Письмо И. Г. Лopuc-Меликова Чакрабону по поводу присоединения Сиама к странам Антанты, и признания Сиамом Временного правительства

Я глубоко признателен за те сведения, которые вы изволили мне сообщить в сегодняшнем письме по предмету нашего недавнего разговора (См. док. № 145) .

Что упомянутый в нем представитель относится несочувственно к нашему плану, меня не удивляет. Он, конечно, всегда будет стараться занимать отдельное от других положение. Но это, казалось бы, и должно служить одним из главных побуждений для сиамского правительства к тому, чтобы войти, как можно скорее, в сообщество со всеми союзными державами, солидарность интересов с которыми и будет служить ему наилучшим ограждением против какой-либо односторонней или своекорыстной политики. Коллективность явится как бы защитной гаванью, куда сиамской государственной ладье всегда будет возможно спасаться от слишком резких ветров, свирепствующих подчас в омывающем Сиам международном политическом море, и избавит ее от необходимости предаваться трудной, истощающей и не всегда успешной работе лавирования между интригами соперничающих государств.

Вступление Америки в ряды союзников дает «окончательный отпечаток характеру настоящей борьбы», как справедливо сказал Ллойд-Джордж в своей недавней речи.

Эта война не есть «а sordid scrimmage for power and possessions» (Грязная схватка за власть и владения (англ.) ) . Это — всемирная борьба за права человечества и за защиту национальной свободы народов как великих, так и, в особенности, малых. Она должна привести к возрождению и воскресению народов всего земного шара, к созданию здорового их единения общностью мирных интересов. [279]

Это не есть пустая фраза или несбыточные мечтания. Это — яркое знамение времени, и в него теперь уже верит большая часть человечества, и миллионы лучших людей в священном порыве за него проливают свою кровь. И благотворное действие этого гигантского исторического сотрясения, обхватывающего отныне все части вселенной, коснется всех народностей, которые во-время оценят его значение и примкнут к общей борьбе за эти идеалы. Когда час настанет для сведения результатов войны и для совместной созидательной работы, которая будет главным образом направлена к решению общих экономических задач, то те немногие государства, которые очутятся вне ее, почувствуют свое одиночество и, несомненно, горько будут жалеть, что им не будет места в сонме держав — устроителей нового порядка. Это уже начали понимать большинство народов, и вслед за Америкой, как вы знаете, поспешили примкнуть к нему Китай и южноамериканские государства.

Было бы непоправимой государственной ошибкой для Сиама не сделаться также соучастником этого проведения в жизнь новых мировых начал и остаться в бесплодной, а, может быть, даже небезопасной, изоляции.

Предлогом для перерыва с общими врагами человечества должно служить само вступление в союз с державами, борющимися против них, и установление общих с этими державами правовых начал. Это совершенно тождественные причины с теми, которые побудили Сиам принимать участие в двух конференциях мира ³¹⁷, постановления которых были попраны ногами освирепевших полчищ обезумевшего германского императора.

Вступление Сиама в группу держав, борющихся за права человечества, несомненно, также отразится благотворно и на внутреннее состояние страны. Оно, бесспорно, укрепит положение его правительства. Последнее, соединившись с союзниками и тем доказав, что у него с ними есть общность моральных интересов, несомненно, найдет в них опору для своих образовательных и просветительных начинаний в стране и тем заставит замолчать те беспокойные элементы, являющиеся в большинстве случаев лишь орудием подпольной агитации державы, которая ради корыстных своих замыслов всегда сеяла и вероятно еще долго будет стараться сеять раздор и смуту по всему земному шару. Изоляция же лишь облегчит эти происки, тогда как приобщение Сиама к народам, борющимся за идеалы человечества, только теснее сблизит его собственный народ с его правительством.

Именно непонимание требований времени и лежащих на нем обязанностей, созданных изменившимися мировыми условиями, погубило наше бывшее правительство.

Мы живем в исключительной эпохе истории, где требуется исключительная чуткость. Кто не желает быть поглощен водоворотом событий, тот должен стараться опередить их или, по крайней мере, идти нога в ногу с ними. Ныне старые приемы уже более неприменимы, и государственная мудрость должна состоять в том, чтобы не быть застигнутым врасплох стихийными событиями. Нельзя называть настоящие явления новым курсом; это неизмеримо больше; это — настоящее «shaping of the world» (Формирование мира (англ.) ) , которое не повторяется во многие тысячелетия. Мало стараться приноровиться к новому мировому явлению, нужно почти что переродиться, чтобы быть в состоянии его воспринять.

И здесь я позволю себе коснуться вопроса, затронутого в. выс-вом в вашем письме, о нежелательности возбуждения разговора с принцем Девавонгом о признании им нашего Временного правительства. Я вполне понимаю те «scrupules» (Щепетильность (франц.) ) , которые удерживают ваше правительство от официального признания совершившегося переворота, и мне не хотелось бы настаивать на [280] этом, так как русское правительство, можно полагать, едва ли усматривает особой спешности в решении этого вопроса со стороны Сиама, как вы сами изволили заметить в вашем письме. Но для меня лично непризнание моего правительства является фактическим отказом со стороны вашего в установлении или в продолжении деловых сношений с российской миссией в Бангкоке, так как от чьего же имени я могу действовать и каким образом сиамский министр иностранных дел будет иметь возможность вести переговоры с представителем правительства, которое им не признано?

Поэтому я осмеливаюсь советовать сиамскому правительству, если оно вообще не противится тому, чтобы я вступил с ним в деловые сношения, не откладывать более признание русского Временного правительства.

К чему и в этом обособляться? Мировое значение русского переворота столь велико, что, казалось бы, оно должно заслонить все, как вы изволили выразиться, сентиментальные соображения.

Да кроме того, сиамское королевское правительство могло бы оформить свое признание, не насилуя свои чувства привязанности к монарху, который всегда проявлял дружбу и благорасположение к Сиаму и которым были установлены сношения между Россией и этой страной,— приблизительно в том виде, в котором большинство из бывших приверженцев императора Николая Второго это, вероятно, сделало, а именно:

«что ввиду добровольного отречения императора Николая Второго за себя и за своего сына от российского престола в пользу своего брата великого князя Михаила Александровича и ввиду того, что великий князь в свою очередь отказался от принятия престола до созыва всенародного Учредительного собрания, призывая одновременно всех российских граждан подчиниться власти Временного правительства, учрежденного по почину Государственной думы и облеченного полнотою верховной власти,— сиамское правительство, преклоняясь перед всенародно объявленном решении монарха, не считает себя в праве не признать новое положение вещей и выражает готовность войти в официальные сношения с Временным российским правительством и его представителем в Банкоке, до утверждения окончательной верховной власти в России».

Я не сомневаюсь ни на одну минуту, что в. выс-во вполне убеждены в том, что к высказыванию вышеизложенного я не был побуждаем никакими особыми видами ни моего правительства, ни — тем более — собственными личными. Петроградское правительство, как вам известно, теперь занято столь крупными жизненными задачами, что оно, конечно, может повременить решением вопросов, не столь близко затрагивающих судьбы Российского государства. И если я взял на себя смелость столь откровенно выразить здесь свои мысли, то это исключительно из самого искреннего желания идти навстречу сиамскому народу и правительству, к которым Россия,— как и ее бывший монарх, так и народ,— были неизменно преисполнены самой глубокой, бескорыстной симпатией. Эти чувства не могли измениться в России и поныне и не должны изменяться и впредь. За это я беру на себя смелость безусловно поручиться. Но, с другой стороны, и Сиаму не следовало бы остаться безучастным к гигантским событиям, определяющим и созидающим судьбы Российского государства, и слишком медлить выражением своего уважения к проявлениям его народной воли путем признания совершившейся перемены верховной его власти.

Дружба столь безъинтересованная (Так в тексте) великого русского народа, казалось бы, стоит преодоления некоторых сентиментальных соображений.

С подлинным верно Н. Ф. Берг

АВПР, Японский стол, д. 1793, лл. 18-20 об. Заверенная копия.

Комментарии

317. Имеются в виду Гаагские конференции 1899 и 1907 гг. (см. прим. 307).