Современная летопись

Современная летопись

Моск. Вед. № 312.

Г. Жюль Ферри назначен министром, иностранных дел Французской республики. Одновременно с этим назначением официозное Агентство Гаваса возвестило о возобновлении переговоров Франции с Китаем, считавшихся окончательно прерванными после резкой ноты маркиза Цзенга от 6 ноября нов. ст. Тонкинский вопрос вступил, следовательно, в новую фазу. [498]

Г. Жюль Ферри проявляет в настоящее время большую энергию и самоуверенность. Он повидимому пытается осуществить неудавшийся план покойного Гамбетты, то есть создать сильную правительственную власть.

Г. Ферри не раз уже высказывал что Китай тотчас же онизит свои требования, как только увидит во Франции «сериозного противника, желающего мира, но полагающего что лучшее средство для обеспечения мира заключается в том чтобы не бояться войны». Поэтому г. Ферри надеется что маркиз Цзенг сделается весьма сговорчивым если Китайское правительство убедится что Франция не только не думает отказаться от Тонкина, но что на днях будут отправлены значительные подкрепления в распоряжение адмирала Курбе, дабы окончательно и прочно укрепить влияние Франции на границах Небесной Империи. Но для того чтобы Китайцы уважили энергическую политику Франции, энергия должна быть сериозная, а не фиктивная. Весь вопрос сводится следовательно к тому, располагает ли г. Ферри достаточными силами чтобы довести свою «энергическую» политику до благополучного конца?

Палата депутатов выразила, правда, 31 октября, по предложению г. Поля Бера, одобрение министерству за его образ действий в Тонкинском вопросе, но самый способ каким г. Жюлю Ферри пришлось выманить это одобрение у палаты и дальнейшие события ясно обнаружили шаткость положения кабинета.

Прения о Тонкинских делах продолжались два дня, 30 и 31 октября. В первый из этих дней, на яростные нападки радикалов Гране и Жоржа Перена отвечал лишь министр иностранных дел г. Шаллемель-Лакур; ответ его был так бледен и бессодержателен, он с такою наивностью каялся в своих заблуждениях относительно честности «коварного Китая», что дело министерства казалось окончательно проигранным, и самые искренние друзья г. Жюля Ферри уже отчаявались в спасении кабинета. Второй день прений начался речью главы радикальной партии, известного доктора Клемансо, который уже заранее торжествовал свою победу над министерством. Он изобразил все ужасы далекой войны на востоке, к которой несомненно ведет Францию «искатель приключений», г. Ферри, и советовал депутатам так же благоразумно отказаться в 1883 году [499] от Тонкина как они, по его же, Клемансо, совету, отказалась в 1882 году от Египта. Когда после речи этого «истинного пророка истинной демократии», как его величают радикалы, на ораторской трибуне появился со спокойною и презрительною улыбкой сам г. Ферри, депутаты притаили дыхание, недоумевая как выпутается он из своего затруднительного положения. Г. Ферри произнес небольшую речь которая резюмируется в следующих словах: «Нас пугают войной с Китаем, но Китай и не думает воевать с нами. Маркиз Цзенг отличается, правда, большою заносчивостью, но Китайское правительство вовсе не одобряет этой заносчивости». — «А где же доказательства?» прервало его несколько голосов. Г. Ферри вынул из кармана бумажку и спокойно сказал: «Вы требуете доказательств, вот они: 29 октября я получил вот эту депешу из Кантона от нашего уполномоченного г. Трику, в которой он мне сообщает следующее: "Ли-Хун-Чан был у меня как раз пред моим отъездом и убедительно просил меня остаться. Я ему ответил что состояние моего здоровья вынуждает меня покинуть Китай. Я сегодня вечером уезжаю на Вольте. Вице-король (Ли-Хун-Чан) очень беспокоится. Он сильно порицает маркиза Цзенга"».

Трудно представить себе какой подавляющий эффект произвела эта депеша на депутатов. Палата огласилась громом рукоплесканий, враги кабинета не знали что ответить, и когда Ферри кончил свою речь и г. Поль Бер предложил выразить министерству одобрение и доверие, то предложение это было принято 339 голосами против 160.

Но уже на другой день после этой победы стало очевидным как мало она надежна. «Почему, спрашивали себя депутаты, г. Ферри заявил о существовании депеши г. Трику только 31 октября, как раз пред баллотировкой? Почему о ней ни словом не заикнулся 30 октября г. Шаллемель Лакур? Вероятно для того чтобы не дать нам времени проверить основательность депеши». Радикалы стали даже прямо сомневаться в подлинности документа, прочтенного с таким театральным эффектом. А когда 1 ноября маркиз Цзенг заявил лично от себя протест против верности содержания депеши, а 6 ноября даже адресовал формальную ноту г. Жюлю Ферри, в которой сообщил что Китайское правительство и Ли-Хун-Чан протестуют [500] против уверений г. Трику и вполне одобряют образ действий маркиза, негодование врагов г. Ферри не знало уже пределов. Рошфор и Клемансо назвали его в своих газетах «мошенником, составителем подложных документов, употребившим во зло доверие народа», и указывали на него как на негодяя «которого должен ненавидеть всякий честный гражданин». Нашелся даже один из этих «честных граждан», булочник Кюриан, ворвавшийся 4 (16) ноября в квартиру г. Ферри с целью умертвить его.

Но не одни радикалы возмутились против министра-президента. Даже г. Поль Бер, предложивший 31 октября выразить одобрение Жюлю Ферри, заявил 3 (15) ноября что он одобрил его только в виду депеши г. Трику, но что он вовсе не думал одобрять войну с Китаем. А мнение Поля Бера имеет теперь важное значение для г. Ферри, так как антиклерикальный профессор физиологии только что избран председателем Республиканского Союза, то есть той партии во главе коей стоял покойный Гамбетта и на которую г. Ферри рассчитывает опираться.

На днях палата депутатов должна будет высказаться о новом кредите в девять миллионов франков необходимых для продолжения Тонкинской экспедиции. Газеты предсказывают что прения по поводу этого кредита будут иметь дурной характер и что министерство снова окажется в опасности. Какое средство придумает теперь г. Ферри для своего спасения? Не для того ли он поспешил возобновить переговоры с маркизом Цзенгом чтобы как-нибудь задобрить его и затем снова сообщить депутатах пред баллотировкой какую-нибудь успокоительную весть, не рискуя на этот раз получить dementi от маркиза. Но может ли при таких условиях быть речь о каком либо энергической иностранной политике? Г. Ферри может импонировать маркизу Цзенгу только опираясь на парламентское большинство; а большинством он может заручиться только посредством театральных эффектов в парламенте или посредством унижения пред тем же маркизом Цзенгом, которого требуется устрашить своею энергией.

Моск. Вед. № 325.

Все ближе надвигается грозовая туча франко-китайской войны. Появляются уже зловещие признаки предвещающие близость окончательного разрыва между Французскою республикой и Небесною империей. Уже произнесено роковое слово «ультиматум» и оба противника, попрежнему заверяя друг друга и весь свет в своем миролюбии, принимают последние меры чтобы начать беспощадную, кровопролитную борьбу, исхода и последствий которой никто предвидеть не может.

Итак, надежды Французов не сбылись. Они нашли в Китае более сериозного и энергического противника чем предполагали два месяца тому назад, когда им казалось что легкая победа их над растерявшимися после смерти Тю-Дюка аннамскими мандаринами, и заключенный с ними 25 августа мирный трактат положат конец всему Тонкинскому вопросу. «Небесная империя наконец преклонится пред величием совершившегося факта» (s’inclinera enfin devant la majeste du fait accompli), говорила в то время с пафосом одна из французских газет. Небесная империя, к изумлению французских политиков, не только осталась непреклонною, но еще выше подняла голову и стала с большею настойчивостью предъявлять свои требования после подписания Гюэского трактата чем до него.

Оказалось что этот трактат, не имеющий никакого значения ни для Аннама, ни для Китая, всею тяжестью своих обязательств обрушился не на побежденных, а на победителей, отрезав им путь почетного отступления в дипломатических переговорах с Китайским правительством. Этот трактат по самой своей форме не допускает дальнейшего обсуждения и изменения; он отличается весьма категорическим тоном и окончательно устанавливает протекторат Франции надо всем Тонкином, отдавая ей почти в полную собственность всю обширную, плодородную дельту Красной Реки, служащую ключом к изобилующей природными богатствами южно-китайской провинции Юннан. Китайское правительство заявило формальный протест против Гюэского трактата, указывая на вассальные отношения Аннама к Китаю; вместе, с тем оно изъявляло согласие [502] на признание французского протектората, но над одною дельтой Красной Реки, с тем притом условием чтобы вся северная часть Тонкина вплоть до Красной Реки перешла в полное владение Китая, и чтобы сверх того между этою новою китайскою территорией и находящеюся под французским протекторатом аннамскою была проведена нейтральная полоса с учреждением китайской таможни в одном лишь пункте. Это последнее условие, на котором особенно настаивают не только Китайцы, но и Англичане, имеет целью оградить южные провинции Китая от наплыва французских товаров. Еслибы не было Гюэского трактата, Франция могла бы, во избежание вовсе не желаемого столкновения с Китаем, принять эти условия и с некоторою честью выпутаться из столь неожиданно усложнившегося Тонкинского вопроса. Но теперь Гюэский трактат возлагает на нее обязанность отстаивать все предоставленные ей в этом трактате преимущества, так как в противном случае она рискует окончательно потерять даже и тень престижа не только на дальнем Востоке, но и в Европе. Таким образом, даже тот единственный успех который Франция одержала в этом злополучном для нее Тонкинском вопросе оказался на самом деле одним из наиболее тяжких ее промахов.

Остальных промахов допущенных в этом деле Французским правительством и не перечтешь. Они так очевидны что никто теперь во Франции и не думает отрицать их; спорят лишь о том кому их поставить в вину. А так как в девять лет, пока мало-по-малу нараждался и развивался Тонкинский вопрос, у кормила Французского государства сменилось не менее пятнадцати министерств, то и не удивительно что при процветании, во всей доктринерской славе, принципа министерской ответственности, нельзя найти того человека или тех людей кто действительно виноват что Франция нежданно-негаданно очутилась в необходимости или пожертвовать честью своего знамени, или же начать на дальнем Востоке войну с Китаем, войну бессмысленную и несвоевременную, от которой даже в случае победы нельзя ожидать никаких особых выгод, могущих вознаградить за тяжкие жертвы людьми и деньгами.

Начать с того что необходимость для Франции утвердить свое владычество в Тонкине далеко еще не доказана. Франция [503] не страдает избытком населения чтобы нуждаться в новых колониях; напротив того, статистика доказывает что во Франции число природных Французов почти вовсе не увеличивается, тогда как с каждым годом усиливается наплыв в нее иностранного элемента. Во всяком случае Алжир еще так мало заселен Французами что здесь открывается обширное поле для колонизации.

Но может быть Франция нуждается в Тонкине как в новом рынке для сбыта своих товаров? Действительно, промышленная деятельность Франции находится в настоящее время в упадке благодаря республиканскому хозяйничанию и нуждается в оживлении посредством усиленного вывоза. Но разумное правительство могло бы найти для сбыта новые рынки мирным путем, не пускаясь в дальние рискованные экспедиции, особенно в такие страны где царит торговая монополия Англии. Вот уже слишком двадцать лет как Франция владеет в Индо-Китае Кохинхиной и шестнадцать лет как она держит под своим протекторатом соседнюю Камбоджу, однако Французы сами сознаются что они не только не сумели проложить путь своим товарам в Сиам, Аннам и Бирманию, но что они даже в самой Кохинхине и Камбодже едва в силах выдерживать конкурренцию с английскими купцами. Можно ли поэтому надеяться что они сумеют вытеснить своих могущественных конкуррентов из Тонкина и южного Китая, и стоит ли эта проблематичная надежда тех громадных жертв которые Франции необходимо принести чтоб овладеть дельтой Красной Реки? Но если эта надежда и не лишена основания, то кстати ли теперь Франции пускаться в дальние и рискованные экспедиции? Достаточно взглянуть на хаос во внутренних ее делах, на возрастающие с каждым годом финансовые затруднения и на ее изолированное положение среди прочих европейских держав при непрестанно грозящей опасности со стороны Германии чтоб убедиться как несвоевременна для Франции роль искательницы приключений на дальнем Востоке.

К этим основным ошибкам присоединился целый ряд практических промахов. Предприняв раз, кстати или некстати, Тонкинскую экспедицию, надлежало уже со всею энергией и последовательностью довести ее до скорейшего благополучного окончания. Оказалось однако что французские государственные люди действовали как раз наоборот. [504] Французский посол в Пекине, Буре, подписавший с Китайским правительством сравнительно выгодный для Франции договор о Тонкине, был с позором отозван, и подписанный им договор, как унизительный будто бы для Франции, был объявлен недействительным. Французское правительство решительно заявило что Китай не имеет никаких прав на Тонкин, который будет де немедленно и окончательно подчинен Франции; и что же? вслед за тем был послан для завоевания Тонкина капитан Ривьер с таким ничтожным по количеству отрядом что он, едва заняв Ганой, был тотчас же осажден многочисленными полчищами Черных Флагов. Мольбы Ривьера о подкреплении не были уважены. Тогда лишь когда он, вынужденный сделать вылазку, погиб со своими товарищами, Французское правительство вдруг встрепенулось и уже формально решилось послать «экспедиционный корпус» в Аннам. Этот корпус отличался тем что в нем было слишком мало солдат, слишком много начальников, а именно: генерал Буэ для сухопутных действий, адмирал Курбе для морских, и военный врач гражданин Арман для высшего политического и дипломатического руководства экспедицией. Случилось то что должно было случиться: все три начальника перессорились между собой. Гражданин Арман отрешил от должности генерала Буэ, а адмирал Курбе гражданина Армана. Когда наконец, после долгих препирательств, адмиралу Курбе взял в свои руки полную власть над экспедиционным корпусом, то оказалось что этот корпус так слаб сравнительно с возросшими за это время силами неприятеля что сериозные действия опять сделались невозможными до прибытия новых подкреплений. Но откуда их взять? Из французской армии, конечно. Дело однако и здесь оказалось весьма затруднительным.

Все находящиеся во Франции войска имеют заранее точно определенное назначение на случай мобилизации для войны с Германией. Нельзя вывести из Франции ни одного полка не нарушив и не перепутав тщательно выработанный мобилизационный план, направленный исключительно против Германии. Уже во время Тунисской экспедиции пришлось устраивать сводные полки, состоявшие из баталионов четырех, пяти или даже шести отдельных полков, что [505] сопряжено было с громадными затруднениями и увеличило в значительной степени расходы мобилизации. В Тонкин до сих пор были отправляемы лишь части морской пехоты и алжирские туземные войска. Но эти источники в настоящее время уже истощились, и придется, для посылки подкреплений адмиралу Курбе, обратиться к сухопутным войскам. Военный министр Кампенон придумал организовать два полка изо всех пехотных солдат которые пожелали бы добровольно отправиться в Тонкин. Эти два полка будут поставлены под начальство генерала Мильйо, который однако уже заявил что он не намерен подчиняться в Тонкине «моряку», адмиралу Курбе. Таким образом, когда адмирал получит требуемые ими подкрепления, он не будет в состоянии воспользоваться ими для составленного им плана камлании, а принужден будет уступить место новому начальнику, который конечно выдумает еще новый план.

А силы и задор неприятелей между тем все увеличиваются. Китайцы открыто вступили в пределы Тонкина и заняли крепость Бакнинь, так как они считают ее «ключом к Небесной империи»; вместе с тем они послали Франции ультиматум, запрещающий ей всякую попытку овладеть Бакнинем; между тем овладение Бакнинем считается Французами первым необходимым условием для успешного ведения кампании.

Текст воспроизведен по изданию: Современная летопись // Русский вестник, № 11. 1883