Донесение русского поверенного в делах в Китае Я. Ф. Ладыженского Н. К. Гирсу о франко-китайских отношениях в связи с захватом Францией Вьетнама

Милостивый государь Николай Карлович!

События последних трех лет будут иметь серьезное влияние на судьбы Китайской империи.

В течение своей сорокавековой уединенной и своеобразной жизни Китай выработал начала и принципы, которые не изменялись и которые до недавнего времени хранились им неприкосновенными.

Международные распри и перевороты, наполнявшие целые эпохи его истории, и столкновения с соседними первобытными народами не вносили в его жизнь новых идей и взглядов, и порабощенный воинственным соседом Китай, как при завоевании его маньчжурами, скоро покорял победителя превосходством своей цивилизации.

Китаю нужен был ряд серьезных столкновений и уроков, которые принудили бы его, совершенно помимо его воли, выйти из долгого безмолвия и занять в среде держав то место, на которое он имеет право. [370]

Последним и самым грозным из этих уроков было завершившееся ныне столкновение с Францией. Вековые традиции о необходимости полного уединения поколебались, многие слабые стороны и недостатки государственной жизни высказались с безусловной очевидностью, неоспоримая логика событий подтвердила настоятельность многих реформ и улучшений, и объединенный и сплоченный грозившей ему опасностью Китай понял, что для приобретения полной независимости действий, а со временем и для преобладания над иностранцами, он сперва должен во многом сравниться с ними и стать на их высоту.

События 1861 года, когда несколько тысяч англичан и французов, рассеяв нестройные полчища маньчжурских войск, стали под стенами покинутого императором Пекина и преклонили гордый Китай своей воле, а впоследствии и опасность грозившего Китаю в 1880 г. столкновения уже навели некоторых государственных людей империи на эту мысль ⁴⁰¹. Уже с того времени сановники, более восприимчивые, сознали могущество европейской цивилизации и поняли, насколько усвоение некоторых ее результатов содействовало бы поднятию значения и силы их отечества.

Встречая отовсюду упорное и единодушное противодействие, сановники эти, хотя и пользовались для осуществления своих идей предоставленною в Китае высшим административным чиновникам значительной самостоятельностью, но принуждены были действовать с величайшей осторожностью и неусыпно оберегаться от своих могущественных и многочисленных недоброжелателей. Стремление это, в большинстве случаев превратно понимавшееся в Европе, ни мало не указывает впрочем на то, чтобы деятели эти предпочитали в полном ее объеме европейскую цивилизацию своей собственной и наподобие Японии готовы были бы отвергнуть прошлое своей родины и преклониться перед Европой. Относясь с одинаковым недружелюбием, как и другие их соотечественники, к западным народам и видя в них постоянную угрозу и опасность, они только иначе и вернее их поняли. Огромное же большинство сановников, с другой стороны, видели славу и возрождение Срединной земли в строгом соблюдении заветов предков, в изгнании всего чуждого Китаю и всего, что могло бы нарушить чистоту старинных установлений.

Борьба этих двух направлений заняла последние 20 лет истории Китая, и столкновение с французами решило вопрос.

Китай не желал столкновения. Двор и правители, несмотря на свою заносчивость и самомнение, хотя на основании различных причин и соображений, но одинаково опасались серьезных недоразумений с европейскими державами, и для того, чтобы в то время привести Китай к вооруженному сопротивлению, нужно было, безусловно, принудить его к этому и не оставить ему другого исхода. Шаткость французской политики, нерешительный и совершенно несоответствовавший намеченным целям образ действий французов, бесплодное оскорбление гордости китайцев и, наконец, препятствовавшие разъяснению дела рознь и несогласие, характеризующие агентов республики на Крайнем Востоке, создали такое положение, что Китай оказался вынужденным взяться за оружие и прибегнуть к этой крайней попытке, из которой неожиданно для других и для самого себя он вышел ободренным сознанием своего могущества.

Несмотря на договор 1874 г., ставивший Аннам под протекторат Франции, отношения, установившиеся веками между Аннамом и Китаем, не изменялись. Аннамские повелители продолжали получать от богдохана печать — символ власти, летосчисление Аннама производилось по китайскому календарю, что на Крайнем Востоке признается существенным доказательством вассальности, и еще в 1876 г. в Пекин прибыли из Гюе послы с данью.

Правители республики, вовлеченные в Аннам несколькими [371] отдельными предприимчивыми лицами, долгое время относились с особою осторожностью к традициям о вассальности Аннама к Китаю и, сознавая бесплодность и трудность овладения в первые же времена всею аннамскою территориею, избегали осложнений в отдаленных и мало исследованных государствах Индо-Китая.

Китайцы, со своей стороны, не желая возбуждать недоразумений с Франциею и не видя к тому безотлагательных поводов, спокойно и, по-видимому, с равнодушием относились к фиктивным правам, приобретенным Франциею в Аннамской империи.

С 1882 г. политика Франции совершенно изменилась. С вступлением во власть Шаллемель Лакура, а затем и Ферри, соображения и ближайшие цели, коими руководствовались государственные люди республики до того времени, были оставлены, и соглашение с Ли Хун-чжаном, к которому пришел посланник Буре относительно мирной уступки Франции большей и лучшей части Тонкина, было отвергнуто, как недостойное будто бы Франции. Решено было действовать энергически и силою, а не переговорами, сломить сопротивление занятию, если бы таковое встретилось. Китайскому правительству вместе с тем без всяких, по-видимому, побудительных причин объявлено было, что его права на Аннам не признаются, и целым рядом заявлений и ничем не оправдываемых действий у него отнята была всякая возможность сохранить в этом деле свое достоинство и спасти хотя бы личину своей гордости.

Несмотря на такой вызывающий образ действий французов, китайцы воздерживались от всякого решительного шага и только впоследствии, когда выяснилось бессилие французов в Тонкине и когда шайки аннамских пиратов, известные под именем чернознаменных, одержали ряд успехов над пришельцами, Китай сперва тайно, а потом и явно всем могуществом своего авторитета стал на сторону сопротивлявшихся.

С 1882 г. генерал-губернаторы южных провинций позволяли или даже поощряли переходы целых отрядов в Тонкин, где они присоединялись к аннамским шайкам и жили грабежом. Люди уносили с собою оружие и боевые припасы, которыми, впрочем, аннамиты обильно снабжались на границе. Французы неоднократно находили на полях сражений ружья с клеймами китайских арсеналов и патроны с разрывными пулями английского и немецкого изделия, доставленные, несомненно, через Гонконг и китайскую территорию. На запрос по этому поводу в Пекине, французские представители получали однообразный ответ, что о разрывных пулях ничего неизвестно и что ружья, вероятно, уносятся дезертирами, за которых правительство не может быть ответственно. Осенью 1883 г. бессилие французов высказалось с особою очевидностью. Несмотря на значительное количество собранных в Тонкине войск, действия их ограничивались движениями ничтожных отрядов в ближайших окрестностях давно занятых позиций, и заранее обещанные скорые успехи не оправдывались. Вместе с тем, враждебная Франции при гюэ’ском дворе партия приобрела господствующее значение. Ввиду такого положения дел китайцы стали смелее. Предводителю чернознаменных, считавшемуся до того времени разбойником, несмотря на то, что он находился в правильных сношениях с аннамским правительством, которому платил ежегодную дань, пожалован был богдоханом высокий военный чин, а вскоре после того китайцы официально заявили представителям держав, что войска их занимают с давних времен крепости Сонтай и Бакнин в Тонкине и что всякая попытка французов овладеть этими пунктами будет отражена силою. Приведя очерк вековых отношений Китая к Аннаму, министры вместе с тем просили содействия представителей к улажению вопроса. Воззвание к державам не дало никаких результатов, а вскоре из образа действий некоторых представителей китайцы убедились, что на деле большинство [372] европейцев довольны возникшими недоразумениями либо из ненависти к французам, либо в надежде получить впоследствии новые выгоды от ослабевшего Китая, и что помощи и участия ни от которой из держав Китаю ожидать нельзя. Это сознание высказалось между прочим назначением в Цзун-ли-ямынь новых членов из людей, явно ненавидящих европейцев, вроде прославившегося дерзостью относительно представителей сановника Чан Пэй- луня ⁴⁰².

Между тем возбуждение чиновников и народа росло. С юга приходили известия о постоянных победах чернознаменных и преувеличенные сведения о потерях французов. Так, если верить донесениям китайских генералов, французы потеряли в Тонкине убитыми и ранеными около 2-х млн. людей. Под влиянием подобных известий и ввиду явной поддержки, оказываемой центральным правительством сопротивлявшимся в Тонкине, народные страсти мало-помалу возбуждались, и присущая всем китайцам общая ненависть к иностранцам достигла значительных размеров. В отдаленных углах Китая и даже за границами империи, в Сингапуре, Гонконге, Сан-Франциско, Австралии и других местностях, где были подданные богдохана, собирались пожертвования для пополнения государственной казны. В провинциях зажиточные люди набирали и вооружали на свой счет отряды из местных жителей, и на юге организованы были целые флотилии чжонок для защиты берегов от возможного нападения неприятеля. Как недавно только выяснилось, в одной Фудзянской провинции собрано и вооружено было на частные средства более миллиона таких волонтеров.

Столкновение с Францией было столь продолжительно, что успело возбудить серьезный интерес народа.

С своей стороны, чиновные люди приносили свою лепту общему делу. Между другими более выдающимися лицами разжалованный Чунь-хоу ⁴⁰³ пожертвовал 300 000 лан серебра (600 000 серебр. руб.) , за что ему возвращены некоторые отличия и дана маленькая должность в придворном ведомстве.

Увлеченное общим порывом пекинское правительство приняло более энергическое положение. Это, впрочем, становилось тем более необходимым, что в случае, если бы оно не последовало за народом, его шаткий престиж мог бы значительно поколебаться, и уступчивость французам могла бы серьезно повлиять на положение Маньчжурской династии. Поспешно стали строить телеграф к югу, к границе посланы были отовсюду войска, прибрежные укрепления наскоро исправлялись, начальниками обороны берегов назначены выдающиеся военачальники, и генерал-губернаторам южных провинций приказано итти к границе с отборными войсками. Лица эти, с своей стороны, пользуясь значительною самостоятельностью, спешили принимать чрезвычайные меры. Командующий Кантонскою флотилиею адмирал объявил, что захватит все суда, без различия национальностей, если европейские государства не принудят французов умерить свои требования, предоставляя потерпевшим в случае такого захвата искать вознаграждения с французов. Вскоре после того обнародованы были прокламации, в которых обещана награда чином и деньгами от 100 до 300 000 лан серебра за головы французских солдат, офицеров и генералов и за потопление судна; приказано также класть яды в жизненные припасы, которые предназначались бы французам.

Внутреннее положение империи в то же время было далеко неудовлетворительно. Разливы Желтой реки и Императорского канала, затопив сотни верст обработанной земли, разорили целые провинции. На севере и в центральных областях Китая случились неурожаи, и всегда готовые к вооруженному возмущению тайные общества начали проявлять свою деятельность. В Маньчжурии вспыхнули серьезные беспорядки, и вооруженные [373] разбойники тысячами нападали и грабили целые города. Казна была пуста, и сам двор, испуганный возможностью движения французов к северу, приготовился к тому, чтобы покинуть Пекин и удалиться в глубь страны.

Между тем французы медлили. После взятия Сонтая, не стоившего им больших усилий, сопротивление сосредоточилось в Бакнине. К этому пункту они не решались итти, несмотря на благоприятное время года, в течение четырех месяцев, что только ободрило китайцев и дало им время укрепить, по-видимому, при помощи иностранных офицеров крепость. 15 марта 1884 г. Бакнин пал и 30-тысячная регулярная китайская армия, защищавшая его, бежала в беспорядке, оставив в руках неприятеля свою артиллерию, припасы и значительное количество денег ⁴⁰⁴.

Если бы в это время французские генералы выполнили задуманный прежде план и, отрезав отступление, что было легко сделать, уничтожили бы защитников Бакнина, едва ли можно сомневаться в том, что китайское правительство, пораженное гибелью армии, несмотря на трудность положения, преклонилось бы перед волею победителя. Но французы, постепенно убеждавшиеся в трудности борьбы с Китаем и не желая усложнять существовавших уже с ним недоразумений, пробовали, вопреки собственному сознанию Китая, игнорировать поддержку, оказываемую им аннамитам, и опасались, в случае уничтожения бакнинской армии, принудить Китай к более энергическим действиям. С другой стороны, на генералов республики, по-видимому, повлияли воззвания английских газет, заранее узнавших о намерениях французов и ужасавшихся при мысли о готовившейся гекатомбе.

Бежавших китайцев не преследовали, и армии в полном почти составе удалось снова сформироваться в небольшом расстоянии к северу от Бакнина.

Падение Бакнина произвело удручающее впечатление в Пекине.

Одно это событие выяснило, насколько еще слаб Китай в борьбе даже с небольшой европейской армией. Истраченные суммы и усилия многих лет оказались напрасными; войска, побеждавшие до того времени непокорные племена и первобытных соседей империи, оказались ниже своего призвания, и надежды Китая рушились.

Для сохранения престижа двора необходимо было найти виновных и отдать их на жертву оскорбленному самолюбию народа. Несколько старших офицеров из командовавших в Бакнине были тогда же обезглавлены перед строем, и генерал-губернатор Гуандунской и Гуансийской провинций ⁴⁰⁵ предан суду и доныне ожидает казни в пекинском Министерстве пыток. Сановники Цзун-ли-ямыня, заведывавшие сношениями с иностранными правительствами, и в том числе принц Гун ⁴⁰⁶, разжалованы по обвинению в неспособности и сокрытии истинного положения дел от двора ⁴⁰⁷. В то же время положение Ли Хун-чжана, неизменно дававшего благоразумные и осторожные советы, укрепилось. Двор убедился, что он был во многом прав, предсказывая неудачи, и что для борьбы с европейцами надо перенять от них многое. Годы усилий и убеждений маститого генерал-губернатора Чжилийской провинции не сделали столько для успеха его идей, сколько падение неизвестной дотоле крепостцы в далеком Тонкине.

Заменившие Гун Цинь-вана и его сослуживцев по Цзун-ли-ямыню сановники принадлежали к той партии, которая многими европейцами неправильно называлась партией войны и, как я в начале сего донесения имел честь заметить, отличалась от так называемой партии мира лишь тем, что иначе понимала ближайшие средства, которыми можно было бы избавиться от влияния иностранцев.

Убедившись в своей неготовности к борьбе, правительство предоставило Ли Хун-чжану заключить мир, который и был подписан в Тяньцзине 30 апреля (11 мая) 1884 г. [374]

Китайцы не скрывали своей радости по поводу окончания столкновения и, если бы в то время мир упрочился, надо полагать, чувство злобы к иностранцам не достигло бы тех размеров, которых оно достигло в настоящее время.

Наскоро заключенная капитаном Фурнье, желавшим преимущественно составить себе имя, конвенция эта оставила неразрешенными и даже незатронутыми многие существенные вопросы, и уже через 2 месяца недоразумение относительно очищения китайцами северной части Тонкина привело к вооруженному столкновению в ущелье Бакле, недалеко от Лансона, где небольшой французский отряд принужден был в беспорядке и с огромными потерями отступить перед китайскими батальонами.

Я буду иметь честь в ближайшем будущем представить императорскому министерству более подробное описание событий франко-китайского столкновения в постепенной их последовательности. В настоящем же донесении я считаю желательным выяснить только настроение Китая и видоизменение его идей под влиянием событий последних лет. Ввиду этого не смею утруждать в настоящем случае внимания в. впр-ва изложением отдельных эпизодов и ограничусь общей, по возможности, характеристикой положения.

После событий у Бакле в Шанхае начались новые переговоры между посланником Патенотром и особыми китайскими комиссарами по вопросу об удовлетворении за это дело. Несмотря на то, что столкновение это произошло исключительно из-за недоразумения и что, если необходимы виновные, то по вине французских офицеров, китайцы согласились уплатить в пользу семейств погибших 350 000 лан. Несправедливо возведя дело при Бакле на степень умышленного и вероломного деяния китайцев, французский представитель, с своей стороны, требовал сперва 250 млн. франков, потом уменьшил цифру до 80 млн., уплачиваемых в течение 10 лет, и настаивал, вероятно, ввиду парламентских успехов партии Ферри, на наименовании этой суммы контрибуцией.

Поставленные в невозможность согласиться на эти унизительные требования, китайцы прервали переговоры; французская миссия выехала из Пекина, и после того начался ряд безсвязных нападений французского флота на прибрежные пункты.

Не мало воспрепятствовало улажению дела и значительное количество лиц, принимавших участие в переговорах. Кроме Патенотра в Шанхае, правители империи находились в постоянном сношении с французским поверенным в делах в Пекине и парижским министерством чрез посредство маркиза Цзэна и агентов начальника китайской морской таможни Гарта ⁴⁰⁸. Попытка американского посланника, ездившего в Тяньцзинь в надежде примирить в переговорах с Ли Хун-чжаном несогласия, не увенчалась успехом, так как нельзя было найти почвы для такого соглашения. Этими же, а вероятно, и некоторыми другими причинами более случайного характера объясняется и неудача предложенной английским кабинетом в декабре 1884 г. медиации (Посредничества) .

Требования французов были таковы, что в случае серьезных поражений от Китая едва ли можно было бы ожидать большего. С другой стороны, Китай понял, что ему выгоднее принудить французов фактически овладеть Тонкином, чем добровольно отозвать свои войска. Средства Китая в людях неистощимы, на большие или меньшие потери не обращается внимания, и сановники неоднократно заявляли, что они будут очень довольны, если на каждые десять человек погибших китайцев будет убит один французский солдат. [375]

Последовавший вскоре после перерыва шанхайских переговоров разгром Фучжоу, а потом и Килунга не произвел ожидавшегося впечатления и только раздражил китайцев до крайности. Указом богдохана приказано всякого, кто предложит примирение с французами, отдавать суду Министерства пыток; высокопоставленные люди, бывшие до того сторонниками уступчивой политики, заявили, что лучше погибнуть, чем унизиться пред французами; повсюду собрана милиция, и из Маньчжурии и внутренних провинций потребованы новые войска. В то же время на юге началось поголовное избиение христиан и миссионеров, и многими сановниками предложено считать китайских католиков в числе сословий презренных, которым в Китае, наравне с актерами и нищими, до четвертого поколения воспрещается поступление на государственную службу. В гонении этом погибли тысячи людей не столько, конечно, за их религиозные верования, сколько за то, что их подозревали в сообществе и единомыслии с недругами империи.

В это же время проявилось в правящих сферах особое недружелюбие к иностранцам. Дела не решались, и иностранцы обвинялись все в сочувствии французам. Нельзя не заметить, что, с другой стороны, в открытых портах китайцы приняли меры к ограждению европейцев от возможных нападений черни. Подобных случаев не было, кроме разве разгрома нескольких европейских домов в Вэнь-Чжоу.

Между тем, вместо того чтобы серьезной демонстрациею на севере произвести впечатление на пекинское правительство, равнодушно относившееся ко всему, что не угрожало столице, французы, не желая касаться Ли Хун-чжана, в котором видели своего доброжелателя, ограничивались бесплодным разрушением некоторых открытых европейской торговле портов и фиктивной блокадой Формозы и примыкающей к Тонкину прибрежной местности. Предпринятая на Формозе кампания не была успешна. Войска встречали упорное сопротивление китайцев, болезни уносили сотни жертв, и полунезависимые племена острова не только не присоединились к французам, как они того ожидали, но, наоборот, оказали всякое содействие китайцам.

В Тонкине обстоятельства также не благоприятствовали французам. После конвенции 11 мая значительная часть войск отослана была на Мадагаскар, болезни свирепствовали между оставшимися, и французские генералы принуждены были с своими изнуренными батальонами поспешно итти на выручку отдельных разбросанных по Тонкину гарнизонов, осажденных превосходными силами. Продолжительность борьбы дала между тем китайцам и чернознаменным значительную боевую опытность. Они привыкли к тактике французов и неоднократно удивляли неприятеля своей стойкостью и хладнокровием. Признание риса контрабандой и занятие Пескадорских островов были мерами серьезными и чувствительными для Китая, но приняты были поздно и не могли уже принести большой пользы французам. Занятие генералом Негрие Лансона и движение во внутрь китайской территории были значительным сравнительно успехом, но успех этот также пришел поздно и не произвел впечатления на правительство. Вслед затем Негрие был ранен, войсками овладела паника, и Лансон был покинут.

Через несколько дней после этого министерство Ферри пало, и заключен был мир. В это время китайцы более чем когда-либо были возбуждены и готовы продолжать борьбу. Для приведения их к заключению мира необходимо было объяснить им, что успех в Лансоне покрыл все их прежние неудачи и что, не теряя своего достоинства, они могут согласиться на окончание враждебных действий, так как французы, вразумленные опытом, не предъявят уже требований о контрибуции. Переговоры эти были ведены англичанином Гартом.

Мир этот был принят в Китае как значительный успех. И на самом деле, после продолжительных усилий и напряжений, имея в китайских водах [376] грозный флот, а в Тонкине до 45-ти тысяч европейского войска, французы не оказались в состоянии сломить упорства Китая и принуждены были отказаться даже от того денежного вознаграждения семьям убитых при Бакле воинов, которое китайцы добровольно предлагали Патенотру в Шанхае.

Таковы были результаты необдуманной и нерешительной политики Франции. Тысячами напрасно потерянных жизней и огромными денежными суммами заплатила французская нация за ошибки своих правителей.

С своей стороны, как я имел честь заметить в начале сего донесения, Китай понял свою силу и предстоящую ему будущность. Он понял, каковы препятствия, предстоящие в настоящее время европейским державам в случае столкновения с ним, и насколько мало можно доверять бескорыстию их дружбы. Особенный интерес сановников возбуждают вопросы европейской политики. В Пекине подробно изучаются интриги и соперничество государств, и нет сомнения, что отныне Китай воспользуется этими сведениями для достижения своих заветных целей. Китай убедился также в превосходстве европейских судов и армий, и по части обороны уже начата серьезная реорганизация. Учреждено Морское министерство, во главе которого поставлен отец императора, и в Европе заказаны новые суда для ограждения берегов Срединной земли от нападений врагов. Телеграф проводится во все почти концы Китая, и близко, может быть, то время, когда отдаленнейшие провинции его будут соединены железными путями. Какова тогда будет сила Китая с его многомиллионным народом, который, конечно, значительно превосходит как по торговым способностям, так и по умеренности своих потребностей и строгой дисциплине какой-либо из народов Европы, и будут ли тогда народы эти довольны тем, что принудили Китай воспользоваться плодами нашей цивилизации? Нет сомнения, что Китай, ознакомившись ближе с Европой и войдя в общую политическую жизнь народов, поймет при осложнении его собственной внутренней жизни необходимость мира. Но до того времени настанет опасный период, когда Китай, столько раз унижаемый в своей гордости и увлеченный преувеличенным, может быть, понятием о своем могуществе, захочет доказать, что время его успехов настало, и вознаградит себя за вынужденные у него когда-то уступки.

С глубочайшим почтением и совершенною преданностью имею честь быть, м. г., в. впр-ва покорнейший слуга.

Ладыженский

АВПР, ф. Гл. архив, V-А-3, д. 2, лл. 62-75. Подлинник.

Комментарии

401. Имеются в виду совместные действия войск западноевропейских государств, США и цинского правительства, направленные на подавление восстания тайпинов в 1861-1862 гг.

402. Чжан Пэй-лунь (1848-1903)— китайский чиновник. До франко-китайской войны служил первым секретарем по военным делам при Ли Хун-чжане, затем ревизором и цензором. В период франко-китайской войны занимал позицию отпора Франции. Был назначен правительственным комиссаром по делам Фуцзяньского флота, но, мало разбираясь в делах флота, не организовал оборону под Фучжоу, что послужило одной из причин гибели Фуцзяньского флота и захвата французами Фучжоуского арсенала. Чжан Пэй-лунь был разжалован и сослан к северным границам. В 1888 г. вернулся в Пекин.

403. Чунь-Хоу — маньчжурский чиновник. Один из первых китайцев, ездивших в Европу. В 1870 г. в связи с убийством французского консула Фонтане в Тяньцзине ездил во Францию приносить извинения. В качестве полномочного представителя был послан в Россию для заключения договора по вопросу о Кульдже и Илийском крае. Заключил невыгодный для Китая договор, за что был разжалован. Вместо него был послан Цзэн Цзи-цзе, который и подписал Петербургский договор 1881 г.

404. Вот что сообщал о взятии Бак-Ниня командир русского корвета «Скобелев», зашедшего в марте 1884 г. в Сайгонский порт, капитан-лейтенант В. В. Благодарев в своем рапорте от 8(20) марта: «Накануне прихода корвета в Сайгоне получено известие о занятии французами 29 февраля (12 марта) города Бак-Нинь, контр-адмирал Курбе произведен за это в вице-адмиралы. Французы говорят, что в экспедиции в это время было до 10 тыс. человек, неприятеля же более 20 тыс. человек; у французов ранено 70 человек, потери же неприятеля большие, но неизвестны, так как многие из них бежали. Французские суда находились у о-ва Беталонга, мелкосидящие были в реках. В настоящее время здесь говорят, что адмирал Курбе с судами кохинхинского отряда возвращается во Францию, а адмирал Леспес с судами китайского отряда находится в Гонконге» (ЦГАВМФ, ф. 283, оп. 3, д. 6115, лл. 316-318).

405. Речь идет о Сюй Ян-сюе, губернаторе провинции Гуанси, проигравшем французам сражение под Бак-Нинем, и губернаторе провинции Юньнань Тан Цзюне, проигравшем сражение под Сон-Тэем, которые за это были преданы уголовному суду; казнили генерал- майора Чэнь Дэ-гуя и полковника Дан Минь-сюаня за потерю Фуляна. Сохранилась секретная телеграмма об этом С. И. Попова от 2 апреля 1884 г. (АВПР, ф. Гл. архив I-9, 1882-1887 гг., д. 38, л. 130).

406. Принц Гун (собственное имя И Синь) — дядя императора. По его инициативе был создан Цзунлиямынь в 1861 г., игравший роль МИД’а, он возглавлял Государственный совет, ведавший внутренними делами. В 1875-1884 гг. принц Гун фактически руководил всеми внешними сношениями, придерживаясь проиностранной ориентации. В 1884 г. под влиянием представителей группировки сопротивления Франции императрица Цыси специальным декретом сместила принца Гуна с поста главы Государственного совета и Цзунлиямыня. Вместо него Цзунлиямынь стал возглавлять И. Куан.

407. В своем донесении Гирсу от 6(18) апреля 1884 г. С. И. Попов сообщал об этом следующее: «Приписывают эти меры инициативе, движению гнева императрицы, женщины, не лишенной, как уверяют, умственных способностей, но вспыльчивой. Она была раздражена известием о падении Бакнина и поспешила обвинить в этой неудаче своих советников. Говорят, что обвинение не лишено основания, что из желания мира с Франциею они разными средствами, даже интригами (скрыванием приходивших от надлежащих начальников войск докладов и т. п.) парализовали военные действия Китая в Аннаме» (АВПР, ф. Гл. архив I-9, 1884 г., д. 21, лл. 21-22).

408. P. Xарт (1835-1911) — генеральный инспектор китайских морских таможен, в чью задачу входило взимание таможенного сбора в пользу иностранцев на основании Пекинского договора 1860 г. Деятельность Харта была направлена на укрепление позиций иностранных держав в Китае.