МОГИЛЕВ

1788-1789 гг.

Зорич. — Пассек.—Кн. Г. А. Потемкин.

(Извлечение из переписки одного путешественника с Карон-де-Бомарше, касательно Польши, Литвы, Белоруссии, Петербурга, Москвы, Крыма и пр. и пр., изданные г. и D.. Nil admirari. В Гамбурге, 1807 г., в двух томах (Это извлечение, на французском языке, сообщено “Русской Старине князем Н. Н. Туркестановым. – прим. Ред.)


I.

Зорич.

Шклов (в 28-ми верстах от Могилева)—местечко, назначенное императрицей для жительства генерала Зорича, было лет двадцать тому назад не более ни менее как хорошенькою деревенькою; в настоящее же время его именуют городом, как из любезности к его владельцу, а равно и потому что этот последний задумал выстроить там дворец; оранжереи к нем; уже окончены.

Я не прочь был взглянуть на того человека, которого во время его силы звали красавцем Зоричем.

На мой взгляд, он действительно заслуживал этого прозвища; то был писаный красавец, ростом в пять фут и шесть дюймов; я думаю, что ему уже около пятидесяти лет, но глаза его до сих пор прекрасны, а манеры самые изящные. Генерал удостоил меня разговором и часто повторял, что прежде был настоящим дикарем ............................

Имение Шклов весьма обширное и, как слышно, приносит владельцу двести тысяч годового дохода (более восьми сот тысяч франков). Не смотря на такое состояние, Зорич только что не нуждается.

Правда, он играет, проигрывая иногда большие суммы, но за то, в свою [330] очередь, бывает и в выигрыше, и вообще слывет хорошим игроком. Расходы но его кадетскому корпусу не могут быть значительны в такой местности, где помещику не приходится почти ничего покупать; постройки его дворцов и зданий находятся еще в проекте, точно так же, как и новые города в Крыму.

II.

Пассек.

Я был представлен в Могилеве генерал-губернатору......... Это известный Пассек (один из участников в перевороте 1762 т.).

Может быть, я сильно заблуждаюсь, но мне кажется, что беспристрастный суд истории покажет нам со временем Петра III в совершенно ином свете. Тогда вспомнят, что большая часть проектов, исполненных Екатериной Великой, были задуманы ее супругом. Между прочими нововведениями, он признал свободу дворянства, которое до него не могло ступить за границу, а в последствии не смело выехать туда без особого разрешения. В числе его нововведений были также и меры, облегчавшие участь крепостных.

Генерал Пассек ростом пять фут восемь дюймов, геркулесовского сложения; лицо его может быть чрезвычайно приветливо; взгляд у него гордый и покуда он не заговорить, по выражению лица можно думать, что он умен; ему лет около шестидесяти шести, однако он проводит ежедневно перед зеркалом часа два, хотя весь его туалет состоит в том, чтобы надеть парик, завитой заранее.

Я был представлен наместнику однажды вечером, в то именно время, когда он был занять своим туалетом.

Он сказал мне: “мы проводим все вечера за картами у Марьи Сергеевны, а кто не хочет играть, тот танцует”.

Марье Сергеевне около пятидесяти лет, но на вид ей не дам более сорока.

Четыре или пять столов для виста были раскинуты по стенам большой залы, среди которой наместник метал банк. Я не обратил внимания, но меня уверяли в последствии, что денег, выручаемых за карты, хватало на содержание дома Марьи Сергеевны, а доход от банка покрывал расходы наместника. [331]

Марья Сергеевна—жена отъявленного игрока, майора Салтыкова, который, проиграв Пассеку все свое состояние, поставил на карту жену и проиграл и ее.

Говорят, будто эта потеря менее всего огорчила его, хотя Марья Сергеевна была еще молода и хороша собою; Пассек, назначенный генерал-губернатором Белоруссии, увез ее в Могилев.

Пассек не получил от родителей никакого наследства; он имеет в год до четырех тысяч рублей (16,000 фр.) жалованья и должен содержать на это два дома, полных прислуги, постоянно открытых для гостей и где ведется большая игра, разорительная для всех—кроме его самого.

Молодой Петр Петрович, сын наместника и Марьи Сергеевны, которую он называет однако теткой, был со мною чрезвычайно любезен.

Этот ребенок так же ласков и льстив, как и его отец, красотою походит на тетку, а притворством напоминает обоих.

(18-го мая). Генерал решил через три недели перевезти всех нас в Пиппенберг, довольно хорошенький загородный домик, выстроенный им в полумиле отсюда.

Осматривая покои Пиппенберга, я увидел портрет Марьи Сергеевны, написанный десять лет тому назад Анжеликой Кауфманн. Портрет этот поражает своим сходством и окончательно убедил меня в том, что эта женщина была первейшей красавицей. Это была единственная картина во всем доме.

Примечание. Напоминаем читателям, что Добрынин в своих Записках отвел несколько весьма остроумно написанных страниц характеристик Пассека и его сожительницы — Салтыковой. См. “Русскую Старину” изд. 1871 г., том IV, стр. 139—140; 178—183; 208 и друг. – прим. Ред.

III.

Потемкин.

Второе событие, о котором мне остается поговорить с вами, был приезд князя Потемкина в Могилев: этот вельможа посетил Могилев проездом в Петербург. Это событие вызвало особую церемонию, о которой стоит сказать несколько слов. В день его приезда, все власти за несколько часов собрались в доме губернатора: городские власти, члены суда, военные и духовенство, наполнив переднюю наместника, ожидали тут прибытия князя. Целый день звонили в колокола, и жители города торжественно вышли на шкловскую дорогу, но которой он должен быль приехать, предшествуемый городскими знаменами. [332]

Я с нетерпением ожидал той минуты, когда увижу этого знаменитого человека. Около семи часов вечера, перед губернаторским домом остановились его сани, отличавшиеся от прочих лишь тем, что были несколько шире, и из них вышел высокого роста и чрезвычайно красивый человек с одним глазом. Он был в халате, и его длинные, расчесанные волосы, висевшие в беспорядке по лицу и плечам, доказывали, что человек этот менее всего заботится о своем туалете. Маленький беспорядок, происшедший в его одежде при выходе из саней, доказал всем присутствующим, что он забыл облачить ту часть одежды, которую считают необходимой принадлежностью костюма; он обходился без нее во все время пребывания в Могилеве, и даже при приеме дам. Будучи ростом в пять фут и десять дюймов, этот красивый брюнет имел тогда лет около пятидесяти. Лицо его само по себе довольно кроткое, но когда, сидя за столом, он смотрит рассеянно на окружающих, и, занятый в то же время какой-нибудь неприятной мыслью, склонит голову на руку, подперев ею нижнюю челюсть, и в этой позе не перестает смотреть своим единственным глазом на все окружающее, тогда сжатая нижняя часть его лица придает ему отвратительное, зверское выражение.

Войдя в переднюю губернатора, где все ожидали его, Потемкин остановился возле наместника, принявшего его по выходе из саней. Тогда ему были представлены все сословия, и каждое приветствовало его речью. Приветствия были так же длинны, как коротки были его ответы, ограничивавшиеся, впрочем, одним благосклонным наклонением головы; тем не менее, церемония эта длилась более двух часов, а но окончании ее Потемкин вошел в залу наместника, который встал возле него, между тем как князь сел перед столом, приняв вышеописанную позу. Мы простояли вдоль стен залы еще более двух часов. Князь все это время не открывал рта и не подымал головы, как с тем, чтобы проглотить большой стакан кислых щей, который ему подносили каждые четверть часа. Мне сказывали, что этот напиток, приготовляемый для него необыкновенно густым, служил ему шитьем и пищею и он выпивал его в день до пятнадцати бутылок.

На следующее утро все снова собрались в большую губернаторскую залу, где наместник стоял вместе с другими, между тем как князь, сидя по вчерашнему перед тем же столом, как это было видно всякий раз как отворялась дверь, провел так несколько часов. не подавая других признаков жизни, как дергая время от время за звонок, при чем адъютант его, или, за отсутствием последнего, сам наместник, входил за приказаниями. Около полудня нас уведомили, что его светлость скоро выйдет. Действительно, он показался, прошелся два или три раза по зале, осмотрел всех и каждого и, не сказав ни слова, возвратился через несколько минуть на свое место. Тогда начались представления всех тех, кто имел к нему [333] просьбы или желал сказать ему приветствие. В числе их было несколько поэтов, которые поднесли ему стихи на различных языках.

Чтобы дать вам понятие о моем стихотворении и о том, что было в нем особенно прекрасного, я приведу здесь последнее четверостишие.

Описав характер обыкновенных воинов, жаждущих только грабежа и присвоения неприятельских владений, я говорю:

Mais conquerir par vos nobles travaux

L'ancien pays des hommes de genie,

Des legislateurs, des heros —

C'est rentrer dans notre patrie.

Это хвалебное слово имело счастье понравиться князю, который удостоил меня улыбкой и гораздо более приветливым поклоном, нежели моих собратьев, русских, латинских и греческих поэтов, говоривших прежде меня.

К величайшему моему удивлению, князь сел обедать вместе с нами, и разговаривал довольно весело с наместником. Он был, по вчерашнему, в халате, и, как я полагаю, был и внизу одет точно так же как вчера.

В свите князя находился один врач — француз, по имени Масси. Так как князь очень любил его, то он обедал с ним почти каждый день.

Я представил г. Масси графине Мелин, которой он, по-видимому, понравился так же, как эта дама понравилась ему. В Могилев прибыли также гг. Ришелье, Ланжеру и Дама. Во время трехдневного пребывания Потемкина в Могилеве, были употреблены все усилия, чтобы развлечь его; но человек, присутствующий на танцах в халате, по-видимому, вовсе не сочувствует подобного рода увеселениям. Наместник желал, чтобы мы сыграли в его присутствии “Француза в Лондоне”. Потемкин даль вытащить себя в залу, где был устроен театр; опасались одного: что князь не останется до конца представления; однако, счастье насмешить его светлость было предоставлено мне. Он не любил англичан и нашел карикатуру милорда Гонзея весьма забавною. Князь посмеялся и все разошлись очень довольные.

Князь Потемкин имеет двести тысяч душ крестьян: этого слишком достаточно для человека, который пьет только кислые щи и не платит никому долгов.

Перед осадой Измаила (Очакова?), г. Масси, о котором я уже упоминал, с жаром доказывал князю Потемкину, что полковая аптека находится в самом жалком положении, и что не было ни перевязок, ни корпии, чтобы перевязать раненых после осады: “баста! — сказал князь, — раненых более не будет!”

Текст воспроизведен по изданию: Могилев. 1788-1789 гг. // Русская старина, № 6. 1878

© текст - Туркестанов Н. Н. 1878
© сетевая версия - Трофимов С. 2008
© OCR - Трофимов С. 2008
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русская старина. 1878