№ 186

Милостивый государь граф Владимир Николаевич!

Недолог оказался медовый месяц взаимного согласия между американцами и кубанцами, что, впрочем, легко было предвидеть заранее и о чем я имел уже честь доносить в. с-ву. Несколько недель совместной жизни этих двух народностей не только не сблизили их между собою, но, наоборот, нагромоздили между ними массу недоразумений, недовольства и обоюдных упреков, обостривших положение и приведших к частичному разрыву, очень легко могущему превратиться в общий, благодаря чему, принимая Кубу, Соединенные Штаты убедятся, что они получили от испанцев наследство в полном составе, т. е. такое, в которое входит и обязательная борьба с туземцами, [365] чувствующими особое пристрастие к положению вечных инсургентов. Только кубанцы упускают из виду, что если до сих пор с ними не могла справиться десница далекой Испании, задерживаемой двусмысленным образом действий Соединенных Штатов, то теперь, когда в деле заинтересованы сами Штаты, эти последние имеют все способы сокрушить встречаемое сопротивление.

Судя по доходящим из-под Сант-Яго сведениям, отношения между американскими солдатами и кубанскими инсургентами, постепенно ухудшаясь, дошли до того, что между обеими армиями не было никаких сношений, так что их можно было скорее принять за две враждебные друг другу, а не союзные армии.

Американские солдаты и даже офицеры обращаются с кубанцами не иначе, как презрительно: они не могут забыть, что в трудные минуты кубанцы, в большинстве случаев, не желали разделить с американцами тягости войны — они не умели и не хотели ни драться, ни работать. Когда Шафтер просил Гарцию приказать инсургентским отрядам помочь солдатам, трудившимся над разработкою и проведением дорог, Гарция ему ответил: «Мои люди — солдаты, а не работники». Во время же кровопролитных боев 1 и 2 июля (нов. ст.) кубанцы находились за американскими линиями и, не взирая на просьбы докторов, отказались помочь переносить раненых на перевязочные пункты. Все это вызвало в американских солдатах такое возбуждение, что они, не стесняясь, предсказывают, что в скором времени дело дойдет до выстрелов между ними и кубанцами.

Но особое обострение началось с того дня, когда Шафтер запретил вход в Сант-Яго кубанцам, которые горели, в сущности, лишь желанием разграбить этот город, как они пред тем разграбили Баикири, Сибоней и Эльгауей.

Брат одного из инсургентских предводителей, Кастильо, явился в главную квартиру Шафтера, требуя объяснений, «почему кубанцы не имеют права войти в Сант-Яго и почему этот город оставлен в руках наших врагов?». Шафтер на это ему ответил: «Испанцы нам не враги; мы сражаемся с испанскими солдатами, но не намерены грабить мирных граждан, которые по-прежнему должны управлять своим городом; когда мы уйдем из-под Сант-Яго, я предполагаю, что тогда управление им перейдет к вам, но не ранее».

Кубанский посланец был сильно недоволен этими словами.

Когда генерал Шафтер пригласил Гарцию присутствовать при церемонии сдачи Сант-Яго, тот отказался, говоря, что он ненавидит испанцев и не желает с ними иметь никакого дела, после чего произошел между обоими генералами обмен прилагаемых писем ⁴⁷⁷, удостоверивших пропасть, лежащую между двумя союзниками.

Американцы, как кажется, очень оскорбились напоминанием Гарции, что во время своей войны за независимость они были также бедны и также в лохмотьях, как нынешние кубанцы, борющиеся за свою независимость.

Письмо Гарции напрасно опровергает обвинение кубанцев в жестокости и в склонности к грабежу. Официально удостоверено, что инсургенты пристреливали с берега испанских матросов, вплавь опасавшихся с разбитых судов Серверы. С другой стороны, кубанцы, несмотря на запрещение, тайком пробирались в Сант-Яго, крали лошадей и все, что попадало им под руку.

После отправления своего письма Гарция покинул окрестности Сант-Яго, отступил с своими отрядами на 50 миль во внутрь острова и [366] подал в отставку от должности главнокомандующего инсургентами в восточной части Кубы.

Нью-Йоркская революционная кубанская юнта ⁴⁷⁸, понимая, какое странное зрелище представляет из себя вражда между освобождаемыми и их освободителями, посылает, говорят, на Кубу Капоте ⁴⁷⁹, называющего себя вице-президентом Кубанской республики, чтобы помирить Шафтера с Гарцией ⁴⁸⁰.

Совершенное аналогичное явление замечается и на Филиппинских островах: Агвинальдо провозгласил себя диктатором и объявил генералу Андерсону ⁴⁸¹, командующему 6-тысячным американским отрядом в Кавите, что народ будет добиваться независимости. Сам Агвинальдо не желает подчиняться американцам и не хочет ни принимать посланца от Андерсона, ни доставлять провианта или перевозочных средств, в чем американцы сильно нуждаются.

Между прочим, Агвинальдо издал прокламацию насчет филиппинских знаков отличия, причем объявил, что в качестве президента министерства, он будет носить на шее золотую цепь с висящим на ней золотым же треугольником, на котором будут изображены солнце и 3 звезды. Кроме того, ему же одному принадлежит право иметь золотой свисток и трость с золотым набалдашником и такою же кистью.

По последним сведениям, инсургенты под Манильей держат себя по отношению к американцам гораздо нахальнее кубанских инсургентов, потому что они многочисленнее и лучше вооружены; американцы начинают теперь каяться, что сами же снабдили их оружием.

Зато нынешняя война имела другое неожиданное последствие: обоюдная храбрость и воинская доблесть, выказанная в боях как американцами, так и испанцами, сблизила обе эти народности, которые стали более ценить своих противников, относиться к ним с искренним и нескрываемым уважением. Солдаты обеих только что ожесточенно бившихся между собою армий теперь братаются, делятся друг с другом тем, что имеют, причем у американцев вырывается характерная фраза: «по крайней мере они такие же белые, как и мы».

Так что и тут, в Кубе, можно в будущем ожидать осложнений, вытекающих из того же обстоятельства разности рас, которое в действительности наблюдается в южных штатах Северной Америки и которое едва ли не всегда будет стоять неодолимым препятствием между белым и цветным населением и тем до крайности затруднит старания вашингтонского правительства разрешить практическим образом вопрос будущего управления и вообще политического устройства острова Кубы. Недаром пленные испанские офицеры, говоря о кубанцах, прибавляют: — «теперь они у вас на шее, и вы увидите, что с ними невозможно ничего поделать».

С глубочайшим уважением и истинною преданностью имею честь быть в. с-ва покорнейшим слугою.

В. Теплое

АВПР, ф. Канц., 1898 г., д. 113, лл. 132-136 об. Подлинник.

Комментарии

477. К донесению Д. Е. Шевича приложены письма Шафтера и Гарсии по поводу инцидента в Сант-Яго. В своем письме Гарсия выражал возмущение поведением американского командования, не допустившего солдат кубинской революционной армии в Сант-Яго, практически завоеванного кубинскими солдатами. Гарсия выступал также против решения Шафтера о сохранении в городе прежних испанских муниципальных чиновников. Гарсия сообщал об отводе своих войск от города, осуществленном в знак протеста против действий американцев. В ответном письме Шафтер, формально сожалея о «недопонимании» между американским командованием и Гарсией, заявлял о своем праве принимать любые решения в отношении противника, поскольку война ведется между США и Испанией (АВПР, ф. Канц., 1898 г., д. 113, л. 137).

478. Речь идет о Кубинской хунте — эмигрантском центре Революционной кубинской партии в Нью-Йорке.

479. Речь идет о вице-президенте Кубинской республики Доминго Капоте.

480. В. Теплов упоминает об известном конфликте между революционным кубинским генералом Калисто Гарсией и командующим американскими сухопутными войсками в Сант-Яго Шафтером. 14 июня 1898 г. революционные отряды под командованием Гарсии оказали решающую поддержку войскам Шафтера во взятии Сант-Яго. После падения города Гарсия намеревался организовать управление в Сант-Яго от имени Кубинской республики. Шафтер категорически воспротивился этому, оставив на местах всех прежних чиновников-испанцев и запретив кубинским солдатам входить в город «во избежание беспорядков». Гарсия направил Шафтеру резкий протест. К этому времени среди кубинцев усилилось недоверие к действиям американцев, появились сомнения в бескорыстии их помощи. Вызывающее поведение Шафтера служило новым доказательством неискренности американской политики. Как свидетельствуют донесения В. Теплова, вице-президент Кубинской республики Капоте ездил в Вашингтон специально, чтобы довести до сведения американского правительства, что цель борьбы кубинцев — полная свобода и независимость (АВПР, ф. Канц., 4898 г.. д. 113, л. 17).

481. Имеется в виду генерал Андерсон, командующий американскими сухопутными силами на Лусоне.