СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ИНОСТРАННОЕ ОБОЗРЕНИЕ

1 марта 1903.

Правительственное сообщение по македонскому вопросу. — Турецкие реформы и европейская дипломатия. — Мирная программа балканской политики.

В «Правительственном Вестнике» от 12 февраля напечатано следующее оффициальное сообщение по македонскому вопросу:

«Из правительственного сообщения 30-го ноября минувшего года уже известны решения, которые с самого возникновения смуты на Балканском полуострове приняты были Россиею в целях предотвращения возможных осложнений в пределах Европейской Турции.

Неусыпно следя за политическою жизнью единоверных России народностей, Императорское правительство, своевременно осведомленное своими агентами об истинном положении дел, не переставало обращать самое серьезное внимание Порты на безотлагательную необходимость улучшения быта христианского населения Солунского, Косовского и Монастырского вилайетов.

Вызванному в октябре минувшего года в Ялту российскому послу в Константинополе было поручено выработать проект наиболее насущных преобразований и указать Порте на настойчивую потребность скорейшего применения таковых, дабы в корне пресечь причины недовольства среди ее подданных. В этом же смысле было сделано сообщение и командированному султаном для приветствования Государя Императора в Ливадию чрезвычайному турецкому послу Турхан-паше.

Отоманское правительство изъявило готовность последовать этим дружественным советам; обнародованный в ноябре 1902 года ирадэ султана о реформах в европейских провинциях Турции не представил однако достаточных гарантий желательного улучшения быта христианского населения, а посему и не достиг преследуемой цели — общего успокоения.

С другой стороны, не смотря на преподанные балканским государствам благожелательные советы, агитаторская деятельность революционных комитетов продолжала оказывать пагубное влияние возбуждением населения к восстанию против законной власти.

В виду такового крайне тревожного положения дел, Государю Императору благоугодно было Высочайше повелеть министру иностранных дел, в начале декабря минувшего года, посетить столицы Сербии и Болгарии для передачи как королю Александру, так и князю Фердинанду от Августейшего Имени Его Императорского Величества сообщения в нижеследующем смысле.

Россия, искони принимая самое живое участие в судьбе христианских народностей Турции, направляет и ныне все усилия свои [377] к тому, чтобы побудить отоманское правительство к скорейшему введению преобразований в трех европейских вилайетах. Для успешного достижения этой задачи безусловно необходимо, чтобы и славянские государства, с своей стороны, приняв зависящие от них меры к охранению спокойствия на Балканском полуострове, противодействовали опасной смуте и революционным замыслам. Лишь при таких условиях они могут твердо уповать на мощное заступничество России.

Его величество король сербский и его королевское высочество князь болгарский, в ответ на преподанные им от Высочайшего Имени советы, поспешили дать статс-секретарю графу Ламздорфу заверения в том, что правительства их, следуя доброжелательным указаниям Российского Монарха, озаботятся прекращением дальнейшей агитации со стороны революционных обществ и комитетов и будут выжидать результатов воздействия России в пользу христианских народностей Турции. Обещания эти были выполнены, и Императорское правительство не преминуло высказать полное одобрение болгарскому правительству по поводу принятых им за последнее время мер против революционных комитетов.

Вслед за посещением Сербии и Болгарии статс-секретарь граф Ламздорф, с Высочайшего Государя Императора соизволения, отправился в Вену, где между министрами иностранных дел обеих дружественных соседних Империй состоялись, в силу соглашения 1897 года, особые совещания, закончившиеся установлением главных начал, которые должны быть положены в основу проектируемых преобразований в трех турецких вилайетах.

Условленная таким образом общая программа была в начале минувшего января сообщена российскому и австро-венгерскому послам в Константинополе, коим поручалось, по обсуждении местных условий, выработать на основании ее более подробный проект мероприятий, направленных к существенному улучшению быта населения Солунской, Косовской и Монастырской провинций.

Изготовленный действительным тайным советником Зиновьевым и бароном Каличе проект удостоился одобрения обоих правительств и затем доверительно сообщен был 4-го сего февраля великим державам, подписавшим берлинский договор 1878 года, с просьбою, в случае сочувственного отношения их к предположенным реформам, оказать соответственную поддержку требованиям России и Австро-Венгрии в Константинополе.

Францией, Италией, Германией и Англией была выражена полная готовность поддержать пред Портою выработанный Россиею и Австро-Венгрией проект реформ.

Вслед затем российскому и австро-венгерскому послам поручено было от имени обоих правительств предъявить султану вышеупомянутый проект преобразований, которые, в главных чертах, сводятся к нижеследующему:

Дабы обеспечить успех задачи, возложенной, в силу ирадэ султана, на главного инспектора, должностное лицо это назначается на заранее определенный срок и не может быть отставлено до [378] истечения оного, без предварительного по сему предмету сношения с державами.

Главному инспектору предоставляется возможность, в случае надобности, пользоваться содействием отоманских войск на всем пространстве трех вилайетов, без обязательства обращаться в каждом отдельном случае к центральному правительству.

Генерал-губернаторы трех вилайетов обязаны строго сообразоваться с указаниями, исходящими от главного инспектора.

К участию в преобразовании полиции и жандармерии должны быть призваны иностранные специалисты.

Отоманское правительство должно озаботиться, чтобы число мусульман и христиан, служащих в жандармерии и полиции, было пропорционально количеству населения обоих вероисповеданий.

Сельские стражники должны быть избираемы из христиан там, где большинство населения христианское.

Так как притеснения и насилия, столь часто чинимые некоторыми албанскими преступниками по отношению к христианскому населению, равно как безнаказанность совершаемых ими незаконных действий и преступлений, составляют одну из главных причин смуты, — то отоманское правительство должно изыскать средства к прекращению такового положения вещей.

В виду того, что в трех вилайетах, вследствие происходивших там смут, произведены были многочисленные аресты, отоманское правительство должно, дабы ускорить возвращение к нормальному порядку, даровать амнистию всем обвиняемым и осужденным по политическим делам, а равно всем переселенцам.

Для обеспечения правильной деятельности местных учреждений, в каждом вилайете будет составляться бюджет доходов и расходов. Поступления от провинциальных налогов, под контролем отоманского банка, будут обращаемы прежде всего на нужды местного управления, включая содержание гражданских и военных учреждений. Способ взимания десятинного налога будет изменен и система общего откупа отменяется.

Отоманское правительство, оценив все значение сделанных ему представлений, приняло помянутый проект и дало местным турецким органам категорическое приказание тотчас приступить к выполнению намеченных реформ.

Вышеизложенные мероприятия, могущие естественно иметь широкое развитие в будущем, нельзя не признать достаточными, чтобы при нынешних обстоятельствах вполне обеспечить существенные улучшения быта христианского населения трех вилайетов.

При этом предполагается в некоторых местностях организовать, под руководством послов в Царьграде, бдительный консульский надзор за применением условленных реформ.

Сообщая российским представителям и агентам на Балканском полуострове о достигнутых ныне результатах в целях улучшения быта христианского населения Турции, Императорское правительство сочло необходимым вновь подтвердить им, для возможно широкого осведомления славянских народностей, те основные начала, коими оно в данном случае руководствуется. [379]

Призванные к самостоятельной жизни ценою неисчислимых жертв России, балканские государства могут с полною уверенностью рассчитывать на постоянное попечение Императорского правительства об их действительных нуждах и на мощную защиту духовных и жизненных интересов христианского населения Турции.

Но вместе с тем однако они не должны терять из виду, что Россия не пожертвует ни единой каплей крови своих сынов, ни самой малейшей долей достояния русского народа, если бы славянские государства, вопреки заблаговременно преподанным им советам благоразумия, решились домогаться революционными и насильственными средствами изменения существующего строя Балканского полуострова».

Чрезвычайная трудность задачи, поставленной на очередь последними событиями на Балканском полуострове, как нельзя яснее характеризуется содержанием приведенного правительственного сообщения. С одной стороны, кровавые волнения в Македонии и Старой Сербии действовали возбуждающим образом на умы в соседних балканских государствах и создавали почву для замешательств, опасных для общего мира; необходимо было поэтому постоянно употреблять сдерживающее дипломатическое влияние на те элементы, которые могли довести дело до вооруженного столкновения с Турциею. С другой стороны, невыносимое положение турецких христиан обострялось жестокими мерами, направленными к подавлению их недовольства, и европейские кабинеты вынуждены были действовать также на Порту, чтобы побудить ее предпринять что-нибудь для успокоения и удовлетворения подвластных ей жителей. В то же время нельзя было рассчитывать на значительные добровольные уступки султана: в этом отношении предстояло ограничиться лишь тем, что возьмется устроить само турецкое правительство. Турция приняла программу реформ, предложенную ей Австро-Венгриею и Россиею, о чем турецкий министр иностранных дел Тевфик-паша формально известил посланников 23 (10) февраля. «Это поспешное принятие — замечает газета «Temps» — было неизбежно. Австро-русская программа есть пока только программа, и если турецкое правительство не любит реформ, то оно ничего не имеет против программ, которые вообще очень мало ему стоют; нынешний же проект всего менее способен был взволновать турок. Более скромный, чем прежние проекты, он довольствуется некоторыми минимальными реформами в области административной и финансовой; он далек от цельного преобразовательного плана, выработанного двадцать три года назад коммиссиею для Восточной Румелии. Крайняя умеренность требований представляет по отношению к Турции такое достоинство, что султан счел долгом отвечать немедленным [380] согласием. Но не следует предаваться оптимизму по поводу этого скорого согласия: все зависит от того, как и когда будут исполнены объявленные реформы. Державы благополучно довели до конца часть своей задачи, наименее важную; та часть, которая остается впереди, обусловливает собою спокойствие Востока. После слов — нужны действия». Парижский «Temps» полагает, что только быстрое и энергическое осуществление обещанных реформ может обеспечить мир в христианско-турецких землях; между тем самые эти реформы не отличаются определенностью и оставляют много простора свободному толкованию и усмотрению турецких властей. Новая должность главного инспектора над тремя провинциями и их губернаторами будет обставлена известными гарантиями, и носитель этого звания останется несменяемым на точно назначенный — например, трехлетний — срок; но главный инспектор избирается Портою из мусульманских пашей без всякого участия великих держав, и нет никакого ручательства в том, что его обширные военные и административные полномочие будут служить к пользе угнетенных христиан. Никто не знает, насколько удачным окажется выбор этого высшего должностного лица, и потому практический успех реформаторской программы является еще весьма проблематическим. Преобразования и улучшения, рекомендуемые турецкому правительству, не выходят за пределы хороших пожеланий, которые в сущности ни к чему не обязывают и могут не принести заметных плодов на практике. Жандармерия и полиция в Турции, конечно, изменили бы свой характер, еслибы перестали быть орудиями мусульманского господства над бесправным населением; но достигается ли эта перемена привлечением некоторого числа христиан в ряды полицейских служителей, жандармов и сельских стражников? Порядочные и добросовестные обыватели из христиан не соблазнятся службою в турецкой полиции или жандармерии при современных условиях, и только худшие элементы христианского населения могут откликнуться на призыв властей в этом смысле, хотя бы к делу были привлечены иностранные специалисты. Трудно себе представить, чтобы турки мирно служили вместе с христианами в качестве охранителей общественного порядка и благочиния; еслибы это оказалось возможным, то и весь восточный вопрос давно не существовал бы. Турецкое правительство в принципе признает за собою обязанность положить предел насилиям и притеснениям, совершаемым албанскими и прочими башибузуками относительно христиан; но как отличить незаконные насилия от законных и поощряемых, при отсутствии самого понятия законности в турецкой административной практике? Где граница между произвольным угнетением и [381] предупредительными мерами государственной охраны? С турецкой точки зрения даже массовые избиения христиан считаются иногда законными способами расправы или средствами обуздания непокорного духа в населении; аресты производятся не по обвинению в каком-нибудь преступлении и не в целях судебного разбирательства, а в виде самостоятельных полицейских мероприятий, — так что в Турции нет обвиняемых и осужденных по политическим делам в европейском значении этих слов, а есть только преследуемые и подавляемые, которым бесполезно было бы обещать амнистию. Серьезной реформою было бы введение правильного бюджета в отдельных провинциях, под контролем оттоманского банка; но при запутанности общего финансового состояния империи нельзя надеяться, что материальные интересы провинций будут озабочивать центральное правительство, вечно нуждающееся в деньгах. Наконец, очень важен вопрос о мерах наблюдения за действительным выполнением намеченных преобразований; консульский надзор, хотя бы самый бдительный, не может быть достаточен уже потому, что консулы, в силу своих обычных служебных обязанностей, находятся в постоянных сношениях с местными властями и должны стараться ладить с ними, а попытки систематического вмешательства в дела администрации приводили бы к неприятным столкновениям, которые к тому же были бы бесцельны при малом авторитете консульской власти в глазах турецких пашей. Для организации надлежащего контроля требовалось бы назначение специальных европейских коммиссаров, снабженных широкими правами в пределах реформируемых турецких вилайетов; однако, державы не сделали такого шага из опасения нарушить принцип неприкосновенности верховной власти султана. Замечательно, что в своих обращениях к Турции по македонскому вопросу иностранные кабинеты избегают ссылаться на берлинский трактат, дающий европейской дипломатии несомненное право контролировать турецкое управление в христианских областях и настаивать на реформах и улучшениях, которые Порта обязывалась осуществить в свое время. Ссылка на трактаты и на положительные международные обязательства придавала бы заявлениям кабинетов более формальный и точный характер; а формальная определенность требований вызывает с другой стороны враждебное чувство, затрудняющее мирную развязку кризиса. Державам пришлось бы заранее условиться, как поступить в случае отказа Турции, и нельзя было бы обойти вопрос о совместных принудительных мерах, от которых уже недалеко до войны. Этих опасностей нет, когда иностранное вмешательство не выходит из круга [382] доброжелательных советов, направленных к обоюдному дружественному соглашению.

Самое ценное в последнем правительственном сообщении — это выражение твердой решимости сохранить мир на Балканском полуострове и воздержаться от прямого участия в событиях, которые могли бы быть вызваны какою-нибудь воинственною политикою Болгарии или Сербии. Христианские народности Балканского полуострова знают теперь, что «Россия не пожертвует ни единой каплей крови своих сынов, ни самой малейшей долей достояния русского народа, еслибы славянские государства, вопреки заблаговременно преподанным им советам благоразумия, решились домогаться революционными и насильственными средствами изменения существующего строя» в христианско-турецких землях. Условная форма этого предупреждения вполне понятна: нет надобности отнимать у македонцев всякую надежду на наше активное заступничество в случае крайности, напр. при повальных избиениях, и Турция, со своей стороны, не должна рассчитывать на нашу пассивность при всяких вообще обстоятельствах. Но не подлежит никакому сомнению, что внешний мир на Востоке остается первым и главнейшим предметом забот нашей дипломатии; о нашем военном вмешательстве в балканские дела не может быть и речи, и новая турецкая война из-за Македонии представляется совершенно невероятною. Кажется, ни один из самых предприимчивых наших патриотов не мечтает о подобном обороте событий, и мы могли бы с полным основанием сказать, что Россия ни в каком случае не повторит кровавой ошибки семидесятых годов и не даст себя вовлечь в войну под прикрытием коллективного вмешательства Европы в устройство балканских дел. В этом отношении наше миролюбие должно быть признано безусловным. Обстановка восточного вопроса значительно изменилась за последние два десятилетия; взаимные отношения держав, как и отношения их к Турции, — теперь уже совсем не те, какими были прежде. Англия не находит уже интереса в защите турецких порядков и откровенно хлопочет о реформах в пользу местных христиан; Австро-Венгрия не подчеркивает своего антагонизма с Россиею, а напротив, стремится действовать с нею заодно; Франция готова идти даже дальше нас в мерах заступничества за христианские народности, подвластные туркам; Германия и Италия не уклоняются от солидарности с другими державами в делах турецкого Востока. Македонский вопрос не дает материала для соперничества кабинетов и может разрешиться вполне мирно, если только руководящие великие державы установят ясную и положительную программу своей балканской политики. Энергия и [383] настойчивость в преследовании поставленных целей вполне совместимы с миролюбием, как это неоднократно доказывал опыт западно-европейской дипломатии; в частности, относительно Турции успешно применялись и весьма энергические приемы убеждения, без серьезной опасности для общего мира, — ибо турки вовсе не расположены или, вернее, лишены возможности воевать или действовать вызывающим образом против соединенных иностранных наций. И еслибы судьба Македонии потребовала таких же коллективных способов действия, какие употреблены были для пробного устройства участи Крита, то европейский мир не был бы этим нарушен или поколеблен; однако, в интересах истинного миролюбия нужно желать, чтобы дело обошлось без внушительных и дорого стоющих военных демонстраций.

Обнародованная недавно французским министерством иностранных дел «синяя книга» по македонскому вопросу объясняет отчасти причину и значение того факта, что последний дипломатический проект турецких реформ выработан и предложен непосредственно двумя державами, Австро-Венгриею и Россиею, к которым затем присоединились другие кабинеты. Французская дипломатия с самого начала кризиса отнеслась к нему вполне разумно: она не скрывала своего мнения о невозможности прочного мира в Македонии и Старой Сербии, пока не приступлено к серьезному преобразованию местной системы управления. Получая от своих представителей в Константинополе и в Салониках постоянные сообщения о насилиях и произволе турецкой администрации, французское правительство пользовалось этими сведениями для надлежащих ответов и советов турецкому посланнику, часто жаловавшемуся в Париже на революционную деятельность болгарских комитетов; наконец, министр Делькассе взял на себя инициативу более энергического коллективного шага в пользу Македонии и подробно изложил свои взгляды по этому предмету в депеше к французскому поверенному в делах в Петербурге, г. Бутирону, от 27 (14) ноября, причем указывал на практическую важность соглашения между державами, ближайшим образом заинтересованными в балканских делах, а именно между Австриею и Россиею. Эта депеша подготовила и облегчила попытку нашей дипломатии действовать совместно с венским кабинетом, так как мы имели за собою прямую поддержку Франции и вероятное сочувствие остальной Европы. Французские симпатии явно склонялись к решениям, благоприятным для турецких христиан, и это обстоятельство не могло остаться без влияния на австрийские идеи, всегда отличавшиеся некоторым оттенком туркофильства. Таким образом австро-русская программа реформ явилась [384] результатом общего миролюбивого направления европейской политики в области восточно-турецких дел.