ВИЛЬГЕЛЬМ (ГИЙОМ) ТИРСКИЙ
ИСТОРИЯ ДЕЯНИЙ В ЗАМОРСКИХ ЗЕМЛЯХ
HISTORIA RERUM IN PARTIBUS TRANSMARINUS GESTARUM
29. – Фулько Анжуйский и Балдуин III: завоевание Эдессы мусульманами, 1131–1162.
(Между 1170 и 1184 г.).
Начинается книга четырнадцатая
(Предыдущее см. выше, в ст. 28).
I. По отозвании из здешнего мира государя Балдуина, второго короля Иерусалимского из латин, прозванного Буржским, ему наследовал зять его, государь Фулько, граф Тура, Мэна и Анжу, [331] за которого вышеупомянутый король, как мы сказали выше, выдал свою первородную дочь Милизенду (в 1129 г.). Был же Фулько рыжеволосый, но так, как и Давид, который пришелся Господу по сердцу, ибо он был верен, кроток и, не смотря на цвет своих волос, приветлив, благоразумен и сострадателен, в милостыне и добрых делах щедр, по рождению могуществен; свои чтили его еще до призвания к управлению королевством; в военном деле он был весьма опытен, в походе (in bellicis sudoribus) неутомим и осмотрителен; росту среднего, но весьма пожилой: лет шестидесяти; к числу его недостатков, которым он был подвергнут, как человек смертный, относилось и то, что он имел необыкновенно слабую и сбивчивую память, a потому не мог удерживать в голове даже имен своих домашних, и весьма немногих узнавал по чертам лица; таким образом, ему случалось кому-нибудь оказывать всевозможные почести и доверчиво беседовать с ним, a потом, встретив его нечаянно, спрашивать, что это за человек. Это обстоятельство приводило в затруднение многих, кто, рассчитывая на дружбу с ним, хотел принять на себя ходатайство пред ним за других, ибо они видели необходимость, чтобы кто-нибудь напомнил ему их самих.
Конец этой главы занят генеалогиею дома Фулько Анжуйского, который дал королей Франции, Англии и Иерусалиму: мать Фулько, Бертелея (или Бертрада Монфор), бежала от мужа и вышла замуж за Филиппа I, короля французов, в 1092 г., что навлекло на него проклятие папы на Клермонтском соборе; старший сын Фулько, от первого его брака с графинею Мэн, Гвибургою, Готфрид граф Анжуйский, женился на дочери Гейнриха I, короля Англии, Матильде, вдове императора Гейнриха V; сын его Гейнрих Плантагенет вступил на английский престол под именем Гейнриха II.
II. Фулько ходил на поклонение в Иерусалим еще прежде, нежели его приглашал туда король Балдуин (II), a именно, после смерти своей первой жены (Гвибурги Мэн) и своим великодушием, которое он обнаружил в служении Господу, содержа на свой счет целый год сто всадников в королевстве, справедливо снискал благорасположение государя короля и всего народа и доверенность всех князей. По возвращении своем (во Францию), он переженил своих сыновей, выдал замуж дочерей и устроил графство наилучшим образом. Когда прошло несколько лет после его возвращения и мудрого управления делами, государь король Иерусалимский (Балдуин II), заботясь о том, кого должно назначить преемником и мужем своей перворожденной дочери, долго совещался, и, по всеобщему присуждению всех князей и радостному согласию народа, отправил к нему некоторых из князей, a именно Вильгельма Буриса и Гвидо Брисбарра, предлагая ему сделаться зятем и преемником его. Устроив дела, приведя в порядок графство и дав благословение своим детям, он отправился, по призыву короля, в Иерусалим, сопровождаемый некоторыми из своих вельмож. Когда он прибыл туда, король, сообразно договору, дал ему чрез [332] несколько дней в жены свою первородную дочь (Милизенду) и уступил в приданое два приморских города, Тир и Птолемаиду, которыми он владел три года и по которым он всегда носил титул графа. После того как государь король (Балдуин II) умер 21 августа в год от воплощения господня 1131, этот граф, вместе с своею женою, 14 сентября, в праздник Воздвижения Креста, в храме св. Гроба был венчан и посвящен в короли блаженной памяти Иерусалимским патриархом.
Последующие главы четырнадцатой книги до конца и вся пятнадцатая книга посвящены автором на изложение главных событий правления короля Иерусалимского Фулько: Фулько почти до последних лет своего царствования вел постоянную и несчастную войну с могущественным султаном Мосула, Сангвином (Зенгн); но, кроме того, при нем явился новый враг крестоносцев в лице сына Алексея Комнена, Иоанна Мавра, который потребовал исполнения обязательств, данных латинскими князьями его отцу. Антиохия была взята греками, и князь ее Раймунд должен был дать личную присягу греческому императору. Иоанн, под предлогом благочестия, хотел проникнуть в Иерусалим, но Фулько сумел отклонить его намерениие. Случайно полученная императором рана на охоте избавила крестоносцев от нового врага; Сангвин также приостановил свои нападения, и в последний год своего царствования Фулько мог начать наступательную борьбу с турками. Но во время приготовления к осаде Аскалона он упал с лошади в окрестностях Аккона и умер 13 ноября 1143 года. Описанием его смерти кончается пятнадцатая книга истории нашего автора; до сих пор, т.-е. до 1144 года, он писал по показаниям других; начиная с XVI книги, автор говорит уже как очевидец, и потому эта вторая часть его труда приобретает особенное значение, как самостоятельный источник. С этого же времени начинается постепенное падение Иерусалимского королевства, и смуты времен Фулько давали уже то предчувствовать.
_____________
Начинается книга шестнадцатая.
Пролог.
Все, о чем я писал до настоящего времени (т. е. до 1144 г.), собрано мною из известий, составленных другими, которые обладают хорошею памятью в отношении старинных событий, почему мне и было весьма трудно, опираясь на чужую помощь, проследить истину совершившегося, порядок фактов и годов; впрочем я старался, насколько мог, изложить верно свою историю. Но следующее затем отчасти было видено собственными моими глазами (fide oculata), или почерпнуто мною из достоверных рассказов тех, которые были свидетелями событий. А потому, опираясь на такую двойственную силу, я надеюсь с божиею помощью изложить дальнейшее и передать его потомству с бoльшею верностью и с меньшим трудом, ибо, во-первых, новейшие события вообще лучше удерживаются в памяти, и потом воспринятое глазом не так [333] легко забывается, как услышанное, с чем совершенно был согласен и наш Флакк (т. е. Гораций), когда он говорил:
«То, что чрез ухо проходит, слабее
наш дух поражает,
Нежели то, что увидено было глазами своими:
Сам повествует себе очевидец», и пр.
I. По смерти государя Фулько, третьего Иерусалимского короля из латин, ему наследовал государь Балдуин Третий, сын его от королевы Милизенды, имевший единственного малолетнего брата семи лет, по имени Амальрика; впоследствии, когда король Балдуин умер бездетным, он вступил после него на престол, как о том рассказано будет ниже. Государю Балдуину было 13 лет, когда он получил власть, a правил он 19 лет (1143 – 1162). Он был юношею, подававшим большие надежды, и уже в то время в нем обнаружились признаки, по которым можно было заключить о подвигах зрелого его возраста. Придя в лета, он отличался пред всеми князьями прекрасною наружностью, живым характером и цветом красноречия. Росту был он высокого, даже выше обыкновенно-высокого, и члены его тела были так пропорциональны с его ростом и друг с другом, что ни одна часть ни в чем не нарушала гармонии целого. Он имел красивое лицо и живой цвет, свидетельствовавший о живости духа; во всем этом он походил на мать и своего деда. Его глаза были умеренно велики и несколько выдавались вперед, блестя кротостью; волоса плоские и не совсем русые; на щеках и подбородке густая борода, которая шла к его лицу; плотность же тела вообще была такова, что его нельзя было назвать, как его брата, толстым, ни худощавым, как его мать. Одним словом, его наружность была так великолепна, что по ее достоинству всякий мог легко узнать в нем короля.
II. Этой телесной красоте соответствовали добрые внутренния качества: он отличался быстротою понимания, редким красноречием и достоинством характера не уступал ни одному из князей. Он был весьма приветлив и сострадателен, и, будучи щедрым сверх сил в отношении других, никогда не покушался на чужое добро, не делал притязания на церковное имущество и не отнимал, как расточитель, богатства своих подданных. Что редко бывает в этом возрасте, он еще в юности обнаруживал богобоязненность и питал уважение к предписаниям церкви и к ее прелатам. С живостью духа он соединял весьма твердую память; был достаточно образован (literatus), гораздо более своего брата Амальрика, который наследовал ему в управлении, и всякий час, свободный от государственных дел, он с удовольствием посвящал на чтение. Особенно любил он слушать историю о деяниях и нравах древних королей и лучших правителей; его занимали также разговоры с учеными людьми, a также и с умными светскими лицами. Его приветливость была до того велика, что он, при встрече с самыми ничтожными личностями, говорил с ними, [334] называя по имени, и если кто хотел к нему подойти и встречался с ним, то он или сам начинал разговор, или по крайней мере никому не отказывал в ответе, который желали получить от него. Всем этим он снискал такую любовь простого народа и высших классов (plebi et patrum), что оба сословия (т. е. светское и духовное) ставили его гораздо выше всех его предшественников. В труде он был настойчив, a в военное время при затруднительных обстоятельствах обнаруживал крайнюю предусмотрительность, как то следует хорошему вождю; в тяжкое время, которое выпало на его долю вследствие его усилий распространить государство, он выказывал царственную решимость, и самоуверенность храброго человека никогда не оставляла его. Он знал вполне обычное право, которое господствовало в Восточном королевстве (т. е. Иерусалимском), так-что старейшие князья в государстве просили его опытного совета в сомнительных случаях и удивлялись его познаниям. Его речь была приятна и полна шуток, и он имел прекрасный дар находиться с каждым, с людьми всех возрастов и всех состояний. Он был также весьма учтив и вежлив, но только слишком откровенен, и если что ему не нравилось в друзьях, то он высказывал им то прямо в глаза, не обращая внимания, оскорбляет ли это их, или нет; но свобода его выражений мало раздражала тех, к кому она относилась, ибо он не имел злобного намерения, но говорил так вследствие своего веселого характера или даже легкомыслия; ему тем охотнее прощали, что он сам совершенно равнодушно переносил всякое колкое слово. Но пагубной игре в кости он был более предан, нежели сколько то было прилично королевскому сану, и плотские его наклонности нарушали брачные права других. Но все это происходило в его юности; сделавшись же мужем, он, по слову апостола, отбросил от себя все детское. Своими отличными качествами он загладил грехи юности и, женившись, оставался верным своей супруге. С развитием рассудка он оставил все, что делал во время легкомысленной юности неугодного Богу и достойного порицания. В еде и питье он был умерен не по летам и боялся невоздержности, как причины всех пороков.
III. По смерти отца своего, 10 ноября, он был, в присутствии собравшихся князей и прелатов церкви, в храме св. Гроба торжественно помазан в короли, посвящен и вместе с матерью коронован рукою блаженной памяти владыки патриарха Иерусалимского Вильгельма, в день праздника Р. X., в год от воплощения господня тысяча-сто-сорок-два, когда управляли римскою церковью владыка папа Евгений III, антиохийскою – Эммерик, Иерусалимскою – Вильгельм и тирскою – Фулько. Мать его была женщина мудрая, в делах государственных весьма опытная и столь далекая от обычных слабостей своего пола, что осмеливалась на самые отважные предприятия и старалась сравняться в величии духа с первейшими князьями. Она так превосходно управляла государством во время малолетства своего сына, что ее справедливо ставили на ряду с предками, и пока ее сын следовал, ее советам, народ [335] наслаждался полным спокойствием и дела шли в наилучшем порядке. Но когда легкомысленные люди увидели, с каким благоразумием королева уничтожает все их усилия завлечь короля, они начали стараться склонять его, который, по обычаю молодых людей, был злу легко доступен и чуждался добрых наставников, чтобы он отказался от опеки своей матери и сам вступил бы в управление государством. Они именно говорили ему, что королю, который должен стоять выше всех, не прилично, как ребенку простолюдина, висеть всегда на шее у матери. Эти усилия, происходили ли они от легкомыслия, или от злобы, повергли все государство в погибель, как мы о том расскажем подробнее, если дойдем до того времени в нашей истории.
IV. В том же самом году, между днем смерти государя Фулько и вступлением на престол государя короля Балдуина (т. е. в конце ноября или в начале декабря), злодей Сангвин (т. е. Зенги), могущественнейший между турецкими князьями, владетель города, который в древности назывался Ниневией, a ныне зовется Мосулом и считается главным городом страны, известной в древности под именем Ассирии, осадил с большою армиею великий и знаменитый город мидян, Эдессу, более известную под именем Рагес, и лежащую за Евфратом, на один день пути от реки; при этом он рассчитывал частью на силу и численность своего народа, a частью на разрыв, происшедший между князем Антиохийским Раймундом и Иосцелином, графом Эдессы. Этот граф, в противность своим предшественникам, перенес свое постоянное жительство из Эдессы в местечко Турбессель на Евфрате, отчасти по плодородию этой страны, a отчасти с целью жить спокойнее; поместившись далее от места борьбы с врагами, он предался удовольствиям и перестал заботиться о том великом городе. Жителями же его были халдеи и армяне, народ невоинственный, ничего не понимавший в военном деле и преданный исключительно торговле. Латины заходили туда редко, и только немногие жили в городе. Забота об охранении города возложена была на одних наемников, которые не всегда во-время получали жалованье и даже большею частью ждали по целому году. Когда оба Балдуина (I и II Буржский) и Иосцелин Старший получили графство Эдессу, они основали свое местопребывание в самом городе и наполнили его из окрестных стран съестными припасами, оружием и всем необходимым, так-что город не только не боялся чуждого нападения, но и сам справедливо наводил страх на другие соседние города. Как мы сказали выше, князь Антиохийский и граф (Иосцелин Младший) вступили во вражду, которая не была более тайною и вышла наружу; каждый старался только о том, чтобы причинить зло другому, и даже радовался, если другой испытывал несчастие. Всем этим воспользовался вышеупомянутый великий князь Сангвин и подступил к городу с бесчисленною конницею, набранною со всего Востока, и с пехотою из окрестных городов. Таким образом, он осадил Эдессу и окружил ее жителей так, что ни они не могли выйти, ни кто другой проникнуть к ним. Сверх того, в городе [336] испытывали большой недостаток в съестных припасах и в других предметах необходимости. Город был окружен крепкою стеною, a верхняя его часть защищена высокими башнями, так что и по завоевании города там можно было найти еще убежище. Но все это служит хорошим средством против неприятеля, если в городе есть люди, которые сражаются за свою свободу и имеют решимость дать мужественный отпор врагу; если же между осажденными нет никого, кто хотел бы сопротивляться, то и стены и башни бесполезны для города, когда их никто не защищает. Найдя город лишенным войска, Сангвин имел тем больше надежды овладеть им. Он расположил свое войско вокруг; назначил каждому начальнику следующее ему место и начал потрясать стены метательными машинами, a жителей беспокоить, пуская в них беспрерывное множество стрел. Между тем повсюду разнесся слух, что христианский город осажден врагами нашего имени и нашей веры, и сердца верующих, узнавших о том, были потрясены таким известием, и, ревнуя о вере, они начали вооружаться для мести. Граф, услышав об осаде и придя в ужас, поспешно собрал войска; поздно вспомнил он о знаменитом городе; прежде не желая о нем заботиться, когда он болел и требовал средств, теперь он вздумал, так сказать, приготовить похороны умершему. Он обошел своих вассалов, умолял друзей, отправлял послов к своему государю, князю Антиохии, и слезно просил сжалиться над ним в его нужде и освободить вышеупомянутый город от угрожавшего ему рабского ига. Явились послы и к королю Иерусалимскому, подтверждая доходившие до него слухи об осаде города. Государыня королева, управлявшая государством, по совещании с вельможами, отправила поспешно своего двоюродного брата Манассу, коннетабля короля, Филиппа Наплузского и Элинанда Тивериадского с сильным войском, чтобы подать желаемую помощь государю графу и доведенным до крайности жителям. Но князь Антиохии, радуясь несчастию графа и не думая о том, чем он обязан общей пользе, и что личная ненависть не должна удовлетворяться на счет общественного блага, медлил под всякими предлогами подать ту помощь, о которой его просили.
V. Между тем Сангвин нападал беспрерывно на осажденных и употреблял все усилия, что увеличивало стеснение граждан и содействовало ему к овладению местом. Таким образом, он приказал провести под стену подземный ход и подпереть его деревом, которое было подожжено; вслед затем бoльшая часть стены обрушилась, так что неприятель имел пред собою отверстие шириною в сто локтей. Когда враг получил желаемый вход, войско бросилось со всех сторон в город и положило все без различия возраста, состояния и пола, так что к нему можно было применить известные слова: «Вдову и странника умертвили, малолетних избили, мальчиков и девочек и старого человека». Когда город был завоеван и предан мечу, благоразумнейшие и опытнейшие из граждан бежали, вместе с женами и детьми, в те башни, которые, как мы сказали, стояли из городе, чтобы спасти свою жизнь на [337] некоторое время. Но там при входе произошла такая давка от стечения народа, что многие были задушены самым жалким образом. В числе погибших при этом находился и достопочтенный владыка архиепископ Гуго вместе с некоторыми из его духовенства. Присутствовавшие при этом уверяли однако, что такое бедствие постигло епископа не без собственной его вины, ибо он, вместо того, чтобы собранную им массу денег употребить на уплату войску и таким образом помочь городу, предпочел, как скупец, лежать на своих богатствах, нежели отвратить погибель народа, и потому он пожал плоды своей скупости и нашел смерть среди черни; если Господь не сжалится над ним, то и на страшном суде, на том свете, ему не будет безопасно. К такого рода людям можно отнести те грозные слова Писания: «Да погибнет с тобою серебро твое» (Деян. Ап. 8, 20). Таким образом, пока князь Антиохии по безумной ненависти медлил оказать помощь своим братьям, и пока граф ожидал посторонней помощи, этот древнейший город, принадлежавший христианству еще со времен апостольских и освобожденный от заблуждения неверных проповедью апостола Фаддея, впал в незаслуженное рабство. В этом же городе, говорят, погребено тело св. Фомы вместе с вышеупомянутым апостолом и королем Абгаром. Этот Абгар был тем знаменитым топархом (владетелем), о котором рассказывает Евсевий Кесарийский в своей «Церковной истории», что он писал письмо к Господу Иисусу Христу и удостоился получить от него ответ. Он прилагает оба эти письма и в конце делает заметку: «Мы нашли это в публичном архиве города Эдессы, где правил Абгар, записанным в хартиях, которые содержат деяния короля Абгара». Но довольно об этом; теперь возвратимся к нашей истории.
Но возвращение автора к своей истории было скорее отступлением, потому что, рассказав в главе VI первый поход Балдуина III в Каменистую Аравию, где турки овладели одним христианским укреплением, он только после того возвращается к делам Эдессы.
VII. Между тем (т.-е. пока Балдуин ходил в свой первый поход), Сангвин, о котором мы говорили выше, возгордясь своим счастьем при Эдессе, вознамерился осадить укрепленный город на Евфрате Калогенбар (н. Калаат-Джабур). Во время этой осады, когда он ночью, сильно напившись вина, лежал навзничь в своей палатке, его убили сообственные слуги и евнухи, подкупленные владельцем крепости. Один из наших, получив известие о том, сказал:
Quam bonus eventus!
Fit sanguine, sanguinolentus;
Vir homicida, reus,
Nomine Sanguineus.
(«Какое счастливое событие! в крови погиб окровавленным душегубец и злодей, носивший на себе имя крови». Султан назывался Зенги, откуда вышла латинизированная форма: Sanguineus, напоминавшая западному уху слово sanguis, кровь). [338]
Убийцы, как было условлено, бежали в стены осажденного города и спаслись от мести родственников убитого; войско же, потеряв своего вождя, немедленно разбежалось. Из сыновей Сангвина один правил в Мосуле, далее на восток, другой же младший, по имени Норадин (Нуреддин), в Алеппо. Это был человек умный, осторожный, в правилах суеверия своего народа богобоязненный и счастливый распространитель отцовского наследства.
Остальные главы XVI книги и вся XVII книга заключают в себе изложение важнейших событий первых десяти лет правления Балдуина III, от 1143 до 1154 года, после чего Иерусалимское королевство начинает видимо клониться к своему падению. В этот промежуток времени, королевство Иерусалимское получило помощь с Запада; взятие Эдессы побудило императора Конрада III и короля французского Людовика VII предпринять второй крестовый поход, окончившийся, впрочем, неудачною осадою Дамаска; на описание этого похода автор посвящает большую часть XVI и все начало XVII книги. По удалении западных союзников, Балдуин III, отразив собственными силами нападение мусульман на Иерусалим, предпринял наступательное движение и осадил последний город, находившийся в Палестине в руках неверных, a именно Аскалон, и в 1154 г. овладел им.
Восемнадцатая книга обозревает последние 8 лет правления Балдуина III (1154–1162), ознаменовавшиеся внутренними раздорами не только князей между собою, но и сословий одного против другого. При таких затруднительных обстоятельствах, Балдуин III старался укрепить себя родственным союзом с восточными императорами и женился на племяннице императора, но вскоре после этого брака он умер, как подозревали, от отравы, 19 февраля 1162 года
(Продолжение см. ниже, в ст. 41).
Вильгельм Тирский.
Sacri belli historia, libri XXIII. – Кн. XIV–XVIII.
О жизни и сочинениях Вильгельма Тирского см. ниже, в прим. к ст. 41.
(пер. М. М. Стасюлевича)
Текст воспроизведен по изданию: История средних веков в ее писателях и исследованиях новейших ученых. Том III. СПб. 1887
© сетевая версия - Тhietmar. 2010
© OCR - Засорин А. И. 2010
© дизайн - Войтехович А. 2001