Пугачевщина.

Историческая литература наша довольно богата обнародованными материалами к описанию эпохи Пугачевщины; но эти материалы попреимуществу официальные, т. е., правительственные распоряжения, донесения властей и т. п. Писем частных лиц, современников и современниц кровавых событий Пугачевщины, притом, писем с места действий, до сих пор, сравнительно, обнародовано весьма мало.

Вот почему ныне печатаемое, письмо помещицы Лопатиной, писанное в самый разгар мятежа 1774 г., получает особое значение и интерес. «Русская Старина» обязана получением этого весьма характерного документа, в подлиннике, Александру Ивановичу Языкову. Приводим письмо дословно, но с исправлением правописания, в оригинале довольно безграмотного. — Ред.


Арзамас, сентября 19-го, 1774 года.

«Государь мой, Иван Антипович! Письмо от вас, от 2-го сентября, получила того-ж 18-го, в котором изволите писать о несной (несносной) нашей горести и печали общей, о смерти покойных Степана Ивановича и Марьи Григорьевны. И на то вам, государь мой, доношу, что мы к вам писали обстоятельно и послали человека, столяра Тимошку, августа 27-го числа; а от вас из Мурома он поехать на паре; на что, и ныне вас о горесном случае нашем, но смерти их, уведомляю. Покойные поехали, собравши к вам в Тулу и взяв с собою лутчее платье, бриллианты и серебро, до приезду злодея Пугачева в Саранск за день, и доехали до Сипягина генерала и предводителя саранского, и с ним Василий Иванович Языков. А у Сипягина ночевав, и после обеда поехали все вместе и, отъехав 15 верст до села Украинцова Щербачовой, Марьи Григорьевой, и в том селе поиманы мужиками; Степана Ивановича сковав с Сипягиным; а Василья Ивановича, посадя на стул, взяв, на боярской двор под караул. Обоз остался за деревнею, в коем была и нещастная, Марья Григорьевна, назвав ее Бориска своею женою и выпросись у мужиков за дватцать три рубли; и как они из Украинцова повезли их в Саранск, и отъехав до села Исы три версты, и в том селе встретясь злодейская команда — казаки: она ушла из обозу, взяв с собою бедного сына Дмитрия и всех прося людей и женщин, в таком несчастном случае, чтоб их ее оставили; однако никто с нею не пошел. Она же еще на сносех была брюхата; и из вышеписанного села Украинцова ушла Катерина с сыном поваром и девка. А из Исы ушел Васька, прикащиков сын; Федька, дальной Нееловки, прикащиков сын и псарь. Так злодеи, довезя Степана Ивановича, в Голицыне ночевали, коя на Инзаре; из Голицына бежали Бориска, и столяр Оска, Савушва, Мишка. Его упокойного, привезя в Саранск, злодеи замучили плетьми, и муча бросили; несколько полежа и сгоряча вскочил, так ему предали смерти, подсекли жилы. Сипягина тож плетьми замучили и вбив в рот кляп, который много перед ним говорил и бранил его, называя его злодеем и вором и разорителем Пугачевым, и говоря в народ, чтоб не думали, якобы государь был; а Василья Ивановича повесили, и Сипягина сына 14-ти лет. И единым словом сказать, если бы люди просили [618] о избавлении их смерти, то-б они от него, злодея, избавлены были; многие такие образцы были, что упрашивали люди и крестьяне. Имение их все разграблено в Саранском, кое с ними было; а в доме что осталося: платья, хлеб, скот, по себе все разделили, до нитки, люди и крестьяне, его и приданые кареты, возки, стулья, канапе, кожу и сукно ободрали, железо сняли, дерево и полозья все изрубили. Единым сказать словом, в доме стекла побили, ставни, двери выбрали; пробои, крючья выдрали; печи разломали. А она, упокойная, пошла странным образом с Митькою до своей приданой деревни пешком, ночевала по лесам; одеяние было — одна рубаха на плечах. И как стала подходить к своей деревне, узнав воры мужики, взяв ее, привезли в себе и возили на дорогу к Пугачеву; злодей ее простил и отпустил, коя ими обратно в себе в деревню привезена к приданому мужику на двор. Они, не выезжая из его станицы злодейской, звали команду, что у них барыня у приданого мужика; так три команды наезжали и отпускали; четвертая приехала, севши плетьми нещадно, повешана и мужик с нею то-ж; а бедного Митьку назвав оного муживб повешенного сын своим сыном, так он и жизнь свою спас. Впрочем, пребуду всегда вам, государю моему, с моим почтением, государь мой, покорная всегда — Прасковья Лопатина».

(Приписка Лопатиной на лоскутке):

«Упокойный Степан Иванович замучен августа 29-го и, после злодея в третий день, погребен с прочими телами, за Инзарою у валу, в двух ямах, на что вам о убитых саранских, пензенских, алаторских реестр посылаю. А она упокойная того-ж 30-го августа замучена-ж, и сняв ее воры с петли и с мужиком отвезли за деревню и бросили в поле безо всякого присмотру, где они лежали с мужиком неделю; не только подходила скотина, и муха на них не садилась. Так было, на том месте вырыли яму и бросили их; из канцеляри поехали, велели тела хоронить. Кормилица ее, мужикова жена, кой повешан, вступилася, вырыла и погребла у церкви села Пестровки середней Левашова Петра Ивановича, который им был приятелем, — они у него гостили ночи по две и по три; положена в том крестьянском сарафане, в коем она замучена, а саван, Христа ради, солдатка у них злодеев сыскала ровный холст из их разграбленных пожитков. Они все белье и холсты разодрало на каждого по лоскутам, и две кровати ситцовая и домашняя кисейная, и платья, кои остались, пряжу и нитки все по себе бабы сенные, дворовые и крестьянки разделили и так толпами все и ходили».

Сообщ. А. И. Языков.

Текст воспроизведен по изданию: Пугачевщина // Русская старина, № 7. 1874

© текст - Языков А. И. 1874
© сетевая версия - Тhietmar. 2017

© OCR - Андреев-Попович И. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русская старина. 1874