-

Пугачевские листы.

1774 г.

В присланной января от 29-го дня 1774 года к ее императорскому величеству от генерала (А. И.) Бибикова всеподданнейшей реляции показано (Из дела, производившегося в тайной экспедиции и С.-Петербурге «о злодее Пугачеве и его сообщниках». Из документов государственного архива извлечено И. П. Шульгиным):

«Здесь для одного только любопытства осмеливаюсь приложить оригинальный приказ от вора злодея Ивашки Чернышева, так называемого графа, тоже подлинное увещание, присланное в кунгурскую канцелярию с двумя злодеями от воровской же шайки; из сего; всемилостивейшая государыня, приметна забытая, но паянная дерзость сих извергов рода человеческого.

«Между прочим, приказ злодея Чернышева доказывает, что город Уфа еще 14-го ч. сего января месяца был не в их руках, ибо он дан в деревне Чесноковке, в 10-ти верстах от Уфы лежащей».

Билет. От его высокографского сиятельства Ивана Никифоровича Чернышева, казаку Макару Никитину, отправленному, находящемуся здесь под извозом вина, в дом свой, коему по тракту команду имеющему, где кому ведать надлежит, чинить по силе указов пропуск. Во уверение чего, за подписанием и дан в селе Чесноковке. Января 14-го дня 1774 года.

(Подписал): Граф Иван Чернышев.

У сего билета приложена печать его имени. М. П. [273]

II.

Божию милостию мы Петр третий, император и самодержец всероссийский, и проч., и проч., и проч.

Объявляется во всенародное известие.

Не безъизвестно есть каждому верноподданному рабу, каким образом мы не от доброжелателей и зависцов общего покоя всероссийского и по всем правам принадлежащего престола лишены были, а ныне Всемогущий Господь неизреченными своими праведными судьбами, а молением и усерднейшим желанием наших верноподданных рабов скипетру нашему покоряет, а зависцов общему покою и благочинию под ноги наши повергает; только ныне некоторые, ослепясь неведением или помрачены от зависти злобою, не приходят в чувство и высокой власти нашей чинят противление и непокорение и тщатся процветшаяся искра наша таким же образом, как и прежде, угасить и наших верноподданных рабов, истинных сынов отечеству, аки младенцев осиротеть. Однако мы, по природному нашему к верноподданным отеческому неизреченному великодушию, буде кто и ныне, возникнув от мрака неведения и пришед в чувство, власти нашей усердно покоритесь и во всеподданнические должности быть повинитесь, всемилостивейше прощаем, сверх того всякою вольностию отеческой вас жалуем. А буде же кто и за сим в таком ожесточении и суровости останется, и данной нам от Создателя высокой власти не покоритесь, то уже неминуемо навлечете на себя праведный наш и неизбежимый гнев, — чего ради от вас для надлежащего исполнения и всенародного истинного познания, сим и публикуется. Декабря 2-го дня 1774 года.

На подлинном подписано собственною его императорского величества рукою тако: «Петр».

(Скрепил): Ротный писарь Василий Протопопов.

_________________________________

В присланной от него же генерала Бибикова, февраля от 15-го дня 1774 года, реляции показано:

«Я осмеливаюсь здесь приложить копии с полученных в Челябинске злодейских писем, из коих изволите усмотреть, как велико зло обитает в убивственных их душах».

III.

«Высокородный и высокопочтенный господин коллежской ассесор и примиер-маиор Василий Иванович Свербеев!

«Я во удивление прихожу, что так напрасно закоснели сердца [274] человеческие и не приходят в чувство, а паче не иное что как делают разорение православным христианам и проливают кровь неповинно, а паче называют премилосердо щедрого государя и отца отечества великого императора Петра Феодоровича бродягою донским казаком Пугачевым; вы-ж думаете, что одна Исетская провинция имеет в себе разум, а прочих почитая за ничто, или словом сказать, за скот. Поверь, любезный, — ошиблись, да и ошибаются многие, не зная, конечно, ни силы, ни писания; если-б мы нашего премилосердого отца отечества великого государя были не самовидцы, то-б и мы в сомнении были. Верь, душа моя, бессомненно, что верно и действительно наш государь батюшка — сам истинно, а не самозванец: что-ж за прибыль быть православным христианам в междоусобии и бранях и проливать кровь неповинных, и за что ваш господин воевода с артилерийскою командою взялся вернейших государя слуг приводить в разорение? Пожалуй, сделай себя счастливым, прикажи, чтоб без всякого кровопролития сделать и крови напрасно не проливать; если же после сего последнего до вас увещания в склонность не придете, то обещаюсь Богом подвигнуть мои вверенные от его императорского величества войска, и уже тогда ни каковой пощады ждать вам надеяться не предвижу; от мала и до велика прошу яко брата уговорить; вас же, если сие сделаете, обещаю вам пред Богом живот, а не смерть; закоснелым же, кто не приидет в чувство, после сего ожидать благополучие не остается. Разве мы не сыны церкви Божией? Опомнитесь, други и браты о Бозе! Затем скратя оканчиваю сим и остаюсь при армии посланной от его императорского величества главной армии, полковник Иван Грязнов.

Января 8-го дня 1774 года.

IV.

Находящимся в городе Челябинске всякого звания людям.

Не иное что к вам, приятные церкве святой сыны, я простираю руку мою, — к написанию сего. Господь наш Иисус Христос желает и произвести соизволяет своим святым промыслом Россию от ига работы — какой же, говорю я вам; всему свету известно, сколько во изнурение приведена Россия, — от кого-ж, вам самим то не безъизвестно: дворянство обладает крестьянами, но хотя в законе Божием и написано, чтоб они крестьян также содержали, как и детей, но они не только за работника, но хуже почитали (собак?) своих, с которыми гоняли за зайцами; конпанейщики завели премножество заводов и так крестьян работою утрудили, что [275] и в ссылках того никогда не бывает, да и нет, а напротив того, с женами и детьми малолетними не было-ли ко Господу слез; и чрез то услыша яко израильтян от ига — работы избавляет; дворянство же премногощедрого отца отечества великого государя Петра Феодоровича, за то, что он соизволил при вступлении своем на престол о крестьянах указать, чтоб у дворян их не было во владении, но то дворянам нежели ныне, но и тогда, не пользовало, а кольми паче ныне изгнали всяким неправедным поведением; и так, чрез то принужденным нашелся одинадцать лет отец наш странствовать, а мы, бедные люди, остались сиротами, а ныне отца нашего, хотя мы и старание прилагаем возвести, но дворянство и еще вымысел сделало назвать так дерзко бродягою; донским казаком Пугачевым, а напротив того, еще наказанным кнутом и клеймы имеющим на лбу и щеках; но еслиб, други и приятные святые церкви чада, мы были прещедрого отца отечества великого государя Петра Феодоровича не самовидцы, то-б и мы веры не поняли; чрез что вас уверяем — не сомневаться и верить действительно и верно — государь наш истинно; чего ради сие последнее к вам увещание пишу, приидете в чувство и усердно власти его императорскому величеству покоритесь; нам кровь православных не нужна, да и мы такие-ж, как и вы, точно православные веры, за что нам делать междоусобные брани? А пропади тот, кто государю не желал добра, а себе самому; следственно, все предприятия вам уже разуметь можно; и если вы в склонность придти не пожелаете, то уже говорю не скрытно, вверенные мне от его императорского величества войска на вас подвигнуть вскоре имею, и тогда уже сами рассудите — можно-ли ожидать прощения; мой же совет, для чего напрасно умирать и притерпевать разорение всем вам гражданам? Вы, надеюсь, подумаете, что Челябинск славный по России город и каменную имеет стену и строение отстоится, не думайте, приятные, предел от Бога положен, его же никто прейти не может; а вам наверное говорю, что стоять — не устоять, пожалуйте не проливайте напрасно свою кровь, орды не верные государю покорились, а мы — противотворникам. Затем скратя сим остаюсь, января 8-го дня 1774 года.

(Подлинный подписал тако): Посланный от армии его императорского величества главной армии полковник Иван Грязнов. [276]

Рассмотрение нами чинено; и по рассмотрении, сия ваша бумажка посылается обратно; из манифеста-ж усматривается, якобы государь наш церкви разорял и прочие чинил непорядки, о таковых непорядках написанных мы не ныне уже известны, что написано напрасно, и персонально с государем было говорено; вы-ж, не видя, называете Емельяном Пугачевым; а мы видя и свидетельствовали. Как дерзнуть можем, да уже и печатовать более ко увещеванию. Гришек ростриг видно не находят, да и вы не дураки-ли: Дмитрий царевич был весьма малолетен, а Гришка назвался уже взрослым! Почему-ж было можно опознать его, как наш батюшка, всемилостивейший государь, уже не малых лет принимать изволил Россию; следственно, кого-б я видал прежде, но и на всех послаться могу, что узнаю чрез двадцать лет, нежели чрез одинадцать. И так, если отъищутся у вас благоразумные люди, рассудить могут, что и узнать можно, так вы лихо не подумайте того, что дворяне привыкли всею Россиею ворочать, как скотом, но еще и хуже почитают собак, а притом без малых жить не привыкли; а государь все то от них тогда отобрать изволил, так чрез то дворяне умыслили написать хулу, а признали быть за лучшее владеть Россиею сами и всеми угодными им угодностями. И для того благоволите город сдать без всякого напрасного православным кровопролития; если же вы так отдаться несогласны, дать нам вскоре знать, ныне же чрез два часа присылкою нарочного не умедлить. Вы думаете и опасаетесь прислать человека? Так не извольте сомневаться, мы не таковых сердец, как вы; нашего удерживаете, если же своего жаль выслать, — нашего, и для того немедленно дайте знать или знатную от вас персону, для хотя переговорки, право — пустим обратно.

Текст воспроизведен по изданию: Пугачевские листы. 1774 // Русская старина, № 6. 1875