войдет в него накануне того воскресенья, когда поют: «Очи мои», и т. д. На следующий день, он вступил в церковь Гроба, в противность всем правилам и обычаям, так как он был отлучен, и возложил корону на голову, к явному ущербу чести и величества императорского; между тем сарацины продолжали удерживать в своих руках храм Господень и храм Соломона, а закон Магомета, как и прежде, был дозволен публично, к немалому стыду и горю пилигримов. Потом, в следующий понедельник, император, обещавший несколько раз укрепить город, оставил город на рассвете дня, ни с кем не простившись, между тем как братья Тамплиеры и Иоанниты предлагали ему свое посильное содействие, если он, сообразно обещанному, займется укреплением города. Но он, мало заботясь об исправлении зла и видя, что овладение Иерусалимом было делом неважным, так как город в настоящем его положении не мог ни защищаться, ни сопротивляться, ограничился одними разговорами и в тот же день отправился в Иоппе, вместе с своими людьми. В следующее воскресенье, когда поют: «Возрадуйся, Иерусалиме», он прибыл в Аккон, где склонил жителей на свою сторону, дав им некоторые привилегии, чтобы тем заслужить их расположение. Знает Бог, к чему он действовал так, но последствия обнаружили все. Когда наступило время плавания, все пилигримы, малые и большие, считая свой обет исполненным, так как они посетили св. Гроб, вознамерились, по общему согласию, оправиться назад. Но так как мы не заключали никакого перемирия с султаном Дамаска, то и видели в этом то, что пилигримы бросили Св. Землю на произвол судьбы. Находясь в таком опасном положении, мы решились, для общего блага, устроить конницу на счет денег, которые составляли благочестивые пожертвования блаженной памяти французского короля. Император, узнав о том, дал нам знать, что он удивляется нашим приготовлениям, так как у него заключено перемирие с султаном Вавилона. Мы ему отвечали, что железо еще остается в ране, ибо с султаном Дамаска нет мира, ни перемирия, и оба эти султана имеют различные мнения по этому предмету. Далее мы говорили, что, не смотря на Вавилонского султана, султан Дамаска может нам причинить еще много зла. На это император отвечал, что, сделавшись раз королем Иерусалима, он не может позволить вооружения конницы без своего согласия или совета. А мы ему в ответ на это говорили, что к нашему величайшему сожалению мы не можем, [646] не подвергая опасности своей души, обращаться к нему по этому или по какому-нибудь другому делу, ибо он отлучен от церкви. На этот раз император оставил нас без ответа; но на следующий день он созвал чрез глашатая всех пилигримов, находившихся в Акконе, приглашал их собраться за городом; прелаты же и духовные получили особые письма, в которых они созывались на морской берег. Император явился туда лично, и начал горько жаловаться на нас, причем клевета следовала за клеветою. Потом он напал на великого магистра Тамплиеров, человека всеми уважаемого, и старался различными обвинениями, ни на чем не основанными, публично очернить его славу; он хотел на других свалить свои собственные промахи, которые были слишком для всех очевидны. В заключение, он прибавил, что, к ущербу его власти и к великому неудовольствию, мы позволяем себе содержать на своем жалованье конницу. Вследствие всего того он приказал всем рыцарям, какой бы нации они ни принадлежали, немедленно оставить Св. Землю, если им дороги их жизнь и имущество, прибавив сверх того графу Фоме, которого он намеревался оставить наместником в Палестине, чтобы он телесно наказывал всякого, кто останется несмотря на запрещение, но так, чтобы наказание одного сделалось страшным уроком для многих. Объявив таким образом свою волю, он не принял никаких извинений, и, не выслушав ответа на все сказанные им низости, удалился. Немедленно, по его приказанию, у городских ворот были поставлены стрелки с приказанием выпускать Тамплиеров из города, но не впускать назад. Сверх того, он распорядился поместить стрелков у входа в церкви на всех возвышенных местах города, особенно у моего дворца и у дома Тамплиеров. Знайте же, что он никогда не показывал такой вражды и сарацинам, ни такой ненависти и озлобления. В виду такой явной вражды с его стороны, мы сочли за лучшее собрать прелатов и пилигримов и отлучить от церкви всех тех, которые будут поддерживать императора словом или делом против церкви, или Тамплиеров и других духовных и пилигримов. Но император, придя от того еще в большую ярость, приказал строго охранять все входы и запретил допускать с съестными припасами ни к нам, ни к тем, которые были вместе с нами; везде были расставлены стрелки, не щадившие ни нас, ни Тамплиеров, ни пилигримов. К довершению своих злых умыслов, узнав, что некоторые из ордена Проповедников и Миноритов собрались в Вербный день в известное место для проповедания слова божия, он приказал стащить их с кафедр, волочить по земле и бичевать, как разбойников. Но, видя, что он ничего не выигрывает от нашего осадного положения, он предложил наконец мир; мы отвечали, что не хотим и слышать о мире, если он прежде того не удалит своих стрелков и не возвратит нам свободы и имущества в том виде, как то было до его вступления в город. Он кончил тем, что уступил; но так как обещанное не было выполнено, то мы и наложили на город запрещение. Тогда, видя, что его злоба встречает себе отпор, он не хотел даже [647] оставаться в Св. Земле. Желая разорить нас в конец, он тайно приказал снести на корабли весь запас оружия, который хранился с давнего времени в Акконе, для обороны Св. Земли, и большую его часть отправил к своему другу, султану Вавилона. Потом он отправил в Кипр нескольких рыцарей с поручением исторгнуть у его жителей значительную сумму серебра; но, что превышало всякую меру, он истребил все суда, какие только мог достать. Узнав о том, мы сочли за лучшее постараться отклонить его от такого намерения. Но он, смеясь над нашими представлениями и угрозами, отправился тайно, в день ап. Иакова и Филиппа (30-го июня), чрез слободу, отделенную от города, к гавани. Там, сев на судно и не простившись ни с кем, он отплыл к Кипру, оставив Иоппе совершенно беззащитным. Наконец, он уехал; дай Бог, чтоб и не возвращался! Наместники султана немедленно запретили бедным христианам и сирианам выходить за городские стены; таким образом, множество пилигримов должны были приостановиться оправлением. Вот те злодеяния – есть много и других хорошо всем известных, и которые мы предоставляем рассказать другим – которые были совершены императором ко вреду Св. Земле и собственной душе: дай, Господи, нам, в твоем милосердии, облегчение наших нужд. – Будьте здоровы!»

Это письмо, дойдя до Запада, запятнало имя императора и лишило его дружбы многих людей. Папа обнаружил тогда тем большую ревность к низложению его и тем большую жадность получить себе деньги, которые ему были обещаны (т. е. для войны с Фридрихом II).

Около того же времени в Англию прибыл Стефан, капеллан государя папы и нунций при английском короле. Он явился для сбора десятины, которую обещали государю папе послы вышеупомянутого короля в Риме, для поддержания предпринятой войны против императора римлян (Фридриха II). Папа получил сведение относительно многих ненавистных и противных христианскому закону поступках вышепоименованного императора. Он изложил их письменно и обнародовал при помощи апостолических посланий в различных странах света. Главным образом, папа упрекал его в том, что он, будучи отлученным, вошел в церковь св. Гроба в Иерусалиме; собственноручно короновался там пред главным алтарем; воссел в короне на патриарший стул, и говорил пред народом, прикрывая свои низости и обвиняя римскую церковь в том, что она была несправедлива к нему; далее, он упрекал ее с наглостью и дерзостью в ненасытной корысти и симонии; потом вышел из церкви, сопровождаемый своими телохранителями, и, не имея при себе никого из лиц духовных, шел так с короною на голове до самого дома Иоаннитов. К этому папа присоединял: «Император дал в своем дворце, в Акконе, пир сарацинам и заставил христианских женщин танцевать и играть пред ними. Утверждают даже, что все это сопровождалось постыдным развратом. Он заключил договор с султаном; но никто, кроме его, не знал условий заключенного мира. Теперь довольно ясно доказано, [648] насколько то можно судить по его внешним поступкам, что он предпочитает закон магометанский нашей вере; во многих случаях он даже следует обрядам того служения. В грамоте, которою они разменялись с султаном и которую по-арабски называют mosepha, было договорено, что во время перемирия он, Фридрих, будет помогать султану против всех христиан и сарацин, и султан обязывается с своей стороны к тому же. Он ограбил каноников св. Креста в Акконе и лишил их доходов, которые они получали с гавани. Он же лишил имущества архиепископа Никозии в Кипре. Светскою властью он оказал покровительство епископу в Сирии, который был поставлен отлученным еретиком и преследуем патриархом. Он же лишил каноников св. Гроба всех приношений, делаемых этому Гробу, патриарха – приношений на Голгофе и Лобном-Месте, и каноников Храма – доходов с этого храма. За все это брат во Христе, Галтерий, отлучил его в Иерусалиме, и вместе с тем его сообщников. В вербный день он постыдным и насильственным образом согнал с кафедры братьев ордена Проповедников, дерзко обошелся с ними и заключил в темницу. За несколько дней до страстей христовых он запер патриарха, епископов Винчестерского и Экзетерскаго, также и Тамплиеров в их домах и, видя свое бессилие, удалился со срамом».

Опираясь на такие и им подобные доводы, государь папа объявил недействительными все распоряжения императора в Св. Земле, и старался возбудить против него войну; при этом он уверял, что для веры христианской будет весьма полезно и справедливо лишить императорского достоинства столь жестокого преследователя религии; он вызвал страшное гонение против своей матери церкви, и это преступление было ненавистнее всего остального; он овладел ее замками, ее землями и ее владениями, и, как общественный враг, держит их в своих руках по настоящее время.

Около этого времени, когда Стефан, капеллан и нунций государя папы, изложил перед королем Англии, в чем состоят желания папы и предмет его посольства, король созвал в Вестминстере, в то воскресенье, когда поют: «Милосердие Господа» и т. д., архиепископов, епископов, аббатов, Тамплиеров, Иоаннитов, графов, баронов, церковных ректоров и всех своих вассалов, чтобы они явились в назначенный день и в назначенное место для выслушания вышеупомянутого требования (т. е. десятины для войны папы с императором) и для постановления определения, сообразно с обстоятельствами. Когда все сошлись, как клерики, так и миряне, и их подчиненные, Стефан прочел громогласно, в присутствии всего собрания, послание государя папы, которым требовалась десятина со всего движимого имущества в Англии, Ирландии и Валлисе, обязательная для светских и духовных, с целью поддержать папу в его войне с императором римским Фридрихом (II). Он писал в этом письме, что он предпринял эту войну один во имя вселенской церкви, которую император, отлученный и мятежный, старался истребить, как то доказано несомненным образом; что [649] средства св. апостольского престола недостаточны для усмирения императора, и что римская церковь, вынужденная необходимостью, молит своих детей о помощи, которая дозволила бы ей привести к желаемому концу войну, во многих отношениях начатую с успехом. Наконец, в заключение, государь папа старается убедить всех членов римской церкви, как прирожденных детей ее, матери всех церквей, помочь ей всеми силами, имея в виду, что если она – чего Боже избави – погибнет, то и члены пропадут вместе с головою. Таковы были доводы, изложенные ясно в послании государя папы. После того Стефан убеждал всех присутствовавших дать их согласие, указывая на честь и выгоды, которые достанутся на долю тех, которые исполнять требование папы. Но король Англии, в котором все надеялись найти опору и защиту (т. е. против папских притязаний), оказался, как того и можно было ожидать от него, тем водяным растением, которого концы колют всякого, кто доверится им. Он, как мы сказали выше, обязался чрез тех, которые действовали от его имени в Риме, заплатить десятину; ему нельзя было отпереться от своих слов; а потому он молчал, и его молчание было принято за одобрение. Но графы, бароны и все светские отказались решительно от взноса десятины, не желая предавать своих ленов и светских владений на жертву римской церкви. Епископы, аббаты, приоры и другие прелаты церкви, после трех-четырех дней рассуждения и сильного ропота, согласились, наконец, опасаясь подвергнуться отлучению, в случае сопротивления апостолическому предписанию. Согласившись против воли, они кончили бы это дело и выдали бы только такое количество серебра, которое не отяготило бы их слишком, если бы, как уверяют, Стефан Сеграв, тогдашний советник короля, человек, любивший одного себя, и сердце которого всегда было склонно ко злу, не заключил симонического договора с нунцием Стефаном и не устроил бы так, что десятина была вытребована сполна, к неисчислимому вреду для церкви и государства. После того нунций Стефан показал всем прелатам доверительное письмо папы, которым он назначил его заведовать сбором десятины. Этот сбор должен был делаться не по той таксации, которая была недавно установлена для взимания двадцатой доли для приобретения от короля привилегий, но по новой оценке имущества, более удобной и выгодной для государя папы; а именно, этот сбор должен был производиться с доходов, извоза, найма плугов (В средние века существовал особого рода промысел отдачи на прокат плуга бедным крестьянам, которые не имели средств приобретать сельских орудий в собственность) приношений, десятин, корма животных, производств земли и приобретенных имуществ, как церковных, так и других, под какими бы названиями они ни существовали; притом не допускалось никаких скидок, и ни под каким предлогом не принимались в соображения ни долги, ни расходы. Это же доверительное письмо уполномочивало Стефана отлучать сопротивляющихся и прекращать богослужение в церквах. На основании того, [650] Стефан в каждом графстве назначил своих агентов и отлучил всех тех, которые осмелятся сами или чрез других препятствовать сбору десятины или оценке имущества, посредством стачки, укрывательства или другого обмана. А так как это дело не допускало никаких промедлений, то Стефан потребовал, под страхом отлучения, от всех прелатов и других, чтобы они внесли ему вдруг всю требуемую сумму, или сделав заем, или другим способом приобретя деньги, так чтобы он мог, не выжидал конца операции сбора, удовлетворить папу; а после они могут возвратить свое, когда будет собрана десятина. Он говорил, что государь папа обременен такими огромными долгами, что он решительно не знает, каким образом кончить предпринятую войну. После того собор разошелся, впрочем не без сильного ропота.

Тогда Стефан немедленно разослал письма епископам, аббатам, приорам и монастырям всех орденов, с приказанием, под страхом отлучения, препроводить ему к назначенному дню сумму серебра, хорошею новою монетою, полного веса, достаточную для того, чтобы государь папа мог удовлетворить своих кредиторов, и чтобы они сами спаслись от отлучения. Этот человек был до того неумолим в своих требованиях, что требовал десятины даже с плодов следующей осени, которых можно было ожидать. Прелаты, не имея других средств, продавали чаши, сосуды, раки и другие священные предметы; иные же отдавали их в залог и делали займы. Стефан имел при себе проклятых ростовщиков, которые выдавали себя за негоциантов и прикрывали свою постыдную деятельность именем торговли; они-то и снабжали серебром тех, которые находились в нужде и угнетались взысканиями Стефана. Он не давал никому пощады, угрожал всякому, и те, которые успели достать серебро за большие проценты, делались потом жертвою ростовщиков и претерпевали страшные убытки. Англия разражалась в то время такими проклятиями, что нельзя было повторять их вслух; ропот был на устах всех; каждый говорил: «О, если бы этот сбор не пошел впрок тем, для которых его делают!» Желание народа исполнилось, ибо «худо приобретенное не приносит пользы». Но с этой эпохи Англию точили ультрамонтаны (т. е. загорные люди, живущие за Альпами; их называли также ломбардами; и эти два выражения сделались тождественными с именем ростовщика), которые хотя и называли себя торговцами, но, в сущности, были безбожными ростовщиками, которые старались поймать в свои сети всех, кого угнетали поборы римского двора. Вследствие всего того, Стефан, капеллан государя папы, а на деле человек, стригший себе серебряное руно, оставил в Англии ненавистную память о себе. Райнульф, граф Честерский, один воспротивился с энергиею; он не хотел предать свою землю рабству, и не позволил ни одному духовному или клерику в своем лене платить десятины; между тем Англия, Валлис, Шотландия и Ирландия были вынуждены к тому. При этом оставалось утешиться только тем, что и заморские государства, даже самые отдаленные, не были изъяты от этого побора. Когда все эти громадные богатства достигли рук папы, [6511] он щедро наделил ими Иоанна Бриеннского и других вождей своей армии, что принесло великий вред императору, ибо, пользуясь его отсутствием, они разорили его замки и укрепления.

После того автор заносит, в виде замечания, различные мелкие события: посвящения в епископы, смерть замечательных прелатов; неудавшиеся сборы баронов Англии сделать высадку во Францию; смерть одного ростовщика в Бретани и жестокий поступок графа с священником, который не хотел похоронить ростовщика, как отлученного за лихоимство, и т. д. После того автор снова обращается к своему предмету.

В этом же самом году Фридрих, император римлян, возвратив христианству Св. Землю и заключив с Вавилонским султаном мир на 10 лет, подтвержденный клятвенно с обеих сторон, сел на корабль в день Воздвижения св. Креста (14 сентября), чтобы, переехав Средиземное море, возвратиться в свое государство. Но, узнав, что Иоанн Бриеннский выжидает его в гаванях, он опасался пристать к берегу без предосторожностей; чтобы не попасться в плен, он направился к одному верному месту, послав туда наперед лазутчиков, которые и ввели его в гавань невредимо. Высадившись благополучно в Сицилии, но с небольшим числом людей, он узнал, что его противники успели уже покорить многие из его замков и укреплений, что папа держит на жалованье войско, которое он осыпает золотом и богатствами; и что, наконец, его враги, не встречая себе препятствий, свободно распространяются по землям империи и опустошают их. Между тем, при первом известии о его прибытии, законные вассалы императора толпами начали стекаться около Фридриха, сообразно той клятве, которая связывала их с императором. При их помощи и поддерживаемый новыми подкреплениями, он бестрепетно напал на врагов и начал мало-помалу завоевывать у них свои утраченные земли и свои замки.

Этим автор заключает хронику 1229 года, и переходит к последующим годам, излагая исключительно важнейшие события истории западной Европы до 1240-х годов, когда появление монголов, имевшее огромное влияние на судьбу Палестины, заставило его снова обратиться к судьбам Св. Земли. – (См. ниже, в следующей 67 статье, продолжение о том).

Монах Матвей Парижский.

Historia major Angliae, seu Chronicon ab a. 1066-1259. – Под годом 1228 и 1229.

О жизни и сочинениях Матвея Парижского см. выше, краткий очерк во II томе, в примеч. к ст. 66, и ниже подробнее в примечании к ст. 67.