ПРЕДИСЛОВИЕ

Настоящей книгой завершается публикация русских архивных документов, относящихся к колониальной политике капиталистических держав в Юго-Восточной Азии и освободительной борьбе ее народов. Таким образом, ученые, занимающиеся историей Юго-Восточной Азии и международных отношений, получают наиболее полное собрание опубликованных материалов, отложившихся в русских архивах за весь исторический период новой истории.

Думается, что данная книга и два предшествовавших ей сборника документов («Политика европейских держав в Юго-Восточной Азии (60-е годы XVIII-60-е годы XIX в.). Документы и материалы», М., 1962; «Политика капиталистических держав и национально-освободительное движение в Юго-Восточной Азии (1871-1917). Документы и материалы», ч. I, М., 1965) найдут и более широкого читателя, ибо всемирно-исторического характера события, приведшие к освобождению ряда колониальных стран, и борьба народов этих стран за укрепление завоеванной политической независимости привлекают к себе внимание демократической общественности всего мира. В Советском Союзе, где с глубоким сочувствием следят за справедливой борьбой в странах Юго-Восточной Азии, как никогда велик интерес и к прошлому этих стран, к истории их народов, политике колониальных держав и межимпериалистическим противоречиям в этом районе.

В предисловиях к предшествовавшим сборникам, уже отмечалось, что даже самые полные публикации архивных фондов, естественно, не могут отразить всю историю колониальной политики, а тем более историю стран Юго-Восточной Азии, явившихся объектом колониальных вожделений. Но несомненно подобные публикации являются ценным и интересным дополнением, помогающим осветить малоизвестные события этой истории.

В вводных статьях к каждому из разделов и в примечаниях ставится задача показать архивные документы в связи с исторической обстановкой, развитием колониальной политики и событиями в тех странах Юго-Восточной Азии, к которым они относятся. Это, как нам представляется, значительно облегчит оценку читателем публикуемых документов.

Завершая это издание, нет необходимости повторять содержание предисловий к предшествовавшим сборникам и те оценки, которые относились к определенным историческим периодам; хотелось бы, однако, подчеркнуть два момента, характеризующих издание в целом.

Первый момент — число документов в архивах непрерывно увеличивается по мере приближения к периоду новейшей истории. Этот рост числа архивных документов объективно отражает, в частности, и все [6] возрастающий интерес капиталистических держав к еще не завоеванным странам Юго-Восточной Азии, а также к странам, превращенным в колонии той или иной европейской державы на заре колониальных захватов. С развитием капитализма в передовых странах и особенно с переходом его в империалистическую стадию окончательный раздел еще независимых стран Азии и Африки и стремление к переделу уже завоеванных колоний становятся узловыми вопросами международных отношений. Активная погоня за колониями возрастает и со стороны держав, ранее, до 70-х годов XIX в., практически почти не участвовавших в колониальном проникновении в Юго-Восточную Азию и захватах в ней. Уходит в прошлое время, когда колониальная политика была присуща лишь ограниченному кругу европейских государств, причем и сама эта политика, и ее последствия для народов Юго-Восточной Азии определялись деятельностью и взаимоотношениями главным образом пионеров колониальных захватов. Растет не только число государств, устремляющих свои взоры к этому району и пытающихся в различных формах проникнуть в него —в европейский концерт, все более настойчиво врываются заокеанские голоса. Новые претенденты на решение колониальной проблемы уже никак не желают играть свою прежнюю роль хора в греческой трагедии, а требуют ведущих партий. С судьбами Юго-Восточной Азии так или иначе оказываются связанными все капиталистические державы мира, даже в тех случаях, когда их непосредственная экономическая заинтересованность в этих странах ничтожна.

Второй момент, несомненно отличающий материалы 1871-1917 гг. от документов предшествовавшего периода,— это значительно возросшее количество сведений о национально-освободительной борьбе колониальных народов.

Рост национального самосознания и первые шаги освободительного движения вызывали серьезную тревогу у колониальных держав. Это особенно проявлялось в отношении старых колоний — Индии, Индонезии, Филиппин.

Из документов видно, что национально-освободительная борьба колониальных народов воспринималась всеми колониальными державами как подрыв их господства, их возможности неограниченно эксплуатировать естественные богатства и народы колониальных и зависимых стран.

В то же время для «посторонних» великих держав национально-освободительное движение в чужих колониях порождало зачастую своекорыстные надежды на возможности его использования в своих империалистических интересах. Материалы уже вышедшей первой части публикации дают много интересных примеров подобного рода, особенно по Индонезии и Филиппинам. В частности, ярким примером удачного для империалистов использования освободительной борьбы колониального народа явилось вмешательство США в борьбу Филиппин против испанского господства под лицемерным лозунгом «помощи», закончившееся превращением страны в американскую колонию. Интенсивная же попытка использования индийского национального движения германскими империалистами в период первой мировой войны, также отраженная в документах публикации, практических результатов не дала.

Превращение колониальной политики в неотъемлемую и важнейшую часть международных отношений в целом и значительно большее отражение в документах освободительной борьбы определили собой и изменение названия публикации.

При распределении материалов за 1871-1917 гг. между двумя частями редакция руководствовалась, во-первых, географическим, региональным принципом: в одну уже опубликованную часть включены документы, относящиеся к Индонезии, Филиппинам, Малайе, в другую — охватывающие [7] Бирму, Сиам, Вьетнам. Во-вторых, это деление отражает проблемы, возникавшие перед метрополиями и другими империалистическими державами в отношении старых колоний, национально-освободительный характер борьбы их народов, с одной стороны, и проблемы Индокитайского полуострова, независимые страны которого в этот переходный к империализму период лишь превращались в колонии,— с другой.

Именно потому, что раздел Индокитайского полуострова завершается лишь в конце XIX в., мы можем проследить экспансию и соперничество империалистических держав. Основная тема данной части — раздел Индокитайского полуострова между Англией и Францией и отношение к этому других капиталистических держав. Завершается завоевание Бирмы Англией; Аннам, Камбоджа, Лаос становятся фактически французскими колониями. Осуществляя свою экспансию, Англия с запада и Франция с востока полуострова встречаются на границах захваченных ими территорий. Именно это, как и свидетельствуют многочисленные документы данной части сборника, неизбежно порождает конфликты; в то же время начальный период французской экспансии в Тонкине не вызывал еще опасений у Англии, так же как и предпринятые в 1885 г. военные акции Англии против Бирмы — у Франции.

То, что Сиаму (Таиланду) удалось отстоять свою политическую независимость, в конечном итоге определялось заинтересованностью Англии и Франции в территориально урезанном Сиаме как буфере между их колониальными владениями. Идеи создания такого буфера не только из Сиама, но и из некоторых спорных районов на стыке французских и английских владений и территорий Китая и судьбы такого рода проектов нашли достаточно полное отражение в публикуемых документах.

Другие державы, в том числе и «молодые» империалистические хищники — Германия, США, Япония, по различным причинам не могли выступить в качестве реальных претендентов на какую-либо часть облюбованных Англией и Францией индокитайских территорий. Но тем большую и все возраставшую активность они проявляли в юридически «независимом», но фактически низведенном на положение полуколонии Сиаме.

Касаясь общих проблем, непосредственно связанных с Индокитайским полуостровом и нашедших отражение в публикуемых документах, следует прежде всего отметить достаточно ясно проявившиеся характерные черты колониальной политики эпохи империализма, изменяющееся соотношение сил между различными державами, формирование двух противостоящих друг другу империалистических блоков.

В общей сумме межимпериалистических противоречий борьба за колониальные и зависимые страны являлась одним из важнейших, но далеко не единственным фактором. В международном колониальном соперничестве борьба за страны Юго-Восточной Азии в конце XIX — начале XX в. могла быть лишь частью, и не всегда самой главной. Англо-французские конфликты в Индокитае не могут рассматриваться изолированно от столкновений в Африке, на раздел которой в этот период бросились все капиталистические державы. Тематический характер данной публикации ограничивает освещение колониальной политики пределами Юго-Восточной Азии, однако в сборнике нашли известное отражение и межимпериалистические противоречия в целом.

В значительно большей мере материалы данной части сборника дают возможность историку проследить, как отношение капиталистических держав к событиям на Индокитайском полуострове и к экспансии Англии и Франции связывается с их интересами и их борьбой в Китае. Не случайно, что отношения между Англией и Францией на полуострове достигают особенной остроты именно в связи с борьбой этих стран за пограничные с [8] Южным Китаем территории, открывавшие возможности проникновения в Небесную империю. Не случайно, что судьба именно этих районов привлекает к себе пристальное внимание и других капиталистических держав.

Документы русских архивов представляют несомненную ценность для исследователя, ибо, позволяя судить прежде всего о позиции царского правительства, они содержат также сведения об интересах и активности других держав и их оценку царскими дипломатами и чиновниками.

«Проблемой» Китая и возрастающими в конце XIX в. захватническими планами царизма объясняется столь активное и пристальное внимание царского правительства и его чиновников к событиям в северной части Индо-китайского полуострова. Это особенно бросается в глаза, если сравнить интерес к английским и французским завоеваниям в 80—90-е годы с отношением к началу французской экспансии во Вьетнаме и Камбодже или к первым англо-бирманским войнам.

Весьма примечательно, что начальный период экспансии — франко-испанская агрессия и превращение Южного Вьетнама во французскую колонию Кохинхину — практически не нашел своевременного отражения в документах русских архивов. Это понятно, ибо захваченные Францией районы не представляли для России никакого интереса, как, впрочем, в 70-е годы и вся Юго-Восточная Азия. Интерес в России к французским завоеваниям на Индокитайском полуострове возникает лишь в конце XIX в. Именно тогда в Индокитае англо-французское соперничество выступает на первый план как составная часть более широкого круга противоречий, в частности в Китае.

Русские дипломаты правильно связывали последствия англо-бирманской войны с интересами и планами Англии в Китае. В дальнейшем эта тема не сходит со страниц донесений русских представителей, причем особое внимание привлекали возможности, часто преувеличенные, проникновения Англии в Китай после аннексии Бирмы.

На начальной стадии англо-французского соперничества в Индокитае царское правительство особенно стремилось остаться в стороне от событий и избежать осложнений в своих отношениях с обеими странами. В англофранцузских конфликтах в Азии и Африке оно склонно было видеть благоприятную для себя сторону — отвлечение Англии от ее антирусской деятельности на Ближнем Востоке и в Средней Азии.

Между тем не только в странах Юго-Восточной Азии, но и во Франции питали надежды на вмешательство России, основывавшиеся на учете англорусских противоречий. Несомненно любопытна частная инициатива члена Парижского географического общества Ф. Романе дю Кайо и его обращение к Ли Хун-чжану и царскому правительству в связи с захватом Бирмы Англией (док. № 12 и 15). Его попытки повлиять на Китай в направлении противодействия Англии сочетаются с советом использовать для этой цели китайские отряды, отозвав их из Тонкина, в чем прямо были заинтересованы французские завоеватели Вьетнама.

В 90-х годах XIX в. русско-французское сближение начинает определенно сказываться на отношении царского правительства к французской политике в колониальных владениях и протекторатах на Индокитайском полуострове и в независимом Сиаме.

Союзнические отношения отражены в инструкциях Министерства иностранных дел русским послам и агентам касательно индокитайских вопросов и в документах, отражающих непосредственную деятельность русских представителей за рубежом.

Исключительно большое внимание, которое уделяется в публикуемых материалах французским завоеваниям во Вьетнаме, определялось значением этих событий в международных отношениях того времени. Но то [9] обстоятельство, что подавляющая часть относящихся к Вьетнаму документов представляет собой донесения и корреспонденцию русских дипломатов в столицах капиталистических стран и в первую очередь русского посольства в Париже, придает им определенный характер. В донесениях из Парижа события во Вьетнаме освещаются в значительной мере с точки зрения внутренней борьбы во Франции в связи с колониальной войной в Тонкине. Борьба как в парламенте, так и вне его, характеристики различных группировок и деятелей, использование оппозицией событий во Вьетнаме — все это авторы донесений сообщали с рядом интересных деталей.

Царские дипломаты правильно расценивали захват Тонкина как завершение колониального подчинения всего Вьетнама, как путь проникновения в Китай. Но они, естественно, не могли подняться до более широких обобщений и рассматривать колониальную войну как проявление империалистической политики Франции, как важный этап в завершении раздела мира между «великими» державами. Не найдем мы этих обобщений и в донесениях о дипломатических переговорах с Китаем и франко-китайской войне, хотя ряд подробностей, связанных с войной, с посредничеством Англии и США, представляет несомненный интерес.

В связи с этим надо отметить значительно большую полноту донесений из Пекина, в которых, кстати, дается обстоятельная справка относительно так называемого суверенитета Китая над Аннамом и правильно оцениваются взаимоотношения между странами. Сопоставление донесений из Пекина с сообщениями дипломатов из европейских столиц дает более правильное представление о дипломатической борьбе.

Освещение событий в самом Вьетнаме, характера войны, отпора захватчикам и возникновения освободительного движения в донесениях из европейских столиц дается часто односторонне. Довольно подробно представлен ход военных действий, трудности, с которыми встретились колонизаторы. Показана роль китайских отрядов, действовавших в Тонкине с середины 60-х годов. Но, правильно характеризуя их отношения с местным населением и правительством Вьетнама, царские дипломаты не понимают причин, превративших «Черные флаги» в союзника Вьетнама в его борьбе с колонизаторами. Почти отсутствуют попытки проанализировать внутренние процессы во Вьетнаме, как, впрочем, и колониальную французскую политику во Вьетнаме в период войны, роль французских резидентов в Хюэ, их вмешательство во внутренние дела и т. д.

Трудно было бы ожидать от царских дипломатов осуждения колониальной агрессии, как таковой, а тем более агрессии, непосредственно не угрожавшей интересам царизма, хотя в отдельных случаях мы встречаем оценку сопротивления вьетнамцев колонизаторам как патриотической борьбы. Симпатии царских чиновников на стороне колонизаторов. И деятельность этих последних они подвергают критике главным образом за недостаточную решительность и последовательность в ведении колониальной войны.

Меньше всего в донесениях отражены особенности сопротивления, возглавленного феодальными правителями Вьетнама, процессы дифференциации феодальной верхушки и ее постепенный переход на службу французским колонизаторам. В публикуемых документах мы не найдем даже попытки оценить «Движение в защиту короля» и тем более последнюю фазу сопротивления под руководством Де Тхама. В значительной мере это предопределилось непониманием, а часто и замалчиванием подобных явлений и событий французской прессой и официальными кругами, откуда главным образом и черпали свою информацию русские дипломаты.

Наиболее разнообразный и богатый материал, отражающий противоречия между капиталистическими державами, их борьбу за проникновение и влияние, а также методы этой борьбы, несомненно дают многочисленные [10] документы данной публикации, относящиеся к Сиаму. Эта часть книги содержит особенно разнообразные материалы, касающиеся внутренних проблем Сиама. Сиаму удалось сохранить положение политически независимой страны, что открывало неизмеримо большие возможности для различных форм экспансии других держав. Их устремления, в первую очередь активность Германии, достаточно полно отражены в публикуемых документах (см. особенно разделы V и VI).

Такое своеобразное положение Сиама позволяло, казалось бы, и царской России активизировать свою политику, не опасаясь обострения отношений с другими капиталистическими державами. Этому благоприятствовало и сознательное стремление сиамских правителей найти в России поддержку и опору против наступления других держав, тем более что в рассматриваемый период многие из еще независимых правителей стран Юго-Восточной Азии не только правильно учитывали отсутствие захватнических интересов у царской России в этом районе, но и наивно рассчитывали на ее помощь. Несомненно этими надеждами определялась и попытка короля еще независимой части Бирмы направить накануне последней англо-бирманской войны посольство в Петербург (док. № 7, 8, 25-27, 31, 38). Раздел II публикации содержит очень интересные сведения о настойчивых попытках Бирмы установить дипломатические отношения с Россией, об использовании для этой цели и российского посольства в Тегеране, и русских путешественников в Бирме, и представителей армянского католикоса.

Документы позволяют проследить столь же настойчивые попытки сиамского правительства и его дипломатов расширить дипломатические связи, заключить нужные им политические и экономические соглашения.

Однако, как это явствует из многочисленных документов, правящие классы России не видели практического смысла в сколько-нибудь значительном расширении договорных отношений. Как об этом говорится в вводной статье к разделу III, это объяснялось прежде всего тем, что непосредственные интересы и экономические перспективы царской России в Сиаме, как и в Юго-Восточной Азии вообще, все еще были ничтожны. Именно поэтому в отношении Сиама был избран курс неизменно дружественной политики, не связанной с какими-либо экономическими и прочими домогательствами. Помощь царской России Сиаму была незначительна, она неизменно подчинялась взаимоотношениям России с теми великими державами, для борьбы против посягательств которых Сиам как раз и рассчитывал получить эту помощь.

Особенно наглядно это проявлялось в русско-франко-сиамских отношениях после заключения франко-русского союза. Русские представители как в Сиаме, так и во Франции вынуждены были считаться с союзническими интересами (об этом им постоянно напоминали из Петербурга), тем более что французская экспансия в Сиаме отнюдь не грозила русским интересам, которых практически не было, а, наоборот, казалась выгодной как направленная против традиционного соперника царизма — Англии. Не удивительно, что, по признанию русского Дипломата, его «дружеская» помощь Сиаму в переговорах с Францией сводилась главным образом к рекомендациям не выдвигать неприемлемых для Франции требований.

В то же время донесения русских дипломатов содержат интересные и объективные оценки навязанных Сиаму французскими империалистами условий. Донесения дипломатического представителя России в Бангкоке А. Е. Оларовского дают возможность проследить его критическое отношение к политике колонизаторов, пользующихся правом сильнейшего, и явные симпатии к сиамской стороне. Он неизменно выступает сторонником расширения русско-сиамских отношений, но его предложения и поддержка сиамской инициативы не встретили по отмеченным выше причинам отклика в Петербурге. [11]

Как уже отмечалось в предисловии к первой части публикации, даже после оформления Антанты в глазах очень многих царских чиновников и дипломатов Англия по-прежнему оставалась возможным главным противником. Эта концепция многих представителей правящего класса царской России, основывавшаяся на реальных столкновениях интересов, находит отражение и в данной публикации, в частности в оценках проникновения в Сиам германского и японского империализма. Экспансия Германии расценивалась в значительной мере под углом зрения наступления на английские позиции. И даже в период первой мировой войны, когда активность русских дипломатов была направлена на ограничение германской захватнической политики, на побуждение Сиама присоединиться к Антанте, недоверие к политике Англии не исчезает.

В документах подчеркивается преобладание в Сиаме английского влияния и английских экономических интересов. Это влияние и то, что «роль ментора сиамского правительства присвоил себе с особым усердием здешний английский посланник» (док. № 155), отмечается с явным неудовольствием. И наоборот, с полным удовлетворением констатируется факт, что главного советника сиамского правительства, англичанина, сменил американец Питкин. В этом последнем факте сказалась возросшая активность США и их попытки усилить непосредственное проникновение в Юго-Восточную Азию, использовать благоприятствовавшую этому обстановку мировой войны. Но эта сторона активности США осталась незамеченной русскими дипломатами, хотя Лорис-Меликов отдавал себе отчет в усилении борьбы держав за Сиам. Он писал, что Сиам «несомненно сделается яблоком раздора между по крайней мере четырьмя державами. До последнего времени о нем спорили лишь французы и англичане. Теперь на него стали зариться Япония и Германия; чего доброго, окрепнет Китай, и он заявит свои притязания; ведь китайский элемент в Сиаме весьма сильный» (док. № 156).

Нам представляется, что материалы по Сиаму полнее, разнообразнее и новее документов, касающихся Бирмы и Вьетнама. Это, вероятно, объясняется двумя моментами. Во-первых, союзнические отношения с Францией и большие надежды, возлагавшиеся Сиамом на помощь царской России, приводили к тому, что русские посольства в европейских столицах располагали значительной неофициальной информацией, получаемой от обеих сторон. Именно поэтому донесения императорского посольства из Парижа, например, представляют несомненную ценность для уяснения многих фактов франко-сиамо-английских отношений, не получивших освещения в многочисленных официальных западноевропейских публикациях. Во-вторых, что особенно важно, в самом Сиаме находилась дипломатическая миссия царской России, и русский посланник был в самых тесных, а порой и близких отношениях с королем и многими крупнейшими сановниками страны.

В данной публикации это относится к донесениям русских представителей в Бангкоке, в первую очередь Оларовского, а также других русских агентов и путешественников, посетивших страны Юго-Восточной Азии.

Донесения, поступавшие непосредственно из стран Юго-Восточной Азии и являвшиеся результатом повседневных наблюдений, всегда дают значительно более полное представление о событиях в колониях, нежели материалы посольств в столицах метрополии. Последние неизбежно носят отпечаток тенденциозного освещения событий правящими кругами капиталистических стран пребывания русских дипломатов даже если эти дипломаты относятся к ним критически. Фактический материал, в значительной мере почерпнутый из местной прессы и официальных документов, дает, как правило, мало неизвестных ранее подробностей.

Донесения российского посольства в Сиаме дают возможность исследователю довольно полно нарисовать картину внешней политики Сиама и его [12] взаимоотношений с западными державами, соперничества последних и все возраставшего влияния Англии.

Непосредственная близость к французским колониальным владениям и поездки в Сайгон русского посланника из Бангкока дали ему возможность сообщить и ряд ценных сведений о деятельности французов в колонии, в частности о политике генерал-губернатора Думера. Не менее интересны сведения о внутреннем положении Сиама и расстановке сил в правящем лагере, а также ряд деталей, рисующих небезуспешные попытки сиамского правительства использовать межимпериалистические противоречия для ослабления навязанного Сиаму в XIX в. капитуляционного режима. Интересен отраженный в документах и такой факт политики балансирования Сиама, как отправка принцев — сыновей короля Чулалонгкорна — для получения образования: одного — в Англию, другого — в Россию. С последним принцем — Чакрабоном, который был обласкан царским двором, женат на русской и прекрасно владел русским языком,— связывались определенные политические расчеты царизма. Их значение возрастало по мере того как при сиамском дворе ослабевало влияние русского посланника. Последний процесс находит в донесениях русских представителей определенное освещение. Объяснение, которое они хотят видеть в приходе на руководящие посты в правительстве и в окружении короля принцев и сановников проанглийской ориентации, справедливо лишь отчасти. Самый факт усиления английского влияния был связан с разочарованием сиамских господствующих кругов, увидевших невозможность извлечь реальную экономическую и политическую выгоду из дружбы с царской Россией. После Октябрьской революции, навсегда покончившей с колониальными планами царской России, принц, получивший образование в России, стал надеждой французской политики в Сиаме. Однако он умер молодым, раньше, чем его симпатии могли быть реально использованы в соперничестве держав.

Интересны материалы русских дипломатических представителей в Сиаме за годы первой мировой войны. Они рисуют межимпериалистическую борьбу в нейтральном Сиаме, причем основной водораздел в эти годы проходит между двумя противоборствующими империалистическими блоками. Собравшиеся в нейтральном Сиаме изгнанные и бежавшие из французских и английских колоний подданные Германии и Австро-Венгрии и многочисленные немецкие эмигранты развернули интенсивную прогерманскую деятельность, часто самым грубым образом нарушая нейтралитет Сиама. Это было одной из причин усиления деятельности Антанты по привлечению Сиама на свою сторону.

Заслуживают внимания и сведения о попытках Германии использовать в корыстных интересах национально-освободительное движение в английских колониях, в частности партию «Гхадр» (док. № 140, 141 и др.).

Несомненный интерес представляют документы, относящиеся к периоду между Февральской и Октябрьской революциями. Эти материалы наглядно подтверждают, что внешняя политика буржуазно-помещичьего Временного правительства была прямым продолжением империалистической политики царизма. В Бангкоке, например, это была дальнейшая, все усиливавшаяся активность по вовлечению Сиама в войну на стороне Антанты (см. меморандум русского посланника дипломатическим представителям Антанты в Бангкоке — док. № 148 — и другие документы VI раздела). При этом бросается в глаза высокопарная демагогия русского посланника Лорис-Меликова, не уступающая аналогичным пропагандистским заявлениям государственных деятелей других капиталистических держав.

Любопытно, что официальное признание Временного правительства абсолютистским правительством Сиама, бывшего так тесно связанным с [13] низвергнутой русской монархией, потребовало от русского посланника немалой энергии и настойчивости.

Несмотря на усиливавшуюся зависимость Временного правительства от стран Антанты, к которым фактически присоединились и США, в донесениях русского посланника (кстати, назначенного на этот пост накануне Февральской революции) мы находим много критических замечаний по адресу английской внешней политики, порой не лишенных меткости. Но их с полным правом можно отнести и к политике любой другой капиталистической страны. Поэтому звучат по меньшей мере наивно противопоставления политики Англии политике России, якобы определявшейся духом и характером русского народа, и идеи Лорис-Меликова о союзе России, Франции и США — «трех великих демократий», способном будто бы оградить русский народ от опасных последствий его благодушия. В этом блоке «трех великих демократий» Лорис-Меликов видит «ячейку (и весьма внушительных размеров) для братского союза народов, к которому мы все стремимся и который не может быть достигнут иначе, чем эволюционным путем», (док. № 160)

Последние документы по Сиаму, включенные в сборник, относятся к октябрю 1917 г. Но даже накануне Великой Октябрьской социалистической революции царские дипломаты не представляли себе, что дни буржуазной России и ее внешней политики сочтены.

Родившемуся в огне Октябрьской революции первому в мире социалистическому государству свойственна была уже и принципиально новая внешняя политика. В отношении колониальных и зависимых стран это означало не только полный и решительный отказ от колониалистской политики русского царизма и русской буржуазии, но и последовательную поддержку народов Азии и Африки в их борьбе за национальную независимость.

После Октябрьской социалистической революции начался новый этап национально-освободительного движения колониальных народов. Мощь его все нарастает, что влечет за собой и изменение колониальной политики капиталистических держав. Естественно, что и архивные материалы, относящиеся к этому новому периоду, заслуживают самостоятельной публикации.

А. А. Губер