ЖОБЕР АМЕДИ

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО АРМЕНИИ И ПЕРСИИ

СВЕРШЕННОЕ В 1805 И 1806 ГОДЫ

КУРДИСТАН.

(Из появившегося 1821 года в Париже сочинения: Voyage en Armenie et en Perse fait dans les annees 1805 et 1806 par P. Amedee Jaubert etc., suivi d’une notice sur le Ghilan et le Mazenderan par M. le colonel Trezel, с картою и многими оттисками с камней. По сие время имеются уже два Немецкие перевода оного. Один издал неизвестный, в 1822, на иждивении Веймарской Конторы внутренней промышлености, без карт и картин; он составляет 3-й том второй половины первой центурии: Neue Bibliothek der wichtigsten Reisebeschreibungen etc. Второй перевод Доктора Г. В. Беккера напечатан 1822, на иждивении торговой Конторы в Лейпциге, и содержит 8 оттисков с камня. Предлагаемый нами здесь отрывок заимствован из Веймарского перевода. Изд.)

Общее название Курдистана, или страны Курдов, заключает в себе многие полосы земель, находящихся частию в Персидском, частию в Турецком владычестве и лежащих между 35 и 40° северной [174] широты и 59 и 63° восточной долготы, от острова Ферро. С севера на юг, простирается Курдистан от горы Арарата до того места, где горная цепь Гамерин примыкает к Аяге или Джебельтаку (древнему Цагросу). С востока на запад простирается от гор, разделяющих озера Ван и Ормияг, до города Хезн-Крии на Тигре. «Мы означаем» говорит Жоберт — «пространство сие чертою, начинающеюся с горы Арарата, проходящею чрез Диадин, Топракалег, Мух, Серт и Джезирег, по восточному берегу Тигра до того места, где река сия скрывает свое течение в Гамеринских горах. Черта сия продолжается чрез сии горы до Джебел-така и до истока реки Шейх-Гассана. Отсюда идет она опять к северовостоку, касается с востока от Синеха источников Кизиль-Усена, продолжается к истоку Тахт-Сулеймана, чрез реку Сарок и горную цепь между [175] обоими вышеупомянутыми озерами; тут оставляет Ормияг, Зельмас и Хою с востока, идет чрез Котуру и Цеву, наконец по западному берегу Персидского Аракса, примыкает опять к Арарату, где она началась.

Окруженная сею чертою страна граничила прежде на север с Колхидою, к востоку с обеими Мидиями к югу с Халдеею и к западу с Малою Армениею. Граничила также с землею Скифов, Фазов, Таоков и заключала в себе страну Кардуков или Гордиан, также значительную часть Великой Армении, Вавилонии и Ассирии.

Поелику горы, покрывающие весь Курдистан, гораздо выше на севере, нежели на юге и от сего происходит большое несходство в климате, то разделим мы страну сию на северную и горную, помощию другой черты, начинающейся у Нимвродских гор (древних Нифетов), идущею к югу от Вана и кончающеюся там, где сии горы, проходя на север, разделают оба озера.

Обе полосы Курдистана содержат в себе многие луга; потому-то здесь водятся во множестве овцы и козы, коих продажа приносит важные суммы. Число ежегодно пригоняемого в Константинополь [176] отсюда скота ценится в 1 1/2 миллиона. Вероятно посылается туда еще более; но длинный и трудный путь убивает множество. Каждое стадо состоит из 1 1/2 т. и 2-х тысяч штук, и гонится пастухами, которые сколько можно отдаляются от пути по которому следуют караваны. Для пригона стада из Вана в Константинополь необходимы 17 или 18 месяцев.

Северный Курдистан производит рожь, пшеницу и ячмень, но только необходимое количество для продовольствия жителей; также опермент, серу и квасцы.

Пространные долины и равнины горной части изобилуют рисом, хлебом, ячменем, кунчуком, плодами, табаком и хлопчатой бумагой. Там собирают также мед и род крупяной манны, подаваемой после стола. Наконец преимущественно хороши здесь чернильные орехи, кои отправляются в Александретту и Смирну. Известно, что Курдистан, даже по очертанию, которое дают ему старые ландкарты, не состоит под властию одного Государя, но относительно правления разделен на две части, из коих одна, наибольшая, причисляется к Азиятской Турции, другая образует провинцию Персидского Государства. Граница между обеими начинается у [177] горной цепи, разделяющей озера Ван и Ормия, следует по хребтам Хелесинских гор, дорог Чиле-Чешмегских, вдоль реки Меривана, оставляет малое озеро Зеребар на востоке и примыкает опять к Джебел-Току.

Турецкий Курдистан, по нашему означению, содержит в себе 8 санджаков, или округов, коих Правители носят или присвоивают титул Пашей. Сии санджаки суть: Баязед, Мух, Ван, Джуламерк, Амадия, Сулейманег, Кара-Чолан и Цан. Между тем Султан, исключая только Ванский Пашалык, где он сам определяет начальника, только по имени повелевает сею обширною страною. Населяющие ее Курды столь мало признают себя подданными Оттоманской Порты, что не носят ни Каука (чалмы), ни Турецкой одежды; они предоставляют Правительству назначение их Пашей и Бегов, и хотя выбирают сих последних всегда из одного семейства, но при всем том редко проходить без возмущений и даже кроволитных распрей. Курды подразделяются на множество орд или племен, над коими начальников определяют Паши или Беги. Персидский Шах также владеет непосредственно в той только части Курдистана, которая заключается в его [178] владении; однакож нынешний владетель Персии, Фет-Али, не дает им такой свободы, какою пользуются Курды в Турции. Главное место Персидских Курдов есть Сенех.

Народы сии, постоянно ли пребывающие или кочующие, все происходят от Монголов или Узбеков, столь часто беспокоивших Азию своими незапными нападениями. Но их большие, прекрасные глаза, орлиный нос, белизна лица и высокий рост, кажется, опровергают сию одноплеменность. Они признают Ислам; но все, и состоящие даже в Персидском подданстве, Омаровой секты. Одежда их разнится от Турецкой тем, что гораздо легче, хотя почти на один покрой; сверх оной носят они большую черную козью шубу, вместо чалмы, высокую шапку из красного сукна, вкруг оной шелковую полосатую шаль яркого цвету, на конце шаля висящем низко по плечу, множество шелковых кистей. Наряд сей весьма им к лицу. Они стригут голову и носят усы. Только одни старики отращивают бороду.

Курды превосходные копейщики и ездоки. Кочующие держат особенно волов, кол, овец и пчел; и потому на [179] Курдском языке, состоящем из Арабского и Персидского и имеющего разные наречии, слово: мал, выражающее достаток, богатство, знаменует собственно стада.

Военные упражнения составляют главную склонность Курдов. Они весьма любят повести и сочиняют песни, предметом коих бывает страстная любовь, сражения, или необыкновенные и печальные приключения.

Музыка их хотя и проста, но не безыскусна, выразительна и плачевна. Певец выдерживает обыкновенно долго один напев, который весьма быстро понижает; некоторые слова прерывает он вздохами и рыданиями, льет слезы и произносит наконец жалостный крик. Громкий голос уважается у них более, нежели тихий и чистый; и потому-то Курды, желая похвалить певца, говорят, что его слышно за целый парасанг (т. е. за час расстояния). И в самом деле, когда они разъезжают в горах, песни их служат для означения их местопребывания.

Они весьма склонны к воровству. Быть может, для этого разъезжают они всегда в окружностях своих жилищ. Однако же и близость неприятельских [180] орд, недостаток в лугах и суровое время года питают в них страсть к бродяжничеству. Зимою ищут они убежища у того самого соседа, у коего похитили летом часть жатвы его. При всей своей дикости, смягчаются однако же они нуждою, становятся услужливы и поступают хорошо с своими хозяевами.

С наступлением весны, обращаются они опять к своей обыкновенной жизни. Лагерь свой разбивают они всегда по привольным лугам, на берегу ручья. Палатка их, предпочитаемая ими пышным городским жилищам, состоит из грубой черной шерстяной ткани и весьма невысока. Лошади, всегда оседланные, привязываются к кольям, насаженным извне. Они обводят ее тростниковым плетнем, б котором помещают свои поклажи и все отнятое у караванов. Сей род плетеня весьма легок и удобопереносим. Его употребляют также для отделения мужских жилищ от женских, и для постройки хлевов. Посреди палатки находится отверстие в несколько футов длины и ширины, служащее вместо печки и кухни. При малейшем ветре разносится из нее множество дыму, к которому впрочем привыкли их [181] мужчины, женщины и дети. Курды обыкновенно всегда готовы к выступлению. На поселение не нужно им и однодневной работы. Сии алчущие добычи и грабящие по дорогам народы суть вместе и самые гостеприимные; и потому-то опытный путешественник, на Востоке, всего менее страшится в той стране, где владычествует сия добродетель: это доказывают Курды. При появлении чужеземца, в чем либо нуждающегося, в одной из их орд, выезжают к нему некоторые на встречу и говорят: «Здравствуй! будь здесь как дома. Мы ждем с нетерпением того часа, в который можем угостить тебя». Тогда вводят его в палатку богатейшего и знаменитейшего начальника племени, и жены готовят ему обед. Некоторые месят наскоро грубое тесто, другие приносить молоко и мед, или расстилают по полу ковры собственной работы. Между тем младшие снимают с вьючного животного ношу, обмывают ноги у лошади, а зимою, чтобы она не зазябла, они проводят ее вокруг лагеря, сначала шибко, а потом постепенно тише. «Дети!» говорить старец: «пекитесь о госте. Чужестранец есть дар Божий. Смотрите, чтоб он и люди его не терпели ни в [182] чем недостатка. Пекитесь и об животных его: это корабли в пустынях. Ты, странник, будь покоен! Ты здесь у себя в доме; да будет довольство твое предстателем за нас к благословению небесному. Ежели ты проведешь между нами час, другой, мы будем благополучнее тебя». Часто говорят они сим языком чистосердечно. Но когда Курды вдалеке от своих стад ищут счастия по дорогам, в горах, долинах и степях, то считают все, что попадет в их землю, собственностию своею, и ни мало не совестятся достигать сей цели лестию и лживыми обещаниями.

Учтивость сих пастухов состоит особенно в том, чтобы говорить с путешественником о таких вещах, которые могут успокоить его на щет дороги, и всего более, чтоб не делать ему скучных, неуместных вопросов. «Быть может» говорили нам часто некоторые, «цель вашего путешествия воспрещается в Курдистане; может быть, вы или неверные, или враги. Но мы не должны знать того. Вы чужестранцы, и сего довольно. Мы обязаны вам тою попечительностию, внимательностию и уважением, которые бы конечно оказали вы, ежели б мы проезжали [183] чрез ваши земли». Редко оставляешь палатку Курда, не бывши вынужден к принятию какого либо подарка, в знак той радости, которая доставила ему возможность угостить чужестранца. Часто кладут они неприметно в чемодан кусок баранины или козленка, или что либо годное в дороге. Иногда даже начальник племени дарит чужестранцу лошадь или осла.

Живут ли Курды в городах или скитаются по полям, но браку всегда предшествует сговор, отправляемый с такими же обрядами, как и свадьба, и считаемый за неразрывный узел. Любовь и уважение редко определяют выбор супруги; однако ж сии чувства не вовсе чужды им. Никто, какого бы он состояния и лет ни был, не может жениться без согласия родителей.

Перев. Орл.