I

Неопубликованные документы о пребывании Франсиско де Миранды в России и его последующих отношениях с русскими дипломатами (1787-1792)

(Публикуемые неизданные документы, хранящиеся в фондах АВПР, ЦГАДА, австрийского Династического, дворцового и государственного архива, Массачусетского исторического общества (США), даются на языке оригинала и сопровождаются русским переводом. Разделы, не относящиеся к теме, при публикации опущены)

№ 1

За несколько дней до возвращения ее и. в-ва гишпанский поверенный в делах г-н Маканаз, приехав к вице-канцлеру, сказал, что он, видя здесь иностранца Миранда, который, называя себя графом и полковником в службе короля его государя, носит мундир гишпанский, почел за долг свой требовать от него письмом, чтоб предъявил патент свой; что на сие требование получил от него ответ, преисполненный грубости, и что потому принужденным себя находит принесть на оного Миранду жалобу и просит о доставлении ему удовольствия.

Вице-канцлер, изъявя свое сожаление, что он, г-н Маканаз, вступил в такую ненужную переписку, отвечал, что граф Миранда привез к нему, вице-канцлеру, препоручительное о себе письмо от г-на генерала-фельдмаршала графа Румянцова-Задунайского, что был представлен и [284] ее и. в-ву, и что потому на жалобу о нем не можно ничего сказать до возвращения государыни императрицы.

Несколько дней спустя г-н Маканаз был опять у вице-канцлера, наведываясь об ответе на свое представление по вышеозначенному делу. Вице-канцлер сказал, что он изъяснялся об оном с французским посланником графом Сегюром, который обещал прилагать старание об утушении сей ссоры.

Потом приезжал упоминаемый поверенный в делах в третий раз, и вруча копии с переписки, бывшей у него с графом Миранда, сказал: как он узнал, что тот иностранец был в Царском Селе, то и опасается, чтоб он не оклеветал его пред ее и. в-вом и чтоб таким образом не лишился он, Маканаз, высочайшего ее благоволения. С своей же стороны принужденным себя находит объявить, что означенный Миранда напрасно называет себя графом, не будучи такой знаменитой породы, что он уроженец американский, и хотя был в королевской гишпанской службе, однако от оной отставлен за важные преступления, и что ему, Маканазу, предписано его рекламировать. Чего однако ж не хотел он сделать, не изъяснись наперед партикулярно с ним, вице-канцлером; а потому и просил наставления как ему поступить в сем случае.

Вице-канцлер отвечал, что между здешним и гишпанским дворами, как ему и самому г-ну поверенному в делах небызызвестно, нет никакого постановления о взаимной выдаче обоюдных подданных, и что всякий иностранец в России пользуется покровительством законов, пока ведет себя, как должно честному человеку, и не сделает никакого преступления.

Г-н Маканаз сказал, что он, ведая то, по сей точно причине и воздержался от формального подвига, просит однако ж, чтоб по крайней мере запрещено было реченному Миранде носить мундир гишпанский.

Напоследок сего июля 21 дня, будучи у вице-канцлера на обыкновенной конференции, повторял г-н Маканаз прежние свои представления, сказав при том, что он сведал, что, несмотря на таковые его представления, г-н Миранда был опять в прошлое воскресенье в Царском Селе в гишпанском полковничьем мундире, которого носить не имеет он права. Чего ради и просил, чтоб ему запрещено было употребление того мундира.

Вице-канцлер возразил, что для него удивительно, чтоб человек столь разумный, каковым кажется ему граф Миранда, захотел присваивать ему не принадлежащее; [285] впрочем если он, г-н Маканаз, почитает себя обиженным от графа Миранда, то должен на него представлять двору своему, здесь же не знает он, вице-канцлер, какое удовольствие можно дать ему, поверенному в делах.

АВПР, ф. Внутренние коллежские дела, on. 2/6, д. 890, л. 73-76. Копия, рус. яз. [288]

№ 22

П[ост] с [крип]тум 14

Кроме того, милостивый государь!

Во время своей поездки по вверенным ему губерниям, совершенной еще до императрицы, князь Потемкин помимо принца Нассау познакомился в Кременчуге также с графом Мирандой, который носит мундир испанского полковника и прибыл в означенное место из Константинополя в качестве простого путешественника. Поскольку его общество понравилось князю, он уговорил его поехать с ним в Крым, а затем привез с собой в Киев и представил императрице, которая отнеслась к нему очень милостиво. Хотя он не имел доступа во внутренние покои, тем не менее у него установились весьма приятные отношения как при дворе, так и со всеми нами. Это человек обширных познаний, гордый, очень откровенно говорит обо всем, с особой же язвительностью отзывается об инквизиции, испанском правительстве, короле, принце Астурийском и о невежестве испанцев. Местом его рождения является Каракас в Америке.

Испанский министр г-н де Нормандес написал в Киев графу Сегюру, справляясь у него, кто такой испанский полковник, сопровождающий князя Потемкина. В ответ граф Сегюр сообщил г-ну Нормандесу, как названный граф Миранда без всякого содействия с его, графа Сегюра, стороны, был представлен ко двору, какое положение он там занимает и то, что все мы еще о нем знали. Когда мы уезжали из Киева, граф Миранда решил посетить Москву и Петербург. Кпязь Потемкин обратился к графу Сегюру и ко мне по поводу рекомендательных писем для него, каковые мы ему и дали, а именно граф Сегюр к неаполитанскому посланнику, а я к барону Зедделеру. Оба мы не знали, что г-н де Нормандес, уезжая отсюда, оставил за себя поверенного в делах; князь Потемкин должен был также дать ему [Миранде] рекомендательные письма, которые граф Безбородко написал по приказу императрицы, но, по своему обыкновению, забыл в кармане. В Москве названный граф Миранда был принят очень хорошо. По прибытии в Петербург он поехал к испанскому поверенному в делах, не застав его дома, оставил свои письма и, не будучи никем представлен, отправился сам прямо к вице-канцлеру с письмом от фельдмаршала Румянцева. Граф Остерман представил его их [289] императорским высочествам, также оказавшим ему весьма милостивый прием.

Несколько дней спустя испанский поверенный в делах прислал ему записку, где указывалось, что, поскольку по слухам он выступает под именем графа Миранды и в качестве испанского полковника, ему следует представить доказательства того и другого, иначе же он, испанский поверенный в делах, заставит его снять мундир. Миранда ответил, тоже запиской, что вполне мог бы удовлетворить любопытство поверенного в делах, но раз тот потребовал этого в столь неучтивом тоне, предложил ему поберечь свои в равной мере смехотворные и презренные претензии для тех, кто имеет несчастье от него зависеть.

Теперь выяснилось, что во время последней войны Миранда был адъютантом бывшего губернатора Гаваны генерала Кахигаля, который, как известно Вашей княжеской милости, из-за своего поведения предан военному суду, и при этом расследовании обнаружилось, будто Миранда являлся платным агентом Англии и изменником своей родины, вследствие чего г-н де Нормандес еще до своего отъезда отсюда имел приказ добиваться его ареста. Если бы сей испанский министр сообщил что-либо об этом графу Сегюру в Киев, вместо того чтобы ограничиться всего лишь просьбой о сведениях об упомянутом Миранде, то последний, быть может, не оказался бы здесь в таком фаворе. Поскольку же ныне он имеет здесь столь высоких покровителей, испанский поверенный в делах уведомил свой двор, что арестовать его было бы, пожалуй, невозможно, и в ответ получил предписание удовольствоваться тем, чтобы заставить его снять мундир. Испанский поверенный в делах сообщил об этом поручении г-ну вице-канцлеру и одновременно потребовал удовлетворения за содержащиеся в записке Миранды оскорбительные выражения, добавив, что его двор видит в нем опасного человека.

По возвращении императрицы из ее путешествия г-н Миранда явился в Царское Село к г-ну Мамонову, который провел его к императрице. Ее в-во пригласила его к столу и отнеслась к нему самым милостивым образом. Она сама заговорила с ним о жалобах на него со стороны испанского поверенного в делах и сказала, что поручила г-ну

вице-канцлеру ответить на это, что, если граф Миранда столь опасен для Испании, там должны бы радоваться, коль скоро он находится в такой далекой стране. Г-н Миранда намерен теперь ехать в Англию, оформить, [290] будучи там, свое увольнение с испанской службы, а затем вернуться сюда, дабы воспользоваться милостью императрицы, которая желает удержать его тут. По приказу императрицы он получит рекомендательные письма к ее посланникам.

Я полагал своим долгом доложить все это Вашей княжеской милости, ибо испанский двор, возможно, воспримет это болезненно. Помимо дружбы, испытываемой к г-ну Миранде князем Потемкиным и г-ном Мамоновым, императрицу могло расположить в его пользу еще то обстоятельство, что он - американец и публично заводит разного рода речи, между прочим, и о революции в Испанской Америке, которая походила бы на революцию тамошних Соединенных Штатов. Остаюсь с подобающим почтением и проч. Санкт-Петербург, 9 августа 1787 г.

Кобенцль

Его княжеской милости канцлеру высочайшего двора и государства князю фон Кауницу

HHStA, Staatenabtlg.: Russland II, К. 65, f. 105 г. - 107 v. Подлинник, нем. яз.

№ 3

1787 года августа 14 дня, по испрошении часа, приезжал к вице-канцлеру гишпанский министр Нормандес для объявления, что как в отсутствие его г. Маканаз приносил уже жалобу на оказанную ему грубость от находящегося здесь гишпанца Миранды, то и он Нормандес, возвратись ныне сюда, почел за долг возобновить ту же жалобу, и хотя он во время отлучки его, вице-канцлера, в деревню изъяснился здесь по сему делу с г-ном гофмейстером графом Безбородкою, однако, не получа еще ответа, поставляет за долг равномерно изъясниться и с ним, вице-канцлером, и просить, чтоб г-н Маканаз справедливое получил удовлетворение и чтоб оному Миранде, которого он еще и в прошлое воскресенье во дворце видел в гишпанском мундире, по представленным от г-на Маканаза причинам запрещено было тот мундир носить. [290]

Вице-канцлер отвечал, что поелику он, г-н Нормандес, по сему делу изъяснялся уже с г-ном гофмейстером графом Безбородкою, то и он с своей стороны не оставит с ним переговорить; что г-н Миранда, учиненные на него двору его доносы почитая за клевету, предполагает королю своему государю принести в них достаточное оправдание и что касательно желаемого г-ном Маканазом удовлетворения кажется ему, вице-канцлеру, что как он, Маканаз, и г-н Миранда суть оба подданные гишпанские, то удобнее всего было бы и о получении оного удовольствия адресоваться к двору их, но что, впрочем, такие отзывы его, вице-канцлера, учиненные прежде и г-ну Маканазу, не должно почитать за точный ответ двора здешнего, но за собственные его рассуждения.

АВПР, ф. Внутренние коллежские дела, on. 2/6, д. 890, л. 400-401 об. Копия, рус. яз.

№ 4

Гр[аф] де Миранда почтительно приветствует е. с-во г-на графа Безбородко и препровождает упоминавшееся на днях письмо, дабы он оказал ему честь вручить его ее в-ву императрице, а также копию того [письма], которое явилось недавно предметом жалобы г-на де Нормандеса.

Гр[аф] де М[иранда] завтра будет иметь честь еще раз посетить е. с-во. чтобы уладить дело с паспортом и засвидетельствовать ему свою нижайшую благодарность по случаю [предстоящего] отъезда. Воскресенье, 15 августа [1787 г.] ст. ст.

АВПР, ф. Письма и прошения разных лиц на Иностранных языках, on. 14, д. 1613, д. 4. Подлинник (автограф), фр. яз. [293]

Из донесения австрийского посла в Петербурге графа Кобенцля государственному канцлеру князю Кауницу

№ 24

Светлейший высокородный рейхсфюрст! Милостивый государь!

...В деле Миранды, о котором я покорнейше докладывал Вашей княж[еской] милости, мы с г-ном Сегюром, поскольку он, Миранда, дабы избежать неприятностей не появлялся в обществе и не носил мундира, убедили Нормандеса рассматривать это как удовлетворение и тем ограничиться; однако 14-го Миранда появился при дворе в мундире, чем Нормандес был столь взбешен, что уже невозможно было больше удерживать его от подачи по сему поводу жалобы Безбородко с требованием немедленного ответа, который он намеревался с курьером отправить своему двору. Между тем еще в последнее воскресенье он, Миранда, имел честь обедать с русской императрицей в Эрмитаже; а поскольку он, как уверяет меня Безбородко, собирается завтра уехать отсюда, то вопрос отпадет сам собой...

Засим готовый к услугам Вашей милости, остаюсь с подобающим почтением покорнейше преданный Вашей княжеской милости

Людвиг г[раф] Кобенцль

Санкт-Петербург
21-го августа 1787 г.
н. ст.
Его княж[еской] милости г-ну канцлеру двора и государства князю фон Кауницу.

HHStA, Staatenabtlg.: Russland II, К. 65, f. 135 г. - 136 г. Подлинник, нем. яз. Текст зашифрован. [294]

№ 6

№ 27

Светлейший высокородный рейхсфюрст! Милостивый государь!

...Хотели дождаться отъезда г-на Миранды, чтобы дать г-ну Нормандесу ответ на его жалобы и, с одной стороны, представить этот отъезд как своего рода удовлетворение, с другой же - не поступить несправедливо и по отношению к

г-ну Миранде, учитывая прежнее обхождение с ним. Но, поскольку он все еще находится здесь и Нормандесу не было дано никакого ответа, последний отправил к своему двору курьера с донесением обо всем происшедшем, ибо поверенный в делах Маканас ничего не сообщил об этом в Мадрид. Г-н Сегюр воспользовался сей возможностью, чтобы послать своему двору депешу, о содержании которой доверительно уведомил меня...

Засим...

Людвиг г[раф] Кобенцль

Санкт-Петербург
31-го августа 1787 г.
н. ст.
Его княж[еской] ми[ло]сти г-ну... князю фон Кауницу

HHStA, Staatenabtlg.: Russland II, К. 65, f. 150 v.- 151 v. Подлинник, нем. яз. Текст зашифрован [297]

Донесение российского посланника в Стокгольме А. К. Разумовского графу А. А. Безбородко

Г-н граф,

пользуясь отъездом князя Голицына, чтобы иметь честь написать в. с-ву, прежде всего отвечу на письма, переданные мне от Вас графом де Мирандой. Сей путешественник, совершив плавание как нельзя более благополучное, прибыл сюда па четвертый день после своего [298] отъезда. Первым делом он пришел ко мне представиться, имея при себе письма, врученные ему в. с-вом: одно циркулярное на французском языке, другое - написанное Вами собственноручно по-русски. Они свидетельствуют об особой благосклонности, коей ее и. в-во удостаивает г-на де Миранду, и дают ему самые неоспоримые права на всякое содействие, какое я в состоянии оказать, во время его пребывания в этой стране. Разговаривая с ним в таком именно духе, я спросил его, как он хочет жить здесь: желает ли быть везде представлен или сохранить инкогнито. Он предпочел второе, разъяснив мне, что испанская миссия в Петербурге чинила ему неприятности и он отнюдь не желал бы подвергнуться тут чему-либо подобному, причем ссылался даже в этой связи на советы, полученные им, по его словам, при отъезде от в. с-ва.

Я предоставил в его распоряжение свой дом, а, дабы объяснить в обществе причины оказанного мною ему приема, мы условились говорить, что в России, откуда он прибыл и где провел несколько лет после того, как побывал в Крыму и на Украине во время поездки ее и. в-ва, он был знаком с моими родными и друзьями, горячо мне его рекомендовавшими. На основании этих рекомендаций я долгом своим почел выказать ему всю возможную предупредительность. Что к тому же он путешествует с единственной целью наблюдать и просвещаться, что он следует ей неукоснительно и, рассчитывая, дабы не отклоняться от нее, пробыть здесь всего несколько дней, решил не появляться ни при дворе, ни в обществе, а посвятить все время предметам своей любознательности.

Предписывая мне поместить г-на де Миранду в моем доме, в. с-во в то же время приказывает дать ему в качестве сопровождающего в его прогулках кого-либо из моей канцелярии. Я определил к нему асессора Вукасовича, более всего подходящего для такой роли. На третий день по его [Миранды] прибытии они вместе отправились осматривать рудники и, отсутствуя десять дней, добрались до Фалуна в Далекарлии. На вопросы о нем, которые мне задавали в то время, я отвечал или велел отвечать так, как мы договорились. По возвращении в Стокгольм г-н де Миранда, обуреваемый все тою же горячей любознательностью в отношении вещей самых различных, пожелал непременно увидеть Дротнингхольм: дворец, парк, театр, побывать при дворе - неизменно сохраняя при этом инкогнито. Для поездки туда было выбрано воскресенье. А дабы прогулка сия имела как можно меньше огласки, я попросил Вукасовича [299] рекомендовать г-на де Миранду одному его знакомому, взявшему па себя труд все ему показать. Провожатый выполнил то, что от него требовалось, и все шло как нельзя лучше.

Когда они находились в библиотеке короля, как полагали, уже отправившегося па спектакль, государь вдруг появился. Он на мгновение остановился, выказав некоторое удивление, и тотчас удалился, послав немедля одного из своих пажей учтивейшим образом сообщить иностранцу, что король распорядился дать ему без помех осмотреть все, что обычно показывают путешественникам. Минуту спустя вошел барон Седерстрём, встречавший г-на де Миранду при российском дворе; он узнал его и заговорил с ним, выказав изумление видеть его в Швеции. Тот отвечал, что находится здесь уже несколько дней, что представил мне свои рекомендации, и объяснил причины своего инкогнито так, как у нас с ним было условлено, прибавив, однако, несколько слов об улаживании [инцидента] с поверенным в делах Испании в Петербурге, поскольку г-н Седерстрём находился тогда там; он сказал ему, что принял такое решение, дабы не тратить время на бесполезные дрязги, выразив сожаление единственно по поводу того, что из-за этого лишен счастья быть представленным его шведскому величеству.

Таково, г-н граф, положение дел с этим путешественником. Ныне он узнан. Я не знаю еще, какие шаги воспоследуют при дворе и со стороны министров Испании и Франции. Мне не известно, знали ли король и вышеназванные министры с самого начала, что произошло с г-ном де Мирандой в России. Имею все основания думать, что, до того как его узнали в Дротнингхольме, никто не подозревал, что он здесь. Дабы окончательно рассеять таинственность вокруг его появления, я предполагаю при первом удобном случае рассказать о нем королю примерно в тех же выражениях, в каких он сам объяснялся с Седерстрёмом, что, несомненно, уже дошло до короля.

Г-н де Миранда проявил себя здесь человеком любознательным, которому время дорого, и он не желает тратить его ни на суету, ни на [пустые] церемонии. Исходя из этого, я и буду говорить о нем, если случай того потребует. Как известно, ее и. в-во соизволила оказать ему при своем дворе особый прием; результаты покровительства, коего она его удостаивает, очевидны, и он не смог бы лучше доказать, что заслужил таковое, нежели проявляя в своем поведении благоразумие, выказанное им [300] здесь, которое должно снискать ему почет среди здравомыслящих людей и уважение в обществе. Не могу закончить мой рассказ, не упомянув, что, беседуя с г-ном де Мирандой, убедился в его глубоком почтении к нашей августейшей государыне, признательности за доброту, к нему проявленную, в его величайшем восхищении широтой и глубиной взглядов ее и. в-ва. Присовокупляю письмо, которое он мне доверил переслать в. с-ву. Среди имеющихся у него писем к министрам России почти во всей Европе нет только [письма], адресованного в Гамбург, поскольку, как он мне сказал, сей город совсем не входил в план его путешествия. Однако, пожелав теперь из Копенгагена отправиться туда, он попросил у меня письмо к г-ну Гроссу, в чем я считаю себя обязанным ему не отказать. Он предполагает отбыть через четыре - пять дней; я обеспечу его курьерским паспортом, а также суммой денег согласно предписанию в. с-ва, возможно, несколько ее увеличив, принимая во внимание расходы, вызванные поездкой на рудпики.

Не стану злоупотреблять досугом в. с-ва, извещая вслед за этим столь длинным отчетом о внутренних делах сей страны. В настоящий момент они не заслуживают Вашего внимания и не позволяют мне ничего добавить к сведениям, которые я постоянно сообщал в моих депешах.

Будучи преисполнен интереса, неизменно вызываемого важными событиями, вести о которых доходят до нас, позволю себе, г-н граф, передать Вам мои горячие пожелания, чтобы самые решительные успехи нашего оружия увенчали славу нашей бессмертной государыни и принесли еще большее благополучие подвластным ей народам.

С уверениями в моей почтительной и неизменной преданности имею честь быть, г-н граф, в. с-ва нижайший и покорнейший слуга

гр. А. Разумовский

Стокгольм
29 сентября
(10 октября) 1787 г.

АВПР, ф. Сношения России с Швецией, on. 96/6, д. 751, л. 65-67 об. Подлинник (автограф), фр. яз. [301]

№ 36

Светлейший высокородный рейхсфюрст! Милостивый государь!

...На днях к шведскому посланнику прибыл от его двора курьер, которого он через 24 часа сразу же отослал обратно, ничего не сообщив об этом здешнему министерству. Оп делает тайну из этого предмета и утверждает, будто речь идет только о касающихся лично его намерениях короля на случай, если он когда-нибудь покинет свой нынешний пост. Предполагают, что причиной отправки этого курьера явилось прибытие в Стокгольм г-на Миранды, которому тамошний русский министр предоставил жилье у себя в доме, а испанский министр, как и тут, дезавуировал его. Это обстоятельство, в сочетании с оригинальностью этого человека и странными речами, которые он ведет, якобы побудило короля запросить сведений обо всем, происшедшем с ним здесь. Возможно, король дал также своему министру указания доложить ему о военных приготовлениях русских... Засим...

Людвиг г[раф] Кобенцль

Санкт-Петербург
23-го октября 1787 г.
Его княж[еской] ми[ло]сти г-ну... князю фон Кауницу

HHStA, Staatenabtlg: Russland II,К. 65, f. 311 v. - 312 v. Подлинник,нем. яз. Текст зашифрован. [304]

Г-н граф,

в дополнение к донесению, которое я имел честь переслать в. с-ву 29 сентября ст. ст. с князем Голицыным, спешу сообщить, что г-н де Миранда вот уже восемь дней как отбыл отсюда, держа путь в Кристианию в Норвегии, оттуда в Гётеборг, затем в Карлскруну и через Хельсингборг к Эресунну. [305]

В продолжение того, что уже имел честь отметить, доложу в. с-ву все заслуживающее малейшего внимания, что случилось за время его пребывания здесь. В первый же раз, когда я появился при дворе, король сам заговорил со мною о происшествии в его библиотеке несколькими днями ранее и выразил желание видеть г-на де Миранду, добавив, что не может не стремиться познакомиться с иностранцем, коего отличила и удостоила своей благосклонности императрица; что знает о событиях в Петербурге, касающихся испанской миссии, и, поскольку г-н де Миранда не может быть ему представлен официально, передаст ему через г-на Седерстрёма, каким образом он сможет увидеться с ним. На другой день тот написал Миранде записку, приглашая его осмотреть королевский кабинет медалей. Туда-то и вошел е. в-во и около двух часов беседовал с ним о вещах незначительных, много говоря о себе самом и о различных предметах, с коими г-н де Миранда в своей неутомимой любознательности уже ознакомился в этом городе. Другая их встреча произошла случайно в мастерской скульптора Сергеля, где беседа была не более интересной.

Инкогнито г-на де Миранды, внимание и настойчивость, с коими он осведомлялся обо всем, что только могло вызвать его живое любопытство в столице и провинции, поначалу сильно обеспокоили всех, и в особенности двор, где все проникнуто подозрительностью и недоверием, ибо там царят слабость и интриганство. Беспокойство было тем более велико, что, поскольку он проделал путь из Санкт-Петербурга сюда очень быстро и никому перед отъездом не сообщил, что направляется в Швецию, никто об этом заранее не был предупрежден. Испанский министр приложил немало усилий, возбуждая тайком недоверие к этому путешественпику, коему приписывалось, будто он являлся соглядатаем нашего двора в Константинополе и, как утверждалось, играет такую же роль здесь. Недавно я узнал, и имею все основания этому верить, что в связи с наветами сего министра первым порывом короля было предложить ему, что он велит арестовать Миранду. Разумеется, поразмыслив, е. в-во понял, что это было бы опасным, ибо г-н де Мирапда живет в моем доме, и эти соображения, вероятпо, побудили его умерить пыл и придерживаться обходительного и учтивого тона, как я докладывал выше в. с-ву. Слухи, распространяемые министром Испании, полностью подтверждают правдивость этого доклада и свидетельствуют о его недовольстве тем, как [306] король повел себя по отпошению к упомянутому г-ну де Миранде. Он утверждает, будто сей государь не сдержал данного им слова, и все удивились бы, расскажи он, что предлагал ему е. в-во в первый момент по прибытии Миранды. Он заявляет, кроме того, будто уже несколько месяцев назад Нормандес предупреждал его, что Миранда должен отправиться в Финляндию, и, появись он [там] в испанском мундире, [посланник] знал бы, как помешать ему носить его; теперь же, поскольку он совсем не надевает указанный мундир, не обратил на него никакого внимания, почитая за авантюриста. Однако из речей его, столь же несостоятельных, сколь и необдуманных, видно, что он ничего не знает касательно Миранды и, по всей видимости, никто ему о нем ничего не писал. Так же обстоят дела, насколько я могу судить, и с поверенным в делах Франции.

Хотя в настоящий момент обстоятельства благоприятствуют г-ну де Миранде, все это побудило меня посоветовать ему быть постоянно настороже во время путешествия, поскольку мне известно, что упомянутые чиновники повсюду широко оповестили о нем, и я не сомневаюсь, что покровительство, коего его удостаивает ее и. в-во, будет все больше и больше привлекать к нему внимание их дворов.

Поскольку близкие отношения, сложившиеся у меня с г-ном де Мирандой во время его пребывания в моем доме, позволили мне осведомиться относительно важных предметов, до него касающихся, я долгом своим почел посоветовать ему изменить намеченный им план путешествия. Он предполагал поехать в Швейцарию и помышлял даже отправиться в Париж, дабы вести переговоры с министром Соединенных Штатов Америки. План сей, от коего, как мне кажется, он мало получил бы выгоды, лишь подверг бы его опасности. После моих увещаний он от него отказался и решился отправиться в Гамбург. Я снабдил его письмами в Голландию и Англию. Должен также сообщить в. с-ву, что король, говоря со мною о Миранде, спросил, состоит ли тот на службе ее и. в-ва. Я отвечал, что нет; но, принимая во внимание милостивый и благосклонный прием, оказанный ему ее и. в-вом, не сомневаюсь, что при желании он мог бы поступить на службу к ней. Ему не было необходимости носить здесь наш мундир, пользуясь показанным мне разрешением. В случае надобности, я бы ему посоветовал его надеть. Если узнаю что-либо новое, до него касающееся, не премину довести до сведения в. с-ва.

С почтением имею честь быть, г-н граф, в. с-ва нижайший и покорнейший слуга

гр. А. Разумовский

Стокгольм
29 октября
(9 ноября) 1787 г.
Е. с-ву г-ну графу Безбородко

АВПР, ф. Сношения России с Швецией, on. 96/6, д. 752, л. 35 - 40. Подлинник, фр. яз. Текст зашифрован. [308]

Г-н граф!

...Граф де Флоридабланка говорил мне на днях в приватной беседе о некоей особе по имени Франсуа Миранда, пехотном офицере испанской службы. Будучи в последнюю войну адъютантом губернатора Гаваны г-на де Кахигаля, он вместе с ним оказался замешан в одном предосудительном деле и, дабы избежать заслуженного наказания, скрылся. Несколько времени спустя после его бегства здешний двор получил известие, будто он находится в Лондоне, где передал английскому министерству план нападения на владения короля в Америке. Однако, то ли поняв, что собою представляет этот авантюрист, то ли потому, что проект его не внушил доверия, последний отклонили, отказавшись далее вести с ним переговоры. Он покинул Англию, и вслед за тем двор был осведомлен, что он направился в Константинополь, откуда предпринял поездку в Херсон во время пребывания там ее в-ва. [309] Известно даже, что он появился там под именем графа де Миранды, принадлежащего к одному из знатнейших семейств грандов Испании, и благодаря своему уму и изрядным познаниям, в коих ему нельзя отказать, имел счастье получить доступ ко двору. Но судя по всему, его вскоре перестали принимать всерьез, обнаружив, что он всего лишь авантюрист. Тем временем до двора дошли новые вести из Швеции, гласившие, будто он бахвалится покровительством русского двора, утверждая, что располагает рекомендательными письмами к министрам ее и. в-ва в иностранных государствах. Вследствие чего г-н де Флоридабланка просил передать в. в-ву эти достоверные сведения с тем, чтобы, если сему опасному человеку удалось войти в доверие к министрам ее и. в-ва, они соизволили бы отказать ему в поддержке, которую иначе могли предоставить. И хотя он говорил со мною об этом отнюдь не официально, а сугубо доверительно, я мог бы заверить в. с-во, что испанский двор будет весьма признателен за такую уступчивость нашего двора и в подобных случаях не преминет со всем возможным усердием оказать ему равнозначную услугу. Из-за того что сей Миранда знаком с положением в Америке, он наверняка не перестает внушать некоторое беспокойство здешнему двору, особенно если ему посчастливится встретить своего товарища, некоего Монтесину, только что бежавшего из мадридской тюрьмы и, быть может, еще более опасного, чем Миранда...

Имея честь пребывать с совершеннейшим почтением и нерушимой преданностью, г-н граф, в. с-ва нижайший и покорнейший слуга

Зиновьев

В Эскуриале
8 (19) ноября 1787 г.
Е. с-ву г-ну графу Остерману
Получено 16 декабря 1787 г.

АВПР, ф. Сношения России с Испанией, on. 58, д. 441, л. 149 об.- 151 об. Подлинник, фр. яз. Текст зашифрован. [310]

№ 2

Светлейше-высокородный рейхсфюрст! Милостивейший князь и государь!

...Б) С некоторых пор большое внимание привлекает здесь недавно прибывший чужестранец, проживающий у русского министра, который относится к нему с особым уважением. Он называет себя Мейранда, является уроженцем Испанской Америки и якобы участвовал в непродолжительной войне между Испанией и Португалией из-за

Колонии-дель-Сан-Сакраменто на стороне первой державы, вскоре, однако, дал своему двору повод к неудовольствию им и стал внушать особое подозрение благочестиво бдительной святой инквизиции. Во время предпринятых им затем путешествий по Североамериканским штатам, части Африки и Турции он приобрел обширные познания, благодаря чему сумел приобрести расположение и заручиться покровительством князя Потемкина, чьи рекомендации обеспечили ему в дальнейшем особенно хороший прием в Петербурге.

Покинув тот двор, он находился некоторое время в Швеции и Норвегии. Здесь он редко появляется в обществе, и тем удивительнее было видеть его вместе с русским министром на последнем придворном бале-маскараде, хотя он еще не был представлен королев [ской] фамилии. Граф Бернсторф, не выясняя, какое положение он занимает и чего добивается, находит удовольствие в общении с ним и охотно принимает в своем доме. Этот чужеземец - человек широких познаний, с безупречными манерами и весьма выдержанным, замкнутым характером. Более чем вероятно, что он продолжает в настоящее время свое путешествие если не по тайному поручению, то благодаря поддержке русского двора, причем как будто очень остерегается привлекать внимание неумеренными тратами....

Остаюсь...

фон Мерц

Копенгаген
12-го января 1788 г.

HHStA, Staatenabtlg.: Daenemark, К. 71, f. 6 r.- 6 v. Подлинник, нем. яз. [313]

№ 21

Светлейший рейхсфюрст! Милостивый государь!

Здесь было получено из Стокгольма известие, что тамошний испанский министр г-н дель Корраль по приказу своего двора должен был арестовать и отправить к себе на родину одного кавалера своей нации, который только благодаря бегству избежал опасности. Теперь он прибыл несколько дней назад сюда через Копенгаген в облике некоего графа Миранды, выдающего себя за шевалье Моррона, и утверждает, будто имел честь засвидетельствовать свое нижайшее почтение их императорским величествам во время их пребывания в Новороссии. Его обвиняют также в том, что он позволил использовать себя для того, чтобы лично передать российскому императорскому двору в Петербурге, откуда он, собственно, явился сюда, различные важные сведения о состоянии армии и [деятельности] правительства в Турции, которые ему удалось раздобыть, находясь в Константинополе; чем однако, навлек на себя немилость своего собственного государя вплоть до приказа об аресте, но зато в такой степени снискал якобы благосклонность русской императрицы, что был не только осыпан знаками высочайшей милости, но также настоятельнейшим образом рекомендован всем российским министрам за границей.

По мнению упомянутого г-на графа, который отсюда намерен отправиться в Англию, нынешняя война будет стоить много человеческой крови, ибо турка воодушевляют подлинные ярость и отчаяние (что, вероятно, проявится преимущественно при защите крепостей), но, к счастью для человечества, пе продлится долго, так как можно предвидеть, что после первой же кампании армия, ныне, разумеется, в избытке обеспеченная должным образом, затем, вследствие чрезвычайно плохой организации, станет испытывать недостаток во всем необходимом; это обескуражит несомненно мужественного обычно турка, однако одновременно послужит ему уроком на будущее и заставит лучше освоить дело, что при деспотической и [314] полностью военной форме правления, опирающейся к тому же на религию, было бы не слишком желательно.

С тем всепокорнейше препоручаю себя Вашей светлости высочайшему покровительству и милости и навечно остаюсь с глубочайшим уважением покорнейше преданный Вашей светлости

Антон барон фон Биндер Крит [ельштайн]

Гамбург 12-го апреля 1788 г.
При сем следует копия.
Его свет[лос]ти г-ну князю фон Кауницу

HHStA, Staats-Kanzlei: Hamburg, К. 15, f. 98 r.- 99 v. Подлинник, нем. яз.

№ 13

Донесение российского посланника в Гааге С. Л. Колычева графу А. А. Безбородко

Сиятельнейший граф, милостивый государь!

О доставлении вложенного пакета к в. с-ву просил меня г. Миранда. Он рекомендует в службу ее и. в-ва французского офицера барона Брентано, которого версальский двор вместе с г-ном Виниомини употреблял в Польше во время последних замешательств, а потом посылал в Константинополь с другими офицерами. Как он человек острый и знающий, то может послужить в нынешних обстоятельствах к некоторым нужным сведениям. Хотя по моему совету г. Миранда и склонил его и мне показалось не излишним иметь его в России, но о верности его я пе смею ничего сказать; легко может статься, что он в двояком виде памеревается ехать в Россию. Однако ж мне известно, что он имеет весьма важные бумаги, планы и проекты, - сие одно и побудило меня, не теряя времени, об нем в. с-ву представить.

С неограниченным почтением и таковою же преданностью имею честь быть, милостивый государь, в. с-ва нижайший слуга

Степан Колычев

Гага, 23 мая (3 июня) 1788 г.
Е. с-ву графу Александру Андреевичу Безбородко

АВПР, ф. Сношения России, с Голландией, on. 50/6, д. 320, л. 31. Подлинник, рус. яз. [315]

№ 14

Сиятельнейший граф, милостивый государь!

...Полковник Миранда, имевший из С.-Петербурга из Коллегии иностранпых дел курьерский пашпорт для его в прошлом 1787 году чрез Стокгольм и Копенгаген в Лондон проезда, вчерась, приехавши сюда из Геиуа, ко мне явился, и по пробытии здесь для своего любопытства несколько дней, намеряется возвратиться в Гепуа, откуда хочет продолжать свой путь чрез Марсейль далее во Францию, и потом в Англию...

В протчем с глубочайшим почтением и нелицемерною преданностью пребываю в. с-ва, милостивого государя, всенижайший слуга

Петр Карпов

Получено 17 февраля 1789 г.

АВПР, ф. Сношения России с Сардинией, д. 88, л. 1 об. Подлинник, рус. яз.

№ 15

Лондон, 12(23) июня 1789 г.

Милостивый государь мой граф Александр Андреевич!

Граф Миранда прибыл сюда и вручил мне письмо в. с-ва. Я по силе оного не преминул ему представить мои услуги. Впрочем, он теперь находится в самой безопасной земле в свете. Гишпапский двор не может его ни явно требовать, ни хитростью подхватить, как последнее случилось с некоторыми оплошными французами, коих парижская полиция проворством, ей свойственным, отсюда достала; но граф Миранда не простак и знает, как себя охранять от подобных подлогов. Он весьма прославляет великодушие и благотворительный дух императрицы.

Здесь ничего нет такого, что б могло заслужить примечание в. с-ва, затем сокращая мое письмо и препоручая [316] себя в продолжение Вашей ко мне драгоценной дружбы, остаюсь с совершенным почтением Ваш покорный слуга

АВПР, ф. Сношения России с Англией, on. 35/6, д. 405, л. 32-33 об. Подлинник, рус. яз. Текст зашифрован.

Лондон, 29-го июня 1789 г.

Дорогой сэр,

...Полков [ник] Миранда обедал у меня два дня назад - на следующий день по возвращении его из Парижа. Его предубеждение против французской нации и ее нравов - все то же. Путешествовал он, однако, с большой пользой, и ничто не ускользнуло от его проницательности, даже, как я полагаю, императрица всероссийская, - утверждение, унизительное для меня, который провел в ее столице 21 месяц, так и не ознакомившись с внутренними областями ее обширных и хорошо известных владений.

Мое тщеславие подсказывает объяснение этого исключительного везения: он хорошо говорит по-французски, я же владел им плохо. Не допускаю, что его внешний облик или манера выражаться дают ему в глазах женщин явное преимущество передо мной. Но у него в самом деле имеются такие письма ко всем ее послам, каких никто другой никогда не получал от коронованной особы. Они предписывают исполнить все, чего бы он ни пожелал или попросил. Он говорит о возвращении в Россию. Я при тех же обстоятельствах никогда бы оттуда не уехал, ибо достаточно глуп, чтобы влюбляться, коли пользуюсь благосклонностью...

Остаюсь с величайшим уважением, Ваш покорнейший слуга

Стивен Сейр

MHS, Henry Knox Papers, vol. 24, f. 70. Подлинник, англ. яз. [318]

№ 17

Лондон, 19(30) сентября 1791 г.

Г-н граф!

Беру на себя смелость вложить в пакет, предназначенный для в. с-ва, манускрипт, который г-н полковник де Миранда имел счастье приобрести и жаждет повергнуть к стопам императрицы. Это - корреспонденция покойного маршала Роберта Кейта, адресованная одному его родственнику, кавалеру Драммонду; для сведения в. с-ва прилагаю справку, содержащую данные об этом г-не Драммонде. Прочитав копию письма г-на де Миранды ко мне, в. с-во, увидит, что сии бумаги, о коих при здешнем дворе стало известно, очевидно, от кого-то из друзей г-на Драммонда, близкого с лордом Уолсингэмом и некоторыми другими лицами из окружения короля и королевы, возбудили интерес их величеств; как говорят, они выразили определенное беспокойство, узнав, что корреспонденция эта должна быть отослана в Петербург.

Меры, принятые г-ном де Мирандой, позволят предотвратить переход этих бумаг в чьи бы то ни было руки и положить конец назойливым преследованиям, которым мог бы подвергнуться г-н Драммонд.

Я распорядился, чтобы Жоли точнейшим образом перевел сии письма с копии, каковой располагает г-н де Миранда, и лишь только перевод будет готов, тотчас пошлю его в. с-ву, сопроводив все той же просьбой, с которой обращаюсь относительно манускрипта г - на де Миранды, соблаговолить также повергнуть его к стопам ее и. в-ва.

Не думаю, г-н граф, что мне нужно говорить Вам о дарованиях и многочисленных познаниях полковника Миранды, поскольку Вы его знаете. Но то, что в. с-во не имели случая наблюдать, так это его воодушевление, я бы сказал, его восторг по отношению к императрице и к Российской империи. Прием, коего удостоила его наша августейшая государыня, преисполнил его столь горячей признательности, а глубокое впечатление, произведенное на него высокими достоинствами, каковыми он имел случай восхищаться во время своего пребывания в России, столь прочно, что общение его со здешним министром и условия, в которых мы находимся, никак не повлияли на высказываемые им мнения и чувства, особливо в том, что касается России. Когда надвигалась война с Англией, его слова, [произнесенные] в спорах, просвещали и настраивали в нашу пользу многих лиц, чья осведомленность об истинном положении дел весьма важна.

С совершеннейшим почтением имею честь быть, г-н граф, в. с-ва нижайший и покорнейший слуга

С. гр[аф] Воронцов

Е. с-ву г-ну графу Безбородко

АВПР, ф. Сношения России с Англией, on. 3516, д. 425, л. 20-21 об. Подлинник, фр. яз. [321]

№ 18

Государыня,

после того, как имел честь писать в. в-ву, посылая с последним курьером документы и планы, вложенные в пакет Вашего посла и полковника де Миранды, которые, насколько я понял со слов полковника де Миранды, были милостиво приняты в. в-вом, при более тщательном изучении бумаг моего родича маршала Кейта я проникся важностью других писем и планов, каковые ныне представляю на Ваше рассмотрение. Советуясь по сему поводу с полковником графом де Мирандой, я спросил его мнения насчет того, следует ли отправлять Вам какие-либо еще из этих бумаг прежде, чем буду в письменном виде уведомлен о Вашем отношении и намерениях касательно уже посланных в. и. в-ву. Граф де Миранда, равно как и граф Воронцов, полагали, что [бумаги], подносимые мною теперь, окажутся так же угодны, как и те, кои уже направлены в. в-ву, что они столь же ценны и во многом имеют в настоящее время большое значение. Поэтому мы подготовили их, вместе с двумя планами генерала Кейта, относящимися к Дарданеллам и Мраморному морю с фракийским Босфором, для Вашего ознакомления.

В. в-во с присущими Вам мудростью и проницательностью лучше всего определит степень их значимости, и я Вам охотно их уступаю. Почитаю себя крайне обязанным графу Воронцову за его заботу о приведении в порядок и пересылке сих [бумаг] для прочтения в. в-вом, а рвение полковника де Миранды делает немалую честь его преданности в том, что касается предметов, которые он считает полезными России, особенно - могущих пополнить политическую осведомленность и доставить удовлетворение в. в-ву во славу Вашей империи...

Остаюсь, государыня, с почтительнейшим и нижайшим уважением, в. и. в-ва преданнейший и покорнейший слуга

Джон Драммонд
Джермин-стрит № 60
Сент-Джеймс, Лондон
8 декабря 1791 г.

Ее и. в-ву императрице всероссийской в С.-Петербург

ЦГАДА, ф. 179, д. 187, л. 28-28 об., 31. Копия, англ. яз. [325]

Лондон, Джермин-ст [рит] № 60, Сент-Джеймс

22-го апреля 1792 г.

Милостивый государь, около девяти месяцев назад познакомился я с графом де Мирандой, обычно именуемым здесь полковником де Мирандой. Я собирался тогда отправиться в С.-Петербург, чтобы преподнести ее и. в-ву [императрице] России кое-какие планы, письма и документы моего прославленного родича маршала Кейта, чье воинское наследие досталось мне. Сии документы и планы имеют для ее и. в-ва столь важное значение, что побудили полковника де Миранду предъявить мне конфиденциальное письмо ее в-ва российской императрицы к нему, содержащее повеление или предписание всем ее послам и министрам при иностранных дворах не только принять его, но и оказать любое внимание, коего он потребует именем ее в-ва, всякую протекцию, какую ее имя и влияние в состоянии ему предоставить. Все это убедило меня в том, что полковник де Миранда ведет изрядную личную переписку с ее и. в-вом.

Помимо доверительного письма ее в-ва и разрешения носить форму [русской] армии, полковник де Миранда показал мне также письма в. с-ва и покойного князя Потемкина, подтверждавшие, что он пользуется большим уважением ее и. в-ва и ее доверенных министров. Кроме того, его посещал российский посланник при здешнем дворе граф Воронцов, каковой, по-видимому, относится к нему с величайшим доверием. [326]

Ввиду всех сих обстоятельств и выраженного им страстного желания передать первую партию писем маршала Кейта и несколько его планов я согласился [с этим], при условии если граф Воронцов и полковник де Миранда обязуются, что граф Воронцов с первым же курьером отправит се в-ву письма и планы маршала Кейта, предваряемые моим письмом ее и. в-ву от 29-го сентября; и если я получу ответ, написанный собственноручно ее в-вом (как мне было обещано) либо в. с-вом, который убедит моля, что сии весьма важные письма маршала Кейта с его планами и моим собственным письмом императрице доставлены лично ей. Все эти предосторожности дали мне уверенность в том, что ни малейшая часть замечательных писем маршала Кейта не попадет в руки несведущих.

Поскольку они имеют столь великое значение для России, во всяком случае для государыни и ее доверенных министров, то первая связка, посланная мною через полковника де Миранду, была, как кажется, вручена ее в-ву менее чем месяц спустя после того, как я писал ей. Сие явствует из письма, полученного графом Воронцовым, в коем, как уверял меня полковник де Миранда, ее в-во соизволила милостиво изъяснить, сколь высокого мнения она о ценности бумаг и моих сообщений ей, и что при первой возможности обстоятельно напишет мне по поводу этих бумаг. Однако кончина князя Потемкина и отъезд в. с-ва в армию для заключения мира с турками вынудили ее в-во, как известил меня полковник де Миранда, на время отложить свой ответ мне.

Когда граф Воронцов снова собрался отправить курьера в Петербург, означенный полковник де Мирапда, узнав, что я держу наготове другие важные письма маршала Кейта, кои решил отвезти сам, уговорил меня (раз я еще не получил благосклонного ответа ее в-ва на мое первое послание) опять препоручить ему под ручательство графа Воронцова приготовленные к тому времени новые письма маршала Кейта и отослать их императрице с курьером, а именно неким г-ном Смирновым, братом русского священника сего посольства, отбывшим 8-го ноября минувшего года. К ним были приложены запрошенные мною чрезвычайно важные сведения, содержавшиеся в письме моего константинопольского друга (который пользуется моим [полным] доверием) от 27-го сентября 1791 г., где драгоман Порты подробно излагает речь великого визиря. [327]

Прошло уже четыре месяца с тех пор. как моя последняя связка для ее и. в-ва, каковая вложена в пакет полковника де Миранды на имя ее в-ва, отправлена с посольским курьером, ибо он [Миранда] читал мне свое послание к императрице, подтверждающее, что это так. Но, хотя у меня есть основание полагать, что с того времени посол, не говоря уже о полковнике де Миранде, получил множество писем, я не имею пока никакого ответа или особого отклика ни от ее и. в-ва по поводу такого продолжительного молчания после данных мне графом или полковником де Мирандой столь твердых заверений, будто императрица высоко цепит мои документы и планы (предназначенные маршалом Кейтом при жизни специально для меня, дабы я мог обратиться к императрице России), а также ввиду важности сообщения, полученного мною из Константинополя и датированного 27 сентября 1791 г., признаюсь, что я крайне встревожен и желал бы доподлинно знать об отношении ее в-ва к сим документам; ибо располагаю еще многими другими, близко касающимися России, кои при моем нынешнем состоянии тревоги не могу передать, пока не узнаю мнение и волю ее в-ва.

Свои драгоценные бумаги, относящиеся к его собственным планам и политике, столь похвально, честно и успешно проводимой им во славу России, маршал Кейт оставил мне, дабы я представил их копии тому, кто в мое время будет править Россией, полагая, что сведения, кои я из них извлеку, наверняка снищут мне покровительство и уважение монарха и всех министров - истинных патриотов - империи, для величия которой он едва не извел себя, прежде чем покинул Россию. Оп также надеялся, что российский государь немедленно отзовется, стоит лишь мне преподнести его [Кейта] документы или отослать их надлежащим образом. [Для последнего] но было, как я думал, более надежного и безопасного пути, нежели прибегнуть к содействию посла ее в-ва.

Я намеревался сам поднести эти бумаги, однако торжественные уверения полковника де Миранды относительно доверия, испытываемого к нему ее и. в-вом, и его близость с здешним русским послом графом Воронцовым, благодаря кому можно было поручиться, что в его служебном пакете моя пачка будет в сохранности, а содержимое ее останется тайной, побудили меня и далее полагаться на полковника де Миранду, настоятельно выражавшего [328] сильное желание быть посредником в пересылке этих бумаг. Он без колебаний утверждал, что, по его расчетам, ее в-во не поскупится на похвалы за усердие, проявленное им в сем предприятии. У меня [же] были важные дела во Франции и Вест-Индии. Поэтому я хотел узнать ответ ее и. в-ва: желает ли она видеть меня в России или ей угодно, чтобы и другие бумаги моего благородного родича, касающиеся России, были высланы ей. Из-за этого я в течение почти целого года не спешил осуществить мои намерения отправиться во Францию и Вест-Индию.

При сем прилагаю выдержку из последнего письма, присланного мне из Константинополя. Вся связка имеет для меня слишком большое значепие, чтобы рисковать еще какой-то частью ее до тех пор, пока я не дождусь уведомления от ее и. в-ва или от Вас. Прилагаю копии моих предыдущих посланий ее в-ву. Настоящее письмо отправляю с моим достойным другом капитаном российского флота Джоном Миллером, молодым дворянином, весьма уважаемым представителем своей профессии, чье благополучие и успехи я принимаю близко к сердцу и кого прошу не обойти вниманием в. с-ва. Я поддерживаю дружеские отношения с его отцом и семьей. Все письма, посылаемые по моему адресу на Джермин-стрит, дом № 60, Сент-Джеймс, Лондон, исправно доходят до меня.

Умоляю в. с-во об ответе и остаюсь с искренними пожеланиями счастья ее и. в-ву и благоденствия Вам, в. с-ва преданнейший и нижайший слуга

Джон Драммонд

Е. с-ву графу Остерману
Получено 7 мая 1792 г.

ЦГАДА, ф. 179, д. 187, л. 50-51 об., 56-57. Копия, англ. яз.

№ 20

...Антверпская крепость взята известным г-ном Мирандой, который ныне находится в французской службе... В. с-ва всепокорнейший слуга

Степан Колычев

В Гаге, 27 ноября (8 декабря) 1792 г.
Получено 13 декабря 1792 г.

АВПР, ф. Сношения России с Голландией, он. 50/6, д. 355, л. 17. Подлинный, рус. яз. [329]

Переводы писем Франсиско де Миранды императрице Екатерине II и ее приближенным

(1787—1791)

Переводы документов, написанных по-французски, сделаны с подлинников, которые хранятся в фондах АВПР, и с копий, опубликованных в 1930 г. в Каракасе. Хотя при сравнении копий писем с оригиналами в изданном тексте обнаружены досадные неточности (в том числе касающиеся датировки документов), автор не видит смысла в повторной публикации на французском языке, а ограничивается переводом, поскольку эти письма по-русски прежде не печатались.

№ 1

Государыня!

Да соблаговолит в. и. в-во разрешить мне повергнуть к Вашим стопам сии слабые изъявления моей величайшей признательности за все милости и благодеяния, коими в. в-во соизволили меня осыпать с того момента, как я имел счастие быть Вам представленным в Киеве, и которые вызвали в моей душе такой отклик, что преданность моя

Вашей августейшей особе отныне нерушима.

Лишь приверженность великому и важному делу, коим я в настоящее время занят, в состоянии побудить меня отложить милое и приятное удовольствие моей службой отчасти возместить то, чем я обязан благосклонности в. в-ва, и разделить с подданными Вашими драгоценные и неоценимые преимущества, каковыми в Ваше выдающееся и прославленное царствование пользуется общество. Как только, однако, мои обязательства в другом месте будут полностью выполнены, как я имел честь доложить в. в-ву в Киеве через посредство г-на генерала Мамонова, я осмелюсь напомнить о Вашем обещании и надеюсь, что по доброте своей Вы соизволите благосклонно принять скромные услуги чистосердечного человека, пекущегося исключительно о пользе и счастии других. [330]

Поддержка, которую в. в-ву угодно было великодушно мне предоставить, всегда будет побуждать меня вести себя, насколько это возможно, самым благоразумным образом, и не сомневаюсь, что подобное покровительство - залог полного осуществления моих чаяний, несмотря на все интриги и происки недругов. Кредитное письмо, кое в. в-во соблаговолили дополнительно [мне] пожаловать, в случае надобности будет разумно употреблено; но я вполне удовлетворен.

Имею честь с надлежащей благодарностью и глубочайшим почтением оставаться в. и. в-ва нижайший и покорнейший слуга

Франциско де Миранда

С.-Петербург,
15 августа 1787 г. ст. ст.
Императрице Екатерине II

№ 2

Ф. де Миранда - А. А. Безбородко

17 августа 1787 г.

Г-н граф! Я получил копию циркулярного письма, которую в. с-во вчера приказали [снять] в Вашей канцелярии, и прошу Вас кроме того добавить туда (поскольку везде есть недоверчивые злые люди) в письменном виде содержание повеления или приказа ее в-ва императрицы по поводу [права] носить, с ее полного соизволения, мундир русского полковника в случае, если бы я пожелал им воспользоваться. Ибо, поразмыслив, я думаю заказать таковой, чтобы при необходимости употреблять его, неизменно храня наравне с письмом ее и. в-ва, как наиболее выдающийся, почетный и лестный на свете знак отличия, каким я мог бы обладать.

Прошу Вас, г-н граф, соблаговолить извинить меня за хлопоты, кои вынужден Вам причинить, и принять самые искренние изъявления моей благодарности за проявленное Вами в настоящих обстоятельствах особое участие ко мне, о чем всегда будет помнить с величайшей признательностью и глубочайшим уважением тот, кто имеет честь быть в. с-ва нижайший и покорнейший слуга

Ф. де Миранда [331]

П.С: Я получил от г-на Сатерленда кредитные письма па сумму 2000 ф. ст., дав ему расписку

Г-ну гр[афу] Безбородко

№ 3

Ф. де Миранда. - Г. А. Потемкину

Ваша светлость!

После того как я имел честь писать Вашей светлости из Киева, мое путешествие продолжалось через Тулу, Москву и пр., причем благодаря Вашим письмам, имеющим большой вес, тамошние губернаторы проявляли ко мне исключительное внимание. По приезде моем в Петербург я заметил признаки заговора - который предвидел заранее и обнаружил несколько дней спустя, - вдохновляемого поверенным в делах Франции и осуществляемого его подопечным - поверенным в делах Испании. Письмо последнего явилось началом, а мой ответ окончанием спора.

Осмелюсь приложить к сему копию [оного письма], дабы Вы, если соблаговолите ее прочитать, узнали, что подлость его (Имеется ввиду испанский дипломат) дошла до такого предела, какой трудно себе представить. А министр Франции в роли Дон Кихота, или всеобщего защитника, вмешался с целью образовать наступательный союз всех ветвей династии Бурбонов, Австрии и т. д. Однако Нормандес, по прибытии сюда, на правах посланника не одобрил то, что под давлением своих опекунов предпринял ранее его поверенный в делах. О чем Вам может сообщить, если Вы того пожелаете, г-н гр[аф]

Безбородко - единственное лицо, коему действительно известно все и каковой может осведомить Вас лучше меня, к тому же без риска Вам наскучить.

Надеюсь, мое поведение и осмотрительность в этом деле удостоятся Вашего одобрения или, по крайней мере, снисхождения за допущенные ошибки, ибо я был совершенно лишен всякой помощи и находился среди равнодушных иностранцев, к которым было бы неблагоразумно обращаться за советом. Льщу себя также надеждой, что [332] поступки мои будут всегда [столь] обдуманны, чтобы не заставить Вас пожалеть о знаках отличия и уважения, кои Вам угодно было мне оказать.

Ее в-во императрица, неизменно великая и благородная, на протяжении всего этого конфликта благоволила оказывать мне свое высочайшее покровительство и щедро осыпать меня своими милостями. Сне преисполнило мою душу такой признательностью и преклонением перед ее августейшей особой, что я не в состоянии Вам выразить! Равным образом прилагаю копию письма, написанного мною по сему поводу ее в-ву, поскольку Вы в Киеве велели мне сделать это, а я ничего так не желаю, как во всем заслужить Ваше одобрение.

Среди милостей, коими ее в-во соизволила меня удостоить, разрешение с полного ее согласия носить мундир полковника русской службы, если бы я захотел им воспользоваться, что, наряду с циркулярным письмом ее и. в-ва своим министрам при иностранных дворах, я всегда буду рассматривать как самые почетные и лестные в мире знаки отличия, оказанные мне когда-либо. Вследствие чего я заказал здесь форму Вашего Екатеринославского кирасирского полка, дабы увезти ее с собой в качестве драгоценного сувенира, коль скоро сие получит Ваше совершенное одобрение.

Принимая во внимание, мой князь, скольким я Вам обязан за все эти милости, а также за доброе отношение, которое Вы соизволили проявить к моей персоне, признаюсь, что поистине нахожусь в затруднении, не зная, каким образом изъявить Вам чувства уважения, благодарности и восхищения Вашей выдающейся личностью, коренящиеся глубоко в моем сердце! Но надеюсь, Вы соблаговолите, по крайней мере, отдать мне должное, поверив, что нет на свете человека, который почитал бы Вас и был бы к Вам привязан искреннее меня.

Я собираюсь без промедлений выехать в Стокгольм, Копенгаген и Англию в осуществление намеченного мною плана путешествий, о чем [уже] имел честь Вам сообщить, и ежели Вы мне позволите, не премину дать Вам знать о себе.

Желая навсегда сохранить Ваше уважение и дружбу, как нечто, чего я жажду больше всего на свете, имею честь высказать мое глубокое почтение и совершенную признательность.

Вашей светлости нижайший и покорпейший слуга

Ф. де Миранда [333]

Петербург, 22 августа 1787 г.

П. С. Имел удовольствие видеть здесь г-жу гр[афиню] Скавронскую, а также ее очаровательное дитя (которое уже вполне свободно говорит по-английски). Она поручила мне передать тысячу приветов ее дорогому дяде.

Его светлости киязю Потемкину

Перевод дается по копии, опубл.: AM, t. 7, p. 30-32.

№ 4

Ф. де Миранда - Екатерине II

Лондон, 20 июля 1789 г.

Государыня!

Благополучно завершив, наконец, в настоящее время, благодаря благосклонному покровительству в. и. в-ва, задуманное мною продолжительное путешествие по Швеции, Дании, Голландии, Швейцарии и всей Франции, осмелился я снова взяться за перо, дабы повергнуть к Вашим стопам слабые изъявления глубокой признательности и моей нерушимой преданности августейшей особе в. и. в-ва. После сообщения, посланного Нормандесом из Петербурга, испанский двор противодействовал мне столь явно, что я не мог бы и шагу ступить, не прибегая к защите, которую в. в-во соизволили мне предоставить. Воистину и малой доли хватило бы, чтобы я мог безопасно, не встречая никаких препятствий, и без всяких неприятностей проследовать повсюду.

Испанский посол дель Кампо принял меня тут учтиво и дружелюбно, между тем как я точно знаю, что имеющиеся у него секретные инструкции отнюдь не благоприятны для моей персоны и что он тайком уже предпринял несколько попыток причипить мне вред. Я попросил г-на графа Воронцова внести меня в список персонала здешнего посольства в. и. в-ва, полагая сие достаточным (наряду с некоторыми небольшими предосторожностями судебного порядка) для предупреждения любых судейских ухищрений, на какие они способны.

Таким образом, благодаря доброте в. и. в-ва я получил передышку и вкушаю покой, необходимый мне, чтобы привести в порядок мои разрознепные заметки и извлечь [из них] кое-какую пользу на будущее. Этим я занимаюсь непрестанно, рассчитывая и впредь на великодушное покровительство в. в-ва - единственной моей опоры теперь, [334]когда с Мадриде на меня напустили вероломных преследователей, скрытно лишили всего моего родового достояния и даже возможности сноситься с родителями и семьей в Америке.

Счастливы те, кто под управлением просвещенной, мудрой и склонной к философии монархини могут, не страшась фанатизма и инквизиции, мирно проводить свои дни в занятиях литературой, совершенствуясь в добродетели! Да продлит Верховное существо навечно бесценную жизнь в. и. в-ва на благо Ваших подданных и в утешение всему роду человеческому!

Имею честь быть с глубоким уважением в. п. в-ва нижайший и покорнейший слуга

Франсиско де Миранда

Ее и. в-ву Екатерине II, императрице и государыне всероссийской

Перевод дается по копии, опубл.: AM, t. 7, p. 44-45.

№ 5

Ф. де Миранда - А. А. Безбородко

Лондон, 20 июля 1789 г.

Г-н граф!

Позвольте мне известить Вас о моем прибытии в эту страну. После того как имел честь писать в. с-ву из Гааги, я объездил Фландрию, Швейцарию, часть Италии и всю Францию, каковую покинул в конце прошлого месяца. Мои наблюдения были весьма успешны и делались без малейших затруднений - благодаря августейшим рекомендациям ее и. в-ва, кому в прилагаемом письме, которое прошу Вас повергнуть к ее стопам, я почтительно выразил чувство моей глубокой признательности.

Прошу в. с-во также соблаговолить засвидетельствовать мое почтение его высочеству великому князю и г-же великой княгине.

Г-н Колычев в Гааге и г-н Симолин в Париже оказали мне содействие в моих исканиях, проявив со своей стороны исключительную предупредительность. [Однако] г-н Карпов в Турине, невзирая на все Ваши документы, кои я ему предъявил, не пожелал выдать самый обыкновенный паспорт мне и моему слуге... Сколь по-разному люди относятся друг к другу!

Г-н граф Воронцов принял меня здесь дружески и по моей просьбе внес в список персонала посольства [335] России, а следовательно, объявил, что я нахожусь под его защитой. До сих нор я не имел оснований прибегнуть к протекции ее в-ва, ибо ничего не происходило, но на днях один испанец, некогда исполнявший тут мои поручения, странным образом потребовал уплаты мнимого долга. Я понимаю, что это г-н посол Испании захотел сыграть со мной шутку, чтобы выведать кое-что о моих связях с Россией, причем сам держался по отношению ко мне весьма дружественно, приглашал к обеду и т. д., хотя я узнал из достоверного источника, что у него есть секретные инструкции действовать против меня. В результате я принял меры, которые сделают его посягательства, как мне кажется, совершенно бесполезными, - притворяясь, будто не подозреваю о них, и продолжая сохранять видимость полного согласия [с испанским послом]. Таковы их повадки, и надо им платить той же монетой. Через посредство того же дель Кампо я только что отправил письмо графу Флоридабланке и ожидаю ответа.

Благодарю Вас, г - н граф, за Вашу доброту ко мне. Желаю Вам больших успехов нынешнего великого предприятия, кои сделали бы честь Вам, прославили бессмертное царствование Екатерины II и принесли благоденствие сей великой империи.

Имею честь быть с уважением в. с-ва ниж[айший] и покорн[ейший] слуга

Ф. де М[иранд]а

Е. с-ву г-ну гр[афу] Безбородко

№ 6

Ф. де Миранда - Екатерине II

Государыня!

Да позволит мне в. и. в-во еще раз засвидетельствовать мою глубокую признательность и нерушимую преданность, присоединив мой слабый голос к хвалам всех просвещенных и мыслящих людей по поводу знатных успехов и блестящих побед, увенчавших войска в. и. в-ва, кои навеки обессмертят Ваше царствование и память о Вас.

С тех пор, как имел честь писать в. в-ву, чувство долга и надежда помочь родине постоянно удерживали меня в Англии. Именно поэтому я не явился под знамена или ко двору в. в-ва, чтобы возместить хотя бы малую толику того, чем бесконечно обязан России. Но, как мог Вам [336] засвидетельствовать г-н граф Воронцов, мои желания во всем, что касается пользы и личной славы в. и. в-ва, остаются все так же горячи. Побуждаемый ими, я раздобыл весьма интересные документы, принадлежащие перу фельдмаршала Кейта, выдающегося человека, в прошлом верного слуги России, который написал их во славу сей нации и во имя благополучия рода человеческого, как этот прославленный ветеран говорил своему родственнику кавалеру Драммонду (коего настоятельно склонял поступить на русскую службу), от кого я их получил для передачи в руки в. и. в-ва.

Г-н кавалер прилагает к ним письмо, где повергает их к стопам Вашего августейшего величества, и Вы убедитесь, что они содержат больше глубоких и основательных суждений о политике, военных установлениях, торговле России и о возвышенной натуре великого основателя сей империи, нежели какое-либо иное из известных сочинений. Г-н граф Воронцов, коему я сообщил о моем намерении, посоветовал все перевести, что под нашим наблюдением исполнит его личный секретарь, пользующийся полным его доверием, каковой в настоящее время этим занимается. Поскольку, однако, перевод требует некоторого времени, а в связи с отправкой курьера представляется оказия, я не захотел откладывать доставку оригинала до тех пор, пока перевод будет полностью закончен.

Припадаю к стопам в. и. в-ва, полный радости, восхищения, благодарности и глубокого уважения, коими искренне проникнута моя душа.

В. и. в-ва нижайший и покорнейший слуга

Франсиско де Миранда

Лондон, 28 сент[ября] 1791 г.
Ее и. в-ву [императрице] всероссийской

АВПР, ф. Сношения России с Англией, он. 35/6, д. 425, л. 26-27. Подлинник (автограф), фр. яз. ЦГАДА, ф. 179, д. 187, л. 598-598 об., 602. Копия, фр. яз. Копия опубл.: AM, t. 7, p. 54-55. Перевод дается по подлиннику.

№ 7

Государыня!

Пользуюсь отправлением отсюда курьера, чтобы послать в. и. в-ву еще четыре письма покойного [337] фельдмаршала Кейта, являющиеся продолжением предыдущих, кои в. в-во соизволили милостиво принять. Приложенный к ним французский перевод включает все письма, кроме трех, перевод которых не мог быть закончен. Автор его, личный секретарь г-на графа Воронцова, стремился точно передать смысл и посему приносит извинения за погрешности по части изящества и правильности стиля.

Кавалер Драммонд, равным образом свидетельствующий свое почтение в. и. в-ву, располагает и несколькими другими [письмами], также касающимися России, как я сумел случайно узнать из каталога, составленного фельдмаршалом Кейтом. Но, поскольку собственных моих уговоров оказалось недостаточно, чтобы побудить его отдать их, полагаю, что, будучи уполномочен в. в-вом сделать ему какое-либо предложение, я смог бы достигнуть цели - коль скоро Вы сочтете, что они заслуживают подобного внимания.

Я все более и более проникаюсь чувствами признательности и восхищения, каковые мне внушают возвышенные добродетели в. и. в-ва, когда вижу (поскольку чаще всего наблюдал это собственными глазами) проявления малодушия, суеверия, лености или слабоумия, в большей или меньшей степени свойственных теперешним властелинам цивилизованного мира. Благоговея перед Россией, не могу не позавидовать ей, где царит единственный из нынешних монархов, соответствующий своему назначению, способный управлять великой империей и осчастливить всех ее обитателей. Отчего угнетенный мир не столь удачлив, чтобы наслаждаться подобным же счастием?

Да сохранятся в нерушимости жизнь и здравие в. и. в-ва во имя благополучия и величия людей. Таковы истинные и искренние пожелания того, кто с глубоким уважением остается в. и. в-ва нижайший и покорнейший слуга

Франсиско де Миранда

Лондон, 8 дек[абря] 1791 г.
Ее и. в-ву [императрице] всероссийской

АВПР, ф. Сношения России с Англией, on. 35/6, д. 425, л. 28-28 об. Подлинник (автограф), фр. яз. ЦГАДА, ф. 179, д. 187, л. 600-601. Копия, фр. яз. Копия опубл.: AM, t. 7, p. 59. Перевод дается по подлиннику.

© текст - Альперович М. С. 1986
© сетевая версия - Тhietmar. 2010
© OCR - Сычкин Н. 2010
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Наука. 1986