-

ИМПЕРАТРИЦА ЕКАТЕРИНА II И КН. ПОТЕМКИН.

Подлинная переписка.

(Из сборника профессора Николаевской Акад. Ген. Штаба П. С. Лебедева).

1789 г. ¹

Сентября 22-го ч.

Друг мой любезной, князь Григорий Александрович.

Вручитель сего, подполковник Валериан Александрович Зубов, желая служить в армии, просил быть отправлен к тебе; в молодых его летах, я должна ему отдать справедливость, что, сколько я приметить могла, он в самых добрых расположениях и полон усердием выполнить все ему порученное; он отнюдь не желал здесь жить празднен и спешит теперь к тебе застать осенние военные действия; я совершенно уверена, что ты сего молодого человека будешь жаловать, il me parait а moi que c’est vraiment un enfant interessant ², брат же его чрезвычайно любит и всю свою надежду на тебя кладет, что его не оставишь, в чем, надеюсь, и не обманется. Третьягоднишной курьер твой привез нам добрую весть, — за что тебя весьма благодарю, — что бригадир Орлов разбил авангард Гассан-пагаи и что князь Репнин идет к Измаилу.

Помоги тебе Бог во всех твоих предприятиях и да даст тебе здоровье и силы душевные и телесные; я совершенно здорова, и своим нынешним состоянием довольна и ничем не могу жаловаться, кроме глупым, унылым и слабым поведением графа Пушкина и его интригантного генералитета, который перетасовать надобно; как, я к тебе уже писала, ему, Пушкину, впредь не командовать, понеже не умеет; но полно о сей скучной материи говорить, [206] я хочу, чтоб ты был в веселом расположении, и не смотрел сентябрем; ведь ты не любишь, как я нахмурюсь, также и я не люблю, когда морщишься. С будущими твоими имянинами тебя поздравляю и посылаю к тебе с Валерьяном что он тебе вручит, по прочтении сего письма.

Прощай, мой друг, Бога прошу да поможет тебе.

(Без числа, но вероятно, в исходе сентября).

Друг мой любезной, князь Григорий Александрович. Письма твои, от 10-го сентября, из Кишенева, и от 16-го, из Каушан, я получила одни за другими; последние меня много обрадовали, понеже я, к удивлению моему, увидела, что тут не одна, но множество побед. Естьлиб ты был здесь, то бы я, взяв тебя за ушки, поцаловала, а теперь заочно премного тебя благодарю, и я, и вся публика чрезвычайно обрадована; сегодня у нас был молебен и пушечная пальба — 101 выстрел. Подарок один послан к Кобургу, а шпаги для него и для Суворова делаются.

Подробностей жду нетерпеливо, только ты, право, умница, спасибо, мой фельдмаршал, что дела ведешь умно и с успехом.

С пруссаком употребляется что возможно; но с врагами вообще ничего нет исцелительнее, как их бить. Напиши ко мне именно кто битой визирь, ибо, по нашим вестям, Юсуф-паша сменен и на его место кто сделан — тот умер. Помоги тебе Бог достать Бендеры даром.

Прощай, мой друг, будь здоров; курьера твоего я пожаловала полковником. Adieu mon Ami; je Vous aime de tout mon coeur et je Vous trouve tout-a-fait charmant de m’avoir envoye tant de bonnes nouvelles a la fois ³.

Октября 4-го ч.

Друг мой, князь Григорий Александрович. За поздравление твое со днем моей коронации благодарю тебя. Жаль, что шторм препятствие сделал нашему флоту. Успехами армии, под твоим предводительством находящейся, все много обрадованы и ждем подробностей нетерпеливо. Бога прошу, да благословит твои предприятия на Бендеры и повсюду. Прусского Геркулеса либо дубину его стараемся угомонить всевозможной ласкою, а Англию также. От мира я не токмо не прочь, во всякое время, но оного сердечно желаю. Из рескрипта увидишь, что я Суворова пожаловала графом Суворовым-Рымникским. Касательно финляндских дел я жду ответ [207] твой на мое письмо, в котором тебе писала о Миллере либо Долгоруком, но и наипаче первого я-б охотнее хотела, нежели Салтыкова, которой ссор между генералами не укротит, но при том глуп и упрям, и не сделает, опасаюсь, ничего, как Пушкин; сему остаться никак неможно, его наипаче гвардия бранит; я чаю, также и казаки, и сам Денисов.

Корнет (П. А. Зубов) в кавалергардском корпусе сделан.

Касательно же Валериана, то сей уже выпущен прежде и, чаю, уже к тебе приехал.

Графа же Гуровского я в полковники пожаловала, о чем сведаешь с сим же курьером.

Прощай, мой друг, будь здоров и помоги тебе Бог.

Новой твой корнет кавалергардской — человек обстоятельной, которой доныне не балуется; я им очень довольна, сей аттестат я ему должна. Будь милостив к дитяте и наставь его на путь истинной, у него сердце доброе и воля добрая.

Октября 5-го ч.

Здесь по городу слух идет, будто граф Мамонов съума сошел на Москве; но я думаю, что солгано: дядя его о сем ничего не знает, у него спрашивали. Естьли это правда, то Бога благодарить надобно, что сие не сделалось прошлого года; конфузии в речах я, в самой день свадьбы, приметила, но сие я приписывала странной его тогдашней позиции. Извини меня, мой друг, что я тебя утруждаю чтением сих строк, при твоих прочих заботах, но, рассуди сам, естьлиб ты был здесь, то бы мы о сем поговорили же. Покои твои я приказала убирать почище, я по них проходилась и нашла, что они так замараны и так гадки, что полководцу прославившемуся — в оные ввести непристойно, а полюбится-ли тебе, как я их прибрать велела — не ведаю; для меня недурно, но, зная твой вкус, опасаюсь, что тебе не понравится; но, как-бы то ни было, они красивее землянки либо палатки.

Князь Г. А. Потемкин — Императрице.

Рапорт о сражении при Рымнике.

Белград на Днестре. — Октября 6-го ч. 1789.

Всемилостивейшая государыня. Об одержанной союзными императорскими войсками над верховным визирем при речке Рымник, 11-го минувшего сентября, победе присланное ко мне от генерала Суворова обстоятельное донесение с планом баталии ⁴ имею счастие [208] всеподданнейше представить вашему императорскому величеству чрез полковника Золотухина, который, быв при нем дежурным, может подробно донести вашему величеству, колико ознаменовал себя в тот день господин Суворов. Его искусством и храбростию приобретена победа и я приемлю смелость повергнуть его чрез сие, с храбрым воинством, к освященным вашего императорского величества стопам.

Реляция на 12-ти страницах писана вся рукою Суворова; в ней замечательно следующее место:

Сего месяца 6-го числа, в ночи, получил я письмо от принца Кобурга, в котором уведомляет, что великий визирь с многочисленным войском от стороны Браилова переправился чрез реку Бузео и стал лагерем при деревне Градешти; что он ждет от него нападения и я бы не медлил ни часу для соединения с ним корпуса команды моей; чрез сутки другое письмо равного содержания, с прибавлением, что визирь лагерь свой перенес вперед 4 часа и расположился при Мартинешти, лежащей от него 4 же часа, и что он на завтра ожидает от него атаки.

Соображая сии обстоятельства, не можно было медлить; я выступил в ночь на 8-е число из под Пуцени с батальонами двумя егерскими, четырьмя гренадерскими, четырьмя мушкатерскими и легким сформированным (sic) из мушкатер на шесть кареев в две линии, — при них в 1-й генерал-маиор и кавалер Позняков, во 2-й бригадир Вестфален, на сей случай дела прикомандированный, — 12-ю карабинерными эскадронами, при сих бригадир Бурнашев, — прочий генералитет за болезнию остался назади, — двумя казачьими полками и арнаутами.

Императрица — кн. Потемкину.

Октября 10-го ч.

Друг мой сердечной, князь Григорий Александрович. Пишет ко мне генерал граф Николай Петрович Салтыков; что бригадир Селим-Гирей ушел к туркам и живет теперь у Калги-султана в турецком войске; сей неблагодарный человек доказал, сколь мало на магометанскую к нам верность считать можно. Voila un vilain Monsieur de plus et puis c’est tout, а со временем у турок будет без головы, как Шагин-Гирей. Сие письмо отдаст тебе Николай Александрович Зубов, который обратно к тебе едет и весьма хвалится твоею к нему ласкою, за что брат его премного тебя благодарит; они все люди добросердечные, mais la perle de la [209] famille, selon moi, c’est Platon lui meme, qui est d’un caractere vraiment aimable et ce caractere ne se dement dans aucune occasion ⁵.

Я здорова и тебе желаю того же, и чтобы сам Бог тебе помогал и подкреплял во всех случаях. Прощай, мой друг.

Октября 18-го ч.

Поздравляю тебя, друг мой сердечной, князь Григорий Александрович со взятием Белграда на Днестре; сия весть к нам пришла в самый день молебна за взятие Белграда на Дунае, и так, молебен пели здесь за оба Белграда совокупно. Знатно, что имя твое уже страшно врагам, что сдались на дискрецию, что лишь показался. Спасибо тебе и преспасибо, кампания твоя нынешняя щегольская! Бога прошу, да увенчает ее Бендерами и да даст нам чрез тебя полезный и честный мир.

Прости, мой друг, я здорова и весела и тебя очень, очень люблю.

К вещам для Суворова я прибавила еще перстень, буде вещи тебе покажутся не довольно богаты.

Октября 18-го ч.

Друг мой сердечной, князь Григорий Александрович. Описание, которое делаешь Днестровскому Белграду в твоем письме от 2-го октября, показывает, что туркам сие наше нынешнее приобретение важно было. Подробности о баталии, выигранной Суворовым и Кобургом над визирем, еще не привезены; я думаю, что курьер занемог на дороге, тот, которого ты обещал отправить 4-го октября. Каковы цесарцы бы ни были и какова ни есть от них тягость, но оная будет несравненно менее всегда, нежели прусская, которая совокуплена, сопряжена со всем тем, что в свете может только быть придумано поносного и несносного. Mon cher ami, je parle d’experience, j’ai vu ce joug malheureusement de fort pres et j’ai sautoe de joie, vous en etes temoin, lorsque j’ai apercu seulement une petite lueur pour en pouvoir sortir ⁶. Постарайся, мой друг, сделать полезный мир с турками, тогда хлопоты многие исчезнут и будем почтительны, — после нынешней твоей кампании сие ожидать можем.

Помоги тебе Господь Бог сам взять Бендеры. Посылаю тебе гравированный портрет с резного камня Очаковского победителя; и камень и портрет вырезаны у меня в эрмитаже. Александру [210] Васильевичу Суворову посылаю: орден, звезду, эполет и шпагу бриллиантовую весьма богатую; осыпав его алмазами, думаю, что капнет будет. А что тунеядцев много, то правда, я давно сего мнения. Что ты замучился, о том жалею, побереги свое здоровье, ты знаешь, что оно мне и государству нужно. Adieu, mon ami, Христос с тобою, будь здоров и счастлив.

Мы Пруссаков ласкаем, но каково на сердце терпеть их грубостию и ругательством наполненные слова и поступки, один Бог весть. Я жду твоего ответа на мое письмо о перемене команды в Финляндской армии, и хотя ты писал о графе Иване Петровиче Салтыкове, но нельзя-ли, чтоб чаша сия шла мимо Финляндской армии; тут паки, кроме упрямства и глупости, ничего не выйдет, мне кажется; а, право, уже две кампании потеряны, и не дай Боже видеть третью, наполненную упрямою глупостью.

Октября 18-го ч.

Третье письмо, мой друг сердечной, сегодня я к тебе пишу; по написании двух первых, приехал Золотухин и привез твои письма от 5-го октября, из которых усмотрела, что ты еще в Белграде, где приводишь все в порядок, в ожидании полков, от [Г]аджибея идущих. Бога прошу, да поможет тебе взять Бендеры, а наипаче без потери людей, и естьли, паче чаяния, чего Боже сохрани, недостаточно где было пропитания или провианта, так чтоб с неба ждать хлеб и сухари, как дождик. К графу Суворову, хотя целая телега с бриллиантами уже накладена, однако кавалерии Егорья большого креста посылаю, по твоей просьбе; он того достоин, паче же мне нравится куда его прочим. Дай Бог тебе здоровья. Письмо Кобурга обоим честь делает.

Платон Александрович тебя весьма за брата благодарит; я никак не сомневаюсь, что ты слово сдержишь, они же люди очень хорошие, с добрыми сердцами и ко мне привязанные, и отнюдь не криводушные. Я любопытна знать, кто у Суворова генералы, кои за болезнию остались позади? Мне кажется, что и твой Войнович не очень на море идет вперед, однако не в осуждение ему да будет сие, я знаю его силу и турецкую; желаю от всего сердца, чтоб флотилия и флот были бы целы и здоровы. Засим, прости, мой друг, будь здоров и благополучен — я здорова.

Октября 19-го ч.

Друг мой сердечной, здесь, как я тебе уже писала, прекрайняя нужда в Финляндской армии в генерале, понеже Пушкин, быв две кампании, оказал свое несмыслие, на него даже гвардия и прочие все войска за недействие ропщут; генералов же он не умеет [211] содержать в субординации. Писал ты ко мне, чтоб графа Салтыкова к тому употребить, но и сей, мне кажется, к сему посту не более способен, как и Пушкин. Я жалею, что князь Бернбургской — из младших генерал-поручиков; не знаю сама почему, мод доверенность, в сем случае, наклонилась бы скорее к нему, нежели к иному. Ради самого Бога, реши ты мою нерешимость скорее и напиши вторично ко мне и дай мне совет доброй, кого мне употребить в сей стране? также и прочий генералитет перетасовать в Финляндии нужно; назначь кого на место Кнорринга и прочих, кои выслать нужно, определить надлежит. Нумсена, Корсакова, Берхмана, Бавера я здесь оставляю; Стронтманн почти ослеп, Левашов никуда не годится, а Волков — вял. Я сожалею, что сими хлопотами тебя беспокою, но они мне крайне нужны кажутся, по важности здешних дел; от Пушкина ⁷ ничего добиться неможно и уже способа не осталось, ибо моих ордеров не слушался, сколько ни было писано, а к крайности приступить также не хочется, понеже я ему персонально обязана. На Москве он отнюдь не годится.

Прости, мой друг, будь здоров и благополучен.

Смотря по списку, я нашла, что Кречетников и Игельстром старшие генерал-поручики; я бы согласилась на кого из них, наипаче первого.

Ноября 15-го ч.

Друг мой любезной, князь Григорий Александрович. Не даром я тебя люблю и жаловала, ты совершенно оправдываешь мой выбор и мое о тебе мнение; ты отнюдь не хвастун, и выполнил все предположения, и цесарцев выучил турков победить; тебе Бог помогает и благословляет, ты покрыт славою, я посылаю к тебе лавровой венец, который ты заслужил (но он еще неготов ⁸); теперь, мой друг, прошу тебя, не спесивься, не возгордись, но покажи свету великость своей души, которая в счастии столь же ненадменна, как и не унывает в неудаче. Il n’y а pas de douceur mon Ami que je ne voudrais Vous dire: Vous etes charmant d’avoir prig Benders sans qu’il en aye coute un seul homme ⁹.

Усердие и труд твой умножили бы ко мне благодарность, естьлиб она и без того не была такова, что увеличиться уже не может. Бога прошу да укрепит силы твои; меня болезнь твоя очень беспокоила, однако, не имея от тебя более двух недель писем, я [212] думала, что возишься около Бендер, либо завел мирные переговоры. Теперь вигу, что догадка моя не была без основания. Нетерпеливо буду ожидать приезда Попова; будь уверен, что я для твоей вверенной армии генералитета все сделаю, что только возможно будет, равномерно и для войска: их труды и рвение того заслужили. Как обещанную записку о цесарских награждениях получу, то и тебе скажу и мое мнение. Любопытна я видеть письма Волосского господаря и капитана-паши бывшего о перемирии и твои ответы; все сие уже имеет запах мира, и тем самым непротивно. План о Польше, как его получу, то рассмотрю и не оставлю тебе, как скоро возможно, дать решительный ответ. В Финляндии начальника переменить крайне нужно, ни в чем на теперешнего положиться нельзя; в Нейшлот я сама принуждена была послать соль отсюда, ибо люди без соли в крепости; я велела мясо дать людям, а он мясо поставил в Выборг, где мясо сгнило без пользы; ни на что не решится; одним словом, неспособен к предводительству, и под ним генералы шалят и интригуют, а дела не делают, когда прилично; из сего можешь судить, сколько нужно сделать перемен там. Присланного от тебя молодца я пожаловала полковником и в флигель-адъютанты за добрые вести. L’enfant trouve que Vous aves plus d’esprit et que Vous etes plus amuesant et plus aimable, que tous ceux qui Vous entourent; mais sur ceqi gardez nous le secret car il ignore que je sais cela ¹⁰; за весьма ласковой твой прием они крайне благодарны; брат их Дмитрий женится у Вяземского на третьей дочери.

Adieu mon cher Ami; portes Vous bien.

Ноября 25-го ч.

Друг мой сердечной, князь Григорий Александрович. Попов приехал с Бендерскими ключами и с твоими письмами от 9-го ноября; за Бендеры Богу благодарение мы приносили, а теперь тебе скажу еще раз спасибо. Попову дана лента святые Анны, да денежная дача; приятно мне было его видеть и говорить с ним о щегольской твоей кампании, в которой, попечением твоим отличным о людях, они сбережены, а города неприятельские покорены. Планы сих городов я получила, они доказывают, что Бог нам помощник и что турки более боятся оружие российского и наших полководцев, нежели цесарских. От всего сердца теперь желаю, чтоб Христос тебе помог заключить честный и полезный мир, [213] сей нам нужнее всего, к чему, кажется, теперь и есть надежда. Переписка твоя с Гассан-пашою, с Мавроени и твои весьма разумные ответы подают к тому надежду; нельзя, чтоб твои знаменитые успехи не сделали впечатление глубокое в неприятельских умах и чтоб, чувствуя свое расстройство, не обратились скорее на нужное спасение остаточного, нежели на суетные обещания и внушения враждующих нам европейцев. Покоряя Бендеры, Vous aves couronne l’oeuvre de cette campagne и свой план выполнил; я думаю, что Булгакова к тебе отпустят; лично тебе трактовать, конечно, неловко. Как брабантские дела идут весьма плохо по сю пору, то думать можно, что цесарцы в мире имеют столько же нужды, как и мы, и захватывают Валахию для того, чтоб удержать лишь нужное.

Volontiers je chanterai ayes Vous la chanson que Vous aves faite, que

Nous avons pris neuf lancon,

Sans perdre un garcon,

Et Bender avec trois pachas,

Sans perdre un chat.

J’aime a Vous voir en aussi bonne humeur et Vous aves lieu de l’etre d’apres une aussi brillante Campagne, soyes assurez que je me rejouis bien sincerement de Vos succes ¹¹.

Я решилась взять сюда Салтыкова с Кубани и велела послать к нему курьера, также Игельстрома и принца Ангальта. Письмоводец графа Пушкина уже отходит, а генерал-маиоров прошу прислать хороших и не все немцев.

Николаю Александровичу Самойлову посылаю Александра Невского, а Энгельгардту — Владимира второго класса.

Monsieur le moine point de moinerie, voilae ce que j’ai а repondre au mot келья, a propos de vos apartements que je me suis fait un plaisir particulier d’enjoliver ¹².

После мира отдохнешь и Бог подкрепит твои силы телесные и душевные. [214]

Кубанской корпус пусть будет под твоей командою, как был. Пруссака мы ласкаем, касательно Польши, сие нужно сообразить с другими делами и настоящим нашим положением, чтоб каши не заводить более тепершинаго. После мира и белорусцов прибрать можно. Сан бендерских бинь-паш?й компоиован, чтоб диван извинил сдачу города, я думаю. Adieu Mod Ami portes Vous bien, сие желание часто повторяем в разговорах с Платоном Александровичем, которым я весьма довольна, и ко мне привязан до крайности, вот ему аттестат, как корнету кавалергардского корпуса к шефу оного.

Декабря 2-го ч.

Друг мой сердечной, князь Григорий Александрович. Посылаю я к тебе, с последним курьером, что план твой о Польше требует разные соображения и что предоставляю себе о том в тебе писать по прошествии праздников; сие ныне исполню сим письмом и, во первых, тебе скажу, что план твой весьма хорош, и желательно, чтоб обстоятельства способствовали произведению его в действо. Именование Гетмана войск казацких Екатеринославской губернии затруднению не подлежит и рескрипт о том недолго заготовить, но от подписания меня удерживает только то одно, что тебе самому отдаю на разрешение: не возбудит ли употребление сего названия в Польше безвременного внимания сейма и тревогу во вред делу? я полагаю, что, для надежного производства в действие твоего плана, необходимо нужен мир с турками и шведом; о последнем здесь приложено будет всевозможное старание, отдаляя всякие затруднения, колико только дозволит сохраненение достоинства государственного. Касательно турецкого мира, кажется, успехи войска, тобою предвидимого, уже столь далеко распространены, что следует ожидать податливости со стороны сего неприятеля, повсюду побежденного. Да благословит Бог мирное дело успехом равным, как военные подвиги.

По восстановлении покоя откроется путь к начинанию сего важного дела, которое, кажется, всего удобнее предпринять при возвращении войск наших чрез Польшу. Разве король прусской обнажит прежде свои замыслы нам вредные, либо займет часть Польши, тогда, отложа уважения, приниматься за сие дело. О заготовлении оружие имеешь рескрипт от 6-го июля сего года, в сходство которого можешь предписать Кречетникову оное в Туле заготовить; а естьли пушки нужны, то вели оных вылить в Брянске, либо на новом Екатеринославском литейном заводе, либо завоеванные пушки на то обрати. Для безопасности наших границ со стороны [215] Польши нужно будет, чтоб место фельдмаршала Румянцева праздно не оставалось, но командующий генерал туда послан был, к чему думаю, что Кречетников всего бы полезнее был. Касательно Белоруссии и прекращения унии твои примечания равно основательны и оные исподволь в действие производить нужно; но принуждать помещиков жить в Белоруссии будет нарушение трактата, да и у нас многие живут и ездят, в силу законов, вне Империи, да и не хочу нажить нареканий подобных, как нажил мой союзник, император. Прощай, мой друг, будь здоров и благополучен.

Декабря 3-го

Друг мой любезной, князь Григорий Александрович. Чрез Василия Степановича Попова посылаю тебе аптеку целую моих лекарств и желаю от всего сердца, чтоб тебе в оной никакой нужды не было; я, кроме наружных лекарств, все прочие давно кинула, но узнав, что желаешь их иметь при себе, посылаю. — Вторая посылка есть лисья шуба, да соболья шапка, чтоб тебе холод не вредил, — носи на здоровье.

Лавровой венец еще недели чрез две поспеет. IIожалуй, пришли ко мне скорее репортицию Финляндской армии с назначением генерал-маиоров, в чем нужда крайняя; у шведов умножается дезерция ныне. Еще, мой друг, прошу тебя в досужий час вспомнить приказать Сартию сделать хоры для «Олега»; один его хор у нас есть и очень хорош, а здесь не умеют так хорошо компоновать; пожалуй, не забудь.

Когда король шведской услышал о сдаче Бендер, тогда остановил, сказывают дезертеры, свою поездку в Швецию и сказывают, будто сейм собирает в Абове. У короля английского в Ганновере поднялся бунт противу капитуляции; правительство требовало от генералитета, чтоб собрали войска и оные ввели в города Ганновера и Целла, но они отказались то учинить, говоря, что на войска свои не надежны, а опасаются, чтоб не пристали к народу; с сим посланы курьеры в Англию; что будет — не ведаю, но сия зараза по немецкой земле распространяется.

Прощай, мой любезной друг, дай Боже тебе успех такой же в мире, как в войне.

Декабря 7-го ч.

Друг мой любезной, князь Григорий Александрович. Из письма твоего от 22-го ноября вижу я, что ты уже прибыл в Яссы и что рано наставшая зима причинила тебе новые заботы; что люди сбережены, но скота спасти нельзя было; я уверена, что ты трудов [216] не щадишь, но что-же делать, с погодою бороться нельзя. Из писем Гассан-паши еще невидно, чтоб турки тогда весьма заботились о мире, но естьли с ними негоцияция откроется, то ты отнюдь не связан трактовать обще с цесарцами; у нас давно договорено, в сем деле всякому стараться о себе, а мириться, как лучше может; я бы того и желала, чтоб не чрез французов и не чрез кого сие дело происходило, но беспосредственно. Кауницова куча советников пускай остаются у Кобурга, а до нас и до тебя им дела нет; касательно молдавских цинутов, кои еще у цесарцев, перепишись с Кобургом, чтоб вывел войска в Валахию и оные оставил. За поздравление со днем моего ангела благодарствую, также за прекрасные турецкие чашечки. Что ты устал, о том жалею и желаю, чтобы Бог подкрепил твои силы душевные и телесные; прости, мой друг, я здорова и весела.

Вчерась мы вспоминали штурм очаковской и я была у молебна.

(Продолжение следует).

Комментарии

1. См. «Русскую Старину» изд. 1876 г., том XVI, стр. 33–58; 239–262; 441–478; 571–590, том XVII, стр. 21–38.

2. Мне кажется, это интересное дитя.

3. Прощайте, мой друг, я люблю вас всем сердцем, и нахожу вас чудесным за то, что разом послали мне столько хороших новостей.

4. Плана баталии в нашем сборнике не имеется. Л.

5. Но, по мне, перл семейства — Платон, который по истине имеет прекрасный характер и не изменяет себе ни в каком случае.

6. Мой дорогой друг, я говорю по опыту, я, к несчастию, близко видела это ярмо, и вы свидетель, как я прыгала от радости, едва только завидела надежду выйти из этого положения.

7. Граф Валентин Платонович Мусин-Пушкин.

8. Приписано рукой императрицы.

9. Нет ласки, мой друг, которую бы я ни хотела сказать вам; вы очаровательны за то, что взяли Бендеры без потери одного человека.

10. Дитя (Платон Зубов) находит, что вы умнее, занимательнее и любезнее всех, вас окружающих; это храните в тайне, ибо он не знает, что это мне известно.

11. Охотно я пропою с вами вашу песню:

Мы взяли девять баркасов,

Не потеряв даже мальчика,

И Бендеры, с тремя пашами,

Не потерявши кошки.

Люблю вас видеть в таком хорошем расположении духа, и вы можете быть таким после блистательной кампании. Будьте уверены, что я чистосердечно радуюсь вашим успехам.

12. Прошу не монашествовать, господин монах, это я отвечу на слово «келья» о ваших комнатах; я нахожу удовольствие украсить их.

Текст воспроизведен по изданию: Императрица Екатерины II и кн. Потемкин. Подлинная переписка. (Из сборника профессора Николаевской акад. ген. штаба П. С. Лебедева) // Русская старина, № 10. 1876