102. ДОНЕСЕНИЕ Ф. ДЕЙНЫ Р. ЛИВИНГСТОНУ
| № 38 | С.-Петербург, [6] 17 августа 1783 г. |
Сэр.
Еще до получения вашего письма и резолюции конгресса 1, принятой вследствие моего письма от 23 сентября прошлого года 2, разрешающей мне вернуться в Америку и отмечающей бесполезность содержания меня здесь все то время, на которое, по моим ожиданиям, я задержусь, пока будут вестись переговоры о заключении торгового договора, я обратился к г-дам Виллинку и другим банкирам Соединенных Штатов в Голландии с просьбой предоставить мне здесь кредит на сумму не более 1000 ф. ст. за счет Соединенных Штатов, взяв в то же время ответственность на себя, если бы конгресс по каким-либо причинам отказался его утвердить. Кроме того, я обратился к моим банкирам в этом городе с просьбой перевести на мой личный счет 600 ф. ст. Как выяснилось, они необходимы мне для приобретения только тех предметов обстановки, которых не бывает в здешних так называемых меблированных домах. Я как раз собрался снять на полгода один из таких домов за 1600 руб. в год, когда пришло ваше письмо.
Но так как, по мнению конгресса, в настоящее время не стоит вести переговоры по упомянутому вопросу, я подумал, что мне лучше всего воздержаться от излишних расходов и воспользоваться представляющейся благоприятной возможностью, чтобы отплыть отсюда в Бостон и не дожидаться заключения окончательного мирного договора только ради того, чтобы получить аудиенцию у ее и. в-ва. Но главным образом я опасался того, что конгресс не одобрит мою попытку втянуть его в переговоры после получения разрешения возвратиться, так как стало ясно, что его членам не о чем договариваться с этим двором. Кроме того, попади я на аудиенцию к ее в-ву, мне было бы неудобно сразу покинуть двор или сделать это до следующей весны, и я не смог бы прибыть в Америку почти до конца будущего года. Поэтому я написал вице-канцлеру, как вы узнаете из моего последнего письма 3, о своем намерений вернуться в Америку. Далее, с целью разъяснения позиции конгресса и причин моего отъезда я снова написал ему 14-го числа сего месяца следующее 4:
«Графу Остерману. Милостивый государь. Во избежание превратного истолкования мотивов, которыми руководствовался конгресс Соединенных Штатов, давая мне разрешение вернуться в Америку, о чем я упоминал в письме, направленном в. с-ву 8-го числа сего месяца, я хотел бы известить вас, что, найдя свое здоровье сильно пошатнувшимся за время пребывания в этом климате и обнаружив в то же время, что мои личные дела неотложно того требуют, в сентябре прошлого года я направил конгрессу письмо, уведомив его о своем желании возвратиться в Америку. Конгресс любезно предоставил мне такую возможность исключительно в силу этих обстоятельств.
Эти причины, в особенности же расстройство моего здоровья, которое еще больше дает о себе знать в эти дни, вынуждают меня использовать ближайшую возможность для возвращения в Америку, и, поскольку сейчас такой случай представляется, я решил воспользоваться им. Но, независимо от этих соображений сугубо личного характера, есть еще одно: в связи с тем что я все еще не получил официального признания, мне представляется неудобным после получения упомянутого решения конгресса испрашивать аудиенции у ее и. в-ва с целью получения такого признания, особенно ввиду того, что, если бы я и сделал это, мне пришлось бы сразу же просить о прощальной аудиенции. Эти причины, я надеюсь, послужат извинением для моего отъезда [137] в качестве частного лица, в котором я нахожусь здесь по сию пору. Высоко ценя ту честь, которая выпала бы мне как первому посланнику Соединенных Штатов Америки при имп. дворе, я бесконечно сожалею о необходимости отбыть, не приступив к службе в этом качестве. Если в. с-во найдете нужным, я сочту за честь явиться к вам с тем, чтобы предоставить вам дальнейшие разъяснения по данному вопросу не в письменной, а в устной форме. Имею честь...
Фрэнсис Дейна».
В ответ на приведенное письмо я получил от вице-канцлера 15-го числа сообщение 5, переданное мне одним из его секретарей, о том, что он будет рад видеть меня в своем загородном доме на следующее утро. Когда я явился к нему, он сказал, что получил два моих письма, касающихся моего отбытия в Америку по причине пошатнувшегося здоровья; что мне уже сообщили о времени, которое ее и. в-во назначила для моего приема, и о причинах, побудивших ее к этому; что она не может изменить дату; что если же состояние здоровья не позволяет мне дождаться аудиенции, добавил он, то в таком случае решение вопроса о моем возвращении целиком зависит от меня самого. Я сказал ему, что причина, на которую я ссылаюсь, является истинной, что таково состояние моего здоровья еще с прошлой осени, когда я писал конгрессу, что мне не следует оставаться на зиму, но я ожидаю решения всех вопросов в течение зимы с тем, чтобы я мог получить аудиенцию у ее в-ва и быть готовым отплыть в Америку ранней весной. К этому времени я надеялся получить разрешение конгресса. Я добавил, что хочу только, чтобы все было понято правильно и что разрешение конгресса вернуться не было вызвано какими-либа событиями, имевшими место здесь.
Затем он спросил меня, получил ли я какой-либо ответ конгресса со времени сообщения о цели моей миссии. Я ответил, что ничего не получал и что если он соблаговолит обратиться к датам, то увидит, что это невозможно. Цель моей миссии была оглашена 24 февраля 6, а разрешение конгресса датировано 1 апреля, т. е. на 30—40 дней позже. Большую часть этого времени мое письмо с отчетом должно было находиться на пути к Парижу, и хорошо, если конгрессмены получили мою почту через два-три месяца. Между отправлением письма и получением ответа из Америки проходило шесть, а то и девять месяцев, как в данном случае, и я не получал первого ответа от ее в-ва почти два месяца после сделанного мной сообщения о цели моей миссии.
Он, видимо, был полностью удовлетворен этим объяснением и сказал, что очень сожалеет о том, что мое здоровье не позволяет мне остаться здесь и что ему было бы весьма приятно иметь честь видеть меня в качестве официального представителя. Я вновь выразил глубокое сожаление по поводу моего отъезда, в особенности потому, что, пробыв так долго в этой стране, я не был на аудиенции у ее и. в-ва, что было бы самой высокой честью, когда-либо оказанной мне. Я сказал ему, что предоставляющаяся ныне возможность отплыть отсюда прямо в Бостон настолько благоприятна, что, на мой взгляд, ее не следует упускать, так как в противном случае мне придётся задержаться в этой стране на всю зиму, ибо я полагаю, что было бы не совсем удобно с моей стороны отбыть ранее этого срока после приема у ее в-ва, с чем он, по-видимому, согласился. Он сказал, что после того как здоровье мое поправится, я, быть может, вновь вернусь сюда, и он будет очень рад меня видеть, и т. д. Я поблагодарил его за оказанную мне любезность, и мы расстались без малейших признаков неудовольствия. Я убежден, однако, что они больше хотели бы, чтобы я остался, так как они опасаются, что конгресс может выразить неудовольствие по поводу отсрочки аудиенции до заключения окончательного мирного договора — события, которое, как им должно быть известно, ничего не может изменить в политической жизни Соединенных Штатов.
Я счел за лучшее мотивировать разрешение действительной причиной, а мой быстрый отъезд 7 — расстроенным здоровьем, так как это совершенно ни к чему не обязывает членов конгресса, которые, все взвесив, вольны решать по своему усмотрению, стоит ли направлять к этому двору другого посланника или нет. Поскольку конгресс не желает нести расходы в связи с заключением торгового договора с ее в-вом, я нисколько не сомневаюсь, что вопрос о содержании здесь посланника теперь не имеет значения с точки зрения интересов нашей страны. Осуществление целей этой империи зависит от воли Соединенных Штатов в гораздо большей степени, чем американские интересы — от власти империи. Стоит нам начать усиленно разводить коноплю,— а территория вдоль р. Огайо исключительно для этого подходит,— мы подорвем основу торговли этой империи и дадим ее в-ву повод пожалеть на досуге о той позиции, которую она избрала по отношению к Соединенным Штатам.
Имею честь...
MHS, Francis Dana Papers, Official Letterbook, December 10, 1782 to February 3, 1784. Копия, англ. яз. Опубл.: RDCUS, vol. VI, p. 655—658.
Комментарии
1. Об инструкции Ливингстона № 9 от 2 мая 1783 г., к которой была приложена копия резолюции конгресса от 1 апреля 1783 г., см. примеч. 1 к док. 92.
2. См. док. 77.
3. Речь идет о донесении Дейны № 37 от 28 июля/8 августа 1783 г., содержащем также текст его ноты Остерману от того же числа. См.: NARS, RG 360, Item 89, vol. II (Microfilm Reel 117); RDCUS, vol. VI, p. 636.
4. Текст ноты от 3/14 августа 1783 г., написанной Дейной собственноручно и подписанной им, находится в АВПР, ф. Сношения России с США, д. 2, л. 40—41. Копия в исходящем журнале хранится в MHS. Francis Dana Papers, Official Letterbook, December 10, 1782 to February 3, 1784.
5. He обнаружено. Вероятно, речь идет об устном сообщении.
6. См. док. 85.
7. В письме брату от 30 сентября 1783 г. из Эльсинора Дейна сообщал, что покинул С.-Петербург 4 сентября и четыре дня спустя отплыл из Кронштадта на корабле «Kingston» (капитан Норвуд), который направлялся в Бостон. См.: MHS, Francis Dana Papers, Official Letterbook, December 10, 1782 to February 3, 1784. В письме президенту конгресса от 17 декабря 1783 г. из Кембриджа (Массачусетс) Дейна упоминал, что «Kingston» прибыл в Бостон 12 декабря. См.: NARS, RG 360, Item 89, vol. II (Microfilm Reel 117); RDCUS, vol. VI, p. 739.