Донесение русского поверенного в делах в Сиаме В. В. Траутшольда В. Н. Ламздорфу об откликах прессы, в Сиаме на революционные события в России в 1905 г.

Милостивый государь граф Владимир Николаевич!

Известия о событиях в России, в настоящее время приковывающих к себе внимание всего мира, проникают и в далекий Сиам и оживленно обсуждаются здесь печатью и обществом. Тенденциозные, а часто просто апокрифические телеграммы враждебных России агентств, сами по себе грубо извращающие или преувеличивающие факты, раздуваются здешней одинаково враждебной нам прессою до чудовищных размеров. Так, распускались всевозможные слухи, один другого тревожнее, на ту тему, что в Петербурге полная анархия и что столица России совершенно отрезана от всего внешнего мира, а вместе с ней и 2 члена сиамской королевской семьи: принц Чакрабон и случайно гостивший в Петербурге принц Асадан, который вследствие этого лишен возможности ехать в Англию учиться.

Ввиду напрасной тревоги, которую могли поднять подобные толки среди королевской семьи, а в особенности у королевы, матери обоих принцев, я, беседуя с королем, при случае навел разговор на эту тему, выразив е. в-ву свое удовольствие по поводу того, что у него, помимо дипломатического представителя, в Петербурге есть сын, от которого он всегда лучше всего может узнать об истинном положении дел в России, и что, таким образом, ему не приходится черпать свои сведения исключительно из такого сомнительного источника, каковым являются враждебные России газеты, ложно освещающие и умышленно искажающие факты. Король ответил мне, что принц Чакрабон на самом деле в своих письмах только и делает, что возмущается распространяемыми о России небылицами, постоянно энергически их опровергает и убедительно просит не верить газетным сплетням, которым, впрочем, он, король, никогда никакого значения не придавал. Письма Чакрабона, по словам е. в-ва, так и дышат любовью и преданностью к государю императору, которого он боготворит. Король прибавил, что еще до и во время русско-японской войны он предоставил сыну полную свободу действий—оставаться в России или возвращаться. На возвращении принца постоянно настаивала его мать, королева, и по ее упорным просьбам еще [244] нынешней весной, когда она была больна, принцу было предложено вернуться. Чакрабон, однако, всегда решительно отказывался, сперва под предлогом, что еще не кончил курса академии, во время войны же тем, что, нося русский мундир, не считает себя вправе в такое время покидать Россию.

После заключения мира здесь снова заговорили о возвращении принца Чакрабона, и был отдан приказ спешно докончить постройку дворца для принца, ожидавшегося в январе. Однако в своем последнем письме к отцу Чакрабон сообщает, что снова должен отложить свой отъезд из России, не желая в трудную минуту расстаться с обожаемым им монархом, и что вернется не раньше, чем в России уляжется смута.

Король, лично сохранивший до сих пор, несмотря на все постигшие нас несчастья, глубокую симпатию и непоколебимую веру в Россию и ее царя, вполне одобряет и разделяет благородные чувства сына. Королева же, как известно, симпатизирующая Японии, как и старший ее сын—наследник, крайне недовольна тем, что принц Чакрабон все откладывает свой отъезд. Она сильно по нем тоскует, тем более теперь, когда у нее отняли и младшего сына — Асадана, а наследный принц уже несколько месяцев в отсутствии, совершая поездку по северным провинциям королевства. Впрочем, всем здесь известно, что принц Чакрабон — любимый сын королевы и пользуется большей популярностью при дворе и у народа, чем его старший брат. Здесь часто приходится слышать сожаления, что не он родился наследником престола.

С глубоким почтением и совершенной преданностью имею честь быть, м.г., в. с-ва покорнейшим слугою.

В. Траутшольд

АВПР, ф. Японский стол, д. 1787, лл, 20-21 об. Подлинник.