Из реляции С. Ф. Апраксина императрице Елизавете с объяснением причин, оправдывающих его действия в кампании 1757 года ⁷⁸

Вашего императорского величества высочайшей за собственноручным подписанием именной указ под № 136 чрез нарочно присланного кабинет-куриера Алексея Аристова я вчерась пополудни в 8-м часу с рабским моим благоговением получить удостоился, и видя в нем принесенное вашему императорскому величеству беспокойство, сколько единственным моим злощастием, столь еще больше производимое чужестранными министрами чрез вымышленные и неправедные разглашении, обращающие токмо к собственным пользам дворов своих, и нимало не уважая истинного соблюдения целости интересов вашего императорского величества, я инако не мог принять, как к горчайшему моему поражению, в котором и так будучи от дни принужденного и вашему императорскому величеству от меня уже всеподданнейше чрез майора Ступишина приложением изъясненного возвращения сюда с армиею, в такое состояние пришел, по которому имею справедливую причину пред вашим императорским величеством признаться, что знатно слабости тела и Духа моего с нынешним моим беспамятством, меня приводят в то пред вашим императорским величеством преступление, что я не нахожу уже себя в состоянии с достойною внятностию всеподданнейших [206] моих репортов приносить, хотя все мое возможное тщание и ревность употребляю, соблюдать в письмах своих тот же самой штиль, которым я прежде имел щастие вашему императорскому величеству во всю мне порученную кампанию до нынешнего моего состояния изъяснятца.

По тому моему бещастному состоянию я, собирая мои последние силы, но всю мою всеконечно непорочную пред вашим императорским величеством рабскую верность, имею сим на оной вашего императорского величества всемилостивейшей указ всеподданнейше доносить. Всеконечно, всемилостивейшая государыня, ни одна не токмо из артиллерии вашего императорского величества, но и из взятых на одержанной над неприятелем победе пушка, и никакие орудия ни загвозжена, ни в землю не зарыта и ни один больной, ниже раненой нигде по повелению моему не оставлены и не брошены, но со всеми величайшими по изнурению и большему упадку как под артиллериею почти всех, так и во всей армеи знатного числа лошадей все сюда довезено, а в доверенность того дерзаю представить, что взятая от неприятеля артиллерия, уже на находящиеся здесь галиоты будучи нагружена, ожидает только способного ветра к представлению ее пред монаршеское вашего величества усмотрение, а и те ж раненые, которые еще с тяжелыми ранами не выздоровели, отселя уже под ведением Санктпетербургского конного гранодерского полку подполковника Опочинина на подводах всего тысяча пятьдесят четыре человека, отправлены в Ригу, а и прочие в сей армеи находящиеся здесь больные имеют быть на сих днях туда же отправлены, для чего теперь употребляется неусыпное рачение к набранию под оных потребное число подвод и повозок. Что ж подлинно вся вашего императорского величества артиллерия без всякого из орудия урону сюда при армии привезена, о том при сем для лутчей достоверности подношу репорт от артиллерии генерала-порутчика Толстова, да и о том, что я непременно вашему императорскому величеству самую истину доносил о числе в баталию побитых и раненых и что всеконечно ни одного человека раненых или больных приказано от меня не было в оставляющих неприятелю местах оставлять, но подавались все способы оных с собою везти, всеподданнейше прошу хотя мимо меня не токмо от брегадных, но и от полковых командиров прямо репорты и ведомости собрать...

Упражнялся же в той моей рабской ревности, когда по недостатку фуража, под артиллериею вашего величества почти все три тысячи лошадей не только совсем стали, но и большая часть попадали, а и подо всею армиею оные тому ж подвержены стали и к тому наступившая никогда не ожидаемая в сентябре месяце непогодь всех людей в слабость привела, а больных весьма умножив, стала требовать под забрание как оных, так и с них ружья и аммуниции, большего числа повозок и лошадей, которых достаточно ниоткуда получить способу не было, ибо уже собранных с неприятельской земли более трех тысяч лошадей на место убылых при армии в повозки запряжены были, сверх же того в тех известно низких [207] местах, где армия вашего величества находилась, болотная дорога так растворилась, что исчисленного на приближение к провиантским магазинам время зачело становитца недостаточно, а оттого стал, недостаток в провианте являтца, к тому же хитрой неприятель при всех моих его ожиданиях на такое к себе приближение, чтоб возможно было, не подвергнув опасному от себя отдалению, весьма умножающегося больными и с них аммуниции обоза, к нему для баталии приступить, он показывал всеми образы, что от оной отбегает и ищет только, водя за собою армею вашего императорского величества при зачинающемся в ней недостатке и изнеможении наперед привести в совершенное истребление, а потом получить надежную над нею победу, или, отманя людей от обозов, в таком случае известною его, весьма исправною и гораздо превосходящею, регулярною кавалериею оной разбить и армию вашего величества и от того содержания, которым она, возя с собою несколько подкреплялась — совсем лишить. Но и при всех тех горестных моих приключениях, я, всемилостивейшая государыня, всеми удобвозможными силами старание употребить не оставил, чтоб потерянием вашего императорского величества и взятой от неприятеля артиллерии, так же больных и раненых, не подвергнуть себя тягчайшему пред вашим императорским величеством ответу, в чем паче всего вышней творец невидимой судьбами своими мне помог и оное все, как я выше уже доносил, с армиею возвратилося, а больных с ранеными более осьми тысяч человек сюда привезено...

Мне, всемилостивейшая государыня, при нынешних моих наигорестнейших поражениях, которые меня всеконечно совсем моих телесных и душевных сил так лишили, что я самую уже недостаточную память только сохраняю, но и поистине тягостнее всего того видеть, что вашему императорскому величеству как от моего злощастия, так еще более от министров посторонних дворов вымышленными напрасными разглашениями наноситца беспокойство, ко отвращению которого желал бы совершенно остаток жизни моей с радостию употребить.

Не имея ж к лутчему заочному себя... изъяснению более изнеможенных моих сил, повергаю единственно себя к стопам вашего императорского величества и дерзаю всеподданнейше просить повелеть мне свое оправдание персонально пред августейшим вашим императорским престолом принести, а до тех пор по единым вымышляющим разглашениям меня судить всемилостивейше не допустить, но прежде исследовать о моей истинно непорочной к вашему императорскому величеству рабской верности и ревности, в которой я непоколебимо умереть себя обязал.

Степан Апраксин.

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 1657 «А», лл. 737-740 и 743 об.-744. Подлинник.

Комментарии