Донесение В. В. Траутшольда В. Н. Ламздорфу о росте японского влияния в Сиаме

Милостивый государь граф Владимир Николаевич!

Японский посланник при сиамском дворе г-н Инагаки отозван своим правительством и на днях покинул Банкок. Он лично объясняет свое отозвание предстоящим повышением на пост в Европе, хотя, насколько мне известно, г-н Инагаки далеко не persona grata в Токио.

Г-н Инагаки прибыл в Сиам в 1897 г. первым представителем Японии и пробыл здесь 8 лет, сначала министром-резидентом, а с 1903 г. в звании чрезвычайного посланника и полномочного министра, причем почти все время состоял деканом Дипломатического корпуса. При нем между обоими азиатскими государствами не только впервые завязались торговые и политические сношения, но в особенности последние из них за эти 8 лет до того упрочились, что в настоящее время политическое влияние Японии и симпатии к ней в Сиаме следует считать безусловно преобладающими. О том, как успешно действовала в Сиаме японская политика, свидетельствует [245] целый ряд достигнутых ею благоприятных результатов, главным образом, привлечение в Банкок не только торговцев, но и специалистов по разным отраслям, которые, поступив на сиамскую службу, во многих случаях заменили европейцев. Так, были приглашены в Сиам: юрисконсульт по судебному ведомству, эксперты по шелководству, наставницы для сиамского института благородных девиц, инструктора для армии (прибытие которых, однако, было задержано войною) и др.

Об этих и прочих успехах японцев упоминалось в свое время. Мне остается лишь указать на 2 факта, имевших место в самое последнее время, тоже свидетельствующих о растущем влиянии Японии,— это: прибытие в Банкок первого выстроенного в Японии для сиамского правительства судна и отправление одновременно с г-ном Инагаки десяти знатных молодых сиамцев для поступления в японский морской кадетский корпус. В обоих случаях сиамцев, помимо всяких японских симпатий, главным образом, подкупала поразительная дешевизна, при которой японцы взялись обучать молодых сиамцев военно-морскому делу и строить Сиаму суда, а с японской стороны в этом нельзя не видеть нового приема к упрочению своего политического влияния в Сиаме. С этою же целью японцы все время поддерживали слух, будто строящееся ими судно предназначается яхтой для сиамского наследного принца, и что последний на оном весной 1906 г. посетит Японию. Когда судно прибыло в Банкок, то, однако, оказалось, что оно предназначено Министерству внутренних дел для поддержания сообщений с губернаторами на Малаккском полуострове. Сиамцы остались крайне недовольны исполнением заказа, и яхту, по уверению служащих в сиамском флоте датчан, придется подвергнуть капитальной перестройке, так как в данном виде она не годится для своего назначения. Вместе с яхтой прибыл в Банкок для сдачи ее и, очевидно, получения новых заказов директор судостроительного завода в Кавасаки, близ Кобе, г-н Мацуката, сын известного японского финансиста, но, несмотря на все его усилия, ему пришлось уехать, пока, по-видимому, не получив новых заказов.

Успехи Японии в Сиаме объясняются главным образом политическими событиями последних лет, так высоко поднявшими престиж Японии в глазах всего света, а азиатских народов в особенности,— а не какими-либо личными качествами японского посланника. Г-н Инагаки — человек довольно ограниченный, невоспитанный и невзрачный, даже физически отталкивающий своим рябым лицом. При том всем в Сиаме еще памятен наделавший много шуму скандал по поводу недобросовестной поставки японских штуцеров, при котором личность замешанного г-на Инагаки обрисовалась в весьма неприглядном свете. В своих стремлениях насилу вкрасться в доверие здешнего двора японский посланник не брезгал никакими средствами, так напр., он прикидывался буддистом-фанатиком, прибегал к расточению денег, всякого рода подкупам и к самой грубой лести. В делах ему деятельную помощь оказывала его жена, умная, красивая и крайне честолюбивая японка, игравшая выдающуюся роль в здешнем обществе. Этим и модным в настоящее время увлечением Японией и объясняется, что г-н Инагаки может назвать свою миссию здесь крайне успешной и даже говорить о своей популярности в Банкоке, о чем свидетельствует особое внимание, оказанное перед отъездом ему и его супруге королем и двором, а также устроенные им здешним официальным миром и европейской колонией проводы.

Насколько легко будет новому японскому посланнику, каков бы он ни был, сразу занять выдающееся положение в Банкоке, настолько трудная задача выпадет на долю нашего представителя, чтобы не утратить последнего влияния и не уронить окончательно значения нашей миссии до второстепенного места. Наше влияние в Сиаме впредь будет главным образом [246] зависеть от того, какое положение здесь займет ныне возвращающийся принц Чакрабон, и насколько ему, а также и нашему представителю, удастся поднять павший престиж России в глазах членов двора и правительства и поддержать его у самого короля, который один еще открыто не перешел на сторону японцев. Без всякого сомнения, трудная задача нашего представителя облегчилась бы в значительной мере, если бы он прибыл сюда в звании (хотя бы личного) полномочного посланника. Этим он, во-первых, сразу станет на одинаковую ступень с представителями прочих держав, во-вторых, будет соблюдена обычная взаимность, а главное, будет исполнено желание короля, давно ожидавшего видеть у себя представителя государя императора в чине посланника.

С глубоким почтением и совершенной преданностью имею честь быть в. с-ва покорнейшим слугою.

В. Траутшольд

На л. 22 помета Николая II: К докладу. Царское село,

30 января 1906 г.

АВПР, ф. Японский стол, д. 1787, лл. 22-24, Подлинник.