Донесение И. Г. Лорис-Меликова М. И. Терещенко о положении в Сиаме после вступления его в войну на стороне Антанты

Секретно

Давно ожидавшийся разрыв между Сиамом и германской коалицией наконец состоялся с объявлением войны Германии и Австрии, в ночь на 9 (22) июля, как я о том донес телеграммой от того же числа (См. док. № 164) .

Несмотря на продолжительную подготовительную кампанию в местной печати и толки о принятом королем решении, усиленные (Так в тексте, следует: усиленно) циркулировавшие в городе задолго до приведения его в исполнение, самый факт совершившегося события явился, как обыкновенно бывает, неожиданностью как для населения, так и, особенно, для самих австро-германских жителей. Ожидали разрыва почему-то сперва к 16-му, а затем к 20 июня и наконец к 1 июля, а когда эти сроки прошли, уже стали распространяться слухи, будто правительство изменило свое намерение и что разрыва вовсе не будет, т. е. простого разрыва дипломатических сношений, об объявлении же войны никто и не думал. Этим объясняется, что неприятельские подданные и даже официальные представители были большею частью застигнуты врасплох и что интернированные германские суда не успели быть затоплены.

Даже дипломатические представители союзных держав были оставлены в неведении относительно дня объявления войны и узнали о совершившемся факте лишь через утренние экстренные листки, выпущенные одной местной газетой. Прилагаю при сем первый — напечатанный скоро после ареста австро-германских жителей и захвата судов, и второй — с опубликованной уже декларацией о войне. [305]

В этой декларации, составленной самим королем, говорится, как видно из препровождаемого текста, что «с некоторого времени уже король следил с должным вниманием за теми способами, какими центральные державы Европы (т. е. Германия и Австрия,— о других не упоминается) вели войну и что он пришел к убеждению, что они вели и продолжают ее вести методами, обнаруживающими презрение ко всем принципам человечества и ко всякому уважению малых государств, открыто попирая международные права и соглашения в таких размерах, что борьба их приняла характер войны против торговли, человечества и мира вселенной». «Формальные протесты, заявленные сиамским правительством этим державам, были оставлены ими без всякого внимания. Это приводит к печальному выводу, что не может быть никакой надежды на дружеское и доброе соглашение по этому предмету».

«При подобных условиях придется придти к единственному заключению, что нет более возможности и нежелательно сохранить нейтралитет, когда дело касается всеобщего мира, и что в Сиаме (Так в тексте, следует: на Сиаме) , как одном из членов семьи государств, также лежит долг поддержать святость международных прав».

Далее даются в 12 пунктах подробные правила, которые следует соблюдать по отношению к неприятельским гражданам, покуда они находятся в стране.

Нужно отдать справедливость правительству, что, хотя оно действовало медленно, подготовительные меры им были приняты образцово. Замещение неприятельских служащих в сиамской администрации, в особенности на железных дорогах, в банках и общественных учреждениях, было всесторонне предусмотрено. Было приготовлено вполне подходящее просторное помещение в военном госпитале для интернирования мужского населения германской и австрийской колоний. За несколько дней до самого объявления войны ко всем союзническим миссиям были приставлены наряды тайной и явной полиции для предупреждения могущих возникнуть каких-либо беспорядков. Арест германцев и австрийцев и отвод их в концентрационный лагерь был произведен на рассвете, при соблюдении полного порядка и в самых приличных формах. Все обошлось без сколько-нибудь достойных упоминания инцидентов, если не считать минутной перестрелки «в воздух», происшедшей при наложении ареста на одно из германских судов «Траутенфельс», и возникших, но сейчас же потушенных, вспышек на трех пароходах, о которых я упомянул в своей телеграмме от 11 (24) июля за № 39 (См. док. № 165) .

Приведением в исполнение интернирования неприятельских подданных руководил принц Чакрабон, а захватом германских судов — принц Борипат, который против ожидания, поборол свои германские симпатии и выказал королю полную лояльность.

Сиамцы очень гордятся столь удачным выполнением этого исторического акта, коим они особенно хотели доказать свою зрелость в смысле общеевропейской цивилизации, и в этом они, увы, не мало превзошли тех самых культуртрегеров, которые привыкли на них смотреть, как на азиатских варваров. В своей амбиции показать «фарангам» (Слово, которым сиамцы обозначают европейцев. (Прим. док.) ) , что они ничуть не хуже их, они, пожалуй, и переборщили. Кроме полного комфорта, с которым неприятельские подданные были интернированы, к ним были приставлены для охраны исключительно офицеры, воспитавшиеся в Германии и в силу этого, вполне понятно, питающие несомненные германские симпатии. Германцы, конечно, пользуются этим случаем, чтобы через них [306] продолжать свою антисоюзническую пропаганду в войске и в стране, он» вообще чувствуют себя вполне счастливыми в своем положении и не только не перестали мечтать о пересылке их в Австралию, как я об этом упомянув в своей телеграмме от 8 (21) июня за № 23 (См. док. № 161) , но теперь даже настоятельно просят, чтобы их оставили здесь, что, конечно, особенно льстит самолюбию сиамского правительства. Однако мои коллеги, особенно французский и английский, предвидя вредное влияние дальнейшего пребывания здесь этих сомнительных друзей-неприятелей, энергично настаивают перед своими правительствами на требовании о высылке всех подданных неприятельских держав из пределов сиамской территории. После отказа австралийских властей принять их у себя, теперь решено, более или менее окончательно, отправить их в Индию, ждут лишь известий об определении участи сиамцев, оставшихся в Германии, особенно о выезде из Берлина со своим личным составом сиамского посланника, сына принца Девавонга.

Оставшиеся на свободе жены и семьи интернированных из того же опасения пропаганды были скоро также заключены в приспособленные для этой цели помещения германского клуба.

Чтобы придать захвату судов легальный характер, учрежден призовой суд, устав которого при сем прилагается, решением которого эти суда будут присуждены сиамскому правительству. Как видно из прилагаемого списка, общая вместимость захваченных судов немного превышает 20 000 тонн, что при общем недостатке в тоннаже является уже не столь пренебрежительной величиной. Поэтому не удивительно, что на них заявил» претензии заинтересованные державы. Еще год тому назад, при проезде моем из Вашингтона в Петроград, в Париже ко мне обратился через посредство нашего морского агента французский Главный морской штаб с просьбой поддержать по приезде моем в Банкок французского представителя в его попытках приобрести эти суда для французского правительства. Тогда имелось в виду воспользоваться ими для перевозки наших войск, которых предполагалось отправить из Владивостока на французский фронт. На мой вопрос, как относятся к этому предприятию англичане, начальник Морского штаба ответил, что можно будет пока обойтись без них. Однако впоследствии товарищ министра иностранных дел г-н де Маржери мне заявил, что английское правительство поставлено в известность об этом плане и также поручило своему представителю в Банкоке оказать содействие своему французскому коллеге в этом вопросе. Но, прибыв затем в Лондон, я узнал в Форен Оффисе, что английское правительство, вследствие полученных от своего посланника в Банкоке сведений о трудности выполнения задачи, уже отказалось от этой мысли. При прибытии моем в Петроград, я представил проект о приобретении сказанных судов через посредство норвежской компании. Мое предложение было сообщено французским послом в Петрограде в Париж и оттуда в Банкок, но там встретило сопротивление со стороны английского посланника, и с тех пор вопрос о мирном приобретении судов считался окончательно отклоненным.

Теперь же сэр Герберт Деринг успел уговорить сиамского министра иностранных дел предоставить пользование захваченной флотилией специально учреждаемой с этой целью акционерной компании, которая была бы основана исключительно на английских капиталах, имела бы английское управление и оперировала бы, под сиамским флагом, для одной Англии. Как только это стало известно французскому посланнику, он поспешил донести об английских домогательствах своему правительству, и, получив, соответственные инструкции, заявил сиамскому министру иностранных дел протест, затребовав третью часть флотилии для Франции. Его примеру [307] несколько дней спустя последовал и японский посланник. Сиамское правительство, не желая навлечь на себя нарекания с чьей бы то ни было стороны, предоставило трем правительствам разрешить вопрос между собой, и в настоящее время ведутся переговоры по этому предмету между Парижем, Лондоном и Токио (На этих днях появилось еще предложение известного американского акционерного общества «International Corporation» зафрахтовать германские суда, и здешнему американскому поверенному в делах было предписано его правительством поддержать ходатайство этой компании. Но едва ли оно имеет какие-либо шансы на успех. (Прим. док.) ) .

Вообще английский посланник, который, как я уже об этом доносил, всегда явно противился вступлению Сиама в ряды союзников, как только узнал о состоявшемся решении, принялся и сумел, как всегда бывает с англичанами, извлечь для своего государства все выгоды из создавшегося положения. Управление единственного сиамского банка ³³², во главе которого стоял немец, перешло в руки англичанина (управляющего Чартеред Банка для Индии, Австралии и Китая) . Место управляющего Северной железной дороги германского подданного Вейлера занял английский инженер Гиттинс. Это особенно встревожило французского представителя, так как в случае продления согласно проекту этой линии к северо-востоку, она упрется в зону, в которой, по условиям заключенного в 1896 г. между Францией и Англией соглашения, каждая из этих держав обязалась «не приобретать каких-либо специальных преимуществ и выгод, пользование которыми не было бы предоставлено обеим державам или их гражданам совместно».

Когда г-н Лефевр-Понталис привлек внимание сэра Герберта Деринга на это обстоятельство, то последний заявил ему с притворным удивлением, что он не знаком с этим договором и что он сомневается, чтобы в английской миссии находился экземпляр этого акта.

Во главе призового суда тоже поставлен англичанин, как видно из прилагаемого правительственного объявления.

Достигнув всего, что ему нужно было, Деринг третьего дня поспешил отправиться в отпуск.

Как я уже донес телеграммой от 11 (24) июля за № 40 (См. док. № 166) , весть об объявлении войны была встречена населением без воодушевления. В первые дни любопытство толпы еще возбуждалось появлением конных патрулей на улицах, а когда и к ним присмотрелись, то всякий интерес к событию прошел, в особенности, когда еще стало достоверно известно, что сиамских солдат не пошлют на театр войны, чего сиамцы вначале сильно опасались, и Банкок и вся страна снова впали в обычную апатию и индифферентность.

В правительственном сообщении, текст коего тоже при сем прилагается, составленном, как мне сам сознался, принцем Девавонгом, аргументы в оправдание выступления Сиама подобраны не особенно удачно и убедительно. Все больше приводятся выдержки из послания президента Вильсона, а о роли Сиама говорится мало и не особенно ясно. Довольно неожиданной и едва ли усиливающей впечатление солидарности между союзниками является заключительная фраза, в которой сказано, что некоторые союзники будут обрадованы вступлением Сиама в их ряды. Намек на то, что есть и недовольные, относится, по-видимому, к Англии. Указывая на эту фразу, я шутя заметил принцу Девавонгу, что надеюсь, что в числе первых он также имел в виду Россию. Он мне на это ответил, что он и особенно король весьма ценят мое отношение, как представителя России, к вопросу о присоединении Сиама к союзникам, и что король выразил желание со мною познакомиться, не дожидаясь вручения мною верительных грамот. Было условлено, что министр меня представит на [308] благотворительном спектакле в пользу обществ Красного креста союзных держав, назначенном на вчерашний вечер в Королевском театре.

Во время первого антракта за мною зашел в ложу министр иностранных дел и провел меня в фойе, где находился король, который встретил меня весьма радушно. После того, как я ему объяснил задержку, произошедшую в получении мною верительных грамот, высланных из Петрограда еще в конце нашего апреля, король очень любезно сказал, что это не должно быть помехою для нашего знакомства. В дальнейшем, ввиду неимения каких-либо инструкций от своего правительства, я воздержался затрагивать вопрос о вступлении Сиама в войну, и беседа приняла совершенно частный характер. Исполнявшиеся в этот вечер пьесы, между прочим, были сочинения самого короля.

Король, если не единственное, то во всяком случае самое довольное лицо в Сиаме по поводу объявления войны. Он высказывает свое удовлетворение при каждом удобном случае как в речах и беседах здесь, так и в телеграммах, посылаемых им за границу в ответ на получаемые приветствия. Говорят, что он очень мечтал об отправлении сиамского военного отряда на театр войны и отказался от этой мысли лишь после того, как убедился, что у его войска нет особой охоты рисковать своей жизнью на чужих далеких полях сражения.

Как бы то ни было, сам факт вступления в мировую войну является для Сиама великим историческим событием и, без сомнения, началом новой эры, так как оно выводит его из положения забитого и находящегося в тисках у двух соперничающих держав, полувассального народа в положение полноправного члена великой семьи свободных государств, борющихся за независимость и права всех народов мира как великих, так и в особенности малых.

АВПР, ф. Канц., 1917 г., д. 69, лл. 31-35. Копия.

Комментарии

332. Имеется в виду Сиамский коммерческий банк.