-

КРЕСТОВСКИЙ В. В.

В ДАЛЬНИХ ВОДАХ И СТРАНАХ

(См. Русск. Вестн. 1, 2, 4, 6, 7, 9, 11, 12 1885 и 1, 2, 3, 5 и 6 1886 годов.)

XXIV. Военное дело в Японии.

Причины политического переворота 1868 года в Японии. — Битва при Фусими. — Первые войска микадо. — Каста самурайев. — Уничтожение феодализма. — Начало регулярной армии. — Французская военная миссия. — Указ о введении всесословной воинское повинности и главные основания оной. — Призывная коммиссия. — Льготы, изъятия и послабления в приеме, допускаемые законом. — Наказания за уклонение от призыва. — Выкуп и заместительство. — Право усыновления. — Причины обилия лазеек для уклонения от службы. — Распределение новобранцев в военные части. — Форма присяги. — Администрация японской армии. — Военное министерство. — Состав армии. — Строевые и гражданские военного ведомства чины. — Армейские корпуса. — Гвардейский корпус. — Состав пехоты, кавалерии, артиллерии и инженерных войск. — Полевой обоз. — Общая численность действующей армии и резервов. — Проект о поселенных казачьих войсках на Матсмае. — Обмундирование, снаряжение и вооружение японской армии. — Права по службе. — Экзаменная коммиссия. — Боевые опыты и боевые качества молодой японской армии.

В исторических судьбах Японии 1868 год отмечен особо знаменательным событием: власть сёгуна (Название тайкун не совсем правильно; оно почему-то дано сёгуну Американцами, но не Японцами, которые его не употребляют, а потому и мы не станем употреблять слово тайкун вместо сёгуна или шогуна, как выговаривают в некоторых провинциях Японии) была уничтожена, а вместе с нею пали и семисотлетние [71] привилегии многочисленных владетельных князей-феодалов (даймио). Совершилось это при помощи лишь небольшой борьбы, почти без шума, не вызвав повидимому никаких резких проявлений ни pro, ни contra этого события в самом народе, за исключением, конечно, значительной части лиц из класса самурайев, которые теряли выгоды своего служебного положения с переменой в стране ее государственного строя. Но и с этим противником новое правительство, как увидим ниже, управилось пока довольно благополучно.

Дело в том что власть сёгунов, в сущности, не более как полномочных и наследственных премьеров или визирей японских императоров, в течение последнего пятидесятилетия намного уже утратила в стране обаяние своего прежнего могущества, и так как эта власть, господствовавшая здесь с 1192 года нашей эры, была в сущности узурпацией коронных прав, при бездеятельном существовании в стране ее законных государей в лице наследственных императоров (микадо), то сторонникам сих последних, когда наступил час удобный для борьбы, потребовалось не особенно много усилий чтобы свалить эту власть, а с ней уничтожить и феодальную систему даймио, повидимому, безвозвратно. К такому исходу неизбежно вела совокупность многих причин, из которых слагалось политическое, общественное и нравственное состояние страны еще задолго до переворота. Ссоры и усобицы владетельных князей, их взаимные интриги и безумно честолюбивое соперничество из-за власти, из-за блеска и роскоши или придворного значения у сёгуна, противодействие друг другу в мероприятиях общего государственного значения, эгоистическая и своекорыстная политика всех вообще и каждого в отдельности, небрежение к нуждам своих подданных и важнейшим потребностям государства, стремление выделиться из общего строя, изнеженность и развращенность нравов не звавших никакого удержу в удовлетворении своих сластолюбивых похотей, а вместе с этим бессилие и самого сёгуна, не сумевшего с достоинством и твердостию противустоять наглым требованиям иностранцев об открытии Японии для торговых сношений с ними и, наконец, его войско, давно забывшее спартанский быт и дисциплину, плохо вооруженное и преисполненное кастового тщеславия, — все это постепенно и [72] вполне естественно вело к распадению порядка государственной жизни созданной некогда сёгунами и к уничтожению феодальной системы. В конце концов либо сама Япония должна была распасться при первом ударе на нее иностранцев и обратиться в их колонию, либо прежняя законная власть микадо должна была восстановиться в полной своей силе и значении, причем, разумеется, и феодальным князьям волей-неволей пришлось поступиться своими владельческими правами в пользу возрожденного государственного единства. Случилось, как известно, второе, и это, кажется, может служить достаточным доказательством жизненности Японского народа и задатком его дальнейшего самостоятельного развития.

Феодальные князья, за весьма немногими исключениями, погрязшие в растлевающей неге чувственных наслаждений и роскоши доставляемой им чрезмерными их богатствами, очутились в момент переворота в таком бессильном и апатическом состоянии что им поневоле только и оставалось беспрекословно подчиниться «совершившемуся факту», даже и не мечтая о борьбе и самозащите, коей слабые попытки были сделаны лишь со стороны некоторых наиболее так сказать морально сохранившихся владетелей, но попытки эти только еще более обнаружили их общую немощь.

Кто же был виновником этого переворота? Кто его задумал и кому удалось совершить его?

Совершителями явились ближайшие и довереннейшие слуги этих самых феодалов.

Высшие придворные и административные чиновники владетельных князей, принадлежавшие к классу самурайев, то есть дворян, еще задолго до переворота сумели исподоволь приобрести себе большую, почти неограниченную власть в областях своих владетелей, благодаря именно растленной жизни и апатии сих последних. Наиболее способные и энергичные из этих чиновников, движимые недюжинным честолюбием и патриотизмом, сгруппировались в партию действия, которая — надо отдать им справедливость — отличалась редким единодушием и полным согласием между собою своих членов как в стремлениях и целях так и в средствах к их достижению. Эта-то партия более всего способствовала падению власти японских феодалов и, по возможности, ускорила его. Не упуская из виду не [73] только общих, но и личных интересов, члены партии очень ловко и что называется «умненько» воспользовались всеобщим переполохом какой повсеместно наделало прибытие и водворение в их стране Американцев и Европейцев: в удобный момент они захватили в свои руки власть и объявили восстановление в полной силе древнего законного владычества микадо, причем, конечно, не упустили случая воспользоваться сами для себя и для своих друзей наиболее высокими, выгодными и влиятельными местами и должностями в государственном управлении.

Если трехдневная битва при Фусими (неподалеку от Киото), происходившая с 27 по 29 января 1868 года, могла быть выиграна при ничтожных сравнительно потерях малочисленными императорскими войсками, коих сражалось только 6.000 против 25.000 войск сёгуна, то это служит лучшим доказательством бессилия партии самого сёгуна, которая состояла из нестройной толпы плохо вооруженных самурайев и даймио, безучастно глядевших на собственное падение. Войска же микадо, вооруженные хотя и не лучше своих противников, но одушевленные верой в божественность Тенно, то есть личности самого микадо, сражались за его священные права, которые, впрочем, в принципе всегда признавались всеми и даже самими сёгунами. Кроме того, надо заметить что этими малочисленными войсками предводили энергичные и даровитые люди, из среды помянутой выше партии действия, для которых в исходе трехдневного фусимского боя заключался роковой вопрос «быть или не быть»: дело шло о голове каждого в случае неуспеха.

В северных кланах война тянулась до конца 1869 года, потому что князья Дева, Мутцу, Айдзу, Сёнаи Эциго и Куванаи, связанные узами родства и личными интересами с низложенным сёгуном (из рода Токугава), все еще мечтали о восстановлении его власти. Но войска микадо, при содействии южных и западных провинций, успели настолько усилиться в своем численном составе что еще в апреле 1868 года могли захватить почти без боя столицу сёгуна, Иеддо, со всеми находившимися в ней военными запасами. Когда в ноябре того же года микадо торжественно шествовал из своей бывшей столицы Киото в Иеддо, долженствовавшее отныне стать для него новою столицей и резиденцией, то его свиту составляли уже волей-неволей помирившиеся [74] со своим новым положением князья Сатцума, Тоза, Кью-сю и другие во главе своих войск, составивших в числе 5.000 человек почетный конвой императора. Эти последние войска явились в то время единственною опорой нового правительства в самом Иеддо, потому что другие части войск преданных микадо были еще по необходимости разбросаны в разных провинциях, для поддержания там своим присутствием новосозидаемого порядка государственной жизни и императорской власти. Когда же большая часть этих разбросанных отрядов, после победоносного окончания возложенной на них миссии, возвратилась летом 1869 года в Иеддо, то численность гарнизона в этом городе возрасла до 12.000 человек; но эта толпа, лишенная всякой правильной организации, не могла служить для юной власти еще неокрепшего правительства надежною опорой и залогом его прочности в будущем. Несмотря на внешнюю покорность феодальных князей, в их среде усматривались некоторые недобрые признаки которые не могли не беспокоить новое правительство. Война в северных кланах еще не вполне окончилась, а уже некоторые из «преданных императору» даймио, как например Овари и Кью-сю, вернулись со своими войсками в свои провинции, и правительству, чтобы придать этому факту сколько-нибудь благовидную форму, пришлось показать вид будто это делается по его произволению. Поэтому оно поспешило опубликовать указ что князья Овари и Кью-сю назначаются губернаторами своих провинций.

Но и помимо князей всегда можно было опасаться возникновения новых беспорядков и восстаний со стороны самурайев, во множестве разбросанных по разным провинциям, и оставшихся при новом правительстве так сказать не у дел, в стороне от служебной деятельности и сопряженных с нею выгод, а потому имевших много причин негодовать на «новые порядки». Пренебрегать этими людьми, не принимая их ни в какой расчет, становилось для правительства не безопасно; оставлять их далее в таком положение было бы неблагоразумно. Надо было парализовать самурайев, обезоружить их и в буквальном смысле, и морально как особую касту.

Все это настоятельно вызывало в правительстве мысль об учреждении регулярной армии из новых элементов, [75] не зараженных традиционным кастовым духом прежних самурайских ополчений, — армии, которая, будучи созданием самого правительства, могла бы служить ему надежною точкой опоры и орудием для борьбы со внутренними врагами. Но при тогдашнем всеобщем всполохе, правительство могло только исподоволь, медленным и осторожным путем добиться осуществления своей заветной мысли. С этою целью в 1870 году оно издало указ, в силу коего разрешалось носить оружие всем без исключения сословиям в государстве, дворянам же дозволено ходить и без оного. Одновременно с этим, некоторое число наиболее влиятельных и беспокойных самурайев были призваны в Иеддо, переименованное уже к тому времени в Тоокио, на «почетную службу» ко двору микадо. Такие призывы то из одной, то из другой провинции повторялись все чаще и чаще; но люди прежних призывов, заменяясь новыми, не отпускались в полном своем составе в места своей родины, а направлялись порознь, под разными благовидными предлогами, в другие, отдаленные от их родины провинции, где они, точно так же порознь, входили в состав полков благонадежных, то есть преданных правительству. Таким образом, удерживая на службе вдали от их родины людей беспокойных или влиятельных у себя дома и окружая их средой чуждою им по духу, стремлениям и происхождению, правительство тем самым парализовало их как вредных для него деятелей и всегда имело под своим ближайшим служебным надзором этих возможных вожаков и зачинщиков будущей смуты, пока с усилением вполне окрепшей власти не миновала наконец для крамолы повидимому всякая возможность. Вместе с тем и таким же путем исподоволь достигалось слитие в рядах войска разных каст и противоположных друг другу элементов. Число вербуемых таким образом офицеров и ратников из класса самурайев простиралось в каждый призыв от пятнадцати до двадцати тысяч человек, и результат перетасовки людей, продолжавшейся непрерывно два года, оказался в конце концов столь благоприятным для правительства что оно могло, уже не опасаясь беспорядков и противодействия, отнять у князей, во имя принципа единства государственной земли и власти, управление их провинциями и [76] заставить их самих переселиться на безвыездное житье в Тоокио чтоб «украшать собою столицу его величества микадо». В сущности, это обязательное проживательство в столице было своего рода пленом или почетным арестом, благодаря которому бывшие феодалы ежеминутно находились под непосредственным негласным надзором центральной власти. Самурайям состоявшим на службе у этих князей и напоминающим нам отчасти польскую «дробну шляхту» былых времен, проживавшую «на ласкавом хлебе» у разных магнатов, правительство запретило следовать в Тоокио за своими господами и проживать в этом городе. Оно рассчитывало что эта мера, лишив самурайев главной опоры их существования, заставит их бросить наследственное «ремесло двух сабель» и предаться мирным, мещанским занятиям, и этот расчет не был ошибочен: он уже достаточно оправдался на деле.

После всех этих так сказать предварительных маневров и мероприятий, правительство уже смело могло приступить к осуществлению своей заветной мечты об учреждении регулярной армии в Японии и с этою целию обратилось к содействию Франции.

С прибытием, осенью 1872 года, второй партии французских инструкторов (Первая партия была выписана еще в 1867 году, по инициативе последнего сёгуна), известной тогда под названием «mission militaire de France» и состоявшей из восемнадцати офицеров и унтер-офицеров разных родов оружия, началась правильная работа над организацией армии по образцу европейских держав и, главнейшим образом, самой Франции.

1873 год прошел в необходимых подготовительных работах, в состав коих входили: полная народная перепись, разбивка всей страны на призывные участки, перевод на японский язык строевых уставов, инструкций и военных законоположений, заимствованных из разных армий, для их сличения и выбора наиболее подходящих к местным условиям и пр., так что только в самом конце года (именно 28 декабря) мог быть издан императорский указ о введении в Японии всеобщей воинской повинности, который в немногих словах порешил навсегда всю [77] феодальную систему этой страны и в особенности все древние привилегии военной касты, в которой, по переписи 1872 года, насчитывалось 318.428 человек способных к действию оружием (Документ этот сам по себе настолько любопытен, как по своей форме так и по содержанию, что я позволю себе привести его целиком, в дословном переводе. Он гласит:

«В древние времена все, исключая хилых стариков, были воинами, то есть всякий способный носить оружие Японец, в случае надобности, был призываем под знамена своим державным вождем, тенно. По миновании же надобности, каждый воин возвращался к своим мирным занятиям, вновь становясь тем чем был до призыва: земледельцем, ремесленником, купцом и т. п. Разумеется, в оны времена не водилось у нас таких людей которые, нося две сабли и называя себя самурайями, только чванятся сидя дома в бездельи да в бражничаньи и, того еще хуже, совершают разные преступления, до смертоубийства включительно, не неся за то ответственности пред законом.

«Уже при Цинму-тенно (первый микадо Японии, 660 год до Р. X.) были учреждены у нас военные братства и корпус телохранителей государя. Во время правления Цин-ки и Тен-пей (Цин-ки с 724 по 729 год, а Тен-пей с 729 по 749 год по Р. X.), в царствование Сёму-тенно страна была разделена на две син и шесть фу. (Военное разделение соответствовавшее районам двух армий, син, и корпусным округам, фу). Со времен сёгунов Хоген и Хей-цзи (1159 года по Р. Х.), в царствование Го-Сира-кава-тенно, императорская власть мало-по-малу ослабела и в последствии перешла в руки касты самурайев. В стране образовалась тогда феодальная система и весь народ поделился на касты: воинов, земледельцев, ремесленников и купцов. Монархическая власть потеряла всякое значение, и невозможно описать всех зол происшедших вследствие этого. Но теперь настало восстановление древнего: возврат к самодержавию, уничтожение двоевластия. Пенсии наследственных бездетных самурайев сокращены и дозволено им снять с себя оружие. Это только возвратило народу, поделенному на касты, его древнюю свободу и уравняло права всех сословий. Теперь самурайи и народ уже не то чем они были еще так недавно: ныне они совокупно суть граждане, подданные империи, а разница остается только в способах служения государству.

«Во всей вселенной нет ничего что не служило бы так или иначе общему благу; тем более должен служить ему тот кто называется человеком. Люди обязаны употреблять все свои силы для достижения общего блага своего отечества. У Европейцев эта обязанность называется «налогом крови», то есть это значит что подданные государства кровь и жизнь свою отдают на защиту общей своей родины. Каждый обязан заботиться об устранении невзгод своего отечества, так как иначе эти невзгоды падут в числе прочих граждан и на его голову. Из этого следует что если во всех странах мира существуют воинские установления, то явились таковые не произвольно или случайно, а развились вполне правильно из необходимости оных.

«Руководясь нашими установлениями древних времен и нуждами текущих дней, мы усматриваем необходимость ввести в нашем государстве такое воинское устройство которое соответствовало бы духу настоящего времени. Географическое положение нашей страны не позволяет нам принять иностранные воинские установления всецело; посему только наиболее пригодные из них будут приняты и слиты с нашими. Вследствие всего вышеизреченного, сим установляется, во-первых, постоянная регулярная армия и флот; во-вторых, как только сынам граждан народа нашего исполнится двадцатый год от рождения, они подлежат воинской повинности и являют собою оборону государства при всех опасных положениях оного.

«Председатели советов всех наших областей да постигнут высоту этой цели! Да огласят они и изъяснят народу наши установления о всеобщей воинской повинности, внушая всем что Установления сии суть основа спокойствия государства»). [78]

Указ этот весьма характеристичен. Из тех оговорок и аксессуаров какими обставлена его главная законодательная сущность не трудно усмотреть что правительство, хотя и успевшее уже победить все существеннейшие препятствия и враждебные элементы стоявшие на пути его реформ, все еще продолжало действовать в своем направлении с крайнею осторожностию, как бы нащупывая под собою почву для каждого своего шага. В этом указе вы видите и ссылки на историю и древнейший уклад страны, с целию убедить народ и доказать ему что всесословная воинская повинность, в сущности, не представляет из себя никакого новшества, а только возврат к старине. Тут же мимоходом бросается полемический камешек в касту самурайев, причем вскользь, но очень ловко инсинуируются те стороны ее быта, которые могли быть более всего антипатичны остальным классам Японского народа. Затем следуют ублажающие убеждения [79] о возвращении народу, благодаря новому правительству, его древней свободы и гражданского равенства. Но важнее всего было провести убеждение что регулярная армия с общевоинскою повинностию отнюдь не есть учреждение всецело заимствуемое у ненавистных народу иностранцев, что только некоторые наиболее пригодные из европейских воинских установлений будут допущены и в переделке слиты с коренными японскими установлениями, — и указ весьма предупредительно и заботливо старается заранее оговорить это щекотливое обстоятельство, как бы предвидя что без этой оговорки новая правительственная мера может показаться народу плодом подражательности иноземцам и, в силу этого, с разу же сделаться для него ненавистною, а народ, как известно, легко переносит свою ненависть от учреждения и на его создателей. Правительство более всего должно было опасаться именно сего последнего результата, тем более что учреждение всесословной регулярной армии было первою и важнейшею из радикальных мер на том преобразовательном пути на который поневоле должно было выступить правительство порвавшее всякие связи с прежним режимом и прежними устоями. За исключением самурайев, для коих военная карьера являлась наследственно-родовым заветом и средством к существованию, остальные классы Японского народа не имели о воинском деле никакого понятия, да не хотели и знать его, как дело им совершенно чуждое и недоступное, и в течение многих веков держались совсем обособленно, в стороне от правящей касты самурайев, справедливо полагая что чем от нее дальше тем лучше, то есть спокойнее и безопаснее для собственной шкуры. Такое отношение к военному элементу страны, разумеется, не могло развить в народе особенных симпатий и к военному делу. Поэтому молодые люди подлежащие воинской повинности, даже в настоящее время, при всех ее льготах, стараются по призыве проскочить в какую-нибудь законную лазейку чтоб ускользнуть из-под солдатской шапки. Правительство, разумеется, понимало все это лучше чем кто-либо, и вот отсюда-то и происходят все те напоминания о священной гражданской обязанности защищать родину и проч., какими преисполнен указ 28 декабря 1873 года. [80]

Посмотрим теперь на те основания на которых зиждется в Японии всесословная воинская повинность.

Начальный параграф «Положения» гласит что «все казоку, сизоку и хей-мин (земледельцы, ремесленники и купцы) обязаны служить в армии или во флоте». Вооруженные силы страны разделяются на три отдела: постоянная регулярная армия (Узё би-гун), резерв (Ко би-гун) и ополчение (Коку мин-гун). В регулярной армии обязательно должны служить по жребию все молодые люди коим минуло двадцать лет от роду. Срок службы трехлетний. Воинские части получают от правительства определенное содержание, обмундировку, снаряжение и продовольствие. Люди выдающиеся своими способностями, достаточным образованием и крепким телосложением выбираются в гвардию. Желающие быть произведенными в офицеры или в унтер-офицеры обязаны выдержать предварительный экзамен из общеобразовательных предметов, после которого они принимаются в унтер-офицерскую школу (Коодо-дан), где и производятся в унтер-офицерский чин по окончании трехлетнего курса, и даже раньше, если достигнут надлежащих успехов в военном образовании. Те же из унтер-офицеров которые окажут особенные успехи в науках и отличаются вполне безупречным поведением могут, по окончании курса в Киодо-дане, поступать в офицерское училище (Сикан-гакко), откуда, по окончании трехлетнего курса, производятся прямо в офицеры армии. Произведенное в унтер-офицеры обязаны прослужить в рядах действующих войск не менее семи лет. Рядовые, как уже сказано, отбывают трехлетний срок службы; но для тех из них которые будут призваны вполне удовлетворяющими всем статьям воинского обучения по специальности своего оружия, этот срок, смотря по обстоятельствам, иногда сокращается и до двух лет.

Резерв (Ко би-гун) подразделяется на два призыва, первый и второй. По отбытии воинской повинности в действующих частях, люди перечисляются на два года в резерв первого призыва и, в случае объявления войны, немедленно созываются для укомплектования частей действующей армии. Для практического же обучения они ежегодно собираются, сроком на один месяц, в назначаемый для сего пункт, [81] в районе того округа к коему приписаны по месту своей оседлости. Удовлетворяющие практически требованиям военно-образовательного ценза производятся во время этих сборов, в виде награды, в унтер-офицеры. Люди принадлежащие к резерву первого призыва не имеют права переселяться на оседлое жительство, ни вообще отлучаться на продолжительное время из пределов своего округа. Последнее разрешается им окружным начальством только в крайних, безусловно уважительных случаях.

По отбытии установленного срока службы в составе первого резерва, люди оного перечисляются в резерв второго призыва, где срок службы установлен также двухлетний. В военное время они созываются не иначе как после резерва первого призыва, а в мирное, если не желают сами, могут и не являться в лагерные сборы для практических учений, и если намерены удалиться из пределов своего округа, то лишь обязаны известить о том окружное начальство, равно как и о своем возвращении в округ. Если же резерв первого призыва созывается на службу не в обычный ежегодный срок, то люди второго резерва, все без исключения, немедленно обязаны возвратиться в свой округ и проживать в нем безвыездно впредь до роспуска первого резерва.

К составу ополчения или народной рати (Коку мин-гун) принадлежат все способные носить оружие граждане от семнадцати до сорокалетнего возраста. В случае сбора людей второго резерва, все они должны быть в полной готовности к призыву, на случай необходимости, в зависимости от которой правительство оставило за собою право увеличивать, по мере надобности, сроки службы, как в действующих войсках, так и в резервах.

Операция призыва новобранцев производится в Японии таким образом что ежегодно к 10 ноября все молодые люди коим минуло 19 лет от роду обязаны явиться к своему участковому старосте, коцё, который ведет им особые списки. Коцё в течение десятидневного срока, то есть к 20 ноября, обязан передать эти списки окружному голове, куцё, который, в свою очередь, не позднее 30 ноября представляет их в окружные правления Фу или Кен, а эти последние к 20 декабря пересылают все вообще [82] списки подлежащих жребию молодых людей своего округа в военное министерство (В этих списках обозначаются: 1) лица наиболее подходящие к условиям того или другого рода оружия, 2) лица желающие воспользоваться правом выкупа, 3) лица представившие надлежащие письменные удостоверения в том что находятся в обучении какому-либо специальному мастерству или состоят воспитанниками признанных правительством учебных заведений и, наконец, 4) лица по каким-либо причинам негодные для военной службы). Списки эта служат руководством для действий особых призывных коммиссий, ежегодно командируемых от военного министерства во все фу и кены. Назначение таких коммиссий состоит в том чтобы совокупно с местными представителями (имеющими право только совещательного голоса) исследовать на месте разные, могущие встретиться недоразумения и злоупотребления по части призыва и в постановке окончательных решений относительно приема лиц на службу или освобождения от оной (Призывная коммиссия состоит из председателя (полковник или майор), вице-председателя (капитан) и пяти членов: одного штабс-капитана, одного поручика, штаб-доктора и двух младших врачей, его ассистентов. Кроме того, для письмоводства к ним прикомандировывается от двух до трех писарей из нестроевых. В состав коммиссии входят также местный губернатор или вице-губернатор и некоторые чиновники фу или кена, не ниже VIII класса, обыкновенно приглашаемые председателем в качестве советников. А в тех случаях когда встречается надобность в каких-либо особых разъяснениях по поводу недоразумений или претензий со стороны новобранцев, в коммиссию могут быть призываемы окружные головы (куцё, в роде наших волостных старшин и голов мещанских обществ) и участковые старосты (коцё, соответствующие нашим сельским старостам)). С открытием действий коммиссии, каждый окружной голова обязан лично представить в ее присутствие всех подлежащих призыву молодых людей своего округа (Если в это время кто-либо из последних заболеет или лишится возможности прибыть на сдаточный пункт по уважительным семейным причинам, то обязан уведомить о том коммиссию, с приложением законно удостоверенного свидетельства: в первом случае, от врача; во втором, от местного старшины или начальства, — и тогда выдается отсрочка на один год). Закон предоставляет коммиссии право освобождать от воинской повинности лиц тринадцати категорий, перечисленных [83] в «Положении», но не иначе как на основании коллегиального решения (На основании закона, от воинской повинности освобождаются: 1) лица ниже пяти футов роста, 2) лица неудовлетворительного телосложения и вообще видимо слабосильные, а также и имеющие какую-либо физическую уродливость (беспалость, колченожие, сухорукость и т. п.), или одержимые с детства какою-либо болезнию, препятствующею несению военной службы, 3) чиновники всех ведомств и даже тогай, то есть низшие канцелярские служители вне класса, 4) воспитанники военного и морского училищ, 5) преподаватели, наставники и ученики всех общественных учебных заведений, 6) студенты и техники продолжающие свое научное образование за границей, 7) Синтоское и буддийское духовенство и публичные проповедники (косякума) направляющие свое слово в интересах государства и правительства, 8) глава семейств, 9) единственный сын-наследник или единственный внук-наследник, 10) единственный сын и единственный внук, не только кровный, но и легально усыновленный, 11) все заменяющие главу семейства, вследствие постоянно болезненного состояния их отца или вообще действительного главы семейства, 12) все те у кого родной брат уже служит в рядах постоянной армии и, наконец, 13) все вообще преступники и даже казоку и сизоку (земледельцы и ремесленники) утратившие некоторые сословные права по судебному приговору или присужденные к заключению в исправительной тюрьме на один год и более). Из перечня этих категорий, не трудно видеть что закон, по части изъятий от службы, в избытке предоставляет гражданам весьма широкие и гуманные льготы, тем более что лица освобождаемые, в громадном большинстве своем, не несут взамен того никакой соответственной денежной подати. Вводя столь радикальную законодательную меру как общая воинская повинность, правительство всеми этими льготами, изъятиями и послаблениями, вероятно, желало ослабить суровость ее впечатления на народ не несший до сих пор никакой рекрутчины. Нельзя не заметить тоже весьма характеристичную черту относительно седьмого разряда льготных: правом освобождения от службы пользуются только те из публичных проповедников которые проповедуют в интересах правительства. Так как параграф этот и до сих пор остается в своей силе, то можно думать что правительство все еще нуждается пока, хотя бы и косвенно, в нравственной поддержке частных лиц могущих влиять на общественное [84] мнение. Затем 13-я категория освобождаемых также представляет одну характерную особенность, именно в отношении лиц подвергавшихся заключению в исправительной тюрьме. Не допуская в ряды армии людей приговоренных хотя бы только к исправительному наказанию, стало быть не теряющих своих гражданских прав безвозвратно, закон, можно сказать, впадает в некоторую, быть может чересчур уже брезгливую щепетильность; но, с другой стороны, эта самая щепетильность показывает с каким уважением смотрит он на военную службу и как заботливо старается оградить личный состав армии от примеси не только порочных, во и хотя бы только подозрительных в нравственном смысле элементов.

Предусматривая, однако, со стороны подлежащих призыву возможность ложных показаний о своих семейных отношениях и обстоятельствах или о болезнях с целью уклонения от военной службы, закон предоставил призывным коммиссиям право точного исследования и основательной проверки подобных показаний, предупреждая что виновные в даче ложных о себе сведений подлежат уголовному суду как за обман. Равным образом наказывается и представитель или старшина общины (куцё и коцё) если будет доказано что он заведомо потворствовал обману или скрепил своею печатью документ заключающий в себе ложное показание.

Закон в Японии допускает возможность выкупа от воинской повинности. Размеры этого выкупа бывают двоякие: одни для мирного, другие для военного времени. Таким образом люди состоятельные, коммерсанты и т. п. всегда имеют законную возможность без хлопот и излишних изворотов избежать военной службы. Это, как думают здесь некоторые, сделано преимущественно в пользу купцов, так как занятие торговлей в старые рыцарски-аристократические времена не пользовалось в Японии особенным почетом, и купцы в кастовом отношении поставлены были ниже не только земледельцев, но и ремесленников. Трудно сказать что тут было побудительною причиной: то ли что правительство не рассчитывало встретить в сынах купеческой среды особенно храбрых воинов, или же вынуждено было почему-либо сделать косвенную уступку старым самурайски-предрассудочным взглядам на это [85] сословие, во всяком случае оно признало целесообразным допустить принцип выкупа. Заплативший единовременно 270 иен (337 1/2 кредитных рублей) в мирное и 600 иен (750 кред. руб.) в военное время освобождается от военной службы навсегда, и военное министерство в таком случае само представляет за него заместителя-охотника. Впрочем, надо заметить что правом выкупа, как показала практика этого дела, пользуются весьма немногие, то есть около 20-50 человек ежегодно, и это потому что «Положение» открывает большинству еще другую возможность избегать военной службы. Возможность эта заключается в праве усыновления.

Обычай усыновления существует в Японии уже с давних времен, и для признания за этим актом полной законной силы достаточно чтоб усыновитель подал ближайшему представителю своей общины простое письменное заявление что он, обыватель такой-то, усыновляет такого-то, вследствие ли своей бездетности, или просто из милости, из сострадания к сиротству, из недовольства своими кровными детьми и т. п. Но если усыновленный окажется в последствии недостойным сделанного ему благодеяния, или названные родители будут просто почему-либо им недовольны, то он легко лишается прав сопряженных с усыновлением, потому что названные родители, посредством столь же простого заявления местному старшине, всегда могут отказаться от усыновления, и тогда названный сын возвращается своим родственникам, буде таковые существуют, или в общину к коей принадлежал до усыновления. По закону, единственный сын или внук, хотя бы и усыновленный, не подлежит воинской повинности. Поэтому большинство лиц не желающих откупаться от службы деньгами ищет себе усыновителей между бездетными стариками и старухами и, разумеется, находит.

Такое обилие лазеек дающих законную возможность уклоняться от военной службы на первый взгляд может показаться довольно странным и невольно вызвать вопрос: чего ради правительство, сознававшее крайнюю необходимость всесословной регулярной армии, допустило все эти лазейки, которые ведут только к ослаблению численного состава его вооруженных сил? Но дело в том что при населении страны более чем в 33 миллиона душ, когда число лиц способных носить оружие (то есть от семнадцати [86] до сорокалетнего возраста) простирается, как например в 1875 году, до 6.762.030 душ и при постоянной армии, наличная численность коей не превышает тридцати пяти тысяч человек (Хотя по опискам и считается 41.806 человек), закон может довольно широко допускать разные льготные изъятия без ущерба для дела, а потому и призывные коммиссии, в свою очередь, могут быть весьма снисходительными даже и к несколько сомнительным иногда правам новобранцев желающих добиться себе льготы. Японцы в этом случае рассуждают так что кто ищет возможности увильнуть от военной службы, из того никогда не будет хорошего солдата, а потому нечего и портить им ряды армии. Такой взгляд очень широк, если хотите, но применимость его на практике может быть оправдана только в одной Японии, потому что армия нужна этой стране не для нападений и завоеваний, а единственно для защиты своих островных пределов и ограждения внутреннего порядка; поэтому она и не многочисленна.

Новобранцы признанные годными к службе и назначенные в пехоту, отправляются из коммиссии в штаб дивизии расположенной в их округе, а выбранные в кавалерию, артиллерию, саперы и в обоз, препровождаются в Токио, в ведение штабов сих отдельных частей, и с этого момента деятельность призывной коммиссии по округу (за исключением, конечно, отчетной части) считается законченною. По окончании же общего набора со всех округов, призывные коммиссии распускаются, а на следующий год назначаются новые, и не иначе как с новыми членами; рекрута же, отправленные в штабы своих частей, приступают к ознакомлению с военными уставами, начиная с дисциплинарного, после чего приносят присягу и подписывают присяжные листы следующего содержания:

«Обязуюсь своею жизнью: стоять за свое отечество, как в мирное так и в военное время; исполнять беспрекословно приказания моего начальства; никогда не покидать самовольно службу и не проситься, когда мне вздумается, в отпуск по болезни моих родителей. Да исполнятся надо мною все кары не только мира сего, но и загробного, если я не сдержу сего, данного мною, обещания!» [87]

Администрация японской армии сосредоточена в военном министерстве, во главе коего стоит министр с двумя своими помощниками: начальником главного штаба и начальником технической и хозяйственной части. Должность министра полагается в ранге генерал-лейтенанта 1-го класса, вторые же могут быть генерал-майорами 2-го и 3-го классов. Центральное управление министерства, соответствующее нашей канцелярии Военного министра, состоит изо ста офицеров и чиновников гражданского чина, и за сим все ведомство подразделяется на пять отделений, с довольно ограниченным личным составом, так что вся военная администрация, со всеми ее специальными органами и частями, состоит из 711 служащих лиц, из коих около 300 принадлежат военному сословию.

(I Отделение, состоящее изо ста офицеров и около ста чиновников, ведает: a) отдел общей корреспонденции, b) рекрутскую повинность и заместительство, c) генеральный штаб, d) главный аудиториат, e) списки лиц выбывших из военной службы, а также и f) расходы на погребение военнослужащих. При первом же отделении состоят и переводчики с иностранных языков на японский и с японского на иностранные

II Отделение, из двадцати шести офицеров и ста чиновников, ведает: a) личный состав пехоты, кавалерии и обоза, b) дела о рекрутах уже принятых на службу и c) корпус жандармов.

III Отделение, из двенадцати офицеров и двадцати пяти чиновников, представляет собою инженерное ведомство, с заведыванием личным составом инженерных войск и снабдительным техническим отделом.

IV Отделение, состоящее из такого же числа служащих как и предшедшее, ведает личный состав артиллерии, фельдцейхмейстерскую часть, вооружение всех вообще войск и снабжение их боевыми припасами.

V Отделение, изо ста восьми офицеров и ста чиновников, заведует военным хозяйством вообще. На его обязанности лежит продовольствие и обмундирование войск и все что касается распределения, устройства и снабжения казарменных помещении, госпитальная и санитарная части, инвалидный отдел (пенсии), денежное довольствие войск и военных учреждений, военная касса, ревизионный и канцелярский (то есть относительно устройства и снабжения канцелярской части в войсках) отделы)

Обратимся теперь к рассмотрению состава японской армии.

Генералы (циоку-нин) производятся в этот чин и [88] назначаются на должности самим императором; штаб-офицеры (со-нин) представляются к производству из обер-офицерских рангов военным министром, по рассмотрении их прав в его канцелярии, но в чинах и должностях своих могут быть утверждаемы только императором, как лица имеющие право приезда ко двору (Гражданские чиновники только с VII класса); обер-офицера (хан-нин) производятся в чины и утверждаются в должностях военным министром, по представлению корпусных командиров. Что касается нижних чинов, то фельдфебеля (цзюн си-кан) и унтер-офицеры (ка си-кан), из окончивших курс в унтер-офицерской школе, назначаются в должности и производятся, по представлению своих ротных и баталионных командиров, полковыми командирами (В отдельных баталионах баталионными командирами), но утверждаются в должностях штабом дивизии. Нестроевых чинов военного звания в японской армии нет; нестроевыми называются там лица гражданского ведомства служащие при войсках в качестве чиновников по разным отраслям военного управления, и никаких особых мундиров или военной формы для них не полагается. Сюда относятся делопроизводители, писаря, техники, фуражмейстеры, и т. п.

Во главе японской армии по строевой части стоит генерал-фельдмаршал (тай-сё), звание коего носит дядя ныне царствующего микадо, принц Арисугава (Скончался в 1886 году). жалованья по должности ему полагается 4.800 иен и столовых 300 иен, что в совокупности, на наши деньги составляет 6.375 рублей кредитных. За генерал-фельдмаршалом следуют четыре генерал-лейтенанта (цу-сё), кои занимают должности корпусных командиров и начальников отдельных военно-территориальных округов (непостоянных, впрочем). Жалованья получают по 4.200 и столовых по 250 иен.

Генерал-майоров (сё-сё) во всей японской армий только 13; они командуют корпусами (иногда), дивизиями и бригадами, получая жалованья 3.000 и столовых 150 иен. С ними равняются по рангу генерал-интендант и генерал-доктор армии. Полковников (тай-са) еще меньше чем генералов; их только 9, и с ними равняются: советник интендантства, штаб-доктор и генерал-фармацевт, начальник [89] военно-судного управления и обер-аудиторы в чине тай-са. Жалованье полковников не равномерно и градируется по роду их оружия (Так, в пехоте полковник получает 2.245 иен, в кавалерии и обозе 2.280 иен, в артиллерии и инженерах 2.340 иен и в генеральном штабе 2.400 иен); столовые же деньга отпускаются всем в равном количестве, по 120 иен каждому. Подполковников (цю-са) на всю армию только 35, а майоров (сё-са) 111 человек; первые командуют полками, вторые баталионами, лолучая жалованье, так же как и полковники, сообразно с родом своего оружия (Так, в пехоте подполковнику идет 1.644 и майору 1.044 иене, а в генеральном штабе 1.800 и 1.200 иен; столовых же подполковнику 105 и майору 90 иен. С подполковниками равняются: младший советник интендантства 1-го класса, младший врач и фармацевт 1-го класса и казначей или ревизор 1-го класса, а с майорами те же чины 2-го класса и старший ветеринар). Капитанов (дай-и), штабс-капитанов, ротмистров и штаб-ротмистров, разделяемых притом еще на два класса, числится 353 человека. Столовых им отпускается по 45 иен, а жалованье неравномерно и градируется не только по роду оружия, но и по классу (Так, капитан 1-го класса получает: в пехоте 624 иена, а капитан 2-го класса 576 иен, в кавалерии, обозе, артиллерии и инженерах 720 и 672, а в генеральном штабе 810 и 780 иен. С капитанами равняются чиновники военного министерства, интендантства, военного казначейства, младшие врачи 2-го класса, аптекаря и ветеринары). Поручиков и подпоручиков (цю-и), разделяемых также на два класса, полагается 448 человек, а прапорщиков и корветов (сё-и), на классы не делимых, 573 человека (Столовых денег поручикам и подпоручикам 36 иен, а прапорщикам 30 иен; жалованье — для первых по классам и по роду оружия (от 384 иен в пехоте до 600 иен в генеральном штабе по 1-му классу), для последних же только по роду оружия (от 360 в пехоте до 400 в генеральном штабе). С первыми равняются младшие чиновники военного ведомства, с последними — кандидаты на должности чиновника, врача и ветеринара). Таким образом весь строевой офицерский состав японской армии, от генерал-фельдмаршала до прапорщика включительно, состоит из 1.547 офицеров.

Что касается нижних чинов, то старший фельдфебель (цзе-то-канго), с которым равняется один только [90] вольнонаемный гражданский чин армии — капельмейстер (из Немцев), получает 373 иена жалованья. Затем идут фельдфебеля 1-го и 2-го классов (со-цё), унтер-офицеры (го-сё) и сержанты (гун-со), делимые также на классы и, наконец, рядовые, коих в мирное время состоит на лицо 34.017 человек. Жалованье всем вообще нижним чинам производится, так же как и офицерам, по роду оружие и по классам (Фельдфебель 1-го класса в пехоте получает жалованья 93 иена и столовых 80 иен и 5 центов, в кавалерии и обозе жалованья 103 иена, в артиллерии 112 иен и столовых 78 иен и 5 центов. Жалованье унтер-офицеров 1-го класса 95 иен, а 2-го класса 60 иен, сержантов: в пехоте 67 и 64 иена, в кавалерии 81 и 63 иена, в артиллерии 77 и 69 иен; кроме того, столовых им идет от 57 до 35 иен. Рядовые получают жалованья: в пехоте 18 иен, в кавалерии и обозе 20 иен, в артиллерии и саперах 21 иен; столовых же отпускается равномерно, по 25 иен каждому, что составляет в совокупности до 57 руб. 50 коп. по нашему курсу).

Принимая в расчет относительную дешевизну жизни и продуктов в Японии, неприхотливость ее обитателей и полное казенное содержание войск, нельзя не сказать что служба японского солдата оплачивается очень удовлетворительно. Чины и звания армии, от генерал-фельдмаршала до рядового включительно, как можно видеть из приведенного перечня, подразделяются на четырнадцать степеней, из коих генеральские, часть обер-офицерских и все унтер-офицерские чины градируются еще на два класса каждый. Подразделение это быть может почему-либо и нужно, но на наш взгляд кажется совершенно излишним; оно как-то скрупулезно и чересчур уже отзывается педантическим формализмом канцелярии.

Действующая армия делится на семь корпусов, из коих, впрочем, седьмой остается пока еще в проекте (I корпус (штаб в Токио) состоит из трех подков пехоты (№№ 1, 2 и 3), 1-го эскадрона конно-егерей, двух батарей (гвардейской и № 1), двух рот сапер (гвардейской и № 1) и 1-го отделения полевого обоза. Численный состав сего корпуса, по мирному положению, простирается до 8.202, а по военному времени до 10.084 человек. (Гвардейская пехотная бригада и эскадрон лейб-улан в счет не входят.)

II корпус (штаб в Сендай): бригада пехоты (полки №№ 4 и 5), 2-й эскадрон конно-егерей, 2-я полевая батарея, 2-я рота сапер и 2-е отделение полевого обоза. Численность корпуса по мирному положению 5.396, а по военному 6.629 человек.

III корпус (штаб в Нагойе): бригада пехоты (полки №№ 6 и 7), 3-я батарея, 3-я рота сапер и 3-е отделение обоза, всего по мирному положению 5.237, по военному 6.629 человек.

IV корпус (штаб в Осаке): три полка пехоты (№№ 8, 9 и 10), 4-я батарея, 4-я рота сапер и 4-е отделение, обоза, 2-я резервная батарея и 4-я резервная саперная рота, всего по мирному времени 8.043, по военному 9.895 человек.

V корпус (штаб в Хиросиме): бригада пехоты (полки №№ 11 и 12), 5-я батарея, 5-я рота сапер и 5-е отделение обоза, по мирному времени 5.237, по военному 6.440 человек.

VI корпус (штаб в Кумамото): бригада пехоты (полки №№ 13 и 14), 6-я батарея, 6 рота сапер, 6-е отделение обоза, 3-я резервная батарея и 3-я резервная рота сапер, всего по мирному положению 5.697, а по военному 7.015 человек.

VII корпус предполагается расположить на острове Кью-сю, со штабом в Нагасаки. Боевая сила этого корпуса должна простираться до 6.500 человек). [91]

Штаб-императорской гвардии, равно как и штаб I корпуса, в состав коего в строевом отношении входит и гвардия, находятся в Токио, где расположены и все гвардейские части. Гвардия состоит из двух подков пехоты трехбаталионного состава, эскадрона улан, составляющего особый, почетный конвой микадо, полевой батареи и роты сапер (Каждый гвардейский полк состоит из 3 штаб, 44 обер— и 234 унтер-офицеров при 1.344 рядовых; затем в полковом унтер-штабе полагается: один штаб-доктор, два младшие врача, один ревизор и два его помощника, ведающие казначейскую и квартирмейстерскую части. Итого в гвардейской пехотной бригаде числится 3.262 человека.

В эскадроне гвардейских улан: обер-офицеров 5, унтер-офицеров 31, рядовых 150, штаб-доктор, младший врач, ветеринар и ревизор, итого 190 человек.

Гвардейская полевая батарея состоит из шести дальнобойных крупповских орудий, того же образца и калибра что и в турецкой артиллерии. Командир батареи в майорском чине; обер-офицеров числится в ней 11, унтер-офицеров 51, артиллеристов 260 человек, штаб-доктор, его помощник, ветеринар и ревизор, — итого 327 человек.

Рота гвардейских сапер: обер-офицеров 5, унтер-офицеров 26, рядовых 150, итого 184 человека.

При всех вообще гвардейских частях и в штабе оных состоят 33 чиновника (военного ведомства)). Всего в гвардейских частях, как по мирному [92] так и по боевому положенью, числится 3.994 человека и 336 лошадей.

Пехотные армейские полки четырехбаталионного состава носят названия по порядку своих нумеров и состоят каждый из 5 штаб-, 65 обер— и 349 унтер-офицеров, 1.920 рядовых, трех врачей, ревизора и его помощника; итого в полку по мирному времени 2.346, а по боевому положению 2.880 человек.

Вся японская кавалерия состоит только из трех эскадронов: лейб-уланского и двух конно-егерских. Численность ее столь незначительна потому что по островному и гористому положению страны кавалерия не может играть здесь большой самостоятельной роли: назначение ее ограничивается ординарческою (рассыльною), конвоирною и отчасти побережною аванпостною службой. Сорт лошадей — местной породы, малорослый. В армейских эскадронах полагается в каждом: обер-офицеров 5, унтер-офицеров 31, рядовых 120, два врача, ветеринар и ревизор, итого 160, а в военное время 189 человек.

Артиллерия состоит из восьми полевых и двух горных, батарей шестиорудийного состава. Орудия смешанных систем, начиная от старинных гладкостенных, с цампфами, до крупповских дальнобойных. Сорт лошадей такой же как и в кавалерии, запряжка — от четырех до шести коней под орудие. Горные шотландские пушки возятся в строю не на вьюке, а на уносах. Батареи делятся на полевые действующие и полевые резервные. Личный состав тех и других одинаков, а именно в каждой: майор 1, обер-офицеров 11, унтер-офицеров 51, артиллеристов 240, два врача, ветеринар, ревизор; итого по мирному положению 306, а по военному 386 человек. В Синагаве, Йокогаме, Ниигате, Хакодате, Кавацзи (близь Осаки), Симоносаки и Нагасаки есть береговые батареи на положении крепостных, при коих имеются особые команды у артиллеристов, но назначение их при этих батареях скорее для салютов в честь микадо и в ответ иностранным военным судам чем для защиты названных портов от неприятеля. В случае войны береговые батареи потребуют радикального перевооружения.

Инженерные войска состоят из десяти отдельных рот сапер, подразделяющихся, подобно артиллерии, на полевые [93] действующие и полевые резервные. В каждой роте состоит: обер-офицеров 5, унтер-офицеров 26, рядовых 120, врач, ветеринар (для лошадей понтонного и прочего технического обоза) и ревизор. В мирное время состав каждой роты ограничивается 154 чинами, а в военное восходит до 189 человек.

Полевой обоз делится на шесть отделений, из которых в каждом состоит: 4 обер-офицера, 26 унтер-офицеров, 53 вощика, врач и ветеринар; итого по мирному и военному положению 85 человек в отделении, а во всем полевом обозе 510 чинов служащих.

Итого стало быть в действующей японской армии в настоящее время состоит: 2 гвардейские и, 14 армейских подков пехоты (62 баталиона), 3 эскадрона кавалерии, 8 батарей полевых и 2 батареи горные (60 орудий), 10 саперных рот, из коих четыре резервные и 6 отделений обоза, всего по спискам в мирное время 41.806 человек, а в действительности с небольшим 35 тысяч; по военному же положению 50.497 человек, а с будущим VII корпусом боевая сила армии разовьется до 57.000 человек. Для резервов 1-го и 2-го призыва в арсеналах хранится до 200.000 ружей, преимущественно систем Снайдера и Генри-Мартини.

В настоящее время все действующие войска расположены в двадцати пунктах государственной территории и размещаются все сполна в сорока одном казарменном дворе, так что обыватели вовсе избавлены от постойной повинности. Кроме ныне существующих воинских частей, на севере страны, и именно на соседнем Сахалину острове Матсмае (Иессо), учреждается новый род поселенного войска, по идее и организации своей похожий будто бы на наше казачество. Имеется в виду привлечь в это войско охотников из бывших самюрайев, предоставляя им землю и разные льготы; но что из этого выйдет, пока еще неизвестно.

Обмундирование японских войск принято преимущественно по французскому образцу. Люди в пехоте имеют для парадов кожаное шако с двумя козырями, в роде как у некоторых стрелковых баталионов германской армии, и с длинным белым султаном (в гвардии) опускающимся почти до плеча, а для обыкновенной службы и домашнего употребления — темно-синюю фуражку русского [94] образца, с пятиконечною медною звездой вместо кокарды в одних и с медною розеткой астры (личный герб микадо) в других частях, с черным кожаным лакированным козырьком, с желтым околышем и желтою выпушкой. Мундир состоит из однобортной синей суконной куртки на крючках, без пуговиц, с узеньким стоячим красным или желтым воротником; шаравары синие суконные, с красным или желтым лампасом в мизинец шириной; поверх башмаков и нижнего края шаравар настегиваются белые суконные или холщевые (для летнего времени) гамаши. Патронная кожаная сумка носится спереди на кожаном ременном поясе с бляхой, на котором с левого бока имеется особое гнездо куда вкладывается штык-ятаган, носимый в черных кожаных ножнах со стальным наконечником. В числе предметов снаряжения полагается ранец из телячьей шкуры или из юфти, ремни коего пропускаются под мышки; на ранце вместо шинели кладется свернутое в трубку байковое одеяло крапового, зеленого или розового цвета, смотря по нумеру баталиона; унтер-офицеры с тылу отличаются в строю по особому цвету своих одеял (Эти ранцы солдаты таскают с собою всюду: на ученье, в караул, на вести, и стоят в них на часах. В некоторых полках на ранцах носятся медные котелки в роде чашек, в других же этого приспособления я не заметил). Для зимнего времени полагаются синие суконные шинели длиной по щиколодку, с рукавами и капюшоном; у офицеров же, кроме пальто, есть еще и короткие плащи-накидки в роде «кардиналок» из черного сукна, длиной по поясницу. Мундир офицеров составляет черная суконная венгерка французского образца, с черными шнурами на груди, с таким же шитьем на рукавах и с отложным воротником, который для зимы опушается черною мерлушкой. Непременная принадлежность строевых офицеров — красные, белые или золотые аксельбанты, смотря по части войск и по чину; вооружение их — револьвер в кабуре и сабля в стальных ножнах, на двух пассиках. Вооружение пехотных солдат — скорострельные ружья системы Снайдера. Обмундировка артиллеристов и сапер сходствует с пехотною; разница только та что у гвардейских артиллеристов околыши и мундирный приклад из [95] красного, а у сапер из белого сукна; специальное же снаряжение последних по французскому образцу. Кроме того, у артиллеристов, вместо башмаков и гамашей, длинные сапоги кавалерийского образца из желтой неваксованной кожи, и вооружена артиллерия магазинными укороченными карабинами Альбани, с которыми и несет она караульную службу, а в строю при орудиях люди носят их на погонном ремне, за правым плечом, дулом кверху.

Кавалерия, как уже сказано, организована не полками, а отдельными эскадронами, если не ошибаюсь, трехвзводного состава (По крайней вере на всех смотрах, парадах и ученьях, за исключением гвардейских улан имеющих четыре взвода, остальные эскадроны я видел всегда в трехвзводном составе. Может быть, впрочем, четвертый взвод оставался частию в ординарческом расходе, частию во внутреннем наряде по казармам и конюшням). Во взводе, по боевому составу, полагается 20 рядов, но в обыкновенное время в строю бывает от девяти до двенадцати, не более. Вооружение — сабля с расширяющимися дужками для наиболее надежного прикрытия всей руки; носится она в стальных ножнах на двух пассиках, при ременном широком поясе с бляхой; затем магазинный карабин, а у офицеров и унтер-офицеров револьвер системы Смитт и Вессона. Гвардейские удавы, кроме того, вооружены (обе шеренги) довольно короткими тонко-древковыми пиками с широкими красно-белыми значками, в роде как у румынских королевских эскортеров. Седельное снаряжение, вьюк и конский убор по французскому образцу. Сапоги у людей высокие, желтой кожи, с настежными шпорами; синие суконные чахчиры в обтяжку, с лампасами по цвету воротников; мундиры тоже синие, суконные, курточного покроя, на крючках, против которых на груди с обеих сторон нашивается по шести широких поперечных петлиц с заостренными внешними концами, цвета одинакового с обшлагами и воротником, который выкраивается так же как и в пехоте, то есть по узкой, скругленно-скошенной форме. У гвардейских улан эти петлицы зеленого цвета (фуражки темносиние с красным околышем), у 1-го эскадрона конно-егерей — красные, а у 2-го эскадрона лиловые, и этот последний цвет в строю производит на глаз очень [96] приятное впечатление. Для парадов полагается тоже шако с назатыльником (двухкозырное), с белым султаном, такого же образца как в пехоте, только у гвардейских улан тулья обтянута, вместо черного, красным сафьяном; спереди на ней бронзовый герб микадо — круглая астра.

Потери убитыми и ранеными, понесенные молодыми японскими войсками в течение двух уже выдержанных ими боевых камланий, естественно, вызвали необходимость обеспечить раненых и семейства убитых особыми пенсиями со стороны государства. Вследствие сего правительство озаботилось изысканием потребных на это средств из части государственных доходов и, учредив пенсионную кассу, обнародовало устав о пенсиях построенный на следующих основаниях. Право на пенсию приобретается для офицеров двадцатипятилетнею, а для нижних чинов пятнадцатилетнею беспорочною службой (Размеры пенсий: генералу 1-го класса 1.600 иен, полковнику 800, капитану 375, прапорщику 214, унтер-офицеру 74 и рядовому 55 иен в год). За службу же сверх определенного законом срока делается ежегодно прибавка к жалованью: генералу 1-го класса в 20 иен, а рядовому в 50 центов; промежуточным, между сими двумя, чинам размеры прибавки производятся соответственно чину. Пенсии выдаются за боевые раны и увечья или по причине неизлечимых болезней нажитых во время прохождения службы и вследствие исполнения служебных обязанностей. За раны легкие, не препятствующие снискивать себе про питание, выдается единовременное пособие в размере годовой низшей пенсии по чину: генералу 1.200 иен, рядовому 45 иен и 50 центов. Если воинский чин пал на поле сражения, или умер от ран, или же хотя бы и в мирное время, но при исполнении служебной обязанности, то пенсия выдается вдове его до вступления во вторичный брак или детям до двадцатилетнего возраста, причем высший размер пенсии 800 иен, низший 28 иен (В случае смерти отца выслужившего пенсию, сироты его до двадцатилетнего возраста получают таковую в размере одной трети против заслуженной их отцом, — высший размер 1400, низший 14 иен). Если военнослужащий увольняется в отставку по болезни или [97] вследствие других уважительных причин, прослужив не менее половины срока положенного для полной пенсии, то таковая выдается ему в половинном размере (Если же увольняется в отставку унтер-офицер или рядовой по неспособности, за болезнию, увечьем и т. я., прослужив не менее девяти лет, то пенсия выдается первому в 40, а последнему в 30 иен в год. Срок службы считается со времени принятия его в рекруты призывною коммиссией, а тем которые поступили в ряды окончив предварительно курс в военных училищах Сикан-гакко и Киодо-дан, — по производстве их в офицерский или унтер-офицерский чин, прибавляется к общему сроку на выслугу пенсии также и время проведенное ими в означенных училищах, обыкновенно два года). В случае войны, как внутри так и вне пределов государства, год службы считается за два и начавшийся год принимается за целый. В мирное же время сокращенный срок полагается только для служащих в Хоккайдо (на острове Матсмае), где, по местным условиям жизни и службы, шесть месяцев считаются за год.

Дисциплинарные взыскания, начиная с восьмисуточного ареста, влекут за собою продление срока службы до права на пенсию. Так, вышесказанный арест отдаляет выслугу на один месяц, и так далее, смотря по степени взыскания. Преступления же влекущие за собою лишение чинов, тюремное заключение по судебному приговору или телесное наказание бамбуками (для штрафованных рядовых по суду) вовсе лишают права на пенсию, равно как лишаются его и те лица которые по какой-либо причине исключаются из японского подданства, или которые самовольно покинут отечество.

За личные долги военнослужащих, как во время службы из жалованья так и в отставке из пенсии, вычитается 1/5 часть поступающая на удовлетворение кредиторов.

Но полагая пенсии за беспорочную службу, закон в то же время, сообразно с чином, определяет и возраст, по достижении коего служащий обязательно увольняется в отставку, с предоставлением ему как пенсии так и всех преимуществ приобретенных службой, и такая отставка считается почетною. Впрочем, рядовые служат не [98] стесняясь возрастом, а для генералов особых постановлений в этом отношении не существует, так как и назначения их, и отставка зависят исключительно от воли микадо.

(Таким образом, генерал-доктор армии, советник интендантства, старший ветеринар и старший фармацевт увольняются по достижении шестидесятилетнего возраста. Стало быть, принимая в расчет что начало службы для советника интендантства совпадает с его двадцатым годом от роду, а для остальных, как специалистов медицинской науки, со временем окончания ими курса на токийском медицинском факультете, то есть приблизительно около 23-го или 25-го года от роду, — первый до обязательной отставки может прослужить 40, а последние от 35 до 37 лет.

Полковник и все чиновники равного с ним ранга, а также и полковник генерального штаба увольняются в 57 лет от роду; значит maximum службы, считая с 20-го года жизни, будет 37 лет.

Подполковник и все чиновники соответственного ему чина, а равно и майор генерального штаба, — в 54 года. Maximum службы 34 года.

Майор и все равного с ним чина, и капитан генерального штаба — в 51 год. Maximum службы 31 год.

Капитан и все состоящие в соответствующих ему чинах, должностях и званиях, а также поручик и подпоручик генерального штаба — в 43 лет. Maximum службы 28 лет.

Поручик, подпоручик, прапорщик и все равных с ними чинов и званий — в 45 лет. Maximum службы 25 лет.

Унтер-офицеры — в 35 лет. Maximum службы 15 лет)

Повышение по службе всех офицерских чинов производится ежегодно, но не по линии и не за выслугу известного числа лет в чине, а исключительно по экзамену, для чего военное министерство ежегодно назначает особую экзаменационную коммиссию, которая командируется последовательно во все корпуса. Результаты произведенных ею испытаний вносятся в особую книгу. Нежелающие подвергать себя экзамену могут и не являться в коммиссию, но в таком случае им предстоит перспектива прослужить в одном и том же чине до предельного возраста, с которым сопряжено обязательное увольнение в отставку. Эту меру, по всей вероятности, надо считать временною, пока существуют вызвавшие ее обстоятельства. Я уже упоминал что при создании регулярной армия, правительство было вынуждено создавать одновременно и корпус офицеров, в который, по крайней необходимости, вошли на первое время элементы далеко не соответствующих офицерскому назначению качеств. Правительство, как мы видели, нередко дарило офицерское достоинство как синекуру преданным [99] ему лицам. Понятное дело что от большинства подобных офицеров нельзя ожидать никакой существенной пользы для армии, они скорее составляют ее бремя, — и вот для того-то чтобы, по мере возможности, очистить личный состав офицерского корпуса и не дать возможности командовать частями людям несоответствующих достоинств, правительство и постановило закон о производстве в чины не иначе как по экзамену. Со временем, когда военнообразовательный ценз сделается достоянием всех без исключения офицеров армии, этот закон, без сомнения, будет отменен, как мера уже исполнившая свое временное назначение. Теперь же, кроме своей положительной стороны (то есть что право на дальнейший чин, а стало быть и на командование соответственною частью приобретается только посредством определенного военнообразовательного ценза), закон этот приносит правительству еще и ту косвенную, во весьма для него существенную выгоду что экзаменационная коммиссия всегда имеет более или менее возможность так сказать процеживания и сортировки офицеров, смотря по степени их даровитости, и главное, политической благонадежности в приятном для правительства духе: офицера мало-мальски подозреваемого в симпатиях старому порядку и могущего иметь в этом смысле нравственное влияние на товарищей и подчиненных всегда можно что называется «срезать» на экзамене и, таким образом, не давая ему дальнейшего хода по службе, не допускать и расширения сферы его дальнейшего влияния. Словом, экзамен ведет к тому что командование частями может доставаться только в руки людей достаточно образованных и политически безусловно преданных новому правительству.

Патентов и денежных вычетов за производство в чии, а равно и за пожалованный орден в Японии не существует.

В настоящее время внимание военного министерства направлено, главным образом, на усиление корпуса офицеров людьми достаточно образованными в военном отношении, с целью возможно скорейшей замены ими прежних, не удовлетворяющих требованиям военного образования. Дальнейшего же усиления армии — ни в настоящем, ни в ближайшем будущем, за исключением быть может учреждения VII корпуса, — не предвидится, так как для поддержания внутреннего порядка и обороны страны от [100] покушений извне нынешний численный состав армии, по мнению правительства, считается достаточным, тем более что по географическому положению Японии не сухопутная армия, а военный флот ее всегда должен и, вероятно, будет играть важнейшую роль при всех ее политических внешних столкновениях.

Что до боевых качеств, то несмотря на недавность своего существования, японская армия уже имела два случая показать себя в деле. В первый раз молодому японскому солдату пришлось идти в огонь в 1875 году, во время Формозской экспедиции, а во второй — при усмирении Сатцумского восстания 1876-1877 годов, причем второй опыт, как говорят, был в военном смысле посериознее первого. В обе эти кампании, по свидетельству посторонних очевидцев, японские солдаты в наилучшем свете показали свою выносливость в походе и храбрость в бою. Мне говорил барон Эйзендеккер, германский посланник в Японии, человек сам военный и бывший очевидцем, что они спокойно встречают и стойко выдерживают неприятельский огонь, — и это, в числе других причин, быть — может и потому что Японец вообще довольно равнодушен к жизни, — но сами не любят долго заниматься перестрелкой. Древний рыцарский дух, как видно, не угасший и доселе в Японском народе, влечет его солдата к личному столкновению с противником, не издалека, а грудь с грудью, чтобы померяться с ним личною доблестью и ловкостью и искусством на холодном оружии. Прятаться в цепи за пни и камни, залегать в ямы и канавы и стрелять в большей безопасности из-за закрытий Японцы не любят: «Это война трусов или разбойников; честный человек идет на противника прямо», говорят их солдаты. Да и офицеры, в особенности принадлежащие к сословию самурайев, проникнуты тем же убеждением, и оттого-то военные здесь, во-первых, не уважают огнестрельного оружие вообще, как не особенно уважают и своих европейских учителей, впервые познакомивших их с таким способом ведения современного боя; а во-вторых, в самом бою с нетерпением ожидают сигнала атаки. В значительном числе случаев бывало даже так что чуть лишь представится малейшая возможность атаковать, японские солдаты в ту же минуту, не заботясь о подготовке атаки огнем, а иногда и [101] безо всякого приказания сами отмыкали от стволов свои штыки-ятаганы, закидывали ружья за спину и с визгом, похожим на гик нашей казачьей лавы, быстро кидались на противника в рукопашную. В этом они схожи с Черногорцами, которые, как известно, атаку в ятаганы предпочитают всякому иному способу, и очевидцы свидетельствуют что ятаган в руках Японца является страшным оружием. В минуту такой атаки Японец, весь проникнутый воинственным экстазом, доходит до полного самозабвения. Пренебрегая или, лучше сказать, не помня об опасности, он стремится только к одному — как бы поскорее дорваться до противника для одиночного с ним боя, и тут, говорят, надо видеть изумительные скачки этих людей, их прыжки и ловкие увертки из-под ударов, все время сопровождаемые визгом и рычанием, которыми они стараются подражать вою диких зверей и реву тигров: сущие черти. Так говорят очевидцы, и если эти качества действительно таковы, в чем, конечно, мы не имеем поводов сомневаться, то надо сказать что они составляют такой драгоценный материал для выработки истинно военного духа каким обладают далеко не все из европейских армий. Можно пожелать для японских солдат только большей выдержки, больше дисциплины и самообладания, чтоб они умели безусловно подчинять свой беззаветный азарт воле командиров до того момента пока эти последние сами не двинут их в атаку. Достигнуть этого при доброй воле не трудно, и оно без сомнения будет достигнуто со временем.

Вот почему японская армия заслуживает полного к себе внимания со стороны иностранцев, которые в виду таких ее качеств, полагаю, должны относиться к ней с достодолжным уважением и не пренебрегать изучением оной. Можно надеяться что в случае надобности она сумеет померяться в доблести со всяким противником, и при свойственном всем вообще Японцам патриотизме, до конца и достойным образом постоит за свое отечество.

(Продолжение следует.)

ВСЕВОЛОД КРЕСТОВСКИЙ.

Текст воспроизведен по изданию: В дальних водах и странах // Русский вестник, № 7. 1886