ИСТОРИЧЕСКІЕ ТРУДЫ ИМП. ЕКАТЕРИНЫ II

I.

Когда говорят об исторических трудах Екатерины II, имеют в виду ее “Записки касательно российской истории", печатание которых началось в 1783 в “Собеседнике любителей российского слова" и которые вышли потом отдельной книгой, в шести частях (“Записки касательно российской истории. В Санктпетербурге. Печатано в Императорской типографии". Шесть частей: I-IV, 1787 г.; V — 1798; VI — 1794. Вторым изданием считается перепечатка одного заглавного листа: “Записки кас. российской истории. Сочинение Государыни Императрицы Екатерины II. В Санктпетербурге, печатано в Императорской типографии». Шесть частей, 1801). На первом издании имени автора не поставлено, как вообще не ставилось имени автора на всех сочинениях Екатерины II, при ее жизни изданных; оно явилось только при издании “Записок” 1801 года, — кем оно здесь прибавлено, пока неизвестно.

В тех же восьмидесятых годах XVIII столетия “Записки" были переводимы на немецкий язык, и здесь имя автора означено заглавными буквами, дававшими, конечно, ясное указание. Таким образом в немецкой литературе была возможность говорить об ее авторстве, — и здесь мы опять встречаем сомнение и недоверие, какие мы имели случай указывать относительно других сочинений Екатерины — ее драматических пьес, писем в Вольтеру, “Антидота". [171]

В 1794 такое сомнение высказано было в книге известного немецкого историка Шпиттлера (Entwurf der Geschichte der Europaeischen Staaten, vom Hofrath Spittler in Goettingen. Zweyter Theil, Berlin 1794, стр. 370. Этого первого издания мы не имели в руках. Во втором издании (Spittler's Entwurf etc., mit einer Fortsetzung bis anf die neuesten Zeiten versehen von Georg Sartorius. Zweyter Theil, Berlin 1807, стр. 446), в исчислении источников приведен немецкий перевод “Записок” с таким отзывом:

— Aufsatze betreffend die Russische Geschichte von J. K. (ais.) М. (aj.) d. K. а. R. Berlin а. Stettin, 1786 f. I-IX B. geht bis 1225. Fast sollte man an der Authentie zwelfeln): он говорил, что “почти можно сомневаться в подлинности». В одном немецком журнале, в разборе книги Шпиттлера, это сомнение объясняется и продолжается так: “Тайная литературная история говорит, что “Записки касательно российской история" извлечены из ненапечатанного, в пять квартантов, сочинения г. гофрата Стриттера" (Neue Allgemeine Deutsche Bibliothek. Des funf und zwanzigsten Bandes zweytes Stuck. Eunftes bis achtes Heft. Kiel, 1796, стр. 420. Здесь добавляется, что “Записки" доведены в русском подлиннике до 1276 г.). Очевидно, что тайная литературная история (die gebeime Litterargeschichte) шла в Берлин из Петербурга, всего вероятнее из немецкой ученой колония в академии и также в кругу немцев-переводчиков, работавших для императрицы Екатерины. Но в этом случае “тайная история" ошибалась. Хотя до сих пор и не раскрыт достаточно ход исторических работ имп. Екатерины, нет сомнения, что оне были более сложны и более самостоятельны, чем простое извлечение из готовой книги Стриттера, — а главное, есть основание думать, что “Записки касательно российской истории» составлялись гораздо раньше труда Стриттера.

Чтобы кончить с этим вопросом об отношении “Записок» в книге Стриттера, приводил один документ, давно напечатанный, — которого, впрочем, нам не случилось встретить между архивными бумагами Екатерины II. Это — заметки ее на сочинение Стриттера, сообщенные в книге Старчевского о русской исторической литературе до Карамзина (Очерк литературы русской история до Карамзина. Спб. 1846, стр. 234-236. Старчевский уже знал многое из неизданных в то время бумаг и писем Екатерины: «Нам неизвестно, — говорил он, — у кого хранятся подлинные письма государыни, но списки с них находятся у не многих любителей отечественной старины. Мы имели случай видеть их у знаменитого нашего литератора князя Петра Андреевича Вяземского, который вероятно издаст их в свет». Изданы они Вяземским не были. Отсюда вероятно Старчевский и взял приводимые дальше заметки на книгу Стриттера). Сообщая [172] сведения об исторических трудах Екатерины, Старчевский говорит: “Здесь кстати упомянуть о замечаниях императрицы Екатерины II-й, сделанных на Штриттерову Русскую Историю. Каждый русский с удивлением увидит, как венценосная покровительница отечественной истории вникала в малейшие подробности исторической критики, с какою любовью занималась летописями древней русской славы, как исправляла ошибки ученых: она отдает автору справедливость, но замечает и его погрешности, и очищая труд его от примеси ложных выводов, делает полезным для употребления в отечестве, которого блого и честь сердцу ее были дороже всего".

Замечания Екатерины, повидимому только один отрывок, были таковы:

“Ольга. I. Здесь паки возобновлены нелепые басни, кои выкинуты из Записок, о убивстве Древлян, что послов древлянских в яму зарыли и птицами Коростин зажгли.

“NB. Мой совет есть, чтоб вы приказали из сего немецкого труда (заглядывая непрестанно в Записки касательно российской) сделать историю, выбирая из того и другого все то, что здравому рассудку не противно будет.

“На 46 странице во 122 примечании назван Юрий Владимировичь ростовский Юрий Дмитриевичем.

«Во 126 примечании Переяслав назван Переславь.

»Вообще справедливость отдать должно сочинителю, что всячески старается дополнить историю российскую и что полнее ее ни единой нету.

“Между прочим есть тут четвертый сын Святослава Игоревича, которой отыскан в византийской истории, где назван Сфенго; но греки и Святослава называли Сфентослава; и так Сфенго, чаю, Свенго назвать можно: что не вовсе чуже будет варяжскому отродию: ибо Звено и Свенго в Швеции и Дании отыскать в их истории не трудно.

“1) Соблазнительно покажется всей России, аще приимете толкование г. Стриттера о происхождении российского народа от финнов.

“2) Самое отвращение и соблазн не малое доказательство, что происхождения розные.

«3) Хотя Россияне со Славяны разного происхождения конечно, но отвращение не находится между ними.

»4) Г. Стриттер откуда уроженец! Конечно он какую ни есть национальную систему имеет, к которой натягивает. Остерегитесь от сего. [173]

“5) Сравните российского крестьянина с финским: похожи ли друг на друга? похож ли язык!

“6) О Варягах Нестор говорит: Варяги-Русь.

“7) Я нашла во многом здравую критику Записок касательно российской история; но что написано, то написано; по крайней мере ни нация, ни государство во оных не унижены".

Отсюда ясно, что “Записки" явились не только раньше книги Стряттера, но уже подвергались в ней критике. Екатерина в то время видимо не знала Стриттера, если справлялась, откуда он уроженец. В его критике “Записок” она признавала много здравого; но с своей стороны считала недостатком, что Стриттер ввел в историю баснословные рассказы о мщении Ольги древлянам. В “Записках”, действительно эти “басни" не только пропущены, но об них даже не упомянуто. Это сделано было не потому, чтобы Екатерина хотела, — как в других случаях бывало, — скрасить историю и не хотела бросить тень, факт жестокости, на княгиню Ольгу, которую она очень высоко ставила; причина умолчания была просто в том, что это были “басни", которые она отвергала по исторической рассудочности Х?ІІІ-го века, пренебрегавшей баснословием, как следствием “грубого невежества". Рационализм XVIII века еще не видел, что само баснословие есть исторический факт, а именно, что в нем отражалось мировоззрение древности и народная поэзия.

Наконец, точные сведения о труде Стриттера дает он сам в предисловии в своей “Истории", вышедшей в 1800-1802 годах (История российского государства, сочиненная статским советником и кавалером Иваном Стриттером. Спб. 1800-1802, три тома, 4°).

Иоганн-Готтгильф Стриттер, уроженец Нассау, был по обычаю восемнадцатого века выписной немецкий академик и прославился своим громадным трудом “Memoriae populorum" и пр., представлявшим извлечение из византийских историков сведений о народах, живших по Дунаю, Черному и Азовскому морю, на Кавказе и наконец на севере, в нынешней России. Книга вышла на латинском языке в 1771-79, а раньше издано было им же русское извлечение (в переводе Bac. Светова, 1770-76: “Известия византийских историков” и пр.), но последнее ограничивалось только сведениями, относившихся непосредственно в русской истории. “Memoriae populorum" очень долго были для наших историков древнего [174] периода главным, даже единственным источником византийских данных. По смерти Г. Ф. Миллера, он был назначен в московский архив Коллегии иностранных дел.

В “предисловии от сочинителя" так рассказано им о составлении “Истории российского государства".

“К распространению Наук в Российской империи, Коммиссия об учреждении школ положив похвальное намерение издавать нужные книги разного рода для школ под ее ведением, почла за долг обратить свое внимание на Историю Российского Государства. Чтоб дать ей всевозможную точность и достоверность, недовольно было известий сего рода отпечатанных, во надлежало искать источников, особливо же своих собственных. Главные из них щитаются: 1-е. Летописи, а хронографы, степенные книги, родословные росписи, разрядные и тому подобные суть только ручейки, коими Россия весьма изобильна; 2-е, совершенно достоверные архивские современные записки, а особливо Московской Архивы Государственной Коллегии Иностранных дел, в которой постановления Российского Двора с иностранными в великом количестве, и с такою точностию находятся, каковой почти нигде нет; и 3-е, иностранные, а особливо современные и достоверные писатели, которые, яко посланники, или путешественники посещая Россию, издали описания оной.

“О сочинении таковой Истории учинено мне от Коммиссии об учреждении школ предложение с лестным для меня отзывом в октябре месяце 1783 года, и с того самого времени посвятил я большую часть досуга моего с таким рачением, сколько дозволяли мои силы.

“При сем сочинения употреблял я все до ныне отпечатанные и рукописные Российские летописи, вводя их в примечаниях, между коими так называемые: Ростовский список и Архивская летопись могут почесться превосходнейшими.

“Публика обязана за издание сей Истории благословенному Царствованию Государя Императора Павла I. При Его правлении приемлет все новую силу и деятельность. Коммиссия об учреждения школ с самого того времени возбудила и сочинителя в неутомимому продолжению сего труда, и предприняла в изданию оного такие распоряжения, что 1 часть сего сочинения издается в свет.

“Продолжение сего сочинения находится ныне у меня в готовности до 1594 года. — Впрочем оное, по чрезвычайно обширным и по большей части необработанным еще предметам [175] своим, с толикою сопряжено трудностию, что один человек едвали в том успеть может. — Но дарованный сочинителю от Всемилостивейшего Монарха досуг, дает приятную надежду к вящшим в сем деле успехам, поелику он время свое единственно на то посвятит может”.

Печатное издание доведено только до 1462 года. Стриттер умер в 1801 г.

Таким образом Коммиссия об учреждении школ предложила Стритеру сочинение его истории только в конце 1783 года, между тем “Записки касательно российской истории" уже печатались в “Собеседнике" в самом начале этого года и приготовлены были, конечно, ранее.

____________________________

По самому личному и политическому характеру Екатерины II, у нее можно было бы вперед предположить усиленные исторические интересы. Она отличалась вообще живым умом и любознательностью. Вступив на русскую почву, она решила достойным образом приготовиться к той роли, которая ей предстояла; и тем больше тогда, когда она стала во главе государства — она хотела объединиться с тою нацией, которою должна была повелевать. Она старалась изучить русскую жизнь, и замечательно в этом успела; несомненно давно она старалась познакомиться и с историей России, — высоким образцом давно стал для нее Петр великий, которого она знала не только по молве, но и по прямому изучению.

Дальше мы постараемся собрать литературные данные и разнообразные заметки, сохранившиеся в ее бумагах, в которых выражалась ее историческая любознательность. Первые проявления ее исторических занятий трудно уследить, но свидетельством того, что ее интересы в этом направлении определились уже в первые годы ее царствования, может служить “Антидот”. Принадлежность его имп. Екатерины для нас не подлежит сомнению, и обличая аббата Шаппа, автор нередко обращается в истории. Собрав исторические данные и цитаты “Антидота" (1770), легко видеть, что по существу оне вполне согласны с теми представлениями о русской древности, какие позднее Екатерина II излагала в “Записках касательно российской истории". Автору совершенно знакомы подробности древнего периода русской истории; в отзывах об исторических фактах и лицах господствует тот самый оптимистический взгляд, какой отличает “Записки» и вообще представления [176] императрицы о русской древности: русское государство (как позднее у Карамзина) основано с призванием Рюрика, и с тех пор, без всякого приготовительного периода, идет установленный государственный порядок. По поводу описания царской свадьбы, приводимого Шаппом по старому документу, кем-то для него переведенному, автор “Антидота" обличает равные его ошибки, исправляет имена, объясняет обычаи, — и, в средине обличения, находит самый документ, служивший Шаппу источником, именно описание царской свадьбы, полученное из архива, как нередко Екатерина II обращалась к архивам. Автору близко знакома и новейшая история, времен Петра Великого, Анны и Елизаветы; он приводят подробности, сообщает исторические анекдоты, упоминает о старых нравах и обычаях, — как это бивало после в ее литературных произведениях и в ее мемуарах. Словом, в “Антидоте" видны уже определенные, сложившиеся интересы. Дальше увидим, что именно к этому времени относится ее деятельное покровительство трудам по русской истории.

Обильные, хотя отрывочные сведения об исторических трудах Екатерины II доставляет, несколько позднее, дневник известного ее секретаря, Храповицкого.

Дневник Храповицкого обнимает только 1782-1793 годы и очень отрывочен; тем не менее его записи сообщают много любопытных указаний на исторические интересы имп. Екатерины. Сам Храповицкий вообще не участвовал в ее исторических работах (далее приведем только один-два случая подобного рода), но разговоры и отдельные замечания Екатерины II, занесенные им в дневник, между прочим нередко касаются и самых ее работ, ее исторических воспоминаний и соображений. К восьмидесятым годам именно относится наибольшее развитие исторических ее работ.

В 1782, под 18 июля, Храповицкий записывает, очевидно, слова императрицы: «В 60 лет все расколы изчезнут; сколь скоро заведутся и утвердятся народные школы, то невежество истребятся само собою; тут насилия не надобно".

— 15 августа: “Не можно было видеть открытие монумента Петра Первого без чувствительности".

В 1786, 31 июля: “Отыскал бумаги, во время житья в Ермитаже писанные о древности Славян, с изысканием первобытного народа. Тут есть записки Г. А. П. Шув-ва» (гр. Андрея Петр. Шувалова).

Повидимому, дело идет о “Записках касательно российской [177] истории", где принимал известное участие Шувалов, который имел участие и в “Антидоте".

В 1787, во время путешествия в Крым, под 27 января записано: “В Чернигове говорено... о древности соборной церкви Преображения Господня, которая начата в 1002-м году Мстиславом, сыном Владимира І-го".

На пути в Малороссию, 4 мая записано: "Говорено о благорастворенном воздухе и теплоте климата... Жаль, что не тут построен Петербург; ибо, проезжая сии места, воображаются времена Владимира I, в кои много било обитателей в здешних странах. Теперь нет Татар и Турки не те".

— 21 мая, в Бакчисарае (незадолго перед тем столицы крымского хана): “Говорено с жаром о Тавриде. Приобретение сие важно: предки дорого бы заплатили за то; во есть люди мнения противного, которые жалеют еще о бородах, Петром I выбритых”.

— 15 июля: “...Говорено о Славене, сочинении Ив. Богдановича".

— 19 августа. «Читал пред Е. В-м предисловие Морского устава, откуда, для примера в наследии, хотели взять неудобство, от раздела Владимирова происшедшее".

— 20. “Читать мне изволила пасаж из “Правды воли монаршей". Тут, или в манифесте Екатерины I, сказано, что причиною несчастия Цар. Ал. П. (Алексея Петровича) было ложное мнение, будто старшему сыну принадлежит престол”.

— 13 ноября. “За туалетом, говоря о наставшей зимней дороге, отозвались, что теперь за Кременчугом совсем иное. Ma seconde pensee y est toujours".

— 14. «О Пассековой, при разборе почты: она бы, при им. А. (Анне) высечена была кнутом, а при им. Е. (Елизавете) сидела бы в Тайной; есть такие письма, кои надлежало сжечь и не можно было отдать Шеш." (Шешковскому).

В 1788, 3 марта. «При рассматривании кабинетских ведомостей, изволила изъясняться о разности придворных во время имп. Ел. Пет. и нынешнее; тогда Разумовский был из певчих, Сиверс из лакеев. Я сказал, что тогда страх и опасение заменяли нынешнее почитание и усердие, рассказав, с какою робостию батюшка ходил на караул”...

— 22. “По слухам шведского вооружения: что ими. Анна Иоанновна в подобном случае велела сказать, что в самом Стокгольме камня на камне не оставит. Сия твердость тогда подействовала, а теперь Россия вдвое сильнее". [178]

— 27 июня. “...Заметил, что в день баталий Полтавской выдаются указы на Шведов. Сей анекдот принят с приметным удовольствием”.

— 28. “...Правду сказать, Петр I близко (т.-е. к неприятелю) сделал столицу. (NB. Он ее основал прежде взятия Выборга, следовательно надеялся на себя)".

— 15 августа. “Велено собрать бумаги для продолжения Российской Истории».

— 18 августа. “...Пред обедом поднес реестр собранным мною из библиотеки и сундуков историческим книгам я манускриптам. Почти все читала. Хороши записки Герберштейна. — Я все те книги с реестром увлал на стол в кабинете".

— 17 ноября. “Петр I не был любим, но его страшились; есть о сем страшное описание бывшего тогда венского министра, которое Бишинг напечатал в своих сочинениях. — Я говорил о временах царствования Ел. П. и властвовании бояр, рассказав шутку, что брошусь сперва к кн. То-ну (Трубецкому), потом к гр. Ш-ву (Шувалову), а когда не помогут, то пусть будет воля Божия. — Усмехнулись. — Я, кажется, сие поправила, не ссылая в ссылку и не казня. — Повторено тоже и сказано, что теми же людьми испорченное исправляла. — кн. Г. Г. Орлов, приметя иногда злоупотребления, спрашивал, не клонится ли сие к упадку империи, но, имея в том tact, часто отвечала, что из клева выпущенные телята скачут и прыгают, случается и ногу сломят, но после перестанут, и таким образом все войдет в порядок”.

В 1789, 5 января. “Неспокойны... Судя, что в царствование короля английского произошло, можно с ума сойти. Таковы у меня трудные обстоятельства. Я возразил поспешно, что у короля английского недостало головы. А у Петра І-го?... Он в таких случаях бился лбом в стену».

— 7. “Показывали, что во вчеранший день прочтена половина книги доктора Тейлса. Тут невыгодна негоциация Петра І-го: C'est la necessite des circonstances".

— 10. “Читают Тейлса, и вынесены книги о разных негоциациях, по отметке в каталоге Вейтбрехта".

— 11. “Отданы для сообщения гр. Сегюру на прочтение: Memoires pour servir a Thistoire de Charles XII, par W. Theyls, a Leyde, 1722, и приказано отыскать в библиотеке, посольства: de M. du Frene Canaye, du President Jeannin, de Mr d'Angou-leme, de Bassompierre, du Cardinal du Perron, du Cardinal [179] d'Ossat, de Paul de Foix, de Mr. d'Estrade, de Montluc, et de Villeroi. — Je suis a present dans la politique, никогда за эти книги не принималась".

— 17. “Разговор о “Oeuvres posthumes de Frederic II, Roi de Prusse". Тут много неправды о России. Я, может быть, напишу замечания; сыщи купить для себя и принеси ко мне. Я сказал, что сколько случилось прочесть, то похваляется царствование имп. Анны Иоанновны и гр. Миних уподобляется принцу Евгению. Какой вздор. В вечеру достал “Oeuvres posthumes" и читал до двух часов за полночь. Тут покойник признается, что от кончины Елиз. Петровны исследовало спасение Пруссии и не попала она в раздел. Раздробление Польши в другое время не могло бы состояться. Англия и Франция, конечно бы, помешали. Сей просит его. Успехам вашим в прошедшую турецкую войну и он, и Австрия завидовали».

— 18. “Поднес “Oeuvres posthumes". Читали мне заготовленную записку для ответа в Берлин... Они во все дела хотят мешаться. Я привел в пример из “Oeuvres posthumes" покойного короля, что Герцберг похож теперь на интригана Шуазеля, каких его король описывал. Тут сказано, что покойник был умен и постигал все причины, а теперь трудно ладить с глупым преемником его престола"...

— 19. “Позвав меня, сказать изволила о начале чтения Oeuvres posthumes; прочли avant-propos. Я дополнил, что покойный король начинает с 1740 года и описывает тогдашнее состояние Европы. Теперь книг до шести вдруг читаю, on dira que j'ai de la lecture. — Давно уже все это знают. — Dit-on cela? Конечно, знают, что давно в оном упражняться изволили, и для вас нет теперь нового в литературе"...

В марте, 1-го. “Когда поднес “Essay sur l'histoire du Roi de Prusse par l'abbe Denina pour servir de preliminaire a ses oeuvres posthumes", то сказали, что не имеют к ним большой веры с тех вор, как увидели на страницах Герцберговы замечания".

— 7. “Давая много приказов и имея многое в голове, повторили прежде сказанное, что не мудрено сойти с ума, как королю английскому. Я возразил, что не та голова. Trouvezvous cela? Сослался на дела и на историю аббата Денина о покойном прусском короле, отдававшем справедливость Е. В-у, подал ту историю со стола, ее читали и выходя к волосочесанию, on m'а fait une mine significative".

— 9. “Показывали 40 страниц, прочтенных из Денина, [180] на полях коих сделаны письменные замечания: сей эксемлляр будет редок”.

В апреле, 9-го. “Показывали книги, в Царское Село назначенные; в числе их Oeuvres posthumes de Frederic II, roi de Prusse"...

— 10. “Изволила пожаловать “Essai sur la vie et le regne de F. II", par l'abbe Denina, с собственноручными, на страницах, замечаниями, чтоб мне прочесть, никому не показывая".

— 15. “...Сие не в одной пожалованной грамоте дворянству утверждено, но в докладных от Синода пунктах, чтоб не лишать дворянства без государевой конфирмации я без суда; c'est un prerogatif, qu'on a extorque a Pierre I, il etait cruel, и духовные подали доклад”.

В мае, 20-го. “Принятие иностранных в нашу службу делает эмюляцию в русских. Петр I сим пользовался, и наши скоро наметаны быть могут. Есть две эпохи, во время коих Русские от Европы отстали: время власти татарской и время междоусобия, когда Шведы и Поляки большую партию имели; тут старались только о частных выгодах, а общее дело забивали; но и тут вышли великие люди. Я сказал: les malheurs fout les grands hommes. Повторено и мысль сия утверждена".

В октябре, 24-го. “Разговор о резных камнях: как они утешны и как ими занимаются".

— 25. “Разбирали камни. Еще разговор о них: c'est une maladie. Я: avec une maladie de cette espece on se porte bien. Да, тут открывается история, разные познания, — это дело императорское".

В декабре, 1-го. “...Теперь за законы не могу приняться, но думаю, что могу взяться за историю".

В январе 1790, 12. “После обеда переводят Плутарха, и мне читали жизнь Алкивиада".

— 21 и 22. “Переписывал Алкивиадову жизнь".

— 28. “Рассматривали сравнения жизней, сочиненных в продолжение Плутарховых. Il не faut jamais faire cela, car les modernes ne peuvent pas avoir Je tact des anciens. Я сказал, что это похоже на поддельные антики. Правда".

В феврале, 2-го. “Отдали для переписки конец жизни Алкивиада. Тут заметили, что по его славе, все неудачи не относили в невозможности, а в нехотению. Я признаюсь, что и со мной то же случалось".

— 18. “Читая из Плутарха жизнь Кориолана, замечено, [181] что при церковных обрядах провозвестники кричали: hoc age, “вонми" и есть также у них “оглашенные изыдите". Нарочно за сим был позван”.

В мае, 27-го. Отдавая лист перевода из Плутарха, сказано: это одно только утешение, cela me fortifie l'ame".

В сентябре, 2-го. “Говорено о беспорядочном при имп. Елисавете Петровне торжестве мира, и что при имп. Анне Иоанновне гораздо было порядочнее; а тут занимались только церемониею и производили в чины без всяких правил»...

В 1791, 22 июня. “Принялись за Российскую Историю; говорили со мной о Несторе. Я: nous l'avons vu en original"...

— 23. 24. "Упражняются в продолжения История Российской; поднес книги и выписки, к тому принадлежащие".

— 6 июля. “Упражняются в продолжения Историй».

— 27. “Показывал я реку Сить, в Ярославской губернии. Она впадает в Мологу, а Молога в Волгу. На Сите убит князь Владимир Юрьевич Рязанский от Татар (Г. Барсуков исправляет ошибку: это был князь Георгий Всеволодович). Думали доказать, что он перешел Волгу гораздо ниже, чтобы Татар атаковать; но река Сить показывает, что Владимир бежал в Твери. Сим открытием не очень довольны для сочиняемой Истории».

В августе, 7. “Призвав для выслушания раздробления России на удельные княжения, во время нашествия Татар; их сочтено до 70-ти; juges si les Tartars n'avoient pas beau jeu. Я еще новое напишу примечание о тогдашних Татарах”.

— 21. “Получил от Ее Величества благодарность за исторические книги, исправно перевезенные и разложенные по порядку".

В сентябре, 17-го. “Поднес “Древнюю Российскую Идрографию" и описание Кавказа, Ревекса, получа за то благодарность".

— 21, 22. “Во время разговоров об Истории Российской, сказано мне, что Александр Невский был герой; нашли то, чего никто здесь не написал, т.-е., что Папа, отправя нарочного легата, поощрял в Норвегии, Дании и Швеция составить кроасаду против Александра Невского, но намерение сие осталось бездейственным”.

— 25. “Позвав, и с час времени читали мне Историю Российскую. Тут есть примечание о Татарах и их силе пришествия на Россию; жизнь св. Александра Невского без чудес”. [182]

В октябре, 29-го. “Занимаются главнейше Российскою Историею и делами французскими. Получены вновь Летописцы от митрополита Платона, и мне два раза подтверждено, чтоб скорее переплесть".

— 30. “Поднес переплетенные Летописцы, от митрополита Платона присланные, и приискав тут известие о кончине киевского Великого Князя Владимира Рюриковича, получил благодарность".

— 31. “Два раза призыван был для разговора о Российской Истории. Довольны, что нашли в Степенной книге имя опекуна Короля Шведского Вольдемара II, с коим сражался св. Александр Невский".

В ноябре, 1-го. “Еще призыван для разговора об Истории. Удивлялись малому соображению князя Щербатова".

— 2. “Историю Курбского приказали мне для прочтения послать к Евграфу Ал. Чертвову».

— 7. При волосочесании призван для разговора об Истории и о редкостях, представленных Алексеем Иван. Мусиным-Пушкиным. Это был рубль, неизвестно которого Владимира; в нем 1/4 фунта чистого серебра. Полтина от слова полотить".

В декабре, 9-го. “Приказали написать в Черниговскому Епископу, чтоб, списав верно из библиотеки тамошней семинария Летописец, в 1699 году Боболянским сочиненный, присылал сюда через почту по тетрадям” (Ср. в Письмах имп. Екатерины, письмо 189).

— 29. “...Принялись было за Историю" (во время болезни). В 1792, 25 марта. “При разборе внутренней почты мне сказывали, что упражняются теперь в составлении родословной Российских Великих Князей, и что это поверка истории и хронологии".

В 1793, 4 мая. “...Сказывали, что Елагин дивится, откуда собран Родословник древних Князей Российских, и многое у себя в Истории поправил”.

— 24 июля. “Читано мне родословие Князей Литовских по течению истории, в коей Ее Величество упражняется».

____________________________

Еще многочисленные, хотя опять случайные, указания об исторических занятиях Екатерины II разбросаны в ее многолетней переписке с Мельхиором Гриммом. Он, конечно, был [183] чужд ее историческим интересам, но это был умный, образованный человек, аккуратный исполнитель ее поручений; наконец, это был souffre-douleur, человек, с которым она охотно вела письменную беседу, нередко вероятно доверяя ему то, чего не хотела говорить в своем обычном кругу. Она много раз писала Гримму о своих занятиях русской историей, и говорила иногда с немалым самодовольством, — которое и указывает ее представление о своем труде.

Первое упоминание о “Записках касательно российской истории" в письмах к Гримму сделано, кажется, 3-го марта 1783. Императрица говорит о своем плане писать “историю, разделенную на пять эпох и начинающуюся с 480 года; и так предстоит обозреть тысячу триста. лет. Дай Бог хорошего пищеварения тем marmots, которым придется это переваривать; сегодня мы уже на 988 годе, остается почти столько же".

На тех же днях, 9-го марта, Екатерина пишет, что завалена корреспонденцией, и чтобы отвечать на все, ей приходится отложить “вторую эпоху истории России для господина Александра и сира Константина" (pour l'usage de М. Alexandre et de sire Constantin); а все, кто видел первую эпоху этой истории, нашли, что это — блестящее произведение своего рода; в том числе князь Потемкин, княгиня Дашкова, sire factotum и многие другие люди, которым вовсе не легко угодить. Это одобрение поощряет нас к этому дорогому труду, и мы уже закончили (bacle) жизнь и деяния святого Владимира, который, на зло вам и неверующим, есть сеньор, qui n'est pas de paille. А, r. souffre-douleur, не правда ли, что вы уже нюхаете воздух, не пахнет ли переводом! Надейтесь, во не так скоро, потому что я бываю уверена в законченности эпохи только по мере того, как перехожу в следующие". В том же письме, среди живой болтовни, читаем: «Что касается моих святых, я беру их в святцах, и когда мне бывает нужно, я ищу между ними людей, которые служили государству или человеческому роду; иногда мне бывает трудно их найти, и тогда я беру звучное имя, и кончено. Господ новых кавалеров св. Владимира (Этот орден был установлен в 1782) я велела выбрать между первыми и лучшими слугами государства; на этом основании, а не на другом, они попадут в рай, если могут. Если вы меня раздосадуете, я сообщу вам, что святой Владимир был дедом французской королевы, что он был двоюродный брат [184] императора Оттона второго, что он был beau-fils Романа, императора константинопольского; одна из его дочерей была замужем за Стефаном, королем венгерским, другая за королем чешским; вы видите из этого, что это был сеньор с очень хорошим родством, — и несмотря на то вы все-таки меня спрашиваете, откуда я его взяла; и какая наконец польза бить в ладах с небом и землей, если со всем этим останешься неизвестным через 900 лет!"

В письме 20 апреля того же года: “...Я должна вас известить, что вам угрожает потоп, худший всех тех, которые хотели утопить вас в бумагах. Ни будете трепетать от страха, когда услышите, что для вас переводят на немецкий язык первую эпоху русской истории, т.-е. от сотворения мира до 862 года. Она заключает страниц сорок, это составляет часть Александро-Константиновской библиотеки; нужно же, чтобы souffre-douleur имел ее; кроме того г. Февей представится вашему пр-ству буквально переведенный на французский язык, как вы этого желаете; быть может, вторая эпоха, по крайней мере вдвое более обширная, чем первая, будет закончена и переведена до отправки этого письма. Если это несчастье случится, ни будете иметь одно послание вместо двух; вы получите их вместе. Эта вторая эпоха начинается с 862 года и кончается в половине двенадцатого столетия; все это было закончено (bacle) в три месяца или около того; это будет антидотом против негодяев (gredins), которые унижают историю России, как лекарь Леклерк и учитель Левев, которые, с вашего позволения, глупцы, и притом скучные или отталкивающие. Я вперед прошу у вас извинения за весь этот fatras; от вас зависит бросить это в огонь, и так же поступить с последними тремя эпохами, которые непосредственно последуют за двумя первыми, потому что всего их будет пять. Ни скажете, что ее величество становится скучной и несносной особой: как быть? Каждый принимает тон и дух своего звания; таково мое; не жалеете ли вы также моих marmots, которым придется переваривать такие большие куски? В ожидании, они начали учиться, писать и рисовать; учителя Александра говорят, что он делает успехи, удивительные для его возраста"...

“Еслибы г. factotum так не спешил, я послала бы вам экземпляр первой эпохи истории России, в немецком переводе, и мне очень любопытно знать ваше мнение об этой вещи, которой, кажется, остались довольны все, кто ее читали; ее [185] переписывают, но сомневаюсь, чтоб она была готова к отправке этого письма".

В письме 1-10 июня:

“ Представьте, что у меня случилось вчера: г. Фридрих Николая в Берлине посылает мне напечатанным немецкий перевод одной части bibliotheque Alexandrine.

“Что ни скажете о первой эпохе истории России? Надо ли» вам посылать остальное? Или, может быть, это вам наскучает!

“7 июня. Чтобы воэнаградить г. Фридриха Николаи в Берливе за то, что он присылает мне все, написанное им самим, я только-что послала ему рукопись всей bibliothиque Alexandrine, в немецком переводе; что вы скажете еще об этом!"

В письме 16 августа:

“...Это пишется на обертке второй эпохи истории России, которая служит мне подкладкой. Благодарите небо, что она еще не кончена и не переведена, потому что, еслиб это было, она упала бы вам на голову как кусок свинца.

«...Да будет вам известно, что уже четыре месяца выходит в Петербурге русский журнал (Речь идет о “Собеседнике")... Вообще, этот журнал есть salmigondis весьма забавных вещей. Я всунула туда первую эпоху истории России, и ею вообще довольны; NB. это говорится из скромности, потому что успех, кажется, полный"...

В письме, писанном от 20 сентября до 20 декабря 1783:

“...Я очень рада, что первая эпоха истории России доставила вам удовольствие, и dass Sie darinnen finden Kraft und Saft.

«Я пишу историю в мои часы досуга; когда мне надо писать письма, я оставляю историю; это совсем просто, не правда ли? Эта история печатается в русском журнале, который n'est pas de paille и который выходит каждый месяц; столько-то царствований в месяц, это дает историю в руки всех, и я не могу отрицать, что она имеет успех; она считается за самую сносную из бывших до сих пор, и в ней находят внушение ревности в отечеству, которым согревается чувство".

В том же. письме, под 13 октября:

“...Как бы вы смеялись, еслибы прочитали множество галиматьи этого журнала (“Собеседника"), во он не будет уже так хорош, потому что les bouffons журнала поссорились с [186] издателями. Не кричите; я надеюсь послать вам часть второй эпохи истории России в компании этого письма" (Относительно этих указаний на “Собеседник” см. заметки Грота в “Письмах имп. Екатерины II к Гримму", Спб. 1878, стр. 289, 291, и “Сборник” Ими. Р. Истор. Общества, т. XX).

Под 19 декабря: “Я могла бы написать вам книгу о всех прекрасных открытиях, какие я делаю каждый день, когда пишу или когда порчу (en gatant) вторую эпоху русской истории; но большую часть своих соображений я соберу в род общего вывода (recapitulation), и после этого вывода я окончу свою работу, потому что в Москве, в архиве, помощники (les subdelegues) покойного Миллера (Знаменитый Герард-Фридрих Миллер умер перед тем, 4 октября 1783, в Москве, где он заведывал государственным архивом) составляют для Normalschulen историю России гораздо лучше моей; быть может, при каждой эпохе я постараюсь потом сделать общий вывод по моей манере; что вы скажете об этом!"...

Очевидно, речь идет об “Истории", которую поручено было составить Стриттеру.

Под 20 декабря: “Знаете ли вы, что несмотря на г. Леклерка, у которого, по моему мнению, нет здравого смысла, история России более наполнена событиями и движением (remuemenage), чем какая-нибудь история на свете? Вот, приблизительно, план общего вывода, который я хочу сделать для второй эпохи:

1) Замечательные перевороты.

2) Последовательные перемены в порядке вещей.

3) О населении и финансах.

4) О договорах и документах.

5) Примеры ревности или небрежения государей, и их последствия.

6) Замечания о том, чего было бы можно избежать.

7) Примеры мужества и других особенных добродетелей.

8) Черты пороков, как: жестокость, неблагодарность, невоздержность и пр., и их последствия.

“На этот раз, я думаю, с вас довольно".

В письме от декабря 24 образчики словопроизводства исторических имен, которым как будто шутя, но в сущности серьезно увлекалась Екатерина II и которым, с подобным успехом, увлекались тогда не только Сумароков и Тредьяковский, но и Шлёцер. В конце письма говорится:

“...Знайте, что мы теперь заняты самыми странными [187] разысканиями о древних славянах и что все имена, которые ничего не значат во всяком другом языке, имеют свои прекрасные значения на славянском; например: Ludwig, lud значит люди, dwig — идти (aller), это как бы: двигать, приводить в движение людей; Ramir или Radmir значит радующийся миру: Rad — радующийся, mir — мир. Не подвинулись ли мы в этом вперед! Но если вы не знаете, что значит какое-нибудь имя, смело обращайтесь к нам; мы вам это скажем. Мы знаем еще, что Рюрик, первый великий князь России, до своего возвышения в этот сан был во Франции и в Англии, и помогал норманнам сделать их завоевание. Сообщив вам сполна мои глубокие познания, говорю вам прощайте, и желаю, чтоб оне показались вам столько же интересны, как нам, которые собираем по годам подвиги славян из всех возможных историй; apres cela vous trouverez a qui parler".

В письме от 9 сентября 1784:

"....Пока" (в ожидании выздоровления от болезни) “я прочитала пол-дюжины русских летописей и три тома “Monde primitif" (Это была книга французского филолога конца XVIII века, Court-de-Gebelin: Paris, 1773-81, 8 томов. Екатерина II несколько раз возвращается в письмах х этой книге, которая очень ее интересовала и ей нравилась; см., напр., письма 17 сентября 1784, 6 марта, 10 августа 1785). Знаете ли вы эту книгу? Я велела также достать мне словаря, какие только я могла найти, между прочим финский, черемисский, вотяцкий, и этим наполнены все мои столы; кроме того я собрала много сведений о древних славянах, и скоро я буду в состоянии показать, что они дали имена большей части рек, гор, долив, округов и стран Франции, Испании, Шотландии и других мест”.

В письме от 14 сентября — 12 октября 1784 упоминается о посылке двух тетрадей (cahiers) русской истории в немецком переводе, и затем опять длинные истолкования исторических имен народов и лиц из славянского языка. Толкования, конечно, совершенно произвольны и основаны только на созвучии. Например: «...Это только для вас одних, потому что это еще не достаточно выработано: именно, что салийцы и салический закон, Хильперик I, Кловис и весь род Меровеев были славянского происхождения, также как все вандальские короли Испания... Не удивляйтесь больше, что французские короли принимают присягу на славянском евангелия при их короновании в Реймсе" (Речь идет о знаменитом Реймсском евангелии)... Отметим еще отзыв об авторе [188] “Monde primitif": “Еслибы г. Кур-де-Жебелен знал по-славянски или по-русски, он сделал бы еще больше интересных открытий. Я считаю его всеобщую грамматику одним из превосходнейших сочинений, какие явились в этом веке" (Ср. замечания в письме от 10 авг. 1785).

В письме от 20 февраля 1785 Екатерина замечает, что “русская история спят”.

В письме от 15 апреля 1785, говорится мимоходом о древнем славянстве по поводу Герцберга: “... Что за скучная роль г. Герцберга! Каждый год правильно он усыпляет свою академию, и никто не обращает внимания на эти бесконечные диссертации; кроме того он усиливается заглушить исторические истины: он утверждает, что славян никогда не было в государстве его короля, тогда как все их города и деревни носят славянские имена, также как реки, озера и горы; о, если я ко! да-нибудь разверну перед вами моя открытия по этим трем пунктам, ни разинете рот, но так как это может кончиться зевотой, то я остерегусь повергать вас в эти глубины"...

Затем в письмах к Гримму надолго перерыв известий о “Записках”; оне возвращаются в письме от 28 июня — 5 августа 1793. Под этим последним днем Екатерина пишет: “Угол моего стола завален вашими письмами, на которые я должна отвечать, и чтобы не забыть, я положила на ваших письмах старую ливонскую хронику. Но у меня нет времени отвечать, потому что я составляю второй том генеалогии для истории Россия: NB, что все, кто касался истории Poeci и, впадали в одну ошибку за другой, потому что не имели этого генеалогического порядка, который мы им дадим. Первый том уже напечатав и считается классической книгой, с которой надо справляться на каждом шагу, какой делаешь в истории России; он кончается 1224 годом, где начинается второй, который идет до настоящего времени. О, как прекрасна эта номенклатура! Это по истине работа ленивого ума, у которого нет идеи. Г. Елагин, который изложил русскую историю в стиле декламаторском, потому что он красноречив и скучен, теперь переправляет свою историю по вашей генеалогие. Я нахожу теперь в этой генеалогии все то, что имеет отношение в истории, совсем как Вестрис (Знаменитый балетмейстер) читал настоящее счастие Франции в менуэте тогдашнего дофина»... [189]

В письме от 12 января 1794:

“Небо назначило этот день очевидно для того, чтобы я представила как свои поздравления в новому году, потому что до сих пор я не имела для этого ни минуты, благодаря делам и старым летописям. Достигши 1321 года, я сделала паузу и отдала переписать страниц восемьсот de griffonnage. Вообразите себе, какая страсть (quelle rage) писать о древних событиях, о которых никто не заботится и, я уверена, никто не будет читать, исключая двух педантов, один — по имени Фольквер (Volckner), мой переводчик, другой — Буссе, библиотекарь академия, который усиленно хвалит мою точность и пр. в журналах, которых не читают в Европе и четыре человека, а я довольна, что привела в порядок все то, что может служить для истории России, лучше чем было сделано до сих пор. Можно бы сказать, что мне платят за это, столько я прилагаю к этому заботы, труда, соображения и проницательности, и когда я кончаю страницу, я говорю: “ах, как это хорошо, это прекрасно, это превосходно", — во я остерегаюсь сказать это кому-нибудь, кроме вас, потому что надо мной стали бы смеяться, как вы можете представить.... Что касается Елагина, он умер, и его история останется, вероятно, не конченной; но он оставил неслыханный ворох (fatras inoui), написанный им о масонстве, который показывает, что он сошел с ума».

Дальше увидим, что в архивах сохранилась громадная масса бумаг импер. Екатерины, относящихся в “Запискам касательно российской истории»; в государственном архиве находится также и “неслыханный ворох” масонских бумаг и творений Елагина.

В письме от 26 августа 1794 Екатерива упоминает мимоходом о своей работе: «ах, мои любезные летописи, вы спокойно отдыхаете; когда я снова растревожу вас! Я нахожусь теперь в 1368 или 1369 году".

В письме от 5 апреля 1795 Екатерина возвращается в упомянутой раньше полемике с Герцбергом... “Cette pecore de Hertzberg seule merite d'etre tapee d'importance: у него не больше знаний в истории, чем у моего попугая. Он осмеливается говорить, что Россия не могла предъявить никаких прав point de titres a produire), когда овладела Полоцком; он мог сказать, что Россия не придавала значения правам слишком старым (surannes). Потому что Полоцк дав был Владимиром его старшему сыну Изяславу; он был старший из [190] двенадцати сыновей Владимира I, между которыми отец разделял свои области, когда женился на Анне, дочери греческого императора, и стал христианином и отослал шесть своих жен и их детей в назначенные им уделы. Итак, от этого старшего сына Владимира произошли князья Полоцкие; потом, великий князь литовский Владимир I дал Литву своему сыну Святославу, не имевшему потомства. Пятый сын Ольгерда, в 1386, Ягеллон или Яков сделался королем вольским и принял католичество под именем Владислава, женившись на Гедниге, королеве и наследнице Польши. Таким образом он присоединил Литву в Польше". Дальше Екатерина II пишет по-немецки: «Но глупый, невежественный государственный министр ничего об этом не знает; высокомерие делает его невежественным, и глупым и грубым, как померанский бык. Der ungemastete (le feu roi le laissait mourir de faim selon son propre aveu) не знает, что не только Полоцк, но и целая Литва все дела во всех династериях до самого 17 века производила на русском языке, что все литовские архивы писаны на русском языке, что все акты писаны русскими буквами на русском языке, что годы от сотворения мира обозначены по нашему греческому церковному обычаю и что даже обязательно каждый раз указываются греческие церковные индикты; что это доказывает, что в самом 17-м столетии греческая религия была dominante не только в Полоцке, во и в целой Литве, и была религией князей и великих князей, что там все церкви, особенно главные церкви, все построены алтарем на восток, по обычаю Восточной церкви: если вам нужно больше доказательств, то можете требовать, истину показать не трудно». (Далее по-французски:) “Кроме того, Полоцк двадцать раз был взят и отнят, и ни один договор не заключался без того, чтобы та или другая сторона не возбуждала требований части или целого, смотря по обстоятельствам”. (Опять по-немецки:) “Глупый государственный министр может быть еще больше durcbgedroschen werden по случаю его невежества о народах, которые он приписывает к владениям своего глупого господина. Осел!" (Конец опять по-французски:) «Вы видите, что в этой диссертации вежливость уступила желанию вас посмешить; впрочем, диссертация педантов бывают не всегда вежливы, когда их увлекает гнев или усердие, как вы это очень хорошо знаете, а я очень хорошо подкована обо всем этом, имея дело с архивами и летописями, как вам также не безъизвестно". В письме от 13 апреля 1795, по поводу графа Н. П. [191] Румянцова, с которым Гримм был знаком, когда Румянцов был резидентом во Франкфурте:

“Я поздравляю графа Николая Румянцова, что он знает, кто Рюрик, первый князь своей династии в России. Мои догадки об этом напечатаны в драме Рюрик с комментариями Болтина (Речь об этом шла также в письме от 27 августа. “Письма", стр. 605); но кто знает больше, тому и книги в руки, говорит русская пословица.

“Чтобы ответить на второй вопрос: какой народ Нестор называет руссами? я думаю, что на это можно бы отвечать, но это могло бы повлечь работу, которой полезно избежать весной. Относительно слов, поставленных в скобках (“и Польша тоже всю Русь"), я просила бы, чтобы не говорили “Польша", но вместо »Польша" поставили “Литва", и это было бы правильно, и та часть этого письма, где бичуется невежество великого Герцберга, достаточно это доказывает. Но Польша, столицею которой был в древности Краков, есть страна особая, быть может, также населенная славянами, как это может доказать их язык”... Дальше опять некоторые этимологические соображения о славянском языке и о громадном распространении славянского народа в древности.

В записке Екатерины, помещенной в издании Грота при письме от 25 мая 1795:

«... «Не решаюсь внести мои догадки относительно Рюрика в историю, так как оне основывались только на нескольких словах, спрятанных Нестором в его летописи, я одном месте Далина в его истории Швеции, и читая тогда Шекспира по-немецки, я вздумала ввести свои догадки в драму, в 1786, и она была напечатана. Никто не обратил внимания на это оригинальное сочинение, которое никогда не было играно на сцене, и я отправилась в Тавриду. В 1792 году покойный Болтин прислал мне, через Пушкина, прокурора синода, свою критику на князя Щербатова и его историю России, и так как они много занимались историей Россия и я была рада отдать на суровую критику Болтина ее que je griffonnais об истории, я сказала однажды Пушкину, что эта драма заключала мои догадки относительно Рюрика, но что никто не обратил на них внимания, и оказалось, что ни Болтин, ни Пушкин никогда ее не читали и не видали. Когда драма попала в руки Болтина, он стал ее комментировать и просил меня велеть ее напечатать с его комментарием, что он и сделал; а [192] слова Нестору говорят, что Гостомысл, славянский князь, царствовавший в Новгороде, сказал, умирая, чтобы взяли в князья на его место князей, которые покрыли себя славою в прошлых войнах: Рюрика, Синеуса и Трувора. Это были его внуки от его старшей дочери.

“Далин говорит, что на севере в старину почиталось стыдом не только для князей, но и для всякого родовитого человека, не служить когда-нибудь на хоре. Итак, надо было искать в седьмом (?) веке, когда происходили главные морские войны, и наши три князя очень легко нашли там свое видное место...

“Вот жизнеописание св. Александра, Туманского. Но это — не лучшее. Жизнеописание св. Александра, напечатанное, но, может быть, еще не переведенное, в шестом томе моего собрания, которое г. Буссе титуловал Aufscbreibnngen, потому что по-русски оно называется “Записки", оставляет прежнее далеко позади, и я с уверенностью вызываю найти больше, чем там есть".

В письме от 16 сентября 1795 опять идет речь об исторических фактах польских отношений:

“Слушайте о Польше историческое евангелие, которое я докажу, с документами на лицо. Польша, в начале и до 1386 г., состояла из палатината Краковского, Сендомирского, Мазовии и того, что называют великою Польшею за Вислой. В 1386, Гедвига, королева польская, вышла замуж за Ягеллона, великого князя литовского, происходившего, по прямой линии, от Владимира I, великого князя России, который дал своему старшему сыну Изяславу Полоцк, а другому Литву, которая по наследству перешла в линии Изяслава. Таким образом, в разделе я не имела на свою долю ни дюйма Польши, но то, что сами поляки не переставали называть Червонной Русью, палатинатом киевским, подольским и волынским, которого столицей был город Владимир; эта столица была построена Владимирон I, в 992, а Литва никогда не входила в состав Польши, также как Самогития. Таким образом, не взявши ни дюйма Польши, я не могу также принять титула королевы польской. Кроме того, если эта нация потеряла даже свое имя, мне кажется, что она могла бы и заслужить этого, нарушив сама все договоры, которые обеспечивали ее существование, не хотевши никогда слышать никакого резона и потеряв всякое слово примирения, когда два человека никогда ни в чем не соглашались. Продажные, испорченные, легкомысленные, [193] болтливые, притеснители, прожектеры, предоставляющие управлять своими частными имениями евреям, которые сосали их подданных и им давали очень мало: вот в одном слове поляки tout craches. Они ни знают даже, что в моем владении нет ни одного дюйма Польши, и предлагают мне быть королевой польской! Перед тем они просили у меня моего внука, у короля прусского — его сына, у венского двора — эрцгерцога, все это за раз; у курфирста саксонского — его дщери, у короля испанского — инфанта, у дома Бурбонов — принца, а у себя дома ставили законом иметь только Пяста. Все это очень хорошо укладывается в польской голове, хота в этом и нет здравого смысла".

В письме 18 сентября 1795:

“Я совершенно согласна с шотландским пером относительно Петербурга. Но по истории России, владетели севера империи легко становились господами юга этой империи. Владетели юга, без севера, всегда были слабы и вялы в своей власти. Но север мог очень хорошо обходиться без юга или южных провинций. А столица этой империи, на мой взгляд, еще не найдена, и вероятно не я ее найду. Еслибы во время шведской войны я не была здесь, нужно было бы на шестьдесят тысяч войска больше, чтобы обеспечить вас от этого стремительного нападения"...

Кроме древней истории, — которою, как ни видели, Екатерина воспользовалась и для событий новейших, именно для объяснения вольских отношений, — в письмах к Гримму не однажды находила речь об ее собственной истории, в первый ран еще в конце семидесятых годов. Так, в записке от 4 марта 1778, начатой по-французски и продолжаемой по-немецки:

“Ce 24 mars. La missive du sieur patriarche а retarde celle-ci jusqu'a ce jour; la voila.

«А еслибы вы звали, какое большое 16-летнее исследование (Prufung, — или испытание, экзамен) мы предприняли! да, можно сказать, исследование, которое не многим придет в голову и которое не всякий может сделать — за недостатков материала или других документов; наше столь богато, что иного при recapitulation разберет скука. Подождите немного; вы узнаете кое-что об этом; это — предисловие, называемое Prufung, маленький образчик дел, рассказов, писанья и молчанья, при хорошем нюхательном табаке (kleines Exempelchen von Thun und [194] Lassen, von Sagen, Schreiben und Scbweigen, vor gutem Nasenschnupftoback").

Грот замечает, что здесь разумеется “записка о 16-ти первых годах царствования Екатерины II, ею самою составленная". “К сожалению, — прибавляет он, — в Государственном архиве сохранилась (и то в копии) только небольшая часть этой любопытной записки, именно то самое начало ее, которое было напечатано в Русском Архиве 1865, стр. 480".

Дальше встречаем еще упоминание об этом в письме от 24 августа 1778:

“Потерпите, вы получите die sechzehujahrige Prufung, как оно вышло из-под моего пера. Вы можете быть уверены, что мы не сделали ничего лучше, но так как у всех нет моих дел в голове (tout le monde n'a pas mon menage dans sa tet), как у меня, то есть несколько темных мест, которые выправляют (on arrange) на моих главах и на главах князя Потемкика, который — вовсе не льстец по характеру — считает эту вещь мастерским произведением и чрезвычайно интересуется ее исполнением. кн. Орлов также находит ее очень хорошей; г. Шувалов говорит, что это пьеса академическая; другие плачут, читая ее; иные возбуждаются. Я с своей стороны нахожу, что там есть длинный ряд важных идей (grandes idees), предмет сам по себе так обширен, что это утомляет внимание, я что поэтому немногие в состоянии следить за чтением, которое слишком быстро опять по множеству вещей, которые здесь заключаются, тем более что стиль отличается чрезвычайной точностью (concision precieuse), но этим самым увеличивается трудность следить для всех тех, кто-не привык к делам или в изучению".

“PS. (По-немецки). Шестнадцатилетнее исследование есть зеркало, где видны многие вещи и причина многих вещей. (По-французски). Мы даем немного отчет в вещах, никак однако не подавая об этом вида; это идет совсем естественно, и можно бы побожиться, что совсем необходимо, чтобы это было так; кроме того, прочитавши это, вы сказали бы, что ни все это знаете, и вы это ввали, но знали не из написанного".

Последнее упоминание о Prufung находим в двух словах в письме от 17 декабря 1778: “...Что касается до перевода sechzehnjahrige Prufungen, это в настоящее время невозможно, потому что Соломон говорит: ailes bat seine Zeitf (всему свое время)». [195]

Отметим еще отзыв из последних лет ее жизни, о чужой книге, панегирике.

“Catharina in ihren Thаten! таково заглавие книги, которую я вынула из трех оберток, в какие вам заблагорассудилось ее завернуть, — писала Екатерина 4 декабря 1793. — Послушайте, наконец, souffre-douleur, непозволительно хвалить так людей без всякой меры, чтобы не прослыть крайним льстецом, и автор совсем представляется таким; и вот в мои старые годы я стала образцом царей, если ему верить. Боже мой, Боже мой, какой плохой образец, если верить всему тому дурному, что обо мне говорили и что еще говорят! Знаете ли вы, что пользу приносили мне не похвалы, во, когда говорили обо мне дурно, тогда я с благородной уверенностью говорила себе, смеясь над ними: отмстим, сделаем их лгунами! Но это славословие похвал (kyrielle de louanges) — что это, к чему оно годно? Это длинно и скучно читать, и больше ничего".

Книга, присланная Гриммом, называлась собственно так: “Catharina II dargestellt in ihren Werken zur Beherzignng der Volker Europens" (Berlin, 1794); автором ее был некто Мюллер, и хотя на ней поставлен 1794 год, она вышла в 1793. Что касается ее содержания, отзыв Екатерины был совершенно верен; нам достаточно привести слова г. Бильбасова:

“Никаких “дел” Екатерины автор не рассматривает по очень простой причине — он их не знает; автор просто нанизывает ряд хвалебных отзывов, при чем ярко выступает *его невежество и наглость" (История Екатерины Второй. Том двенадцатый, часть первая. Берлин (1896), стр. 612-618}.

____________________________

Мы имеем пока очень неопределенные известия об “Историческом собрании", которое учреждено было ими. Екатериной в декабре 1783 года под начальством гр. Андрея Петровича Шувалова. В это время значительная часть ее собственных “Записок касательно российской истории" была уже напечатана в “Собеседнике" этого года (где они помещались со 2-й книжки журнала); впоследствии, в полном составе, “Записки" изданы были вновь в шести частях в 1787-94 годах (Часть 1-4, 1787; ч. 5-я, 1798; ч. 6-я, 1794. Второе издание, 1801 года, совершенно тождественно с этим; припечатана лишь новая обложка).

“Историческое собрание", как увидим, должно было заняться теми же предметами, на которых останавливалась [196] императрица в “Записках”, и с той же точки зрении: требовалась та же чисто внешняя историй в хронологическом порядке, — но, повидимому, предполагалась большая подробность изложения.*

Документ, утверждавший основание “Собрания", издан был в 1830, в “Отечественных Записках” Свиньина, в известии о книге, которая уже тогда считалась большой библиографической редкостью: “Выпись хронологическая из истории Русской" (В статье: “Библиографическое известие. Выпись хронологическая из истории Русской", — “Отеч. зап.», часть сорок вторая, апрель 1830, No 120, Смесь, стр. 131-141). Редкость книги, и вместе с тем недостаток сведений о “Собрании", видны из следующего. В библиотеке Академий Наук имеется экземпляр “Выписи", подаренный в 1837 году библиотеке Российской Академии известным в двадцатых-тридцатых годах историком Ст. Руссовым, и здесь в начале книги приклеен лист, где Руссов привел копию этого документа (не весьма исправную), не зная, что уже за несколько лет перед тем он был напечатав в “Отеч. Записках”.

Выписав документ, Руссов прибавлял:

“Лет около 20 навал случайно попался мне один екземпляр трудов описанного выше собрания; покорнейше прошу Российскую Императорскую Академию принять оной от меня в дар для помещения к ее библиотеке. — Ст. Руссов. — Ноября 27, 1837 года".

Таким образом Руссов считал “Выпись" плодом трудов “исторического собрания"; но предположение его не имело основания; самый документ был известен ему в неисправной копии и дата его помечена 14-м ноября 1783, вместо 4-го.

В “Отечественных Записках” документ приведен в следующем виде:

ДОКЛАД.

“Ея Императорское Величество Высочайше указать соизволила под начальством и наблюдением Графа Андрея Петровича Шувалова назначить несколько человек, коих совокупные груды составили бы поденные записки о древней истории, наипаче касающейся до России.

“Число членов такового собрания назначается до десяти человек, которых Граф Андрей Петрович, избрав, имеет Ее Величеству представить. Между ими три или четыре должны быть такие, кои не были бы обременены другими должностями, [197] или же по крайней мере могли иметь достаточное время трудиться по сему поручаемому им делу, хотя имея за таковой труд и некоторое особое жалованье; прилежность и точность, при выборе в сие место, долженствуют предпочтены быть остроумию.

“Началом их упражнения будет осьмый век, потом седьмый, за тем шестый, и так постепенно входить из века в век до той древности, куда только писатели их руководствовать могут.

“Слог, ими употребляемый, да будет простой, краткий и ясный. Сии три качества тут прямо свойственны и всегда наблюдаемы быть должны.

“Назначаемые в сему упражнению, разберут между собою древния Российские летописи, и внешних писателей сочинения по материям, как-то, истории: Греческой Империи, Германии, Польши, Ишпании, Дания, Венгрии, Швеции, Франции, Англии, Калифов Египетских и Аравских, Китайцев и проч.

“Работа каждого из них, состоящая в краткой выписке, долженствует быть подвержена единообразному порядку всеми наблюдаемому, то-есть: чтоб всякая статья содержала в себе течение пяти лет, на пример, от 800-го года до 805-го, от 805 до 810-го и так далее, а пять таковых статей составить полное число, для отдачи тетради в печать. По чему каждый нумер, из печати выходящий, содержать будет двадцать пять лет или четверть века, что, кажется, имеет удобность для сочинителей и для читателей.

“Каждый, упражняющийся в сем деле, когда принесет свою краткую выписку из двадцати пяти лет, той или тех историй, такой-то земли, кои взял на себя, то и потребно будет все сии выписки или записки переписать я поставить в такой порядок, чтоб вдруг можно было обнять взором, по крайней мере течение пятилетнего времени историй. Лучшим сему примером служит будет книга: L'art de verifier les dates, с тем что удобнее будет для читателя поставить графы не вдоль, а поперег, потому, что длина строк ничего не меняет, напротив того отменная краткость их, что непременно последует, когда графы будут вдоль, отягощает и невольно беспокоить читателя.

“Хотя работа сия весьма сокращена была бы, ежели бы только выписывать одно до России касающееся; во для лучшего порядка, и для доставления вящшей точности, потребно сделать «перва выписки из разных земель и народов, что-бы после [198] оттуда заимствовать для Российской Империи (Так в тексте; должно быть: «Истории») экстракт или экстракта.

“Впрочем таковая работа, будучи сделана, может обращен быть на пользу изданием ее в печать, для просвещения юношества в истории, при их воспитании. Что же точно до России относится, в которой либо истории: означать в печати отличным набором букв, или отметками, употребляемыми в тиснениях.

“Как сие собрание будет состоять под Высочайшим покровительством Ее Императорского Величества, то начальствующий над оным, разделяя труд между членами, наблюдая в успешном и порядочном его течении, исправляя ошибки, и собирая всех членов по надобности и по его усмотрению, обязав будет доносить Ее Величеству об успехе, представлять труди собрания и отдавать, по Высочайшему дозволению, в печать.

“Труды сего собрания будут печатаемы в вольной типографии, на Кабинетском иждивении; а на всякие расходы по собранию отпущены будут на первое время тысяча рублей из Кабинета, кои в расход употребляются по распоряжению начальствующего; по издержании же их он подает краткую ведомость Ее Величеству, для получения вновь потребной суммы.

“Высочайшая Резолюция: Быть по сему.

“1783. 4 Декабря. Екатерина».

Приводил несколько подробностей из библиографической заметки “Отеч. Записок”, указывающих между прочим странную судьбу этой книги.

“Одна книга (т.-е. “Выпись") в 4 д. л. на 224 страницах, без означения места и года печатания; но вероятно в С.-Петербурге, и не прежде 1783 года издана на счет Кабинета Е. И. В. Содержит в себе: краткое показание событий в России и владетельных в ней великих и удельных Князей, с современниками их, по большой части Европейских Государей, начиная от смерти Гостомысла, сына Буривоя Новгородского, или с 860 года... Выпись сия доведена только до 1141 года... События и имена Русских Князей помещены в особых графах для каждого Княжения, в виде таблицы, сообразно с ходом Великого Княжения; из современников же их, занимающих последнюю графу, или край правой или левой страницы, показаны сверх Европейских Владетелей, четыре [199] Патриарха вселенские, Митрополиты Всероссийские, Папы Римские; а из вне-Европейских государей: Аравийские и Египетские Калифы, Алепские, Икониумские и Дамасские Султаны. В сей же книге оставлено 16 пробелов или порозжих мест для изображения лиц некоторых Князей, и знатнейших событий. Таковых изображений уже приготовлено было до сорока, из коих каждое особенно выгравировано на медных досках (длин. 7, шир. 4 1/2 английск. дюйм., Макаровым и Харитоновым, как на некоторых означено). Самые же кружки в виде медалей, на которых изображены лица Князей, величиною до 3-х Английск. дюйм. в поперечнике; вырезаны все почти на оных досках с левой руки так, что они занимают только половину места, а другая оставлена вероятно для изображения относящихся к сим лицам событий. Гравировка довольно хороша, но тому времени, в которое приготовлялось сие издание"... (Указываются далее страницы, к которым должны относиться изображения, и имена князей, и также список 20 изображений для продолжения книги). “Оттиски сих изображений могут составить и особую тетрадь или папку, если кто пожелает оные изображения и портреты иметь в виде атласа, одной с книгою величины или формата в 4-ю же долю листа.

“При исследовании об издании сей книги, недавно лишь (?) показавшейся в свет (Руссо, как выше упомянуто, писал в 1837 году, что приобрел эту книгу лет за двадцать перед тем) и в небольшом числе экземпляров в описанном здесь виде, а до того едва ли кому известной (кроме 2 экз., хранящихся в Императорской Публичной Библиотеке и 1 экз. в собрании редких книг А. Ф. Смирдина), не можно было оолучить обстоятельных сведений; во соображении же свой с известными всякому любителю отечественных деяний, Записками касательно Российской Истории... (Приведенные здесь указания изданий “Записок” не вполне точны), нет сомнения, что это одно и то же сочинение Императрицы Екатерины Великой. Оно также издано и на немецком языке, в Библиотеке для великих Князей Александра и Константина (Bibliothek der Grosefursten Alexander und Constantin), Берлин 1784-1786 г., 7 книг, 12 д. л., и помещено в последних 4 книжках сего издания. Здесь сии записки доведены: с 862 до 1157 года (Георгий II) и также как в обоих русских изданиях напечатаны не в виде таблиц, очевидно потому, что не позволял формат в 8 и 12 долю листа. Причину выгоднейшего описываемого теперь издания в 4 д. л. с [200] пред ставлением событий в графах, равно как и обстоятельства составления таких таблиц, можно усмотреть из прилагаемой при сем весьма любопытной статьи: Высочайше утвержденные доклад 1783 года, Декабря в 4 день (Этот доклад приведен нами выше). Хотя же нам и не известны имена тех лиц (до десяти Членов), которые по сему Докладу предназначались быть сподвижниками своей Ученой Государыни в приготовлении припасов для Отечественной Истории и остается ожидать от ревностных любителей подробнейшего объяснения сего близкого в Русскому сердцу обстоятельства; но между тем находим явные следи, что сей чести удостоены были два знаменитые Профессоры бывшие в Московском Университете: 1) Антон Алексеевич Барсов (ум. 1791), отвергший из любви к наукам предложение Князя Потемкина-Таврического, который с высоты счастия своего простирал к нему руку дружбы, как бывшему своему наставнику в Москве, и отвечавший ему словами истинного мудреца: “Я и в своем состоянии счастлив”. 2) Харитон Андреевич Чеботарев (ум. 1815), отказавшийся с такой же скромностью ученого от лестного звания Библиотекаря Екатерины Великия. Оба они, как видно из их жизнеописаний, представили в кабинет сей Государыни, по воле Ее возложенные на них труды свои для записок Русской Истории, начертанных тою же Десницею, которая не довольно долго устрояла, но на долго устроила счастье России. А все сие не убеждает ли каждого просвещенного Россиянина обратить на сию полезную книгу особенного своего внимания?"

Затем, в библиографическом известии находим любопытное указание, что как “Выпись", так я атлас в ней находились в продаже.

“Книгу сию: Выпись хронологическую из истории Русской, — читаем здесь, — с вышеписанным Атласом, заключающих сорок исторических изображений и портретов на хорош. бум., в 2 ваннах переплетенных, получить можно по 35 руб. в небольшой книжной лавке под No 6, состоящей во Садовой и Гороховой улицам в угловом доме г. Поплевина, от собирателя Библиографических редкостей, книгопродавца Ивана Ильина. Иногородные Особы с требованиями своими адресуясь прямо на имя его, получат оную чрез почту за ту же цену".

Каким образом и откуда книга попала в “небольшую книжную лавку" в доме Поплекина, т.-е. очевидно к [201] букинисту, неизвестно. Мы знаем эту книгу по экземплярам Aкaдемической и Публичной Библиотеки в обыкновенном формате 4° и в том же формате с большими полями, в виде большого фолианта; но атласа портретов, принадлежащих к “Выписи", нам пока не удалось найти ни в той, ни в другой библиотеке.

Предположения статьи “Отеч. Записок” об участии в “Историческом собрании» московских профессоров А. А. Барсова и X. А. Чеботарева основаны вероятно только на предании, которое утверждено было в “Словаре" митр. Евгения. Сухомливов дал обширную литературную биографию Барсова в “Истории российской Академии" и здесь сообщил также об его участии в доставлении материалов для “Записок касательно российской историй»: это были сводные выписки из летописей, с примечаниями, начиная с 1224 года (История росс. Академии, вып. 4-й. Спб. 1878, стр. 228-229, 496. Сухомлинов упоминаете, что в Государственном Архиве сохранились эти материалы, доставленные “сотрудником Барсова").

Подобным образом для “Записок” работал и Чеботарев. Сухомлинов упоминает, что в Государственном Архиве находятся материалы Чеботарева, состоящие из таких же выписок с 1374 по 1380 год; прибавим, что значительная масса этих записок за дальнейшее время находится в собрании рукописей Русского Отделения Библиотеки Академии Наук. Доставление этих материалов помечено уже 1795-м годом, когда ими. Екатерина все еще думала о продолжении “Записок касательно российской история". Подробное описание материалов к “Запискам”, находящихся в Государственном Архиве и в Библиотеке Академии Наук, мы сообщим в своем месте впоследствии.

Как мы видели, Руссов (в 1837) считал “Выпись" именно трудов, исполненным членами “Исторического собрания», но в “Отеч. Записках” (в 1830) было уже замечено, что “это — одно и то же сочинение ими. Екатерины Великой", что “Записки касательно российской истории». Действительно, это только табличная форма тех же самых данных, и в Государственном Архиве сохранился в семи громадных томах "Записок” и этот табличный материал, в автографе Екатерины II. Весь характер труда один и тот же — собрание и приведение в порядок всех фактических данных о генеалогии и хронологии князей, о преемственности их на великом княжении, о распределении удельных княжений и т. д. [202] Императрица гордилась этим трудом, как отмечено в дневнике Храповицкого, когда, напр., тогдашнему историку Елагину пришлось поправлять по ее “Запискам” своя ошибки.

В IV-й части “Записок” помещены уже готовые тексты для “Медалей ко второй эпохе Российской история", начиная с Гостомысла. Здесь, после Гостомысла, представлены призвание князей и деяния Рюрика и его братьев (двадцать две медали), княжение Олега, в качестве опекуна, и Игоря (медали, No 23-49), Святослава (No 50-85), Ярополка (No 86-94), Владимира (No 95-150) и т. д. (В словаре русских граверов, Д. А. Ровинского, нет достаточных сведений об этом издании. При имени гравера Харитонова указано, что подлинные это рисунки хранятся в Эрмитаже).

"Выпись", по своему плану, должна была дать и учебник, и справочную книгу, я собрание иллюстраций для наглядного знакомства с главнейшими фактами русской истории.

Этому плану не суждено было придти в концу. Начало его, в виде упомянутого издания, было забыто и уже много времени спустя попало, необъясненным пока образом, в лавку букиниста и составляет теперь большую библиографическую редкость.

Упомянем, наконец, что в 1885 году, в общем собрании Импер. Р. Исторического Общества, 18 февраля, Н. Ф. Дубровиным прочитана была записка о заботах имп. Екатерины II по разработке русской истории, причем автор пользовался архивными документами, — но эта записка осталась неизданной (“Правительственный Вестник”, 1885, No 41).

А. Пыпин

Текст воспроизведен по изданию: Исторические труды императрицы Екатерины II // Вестник Европы, № 9. 1901

© текст - Пыпин А. 1901
© сетевая версия - Thietmar. 2014
© OCR - Бычков М. Н. 2014
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Вестник Европы. 1901

Мы приносим свою благодарность
М. Н. Бычкову за предоставление текста.