ЕКАТЕРИНА II и ГУСТАВ III.

Из эпохи шведской войны 1788–1790 гг.

История трехлетней войны с Швециею, в царствование императрицы Екатерины II (1788–1790 гг.) весьма мало разработана в нашей литературе, как в военном, так и в политическом отношении. Исследователю этой эпохи приходится поэтому иметь дело лишь с сырыми архивными материалами, либо с отдельными монографиями, содержание которых часто противоречит одно другому. Занимаясь составлением истории Свеаборгской крепости, необходимо было включить также в круг этого описания столкновение Густава III с Россиею 1; считаем не лишенными интереса некоторые сообщаемые ниже материалы, относящиеся к этому времени, с которыми пришлось нам ознакомиться при составлении упомянутой истории.

___________________________________________

I. Собственноручное письмо императрицы Екатерины II генерал-лейтенанту барону Игельстрому 2, которому поручено было [428] ведение в Вереле мирных переговоров с шведским уполномоченным, бароном Армфельдом. Содержание этого письма прекрасно обрисовывает личность императрицы и ту непоколебимую твердость, с которою она отклоняла всякое предложение, несовместное с достоинством России. Копия с подлинного письма была в точности снята в 1847 году (с сохранением екатерининского правописания) покойным генерал-маиором В. Г. Богаевским 3, который и ознакомил нас с этим любопытным историческим документом. Предавая в настоящее время это письмо гласности, без всякого изменения или пропуска, мы позволили себе только восстановить общеупотребительное правописание, так как известно, что императрица Екатерина II писала весьма своеобразно даже и на немецком языке. [429]

(Перевод с франц.). «Господин генерал-поручик барон Игельстром. По вашим письмам к генералу графу Салтыкову, я вижу, что вы действовали как прямой и честный рыцарь в ваших сношениях с г. Армфельдом. Эта самая прямота заставила вас отвергнуть с презрением бессмысленные и постыдные для нас 4 условия короля шведского и его любимца, и вы очень хорошо сделали; не смотря на это, они снова завязали переговоры и снова расчитывают обмануть и привлечь нас. Все это делается, чтобы ослепить своих же подданных вымышленными переговорами о мире, которого они желают и в котором они действительно нуждаются. Король имеет кроме этого еще другую цель, а именно выманить деньги у тех, которые дают их ему, ставя на вид и стращая их отдельными с нами переговорами, если не удовлетворят его потребностям и его корыстолюбию. От меня хотят приобрести этот мир или деньгами или жертвами или неопределенными словами, которые в последствии истолкуют по желанию; наконец, во всем этом ничего нет, кроме сплетения хитростей, и есть все, исключая прямоты и чистосердечия. И так, остерегайтесь быть обманутым и продолжайте действовать как вы начали, с свойственной вам прямотой и врожденной вежливостью и заставьте их принять наш проект или прервите переговоры, которые ни к чему не поведут 5. Прощайте, будьте здоровы».

В конце этого письма находится еще следующая собственноручная приписка императрицы:

«Люди эти имеют еще один конек. А именно, они очень бы [430] желали показать, что предписывают нам законы; мне очень нравится этот трехдневный срок, который благоволят даровать нам, для нашего ответа; можно предположить, что шведский король диктовал это в опьянении, но не от славы, а от вина».

___________________________________________

II. Отрывки из Журнала прошедшей войны против шведов в 1788, 1789 и 1790 г. (с атласом). Это рукописное сочинение, хранящееся в военно-ученом архиве, принадлежит Степану Апраксину 6 и представлено было им при всеподданнейшем письме императору Александру.

В последнем автор говорит, что он был очевидцем последней кампании против шведов и «изобразил сколько мог все бывшие в оной обстоятельства, достойные примечания». Заимствуем из этого «Журнала» описание заключения Верельского мира и празднование его Густавом III.

«Генерал-порутчик Игельштром тотчас отправился в Ковалу и прежде тайно получив из Петербурга от министров иностранной коллегии инструкции от двора, нужные для начатия негосиации 7. Король шведский также призвал из Пардакоскии генерала Армфельда в Верелу 8, против Ковалы, и сам, также инкогнито, находился в лагере. После нескольких писем партикулярных, писанных с обеих сторон, в одном из сих писем изъяснялся генерал Армфельд почти таким образом: «ваша государыня, столь великая и столь великодушная, не пожелает-ли перестать лит кровь почтенных народов, взаимно один другого почитающих и, как кажется, созданных жить дружелюбно». Сие письмо содействовало свиданию генерала Игельштрома с генералом Армфельдом [431] между передовыми постами; между собою поговорили, друг друга поняли, и негосиации, уже действительные, всегда между заряженными пушками, начинались и переставали несколько раз: когда генерал Армфельд требовал уступление Нейшлота с уездом, мирные договоры оканчивались, и генерал российской брал свою шляпу и шел к своей дивизии, чтобы начать бой; генерал шведской тогда просил его обождать, пока получит на записочку карандашом, им написанную, ответ от короля, и ответы всегда были благоприятные; тогда начинали опять и опять дружески говорить, а наконец дошли до подписания пунктов и взаимного обмена договоров 9. Король, имевший ум несколько странный, велел сооружать посреди передовых постов алтарь дружбы, окруженный прекрасным храмом, украшенный листьями дубовыми и лавровыми и испещренный цветами, построенный солдатами обеих наций.

«Как я был свидетелем при церемонии заключения мира, вот почти каким образом оной праздновали: когда час настал к обмену ратификаций, войска обеих наций, в виду друг друга, не выходя из своих лагерей, стояли под ружьем; рота гранодер российских, так как и рота гранодер шведских, как и в добавок несколько эскадронов обеих армий — были командированы для прибавления свиты и отдания почестей, приличных послам обеих наций, потому что генерал Армфельд и Игельштром уже получили сей титул от своих государей, и генералом Игельштромом были уже написаны повестительные письма к генералу Салтыкову и принцу Нассау, повелением ее императорского величества, о окончании военных действий и посему-то прожекты, вышеписанные как для морской, так и для сухопутной армии, были удержаны в самый час сигнала к атаке.

«Полномочные послы, всякий с своей стороны преследуемые многочисленною свитою, прибыли в одно время к храму дружбы, как выше сказано, для сего нарочно построенному; сделали обмен ратификаций при восклицании обеих наций и при звуке их пушек; нельзя умолчать, что генерал Армфельд, около 40 лет и поддерживаемый двумя генералами 60-тилетними, составлял сцену трогательную. Ратификации обмененные, генералы и офицеры бросились [432] нам на шею; мы им ответствовали такими же изъявлениями дружбы. Между тем, как сие происходило, сам король прогуливался за своим фрунтом в сюртуке сереньком и, по окончании церемонии, он звал всех генералов российских к себе на ужин в свой лагерь; многие субалтерн-офицеры и даже солдаты в большом числе туда же пришли, так что в одно время россияне и шведы дружелюбно нашлися смешанные, и король шведский сам стоял среди кучи российских гранодер, песни поющих. На другой и третий день, он давал праздники и фейерверки, к которым приглашен был граф Салтыков; но он извинился, что он нездоров и хорошо сделал, потому что сей король странно забавлялся и веселился пред генералом Игельштромом, многими генералами и офицерами, позванными на праздник, — где я уже не был, быв потребован в главную квартиру, — раздавал тем из своих, которые себя отличили в происшествиях сей третьей кампании, разные ордена и военные украшения, частию им самим учрежденные, и даже учредил для своего берегового флота для солдат медали, в которой с одной стороны была видна победа, одержанная над гребным нашим флотом в Роченсальме, а с другой — российская галера с числом взятых в тот день галер 10. Сие хвастовство монарха, более побежденного, нежели победившего 11, заставило его смолчать, [433] что он от своего большего флота сохранил 10 или 11 токмо линейных кораблей, от 30-ти, коих имел, и что, конечно, половина, его сухопутной армии была истреблена сколько оружием россиян, столько и болезнями; не взирая на сие и чтобы сделать вид яко победитель, дабы по возвращении в Стокгольм более привязать народ, нежели дворян, которых издавна старался унижать, предприял король соорудить на одной из площадей города обелиск с надписью: Признательность короля к своему народу. Также сделана прекрасная статуя в рост человеческий, ему в честь, именитым скульптором, где король был представлен победителем, окруженный победоносными знаками 12. [434]

«Толикое тщеславие требовало со стороны нашего двора некоторого ответа: но оный был сделан с большею справедливостью и от прямых победителей, с похвальною умеренностью, в присутствии посла шведского и нескольких других шведов, мир был празднован; императрица раздавала награждения начальникам армии сухопутной и морской, генералам и офицерам. В доказательство, что армия, сражавшаяся против шведов, не истреблена была, 16,000 человек сих же самых войск, стоявших под ружьем, стреляли залпы, обыкновенные в подобных случаях. Они получили серебряные медали, в парод были бросаемы серебряные монеты, и народу несколько дней сряду давано вино и мясо. От 400 до 500 офицеров шведских и от 4,000 до 5,000 человек пленных послом шведским в окружности Петербурга посажены на суда и отправлены в Стокгольм; имел он однако же малое неудовольствие видеть на Неве до 500 мелких судов своей нации, кои в Неву вплыть могли, не говоря о кораблях, взятых в продолжение войны, на которых флаг шведский был спущен пред российским и кои остались в Кронштадте» 13.

Вообще сочинение Апраксина наполнено многими любопытными подробностями о войне Густава III с Рбссиею. Так, например, в описании катастрофы, постигшей шведского короля в 1788 г. под Фридрихсгамом, помещено следующее любопытное указание, которое нам не удалось встретить в других сочинениях о войне Екатерины II с Швециею. Припомним, что Густав подступил к Фридрихсгаму и приступил к устройству осадных батарей. Но вдруг предположенное им победоносное шествие к Петербургу оказалось невозможном предпринять, вследствие мятежа в рядах его собственной армии; офицеры составили враждебную королю конфедерацию и объявили Густаву III, что войска не намерены воевать против России, [435] без согласия всей собранной нации. По поводу этого происшествия Апраксин замечает: «Утверждают, что первое движение короля было самому ехать в Санктпетербург и искать помощи в великодушии вечно достойной памяти государыни императрицы Екатерины II, вручая в руки ее собственную особу и свои пользы. Но утверждаю опять, что барон Армфельд, его фаворит, первый камер-юнкер и первый начальник сих предприятий военных, был тот, который его отговорил, представляя себя за него туда ехать, между тем как король возвратит армию на собственные свои земли».

Весьма любопытна также заметка Апраксина, по поводу введения Густавом III у себя всадников, в роде наших казаков (в 1789 г.): «Король захотел иметь казаков, которые в продолжение всей войны сходствовали только тем с нашими, что держали в руках пики, коими не умели владеть, и сим доказал совершенно, что обезьянная переимчивость редко бывает полезна, но более смешна».

В заключение приведем еще отзыв Апраксина о шведской армии: «Я должен также отдать справедливость воинству шведскому, что офицеры наполнены честию и знаниями в своем ремесле; большая часть знает разные европейские языки, воевали в Америке и носят украшения иностранные; они себя везде противу нас показали с благородством и храбростию и видали мы несколько раз, когда у солдат недоставало твердости в атаке, то они, составя 20-ю и 30-ю человеками первый плутонг колонны, нападали на наши батареи со шпагою в руках и, следственно, побиты больше частию картечами. Что касается до солдата шведского, он здоров, посредственно обучен, а особливо что касается до щегольства воинского, но хорошо дерется, будучи предводительствуем такими хорошими офицерами. А касательно обоза и других подробностей их армии, можно сказать, что вообще оная была довольно хорошо снабжена, всем нужным для действования противу нас, съестными припасами солдат почти ежедневно едал свой хлеб свежий, получал порцию мяса и две порции водки 14. Сохранение закона также твердо наблюдаемо в армии шведской; я их видел поющих свои молитвы вслух утром и вечером ежедневно, перед лагерем, в собрании всех полковников и офицеров. В посещении, мною сделанном к фельдмаршалу Мейерфельду, был им я принят очень ласково и позволил он удовольствовать мое любопытство проводить маршем их колонны, возвращающиеся до Аберфорса; оные шли с [436] довольным порядком, имея очень мало партикулярного экипажа, но большой обоз артиллерии, хорошо снабженный и, сверх первой линии оборонительной, противу нас действующие, принадлежащие их разным отрядам пушки, они имели в резерве вторую, составленную несколькими резервными войсками, также снабженную большими пушками; в других местах сия вторая линия имела еще третью за собою. Я не видал у них хорошей кавалерии, пехота не дурна, артиллерия хороша, егери по большей части отменные, казаки, к примеру наших, совсем странные. Сии егеря, о коих говорю, более одеты в серое, нежели в зеленое сукно, и в сем шведы, думаю, нравы, потому что они не так приметны за каменными утесами, где они защищают проходы; я также видел несколько баталионов, выбранных из полков пехотных, имея те же голубые мундиры, но считалися егерями, даже не имели нужного числа ружей порядочно стрелять, чтобы можно было назвать хорошими стрелками, а я думаю, лучше бы их назвать легкие баталионы, как в Пруссии, ибо я их видал в марше, не имея более одной повозки на баталион».

Сообщ. Н. К. Шильдер.


Комментарии

1. Первые две главы этого исторического очерка, под названием: «Материалов для истории Свеаборгской крепости», были напечатаны в Инженерном Журнале 1869 г. в № 11 и 1870 г. в № 2.

2. Барон, в последствии граф, Осип Андреевич Игельстром, сын лифляндского дворянина, скончался в 1817 г. Он участвовал в 1790 г. в кампании против шведов, будучи генерал-губернатором Симбирским и Уфимским, и сражался под начальством графа Салтыкова. 3-го августа 1790 г. генерал подписал мир в Вереле. Императрица наградила его чином полного генерала, шпагой, осыпанной алмазами, и похвальной грамотой. В том, же году Игельстром получил орден св. Андрея Первозванного и был отправлен послом в Швецию. В 1793 г. он назначен в Варшаву для начальствования над русскими войсками, расположенными в Польше. После революции 1794 г., он лишился команды и удалился в Ригу. При Павле, Игельстром был назначен военным губернатором в Оренбург и через два года снова отставлен. Ш.

3. Подлинное письмо находилось в то время у генерала Веселитского, бывшего начальника штаба 4-го пехотного корпуса, а потом начальника разных дивизий, расположенных в Царстве Польском и западных губерниях.

4. Слова, напечатанные разрядкою, вставлены рукою императрицы.

5. Читая эти строки, нельзя не указать на письмо от 29-го августа 1790 г., в котором, между прочим, императрица извещала Потемкина о заключении мира с Густавом III в следующих словах:

— «Ласкательно для меня из твоих уст слышать, что ты оный (мир) приписуешь моей неустрашимой твердости; как инако быть Императрице Всероссийской, имея шестнадцать тысяч верст за спиною и видя добрую волю и рвение народное к сей войне».

Императрица действительно вышла победительницею в самых затруднительных обстоятельствах, заставших Россию в 1790 г., твердо уповая на неисчерпаемую силу и могущество своего государства. Письмо, отрывок из которого приведен нами целиком напечатан выше в «Русской Старине» стр. 424.

6. Автор этого сочинения Ст. Ст. Апраксин, род. в 1756 г., был сын фельдмаршала Степана Фед. Апраксина, победителя при Грос-Эгернсдорфе, умершего в 1758 году, под судом и в немилости, за самовольное отступление с армиею в Россию. На девятом году Ст. Апраксин был уже капитаном, а в 1777 г. полковником и флигель-адъютантом; он участвовал в многих войнах екатерининского царствования. В 1798 г., будучи генерал-от-кавалерии, уволен был от службы. При Александре снова вступил на службу и назначен в 1803 г. Смоленским военным губернатором. В 1809 г. вторично вышел в отставку и скончался в 1827 г., в Москве.

7. Императрица Екатерина II говорила о шведской войне: «J’ai fait la guerre sans generaux et la paix sans ministres» (Записки князя Ф. H. Голицына, «Русский Архив»).

8. Верела — деревня Элимского прихода Ньюландской губернии, при реке Кюмени. Переговоры происходили в палатке, поставленной между обеими армиями на Верельском поле. Ш.

9. Верельский договор (3-го августа 1790 г.) был основан на строгом statu quo, предшествовавшем открытию неприятельских действий; обе стороны возвратили все места, занятые войсками той или другой державы во владениях неприятеля. Таким образом средства беднейшего государства в Европе были растрачены совершенно напрасно: Швеция не приобрела ничего от подвигов, совершенных ее королем. Н. Ш.

10. Роченсальмское морское сражение, 28-го июня 1790 года, в котором был разбит принц Нассау-Зиген, предводительствовавший русским галерным флотом. Шведы называют это сражение Свенскзундским.

11. Этот пример политической бестактности и надменного нрава Густава III, забывшего о присутствии на этом торжестве представителя русской императрицы, напоминает собою другой исторический факт, случившийся во время эрфуртского свидания, состоявшегося в 1808 году между Наполеоном и императором Александром:

Во время эрфуртского конгресса отдельные полки французской армия возвращались из Пруссии, и, вероятно, не без намерения были направляемы на Эрфурт, где Наполеон делал им смотры в окрестностях города. Это были войска, которых император не видел со времени Тильзитского мира. Император Александр был однажды приглашен Наполеоном на подобный смотр и находился все время по правой стороне французского властелина. Выехав на поле, Наполеон дал шпоры своему коню и поскакал с правого фланга вдоль фронта войск, не заботясь нисколько об императоре, который должен был, на наполеоновской лошади, скакать сзади, как адъютант. После этого, полк сомкнул колонну и Наполеон крикнул полковнику: les braves en avant! Несколько офицеров, унтер-офицеров и рядовых вышли вперед и образовали большой полукруг. Наполеон сошел с лошади и пригласил императора и цесаревича Константина Павловича стать по правой стороне, имея с левой Бертье с записной книжкой в руках. Открытый еще с одной стороны полукруг сомкнулся присутствующими принцами и свитой. Полковой командир вызывал по очереди каждого по имени и представлял его Наполеону, который спрашивал: где и когда он отличился? Этот полк содействовал под Фридландом к решению победы и все раздаваемые награды были как раз назначаемы за это сражение. Отличившиеся рассказывали затем подвиги, совершенные ими в битве. Один убил собственноручно столько-то русских и столько-то человек взял в плен, другой овладел знаменем, третий захватил орудия, четвертый вогнал русский баталион в воду, где он потонул — Наполеон выслушивал все со вниманием и решал затем, что следовало записать Бертье, производство пли почетный легион; каждому представляющемуся Наполеон снова делал те же вопросы, так что присутствующим казалось, будто он с намерением хотел причинить огорчение императору Александру и подвергнуть его нравственной пытке. Взоры всех обратились к императору, который с полным спокойствием стоял возле Наполеона и оставался в таком положении, пока последний из имеющих получить награду не выставил совершенные им геройские подвиги в самом блестящем свете. Цесаревич удалился из кружка и осматривал выехавшую батарею. (Мueffling: Aus meinem Leben. — Berlin. 1855).

Если подобное высокомерие простительно еще гениальному полководцу, солдату-счастливцу, то оно делается смешным, относя сходную с этим примером надменность к герою, прозванному императрицею Екатериною Горе-богатырем, про которого В. Петров писал в 1788 году, в Москве, стихотворение, начинавшееся следующими строками:

    «Густав,
В покое жить устав,
Войной на Русь воздвигся;
    По Карлову остригся
В страх русских городов и сел,
И чтобы избыть в здоровье траты,
    Оделся в латы,
Как в кожу льва осел:
    Богатырина страшной,
Коль рок послужит вертопрашной!»

12. Обелиск этот или гранитная пирамида находится на дворцовой площади в Стокгольме; Густав III воздвиг этот памятник в честь граждан своей столицы, за пожертвования, оказанные ими в войне с Россиею. Напротив ее, в конце площади, близь морского берега, возвышается бронзовая статуя Густава III; он изображен держащим в руке оливковую ветвь, в рыцарском наряде, с обнаженной головою. Этот памятник воздвигнут иждивением Стокгольмских граждан и открыт был в 1808 году, при Густаве-Адольфе IV. Моделировал статую шведский скульптор Сергель.

13. Подробное описание торжества празднования мира с Швециею в Петербурге можно найти в «Деяниях Екатерины II», П. Колотова (ч. IV. — Спб. 1811). 15-го августа последовало торжественное объявление о мире, а 8-е сентября избрано был днем мирного торжества, которое продолжалось перерывами несколько дней сряду. Н. Ш.

14. При заключении мира меня уверяли, что они еще имели на полгода готового провианта в ближайших провинциях к театру войны.

Текст воспроизведен по изданию: Екатерина II и Густав III. Из эпохи шведской войны 1788–1790 гг. // Русская старина, № 11. 1876

© текст - Шильдер Н. К. 1876
© сетевая версия - Тhietmar. 2018
© OCR - Андреев-Попович И. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русская старина. 1876