Письмо И. Г. Лорис-Меликова М. И. Терещенко по поводу присоединения Сиама к странам Антанты

Милостивый государь Михаил Иванович!

Цепь народов, держащих себя дружно за руки вокруг озверевших врагов человечества, увеличилась еще одним звеном. Сиам, сказочная страна [297] далекого апатичного Востока, сошла со своей Нирваны и заявляет всему свету, что и она — равноправный член семьи просвещенных народов, что и ей дороги международные права и идеалы равенства национальностей и что она готова нести свою долю в защите высших благ человечества против могущественных их попирателей.

В этой светоносной волне, обхватывающей постепенно все государства мира, есть что-то мистически-величественное и ободряющее, в особенности для нас, русских, переживающих столь стихийные сотрясения в нашей национальной жизни. Человечество, видимо, возрождается, его идейный мир явно не умер, или же вновь воскресает, если даже гигантский «спящий Будда» Сиама протирает свои глаза. Он начинает понимать, что прошла пора, когда можно было удаляться от других и прозябать в разобщении с остальным миром. Теперь уже нет спасения вне общности как для отдельных индивидов, так и для народов, и наступила эра всемирного взаимодействия и всесветной кооперации.

Если мы стремимся к уничтожению неравенства классов, то тем более нам следует быть апостолами равноправия народов. И в этом смысле я стал направлять свою работу в Сиаме с самого начала своей деятельности здесь, как вы изволите видеть из предыдущей моей экспедиции, а также из переписки моей с принцем Чакрабоном, приложенной к посылаемой сегодня депеше № 4 (См. док. № 159) .

Как ни странно, или вернее, как и следовало ожидать, главное противодействие, на которое я наткнулся с первых шагав, предпринятых мною с целью внушить сиамскому правительству целесообразность его вступления в ряды союзников, исходило от моего английского коллеги, как я уже ранее докладывал. Еще накануне принятого королем решения порвать с германской коалицией г-н Деринг слышать не хотел о возможности разрыва и по этому поводу даже употребил выражение: «this stupid question» («Этот дурацкий вопрос» (англ.) ) .

Поведение его я считаю, однако, вполне характерным для общего английского умозрения. Либерализм англичан,— в отличие от нашего (во всяком случае, в международной политике) ,— отнюдь не идейный, а исключительно практический, основанный и вырощенный на узко эгоистичной почве. Но и у себя, во внутренней политике, «свободолюбивые» британцы терпят либерализм лишь потому, что знают, что рядом с ним у них имеется такой же сильный, если не более мощный консерватизм, который никогда не дает первому овладевать страной, и в подавлении захватных стремлений либеральных элементов английская народная власть умеет проявлять подчас весьма суровые меры. Вся история Ирландии, до самых последних дней, служит тому ярким примером. Да и жестокие репрессии рабочих движений не безызвестны в Англии, начиная с знаменитых «Peterloo Massacres» ³²⁵ в Манчестере в 20-х годах минувшего столетия до нашего времени.

Фоксы, Гладстоны, Ллойд Джорджи не были бы мыслимы в Англии, если бы рядом с ними не стояли Питты, Пальмерстоны, Биконсфильды и Чемберлэны ³²⁶. В этом уравновешении оппозиционных направлений, как называют его англичане, состоит великая сила и мощь их нации. В международной же политике либерализм англичан всегда непреклонно уступал место крайнему консерватизму. Историю Англии со времен Кромвеля, безусловно, делали не Фоксы и Гладстоны,— не вигги, а беспощадные тори,— Питты, Велингтоны, Пальмерстоны, Биконсфильды, Чемберлэны и т. д.

В этом отношении весьма характерно сделанное мне моим английским коллегою замечание, о котором я упомянул в письме моем на имя П. Н. Милюкова (См. АВПР, ф. Японский стол, д. 1793, л. 29 об.) ,— что его начальник не Ллойд Джордж, а Бальфур ³²⁷. [298]

Я не сомневаюсь ни одно мгновение в том, что тот же сэр Джордж Бюкэнен, который объявился столь красноречивым и блестящим чемпионом свободы в России, не замедлил бы окутаться в самую черную мантию реакционизма в случае, ежели бы ему предложили, например, отказаться от сферы влияния в Персии, не говоря уже о провозглашении свободы Индии или Египта. Англичане щедры на раздачу свобод лишь при условии полного им подчинения, как было с дарованием автономии Трансвалю,— или же когда они, иначе, рискуют потерять свое владение ³²⁸. Под этой угрозой и было дано самоуправление колониям, особенно после горького опыта с отделением Соединенных Штатов ³²⁹. С другой же стороны, беспощадные подавления восстаний в Индии, Бирмании и еще недавно в Сингапуре громко свидетельствуют, что, когда освободительные стремления подвластных английскому имперскому скипетру народов не отвечают их выгоде, они способны на меры чисто самодержавные, не лучше тех, от которых мы только что избавились.

Таков либерализм англичан и здесь, в Сиаме. Пока они себя считали полными хозяевами этой страны, они не прочь были ей делать такие уступки, на которые не решались другие державы. Как известно, они первые поспешили отказаться от экстерриториальной юрисдикции, предварительно, однако, заручившись крупными компенсациями и обязательством со стороны Сиама назначать в числе членов суда английских юристов. В последнее же время, находя, что сиамские суды не в достаточной мере следуют указке английских представителей, их посланник здесь стал относиться менее либерально к «суверенным», правам судоустройства Сиама и на этих днях потребовал смещения здешнего верховного судьи принца Свасти, который при этом, между прочим, один из самых убежденных сторонников разрыва с Германией.

«Отсутствие энтузиазма англичан» в вопросе о присоединении к великому союзу, о котором говорит в своем письме принц Чакрабон (прил. II к сегодняшней моей депеше № 4) (См. док. № 157) , кроется именно в их опасении, как бы Сиаму не удалось высвободиться из-под самовластного их господства и стать под коллективную защиту союзных держав.

Однако, как представитель правительства, воздвигающего свое государственное здание на основах справедливости и равенства,— я и здесь счел своим правом и своей обязанностью отстаивать интересы мирового равноправия.

Мои старания, как вам уже известно, не остались без результата, и сиамцам в оказанной им моральной поддержке русского посланника дана возможность отведать плоды истинного международного либерализма.

Всесветную пропаганду идеи братского единения народов, однако, я считаю для нас не только желательной ради торжества высокоэтических идеалов, но и необходимой в целях нашей самообороны,—дабы нам не остаться в одиночестве с нашим бескорыстием.

Народов бескорыстных вокруг нас, к сожалению, нет, и особенно среди тех, кого мы считаем свободолюбивыми. Самозабвение же — преимущественно черта русского характера.

Самозабвение во всем. Самозабвение в доверии, как и в недоверии, в подчинении, как и в свободе.

Другие же, особенно японцы и, конечно, англичане, никогда себя не забывают. Для них свобода ценна, поскольку она им выгодна, и они охотно накладывают на себя ярмо, если оно способно принести им пользу. С одинаковой расчетливостью они поддерживают как у себя дома, так и в особенности в чужих странах, то монархические, то демократические тенденции. [299]

Поэтому, в то время как сэр Джордж в Петрограде воспевает в прочувственных речах российскую демократию, здесь в Банкоке лейборган сэра Герберта (Деринг к недавнему дню рождения короля Георга произведен в сэры) превозносит ультрасамодержавный строй Сиама в статьях вроде тех, которые я послал П. Н. Милюкову с предыдущей вализой, и той, которую считаю долгом при сем приложить (См. АВПР, ф. Японский стол, д. 1793, лл. 40-46, 52) .

Но к сожалению — а то, быть может, к счастью,— эти будничные международные познания недоступны нашим народным массам. Они в прекраснодушном порыве самозабвения упаиваются (Так в тексте, следует: упиваются) высокоблагородными формулами мира без аннексий и контрибуций. Они не видят злорадные улыбки как врагов, так и «друзей» наших, с жадностью ожидающих момента, когда добродушный, расточительный русский барин-народ начнет раздавать свое веками накопленное достояние. У нас же, стоящих одиноко на сторожевых постах в далекой чужбине, пока разрываются сердца при виде, «с каким нескрываемым и непреодолимым презрением на нас уже теперь смотрят, правда, не настоящие, а только колониальные англичане», как мне сегодня пишут из Сингапура.

Конечно, сразу переделать наш русский народ в унисон с другими нет возможности. Однако мы можем, по крайней мере, оградить его до той поры, когда он сам сознает опасность своего благодушия.

Наилучшим страхованием его достояния, по моему глубокому убеждению, может служить, как я об этом уже упомянул в письме к вашему предшественнику,— заключение союза трех великих демократий: Франции, Америки и России (См. АВПР, ф. Японский стол, д. 1793, л. 28) .

Такая констоллация трех наиболее передовых народов, простирающаяся при этом на оба полушария земли, будет способной собирать вокруг себя мелкие государства, которые не могут не видеть в ней свое верное спасение, и она сразу станет мощной и несокрушимой твердыней всемирного мира, вокруг которого охотно объединятся все народы, ищущие опору для своего существования.

Состав этого тройственного союза, в отличие от старого, будет иметь все свойства, внушающие доверие народам. Франция — как родительница «прав человека» и всегда стоящая в первых рядах мирового прогресса; Америка — как уже спаявшая в одно государство свободолюбивых выходцев всех народов; а Россия — как самая искренняя и вдохновенная жрица свободы, раскрывшая нараспашку всю свою любвеобильную душу и готовая принести самою себя в жертву для идеи всеобщего братства.

Этот союз будет служить ячейкой (и весьма внушительных размеров) для братского союза народов, к которому мы все стремимся и который не может быть достигнут иначе, чем эволюционным путем. Никакие «лиги» мира и мipa, построенные на искусственных универсальных планах, не могут иметь успеха совершенно так же, как и мирные конференции с самого своего начала были обречены не неудачу. Народы должны сами соединиться, сами прийти к сознанию благотворности сплочения. Только тогда такое единение окажется прочным и будет иметь почву под собой. Без фундамента же всякие построения, как бы замысловаты и кажуще практичны они ни были, останутся утопиями — воздушными замками.

Более же крепкого и естественного фундамента для будущего всемирного союза, чем блок трех великих демократий, трудно себе представить. И мне особенно отрадно засвидетельствовать, что солидарность трех государств имела уже в уменьшенном масштабе свое проявление здесь, в захолустном уголке мира, где моими верными и единственными сотрудниками [300] в деле привлечения Сиама на сторону союзников были мои французский американский коллеги.

Содержание этого письма, сознаю, несколько выходит из узких рамок моей деятельности, но в эти дни весьма трудно оставаться безучастным и безмолвным зрителем роковых происшествий нашей родины, и чем более находишься в отдалении, тем интенсивнее переживаешь тревоги и радости ее. Хотя говорят, но трудно верится, будто раздаются в нашей многострадальной отчизне какие-то голоса, ратующие за упразднение понятия патриотизма и замену его интернационализмом, подобно тому, как во время французской революции пытались заменить религию культом разума. Однако им следовало бы напомнить слова знаменитого французского вольнодумца, сказанные им о боге, перефразируя их так: «Если бы не было отечества, следовало бы изобрести его».

Прошу вас, м. г., принять уверение в отличном моем почтении и преданности.

И. Лорис-Меликов

АВПР, ф. Японский стол, д. 1793, лл. 47-51 об. Подлинник.

Комментарии

325. «Питерлоо» — ироническое название, принятое по аналогии с Ватерлоо для обозначения кровавой бойни, устроенной английскими войсками 16 августа 1819 г. на поле св. Петра в Манчестере. По распоряжению реакционного правительства лорда Ливерпула войска разогнали митинг, созванный для обсуждения петиций о всеобщем избирательном праве. Сотни участников митинга, большинство которых составляли рабочие, были убиты и ранены. С целью подавления демократического движения правительство приняло так называемые шесть актов, направленные против свободы слова, собраний и печати («законы о затыкании рта»).

326. Имеются в виду лидеры либеральной и консервативной партий в Англии.

327. Имеется в виду английский государственный деятель и дипломат А. Балфур.

328. Трансвааль — провинция в Южно-Африканской Республике. Был превращен в английскую колонию в результате англо-бурской войны 1899-1902 гг.

329. Соединенные Штаты получили независимость по Версальскому договору 1789 г.