ПИСЬМА ИМ

ПИСЬМА ИМ. ЕКАТЕРИНЫ II К ГР. П. В. ЗАВАДОВСКОМУ

(1775-1777)

Благодарствую, голубенка; 150 поц[елуев] тебе отдам с радостью ежечастно.

Петруса, ты смеесся надо мною, а я от тебя без ума. Я же улыбку твою люблю беспамятно.

Петруса милой, все пройдет, окромя моей к тебя страсти.

Решительно есть то, что я тебя люблю и любить буду, и твердо в том пребываю, а ты скорбишь по пустому. Теперь не требую ответа, ибо иду одеваться, а после обеда прошу прислать или сам принеси. Душа бесценная, Петруса, не скорби.

Петруса, мне оставляешь одной тогда, когда его хочется видит. Петруса, Петруса, прейди ко мне! Сердце мое тебя кличет. Петруса, где ты? Куда ты поехал? Бесценные часы проходят без тебя. Душа мая, Петруса, прейди скорее! Обнимать тебя хочу.

Ты, голубчик, запамятовал, что стократно я тебя просила, чтоб брату приехать велел, итак ни о чем теперь мне спросить, ибо давно сказала, что рада буду его приезде.

Прощай, друг сердечной, прогуляйся на здоровья.

Ты самой Везувий: когда менее ожидаешь, тогда эрупция окажется; но нет, ничего, ласками их погашу. Петруша милой!

По причины великой стужи я сегодня на экзамен в монастырь быть не могу; не рассудите ли с И[ваном] И[вановичем] [Бецким] отложит до другого дня? [245]

Естьлиб я пустилась делать комментарии на твое письмо, то бы я в монастырь не поспела к обедни. Буде ты грустишь, то знай, что ничего на свете так не желаю, как видит тебя веселым и довольным. Сударка, Петруса!

10.

Голубинка, моим ногам есть легче; а о прочем уже переговорим, но жаловаться тебя причины не подам, ибо все та же, что была.

11.

Батина, непростительно то, что разуму своему дозволяешь подобные ослобевающие души рассуждении; вер мне для своего спокойствия: право, я тебя не обмакиваю, я тебя люблю всею душою. Выходы, быть здоров и весел, живи; причины никакой не имеешь печалится и, пожалуй, не пиши вздор; для чести твоей кидаю письмо твое в огонь.

12.

Поздравляю тебя, голубчик, с лентою и возвращаю тебя письмо Штакельберхова (Штакельберг, Оттон Магнус (1736 — 1800), посланник в Варшаве— (1772 — 1780)); а о прочем просим не заботится.

13.

Поезжай, друг милой, и, о дело говоря, помни и то, что и я не празнословия произношу, когда тебя бажюсь, что тебя люблю паче всех.

14.

С крайним чувствием принимаю твою ласку; сама же тебя люблю как душу.

15.

Петруса, сегодня умной, за записку спасибо, а входя вчера в твое состояние, знала, что пройдет упоминать неприятного не буду, лишь вер, что не единая минута не была сердита и что люблю тебя как душу.

16.

Друг сердечной, всячески прошу тебя успокоит свой дух; надобно и нужно, чтоб в нас обеих мысли устроились; сожалею везма, что неможешь. [246]

17.

Петрушинка, тоскую; пришли милые те часы, в коих с тобою бываю; будешь ли ко мне, или тебя не в мочь; душа моя, дай мне знать. У гр. Остерманн большой обед. Люблю тебя и не перестану любить. Напиши хотя, каков.

18.

Голубинка, милой мой друг, любовь наша равна; обещаю тебя охотно, пока жива, с тобою не разлучаться, ибо сие желания и собственная моя. Я здорова, сударинка Петрусинка.

19.

Душа моя, ласка моя всегда одинака; я тебя люблю, как душу; я спала слишком много и от того голова болит; нога же, кажется, не в пример луче вчерашнего. Прощай, душатка.

20.

Голубинка, кроме одной ласки, в ответ на твое письмо не имею тебя объявить; я вижу, что я тобою любима, и прошу тебя верить, что и я тебя люблю.

21.

Кончил ты цыдулко тем: огорченная любовь; но, душа моя, любовь мною, я почитаю, не огорченна, ибо я перед тобою не мыслями не виновата, но люблю тебя сердцем и душою чистосердечно.

22.

Голубинка, спасибо за преласковое твое письмецо; мне есть легче; люблю тебя взаимно душою.

23.

Мой советь есть—остаться при мне; 2) верит, когда чего говорю; 3) не ссорится ежечасно и по пустому; 4) отвратит мысли ипохондрических и заменить их забавными; 5) Заключение: все сие питает любовь, которая без забава мертва, как вера без добрых дел.

Воть-тья ответь.

24.

Петруса, ты с ума сошел! Что за вздор! Куда ехать? Я, кроме ласка, не чувствую; кроме ласку, не оказываю тебя; а вот какие [247] заключения! Хорошо ты употребляешь логику! Петруса, ты несправедлив в рассуждение меня; я не ищу причины сердится, да и я с природы не сердита, да малая вспыльчивость, коя во мне один твой взгляд переменяет. Душатка, шелиш, права. К чему запирайся в комнаты? Права, хипохондрия ни к чему не годится. Отдай мне моего Петруса милого, не запирай его: чернуша мне любит; а гневного барена оставь дома. Душенок, буде не хочешь слится лихим, то прейди с лаской.

25.

Петруса, милой, я менее кашлела сию ночь, как прошедшие, и теперь изрядно после сильного пота. Душенок, быть здоров и люби нас хотя малехинка, буде много не можно. Однако воля твоя, а я тебя люблю так сильно, как сегодняшняя вьюга богата снегом.

26.

Блажиш, Петринка, прошу вспомнить пункт, с которого мы пошли, время, как из Москвы приехали, и сравнят с теперешней и потому судит о будущем, притом [зачеркн.: и того] вспомнит и побочные обстоятельства и из того вывести конклюзии, что стремлении мои суть в твоей и моей пользе. Потеш меня и веселым и ласковым лицом, которое меня encouragiировать будет всего довести до желаемого положение. Письма прочту, а потом скажу, как быть. Шелиш, Петринка: одно дурное только помнишь, а добра ниже слегка не упоминаешь.

27.

Петр Васильевич, от трех до четырех тысячи душ но вашему выбору в Беларусии и в Украину, да пятьдесят тысячи рублей в нынешний год и тридцать тысячи рублей в будущей год с серебреным сервизом на 16 персон, надеюсь, что поправят состояние дома вашего. Впрочем что да езде касается, вы знаете, что сие я вам советала более для прогулке и дисипации, нежели Для иного вида. Возвращения ваше от вас всякой час зависит и быте уверены, что дружба моя при вас и с вами на веки неотъемлемая остается.

28.

Петруша, не изменю, быть уверен и прошу тебя, сделай милость, поверь, что не лгу, когда говорю, что люблю тебя. Сам подумай: имею ли корысть тебя уверить о том, чего не чувствую? Признаюсь, [248] что тягостно носить укоризн и недоверчивость, ибо не то, не другое не справедливо, и страсть удручает, отнимая от нее свободу и обращает даже доказательства ее в мнимое притворство. Сам подумай: таковое мое положение каково. Для Бога, выведи нас обеих из таковых обстоятельствах тяжелых, обрати недоверчивость твою в доверенность и успокой свой дух. Сам увидишь, что люблю тебя, и горячо люблю. Что менее оказываешь мне сомнение, сам вспомни, то более мною и любви моей доволен бываешь.

29.

Страсть, которая показывает все твое письмо, не инако мне быть может, как приятна. Думал бы ты столько о само[державии], как я, не много бы упомянулся. Тайно, повторяю, я от тебя не имею. Подозрению о Попове (М. б., Василий Степанович Попов (род. 1743, ум. 1822), впоследствии factotum Г. А. Потемкина.), признаюсь, что смеялась, ибо чуткость твоя в сем случаи суть самой бред. Верь, Петруша, что я тебя люблю чистосердечно, и тебя никак и ни в чем не обманываю. Успокой свой дух. Ты мне драгоценен.

30.

Умилостивись, душа, чем я тебя так оскорбила, что ночь всю проплакал? Кажется, вчерась мы не так вовсе грустно расстались. Милой друг, конечно, тут есть какая ни на есть недоразумение. Буде то, что Бетской тебя звал в Совет сидеть, вить ты притом при мне останися. Батинка, Бога для не плач! Я не понимаю, почему на меня не можешь воззреть без слез. Того ли я желала, чтоб тебя видит в скорби. Буде не проклятой живописец, то бы я по утру узнала, что ты не вышел, и спешила бы узнать твою печаль; но он мне держал от десятого до третьего часа. Петруша, душа мая, с нетерпеливостью ждать буду вечера, чтоб тебя видит, авозлебо, увидя ласку мою, увидишь, сколь ты мне драгоценен. Сударка, я не знаю, право, что делать, чтоб тебя подать утешение.

31.

Батинка, сударка, Бога для, прошу тебя не скорбит. Я отнюдь на тебя не малейшую досаду не имею; люблю тебя, как душу, и не намерена отнюдь с тобою разлучится; не выходи никогда из моей комнаты, не помирясь со мною и без ласки; мне это скорбит, да и тебя; и тем умножается мое беспокойство. [249]

32.

Петруса, непонятно мне твой слезы. Буде ты чувствуешь нужда в том или тебя будет облегчение открыться кому, то откройся другу своему, авозлебо он принесет твоему состоянию облегчение, но только чтоб он так, как ты сам, поступал скромно. Письма же мои прошу не казать. Люблю тебя, люблю быть с тобою. Сколь часто возможно, только бываю с тобою, но Величество, признаюсь, много мешает. Душатка, успокойся! Я желаю причинить тебе удовольствие, а не слезы.

33.

Петруса, в твоих ушах крик лживы родился, ибо ты не входишь ни мало в мое состояние. Я повадило себя быть прилежна к делам, терять прямо как возможно менее, но как необходимо надобно для жизни и здоровья прямо отдохновения, то сии часы тебя посвящены, а прочее время не мне принадлежит, но Империи, и буде сие время не употреблю как должно, то во мне родится будет на себя и на других собственное мое негодование, неудовольствие и mauvaise humeur от чувствие, что время провождаю в праздность и не так, как должна. Спроси у кня[зя] Ор[лова], не истари ли я такова. А ты тотчась и раскричися, и ставишь сие, будто от неласки. Оно не оттого, но от порядочного разделение прямо между дел и тобою. Смотри сам, какая иная забава, разве что прохаживаюсь. Сие я должна делать для здоровья.

34.

Голубчик милой, Петруса, бредни твой я получила и вижу и чувствую, с какою любовью они писаны; люблю тебя чистосердечно, все другое за сим следавать имеет. Я душою и сердцем твоим весьма довольна; ниуже что буду несправедлива? На первой случаю плачю тебя любовью; прочее не уйдет и не минует тебя, но форсированные марши теперь не у месту, ибо без нужда они более изнуряют, нежели добра приносят. Сударинка любезная, на прочее не ответствую, ибо говеем и начели заутрина. Вижу, каков был сон твой, и о том жалею, а для чего, ужо скажу. Прощай, Петруса Душа.

35.

Петрушинка, радуюсь, что моими подушечками тебя излечила, а буде ласка моя способствует твоему здоровью, так не будешь болен никогда. Душатка, нет передо мною вины твоей; протени руки, я [250] тебя обнимаю. Быв милым, как ты есть, не имеешь причины переменить себе, я тобою чрезвычайна довольно и час от часу чту тебя наравне с любовью, коя непременно с тобою пребудет. Голубинка, душа милая, ты рожден для меня, и чувства наши большой части, а наипаче в ласки суть единакия; душа твоя когда летит ко мне, то на половины дороги встречается с моей.

36.

Батинка-душа, встала я позже обыкновенного и, быв духом тобою упражнена и не думав отнюдь, что ты беспокоин, не пришла к тебе, но спокойна села писать. Для самого Бога, прошу тебя, не пущайся воображением живым в несбыточные царства; не я застыла, не я застываю, люблю и почитаю тебя наравне, как и прежде, и вчерашнее мое беспокойствия не происходила от иного чего, как от того, что мне казалось, что ты ко мне переменил образ обхождения и просиживаешь в глубоком молчание часы со мною, кои приятные твои разговоры украшали прежде сего. Петруса любезной, обнимаю тебя стократно; буде любишь мне, грустит не станешь.

37.

Петрусинка душа, при сем посылаю к тебя письмо фельдмаршала. Вели[кий] князь так обрадовался, что он приедет, что он мне сказал, что все так благополучно готовится и так поспешно к его удовольствие, что он все сие за особое счастье почитает. Петруса, будто это легко, что трое сутки тебя не вижу. Я скитаюсь около твоих окошек, овозлебо выглянешь, и Бог весть, сколько раз на день мимо иду. Отдай мне Петруса! Где он душа? Долга твоя немочь, но доктор говорит, что лихорадки нету.

38.

Сударушичка, за премилое и преласковое письмецо стократно тебя целую и прижимаю к себя. Я встала с болью в голове и по причины худой погоды пошла ходить во прямо водопой по зале, где нечаянно нашла Левшину, Алимову и оби соловей Барщева и Нелидова, и погодя, как дож прошел, пошли мы по доскам катальных гор и возвратились домой. Душа мой, я совершенно соответствую твоему любезному безумствию, сама люблю тебя беспамятно. Да как и не быть так? Ты сердцем и душою питаешь мою страсть; нежность и чувствительность твоя ни с чем несравненно суть. Ангьелюшичка, друг мой, Петруса, люблю тебя, как душу, [251] красавиц мой, и век любит буду; лишь сам не переменись, голубинка.

39.

Напрасно плачешь, напрасно и раскаяние. Ты мне не огорчил, я все сие позабыла давно и не пенаю; но нужно нам обоим восстановления душевного покоя; я наравне с тобою три месяца стражду, пучусь и ожидаю облехчение от рассудка, но не нашед предаю время. Князю Гр[игорию] Александровичу] говорить буду. О честности твоей не сомневаюсь; ты знаешь и расположении моей души. Одна время может делать то, чего не в власти твоей и моей. Прошу тебя, спокойся духом и телом; того же и для себя хочу.

40.

Благодарствую, голубинка, за письмо ласковое. Твои чувства, право, моим соответствуют; я никого с тобою наравне не люблю; любовь твоя утеха души моей; люблю тебя и любит буду вечно и столько же дружба к тебя имею и вижу, колико и ты чистосердечно ко мне привязан, изо всех твоих поступков. Я после обеда к тебя прейду, а княза Ор[лова] здесь нет. Я посылала спросит. Душенок мой, видит Бог, что я тебя плачу чистосердечным и горячим чувствием; прощай, обнимаю тебя, иду одеваться.

41.

Я б целая диссертация могла написать на законодательное мною полученной цыдульке; из нее вижу неумяхчимоказистая гордость; оплакал ты пустяки, а обида нигде с фонарем в руках никто не отыщет. Пророчество само собою исчезнет, когда основано не на предвидящая здравое рассуждение, но на одном горячем пусто-мыслящем воображении. Понеже рук и сердце простираешь, то вращаю тебя рябячие твои слабости и раскаяние твое ставлю и толькую в пользе любви. Ты вчерась пробовал, а я наперед знала, что без меня тебя быть нельзя. Господь никого не осудит, ибо ни я, да и никто, чаю, пред тобою не виноват; ты суди Боже на меня кладешь, а я говорю: Бог с тобою; сам не ведаешь, что творишь.

42.

Не старых, не новых, никаких преступлении за тобою, голубчик, я не знаю, и ты всячески достоин быть любим; отчаяние же иметь не должно ни в каком деле в свете. Я пред тобою в [252] самом деле по сю поре вины не имею. Я, утешая тебя, следовала свою склонность, которая претерпела много недоверье; быть ласка притворятся мне ни для чего—ласка во мне врожденная. Нам обеим избегнуть приличнее всего для обоюдного согласия всякие споры, ссоры и неуместные тревоги, кои здравие повреждают, ума же выводят из естественного и приличного положения. Прекращаю; из опасения, да не будет сие почтено нравоучением неуместным.

43.

Петруса, для самого Бога, прошу тебя, не бери всякую безделицу на сердца; себя и меня надседишь, голубинка, и уйми грусть свою. Не ответствуй, душа милое, на сие письмо, дабы не умножить обоюдная чувствительность, и быть уверен, что я тебя люблю чистосердечно.

44.

Пет[р]уса, мне сказывают, что ты нездоров, а мне кажется, что ты на меня гневен или же я оскорбила тебя своими рассуждениями; но как бы то не было, я тебя люблю и желаю весьма тебя видит и здоровым, и веселым, и здоровым. Душа Петруса, уйми скорбь, гнев и недуг; голубинка Петруса, Прошу тебя, милой друг.

45.

Петруша, свет таков: одного за то, хвалят, за что другого бранят. Сие зависит единственно оттого, как что удобно или у место. Что тебя нет подобного, во многом о том соглашаюсь, но на то никак не согласно, чтоб тебя почитать в жалком положение, и надеюсь, что о тебя иметь сожеление никогда случай не будет. Ребиндерю (Иван Михайлович Ребиндер (род. 1730, ум. 1792)) подарка приискать велено. Указ же подписанной о деле Апраксина] (в имении одною из Апраксиных в 1776 году возмутились крестьяне. См. “Сборник Исторического Общества”, т. XXVII, стр. 122.) посылаю. Прощай, прелюбезный Петруха.

46.

Я здорова и беспокой миновался. Петруса, люби меня, а я не токмо тебя соответствую, но еще упреждаю. Голубчик, батинка!

47.

Я не ведаю, кой причины ради придираетесь бранится; табатьерку вы вынесли из моей комнаты; прошу ее прислать ко мне [253] обратно, ибо принуждение ни в чем не люблю и никак не стерплю. В прочем я пред вами ни в чем не виновата, а ваше табатьерку по вашему требованию вам возвращаю, ибо к безделицам не привязываю важности.

48.

Душатка милая, перестань грустить, люблю тебя, как душу, и желаю твоего лицезрения; не запирайся дома; ей Бога, час от часу будешь довольнее мною; сударка, не уважай того, что не достойно уважения; сердце мое совершенно тобою занято.

49.

Я б пришла к тебе охотно, но из того не выйдет, кроме обоюдных слез; то прошу тебя всячески, чтоб ты по предписание Кельхена (Кельхен Иван Захарович (1722-1810) —лейб-хирург) принял пищу; а как приимеш, да поукрепися, да узнав, что посещение мое тебя сделает облегчение, то, быть уверен, что прейду. Князь Орлов сегодня же будет, буде не приехал. Я иду одеваться к обедни.

50.

Я у твоего здравого рассудка спрашиваю, можно ли почесть за изгнания то, что необходимость заставляет делать? Можно ли почесть за угнетение то, что по сю поре по обстоятельствам еще не уместно было? И не должно ли почитать за меланхолических видении и нетерпеливостью, не тебя свойственных, все о том противные толкования? Что любишь, тому верю, да и тем же и я тебя плачу. Поуспокой свой дух и мой твоим покоем.

51.

Двойжде посылала я по Петрусы, дважды Петруса дома не нашли; где-то мой Петруса? Лажусь спать, не видав целый день Петруса. Кличу, не идет; Боже мой, как скучно! Выдержала я осаду сильную и выбран князь Орлов в посредники. Дело идет решительно, сколь не виляет и, право, веселье было мало, да и отрада нету моей, от которой невозможное делается возможно и за которой ига всякая кажется легче. Взяла бумагу марать; намарала. На тебя, прочти намеренное; каково тебя покажется? Не [254] прогневайся, дели скуку, прочти, потом ложись спать, а завтра прейди поранее.

52.

Недаром я была и скучна и грусна во весь день. Петрушинка, ты заподлинно не можешь, чего усмотрела из твоего письма, теперь полученного, когда я только что послать хотела по тебя, думая иметь отраду в свою тоску. Душа мая, прикажи оправдаться. О слоне и о обеда я узнала не прежде, как в двенадцатом часу, и при свидании тебя о том сказать хотела, но сие оставлю, чтобы тебя изъявить свое чувство. Душа моя, посреди болезни и скорби твоей вижу любовь твоя ко мне; верь, что сие и одно и мое удовольствие составляет. Я тебя люблю и, любя тебя, конечно, преодолеваю, не перестала преодолевать и впредь буду все препятствия; но однако несколько время надобно, и все само собою прейдет. Весьма тебя благодарю за то, что справедливо разбираешь моя чувства. Я без тебя так меланхолична, что все слезы на глаза; Друг бесценный и милой, я молю Бога, чтобы тебя дал облегченье.

53.

Ниуже что, имея ко всем снисхождения, и ко мне и к моим, хотя горячим, но отхотчливым нравом не можно же людям иметь в половине хотя столько же, как я к ним имею? С князем я вчера изъяснялась и казалась, что расстались самые лучшие и искреннейшие друзие, как и всегда были и пребудем вечно, по крайней, мере, с моей стороны. Я тебя прошу для Бога истребить из мысль твоих лихая оскорбительная и отнюдь не истинная помышление, будто у меня в гонение и в ненависти все те, кои с тобою искренны. Подобная адская выдумка, не сходственная с моим добрым сердцем, во мне не обитает; сих махиавелические правили во мне не обитают. При сем прилагаю подписанный указ о князя Голицина. Сажалетельно, что дела, коих должна делать, выпровясь, когда останавливаются, хотя мало приписываешь иным, нежели настоящим причинам. Когда же дураки дуются, Катюша не должна платить своим спокойствием. Пажалуй, быть к ней снисходительнее, и не поступай, и не суди ее столь строго. Права, она одна и никто по сю поре не занимается ее оправданием, а ей скучно, любя правду и истину, всегда упражняться во опровержение лживых понятии. [255]

54.

Душа мая, умерщвление честолюбия я от тебя не требовала никогда, к ополчению терпении (в подлинники: тепернии.) сожалею, что подаю причины; что же презираешь досади презрительный, сие похвально. Желание к добротворению размерай с справедливостью и с нужной осторожности, дабы не ободрять порока прихотей людских. Катюша же дать тебя нельзя, ибо всегда с тобою и твоя, ты же ей нравится паче всех и по сердцу ее, которое тобою и веселится. Обнимаю тебя мысленно и быть с тобою желаю. Любовь моя чистосердечна. Милой и бесценной друг, которого чту столько же, как люблю. Вижу и чувствую, колико и ты любишь. Прощай, голубинка.

55.

Стократно тебя обнимаю за ласка, описанное в твоем письме. Сердце наполнено чувствиями, любовью и доверенностью к тебе. Фелд[маршал] сию минуту от меня вышел, кажется, весел по посредственному; спросил, когда ему ехать; я сказала, что место его пребывание от него зависать.

56.

Ласка и любовь твоя суть единственное мое утешения. Мне кажется, я к тебе одинакова во все 24 часа, сутки составляющие, но розница та, что не всегда знаки снаружи, но сердце одинакое. Время к гулянию избрал неприятное, а что не усталь, тому дивлюсь, есть от чего, голубинка. Петруша, я тебя люблю, как душу, и любит не перестану.

57.

Петрушенка-душа, я разделаю с тобою муку, которой ты терпел, и желаю, чтоб ты вечно был здоров, весел и доволен, но каков не будешь, мая к тебя страсть не перервется. Душенок мой, быть спокоен. Ве[ликий] кн[язь] пришел. Прощай.

58.

Петруса, права, каиться не будешь, что терпелив. Плюнь на скаредных душ, Они достойны презрению. Ногой топну, потрясутся, а вить Катя твоя. Прас[ковья] Ал[ександровна] (Прасковья Александровна Брюс (род. 1729, ум. 1786), сестра гр. П. А. Румянцева.) едет же [256] в город, да везет и племянницу. Душа милая, люблю тебя, как душу.

59.

Батя, что за печаль? Умилостивись! вить эта печаль, позволь сказать, сущая слабость и малодушия. Скажи сам: ну, как тебя не выходит тогда из моей комнаты, когда то требует благопристойность? Вить о том и вся твоя горесть. Вить и с друзьями, когда знаешь, что другу надлежит оставить одного или по приличности, тогда от него уедешь без сердца и печали. Право, душа, ребячися. Я думала вечера проводить с тобою в совершенном удовольствие, а напротив того, ты упражняйся меланхолию пустою и, видит Бог, и в письме твоем отнюдь не описана причина великой твоей горести. Я ее ищу, но не ведаю, от чего. Я кн[язю] Ор[лову] пожалуюсь на тебя: пусть судит нас, а другой уехал ко Льву Наришкину. Душа милая, голубчик, уйми неуместную печаль, а то подумаю, что с ума сходишь.

60.

Человеком предорогим и милым, который однако весьма ошибается, когда он смятению мысль приписывает скуку, я прошу тебя, дабы ты во мне ни ошибся, никогда не приписать мне подлых и слабых душ свойства; царь царствовать умеет, а когда он целый день, окромя скуки, не имел, тогда он скучен; наипаче же скучен, когда милая рожа глупо смотришь и царь, вместе веселье, и от него имеет прибавление скуки и досады. Все сие прошло и позабыто [зачеркн., а буде будешь].

61.

Когда вещ какую ни на есть тянут за оба конца, тогда вещ обыкновенно разорвется на два конца. Когда же ухватятся трое и каждой к себя потянуть, тогда выходит ли целость вещь или три конца, у тебя спрашиваю. У меня хотения видит тишину, покой, согласия; у меня хотения своя, у тебя другая, у того третье; нельзя ли людям согласится жить мирно и безмятежно? Буде ты пошел новую светлость поздравствовать, светлость приимет ласково. Буде запресся, не я, никто не привыкнет тебя видить. Терпение недостает у тебя. Терпя столь много, срок сей позиции уже короток. Измарал лист сном. Сны — вздор. Что ты болен, о том жалею, и что любя бредишь, сие со всеми бывает. Я тебя люблю, то правда, [257] вотья ответ; а буде порядочно ответствовать на твое письмо, то ответ будет длинее Устава казенной палаты, которого сочиняю Я ласкова, а не сердита, Петруса.

62.

Я с тобою увижюсь, кой час теперешняя твоя слабость сие дозволит и для того посылаю к тебя Кельхена. Мне князь Ор[лов] сказал, что желаешь ехать, и на сие я соглашаюсь. Не отвечала я тогда, когда ты не принимал никакие резоны и я опасалась, что занеможешь, и признаюсь, что мне сие досадно было. После обеда, буде будешь кушать, я могу с тобою увидиться. Впрочем быть уверен, что не отнимаю от тебя не дружба, не доверенность, не благоволение.

63.

Письмо твое и с приложениями я получила в пятнице. За уверении о верности и привязанности благодарствую, не мало о том не сумневаясь. Быть уверен, что навсегда отменно к тебя пребуду расположена. О приезде предаю вашей воле. Наипаче же успокой свой дух и быть здоров и весел, и я советую следовать совету С[емена] Р[омановича] В[оронцова] переводить Тациту или же упражняться российской историю. Его письма к вам возвращаю: они отменным духом и слогом написаны. Дабы кн. Гр[игорий] Ал[ександрович] был с тобою по прежнему, о сем приложить старание не трудно; но сам способствуй; двоякость же в том не пребудет; напротив того— приближаться умы обо мне одинаково понятия и тем самым ближе друг к другу находящиеся, нежели сами не понимают. Зависть и клевета, ровно как и гонения, привыкла держать в оковы; итак, быть спокоен. Обещанной перстень пришлю; о сем уже И[вану] И[вановичу] Б[ецкому] приказано. В прочем твой обще с тобою в память и защищение мое пребывают и пребудут.

Я. Барсков

Текст воспроизведен по изданию: Письма императрицы Екатерины II к гр. П. В. Завадовскому. (1775-1777) // Русский исторический журнал, Книга 5. 1918