ФРАНСИСКО ДЕ МИРАНДА

ДНЕВНИК

ПАМЯТИ ВЕЛИКОГО ВЕНЕСУЭЛЬЦА

"Гишпанец граф Миранда" на юге России

1 декабря

Отправился обедать к князю и княгине Вяземским, а потом с княжеским адъютантом г-ном Зельхорстом — молодым пруссаком лет 22-х — посетил полки, расквартированные в окрестностях. Прежде всего мы зашли, чтобы передать привет от князя Вяземского, к полковнику г-ну Найдхарду (немцу по национальности), который снабдил нас официальным письменным распоряжением начальнику караула. Тот весьма обходительно и учтиво показал нам все — как внутри, так и снаружи.

В России полк — это, в сущности, небольшое селение со всем необходимым, чтобы существовать самостоятельно, а когда прикажут, тотчас же выступить в поход. Нет такой работы по механической части или в доме, для исполнения которой тут не имелось бы собственных мастеровых, отбираемых по мере прибытия новобранцев командирами рот по своему усмотрению. И самое необычное то, что каждый обучается ремеслу, не имея иного учителя, кроме палки, готовой обрушиться на его спину, если он не научится и не сделает того, что велено. Но необъяснимым образом названное средство действует безотказно.

Походные повозки, артиллерийский парк и прочее — все в наилучшем виде, равно как и лошади, составляющие полковое имущество. Каждая рота размещается в бараке, где у нас едва ли втиснулось бы 40 человек. Посредине находится плита с духовкой для выпечки хлеба, каковая одновременно служит печью, чтобы обогревать помещение. Нет стойки для хранения оружия и вообще ничего подобного. Тем не менее приятно видеть, в какой опрятности содержатся ружья, снаряжение и обмундирование. Последнее выдается лишь раз в два года.

Полк состоит из двух батальонов и имеет четыре бронзовых орудия трехдюймового калибра (полк Корсакова — 12-дюймовые) типа короткоствольных мортир. Батальону положены два знамени, которые вместе с войсковой казной должны всегда находиться в доме командира полка. [72]

Жалованье, как видно из прилагаемых данных ¹, самое мизерное, а потому солдат редко ест что-либо, кроме хлеба с солью. Я попросил дать попробовать эту еду, и черный хлеб показался мне чрезвычайно кислым (впрочем, говорят, он не вреден). И немного совсем сырой капусты, чуть приправленной уксусом. Несмотря на этот скудный рацион, люди выглядят здоровыми и крепкими. Когда солдат трудится на общественных работах, он получает дополнительно 5 копеек (рубль равен ста копейкам). Как только наступает его очередь нести службу, он берется за оружие, а вместо него работает другой. Таким образом он поочередно то становится под ружье, то орудует мотыгой.

Многие женаты, и такие сооружают себе хижину (наподобие пещеры), где ютятся с семьей, словно крысы. Где-то там есть люди, которые трудятся в кузницах, столярных мастерских и т.д. Офицеры каждой роты живут вместе в разделенном перегородками бараке, расположенном напротив солдатской казармы. Все эти строения либо глинобитные, либо саманные, либо дерновые. Крыша у них соломенная, а ее каркас сделан из прочного дерева. Православные не могли обойтись без церкви, и в ней столько святых обоего пола, что у каждого человека есть свой собственный, чье изображение хранится в ротном ковчеге.

Поскольку день был чудесный, мы еще посетили госпиталь, находящийся приблизительно на расстоянии одной мили от города. Он неплохо спланирован и построен, но из-за ощущаемого повсюду отвратительного запаха воздух внутри затхлый и показался мне даже зловонным. Чистотой и порядком госпиталь не отличается. Как мне сообщили, из каждого полка сюда направляют солдат, которым не хватает места в казармах, и на сегодняшний день таких насчитывается, помимо больных, от 300 до 400 человек.

Затем мы заглянули в дом, где устраиваются балы, власти же намеревались использовать его в качестве гостиницы. Он очень подходит для этого, но не нашлось никого, кто пожелал бы взяться за такое дело, ибо, как утверждают, русские офицеры никогда не платят.

После ужина у князя пил чай и играл в лото. В это время с хозяином дома, игравшим за другим столом в карты, случился припадок и начались конвульсии. Пришлось перенести его в постель. Полежав три или четыре часа, он полностью пришел в себя. Все гости немедленно ретировались, и я, побыв довольно долго с княгиней, тоже удалился.

Дома застал господ Ру и Никельмана, доблестно распивавших пунш, причем первый был уже сильно пьян. Я предоставил им веселиться, а сам лег спать — единственное, что мне оставалось.

2 декабря

Пошел к князю, чтобы вместе отправиться обедать к Корсакову, но они (княжеская чета. — М. А.) не смогли пойти, так как немного прихворнули. Мне подали экипаж, и я поехал один. Там по обыкновению было людно, звучала музыка, а потом, сыграв партию в лото с хозяйкой дома и несколькими офицерами, я в той же карете вернулся в княжеский дом, где в избранном обществе просидели за ужином до часа ночи. [73]

3 декабря

Обедал у князя в многочисленной компании дам и высокопоставленных офицеров, а после чая, отказавшись от игры в карты и лото, нанес визит г-же Розарович.

Там я провел время в беседе с неким Макьюзи — итальянцем, возглавлявшим итальянскую колонию в этой стране. Но на сегодня из 1300 человек едва осталось 250, а их руководителя чуть было не повесили... Прочих поселенцев — греков, немцев и т.д. — постигла, с незначительной разницей, та же участь, так что в Крыму живут теперь лишь около 300 греческих семей, а в Херсоне — 6. Из 400000 татар, населявших, как говорят, Крым прежде, сохранилось всего 30000, остальных же обратили в бегство не только религиозный фанатизм, но главным образом дурное обращение с ними российских офицеров и случаи насилия над женщинами, которые для мусульманина суть самое святое.

Утверждают также, будто русские опустошили страну (Крым. — М. Л), вырубая даже фруктовые деревья и снося дома и мечети, чтобы обеспечить себя дровами. Некий адмирал-шотландец, по имени Макензи, для обжига известняка якобы использовал в качестве топлива вырубленные плодовые деревья.

Мой надоедливый компаньон г-н Ру напевал непристойные песенки дочерям Розаровича, девицам 14 и 15 лет, не считаясь с их невинностью и ставя под угрозу добрую репутацию. Будь проклята чертова французская натура и черт бы побрал того, кто свел меня с невоспитанным и несдержанным человеком.

4 декабря

Сидел дома и писал, а пополудни вышел поискать какое ни на есть жилье, ибо находиться вместе с таким типом, как Ру, уже просто неприлично. Со мной ходил с этой целью г-н Петрович, но так сразу мы ничего не сумели найти. Затем отправился к князю, и тот, случайно узнав, чем я занимался, весьма настойчиво предложил мне апартаменты у себя в доме, каковое приглашение я принял, дабы избавиться от столь гнусного общества. По возвращении домой обнаружил прилагаемую наглую записку г-на Ру ², вследствие чего пошел ночевать к г-ну Петровичу, чтобы ноги моей больше там не было. Этот человек угостил меня ужином и всячески обхаживал. Я получил по заслугам за то, что нарушил данный себе зарок никогда не фамильярничать с французами.

5 декабря

Спозаранку вместе с моим добрым хозяином выпил свой шоколад и затем распорядился принести мой багаж, чтобы потом доставить его в дом князя Вяземского, где предназначенные мне покои уже успели протопить. За столом сидели вдвоем с княгиней, поскольку ее муж, равно как и все старшие офицеры гарнизона, по случаю именин императрицы, дня Св. Екатерины, обедали у командующего войсками генерал-лейтенанта Текели ³ (хорвата по национальности), и там были произнесены 12 тостов, сопровождавшихся орудийными салютами. [74]

После обеда наш князь с рядом других офицеров вернулись домой навеселе и рассказали нам, что Текели выпил не меньше их (сей добрый старик чашками поглощает в неимоверном количестве водку с чаем, но плохо ему не становится). Первую здравицу провозгласили в честь императрицы, вторую — в честь великого князя и российской царской фамилии, а потом за каждого из присутствовавших генералов, за офицеров по родам войск, за офицерских жен, которых звали "Екатерина". Полковник князь Цицианов, чья супруга тоже носит это имя, судя по залпам артиллерии его полка, пил за здравие до 2 часов утра.

Возвращая Ру его подлую записку, я приложил к ней ответ, проникнутый презрением.

6 декабря

Скверная погода, и потому я оставался дома, читая и наслаждаясь приятнейшим обществом.

7 декабря

Утром приводил в порядок одежду, какую тут принято носить, чтобы надеть ее в дорогу. Срок приезда князя Потемкина (который находится в Кременчуге) столь неопределенен и ненадежен вследствие загадочного молчания сего божества, что я уже решил больше не ждать его и отправиться в Крым.

После обеда поехал в княжеской карете с визитом к княгине Джика, чей дом расположен на территории крепости. Она встретила меня чрезвычайно ласково. Мы пили чай, а потом я направился к архиепископу Евгению и долго беседовал с ним на литературные темы.

8 декабря

Весь день провел у себя в комнате, делая записи в дневнике. Князь дважды заходил ко мне, предлагая подняться наверх, но, вполне утолив голод за 25 копеек, заплаченных одному греку, я упорствовал в своей решимости.

Я велел доставить сюда кибитку, купленную для путешествия за 15 дукатов ⁴ (или 45 рублей), с тем, чтобы ее осмотрели и подготовили в дорогу. При помощи солдат отыскал человека, который сделает все это весьма основательно, очень быстро и за умеренную плату, тогда как там, в доме Ру, не мог найти никого, и все мне внушало отвращение. Сегодня впервые по прибытии в эту страну надел башмаки, ибо из-за мороза и скверных тротуаров все тут постоянно ходят в сапогах.

9 декабря

Завтракал с моими хозяевами (вчера утром у князя повторился такой же приступ, о каком я упоминал раньше). Каретный мастер сказал мне, что наладил кибитку и она вполне исправна.

В час дня я вместе с князем и княгиней отправились обедать к Корсакову, где застали обычное общество, звучала музыка и т.д. Я спросил [75] полковника [Корсакова], как учат этих музыкантов, кои действительно вполне прилично исполняют любое музыкальное сочинение на разных инструментах. Он ответил, что в российских воинских частях единственным "учителем" или способом обучения обыкновенно является палка.

Беседовал там с одним итальянцем, уроженцем Пьемонта г-ном Поджо ⁵, — офицером на русской службе (ранее — у крымского хана) и адъютантом генерал-поручика Самойлова (племянника князя Потемкина) — только что прибывшим из Петербурга, чтобы подготовить квартиру для своего начальника, недавно назначенного сюда командующим. Это означает, что, поскольку сейчас нет войны, старый ветеран Текели уже больше не нужен и фаворит хочет воспользоваться милостями, которые императрица пожелала бы оказать в связи со своим приездом. Названный офицер сообщил также, что отбытие государыни в Крым назначено на 2 февраля будущего года по ст. стилю, а князь Потемкин остается в Кременчуге, причем никто даже не знает, куда он оттуда направится. Этот человек (Поджо. — М. А.), по его словам, находился в Крыму при татарах, побывал в Константинополе, Греции и т.д. У него стройная фигура и хорошие манеры.

Потом последовали игры и в привычное время подали чай. Я сыграл с дамами партию в лото, продолжавшуюся примерно до 9-ти, и вместе с княжеской четой поехал домой. И странное дело — из-за густого тумана кучер посреди города сбился с дороги, и мы с трудом смогли отыскать наш дом. Просидели до 10-ти, затем я удалился к себе в комнату почитать.

10 декабря

Сегодня, в воскресенье, дом был полон старших офицеров гарнизона, обязанных в такие дни и по праздникам наносить визит вежливости своим командирам, причем полагается быть одетым согласно уставу, строго по форме. Частью ее является шарф или перевязь на прусский лад, и нельзя отрицать, что в целом эта форма сшита с большим вкусом, хотя выглядит скромно.

Они усвоили также манеру отдавать почести наиболее знаменитым военачальникам, присваивая им, по традиции римлян, прозвища в память о самых выдающихся сражениях, где те отличились, как например, Орлову — "Чесменский", Румянцеву — "Задунайский", Долгорукову — "Крымский". Награда, куда более ценимая, нежели любая другая, какую можно придумать.

Состоялся банкет на 30 с лишним персон, все — офицеры гарнизона. Я не вышел к столу, так как весь день был крайне занят, делая записи в дневнике. Вечером ко мне спустился князь и предложил подняться наверх, чтобы вместе поужинать, но я остался при своем решении, и в 10 часов лег спать.

11 декабря

После завтрака вышел нанести прощальные визиты. Прежде всего — императорскому консулу, г-ну Ван-Шутену (которого не застал дома), Корсакову, и попутно заглянул в греческую церковь. Поскольку сегодня день Св. Андрея, там происходила торжественная служба (у них календарная разница в 11 дней по сравнению с нами, так что настолько они [76] отстают), на которой я с удовольствием присутствовал. Потом — к Мордвинову, и долго беседовал с ним и его супругой, молодой 22-летней красавицей (дочерью английского маклера из Ливорно), а в час дня отправился обедать к Ван-Шутену и рассказал ему о происшествии с пустоголовым Ру.

Пообедав, нанял дрожки и поехал осмотреть "Сад императрицы", который Корсаков велел разбить в трех верстах отсюда. Дежуривший там офицер с большой предупредительностью показал мне все, и нет сомнения, что будучи посажен в равнинной местности, сад устроен со вкусом и знанием дела. Оранжерея, или теплица, где имеются различные экзотические растения, также содержится в полном порядке.

В сумерках добрался домой, ощущая озноб. Пили чай, до 9-ти играли в лото (я выиграл 6 рублей), а затем ужинали. Эти дрожки — единственная существующая здесь разновидность наемных экипажей — чрезвычайно подвижны и дешевы (за поездку в любую часть города платят 5 копеек), хотя открыты и не защищены от грязи, летящей из-под колес.

12 декабря

Отправился к генерал-губернатору и командующему войсками г-ну Текели, чтобы просить его выдать паспорт и распорядиться относительно моей поездки в Крым. Поскольку сей почтенный старец (он носит усы, за которыми тщательно ухаживает) едва ли изъясняется на каком-нибудь ином языке, кроме своего родного хорватского, в качестве переводчика меня сопровождал адъютант князя [Вяземского] г-н Зельхорст. Его превосходительство принял меня чрезвычайно любезно, а немного погодя прислал паспорт ко мне домой, куда я вернулся уладить кое-какие дела, связанные с предстоящим отъездом.

После обеда по обыкновению играли в карты, и я обратил внимание на майора и полковника, с величайшей невозмутимостью проигрывавших в ломбер (а это самая модная игра) за один присест от 100 до 300 рублей. Вечер прошел как обычно.

13 декабря

В 10 часов явился молодой Корсаков — майор артиллерии и брат полковника — чтобы повести меня в артиллерийский парк, который располагается в двух с небольшим верстах отсюда. Мы, конечно, воспользовались [77] каретой, так как ударил мороз и страшно похолодало. По пути я заметил на близком расстоянии еще два могильника, или погребения, наподобие тех, о которых упоминал раньше.

По прибытии в парк, где насчитывается около 30 пушек, нас повели в подразделение, находящееся поблизости от артиллерийских орудий (в их числе была хорошо отлитая прусская пушка). Опрятность, бравый вид и крепкое сложение здешних солдат, безусловно, привлекают особое внимание. У часовых поверх форменной одежды были надеты обыкновенные тулупы из бараньего меха, суконные накидки, а на руках — перчатки (как принято в этой стране), без чего было бы невозможно вытерпеть стужу.

На обратном пути зашли к полковнику Корсакову, который был у себя в кабинете, и он дал мне свои заметки, относящиеся к Крыму и Кременчугу. Затем... он познакомил меня с планом крепости, где я обнаружил некоторые существенные отклонения от принципов и заповедей г-на де Вобана ⁶. Главное из них касается оборонительных линий, которые Корсаков делает гораздо короче и в пределах практической досягаемости ружейного огня, ибо сие оружие противник никогда не может вывести из строя, и оно тем эффективнее, чем ближе размещено. Куртина ⁷, правда, получается более короткой, но что за беда!

Равным образом размеры бастионов превосходят предусматривавшиеся упомянутыми правилами, а крепостные рвы лучше приспособлены к обороне силами имеющихся войск, дабы враг не мог образовать фронт большей протяженностью, нежели противостоящий ему; да притом преимуществом являлась и возможность защищать фланги, куртины и т.д. Все это свидетельствует о таланте исполнителя, который действительно производит впечатление человека основательного. Он показал мне также план города, на мой взгляд, весьма хорошо изготовленный.

С наступлением темноты мы наконец распростились, я вернулся домой в его карете (было дьявольски холодно) и провел время до полуночи в приятном обществе одной лишь княжеской четы.

14 декабря

Из-за нестерпимого холода и снегопада мы целый день не выходили. Пообедали дома, в семейном кругу, а под вечер явились гости — местный негоциант, уроженец Женевы г-н Фабр с супругой. Он человек неотесанный, французского склада, а она молода и недурна собой, но малообразованна. Недавно с ними случилось крайне неприятное происшествие: находясь вместе с одним другом и матерью жены в загородной усадьбе, на некотором расстоянии отсюда, они внезапно подверглись нападению грабителей-казаков. Муж кинулся бежать и спрятался в амбаре (или на чердаке), бросив на произвол судьбы жену и остальных. Друг же, пытавшийся сопротивляться, был избит и ранен. Госпоже Фабр связали руки и ноги, и Бог знает, что еще с ней сделали, равно как и с матерью...

С ними пришел начальник здешней таможни г-н Гибаль, француз с головы до ног (тот самый, что в бытность мою в карантине лично обещал починить окна). Он завел разговор о музыке, и вдруг его осенило послать за своей скрипкой. Принесли скрипку, и наш 50-летний гость пожелал аккомпанировать княгине. Но, черт возьми, как он фальшивил и [78] скрежетал! Столь скверное времяпрепровождение завершилось, когда сей музыкант соизволил наконец замолкнуть. После ухода этих людей мы до 11 часов наслаждались обществом княжеской четы Долгоруковых.

15 декабря

Мороз и снег — одно удовольствие, однако очень неприятен ветер, пронизывающий до костей. За столом были гости: капитан первого ранга на русской службе г-н Пристман, англичанин по национальности, и его жена, уроженка Брюсселя, одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо видел, но с выражением лица весьма безразличным и несколько наивным. Говорят, она превосходно играет на гитаре, но, будучи на сносях, естественно, не доставила нам этого удовольствия. Они только что приехали из Петербурга.

Потом по обыкновению уселись за карты, и я имел возможность побеседовать с начальником полиции г-ном Булгаковым, который, на основании данных своего ведомства, подробно рассказал мне об этом городе, где число жителей, по его словам, достигает в настоящее время 40 000 душ, а именно: 10 000 гражданского населения и в общей сложности 30 000 военнослужащих армии и флота. На сегодняшний день насчитывается свыше 1200 достаточно добротных каменных домов, помимо множества хибар, где ютятся самые бедные, и воинских бараков, Между тем в 1779 г. тут не было ничего, кроме двух рыбачьих хижин.

Затем я имел продолжительную беседу с адъютантом Самойлова г-ном Поджо, служившим хану, когда русские овладели Крымом, и князем Долгоруковым, также находившимся там. Из этого разговора я извлек интереснейшие сведения: оказывается, русские заставили выехать оттуда 65 000 с лишним греческих и армянских семей (христиан, по их утверждению) с целью заселения Екатеринославской губернии. В результате Крым пришел в запустение, его земледелие сошло на нет, а тот край, который намеревались заселить, уже обезлюдел, ибо никто из этих несчастных бедняг там не остался: все они либо погибли, либо бежали в пограничные страны Азии. Возможно ли, что еще творятся подобные бессмысленные дела и что деспотизм не осознает пагубных последствий несправедливости и насилия? Тем не менее господин адъютант, — на мой взгляд, величайший подхалим или, может быть, полнейший невежда, — старался убедить нас, что это был выдающийся политический шаг, а также будто князь Потемкин по свойственной ему беззаботности поступал иногда необъяснимым образом... Будь проклята эта порода, аминь!

16 декабря

Снегопад, мороз и ветер усилились настолько, что мне показалось благоразумным остаться дома, чтобы писать и читать парижский "Энциклопедический журнал", откуда я узнал о почти полном отсутствии полезных книг, за исключением английских, а также о том, что "Мсье" уже готовы великодушно признать превосходство англичан... Браво!

Князь и княгиня уехали обедать к Корсакову, а я поел дома. Получил письмо из Пелопоннеса от моего друга консула Пауля. [79]

17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24 декабря

Всю эту неделю провел то тут, то там, беря у этих людей уроки военного дела и читая "Историю России в царствование Петра Великого" Вольтера, чей стиль и глубокомысленные замечания с каждым днем становятся мне все более понятны. Прочитал также записки генерала Манштейна о России с 1727 по 1744 г., сочинение в высшей степени любопытное, поучительное и написанное весьма рассудительно. По его словам, в правление императрицы Анны свыше 20 000 человек, приверженцев "кондиций" ⁸, были сосланы в Сибирь; Петр I будто бы приказал, чтобы ни одна российская эскадра не вступала в бой со шведами, не обладая превосходством по меньшей мере в три корабля против двух вражеских. Он утверждает, что некий капитан провел три судна, находившиеся в Таганроге, через константинопольские проливы, продал их в Англии и, закупив там другие, в том числе "Мальборо", доставил их в Кронштадт. Интеллектуальный уровень простолюдинов в России, как замечает Манштейн, выше, чем лиц того же сословия в остальных государствах Европы. Доходы империи, настолько ему удалось выяснить, проявив большое усердие, достигли 15 000 000 рублей, тогда как во времена Петра I не превышали 5 000 000. Сейчас они возросли до 47 000 000 дукатов, а национальный долг составляет 40 000 000 дукатов.

Дома музицировали, собиралось общество и т.д.

25 декабря

Монотонное однообразие. Князь Долгоруков поведал забавную историю о своем родственнике фельдмаршале Долгорукове. Находясь в Крыму, тот велел поставить палатку в том самом месте, где несколько лет назад стоял на посту в качестве рядового солдата-волонтера и своей исполнительностью привлек внимание фельдмаршала Миниха ⁹, который, не зная, кто он такой, произвел его в прапорщики. Другой курьез: у жены Румянцева ¹⁰ есть шкатулка, где хранятся портреты ее отца, брата и мужа, все трое — фельдмаршалы.

26 декабря

Обедали у полковника г-на Нехлюдова ¹¹, чей полк расквартирован в трех верстах отсюда. Невероятно, какое старание проявляют солдаты, чтобы расположиться лагерем в пустынной местности, и какими удобствами и даже комфортом пользуются эти люди, особенно командиры полков.

За столом сидело более 25 персон, в том числе жены старших офицеров. Обед был отменный, а десерт и вовсе великолепен: подали даже изысканные плоды, произрастающие в четырех частях света. Разумеется, звучала прекрасная музыка, а затем играли в карты и танцевали полонез. Я рано вернулся домой (меня подвез Корсаков) и погрузился в чтение. [80]

27 декабря

Еще обедали у полковника г-на Текутьева: вверенная ему воинская часть дислоцируется там же. Общество было такое же, как накануне, а стол сервирован даже лучше. Дом этого полковника обставлен и украшен с большим вкусом, чем остальные, — в английском стиле. Играл оркестр, а потом начались танцы, как и в предыдущий день. Корсаков уверял меня, что если бы не предстоящий приезд князя Потемкина, он устроил бы у себя дома в мою честь настоящий русский обед, приготовленный самими солдатами, и т.д. Г-жа Цицианова мне очень импонирует своим поведением.

28 декабря

У нас к обеду был генерал-аншеф Суворов, прибывший два дня назад в составе свиты князя Потемкина. Присутствовали Текели, Штакельберг ¹² и высокопоставленные офицеры гарнизона. Суворов наговорил мне кучу комплиментов и произвел впечатление человека крайне назойливого. Говорят, однако, что он храбр и исполнен чувства воинского долга. Награжден тремя орденами, из коих один получил за взятие крепости на границе Кавказа ¹³, о чем послал императрице донесение в виде двустишия:

Слава Богу, слава Вам,
Туртукай взят, и я там.

На закате послышались орудийные залпы, возвестившие о прибытии столь долгожданного князя Потемкина. Сразу же вслед за тем, как об этом было объявлено, все военные вышли навстречу, а меня оставили при дамах, в чьем обществе я продолжил нашу партию в лото. Названный князь и сопровождавшие его лица отужинали в доме командующего войсками Текели, а нам потом рассказали, каким образом в его свите оказался некий принц Нассау, побывавший в Испании.

29 декабря

Все спешат засвидетельствовать свое почтение кумиру-фавориту, так что я откушал наедине с любезной княгиней Вяземской, после чего явился муж, обедавший с Потемкиным у Текели и поведавший комичные истории о придворных и т.д. Он показался мне наивным и бестолковым в такого рода делах.

30 декабря

Утром вместе с князем Долгоруковым, преодолев чувство неприязни, нанес визит Нассау (поскольку мой друг Вяземский — не знаю, со страху ли, или по причине высокомерия — не решился представить меня Потемкину, но я и без него обойдусь), однако не застал его дома и оставил записку.

Оттуда отправился ко двору ¹⁴, где собрались все самые ничтожные личности, какие есть в Херсоне, а также изрядное число респектабельной публики. Мой друг Мордвинов тотчас же обратился к адъютанту Рокасовскому, который предложил мне пройти в расположенную в глубине дома [81] приемную, где находились исключительно генералы и полковники. Через некоторое время вышел сам вельможа, кое-кому поклонился, но ни с кем не заговорил. Адъютант приблизился, чтобы представить меня, и тогда он (князь Потемкин. — М. А.) подошел и спросил, чем может быть полезен. Я объяснил, что хотел лишь, как приезжий чужеземец, засвидетельствовать свое почтение. Он ответил какой-то банальной любезностью и отошел, а потом то удалялся к себе, то выходил обратно. Думаю, мой друг Корсаков рассказал ему кое-что обо мне, ибо, вторично отыскав меня, он поинтересовался, долго ли я пробыл в Константинополе, и предложил в свободное время заходить к нему. Я заверил его в своем уважении и вскоре мы все разошлись. Боже мой! Ну что за орава льстецов и плутов! Однако меня несколько развлекло разнообразие здешних костюмов: казаки, калмыки, греки, евреи (кстати, последние преподнесли ему, несомненно в знак гостеприимства, хлеб, соль и лимоны на больших серебряных блюдах).

Затем вместе с Долгоруковым пошли посмотреть смену караула (т.е. как заступает на пост перед резиденцией князя и сменяется почетный караул, состоящий из роты со знаменем). Эта церемония мне очень понравилась, а форма сидит на солдатах свободно, на английский лад. Оттуда мы направились к сыну Румянцева ¹⁵, который является одним из генералов свиты и производит впечатление весьма учтивого человека. Обедали у Долгорукова, где приятно провели время с княгиней и т.д., а вечером пили чай.

Позднее вернулся домой и там застал князя и княгиню Вяземских, успевших уже возвратиться от Корсакова, в чьем доме они обедали вместе с Потемкиным. Последний, как сообщила княгиня, долго расспрашивал обо мне, а Нассау ухаживал за ней (ну и ну!), и прочие подробности. Мы сыграли партию в двадцать одно, и к нам присоединился появившийся адъютант Рокасовский (молодой человек 25 лет, путешествовавший с князем Вяземским). Позже он сказал, что князь (Потемкин. — М. А.) приказал передать мне о своем желании встретиться со мной, и, по мнению адъютанта, я должен посетить его сегодня же вечером. В Кременчуге, заметил он далее, приходится при несении службы покрывать до 120 верст — на таком расстоянии дислоцированы наиболее близко расположенные воинские части. Весь оркестр, находящийся в Кременчуге, насчитывает свыше 80 музыкантов, каждый из которых может взять лишь по две ноты, но вместе они в состоянии исполнить любое произведение, добиваясь необыкновенной гармонии. Этот молодой человек показался мне рассудительным и одаренным. [82]

31 декабря

С утра писал. Обедал тет-а-тет с княгиней, а потом с визитами побывали несколько русских дам. Появился князь Вяземский, повторивший, что князь Потемкин желает видеть меня, а вслед за тем адъютант последнего передал приглашение провести вечер в его обществе. По совету моего друга и особенно княгини, к чьим настояниям я скорее всего и снизошел, велел достать себе шпагу. Бог ты мой, какая ерунда!

Наконец, когда я пришел, меня беспрепятственно пропустили и адъютанты проводили в кабинет Его светлости, который чрезвычайно предупредительно поднялся мне навстречу и пригласил садиться. Справа от него сидел Нассау, весьма доверительно беседуя с ним. Втроем мы пили чай, собственноручно приготовленный князем, задававшим мне обычные вопросы об Испанской Америке и, в частности, о моей родине. Нассау, подойдя ко мне, осведомился, путешествую ли я по приказанию двора или для собственного удовольствия, и о других вещах в том же духе, а затем тотчас направился к князю доложить об услышанном. Некий Рибас, уроженец Неаполя, тоже адъютант и кавалерийский полковник на российской службе ¹⁶, заговорил со мной по-испански. Он выглядит человеком сдержанным, получившим кое-какое образование. В тот момент вошла графиня Сивере. Это — шлюха (хотя происходит из добропорядочной семьи), проживавшая в таком качестве в Петербурге, а потом перебравшаяся в Кременчуг, где ее никто не навещал. Теперь ей удалось снискать расположение князя, она повсюду его сопровождает, и все наперебой заискивают перед ней. Графиня живет в доме коменданта крепости. Гибаль подвизается в роли ее адъютанта, а Румянцев, Нассау и кременчугский губернатор ¹⁷ самым унизительным образом откровенно стараются угодить ей. Когда она вошла, князь поцеловал ее и усадил справа от себя. Он сожительствует с ней, как говорят, без всякого стеснения.

Затем начался концерт, данный пятью музыкантами, среди которых один дирижер. Юный 17-летний флейтист и скрипач были вполне сносны. Исполняли музыку Боккерини; князь спросил, нравится ли она мне, и завязал разговор о достоинствах сего автора, коего он предпочитает Гайдну, а лучшими из его сочинений считает квартеты.

Генерал Суворов устроился рядом, чтобы надоедать мне дурацкими вопросами, и князь во всеуслышание велел ему помалкивать. О, Боже мой! А каким несуразным и никчемным подхалимом оказался Розарович, заявившийся сюда без приглашения, так что в конце-концов одному из адъютантов пришлось выставить его за дверь. По этой причине немного позже 9-ти часов я тоже уехал, воспользовавшись каретой князя.

1 января 1787 г.

Днем сидел дома за письменным столом, а после обеда появился адъютант князя Потемкина с сообщением, что тот приглашает провести вечер в его обществе. (Как я узнал, князь очень сожалел, что накануне не оставил меня ужинать.) Он также передал привет княгине. Меня приняли с большой обходительностью. По обыкновению, играл оркестр. Я остался к ужину, а княжеская чета удалилась. [83]

За столом [Потемкин] усадил меня рядом с собой, и мы беседовали на политические темы. Между прочим, он сказал, что король Испании просил императрицу не предоставлять убежище иезуитам, а в ответ на ее отказ удовлетворить эту просьбу заметил: когда-нибудь она пожалеет, что допустила в свои владения подобных людей. Потемкин, однако усомнился в том, что они могут повредить сильному правительству, слабому же способен причинить ущерб кто угодно.

Он упомянул о маркизе де ла Торре ¹⁸, который был его другом, и о некоем г-не Эллисе с Ямайки; говорил также о характере испанского народа и обратил мое внимание на то, сколько моряков эскадры Аристисабаля приняли в Константинополе магометанство и т.д.

Наконец, около 12-ти часов ужин (где были лишь домочадцы и госпожа Сивере) закончился, но я имел еще удовольствие увидеть среди съехавшейся публики пять посланцев народов Кавказа, прибывших для переговоров с Россией по политическим вопросам. Их одеяния схожи с прусскими.

2 января

Рано утром вышел прогуляться по свежевыпавшему снегу. Погода стояла необычайно мягкая. Побывал на смотре полка Цицианова. В самом деле, очень нравится мне эта пехота: как люди, так и обмундирование, вооружение, оркестр и пр. И если к тому же офицер обладает должными качествами, наверняка можно подготовить лучшую в мире пехоту.

Затем решил нанести визит Рибасу (кавалерийскому полковнику), — который был со мной исключительно предупредителен и производит впечатление достойного молодого человека, — но не застал его дома. Оттуда направился к г-ну Пристману (второму по старшинству из здешних морских офицеров), и он рассказал мне о придуманном им приспособлении, крайне полезном для обслуживания артиллерии. Оно состоит из прибора наподобие квадранта, позволяющего, как я полагаю, измерять угол между каким-либо предметом, уровнем моря и наземной батареей. Таким образом, сразу определив (при помощи таблиц, составленных с абсолютной точностью) дистанцию, можно быстро и уверенно открыть огонь. Это устройство автор изобрел во время осады Гибралтара (где нес службу), заимствовав основные параметры "Мортиры Эйльи", установленной на уступе, вырубленном в скале названной крепости. Указанный инструмент легче и с большей точностью, нежели какой-либо иной из [84] известных нам до сих пор, может употребляться и для многих других целей, требующих применения геометрических методов, как-то: при съемке планов, карт и т.п. Пообедал в обществе его (Пристмана — М. Л.) и г-жи Пристман — очень приятной 22-летней молодой особы, уроженки Брюсселя. Он показал мне еще одно свое произведение — несколько писем в стихах, написанных по-английски отличным стилем; поведал также о нелепостях и величайших злоупотреблениях при отправлении правосудия в Брюсселе, ибо простой слуга за полпесеты может добиться ареста своего хозяина, с которого тут же взимают свыше гинеи ¹⁹ на судебные издержки. Берется под стражу также каждый, за кем числится долг в любой части света, и, чтобы избавить его от тюрьмы, поручитель должен внести требуемую сумму задолженности в трехкратном размере. В этом доме было чертовски холодно, ибо местные военные не проявляют никакой заботы о несчастных чужеземцах, включая сего достойного человека.

Затем вернулся домой переодеться и собирался навестить князя Потемкина, но Вяземский сказал, что не следует идти без приглашения... О, проклятая зависть! Наконец появился адъютант, уведомивший, что князь спрашивает, не угодно ли мне провести с ним вечер.

Я отправился туда и был принят, как обычно, с уважением и предупредительностью... Исполнялись восхитительные квартеты Боккерини (майор Росеттер, никогда не выезжавший за пределы России, отлично играет на скрипке). Рибас сообщил, что знает наверняка о намерении князя пригласить меня в Тавриду, чтобы оттуда вместе ехать в Киев. Но я, высказав глубокую благодарность, в деликатнейших выражениях дал понять, что путешествую исключительно в познавательных целях, по возможности избегая близости ко дворам, покровительства монархов и т.д. Он заверил меня, что нынешним утром Его светлость отозвался о моей персоне с величайшим уважением и почтением, и таким образом (т.е. приняв приглашение Потемкина о поездке в Крым. — М. Л.) я имел возможность выразить ему свои добрые чувства.

Получил прилагаемую справку об агрономах, долгое время пополнявших свои знания в Англии ²⁰, которые показались мне людьми, довольно сведущими в этом деле (во Франции земледелие находится, как говорят, почти на столь же низком уровне, что в нынешней России). Кроме того, князь Долгоруков передал копию письма относительно евреев, адресованного его тестем императору ²¹.

В княжеском доме имел возможность тем же вечером увидеть сына грузинского царя Ираклия — молодого человека 22 лет, одетого на русский лад в мундир кавалерийского полковника. Был там также племянник хана, изгнанного из Крыма, который поверх прежнего одеяния носит форму российского подполковника кавалерии и татарский тюрбан. Оба производят впечатление людей посредственных.

Наконец подали ужин, примерно такой же, как и вчера. Князь беседовал со мной на политические темы, выразив удивление, что европейские державы терпят морской разбой алжирских пиратов, и мы сошлись на том, что Испании следовало наказать их, а не заключать мир на принятых ею условиях. Имеющимися в Африке небольшими крепостями, заметил он, должны распоряжаться скорее испанцы, нежели кто-нибудь еще. Как сообщил мне князь, площадь земель, приобретенных им недавно в [85] Польше, превышает 300 000 арпанов ²². Они куплены за два миллиона рублей и будут приносить доход около 200 тысяч в год. Он рассуждал о возможности изготовления пушек и т.д., что раскрыло мне его потаенные замыслы.

3 января

Пил бесподобный чай, который заботливо разливала мадам — или графиня — Сивере. Играл оркестр, и подали ужин. Его светлость собственноручно положил всем запеканку и фрикасе, а после еды предложил спиртные напитки. Он вел беседу, как обычно, и я имел удовольствие, находясь в этой пестрой компании, рассматривать различных людей, входящих в княжескую свиту. Прилагаемые заметки Рибаса и Долгорукова уточняют ее состав.

Мой добрый друг Корсаков чуть не лопается от одолевающей его зависти. Мне пришлось наблюдать, как, согласно артиллерийскому наставлению, делали по 32 выстрела в минуту, а офицеры уверяли, будто за то же время успевали произвести до 44 выстрелов.

4 января

Вечером вместе с моим другом Вяземским посетил князя и, войдя, известил его о своем намерении уехать на следующий день, если на то будет соизволение Его светлости. Он ответил, что лучше было бы отправиться с ним в его карете, где есть место, ибо никто иной не смог бы служить мне лучшим чичероне, нежели он, знающий Крым, как свои пять пальцев. Я тысячекратно поблагодарил за доброту, но возразил, что не хотел бы задерживаться. Он ответил, что выезжает послезавтра и мы возвратимся примерно 10-го или 12-го [января] (по старому стилю. — М. А.), не оставив мне таким образом повода для возражений.

Вечер прошел в обычной компании, развлечениях и музицировании, ужинали и т.д.

5 января

С раннего утра занимался записями, а затем отправился к г-ну Ван-Шутену, который прежде предлагал мне деньги на поездку в Петербург. Я случайно застал его дома, и когда мы беседовали об этом, пришел адъютант Вяземского, г-н Зельхорст, разыскивавший меня по поручению князя [Потемкина], дабы уведомить, что к вечеру следует быть готовым, так как после ужина мы тронемся в путь. [86]

В итоге мы уселись втроем в карету и поехали к князю, где меня поджидала свита с целью предупредить, чтобы я был наготове, ибо мы поедем вместе, что избавит меня от всех трудностей. Ван-Шутен предложил мне 30 золотых дукатов, в которых я нуждался, и я вернулся домой вложить свой багаж. К 3 часам все было готово. Мы отобедали вдвоем с княгиней. Вяземский одолжил мне для поездки в Крым свой полушубок, так как мои имел не слишком приличный вид.

В сумерки пошел к Ван-Шутену за обещанными деньгами и за своей рукописью "Краткое хронологическое описание народов, населявших побережье Черного моря", но его не было дома, и он ничего не оставил для меня. Тогда я направился к князю, чтобы поговорить с ним и узнать время отъезда. Тот еще спал, и я пробыл там в ожидании до 7 часов с лишним, а затем снова посетил Ван-Шутена, предупредив Рибаса, чтобы он дал мне знать, когда будем выезжать.

Я прождал более часа, но мой друг Ван-Шутен так и не появился дома, и вообще его не было в городе, в связи с чем мне пришлось удалиться (его компаньон не осмелился выдать деньги, не получив на то распоряжения). Я не мог скрыть досады и поручил передать, что надеюсь по крайней мере сразу по возвращении — через 12 или 15 дней — получить обратно очерк, который дал ему почитать.

Я вернулся в дом Вяземского, и вскоре туда прибыл адъютант князя [Потемкина], предупредивший, что ужин близится к концу и меня ждут. Не стану отрицать: происшествие с Ван-Шутеном и его свинский поступок заметно испортили мне настроение, и я не понимал, чем объяснить подобное поведение. Когда наконец добрался до дома командующего Текели, оказалось, что разыскивать меня был послан уже другой адъютант. Лишь только я вошел, князь, еще не вставший из-за стола, заставил меня перекусить с ним вместе. Около 10-ти мы разместились в каретах и понеслись. В карете князя сидели он сам, принц Нассау, гвардейский капитан г-н Киселев и я. Когда мчались по льду реки, [Потемкин] сказал, что у себя на родине я бы такого наверняка не испытал, а потому сие мне, вероятно, в диковинку.

Комментарии

1. Имеются в виду сведения о размерах жалованья офицеров российской армии, переданные Миранде адъютантом А. И. Вяземского Зельхорстом.

2. Упомянутая записка содержала требование Ру, чтобы Миранда немедленно нашел себе другую квартиру.

3. Принятому в тогдашних западноевропейских армиях званию генерал-лейтенанта в России примерно соответствовал чин генерал-поручика. П.А.Текели в 1786 г. имел звание генерал-аншефа.

4. Голландские дукаты имели довольно широкое хождение в екатерининской России. 1 дукат равнялся приблизительно 3 рублям.

5. Как полагал Н. Я. Эйдельман, то был отец братьев-декабристов Александра и Иосифа Поджио (в традиционной русской транскрипции). См.: У истоков связей Испанской Америки и России. — Латинская Америка, 1987, № 7, с. 116.

6. Маркиз де Вобан (1633—1707) — французский военный инженер, известен трудами по фортификации, а также строительством многочисленных крепостей.

7. Куртина — участок крепостной ограды, соединяющий два соседних бастиона.

8. "Кондиции" (от латинского condicio) — условия, на которых Верховный тайный совет пригласил занять российский престол дочь царя Ивана V, старшего брата и соправителя Петра I, — герцогиню Курляндскую Анну Иоанновну (1730—1740). Месяц спустя она аннулировала "кондиции", а затем упразднила Верховный тайный совет.

9. Бурхард Кристоф Миних (1683—1767) — российский военный деятель немецкого происхождения.

10. Речь идет о генерал-фельдмаршале П. А. Румянцеве-Зацунайском.

11. Командир дислоцированного в окрестностях Херсона Белевского пехотного полка.

12. Барон Отто-Магнус фон Штакельберг — в то время посланник России в Варшаве.

13. Миранда допустил ошибку (что случалось с ним крайне редко): турецкая крепость Туртукай, которой А. В.Суворов овладел в июне 1773 г., находилась на дунайском театре военных действий.

14. Подразумевалась херсонская резиденция Потемкина.

15. Старший сын фельдмаршала — генерал-поручик М.П.Румянцев.

16. Иосиф де Рибас (1749—1800) — сын испанского дворянина и ирландки. Впоследствии вице-адмирал российского флота и основатель Одессы.

17. Судя по всему, венесуэлец имел в виду генерал-майора И.М.Синельникова, выполнявшего функции непосредственного правителя Екатеринославского наместничества пру генерал-губернаторе Г.А.Потемкине. См. также прим. 20 к публикации: "Гишпанец граф Миранда" на юге России. — Латинская Америка, 1999, № 4—5, с. 157.

18. Испанский посланник в Петербурге в 1782—1783 гг.

19. Тогдашняя песета — испанская разменная монета. Гинея — английская золотая монета, во второй половине XVIII в. равная примерно 1 фунту стерлингов (почти 2 1/4 голланд ского дуката).

20. Информация о восьмилетнем пребывании в Англии шести выпускников Московской и Харьковского университетов, посланных туда для изучения сельского хозяйства.

21. Мемория, поданная Вениамином Шпеером — отцом жены князя П.Н. Долгорукова -императору Священной Римской империи Иосифу II, напоминая о многовековых пресле дованиях евреев в странах Европы, призывала предоставить им на территории империи такие же права, как остальным подданным.

22. Арпан — старинная французская мера площади, равная приблизительно 1/3 га.

© текст - Альперович М. С. 1999
© сетевая версия - Тhietmar. 2010
© OCR - Сычкин Н. 2010
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Латинская Америка. 1999