Донесения датского посланника Гакетгаузена о царствовании Петра III и переворот 1762 года

(См. "Русская Старина", апрель 1915 г.)

(Перевод с французской рукописи Н. А. Беловой).

Петербург, 2 февраля/22января 1762.

Дубликат через север.

В прошлую субботу я имел честь получить письмо вашего превосходительства, от 2-го января.

(Писано шифром). Г. Приссе сказал мне, секретно, что он беседовал по поводу нашего дела с гг. Мерси и Бретейлем, и они признались ему, что медлительность и двусмысленное поведение их дворов по отношению к нам объясняются уверенностью их дворов и самих посланников в том, что никакими возможными способами нельзя достичь успеха в нашем деле; по словам г. Приссе, и теперь г. Брегейль, по-видимому, искренно думает, будучи уверенным в бессилии своего и венского двора что-либо сделать и предполагая, что его величество не допустит участия Англии, что мирными переговорами мы уже ничего не достигнем и что жестокая необходимость заставит нас решить дело силою оружия.

Теперь утверждают, что набор войск в Голштинии, на который рассчитывал император, не может совершиться так скоро и что, тем временем, туда будет отправлен корпус Румянцева. За достоверность этого известия я не ручаюсь; возможно, что это один из тех городских слухов, которые приходится здесь слышать ежедневно. Верно то, что сюда все время ждут генерала Румянцева, с подробным [296] рапортом о состоянии его войск (также, быть может, для того, чтобы узнать — могут ли они быть отправлены в дело в течение этой зимы) и что император, получив от генерала Румянцева все сведения, предполагает тотчас же отправить его обратно к его корпусу, расположенному в Померании. Весьма многие вельможи, а также простые, малообразованные люди, с тех пор, как у них императором голштинский герцог, смотрят на Голштинию, как на русскую губернию; теперь император уже собирается выкупить у города Гамбурга земли, заложенные им за очень большую цену. Меня уверяют, что Гамбург уже осведомлен об этом решении императора и что не только туда отправлены необходимые для этого средства, но даже и в Голштинию неоднократно посылались весьма значительные суммы денег. Не подлежит сомнению, что казна императора быстро тает, настолько, — что деньги становятся редкими. Уже прекращена уплата долгов императора и покойной императрицы частным лицам, несмотря на то, что, взойдя на престол, император объявил о своем желании их уплатить. Из этого обстоятельства я заключаю, что в деньгах нет прежнего изобилия.

Неделю тому назад между императором и его возлюбленной произошла крупная ссора. Не зная точно причины их размолвки, мне тем не менее хорошо известно, что император так сильно разгневался на Воронцову, что не только осыпал ее бранью и грозил прогнать, как презренную женщину (comme une gueuse), но и потребовал, чтобы она возвратила ему все полученные от него драгоценности. Исполнив приказание государя и упав, рыдая, перед ним на колени, Воронцова тронула, наконец, его сердце, и он отдал ей ее бриллианты и помирился с нею, но с тем условием, чтобы впредь она была осмотрительнее и сообразовалась с его желаниями. Мне особенно было бы любопытно узнать причину их ссоры потому, что о ревности в данном случае не может быть и речи: не говоря уже о том, что любовная связь с фавориткой императора представляется делом весьма опасным, — самая ее наружность ставит ее вне опасности каких бы то ни было домогательств. По общему убеждению, из всех придворных дам она самая безобразная и, быть может, самая неприятная. Я говорю об этом только для того, чтобы указать на странности этого государя, проявляющиеся даже в его вкусах и страстях. Нет никого, кто бы не удивлялся его страсти. [297]

На днях двум гвардейским офицерам сильно досталось от императора за то, что они явились ко двору в траурных одеяниях; он угрожал им разжалованием, а также всякому офицеру, который позволил бы себе какое-либо отклонение от формы. Он также чрезвычайно был недоволен гетманом, который в качестве подполковника гвардейского полка не сделал надлежащим образом салют эспонтоном.

Я забыл сообщить, что у г. Вольфа, по голштинским делам, есть секретарь, по фамилии некто Эк (Матвей Матвеевич Эк, впоследствии С.-Петербургский почт-директор); это человек продажный, и я думаю, что за триста-четыреста рублей в год можно было бы им заручиться и знать все, что происходит в этом учреждении, в особенности, если, при первом знакомстве, ему вручить какой-либо ценный подарок. Трудно рассчитывать на то, чтобы Берингшьолд сюда возвратился: он знает, что он не любим своим повелителем и что его заподозревают в сношениях с нами; Берингшьольд отсутствует уже семь месяцев, скитаясь то в Пруссии, то в Померании, то в Данциге.

Указ, которым император объявляет дворянство таким же свободным, как и дворянство Ливонии, производит впечатление акта большой важности, но на самом деле имеет мало значения: страна будет по-прежнему пребывать в рабстве, и в руках государства всегда найдутся способы помешать людям, имеющим большое состояние, покинуть страну, но вместе с тем последствием этого указа будет то, что многие, недовольные своей судьбой, небогатые офицеры отправятся искать счастья в другие страны и найдут себе там лучшую судьбу.

Меня уверяют, что, будто бы, г. Поссе за две недели до смерти императрицы, заявил, что, если союзники не поддержат денежными субсидиями его двора, то Швеция будет вынуждена, вследствие своего бессилия, прекратить войну и отозвать свои войска. (Конец шифра).

Тело царя Грузии, умершего здесь недавно, будет перевезено, под эскортом его двора, без особой торжественности, но с соблюдением достоинства, — на его родину, находящуюся на границе с Персией. Его величество лишний раз доказал свою щедрость и великодушие, отправив вдове грузинского царя в подарок 5 тысяч рублей серебром и дорогих [298] тканей такой же стоимости. Его величество еще другим поступком доказал величие своей души, — отправив приказ о возвращении из ссылки старого знаменитого фельдмаршала Миниха, уже 20 лет находящегося в ссылке в Пелыми — на границе Китая, — а также его сына, бывшего гофмейстера — из Вологды.

В прошлую субботу его величество оказал честь обер-полицеймейстеру Корфу, отужинав у него; вчера камергер граф Строгонов имел честь угощать его величество у себя обедом.

Похороны графа Петра Шувалова, — весьма торжественно и со всевозможными воинскими почестями, — состоялись вчера утром; говорят, что похороны стоили его семье более 50 тысяч рублей.

С минуты на минуту ожидают приезда принца Георга Голштинского. На днях императрица послала принцессе, — его супруге, — орден св. Екатерины.

Английский посланник, третьего дня, получил от своего двора депешу — от 5-го января — в которой его уведомляют о разрыве сношений между Англией и Испанией, прислав, одновременно, объявление Англией войны и копию записки, поданной графом Фуэнтезом (Испанский посланник в Лондоне) графу Эгремонту (Charles Wyndham of Egremont, secretary of stats † 1763) и ответа на нее графа Эгремонта.

В воскресенье, в 10 час. утра, — саксонский резидент имел честь вручить, в собственные руки императора, свои верительные грамоты; он был введен в покои его величества не обер-церемониймейстером, как обыкновенно, а обер-камергером; ему было сказано также обер-камергером не обращаться к государю с речью. Проходя мимо, не останавливаясь и не говоря ни слова, император принял от него вышеназванные грамоты; таким образом на подобный прием нельзя смотреть, как на аудиенцию, в которой, впрочем, здешний двор отказывает резидентам.

Похороны покойной императрицы назначены на 5-е февраля старого стиля.

Из предосторожности, прилагаю копию, врученной мне г. Брокдорфом, ноты, о которой я говорил в своем донесении от 15-26 января.

Гакстгаузен.

Сообщ. Е. С. Шумигорский.

(пер. Н. А. Беловой)
Текст воспроизведен по изданию: Донесения датского посланника Гакстгаузена о царствовании Петра III и перевороте 1762 года // Русская старина, № 5. 1915

© текст - Шумигорский Е. С., Белова Н. А. 1915
© сетевая версия - Тhietmar. 2015

© OCR - Станкевич К. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русская старина. 1915