№ 183

Милостивый государь граф Михаил Николаевич!

Как я имел честь донести в. с-ву в моей секретной телеграмме от 19 сего июня, первые впечатления мои по прибытии в Соединенные Штаты были далеко неудовлетворительны. Я ожидал найти здесь правительство твердое и могущественное, которое можно было бы заподозрить разве лишь в увлечениях и ошибках, свойственных нации молодой и полной энергии, впервые пробующей свои силы в вооруженной борьбе, но должен сознаться, что проведенные мною здесь несколько дней заставили меня в значительной степени видоизменить мнение, которое я составил себе прежде, чем вступил на американскую почву.

Мы, по-видимому, еще весьма недостаточно знаем Америку, характер ее населения, ее теперешних государственных деятелей и те [360] направления, которые господствуют в этой стране с тех пор, как она, оставив внезапно политику мудрую и уравновешенную, которая сделала из Соединенных Штатов государство богатое и, можно сказать, пользующееся уважением и симпатиями целого мира, обратилась к политике, исполненной случайностей, последствий и опасностей которой не может предвидеть никто, и прежде всего само правительство Соединенных Штатов. Изучение истинных причин, побудивших Соединенные Штаты вступить на этот путь, не лишено поэтому, как мне кажется, некоторого значения и интереса. Весьма неудовлетворительное управление испанцев на Кубе, приведшее этот остров, некогда цветущий и в высшей степени богатый произведениями природы, к столь плачевному сравнительно положению, управление, вопиющие злоупотребления коего влекли за собою периодические возмущения против испанской власти, представляло, конечно, для Соединенных Штатов соседство, соединенное с многочисленными и несомненными неудобствами. Я не буду говорить о чувствах гуманности и о симпатиях, которые могли быть возбуждаемы в Соединенных Штатах действительными страданиями несчастных кубанцев; вопросы гуманности до сих пор не играли большой роли в политических решениях американского народа, одаренного серьезными качествами, но грубого и мало доступного увлечениям, внушаемым чувством. Потери и невыгоды для торговли и материальных интересов Соединенных Штатов, проистекающие из положения вещей на Кубе, очевидно, тоже должны быть приняты в соображение, но они тем не менее не объясняют вполне тех важных решений, которые признало нужным принять на себя правительство Соединенных Штатов и которые привели к настоящей войне. Куба является таким образом, по-видимому, лишь предлогом, и должно искать в другом месте истинные причины, побудившие федеральное правительство выступить на этот новый политический путь, столь несогласный с традициями и прошлым великой республики.

По весьма распространенному, громко не высказываемому, но находящему многих последователей мнению, нынешняя война имеет иной, значительно менее патриотичный и менее чистый источник, чем тот, который ей обыкновенно приписывают. Война, как говорят, явилась результатом финансовых комбинаций нескольких наиболее выдающихся стоящих у власти людей, больших капиталистов и промышленников союза, заинтересованных в кубанских делах, и, наконец, наиболее влиятельных представителей прессы, столь могущественной в этой стране и столь доступной соблазнам доллара. Во всяком другом месте только что изложенные причины по справедливости были бы сочтены за вымысел, но в этой стране, где доллар всемогущ, где весьма мало людей могут устоять пред его соблазнами, они могут быть отнесены к области возможного и даже вероятного.

Вышеизложенные соображения относятся к началу войны. Когда же первые шаги, сделанные на новом пути, увенчались успехом, виновники ее были увлечены течением военных событий; проснулся воинский пыл, аппетиты увеличились, горизонт расширился. Так, например, в начале войны президент Мак Кинлей и большая часть его советников категорически высказывались против похода и занятия Филиппинских островов. Перемена во взглядах президента Мак Кинлей на военные действия на Дальнем Востоке и на необходимость для Соединенных Штатов завладеть Филиппинским архипелагом, произошла вследствие настояний полковника Розвельдта (colonel Roosveldt) ⁴⁷¹, бывшего тогда товарищем морского министра, одного из редких военных [361] деятелей, достойных этого имени, которых можно найти в Соединенных: Штатах. Точно так же, как мне кажется, столь же неустойчивы и неопределенны до сих пор те мнения, которые составлены в здешних правительственных сферах как относительно способа ведения самой войны, так и относительно результатов и выгод, которые могут из нее быть извлечены. Советники, окружающие президента, по общему отзыву, не возвышаются над посредственностию и едва ли способны оказать ему существенную помощь в эти трудные для него минуты. Общественное мнение весьма разноречиво, и добрая половина американцев не одобряет нового пути, на который выступило правительство. Перемена курса в политике была действительно настолько крута и неожиданна, что не могла не внушить самых серьезных сомнений этому народу, весьма расчетливому по природе и одаренному значительной долей практического здравого смысла. Он спрашивает себя, не без опасений, куда и к чему все это приведет. С другой стороны, очевидно, что военные успехи, одержанные на Филиппинах и все более и более принимающие благоприятный характер на Кубе, значительно увеличат число сторонников войны и облегчат весьма трудную, должно сказать, задачу федерального правительства.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию имею честь быть в. с-ва покорнейшим слугою.

Кассини

АВПР, ф. Канц., 1898 г., д. 114, лл. 198-201 об. Подлинник.

Комментарии

471. Речь идет о Теодоре Рузвельте, одном из активнейших проводников империалистической политики американской буржуазии, выступавшем наиболее откровенно за аннексию Филиппин США. Во время испано-американской войны Т. Рузвельт занимал пост заместителя морского министра США.