ИСТОРИЯ ЕГИШЕ ВАРДАПЕТА

Борьба христианства с учением Зороастровым в пятом столетии, в Армении. Перевод с армянского П. Шаншиева. Тифлис, 1853 года.

Изучение армянского языка и литературы давно обратило на себя внимание Европы. Всеобъемлющий гений Наполеона І-го постигнул, какую пользу можно извлечь в сношениях с Востоком изучением армянского языка, и он учредил в Париже кафедру армянского языка, которую со славою занимали армянин Шаган Чирбет, известный ориенталист Сен-Мартен, и в наше время переводчик Моисея Хоренского г. Флориваль. С тех пор в Европе стали с большим вниманием изучать язык народа, современного Вавилонянам, Ассириянам и др., и который, в конце XIV века, утратив свою политическую самостоятельность, умел сохранить в целости веру и язык предков. Французские, пемецкие, английские и италиянские арменисты обратили внимание Европы на важность и богатство армянского языка и литературы, в особенности исторической. Укажем для примера на Сен-Мартена, Флориваля, братьев Вистон, Неймана, Виндишмана, Капеллетти и проч. Мы имеет теперь французский и латинский переводы Моисея Хоренского; Егише на италиянском и французском; отрывки Езника на немецком, и т. д. Не говорим уже о обширных трудах армянского венецианского общества братьев Мхитаристов и их многочисленных учеников, которым, впрочем, можно сделать не один упрёк часто в умышленном перетолковывании фактов в пользу католицизма. В наше время, иностранцу, хорошо изучившему армянский язык, и не совладать с массою замечательных, часто превосходных произведений древней и новой армянской литературы. А сколько превосходных и дельных статей разбросано в различных армянских журналах и газетах, издаваемых [16] преимущественно в Турции, где число Армян гораздо более трех миллионов? На русском языке, кроме различных журнальных статей, можно найдти несколько сочинений, где читатель найдет множество отрывочных фактов о прошлой и настоящей жизни этого народа. Укажем на некоторые из них: Исторические акты армянского царства, изданные институтом Восточных языков гг. Лазаревых; Краткий очерк армянской литературы, доктора восточной словесности С. И. Назарианца; Исторические памятники вероучения армянской церкви, армянского патриарха и католикоса Нерсеса Шнорали (Благодатного), перевод нашего армениста А. М. Худобашсва. Очень хороши статьи и брошюрки г. Гагемейтера. Сочинение г. Шопена более принесет пользы чиновникам Закавказья, в особенности Эриванской губернии, и проч. У нас в России армянский язык преподается в университетах с.-петербургском и казанском; в московском институте гг. Лазаревых, армянским студентам московского университета, воспитывающимся насчет кавказского комитета; в заведениях кавказского учебного округа и в различных армянских семинариях и училищах, устроенных при монастырях и церквах армянских. Сотни юношей этой нации воспитывались и воспитываются постоянно на полном иждивении правительства, в различных учебных заведениях империи: обыкновенный укор, делаемый этому народу многими, состоит, по их мнению, в промышленном духе этого народа и в его последствиях. Укор совершенно ложный и лишенный основания. Всякому народу свойственны все стремления человеческого духа, и все явления народной жизни условливаются его историческою жизнию. По ремеслу, по занятиям нескольких сотен торговцев нельзя судить о целом народе. Надобно изучить его книжный язык и народные наречия, чтобы ближе узнать его прошедшее и настоящее, а главное — его воззрение на жизнь, склад ума, характер и вообще все те особенности, которые мы называем оригинальностию.

Переводы армянских классиков, лучших статей новейших армянских журналов и известия о его гражданской и литературной деятельности поведут к распространению более верных и точных сведений об этом народе. На русском языке мы не имели до сих пор ни одного из классиков или историков армянских. Старинный, плохой перевод Моисея Хоренского едва ли нашел многих читателей и в свое время. Переводом истории Егише Вардапета ¹ г. П. Шаншиев восполнил несколько эту [17] пустоту и подарил русскую публику прекрасною и полезною книгою. Труд свои переводчик посвятил его святейшеству верховному патриарху и католикосу всех Армян Нерсесу. По единогласному приговору писателей армянских, последовавших за веком Егише, и всей нации, Егише Вардапет занимает первое место между армянскими писателями. Слог его считается образцом красноречия и увлекательного исторического изложения. Чтобы лучше ознакомиться с личностью Егише и судьбою его сочинения, обратимся к г-ну переводчику:

«Наконец, в V-м веке, настала для Армян эпоха страшная. Надлежало решить вопрос: хочет ли она для счастья и радостей жизни временной пожертвовать верою своею, или ценою счастья, мира и самой жизни хочет сохранить веру во Христа? Довольно было только представить этот вопрос, чтобы вся Армения, увлеченная святым энтузиазмом, восстала единодушно против язычества. Маги, которым свет Евангелия давно уже резал глаза, убеждали Иездигерда идти войною на Армению и уничтожить христианство. Эту-то войну язычества с христианством и передает нам Егише Вардапет в своей занимательной истории. Историк найдет в ней интересные описания нравов и обычаев Персов и Армян V-го века, от которого так мало осталось исторических памятников, и светлое критическое изложение учения Зороастра и догматов христианства. Вы, нынешние женщины, которые среди сенсуальной современной жизни позабыли добродетель любви, — вам напомнят эти женщины V-го века, смиренные исполнительницы святой обязанности к вере и родине, высокое ваше назначение: править миром скипетром любви. Вы поймете, читая историю Егише, ваше святое призвание — служить Евангелию, которое исторгнуло вас из рабства и дало вам, власть над сердцем человека, чтобы вами править человечеством. История Егише давно уже известна ученому миру Европы. Славный ориенталист Сен-Мартен познакомил с ней Францию в прекрасных отрывках своих; а позже, в сороковых годах, подарил французскую публику полным ее переводом священник в Париже, [18] Григорий Кабараджи Карапет. Переводчик Моисея Хоренского, священник в Венеции, Капеллетти, перевел ее на итальянский язык. Нейман, профессор армянского языка в Мюнхене, познакомил публику английскую с историческою частью сочинения Егише. Трудности, неизбежные при перевод восточных писателей на язык европейский, становятся непреодолимыми при переводе Егише. В продолжение четырнадцати веков она переходила из рук в руки многих переписчиков, которые обходились с нею не без самоуправства; от того она местами несколько темна и нередко и вовсе непонятна. Встречая трудные выражения нашего автора, при перевод своем, я держался в их пояснениях мнения Григория Кабараджи Карапета, который хорошо знаком с историческим развитием армянского языка и со многими текстами оригинала, которые и поныне еще хранятся в рукописях. Текст истории Егише требует многих поправок; за неимением пока лучшего, я взял для перевода своего текст, изданный братством Мсхитаристов, которым Армяне обязаны сохранением и обработкою своего литературного языка. Считаю необходимым поделиться этими малыми сведениями, которые остались нам о жизни самого Егише. Он родился в начале V-го века в Армении. Покровительством славных мужей, св. Исаака и св. Месроба, которым Армяне и Грузины одолжены изобретением своих букв, Егише послан был для образования в славные школы Греции, и, получив там полное и совершенное образование, возвратился на родину, к полному удовольствию соотчичей и оправданию надежд высоких покровителей своих. По возвращении на родину, первою мыслию его было: просвещение единоземцев; и чтобы иметь право обучать их, он желал вступить в духовное звание. Его глубокие познания и безукоризненная чистота жизни обратили на него всеобщее внимание. Его наименовали Вардапетом и возвели в достоинство епископа области князей Амятуни. Впоследствии он был духовником и первым секретарем именитого родственника своего князя Вартана Мамикониана, героя описанной им истории. Егише и положением своим и высоким образованием, полученным в школах афинских и александрийских, был поставлен в редкое благоприятное положение для историка. Он знал всю душу героя своей истории, владел ученостью века и был очевидным свидетелем вынесенных его нациею мучений, которые не могли не отозваться в прекрасной душе его, исполненной любви истинно христианской. Кажется, само Провидение, наделившее его всеми дарами, необходимыми для [19] историка, желанием сохранить в памяти человечества эту высокую эпопею армянской церкви, которая сохранилась в бессмертной истории Егише. Рассказ его естествен и увлекателен, но, как сын Востока, не чужд фигуральных выражений, которыми украшаются творения восточные. Много лет прошло после восстания Армении, когда Егише, по просьбе сотоварища и друга своего, Давида Мамикониана, известного святостью и любовью к просвещению, взялся написать эту историю. Литература в эту эпоху имела весьма ограниченное значение. Писатели средних веков не были знакомы с потребностью веков новейших; они не писали из удовольствия высказывать свои идеи. Их вынуждало писать или какое-нибудь важное событие в мире христианском, или просьба друга. Так образовалась литература средних веков; господствующая ее форма была форма писем к другу и к церкви. Почему письма этих веков имели совершенно другое значение, нежели в новейшее время; они сохраняют любопытнейшие памятники тогдашнего общества. Историю свою Егише разделил на семь отделений, которые в моем тексте, изданном братством Мехитаристов в 1838 году, разделены на восемь глав; так как в некоторые главы вошли несколько отделений, то я предпочел, для большей ясности, разделить их на одиннадцать глав. Где иногда писал свою историю Егише, неизвестно; известно только, что он умер в 480 году».

История Армении V века полна поэзии и драматизма. Читателя поражает трагическая развязка событий, мастерски переданных превосходными писателями, каковы: Егише, Газар (Лазарь) Парбеци, Хоренский, и другие. Егише, получивший образование в лучших школах Греция, был отлично знаком с древнею языческою наукою и творениями отцов церкви, Климента Александрийского, Оригена, их учеников и последователей. Климент Александрийский, в своем сочинении под странным названием «Ковры пестро-тканные» находит начало церкви у мыслителей греческого и восточного мира. Между христианскими писателями, старавшимися сочетать науку с церковью, Егише Вардапет занимает одно из почетных мест. С начала 3-го века, борьба христианских писателей с языческими принимает величавый характер. Защитники христианства с мастерством прилагают к делу свои обширные познания; но и противники их были могучи: то были последователи Александрийской школы. Они выбрали благороднейшие стороны науки и религии древней языческой жизни. [20] Неоплатоников упрекают в отвлеченности, в отдалении себя от мира сего и практических вопросов жизни. Упрек не совсем справедливый. Среди всеобщего разрушения древнего общества, утратившего свои древние основы, должно было развиться презрение к действительности, которая, не смотря на ее великое значение для будущих поколений, была тягостна для современников. Это мы видим у христианских писателей IV и V веков, равно как и у Егише, книга которого вся проникнута этою мыслию, как мыслию современного ему общества и его представителей, которые находились в трудных обстоятельствах. Это презрение к действительности, которое проявляется у Неоплатоников, было различно на столько, на сколько неоплатонизм противоречит чистому христианству. Неоплатоники свое поприще заключили тем, что уничтожили все действительное и провозгласили бесконечное господство духа над веществом. Заметим мимоходом, что впоследствии в недрах неоплатонизма образовалась магия. Не смотря на все его недостатки, в неоплатонизме выразилось все богатство древней науки, ее жизненных сил и древних воззрений на жизнь. У этой-то школы учились и с этою-то школою боролись отцы церкви и ее ораторы. Но, как часто бывает, достоинство и сущность школы Неоплатоников остались чуждыми для массы, которая приняла ее предрассудки и вообще слабые стороны. Полемическими сочинениями отцов церкви особенно богат век предшествовавший Егише, век ІV-й, влияние которого отразилось и на последующие века. Четвертый век был веком развития красноречия и науки на востоке. Тогда жили Василий Великий, Григорий Назианзин и другие. В сфере христианской религии красноречие получило высшую, благородную цель. Таковы были предшественники Егише Вардапета, его наставники и образцы. Из вышесказанного многое сделается понятным в его истории. Мы поймем это презрение к жизни вождей и тогдашних представителей Армении, их пламенное религиозное направление, твердость в ужаснейших, продолжительных страданиях, и святое исполнение своих обязанностей — матери, жены и христианки — женя, армянских. Тогда в другом свете представится эта страшная борьба с могуществом огнепоклонника Иездигерда, оружие которого трепетали соседи и не соседи. В предисловии своем к переводу, г. П. Шаншиев вкратце говорит о падении древнего общества, о явлении, распространении и значении христианства. Но мы не соглашаемся с г. Шаншиевым, что древнее общество умирало без будущности. Напротив оно [21] подготовило и как бы содействовало торжеству христианства. Каждый народ под победным знаменем христианства пролил свою часть крови, по смело можем сказать, что Армения выстрадала ее более долговременными и тягчайшими страданиями. Прекрасно очертил г. П. Шаншиев беспомощное состояние и энергическую борьбу Армян V века с Иездигердом, требования которого так униженно исполнял Феодосий Младший. Приводим собственные слова переводчика: «Армения, постоянная союзница Греции, теперь оставлена была совершенно беспомощною. Одна, с своими силами, принуждена была бороться за святую церковь с сильным и могучим Иездигердом. Но не смутило ее страшное его могущество. Она одна на защиту святой церкви восстала: она верила, она знала, что прейдут земля и небо; но не прейдет никогда слово Господа». Эти слова Спасителя открыли ей и в самой смерти неиссякаемый источник жизни. Армения, воистину, была постоянной мученицей за святую церковь. Сперва тревожило ее и мучило язычество, потом исламизм тиранил ее за веру во Иисуса Христа. Целые века провела она, преследуемая мечем сильных властителей Востока; но мечи их переламывались о верность Армян к церкви. Властители Востока отнимали у них все, отнимали отцев, матерей, жен, детей, родину и самую жизнь: но вера их в Спасителя была непоколебима, как слово Бога, которое возносило их над всем преходящим на земле и давало им силы, выносить страшные мучения от гонителей церкви. Властители Персии целыми провинциями выселяли Армян из родины и населяли ими государство свое, где и теперь встречает их путешественник, как памятники страшной религиозной бури, вынесенной Армениею. Эти колонии Христа, оставленные христианством в шествии своем с Востока на Запад, стоят века, и не пройдет, быть может, еще век, как мир христианский возьмет их под свое, любовью озаренное знамя, для распространения новейшей цивилизации в странах, откуда вышла цивилизация древняя. Мученичество религиозное, вследствие вековых гонений, составляет главный элемент исторической, общественной и частной жизни армянской нации. Лучшие страницы ее истории горят кровью пострадавших за веру и запечатлены в памяти каждого, носящего имя Армянина. Они составляют любимый рассказ их общественной жизни, и нет семейства армянского, которое не имело своей доли в страданиях за церковь. Мученичество есть, так сказать, наследственное достояние Армян: в преданиях каждого семейства сохраняется память о каком-нибудь члене его, павшем [22] за церковь Христову. Еще в IV веке тайно, коварно преследовали Армению властители персидские. Моисей Хоренский, историк V века, рассказывает, что персидский царь Шапу отдал свое войско под начальство Меружану, отступнику от Христа, и послал его в Армению. «Меружан, пишет Хоренский, старался всеми средствами уничтожить христианство в Армении. Под предлогом дани, отсылал обремененных цепями епископов и священников в Персию, предавал огню все письмена, какие только ни находил; не велел обучать греческому языку, а приказал учить только персидскому, чтобы никто, говорит он, не смел ни говорить, ни переводить по-гречески. И это Меружан приказывал под предлогом перервать всякое знакомство и дружбу с Греками; а в сущности он это делал, чтобы уничтожить и вывести совершенно обучение христианское; потому что Армяне тогда не имели еще письмен своих и отправляли службу церковную на языке греческом». В другом месте Хоренский пишет: «Между пленными был священник Зуита из Арташата. Отступник Христа Меружан и Ваан злословили Зуиту перед царем Шапу; — говорили, будто бы он нарочно отдался в плен, чтоб увещевать их остаться верными христианству. Шапу велел подвергнуть Зуиту мучениям, если он не отречется от христианства. Зуита отверг их предложение и был предан жестокой смерти».

История Егише Вардапета начинается посланием Давиду Мамиконяну, по просьбе которого он написал и которому посвятил свой труд. Егише между прочим говорит: ты, великий в науке божественной, какой полезный труд мог бы ты приказать, который бы и не поспешил исполнить. Очевидно для меня и тебя и для всех, которые предаются изучению философии, что любознательность наша есть как бы образ мирной небесной любви, а не желание земной славы. Как только я услышал приказание твое, то тотчас же принялся писать эту Историю; она есть утешение для любящих, надежда для чающих, возбуждение воинов к добродетельному презренно смерти, чтобы стать под знамя Иисуса Христа, всегда победоносного. Он исполняет непобедимою силою прибегающих к Нему и допускает, без различия, всякого желающего стать под знамя геройских добродетелей. Так как добродетели эти бесчисленны и различны по названиям их, то и награды, воздаваемые каждой милостью Его, бесчисленны. Величайшая и драгоценнейшая из них есть любовь святая, свободная [23] от всякого земного помышления. Эта святая любовь, которая есть дар небес — я заметил ее в тебе, и мысль о природной слабости моей совершенно изгладилась в ум моем».

Эта мысль Егише относительно истории выше мысли Гегеля, сказавшего, что история никому никакой практической пользы не приносила. Знакомый с законами Истории не падет духом в переходные эпохи истории человечества, и можно надеяться что политические самоубийства более не найдут себе подражателей в будущем. Разумное понимание истории прошедшего покажет нам исходный пункт настоящего....

Сличая первые страницы перевода с подлинником и продолжая это сличение далее, увидим, что г. переводчик, хотя верно передал мысли Егише, но многие места перевел не буквально. Показать эти отступления переводчика мы считаем излишним: автор знает их сам, армянисты увидят это с первых же страниц, а незнакомому с армянским языком не послужит это ни к чему.

Начиная свой рассказ, Егише говорит: «Так как я принял печальный труд, который возложила на меня твоя благосклонность, то начну, с чего начать достойно. Хотя мне грустно рассказывать о несчастиях нашего народа, — но по воле твоей, с полными слез глазами, берусь рассказать печальную историю бесчисленных мучений, которых я был очевидным свидетелем». В конце первой четверти третьего века нашей эры, по пересечении рода Арсакидов, на персидский престол вступила династия Сассанидов, управлявшая всеми подвластными себе государствами по законам Магов. Армения в эту пору была данницей Персии. Не смотря на это, она управлялась своими князьями, и поисками народными предводительствовали армянские князья. Иездигерд (по-армянски Аскерт), упоенный воинским счастием, положил задачею своей жизни и славы всех подвластных себе христиан обратить к огнепоклонству. Советники Маги говорили ему «Царь-герой, Боги даровали тебе царство и победу; они не требуют в замен почестей земных, они им не нужны. Они хотят одного: «чтобы ты подчинил одному закону все народы, подвластные твоему скипетру, и можешь быть уверен, что самые Греки не замедлят сделаться твоими исповедниками. […]ими полчища без малейшего замедления, собери войска многочисленные, иди на страну Кушунов, прикажи перейдти воинам твоим за врата Пах, и остановись сам на границах. Когда ты замкнешь все войска христианские с предводителями их в этих отдаленных и [24] негостеприимных землях, воля твоя исполнится. Мы открыли в таинствах магии, что ты возвратишься из страны Кушунов победителем, и что Греки тогда не смогут избегнуть ига Персии. Но дело самое важное, о государь, истребить навсегда секту христианскую!» Иездигерд одобрил предложение магов и приказал разослать приказания по всем подвластным Персии областям, собрать войско и собраться всем им в области Апор (Хорасан). Армяне, Иверы (Грузины), Агованы, Лепнийцы, Цодейцы, Кордуйцы (Курды) и другие Персам подвластные народы спешили отправить свои войска на сборный пункт. Многочисленное армянское войско, состоящее по большей части из людей именитых, под предводительством князей, из которых многие были древней царской крови, выступило в поход, взявши с собой священные книги и священников. Скрывая свои планы, царь с притворною радостью встретил эти войска, щедро одарил собравшихся воинов и выступил с ними в поход против Гуннов. Победа и тут следовала за знаменами Иездигерда, между тем как Персия, вдали от места военных действий, наслаждалась глубоким миром: Гунны были обессилены, Восточная империя трепетала имени Иездигерда, а Хайландурки не смели уже приближаться к ущельям Джора.

«Довольный цветущим состоянием своего царства, приказал он (Иездигерд) возвестить о том во всех своих владениях и «велел совершить великие жертвоприношения в пиреях или храмах огня. Было заколото множество белых волов и длинношерстных коз, и по всей земле виден был только дым жертвоприношений языческих. Многие маги возведены были на высшие степени достоинства, получили венцы, и сверх того позволение грабить имущества христиан, обитающих в провинциях Персии.

«Между тем Иездигерд, гордившийся триумфом, возносился не одними только успехами предприятий воинских; он даже вообразил себя существом, превышающим природу человеческую, и несравненно выше предков своих; он скрывался иногда обманном от глаз подданных, чтобы маги обнародовали, что он посещает жилища богов.

«Одно имя Иисуса Христа приводило его в бешенство, и он не мог постичь, чтобы Бог дозволил мучить, распять, умереть и погребсти себя; он беспрерывно возвращался к этим пунктам веры нашей, служившей ему бесконечным предметом посмеяния.

«Однажды молодой князь армянский сказал ему: «откуда знаешь ты, государь, все подробности о Господе нашем?» [25]

«— Откуда знаю я их? возразил Иездигерд. Разве не заставлял я читать себе книгу ложной веры вашей?

«— Для чего же, отвечал молодой князь, не прочел ты всего, государь? Ежели бы продолжал, то увидит бы воскресение, явление Иисуса воскресшего ученикам своим, его вознесение на небо, где Он теперь сидит одесную Отца Небесного; обещание второго пришествия, чудное воскресение рода человеческого, суд последний и награду правосудную.

«Царь начал смеяться и презрительно сказал: все это ложь!»

«Но герой христианский продолжал, не смущаясь: «Ежели ты допускаешь возможным Его телесные мучения, то еще более можешь поверить и страшному второму Его пришествию».

«Тогда гнев царя распалился как горнило вавилонское, и все его придворные в страхе боялись сокрушиться в нем, как Халдеяне; но Иездигерд разразил всю злобу над головою блаженного юноши, называвшегося Гарегином; он велел заковать ему руки и ноги в цепи железные, и оставив его томиться два года в глубине темницы, отобрал все его имение и приказал произнести над ним смертный приговор.

«Когда человек лишен добродетелей небесных, тело его самым плачевным образом чувствует это лишение. Малейшее дуновение волнует его, малейшая случайность тревожить, все приводнит в содрогание, жизнь проходит как сон. Отчаянный, бросается он на встречу смерти и исчезает в ней. «Смерть неузнанная есть смерть, сказал кто-то в древности; но смерть — бессмертие для того, кто знает ее. Тот, кто не предвидит ее — страшится; но бесстрашно ждет ее тот, кто знает ее».

«Все бедствия проистекают от невежества. Слепота лишает лучей солнечных, а невежество — жизни совершенной. Стократно лучше слепота телесная, нежели духовная. Так как душа наша выше тела, то и зрение духовное несравненно превышает зрение телесное.

«Ежели богач лишен разума, участь его, не смотря на все богатство его, достойна сожаления; несчастие это весьма не редко.

«И ежели это так в порядке мирском, то гораздо более имеет значения в духовном. Душа есть жизнь тела, и разум должен руководить обоими. [26]

«Хотя Священное Писание и воспрещает нам порицать властителя; не можем же мы однако восхвалять того, кто восстает против Бога. Я не могу умолчать о гонениях, которые Иездигерд заставил претерпевать церковь христианскую; но опишу их без преувеличения, без гадания, без вражды, не заимствуя даже рассказов повествователей, расскажу только то, что видел сам и слышал на месте происшествий.

«Мне кажется, что и до сих пор еще раздаются в ушах моих звуки наглого его голоса. Как буря ужасная разражается на море необозримом, так волновал и колебал нечестивый царь бесчисленные милиции, ставшие под предводительство его. Он заставлял разбирать все религии и учения, сличал их с магиею и астрологиею халдейскою, не исключив даже богослужения христианского. Потом говорил запальчиво: «Ищите, разбирайте; мы изберем лучшую; но это было чистейшее притворство: он положил в душе своей утвердить только ту, которую сам исповедывал». Христиане проникли истинные намерения царя персидского. Громогласно, в виду всего войска, они поучали своих братьев, пели псалмы и другие священные песни. Иездигерд видел все это и не мог ничего сделать, потому что не нее христианское войско стояло на одном месте. Видя братское единство христианского войска, он решился разъединить, обессилить этот союз хитростью. Он начал награждать трусов, невежд предпочтительно пред храбрыми и учеными, и употреблял все способы, чтобы посеять раздор между отцом и сыном, старшим и младшим, и вообще между всеми христианами. Все было тщетно. Когда он объезжал провинции своего обширного царства, то ясно видел, что семилетние его труды остались тщетными, и христианство распространялось по всем областям персидского государства. По совету магов, царь послал кавалерию Армении, Грузии, Аговании и всех христианских стран за врата Пах, которые были заняты собственно персидскими войсками. Царь отдал строжайшее повеление, чтобы ни один из христиан не был выпущен оттуда. «Небо и земля свидетельствуют, говорили они, что мы верою и правдою исполняли обязанности службы царской, что не посрамили никогда храбрости своей; потому казнь твоя, государь, несправедлива, и обращение твое с нами жестоко».

«Ропот раздавался со всех сторон и не редко достигал слуха самого царя; но он становился от того еще неумолимее, и клятвенно уверял, что не выпустит христиан, пока не покорятся воле его». [27]

«Спустя нисколько времени велел он схватить четырех из храбрейших и знатнейших вождей их, и, подвергнув пыткам, велел наказать их посреди стана, потом заковать в цепи и ввергнуть в темницу. По исполнении приговора, он, казалось, простил другим, вменив всю вину четырем осужденным, которых будто бы признавал зачинщиками и двигателями смут и возмущений, и это он делал по наущению демона, — только демон может подавать подобные советы. Двенадцать дней спустя дал он великолепное пиршество, на которое приглашены были многие вожди войск христианских. Когда садились за стол, царь удостоил указать каждому место и говорил со всеми так благосклонно и ласково, что изгладил всякое помышление о недоброжелательстве. Но он для того действовал таким образом, чтобы склонить их есть мясо жертв, закланных в честь солнцу. Христиане, заметив обман, отказались от этого, и царь, не настаивая очень, приказал подать кушанья обыкновенные.

«Но отобедав за веселым пиром царским, многие гости царя, выходя из-за стола в зал, называемый царским, были остановлены. Им связали руки за спину снурками (хонджанами) исподнего платья и бросили в темницу. Там голодали иные два, другие три дня, не говоря о других оскорблениях и пытках гнусных, которые считаю неприличным передавать, Некоторые были сосланы в изгнание и лишены своих достоинств. Разделили потом войска христианские на множество небольших отрядов и послали их в ужасные степные провинции на войну с врагами Персии, где многие и погибли от изнурения или меча неприятельского.

«Уменьшили паек всех этих милиций так, что они принуждены были выносить муки голода и жажды; назначили им зимними квартирами места самые нездоровые и ужасные; наконец поступали с ними перед всеми другими нациями, как с презреннейшими и ничтожнейшими существами. Но они во имя Иисуса Христа и любви к Нему выносили с величайшею покорностию оскорбительное с ними обращение и терпели с упованием на блаженство, уготованное исполняющим с твердостью повеления Господни.

«Чем более тиранил их царь и обременял позором, тем сильнее возрастала их горячность и любовь к Спасителю. Многие из них с самого уже детства занимались чтением святых книг и изучением их; теперь эту святую науку обратили они не только в собственное свое утешение, но и в утешение [28] других. Недоступные страху, они исповедывали христианство открыто, совершали божественное служение всенародно и удвоивали молитвы. Многие из язычников, умиленные благочестивыми и кроткими их голосами, ободряли и утешали их, говоря: лучше противиться до последнего мгновения жизни, нежели отречься от такой религии. Между тем, хотя христиане выносили бодро и покорно, из любви к Иисусу Христу, как следует человеку внутреннему; но положение их было ужасно в стране, совершенно чуждой им. Блистательные поиска христианские теперь были унижены и обнищали до нельзя.

«Он также легко забывал заслуги окружающих его, как и мало заботился о связях родственных; много было князей армянских, которых матери кормили братьев его; но это ни сколько не препятствовало ему тиранить их еще более, нежели других. Вслед за всеми притеснениями, Иездигерд замыслил еще новую казнь. Он послал управлять Армениею одного из верных слуг своих, называвшегося Деншапу, который проник туда с декретом царским, заключавшим в себе мире и привет царя, далеко не искренний. Под предлогом уменьшения налогов и обязанности службы кавалеристов, он сделал подробную опись стране и общее исчисление ее жителей. Хотя и украсил он тайные намерения свои обманчивою наружностью, но лукавство его скоро обнаружилось, потому что, во-первых, свобода церкви подчинилась налогам; во-вторых, все монахи, живущие в монастырях, были записаны и переписи; в-третьих, подати, и без того уже великие, возвысились до неимоверности; в-четвертых, Деншапу вел свои дела так хорошо, что бросил раздор, в дома князей армянских и посеял разъединение во всех семействах. Целью губернатора персидского было разъединить верных, рассеять духовных, подвинуть к бегству монахов и разорить низший класс народа, чтоб нищета заставила их принять веру магов. Последнее злоупотребление власти, которое дозволил себе любимец Иездигерда, было худшее из всех: он сменил правителя Армении (Ваана Аматуни), которого почитали отцом и главою христиан, обвинив его будто бы в пренебрежении высокого назначения своего, и заменил его персиянином Мушканом, к которому приставил мага, поставленного главным судьею области, чтобы затмить величие нашей церкви.

«Хотя притеснение тяжко подавляло все классы народа, но [29] нападение было не прямо на церковь, и потому народ выносил, не возмущаясь, непомерность налогов. Я говорю непомерность налогов, потому, что там, где правительство по всем правам могло требовать сто пиастров, Деншапу находил средство брать двести. Епископ и священники приходские подчинены были также налогам, и контрибуция простиралась не только на земли застроенные и вспаханные, но и на развалины и земли необработанные. Алчность государственной казны не довольствовалась еще этим; она наложила сбор на лучшие съестные припасы, инструменты, доходы, пенсии, продукты гор, долин и лесов. Это был настоящий грабеж, а не мера правительственная, грабеж до такой степени сильный, что сами Персы удивлялись и спрашивали: откуда могло прибывать столько сокровищ, и как еще могла существовать столь изнуренная страна?»

«Когда двор персидский заметил, что, не смотря на все его взыскания, он не мог укротить мужества Армян, то решился бросить личину и уже открыто дать собранию магов приказ написать от имени министров Иездигерда манифест, заключающий правила ложного их учения». Очень и очень жаль, что, по обширности его, мы не можем привести здесь этого манифеста и ответа Армян. В манифесте персидский министр развивает учение магизма и мнимую его национальность».

В ответе своем святители армянской церкви с величайшим искусством и смелостию объясняют огнепоклоннику Иездигерду догматы христианского учения и настоящее их понимание. Когда царю прочитали ответ Армян, он заскрежетал зубами и закричал во всю приемную залу, наполненную вельможами двора и всеми министрами, что он, какими бы то ни было средствами, но искоренит христианство на всем пространстве персидского государства. Министры еще более усугубляли гнев царя своими льстивыми и фанатическими советами. Иездигерд пока еще не пришел к сознанию, что убеждения целого народа и века нельзя истребить силою материальною.

«Тогда царь повелел призвать великого канцлера в собрание и приказал ему написать указ, вовсе не согласный с обычною формою, исполненный выражений свирепых и жестоких, таких, какие употребляют обыкновенно только с людьми презреннейшими и ненавистными, вовсе не упоминая о великих заслугах этих верноподданных. Сухой повелительно приказывали им предстать ко двору. Царь вызывал поименно всех, кого знал. Вот имена вызванных: князья Вассак из дому Сюник, Нершапу из [30] дому Арцруни, Артак из дому Риштуни, Гадем из дому Хорхоруни, Вартан из дому Мамикониан, Артак из дому Мок, Манес из дому Апауни, Ваан из дому Аматуни, Гит из дому Ваевуни, Шмавон из дому Андзеваци. Все эти князья призваны были поименно ко двору царскому половина их была в армии, при царе. Некоторые охраняли от Гуннов северные врата дербентские; другие же из князей оставались еще в Армении. Это роковое известие не застало их всех вместе, но предвидя тиранские замыслы Иездигерда, они, и отсутствующих считая среди себя, поклялись единодушно пред Иосифом епископом остаться верными и непоколебимыми в прежних обетах вере христианской. Но исполнении сего отправились в столицу Персии. Они спешили увидеть своих братьев, сыновей и товарищей по оружию, которые претерпевали великие мучения за веру. В этом намерении они подвергались смерти, не ощущая ужаса, доступного душам слабым: мужество их крепло в мысли, что они, быть может, помогут избавить своих несчастных товарищей от жестоких бедствий».

«Прибыв ко двору царскому в Великую субботу, предстали они все пред царя, и хотя им было грустно и печально увидеть своих товарищей, испытывающих страдания и мучения во имя Иисуса Христа, однако они тем не менее явились ко двору с таким спокойным и ясным лицом, что враги веры нашей не могли им довольно надивиться».

«С давних пор водилось обыкновение, что, когда кавалерия армянская приближалась к столице, царь высылал генерала принять ее, осведомиться у нее о благосостоянии страны их и приветствовать от имени царя приезд их. Такой церемониал возобновлялся два или три раза. Царь сам делал смотр войскам, и, прежде назначенного для выступления в поход дня, изъявлял князьям благодарность за немедленное прибытие. Пред всеми вельможами царства расхвалял каждого из служащих в кавалерии и припоминал доблести предков их и все их знаменитые заслуги. На этот же раз весь этот этикет был отложен и о похвалах и заслугах вовсе и не упоминалось».

Иездигерд не довольствовался тем, что отказал князьям и почетной встрече. Он поклялся солнцем, что, ежели князья армянские, на следующий день, не признают богом солнца, то предаст их ужаснейшим мучениям, пока не победит их упорства. Все эти попытки Иездигерда, разумеется, нельзя приписать одному фанатизму его. Он знал, что, ежели ему удастся уничтожить в Армении христианство, то этим он нанесет этому народу удар, от которого уже никогда не восстанет политическая [31] самостоятельность этого христианского народа. Но тщетны были все происки. Князья армянские отвечали:

«Дозволь нам, герой-царь, отвечать тебе кратко, и удостой выслушать нас спокойно. Прежде всего напомним мы тебе, что Шапу II, царь царей, прадед деда твоего Иездигерда, был волею Божиею введен во владение землею Армянской, исповедываышею тогда эту же самую веру, которую исповедуем теперь мы. И отцы наши и предки наших дедов пребывали верными Персии. Они с любовью исполняли все повеления, относящиеся к службе военной. Часто цари, предки твои, осыпали их почестями, соразмерно «достоинству и заслугам каждого, и таковое состояние дел продолжалось до тебя, получившего трон их, как наследие свое. Мы, предстоящие пред тобою, царь-герой, мы служили тебе точно так же и, может быть, сделали еще гораздо более, нежели когда-либо сделали предки наши для твоих предков».

«Сказав это, князья наши смело напомнили Иездигерду и верность свою и превосходство мужества своего пред мужеством предков своих, говорили о сокрушительных налогах, обременяющих Армению, налогах, гораздо тягостнейших в сравнении с тем, что платили прежним царям Персии; потом присовокупили еще: «С самых первых времен святая церковь наша была свободна от всех налогов, ты ее подчинил им, и мы не противились, потому что любим твою династию. Что же могло возбудить гнев твой? Скажи нам, какой подали мы повод? Религия наша препятствует разве нам служить тебе все лучше и лучше?»

«Но злой дух, исполненный всего коварного, отвечал князьям нашим, отвернув голову в знак презрения: «Сокровище царское осквернено данью, собираемой с вашей земли. Ваше золото не чисто, и заслуги, которыми похваляетесь, более нежели бесполезны, потому что вы живете в заблуждении, не хотите узнать нашей религии, которая истинна. Вы презираете богов, уничтожаете огонь, заражаете воду, хороните мертвых в землю, оскверняете таким образом все стихии, и не исполняя нисколько строгих обрядов наших, даете новую силу Ариману. И еще больше виновны, что не ежедневно приближаетесь к женщинам; этим вы премного радуете демона и упорствуете в неповиновении учению магов. Вы, в глазах моих, ни что иное, как овцы заблудшие и рассеянные по пространной поверхности земли. Это огорчает меня до глубины сердца, и я боюсь, чтобы оскорбленные боги не отомстили мне строго за вас. Мое последнее слово: ежели хотите жить, спасайте [32] души свои и возвращайтесь в Армению осыпанные почестями и милостями моими. Помните, что завтра вы должны исполнить решительное повеление мое».

«Тогда доблестные князья наши единогласно воскликнули пред всем собранием: «Нет, государь, не бывать этому, и не говори нам об этом! Церковь не есть ни учреждение человеческое, ни милость солнца, которое и ты и другие ошибочно величаете богом, и которое не только не бог, но даже и не живущее существо! Церковь не есть дар царский, ни творение искусства, ни вымысел философов, ни добыча воинов, ни действие обманчивых плутней демонов, ни произведение стихий; ни от одного из поименованных мною источников не получала она своего основания. Она есть, благодать Великого Бога, дарованная не некоторым только людям, а всем народам, одаренным разумом и обитающим во всех странах поднебесных. Основание церкви нашей заложено на камне твердом, которого ничто, ни на земле, ни на небеси, ни поколебать, ни сокрушить не может. Не дано человеку победить то, чего ни небо, ни земля поколебать не могут. Теперь поступай с нами по произволу своему. Мы готовы на все мученья неслыханные и съумеем не только терпеть, но и умереть. Ежели станешь спрашивать нас снова и у каждого отдельно об этом, то услышишь все тот же ответ, или еще сильнее настоящего». Озлобление Иездигерда было безмерно. Желчь его разлилась по всей внутренности, рот и ноздри пылали, как раскаленная печь, и быстрое биение сердца, казалось, прекратило на мгновенье все способности тела. Душа, исполненная черных замыслов, открылась вдруг и излила мысли, как сосуд разбитый, в котором долго хранилась отрава черная. И чего не высказал бы он самым близким советникам своим, то невольно обнаружилось теперь пред служителями Христовыми. Открылась вся гнусная чернота его сердца и все намерения».

В порыве фанатизма, Иездигерд клялся отослать всех армянских князей и их дружину в страны отдаленные, где бы они погибли от жажды и зноя. Лишивши Армению лучших ее вождей, он клялся разорить церкви и молельни христианские, выбросить мощи святых мучеников, предать на поругание жен и пройдти всю страну огнем и мечем. Видя твердость князей, он с поруганием велел отвести их в темницы, не налагая однако же на них оков. Обрекши себя на смерть, князья придумывали средства к избавлению от смерти друзей своих и отечества: тратили несметные суммы, дарили вельмож и приближенных Иездигерда, но все было [33] тщетно. Иездигерд приказал привести в исполнение свой приговор относительно князей. Евнух царский, тайно исповедывавший Христа, жестоко соболезновал об участи христиан. Он тайно виделся с князьями и уговорил их согласиться наружно поклониться огню, чтобы иметь возможность возвратиться на родину и спасти тем отечество. Они чрез евнуха дали знать царю, что соглашаются исполнить его требование. Радости Иездигерда не было конца. Он одарил их всеми возможными наградами и почестями, и послал их в Армению в сопровождении 700 ученых магов. Им было предписано:

«Начиная с месяца Навасарда (сентябрь) до другого Навасарда, во всех владениях великого царя истребить не только исповедание, но и самое имя христианское, — церкви запереть и двери их запечатать; украшения святилищ христианских по спискам конфисковать в пользу царскую. Пение псалмов, чтение пророков вывести из употребления, и священникам христианским не дерзать поучать народ в домах своих. Монахам выйдти из монастырей и одеваться по-светски. Женщинам знатным и семействам княжеским подавать пример собою и первым начать следовать поклонению магов. Сыновьям и дочерям земледельцев и свободным каждой страны обучаться религии Зороастра у магов на площадях публичных. Законы, относящиеся до супружества по уставу христианскому, отменить. Вместо одной жены мужчинам иметь по нескольку, чтобы размножить нацию армянскую. Отцам жениться на дочерях, братьям на сестрах, сыновьям на родных матерях, внукам на праматерях. Ни одно животное, предназначенное для пищи человека: овца ли, бык ли, свинья ли, птица ли, не может быть употребляемо, ежели не принесено предварительно в жертву богам. Теста без дрожжей не делать, навоза и нечистот в огонь не бросать. Рук без урины бычачьей не умывать. Ни выдр, ни лисиц, ни зайцев не убивать; змей, ящериц, лягушек, муравьев и других вредных животных и пресмыкающихся истреблять; количество и число истребляемых животных верно взвешивать на царских весах и записывать. Все относящееся до совершения закланий, жертвоприношений, расположения и количества пепла, распределения праздников и годовых эпох, записывать и в списки царские вносить. Эти первые необходимые распоряжения отныне до окончания текущего года всем исполнять. Остальное и подробное исполнение закона нашего отлагается на будущее время».

В персидском лагере было множество народов, исповедывавших христианскую веру; но Армяне превосходили всех их [34] числительностию и не были размещены по разным полкам, а составляли собственное войско, под предводительством своих князей. Христиане других наций, не зная о настоящих намерениях князей армянских, пришли к ним в стан и в сильных выражениях укоряли их в отступничестве. Они говорили: «вы были нашею охраною, кто же защитит нас теперь». Тяжело было князьям слушать их, но они не смели в настоящих обстоятельствах высказать им свои измерения. Многие из священников оставили лагерь и поспешили заранее в отечество объявить о поступке князей. Гонец, посланный духовенством, сопровождавшим князей в поход, прискакав в отечество, разорвал свою одежду и с красными от слез глазами объявил о случившемся.

«Услышав весть горестную, епископы тотчас же и поспешно возвратились каждый в свою епархию и разослали викариев и священников своего участка по селам, деревушкам и горным крепостям, увещавать мужчин, женщин, детей, свободных земледельцев, монахов и священников, чтобы они стали под знамя Иисуса Христа. Совет утвердил следующее: да поднимется рука брата на брата родного, ежели он отречется от заповедей Господних, и отец без сострадания да пойдет на сына, а сын на отца. Да не боится более жена поднять руку на мужа вероломного, и да восстанет слуга на господина. Да царствует над всем закон Божий, от него да получит виновный наказание».

«Все отвечали на призыв, все восстали до последнего; не только мужчины мужественные, но и женщины, доблестные как мужья их, все собрались вооруженными шлемом, мечем за поясом и щитом в руке».

Восстание быстро распространилось по всему краю. После трехмесячного похода, маги прибыли в Армению, и в селении Анкх расположились укрепленным лагерем. Они очень хорошо должны были понимать, что отречение князей, ежели бы даже оно было искреннее, не могло на идти сочувствия в Армении. Они видели долгое и энергическое сопротивление этого народа, и потому не решились разом проникнуть во внутрь страны. Из своего укрепленного лагеря они начали свои первые действия. Отряд Персов, имея во главе старшего жреца, наткнулся на собрание армянских князей и простолюдинов, которые присутствовали при совершении божественной службы священником Леонтием. Доблестный святитель принял команду над собравшимся народом и нанес персидскому отряду сильное поражение. Эта первая удача имела самые гибельные последствия для Персов. Глава [35] магов, обратясь к своим сподвижникам, говорил: «Позвольте мне, потому что на мне лежит все бремя этого посольства, — позвольте мни написать царю великому и посоветовать ему отказаться ось всех видов на Армению. Если только сами боги не вмешаются в это дело, невозможно никак водворить нам закона Зороастра в этой стране. Чувство любви к церкви здесь слишком глубоко, я испытал его. Если бы весь стан наш состоял из одних магов, мы неминуемо все были бы убиты. Христиане эти ожесточены не только против нас, чужеземцев, они, кажется, готовы не пощадить ни братьев, ни сыновей, никого из родных своих, и не пощадят и самих себя. Они не боятся темниц, не страшатся мучений, их не подкупишь золотом, и, что еще страшнее всего, смерть предпочитают жизни. Кто же тот, который возможет противостать им. Я слышал от отцов моих, что во времена царя царей Шапу II, когда эта религия начинала развиваться в царстве персидском и за пределами его, к Востоку, главнейшие законники наши, страшась видеть совершенное уничтожение закона магов во всех владениях его, советовали царю обнародовать указ об уничтожении христианства в царстве персидском. Чем более удвоивал он усилия остановить распространение этой религии, тем более сделала она успехов, достигла земли Кушунов и проникла на Юг, почти до самой Индии. И христиане, обитавшие в провинциях Персии, были так смелы, что воздвигали церкви во всех городах, и такие еще церкви, которые превосходили в великолепии и самые дворцы царские. Они строили также часовни, которые называли могилами мучеников, чтобы только прославить церковь. И не было места обитаемого, ни пустыни, где бы они не основали монастырей своих. Не видно было явно, откуда они получали вспоможения; но все их постройки умножались числом и становились богаче. Источник богатства их был нам неизвестен; но мы знали однакоже, что вся вселенная следовала их учению. Царь Шапу усилил строгость, велел взять многих и осудил их на смертную казнь; но, после чрезмерной усталости и сильных взрывов гнева, заметил, что успехов не было вовсе, и число христиан, не смотря на беспрерывные казни, нисколько не уменьшилось. Наконец велел царь запереть все церкви в царстве своем и положить на дверях каждой печать царскую. Христиане превратили в церкви дома свои, и всюду находили средства и возможность совершать служение Богу. Итого мало, — они почитали самих себя благороднейшими молельнями Господними, лучшим храмом, превосходящим все здания, из [36] глины и камня построенные. Секиры палачей иступились, а головы христиан одна за другой не переставали склоняться под их удары, — грабители утомились переносить богатства и сокровища их; а богатства их со дня на день только увеличивались. Царь был вне себя от гнева, палачи от ожесточения, а христиане, спокойные, радостные, являлись на муки ужаснейшие, выносили все лишения и утешались потерею имуществ. Царь, увидев наконец, что они на смерть бежали толпами, как овцы к дверям овчарни, запретил магам гнать их долее и провозгласил всем народам полную и совершенную свободу вероисповедания. Таким образом маг, маникеянин, еврей, христианин и сектаторы всех религий, в царстве персидском существовавшие, были свободны служить Богу, как хотели. Такая примирительная мера прекратила смуты, и земля, наконец, отдохнула; потому что с волнением Персии волновались и все страны Запада и Туркистан. Все это знаем мы из преданий, но что видел я собственными глазами, мне кажется, превосходит прежние события», — прибавил начальник магов, обращая речь к Васаку; — «ты марзпан (правитель) земли этой, ты прежде всего обязан был уведомить двор о силе собраний христианских и о презрении, с которым они принимают повеления царские. Царь должен был знать и об этом. Весьма вероятно, что еслиб не поспешили бежать и укрыться в стане, ни один бы из нас не остался в живых. Если поступили так с нами люди безоружные, что же было бы, еслиб присоединились к ним войска. Кто может устоять против такого отважного порыва? Вот я, например, я не знал этого единодушного согласия детей церкви. Большая разница видеть вещь самому или только слышать о ней; но ты, воспитанный с детства в этом законе, ты, долженствовавший знать твердость людей этих, что без сильного кровопролития они не дадут нам наложить рук на церкви свои, зачем не предупредил обо всем этом царя: так-как ты был первым между князьями твоего народа и сверх того марзпаном (правителем) страны. Зачем не позаботился об этом, столь важном деле? Ты мудр во всех других отношениях, но в этом жестоко ошибся. Если ты не мог сделать этого по оплошности, очевидно, что ты был с ними в заговоре, и напали они на нас, на меня и на монх с твоего согласия. Если это действительно так и принимаешь ты закон магов из боязни гнева царского, не стыдись и не бойся сознаться. Я напишу ко двору, к главному из магов, к главному начальнику тысячных и первому министру: они убедят царя отменить первые приказания и [37] позволить каждому свободное вероисповедание. Этим способом мало по малу приучатся христиане к закону магов, и те, которые впоследствии захотят принять его, будут по крайней мере повиноваться добровольно приказанию царскому. Так как страна эта отдана в наши руки, то может статься, что возмутившиеся, опустоша ее, сами рассеются по странам чужеземным. И если она останется безлюдною, двор будет жестоко гневаться, в особенности на тебя. На тебя падет вся ответственность».

Марзпан Васак отвечал ему на это: «мысль твоя справедлива и советы прекрасны. Поверь мне, я и не знал об атом первом нападении. Оно сделано без ведома моего и приводит меня в отчаяние. Я дам тебе совет, он тебе понравится; но будь мудр и не доверяй намерений своих никому, исключая людей, которых я укажу тебе сам, — до тех пор, пока не соберу я силы порядочной и не успею разъединить Армян. Если проэкт мой удастся, я тебе отвечаю, что поволение царское будет исполнено». Сказав это, принялся он за исполнение своего проэкта, и на сей конец вызвал немалое число воинов из своего княжества Сюнийского для вспоможения войску, находящемуся в стане магов. «Теперь пиши ко двору», сказал он начальнику магов, — «пиши, чтобы присылали зимовать в Армению десять тысяч человек кавалерии, квартирующих теперь в Албании. Когда они будут у нас под рукою, никто не посмеет противиться воле царской». Маг возразил ему на это: «Мысли мои с твоими не согласны. Если мы станем действовать насилием и подымем войну междоусобную, страна опустошится, мы причиним царству большой вред и подвергнемся сами опале и строгому наказанию». Но марзпаи Васак не послушал советов мага, потому-что душою и сердцем привязан был к вере Зороастра. С этого времени стал он замышлять разные козни, обольстил некоторых подарками, сманил других ласками, а на народ действовал угрозами и предсказаниями зловещими. Ежедневно увеличивал он суммы на содержание храмов, а веселые пиры, даваемые им, переходили далеко за полночь. В жилище его слышались только песни и пляски развратные и шум оргий. Гости, обольщенные великолепием, начинали находить удовольствие в музыке чужеземной и песнях языческих; между тем Васак пользовался малейшим благоприятным случаем, и беспрерывно выхвалял пред ними законы персидские. Так как пользовался от щедрот двора персидского сокровищами огромными; он расточал их вождям нации, каждому тайно от другого, как будто бы отдавал предпочтение личным их достоинствам, и этим коварством обольстил много простодушных. [38]

Всякий, кто мог владеть оружием, становился под знамена князей; все спешили на защиту отечества и веры. Епископы и священники повсюду проповедывали священную войну против огнепоклонников и благословляли воинов. Изменник Васак, не постигая всей опасности своего положения, в разврате и оргиях проводил время в укрепленном персидском лагере, между там как вокруг него, по всей Армении разливалось бурное восстание. По общему желанию главнокомандующим армянскими войсками был выбран князь Вартан из Фамилии Мамиконян.

Главнокомандующий, пользуясь оплошностью Персов, окружил их со всех сторон в укрепленном лагере, и, не смотря на отчаянное сопротивление врагов, нанес им страшное поражение. Богатая добыча, множество пленных, в числе которых был и Васак, были добычею Армян. С этих пор Вартан является главным действующим лицем в этой кровавой борьбе с Персиею, пока смерть не положила конец его славной жизни. Блестящая личность Вартана, его христианские и воинские доблести, и поэтический, мастерской рассказ Егише Вардапета сделали его народным героем, которого воспевали и теперь воспевают Армяне. Самая история Егише в подлиннике носит следующее заглавие: «История Вартанианов», т.-е. сподвижников Вартана и его эпохи.

Воодушевление народа было такое, что «нельзя было различить ни слуг от господина их, ни именитого князя, взросшего в наслаждениях, от привыкшего к грубой и тяжкой работе земледельца. Мужчины, женщины, старцы, дети, все соединились во Иисусе Христе, все вооружились одним оружием, облеклись в одну броню веры и опоясались единым поясом истины. Не считали более ни во что ни золото, ни серебро. Никто не копил их для избежания впоследствии нужд. Богатые одежды — знак отличия и почести — были в презрении. Всякая собственность считалась менее нежели ничто. Они считали себя не иначе как трупами, и каждый готовил, себе могилу, — жизнь казалась им смертью, а смерть жизнию истинною. Со всех сторон раздавались восклицания набожные и воинственные: «Умремте храбрыми! Станемте думать только о стяжании славного имени и спасении души своей. Да пребудет с нами и в нас всегда и постоянно Иисус Христос, Которому легко вызвать снова из праха нас и тех, которые умерли в века прошедшие, — Иисус, Который воздаст каждому по заслугам его». Так утешал каждый сам себя и других».

«Между тем войска снова готовились взять оружие, — верные пребывали в посте и молитвах; служители алтарей день и ночь [39] оглашали церковь пением псалмов; чтение священных книг не прерывалось; проповедники святого учения толковали Евангелие и подавали духовные утешения народу. Войска стремительно нападали на укрепленные замки и Села Армении, которые в то время принадлежали Персам, села и крепости были осаждены и все жилища неверных уничтожены. Прежде всего взяли христиане большой город Арташат с его селениями, город Гарни с его неприступною крепостью Ани, Артагерс с селениями, Еркайнорд и Арни с селениями, Барцрабух, Хоранист, Цаханист, неприступный Вогакан с селениями, Арпаньян, Ван с селениями, Гриал и Капуйт и Воронт и Васакашат с селениями. Все эти города и замки с их фермами и селениями, с войсками и начальниками, достались одни за другими в руки войск наших. Много мужчин и женщин взято было в плен со всеми их имуществами и богатствами; уничтожены потом все народные их здания, сожжены храмы огня, и вся страна была очищена от гнусностей идолопоклонства. Украшения, найденные в пиреях, перенесены были в церкви христианские и обращены святыми священниками в употребление для церкви Бога истинного. Во всех местах, где уничтожали пустые обряды язычества, водружали христиане святый крест Иисуса Христа, воздвигали алтари и оставляли при них священников для служения. Так вся Армения в том же самом году была очищена от идолопоклонства и успокоилась, утешаясь надеждою на дни лучшие. Между тем как Армения сплетала себе венец славы и ликовала торжество свое, милость Всевышнего осеняла все предприятия ее».

Христиане торжествовали повсюду. Не так счастливы были Агованцы. Они были подавлены многочисленностью Персов и решились искать помощи у Армян. Агованский главнокомандующий, в сопровождении архиепископа этой страны, прибыл к князю Вартану и убедительно просил подать скорее помощь погибающим Агованцам. Армяне не отказали погибающим христианам в своей помощи; но вместе с тем отправили в Константинополь князя Атома Гнуни просить поддержки против Персов. Это было в царствование императора Феодосия, которому вскоре наследовал Маркиан. Из политических видов, новый император отказал им в помощи.

Отказ восточного императора не смутила. Армян. Со всех сторона, шли князья в сопровождении своей дружины, и становились под знамена Вартана на общем сборном месте. Войско [40] армянское было разделено на три части. Нершапу Рибосян с первым корпусом должен был охранять границы Армении; Вартан со вторым корпусом полетел на защиту Агованцев. Внутренняя защита отечества была поручена князю Васаку, который успел оправдаться пред соотчичами. Изменник послал Себухту, военачальнику персидскому, все планы армянских вождей и показал во всей подробности число войск и посты, им занимаемые. Главнокомандующий персидский по пятам погнался за Вартаном; на берегах Куры, ниже нынешнего Тифлиса, сошлись Персы и Армяне. Нападением на персидское войско Армяне первые начали битву и одержали над Персами совершенную и славную победу. Среди воинственных кликов своего победоносного войска, Вартан получил известие об измене Васака, и поспешил на защиту отечества. Тремя колоннами повел он свой корпус в отечество. Впереди шел авангард, сзади ариергард, а главные силы шли в середине. — Васак бежал в свои владения. Наступила зима, и Вартан расположил армию по зимним квартирам. Часть армянского войска, не смотря на холодное время года, была отправлена для разрушения укрепленных мест Сюнийского княжества. Войска сюнийского князя, застигнутые в-расплох, были повсюду разбиты, и многие из крепостей были разрушены до основания.

«Епископы, в благодарность Богу за великие победы, обнародовали по всем провинциям приказ, предписывающий пост и молитву в продолжение всего месяца Кагоц (от декабря по 6 января). Так праздник по случаю победы был соединен во едино с праздником Богоявления Господа нашего, чтобы память о великих событиях сохранилась на веки вечные с праздником божественным. Святые епископы описали, как милость Божию, все чудные успехи нашего оружия, и послали рассказ сей в столицу Греции, Святому Синоду духовенства, чтобы и они просили Бога даровать Армянам, ополчившимся святою ревностью к вере христианской, такой же благополучный конец, какое было начало. Главнокомандующий Вартан и храбрые князья, его сподвижники, велели выпустить из темницы и привести к себе одного из важнейших пленников Персии. Они рассказали ему о совершенных опустошениях, о разорениях, причиненных войною, о потерях, понесенных войсками царскими; и о многих других бедствиях, неминуемо долженствующих последовать за этою войною. Говорили и о восстании своем, говорили, что вынуждены были к тому коварством некоторых из приверженцев царя, [41] обманывавших и их и самих Персов; жаловались на то, что принуждали их отречься от веры отцов; напоминали, наконец, и о гнусных кознях злодея Васака, осмелившегося взять на себя донести царю персидскому от лица всей Армении, что будто бы во всем царстве его они готовы добровольно принять веру магов, тогда как никто этого и в помышлениях не имел».

«Объяснив подробно вельможе персидскому весь ход дела, поручили они ему идти к царю от имени их и умолять его, если возможно будет, укротить гнев свой и постараться найдти средство поправить зло. Поводом посольства этого было: спасти братьев своих, томящихся в Персии, которые теперь за победу, одержанную нами, подвергались, может быть, еще большим страданиям. Но при дворе обо всем этом давно уже было известно».

Васак известил царя обо всем случившемся, и всю вину взводил на духовенство. Он хотел этим разъединить духовенство от мирян, но все его попытки остались тщетными.

«Вести эти смутили Иездигера тем сильнее еще, что с Востока возвратился он пораженным, а не победителем. Когда из уст правдивого посланного узнал он о настоящем положении дел и бедствиях непредвиденных, он приписал их неосмотрительности советников своих, беспрерывно ему внушавших гнев. Природная строптивость характера сменилась в нем унынием, пылкость необузданная потухла, гордость склонилась, и жестокого сердца коснулись чувства человеческие. Он признался, что был слаб и что не мог совершать всего, что задумывал. Исполненный скорбных мыслей, старался он укрощать в себе порывы обычной ему раздражительности, заглушал в себе крики неистовые и умерил жесткость слова, разивших, подобно громовому раскату, ужасными велениями и присутствующих и отсутствующих. Приняв вид спокойный и ласковый, стал со всеми разговаривать дружески». По совету своих приближенных, царь решился достигнуть своей цели другими путями. Приняв ласковый вид, он хотел льстивыми предложениями обмануть бдительность христиан. Многих заключенных вельмож он приказал освободить, пригласил их к царскому столу, а сам между тем старался разъединить христиан; тайно сносился с Константинопольским двором и не выводил своих войск и магов из Армении. Раз обманутые Армяне не поддались опять ухищрениям Иездигерда. Царь отдал приказ двинуть в Армению войска более многочисленные, к которым присоединился изменник князь Васак. «Они забыл, [42] что Сын Божий приходил на землю, не вспоминал правил евангельских, не страшился их угроз, не радовался вести благой, отвергал крещение, в котором был возрожден, и не помнил о Дух Святом, снизшедшем на него; он оскорблял драгоценное тело Христово, освятившее его, и попирал ногами святую кровь, омывшую грехи его; он разорвал акт усыновления и сломал таинственную его печать; он отделился от числа избранных и возмутил собою много народу. Упорно шел он к гибели своей и стал в рядах позорных поклонников демонов. Он сделался сосудом отвержения. Демон наполнил его коварными хитростями ада, вздел на руку как щит, облачился им как оружием, и стал совершенный воин своей воли. Он сражался хитростью с мудрыми, тонкостью и проницательностью с учеными, открыто с простосердечными и коварно с политиками. Таким образом удалось ему отделить множество людей от стада Христова и присоединить их к стаду демонов. Васак вкрался в массу верных, как змей в густой кустарник».

Ласками, подарками, угрозами и коварством Васак умел отвлечь многих от союза христианского. Историк не пощадил этих изменников и их опозоренные имена и фамилии передал потомству. Правдивый историк в подробности очертил козни Васака и его сообщников. Сюнийский князь не довольствовался тем, что посеял раздоры в своем отечестве. Он отделил от Армян и всех союзников, представлял их бунтовщиками, недостойными милостей Иездигерда.

Персидский главнокомандующий ничего не предпринимал без его советов:

«Мир-Нерсе, признав в Васаке гения зла гораздо искуснейшего и изобретательнейшего, нежели каков был сам, совещался с ним обо всем, относящемся до Армении. Он входил в подробности самые мелочные. Осведомившись о числе товарищей Вартана и проведав, что он командует слишком шестью-десятитысячным корпусом, он расспрашивал еще Васака о доблести и воинском достоинстве каждого из его сподвижников. Потом хотел также узнать число носящих полное вооружение, число десятников и пехоты, вооруженных щитами. Когда все эти вопросы были удовлетворены, Мир-Нерсе спросил об именах самых отважных начальников, чтобы утроить число войск, готовящихся противостать им. Он равно хотел знать знамена главнейших командиров, — как расположили они войска свои, — на сколько [43] отрядов они разделились, — какой начальник поведет авангард, и в которую сторону прежде всего пойдут войною; какое было число телохранителей и сколько трубачей; будут-ли сражаться за укреплениями, или в чистом поле; намерены ли соблюдать порядок и дисциплину военную в сражении, или нахлынут толпою и стремительно на один пункт. Наконец хотел узнать имена решившихся сражаться до последней минуты жизни и тех, которых решимость колебалась в минуты затруднения. Осведомившись у Васака обо всем, относящемся до приготовлений военных, Мир-Нерсе собрал начальников и командиров милиций, и приказал, в присутствии Васака, следовать во всем его советам».

«Распорядившись таким образом и оставив армию и всех начальников под командою одного значительного человека, называемого Мушканом Нюсалавуртом, сам возвратился на Восток, в Персию, чтобы отдать великому царю отчет во всем, что произошло во все продолжение его экспедиции. Он выставил всю мудрость собственного предприятия, и жестоко порицал низкие проделки Васака, как недостойные военачальника двора персидского, хотя эти проделки и имели результатом разделение войск армянских. «Если он и оказал точно нам в этом услугу, сказал Мир-Нерсе, заключив свое донесение, то этим он желал покрыть свое низкое отложение и прежние преступления». Выслушав внимательно и донесение и замечание первого министра своего, Иездигерд возымел жестокое негодование против Васака. «Клянусь нашими богами, вскричал он, что если этот презренный уцелеет в великой войне, я дам ему испить горчайшую чашу смерти».

«О, как беспредельна любовь божественная! Во сколько раз превосходит она все земные величия! Она соделывает людей неустрашимыми и подобными бессмертным сонмам ангелов! С самого начала создания мира, эта святая любовь производила чудеса храбрости во всякое время и в разных местах. Люди, облеченные любовью божественною как бронею, по страшатся, как души слабые, ни собственной своей смерти, ни смерти возлюбленнейших друзей своих, ни изгнания семейств их, ни расхищения имуществ, ни рабства невыносимого в землях отдаленных, и не ставят ни во что жесточайшие муки. Их единственное желание быть соединенными с Господом и по навлечь на себя недостойными поступками гнева Его; они предпочитают это блаженство всем наслаждениям мира, — смотрят на отступничество как на смерть действительную, я на смерть во имя Божие — как на жизнь бессмертную; они верят, [44] что рабство за веру на земли есть истинная свобода, и что тот, кто утратит жизнь в изгнании отдаленном, сохранит ее в Боге (Иоанна XII, 25). Мы видели в эту эпоху собственными глазами в Армении много примеров этих героических добродетелей».

Не смотря на все козни и происки князя сюнийского и его сообщников, великий Вартан не унывал. Он еще владел всеми крепостями и лучшими военными пунктами. Он созвал все войска к городу Аташату, места изменивших князей заменил их родственниками или родными, снабдил всех в изобилии аммунициею и продовольствием. Он еще повелевал всей страною. Егише Вардапет передал признательной памяти потомства имена наиболее отличившихся князей.

«Вот список князей, говорит он, искренно привязанных к союзу христианскому: Нершапу Арцруни, Хорен Хорхоруни, главнокомандующий Вартан Мамикониан, Артак Палуии, Ваан Аматуни, и войска князей Ваевуни, Татул Хмаиак и Газрик Дамаксиани, Аршавир Аршаруни, Шмаван Андзаваци, Таджать Кинтуни, Атом Гнуни, Хосров Кабегиан, Карен Сааруни, Нерсе Каджберуни, Парсман Мандакуни, Арсен Индзаиаци, Айрук Селкуни, Врен Ташраци, Апрсам Арцруни, Шах конюший царский, Хурс Сруваидзтиан и Когианы, Акеацик и Тирпатуник и войска князей Риштуни, одним словом, все правители царские с собственными их войсками. Эти князья и вельможи с их подчиненными войсками собрались в долине Артазской. Число воинов простиралось до шестидесяти-шести-тысяч конных и пеших».

«Епископ Иосиф, священник Леонтий и множество других священников и членов духовенства, прибыли в стан; они не колебались ни минуты разделить опасности, которым подвергалось их общее дело. Война эта не была войною обыкновенною за интерес человеческий, — они оспаривали у соисповедников веры пальмы мучеников».

«Сделавши смотр войску, Вартан обратился к нему с следующею речью: «я уже был во многих сражениях, в которых многие из вас были со мною. В некоторых мы одержали победу, в других понесли поражение; но чаще были победителями, нежели побежденными. Во всех этих случаях дело шло только о славе земной и сражались мы по повелению царя временного; беглецы [45] почитались всегда низкими и неблагородными в мире и подвергались от царя смерти безжалостной; но кто воевал храбро, тот заслуживал имя храброго, и честь эта отражалась на всем семействе его, и получал он великолепные подарки от царя временного и смертного. Все мы носим раны, которые заслужили нам отличия и награды; но я смотрю на эти героические подвиги, на эти высокие почести, как на ничтожную и бесполезную вещь: все это временно, все это преходяще! Если мы доказали мужество царю временному, во сколько же более должны мы доказать мужества Царю нашему Бессмертному, Господу живых и мертвых, который воздаст и наградит по заслугам. Если бы мы и продлили жизнь нашу до глубокой старости, все-таки мы должны бросить когда-нибудь эту смертную оболочку. Поспешимте же скорее к Богу Живому, с Которым никогда более не разлучимся. Прошу вас, храбрые мои сотоварищи, умоляю: многие из вас превышают меня в доблести и в достоинствах фамилий, идите по стопам доблестных отцов ваших. Так как вы выбрали меня добровольно вашим военачальником, выслушайте внимательно слова мои, да найдут они отголосок в сердцах вождей и воинов. Да не устрашит нас эта несметная толпа язычников, да встретит грудь нашу смертоносная их сабля. Если Господь даст нам победу, мы всех их перебьем, чтобы святое дело истины восторжествовало. Если же, напротив, дни жизни нашей пресекутся в этих святых сражениях, мы покоримся радостно и безропотно. Смотрите, да не очернит вашего мужества черная измена!»

«Я всегда привожу себе на память, и многие из вас помнят вероятно, также, как и я, подвиг, которым восторжествовали мы над нечестивым Иездигердом, как над малым ребенком. По наружности согласились мы повиноваться воле его святотатственной, но тайно, в глубине помышлений, Бог свидетель, что мы оставались Ему верными. Мы притворились не из страха смерти, мы желали освободить наших близких, подвергавшихся величайшей опасности. Мы хотели соединиться с ними, чтобы иметь власть противопоставить твердое сопротивление нечестивому Иездигерду войною или миром, — сохранить святую религию, полученную отцами нашими от самого Бога. Если бы мы не имели счастья и возможности придти теперь на помощь Армении и семействам нашим — невозможно, чтобы мы из любви к ним променяли Бога на человека. Недавно еще в двух или трех сражениях мы, с помощью всемогущего Бога, одержали победы блистательные. Мы [46] разбили и рассеяли поиска персидские, перерезали беспощадно магов и очистили страну по многих местах от идолопоклонства. Волнение моря затихло, улеглись высокие полны, сбежала пена, и свирепая злоба успокоилась. Вера наша утверждена на камне неподвижном, не на земле, но в высоте небес, где не падает дождь, не свищет буря, по разливаются потоки, где никто поколебать ее не может. Но это нерукотворное здание Иисуса Христа мы построили в небе, где ничья рука не достанет его. Мужайтесь же, о друзья мои! Будьте верны нашему истинному Военачальнику, который не забудет геройских подвигов мучеников своих. Мужайтесь, доблестные сотоварищи! Это милость божественная, в которой проявляется высочайшее могущество Его: Он дарует нашей слабой человеческой природе милость умереть свидетелями божественности Иисуса Христа. Победою падь врагами святой церкви мы стяжали для себя и для семейства, наших славу незабвенную, о которой будут вспоминать в церкви, и ждем награды небесной от Господа Нашего, награды, соразмерной чистоте побуждении наших и геройству подвигов. Великая награда ожидает нас, если падем за святую церковь! Умремте, скрепимте кровью нашею Евангелие, как сделал Иисус Христос, чему желали бы подражать и небожители, если б им было это возможно. Не все удостоятся этой милости, — она дается только тем, которым предназначил ее сам Господь, — она не плод заслуг наших, но щедрот Господних, как научает Святое Писание: где умножается грех, там преумножается и милость божественная. Да, друзья мои, эта милость совершенно сходствует с нашим положением. Так как мы более прослыли в глазах людей бесчестными отступниками, то более будем оправданы в глазах ангелов, людей и Отца всей вселенной. Когда люди винили нас в отречении от веры нашей, много слез пролито было тогда за нас в церкви святой и семействах наших. Наши близкие соотечественники, исторгнув сабли, грозили нам смертью ужасною; слуги избегали нашего приближения. Со слезами на глазах, с жалобами и упреками на устах, друзья наши, единоверцы отдаленные, не знавшие наших тайн, обременяли нас укорами и обидами по неведению. Скажу более: не только люди на земле, но и ангелы на небесах отворачивались, чтобы не видеть нас в этом тяжком сострадании. Но вот настало время стереть наше бесславие. Прежде мы были печальны и унылы от горести, немощны духом и телом, — ныне мы утешены, одушевлены и духом и телом; мы уверены, что с нами Бог и что Он руководствует нас, [47] Сотоварищи! повелевает нами не какой-либо обыкновенный полководец, повелевает нами Вождь мучеников. Страх есть признак неверия; давно уже ого неверие нам чуждо: да будет же страх на веки веков изгнан из помышлений и духа нашего».

«Так говорил доблестный Вартан пред многочисленным войском, и, не довольствуясь этою речью, он беседовал еще с каждым особенно, наставлял и ободрял каждого втайне. Он заботился о нуждах каждого, снабжал оружием, у кого недоставало его, — одеждою, кто была, беден, — лошадьми, кто в них нуждался; снабжал их провиантом с избытком, и показывался между ними всегда с радостным и спокойным лицом». Персидский главнокомандующий расположил свои войска укрепленным лагерем в армянских провинциях Гер и Зараванд. Отсюда он высылал летучие отряды для разорения окрестностей. Все они были истреблены армянским князем Арандзаром Аматуни, известным своею осмотрительностию и мужеством. Войско армянское готовилось к битве как следует истинным христианам. Священник Леонтий читал им проповедь, для многих предсмертную, по окончании которой на открытом поле был воздвигнут алтарь и началось совершение святых таинств. Все оглашенные были окрещены, и на рассвете войско причастилось святых тайн. Доблестный Вартан объезжал ряды своего войска и всюду слышал священные клики: «Господи, прими нашу жертву и не оставь святую церковь на поругание язычников». Оставляя любознательности тех, которые сами прочитают перевод г. П. Шаншиева, изящную проповедь священника Леонтия, этого достойного святителя церкви Христовой и верного сына отечества, приводим описание битвы и распоряжений двух враждебных вождей, персидского Мюшкана Нюславурта и армянского князя Вартана Мамиконяна.

«Он протянул свою линию по всему пространству обширной равнины и поставил по правую и по левую сторону трехтысячный отряд. Вокруг него стояли избранные воины, вооруженные всеми оружиями, и знаменитый отряд, называемый бессмертным; он окружил их такими подкреплениями, что можно было их принять за башни или крепости непреоборимые. Он роздал потом значки, распустил знамена, и трубный звук предварил каждого быть готовым. В правом крыле собрал он вспомогательные войска Катемов, Гуннов и Гелов, всех страшных и грозных воинов, и дал им приказ быть готовыми против главнокомандующего Армении. Храбрый Вартан, в это самое время, по мнению князей, составлявших совет его, построил войска свои для [48] битвы и назначил им начальников. Он разделил армию на четыре отряда: первый отдала, под команду Нершапу-Арцруни, который был вспомоществуем сподвижником своим, великим владетелем Мока, и князьями с их дружинами; крыло их составляли войска, менее других организованные. Второй отряд предводительствуем был князем Хореном Хорхоруни, подкрепляемый князьями Инцаиаци и Нера Каджберуни. Третьего отряда начальником назначен был Татул Ванандаци и сподвижником его был Тоджат Кинтуни, подкрепляемый многочисленными отрядами, составлявшими крыла их. Храбрый Вартан оставил себе четвертый отряд, и сподвижниками его были: храбрый Аршавар и родной его брат Амазаспиан. Так построились они для сражения на равнине, против армии персидской на берегу реки Тгмут.

«Раздался сигнал, и обе стороны бросились друг на друга с ожесточением и яростью неимоверною. Крики, раздающиеся из среды этой великой массы людей, уподоблялись крику диких зверей или удару грома, раскатывающегося в облаках, и от страшного шума их содрогались пещеры гор отдаленных. Ослепительные лучи солнца, ударяя в броню воинов, в железо шишаков и сталь копий и мечей, кололи глаза, а взмахивание мечей и колебанье пик вились сверкающим огнем, как молния, бороздящая небо в бурный день. Никто не в состоянии описать страшной сумятицы, где смешивались крики людей, столкновение щитов и свист стрел, — все это заглушало слух. С обеих сторон бились с одинаковым ожесточением, и в кровавой этой битве храбрые выходили из рядов, герои врывались в ряды неприятельские; слабые, напротив, унывали, а трусы приходили в отчаяние. Скоро река очутилась уже в средине сражающихся, и армия персидская, устрашенная трудностью места, начала по немногу редеть. Один отряд армянский дошел до самых берегов реки, переправился чрез нее на лошадях и сражался с величайшею отвагою; с той и другой стороны много убитых и раненых падало на землю. В минуту самой жаркой сечи и схватки неистовой, отважный Вартан заметил, что избранный отряд армии персидской успел уже поколебать левое крыло Армян; он тотчас же бросился в ту сторону, разрезал правое крыло Персов, загнал их на слонов, и преследуя их до места, откуда двинулись, побил у них множество народу. Беспорядок, причиненный этим смелым нападением, был так велик, что и отборная кавалерия разделилась и была совершенно рассеяна. В эту же минуту Мушкан Нисаловурт заметил некоторые отряды Армян, отступающих поспешно к [49] стороне гор. Увидев это, он стал ободрять войска свои, которых подвиги Вартана поражали оцепенением, и принудил их остановиться. Битва возобновилась и сделалась ужасною. С обеих сторон храбрость была одинакова, и груды трупов возвышались как холмы. Смятение проникало уже в ряды Персов, когда Мушкан приказал Арташиру, командующему слонами и сидящему на высокой башне, несомой этими животными, как в цитадели укрепленного города, сделать решительное нападение. Арташир двинулся вперед с своим передовым отрядим, при звуке больших изогнутых труб; отборные воины одушевились с своей стороны, и храбрый Вартан, окруженный ими со всех сторон с героями — товарищами своими, не мог выбраться из среды плотной массы воинов. Тщетно усиливался он открыть себе дорогу, и, оказав чудеса храбрости, пал вместе с храбрыми воинами, которые не отставали от него и вместе с ним получили бессмертную пальму мученическую».

Битва продолжалась до вечера, и только настигшая ночь остановила резню. Много еще побито было людей, пока войска разошлись с места сражения; там и сям возвышались груды трупов, как сваленные деревья посреди густого леса. Со всех сторон видны были только сломанные копья и разбитые стрелы. Тела мучеников так были изранены, что узнать их было невозможно; они разбросаны были по земле, вместе с язычниками».

Битва происходила 2 июня, 451 года, в субботу, седьмого дня праздника Святой Троицы.

Все верные сыны отечества горько оплакивали смерть Вартана. С кончиною Вартана исчезло единство и согласие в действиях вождей армянских, и смятение распространилось по всему царству армянскому.

«Новобрачные девушки вышли из за-занавес, супруги из своих покоев, маститые старцы встали с кресел и дети сошли с рук матерей. Юноши и молодые девушки и множество мужчина, и женщин направили стопы свои к пустыням и укрывались в укрепленных Местах и ущельях пустынных гор. Они лучше желали с истинною религиею оставаться посреди ужасных скал, как звери дикие, нежели жить в наслаждениях под собственным кровом отступниками. Они выносили безропотно пишу, составленную из трав, и не жалели о вкусных яствах, к которым [50] привыкли. Глубокие пещеры недр горных казались им предпочтительнее великолепных покоев богатых палат, и голая земля, служившая ложем, была в глазах их красивее роскошных ковров и превосходных убранств спален, украшенных драгоценною живописью. Пение псалмов было их единственным развлечением, а чтение святых молитв услаждало в несчастии. Каждый сам по себе был храмом Господним, сам был служителем священным: тело было олтарем, а душа жертвоприношением. Никто безнадежно не оплакивал умерших, павших от меча; никто неистово не вопиял падь близкими и друзьями. С радостным сердцем оставили они свое имущество на расхищенье, не помнили, что когда-нибудь обладали богатыми вотчинами, и пребывали постоянно в терпении и с великою доблестью несли мученичество. Если б они не видали отрадной награды жизни будущей, не были бы способны к такой высокой добродетели. Между ними многие были: братья, сыновья, дочери князей великих, и в эти отдаленные и неприступные места переселились они с многочисленными своими семействами». Иездигерд, наконец, очнулся. Открылась страшная народная война со всеми ее ужасами. Некогда цветущая Армения представляла груду развалин. Армения была лучшею и богатейшею персидскою провинциею, откуда он получал огромные доходы и храбрую многочисленную кавалерию; теперь он посылал туда свои армии на неизбежную погибель. Было отчего ему призадуматься. Он послал в Армению охранительные граматы и просил вождей армянских для переговоров. Епископы Саак Рштуни, Муше Арцруни, Иосиф, священник Леонтий и многие другие отправились ко двору. Наряжена была коммиссия под председательством министра Мигра-Нерсе. Вся вина пала на князя Васака, которого обвинили в измене обеим сторонам, в похищении царской казны и во многих других преступлениях. Как всегда бывает, от изменников отрекаются все, хотя иногда и пользуются их услугами. Васак был приговорен к смерти.

«Тотчас явился и главный палач, и, в присутствии всех вельмож царства, сорвал с изменника все знаки отличия, полученные от царя, и, надев на него одежду приговоренных к смерти, сковал ему руки и ноги, и посадив боком на кобылу, как обыкновенно садятся женщины, повел его и отдал в темницу, где находились государственные преступники». Тут было много и пленных Армян.

«Отступник Васак с завистью глядел на них: — с какою [51] великою радостию выносили они мучения: ясны, радостны были их взоры, как будто они были все еще при дворе; глядел на них и глубоко вздыхал он. Ему хотелось быть с ними; но он был отделен от святых мучеников и скован железом. Каждый день тюремщики влачили его как труп из угла, и тащили на площадь, где выставляли его на показ всему народу и караванам, которые глядели на него и бросали на него позор и стыд. Они обобрали его, и стал он таким презренным нищим, что принужден был питаться подаянием, собираемым его слугами. Все владения его были конфискованы; семейство его было обременено такими тяжкими налогами, что все драгоценные вещи, украшения жен, каменья отцов и предков, были распроданы. И все еще не доставало, чтобы выплатить огромную сумму, которую требовала с него придворная казна. Он дошел, наконец, до того, что спрашивал, не скрываются ли сокровища в могилах предков его. И если бы они были, он, не колеблясь, отдал бы их, чтобы только избавить друзей и семейство от ужасного положения, в которое ввергнула их немилость Иездигерда. Пораженный и униженный со всех сторон, он впал в тюрьме в ужасную болезнь: тело его горело; в груди и во всей внутренности терпел он боли страшные, и все тело стало гнить. Миллионы червей выходили у него из глаз и носу, он потерял слух, и губы покрылись скважинами. Мышцы рук утратили всю силу, пятки вывернулись наизворот; один только язык оставался невредимым, но признание раскаяния не переходило за уста его. Тело его издавало дух мертвечины, так что ближайшие слуги, воспитанные около него с самого детства, гнушались его и бежали, боясь приблизиться. Он умер, наконец, от удушья, и низринут был в ад с ужасными муками».

«Все друзья попирали его ногами, враги ругались над его трупом, и ужасные его несчастия не могли еще насытить ненависти их к нему».

«Тот, кто желал достичь престола Армении ценою преступлении, не имел даже места для погребения. Он умер как собака, и труп его влачили по улицам. Имя его не вписано в список христиан и память его не отправляли в церкви пред престолом Господним. Нет такого рода преступлении, которых бы он не совершил в продолжение жизни, и не осталось никаких убийственных мучений, которых бы он не испытал в последние дни своей жизни. Я внес его в эту памятную книгу для того, [52] чтобы внушить верным отвращение к таким грехам, каковы были у Васака, и всякий, кто будет о нем читать, предавал бы его анафеме и остерегался подражать ему».

Положение христианских пленников после этого совещания нисколько не сделалось лучше. Новый поход Иездигерда против Кушунов был неудачен, и маги не замедлили уверить царя, что боги гневаются на него за то, что он не заставит христиан поклониться солнцу. Царь послал к пленникам главного интенданта Деншапу, человека образованного, преклонить их упорство. Деншапу по своему времени был отлично образован: он знал книги Ампартакаш, Бозпант, Палхавик и Парскаден, в которых заключается все учение магизма. Он не был знаком только с шестою книгою; но это входило исключительно в круг учения верховного начальника магов. Напрасны были все убеждения Деншапу, и пленники с удивительною твердостью перенесли жесточайшие мучения. Тогда царь приказал некоторых из них казнить, а других сослать в заточение в дальнейшие и безлюдные провинции Персидского государства. В VІІІ главе Егише подробно описывает христианское терпение в перенесении страшных мучений пленников армянских; в ужаснейших муках они не преставали славить Господа, во имя Которого они умирали. В числе сторожей, охранявших и сопровождавших пленников, был некто по имени Хужик, тайно исповедывавший Христа. Он-то и собрал мощи святых мучеников, и принес их князьям армянским, которые переслали их в отечество. Очевидец Хужик рассказывал Егише все эти подробности, которые переданы потомству пером великого писателя-художника. В IX главе повествуется об учениках святых мучеников. На 12 г. плена князья были освобождены. Но Иездигерда не было уже на свете. На престоле Персии сидел Пероз. Он-то и обнародовал всеобщую амнистию. В числе учеников святых мучеников особенно замечателен св. Авраам. Вот что пишет о нем Егише между прочим:

«Но блаженный Авраам все продолжал дело милосердия, собирал повсюду даяния верных и разносил по разным отдаленным странам для вспомоществования всем пленным, и каждого из них сам снабжал всем нужным. На двенадцатом году заточения своего, князья были освобождены, и от имени всего братства убедительно просили Авраама пойдти в Армению для того, чтобы народ видел собственными глазами святой образ мучеников христианских, погибших под секирою, и святых узников, вынесших мучения плена. Они думали: когда мученики [53] христиане и пленники за веру получат благословение его, — на всю Армению сойдет с небес благословение Божие. Глядя на него, дети будут рости в благочестии, юноши возвратятся на путь истинный, старцы ободрятся в своей мудрости и вельможи научатся человеколюбию. Молитвою его Господь вложит жалость в сердце царя и подвинет его на мир и устройство нашего отечества; наши церкви и молельни, в которых хранятся гробницы мучеников, возрадуются взорами воина Христова, и самые мученики наши благословят из горней обители своей этого живого еще на земле мученика. Поле Аварайра, убеленное костьми героев и упитанное кровью святых, дрогнет радостью под ногами мученика гораздо сильнее, нежели принимая в себя живительную влагу обильного дождя. И когда ноги вечного мученика коснутся этого обширного поприща наших сражений; когда живой мученик сойдется с мучениками павшими; когда живой с живыми пройдутся рука об руку: тогда снова воскреснет к жизни вся Армения».

«Знаем, говорят, что когда монахи и затворники Армении увидят этого достойного христианина, они вспомнят о несметной армии христиан, которые отдались смерти за нас, пролили кровь свою, как приятное жертвоприношение Богу».

«Увидев его, наши соотечественники вспомнят о знаменитых священниках, убитых в земле далекой. Может быть, увидя этого святого, благодарное отечество вспомнит и о нашем долгом пленении, будет молить Бога об избавлении нас от неволи и о даровании нам милости узреть еще милую родину. Томит нас не одно желание свидеться с семьей нашею; нам хотелось бы увидеть новые церкви, которые мы воздвигнули, священников, которых мы к ним для службы приставили. Если благому Богу угодно, чтобы святой этот окончил путь благополучно и успокоил горесть сиротствующих семейств наших, то мы еще более будем надеяться, что Он отверзет нам врата бесконечного милосердия своего, и возвратимся мы в землю свою путем, по которому пройдет святой посланный наш. Так думали наши блаженные князья, и убедительнейшими просьбами своими склонили его к предпринятое далекого путешествия. Привыкши никогда не отказываться от добрых дел, по своему доброму расположению, скоро согласился он исполнить желание добродетельных князей, и отправился в Армению. Мужчины и женщины, большие и малые, свободные и простолюдины, все летели к нему на встречу: каждый повергался пред ним, каждый целовал ему ноги и руки. «Благословен Господь, говорили они, пославший нам посланника небес, [54] возвестить благую весть — чтобы сделались мы наследниками царства небесного. В тебе мм видим всех, почивших за Иисуса Христа в надежде бессмертия, и всех пленных, чающих еще свободы. От тебя надеемся мы восстановления мира в Армении; тобою церкви наши возрадуются, через тебя мученики наши будут ходатаями у Бога. Благослови нас, святой отец: ты — уста святых усопших; дай нам открыто твое благословение: оно даст нам услышать втайне, в сердце нашем, благословение святых. Ты открыл дорогу тем, которые и день и ночь стремятся в отечество; моли Бога, чтобы и они скоро возвратились к нам, предтеча, по стопам твоим; ты открыл воспрещенную дорогу возвращения. Открой же и на небеси нам, обремененным грехами, открой молитвами своими небесные врата молитвам нашим. Да вознесутся моления наши к Богу для исходатайствованы милости пленным, — чтобы мы, пока еще в этой смертной оболочке, узрели их, как видим твою блаженную святость, их, наших возлюбленных, желанных, с которыми столько лет мы разлучены и телом и душею. Веруем в необманчивую надежду, которая вполне исполнилась в глазах наших над тобою за любовь твою святую; веруем, что эта надежда сбудется и для нас, — мы узрим истинных свидетелей Иисуса Христа, и день и ночь возрадуемся взором небесной их красоты». Хотя с великою любовью был принят святой христианин всей страною, однако он не пожелал вести в ней жизнь народную: он избрал место самое уединенное и отдаленное от шума мирского, поселился там с тремя добродетельными братьями, и умер в великом покаянии. Трудно описать жизнь этого святого затворника в убежище его, великое его покаяние и все поступки высокой добродетели. Он не спал почти все ночи, как неугасаемая лампада, постился все дни своей жизни, как ангелы, не нуждающиеся в пище. В скромности, кротости и смирении никто из смертных не мог с ним сравниться; а для нужд временных и вещей мира сего, он был как мертвый, который не имел уже никаких желаний. Беспрерывно повторял он службу божественную и вечною молитвою своей был в беспрерывном сношении с Богом. Он был соль Евангелия, чтобы придать вкус неимеющему ее (Матф. V, 13), и понуждением ленивых; перед ним скупость чувствовала на себе проклятие, а разврат и алчность стыдились себя. Он был здоровье земли армянской, и множество раненых, которые тайно страдали, получали от него исцеление. Он был ученым из ученых и поучителем учителей своих. При одном имени его укрощались [55] буйные и краснели от стыда бесстыдные. Он жил в крошечном шалашике; но слава святости его поражала как отсутствующих, так и присутствующих. Бесы бегали его, ангелы приходили к нему. По нем жители Греции почитали нас счастливыми и варвары отдаленнейших стран приходили к нам видеть его в келье. Он был другом всех друзей Бога, и многих врагов Его возвратил церкви Господней.

«С самого нежного возраста посвятил он себя добродетели; и в исполнении добродетели окончил жизнь свою. Так-как он не связал себя узами брачными, ему недоступны были и нужды мира преходящего, или, лучше сказать, он променял нужды и удовольствия тела на удовольствия души, — так перенесся он с земли прямо на небеса».

В Х-й главе историк передает имена и деяния князей, претерпевших добровольно из любви к Иисусу Христу пленение при дворе персидском. Вот их имена:

«Из рода Сюнийского два брата: Бабкен и Бакур; из рода Арцруни-Нершапу: Шаваст, Шенгин, Меружан, Паргев, Таджат; из рода Мамикониан-Амазастаи: Амазасп, Артавазд и Мушег; из рода Камсаракан: Аршавир, Татул, Вардз, Нерсе, Ашот; из рода Ашатуни: Ваан, Арандзар и Арнак; из рода Гнуни: Атом; из рода Димаксиан: Тутул и Сато с двумя товарищами; из фамилии Андзеваци; Шмавон, Зуарен и Араван; из рода Аравельян: Пабак, Варазден и Даг; из рода Арцруни: Апрсам; из рода Мантакуни: Саак, Пареман; из рода Тамраци: Врен; из рода Рапсониан: Бабик и Ухнан. Из этих тридцати семи наименованных поименно князей, одни владели большими княжествами, другие менее пространными. По праву крови все они были рода княжеского, а по доблести души — согражданами неба. С ними было и много других вельмож, свободных, причислявшихся к их собственным и даже царскому домам; сподвижники и сотоварищи доблестных воинов-мучеников, все они добровольно пошли на мучения за церковь Христову. Мужество этих именитых князей достойно удивления; но удивление это переходит в изумление, когда вспомним об их участях. Люди высокого происхождения и сана, жившие в пышности и изобилии в замках, расположенных на скалах высоких гор, белеющихся своими вечными снегами, они пошли населять плоские, знойные и песчаные степи; они, которые, подобию газели, обегали долины высоких гор Армении, украшенные прекрасными цветами, — они были в цепях приведены под самое палящее небо страны [56] восточной, где пищу их составляли хлеб печали и вода горести. Они не видали ни солнца днем, ни ночью света огня, без постелей, без покрывал, во время ночи, спали они на голой земле, как дикие звери и это лишение их продолжалось девять лет и шесть месяцев. С такою радостью выносили они мучения свои, что никогда не вырывалось у них ни малейшего ропота нетерпения; уста их произносили слова молитв благодарственных; так вели себя люди, воспитанные в поклонении истинному Богу».

Последнюю главу приводим в целости. Мы уверены, что всякий прочтет ее с особенным удовольствием. Это одно из лучших, нежели не самое лучшее место в истории Егише. Надобно читать его в подлиннике, как вообще и все сочинение, чтобы почувствовать и понять всю прелесть поэтического и художественного рассказа Егише Вардапета. Какая высокая поэтическая душа, какой мастерской рассказ и какие художественные картины.

«Воспоминание о женах пленных воинов Христовых погибших в великом сражении».

«Мне невозможно назвать поименно доблестных жен пленников, павших в великом сражении, столь пагубном для Армении. Я знаю поименно около пятисот, но есть еще множество, которых я не знаю. Между теми, которых я знаю, большую часть составляют знатные другие же принадлежат классу низшему. Все они были объяты ангельским соревнованием — отказаться благ и удовольствий мира, и жены благородные, и жены простолюдинов облеклись в одно мужество веры и в одно терпение добродетели.

«Они изгладили из своей памяти все, что могло напоминать им прежнюю пышность. Они несли бремя своей жизни, как закоснелые в трудах земледельцы, и как будто с самого младенчества привыкли выносить тяжкие лишения, налагаемые бедностью. Сколько души этих добродетельных жен были подкрепляемы благодатью и надеждою на вечность, столько же и тела их удручены были бременем жизни, которое им было тяжко выносить. Каждая знатная госпожа, но обычаю страны, держала при себе женщин, с детских лет в великолепном доме ее воспитанных, — теперь нельзя было отличить служанок от госпож: они носили все одинаково грубое платье, и вечером никто не стлал постели для другой: нельзя было различить общую их постель — [57] черное сено. Они одевались одним жестким черным покрывалом и клали свои головы на одно жесткое изголовье. Не было более изысканных блюд, для них приготовляемых, не было при них особых хлебников, по обычаю знатных домов. Каждая из этих женщин, без всякого различия званий, имела свою долю в хозяйстве, соблюдала в дни воскресные воздержание, как монахи пустынные. Никто не подносил воды знатным госпожам, чтоб они вымыли руки, и для обтирания их служанки не подавали им топких полотенец. Они перестали употреблять душистые мыла, разные эссенции и духи по дням праздничным. На столах не красовалось уже прекрасной посуды, и богатые кубки заздравные были с них изгнаны. Церемониймейстер уже не стоял у дверей великолепных зал для приема гостей; дворцы не отворялись для принятия особ знатных: всякий сказал бы, что в памяти их не осталось ничего, напоминающего им, что в мире есть у них родные братья и друзья близкие. Пыль и копоть лежали слоями на туалетах, покрывалах и занавесах постелей молодых супругов; в опочивальнях расстилали ткань свою пауки; почетные кресла и парадные балдахины лежали опрокинутыми, великолепные сервизы были перебиты, и обширные дворцы стояли в страшном запустении. Наконец, укрепленные их замки были, по поколению царскому, срыты до основания. Душистые цветы роскошных садов поблекли; плодоносные виноградные лозы были вырваны. Собственными глазами видели они, как грабили и разоряли их, и до слуха их доходили только рассказы о страданиях их друзей. Все сокровища женские и украшения были конфискованы. Не оставалось ни одной жемчужины для украшения доблестной груди их, ни одного камешка для благородного чела их. Нежные жены армянской страны, взлелеянные с детства в неге и роскоши, воспитанные на софах и мягких подушках, ходили теперь из сырых жилищ своих босыми в церковь Божию или молельню — испрашивать у Бога пламенными молитвами благодатную силу выносить терпеливо тяжкое горе жизни. Те, которые с юных лет привыкли к изысканной пище, с радостью утоляли свой голод травами и овощами, вовсе не вспоминая о прежних вкусных блюдах. Увял цвет лица их и загрубела кожа, целый день подвергались они загару на солнце, а ночью склоняли головы на грязное сено, брошенное на землю. Уста их произносили только стихи псалмов, и единственным утешением их было чтение пророков. Они сходились часто между собою, чтобы верно нести свое иго, идти по одному пути в рай, и достичь, не [58] сбивала, с пути, обители мира и покоя. Они сбросили слабость пола своего и стали доблестными воинами на духовной войне. Они боролись с грехами, к которым клонила их невольно природная слабость, и вырывали их с смертоносным корнем. Они побудили обман простотою голубя и святою любовью своею выбелили багровые пятна ревности. Они срезали корни скупости, и ядовитые плоды их высохли на отрезанных ветвях. Он пристыдили гордость своим смирением и этою добродетелью возвысились до небес. Своими молитвами он отверзли замкнутые врата неба, и ангелы-спасители сошли на землю, привлеченные их мольбами. Наконец, они получили добрые вести, которых ожидали нетерпеливо из далеких стран, и прославили милосердого Бога. Вдовы, находившиеся между ними, сделались супругами добродетели. Жены именитых князей-пленников добровольно заглушали желания плоти, изнуряли и умерщвляли свое тело и причастились мук доблестных супругов своих. Жизнью своею они уподобились святым мученикам, борющимся до последнего мгновения жизни. Издалека утешали они пленных и трудами рук своих выработывали средства для пропитания, и ничтожное жалованье, получаемое ими от царя, берегли, ничего для себя не истрачивая, чтобы посылать его в помощь своим супругам. Они походили на стрекоз, не имеющих в себе крови, которые живут воздухом и мелодией, — они представляют нам собою образ духов бестелесных. Лед многих зим растаял; весна несколько раз уже возвращала ласточек: все радовало сердце человека; но жены пленных христиан тщетно ждали радостного возврата возлюбленных своих супругов. Вид цветов весенних напоминал им ангельскую нежность святой любви возлюбленных, и взоры их жаждали отдохнуть на прекрасных их образах. Охотничьи гончие собаки благородных вельмож погибли одна за другою в отсутствие своих господ, и перестали ржать борзые кони их. Бедные жены христианские не имели других воспоминаний о супругах своих, кроме их портретов. Торжественные собрания, дни великих праздников, проходили и не приносили им свидания с милыми и возврата их из земли отдаленной. Бедные проливали слезы, проходя опустелые залы, и звали их по именам: в этих залах поставлены были статуи в память их, и на каждой было вырезано имя отсутствующего. И так, все волновало тоскою убийственною душу этих доблестных жен; но они неутомимо исполняли святой долг добродетели. В глазах других они казались печальными вдовами в трауре и унылыми; но внутренно были утешены любовью [59] божественною. Они, наконец, перестали спрашивать путешественников, возвращавшихся из земель далеких: «Увы, когда увидим мы прекрасных друзей наших!» Одно было предметом их обетов, об одном молили они Бога: чтобы они, исполненные небесной любви, терпеливо вынесли до конца свои мучения. Постараемся же и мы, подобно им, быть достойными блаженства небесного. Будем и мы беспрерывно трудиться, чтобы достичь покоя, обещанного верным служителям Божиим милостью Господа нашего Иисуса Христа».

Таким образом кончилась эта кровавая борьба с фанатическими поклонниками огня. Повсюду были развалины, но Армяне не горевали об этом: они отстояли свободу веры. Из приведенных нами отрывков читатели увидят достоинства перевода, исторический талант Егише Вардапета и его взгляд на события. Мы привели места, по нашему мнению, наиболее интересные по своему внутреннему содержанию и по изложению. Г. Петр Шаншиев перевел, только историческую часть сочинения Егише. Речи же его не вошли в состав перевода. Но мы должны сознаться, что полного критического издания Егише Вардапета мы до сих пор не имеем. Кто имеет возможность, тому советуем прочесть прекрасную статью г. Меликова, в 31 и 32 №№ Газеты Кавказ, за 1853 год.

Печать и бумага книги очень хороши, и к концу перевода приложена карта Армении. Есть опечатки, но они так незначительны, что читатель легко может исправить их и сам.

М. М. МИАНСАРОВ.

1853 г. августа 19 дня.

Комментарии

1. Вардапет: — слово армянское. Оно значит: правоучитель. Этим словом переводится в Новом Завете еврейское «раввин», для наименования Спасителя и Апостолов. У Армян оно имело высокое значение и давалось высшим сановникам духовенства, епископам и тем, которые святостию жизни и ученостью равнялись с ними. Вначале, не многие епископы принимали это наименование, как превышающее их достоинство; но впоследствии стали его давать всему черному духовенству, члены которого и поныне именуются вардапетами. — Примечание переводчика.

© текст - Миансаров М. М. 1853
© сетевая версия - Тhietmar. 2018
© OCR - Андреев-Попович И. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Москвитянин. 1853