ВИЛЛАРДО

КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ ЖИЗНИ ГРАФА ПЕТРА АНДРЕЕВИЧА ТОЛСТОГО

Сочинение французского консула Виллардо.

Покойный двоюродный дядя мой, граф Дмитрий Николаевич Толстой, будучи в Париже в 1837 году, приобрел литографированное факсимиле с записки под заглавием: “Abrege de la vie du c-t Tolstoy, redige a Moscou en 1729 par m-r Villardeau, consul de France”. Дядя хотел напечатать эту записку, но строгая цензура Николаевского времени почему-то не дозволила ей появиться в свете. Он подарил ее мне в 1883 году.

Граф М. Толстой.

Граф Толстой, очень известный в России в продолжение трех последних царствований под именем Петра Андреевича, происходил из мелкого Русского дворянства ¹. Одна барышня, по имени [21] Марфа Матвеевна Апраксина, сестра покойного адмирала Апраксина, каким-то чудом сделалась супругою царя Феодора, старшего из сыновей царя Алексея Михайловича. Петр Толстой, пользуясь покровительством этой царицы по родству с ней, поступил ко двору и, будучи еще очень молодым человеком, сделался камергером царя ². Смерть царя Феодора побудила его оставить двор и поступить в военную службу. Он сделался адъютантом генерала Милославского, одного из главных деятелей стрелецкого бунта против царя Петра I. Главою заговора была царевна София, желавшая устроить единодержавие единоутробного брата своего, царя Иоанна, хотя всем были известны его слабое здоровье и неспособность к правлению. Она имела намерение при помощи стрелецкого возстания сама завладеть делами. Толстой, будучи адъютантом Милославского, не мог избежать запутанных интриг своего генерала, который употреблял его для обольщения стрелецких голов и для раздачи им значительных сумм ³. Родственник его, Апраксин, бывший впоследствии генералом-адмиралом, принадлежал к противоположной партии, т.-е. к партии Петра I. Он успел перетянуть туда и Петра Андреевича. Отдалив его вполне от царевны Софии, Апраксин сумел так хорошо отрекомендовать его Петру I, что царь, хотя и не скоро доверился прежнему своему врагу, но держал его при своей особе. Толстой, как человек проницательный, легко заметил царское недоверие и стал проситься за границу. Будучи женат и имея детей, он поехал в Венецию и там занялся изучением Итальянского языка, на котором и стал превосходно объясняться ⁴. [22]

Между тем открылась война между Poccией и Оттоманской Портою. Толстой, возвратившись в отечество, предложил свои услуги молодому царю, который пожаловал его капитаном своей гвардии. В этом звании Толстой отличился при второй осаде Азова и завоевании этого важного города. Военное искусство не было тогда так развито в России, как оно развилось позднее. Толстой, имея большие виды на значительное возвышение и не видя возможности отличиться в военных делах, придумал перейти в министерство иностранных дел. Для достижения этой цели он старался ухаживать за графом Головиным и сумел угодить ему. Получив от Толстого в подарок две тысячи золотых червонцев, Головин представил его царю, как человека способного занять вакантное место посланника при Порте. Опыт доказал, что нельзя было сделать лучшего выбора. Толстой вел себя благоразумно и с большим умом в разных обстоятельствах своего трудного служения, как при заключении в Семибашенный замок, так и в блестящих переговорах, всегда ему удававшихся. Самое неприятное дело во время посольства его в Константинополе было у него с секретарем посольства. Всем известно, что деньги, раздаваемые в Диване, сильнее действуют, чем красноречие министра, которое без денег бесполезно. Толстой привез с собой 20.000 золотых червонцев для подкупа членов Дивана. Он, без сомнения, издержал на это часть суммы, но не всю. Секретарь посольства счел себя обязанным уведомить об этом царя, своего государя; но граф Головин, принимавший участие в делах Толстого, заставил последнего тотчас же возвратить деньги, назначенные для раздачи. После того Толстой вознамерился отравить секретаря, но не тайно, а предварительно предав суду, в присутствие членов посольства, под предлогом неверности и недозволенных сношений с великим визирем. Призван был священник для напутствия приговоренного к смерти, и яд дан был в Венгерском вине. В Константинополе Русским посланникам предоставляется обыкновенно право жизни и смерти над подчиненными. Секретарь мог действительно быть преступником, но царь по своей подозрительности не доверял справедливости тайной казни и не забывал поведения Толстого во время его молодости. Еще за несколько недель до своей кончины царь говорил близким к нему, что Петр Андреевич человек очень способный, но когда [23] имеешь с ним дело, то нужно держать камень в кармане, чтобы выбить ему зубы, если он захочет кусаться.

Первою заботою Толстого, по возвращении его из Царьграда, было желание приобрести расположение князя Меньшикова, пользовавшегося особенной царской милостью. Зная его корыстолюбие, он подарил ему 20.000 рублей и получил место в тайном совете, где и отличался особенною деятельностью как по внешним, так и по внутренним делам.

В это время царь предполагал перейти в Копенгаген с своими войсками и флотом, намереваясь напасть вместе с королем на Сканию, чтобы положить конец Шведской войне. Но исполнение этого проекта было отложено, потому что царица, желавшая сопровождать в этом походе мужа, не хотела оставить за собою царевича, рожденного от первой жены, чтобы, в случае смерти царя в ее отсутствие, он не завладел престолом. Царь был недоволен сыном и объявил ему, через собственноручное письмо, повеление поступить в какой-либо монастырь, предоставляя ему выбор монастыря. Спеша в Данию, царь хотел устроить это скорее и послал к царевичу князя Долгорукого (который после был фельдмаршалом), чтобы уговорить царевича к пострижению. “Послушайся отца и постригись”, говорил Долгорукий: “клобука не прибьют тебе гвоздем к голове, а когда придет время, он будет заменен венцом твоих предков”. Эти речи дошли до царя и чрез два года послужили предлогом к обвинению в оскорблении величества.

Но царевич стоял твердо в нежелании постричься. Царь, по невозможности откладывать далее отъезд, поручил князю Меньшикову кончить это дело и приставил к сыну людей, тайно подкупленных царицею, чтобы наблюдать за всеми словами и действиями царевича, а сам отправился в Копенгаген. Оттуда он прислал сыну очень ласковое письмо, приглашая его прибыть в Данию. Царевич, столько же искусный в притворстве, как и отец, принял это письмо с напускной радостью, зная о дурных намерениях своего отца. Теперь судьба предоставляла ему способ избегнуть притеснений. Он написал царю о своем немедленном отъезде; но по совету тетки своей, царевны Марии, и друга, Александра Кикина, он, проезжая чрез Лифляндию, изменил направление и, вместо Копенгагена, прибыл в Вену. Бегство царевича напугало царя с царицей и сделалось злобой дня того времени. Толстой, заметив это и [24] полагаясь на свое искусство, предложил взять на себя путешествие в Неаполь ⁵, где, по его мнению, укрывался царевич; он надеялся уговорить его возвратиться в Москву. Тогда (1717) царь был в Париже. Предложение Петра Андреевича ему понравилось. Возвратясь в Голландию, он отправил Толстого к бежавшему сыну, обещая ему прощение, если он добровольно возвратится в Poccию. Толстой отправился вместе с капитаном гвардии Румянцовым (генерал-лейтенантом, командующим ныне в Гиляне ⁶) и составил план для успешного выполнения данного ему поручения. Этот план состоял в действии на любовницу царевича, поехавшую с ним из Петербурга. Эту девку, родом Чухонку ⁷, довольно красивую, нерассудительную и честолюбивую, Толстой уверил самыми сильными клятвами (ему легко было давать их и еще легче не исполнять), что он выдаст ее замуж за своего младшего сына, с приданым в 1.000 дворов крестьян, если она уговорит царевича воротиться вместе с ним в отечество. Обманутая таким предложением и клятвами, она старалась и успела уговорить своего несчастного любовника, что он будет прощен отцом, если только возвратится в Poccию с Толстым.

По возвращении в Москву с несчастным царевичем Толстой завладел вполне его расположением и вскоре был назначен председателем следственной коммиссии для рассмотрения всех обстоятельств побега царевича, в чем вполне угодил царю, а еще более — царице. Царевич, найденный виновным, был перевезен в Петропавловскую крепость и предан суду ⁸. [25]

До сего времени Толстой не имел ничего, кроме, жалованья ⁹, но теперь разбогател чрез конфискацию имущества казненных и ссыльных. Сверх того царь пожаловал ему орден Св. Андрея и вскоре потом графское достоинство. Вместе с ним и некоторыми лицами царь придумал способы для передачи после себя престола своей супруге Екатерине и рожденным от нее детям, за исключением потомства умершего царевича. Он принял очень решительные меры: дозволено было каждому отцу семейства, не исключая и государя, назначать своим наследником произвольно избранную личность, устраняя своих детей и родственников. Этот закон послужил основанием для духовного завещания, посредством которого царь передал корону своей жене.

Около того же времени царица страстно влюбилась в своего камергера Монса, молодого человека весьма красивой наружности. Эта интрига велась очень тайно; но любовник вел себя так неосторожно, что царь решил казнить его смертию, под предлогом обнаруженного им лихоимства. Царский гнев распространился на всех участников этой интриги: родная сестра Монса, жена генерал-лейтенанта Балка, была сечена публично рукою палача у подножия эшафота, на котором брату ее отсекли голову. Царь (как многие уверяют) хотел казнить и царицу вместе с Монсом, но Толстой успел отговорить его. Сделанное завещание царь сжег в первую минуту гнева; но он не успел сделать никакого распоряжения о преемстве престола, скончавшись почти внезапно через шесть недель.

Это событие побудило многих благонамеренных людей составить значительную партию в пользу двух сирот царевича. К этой пapтии принадлежали фельдмаршал князь Репнин, князь Василий Лукич Долгорукий и старший брат генерал-адмирала Петра Матвеевича Апраксина. Но Толстой стал во главе другой партии, состоявшей из большинства гвардейских офицеров, и возбудил князя Меньшикова, как подполковника гвардии, воспользоваться своим значением в пользу царицы, уже успевшей завладеть царскою казною. Екатерина была возведена на престол, и по желанию Толстого было внесено в акт ее избрания, что ей предоставляется право назначить себе преемника. В этом смысле все присягнули.

Тогда Меньшиков и Толстой завладели всеми делами государственного управления в Poccии. Между тем граф Рабутин, [26] посланник Римского императора, имевший от своего двора поручение наблюдать интересы сирот царевича ¹⁰, заметил, что герцог Голштинский усиленно стремится от лица жены своей к наследству Екатерины; еслиб это сбылось, то уже невозможно было бы утвердить сирот в их правах. Этот хитрый Австриец думал, что единственное средство приблизить сирот к трону состояло в том, чтобы перессорить Меньшикова с Толстым. С своей стороны принц Голштинский имел безрассудство не поладить с Меньшиковым; а этот старался сблизиться с графом Рабутином, действовавшим на слабость Меньшикова, т.е. на безмерное его честолюбие. Рабутин уверил Меньшикова, что у него в руках прекрасный случай возвысить дочь свою на престол, сделать ее женою молодого великого князя, и обещал ему от Венского двора всякую помощь и значительные суммы денег для начатия дела. Князь Меньшиков, ухватился обеими руками за проект Рабутина, тем более, что царице понравилась красивая наружность жениха дочери Меньшикова, князя Сапеги; царица овладела им под предлогом женить его на графине Скавронской ¹¹ родной своей племяннице. Этот поступок царицы как будто бы давал Меньшикову право просить для своей дочери другой приличной партии, и он осмелился предложить императрице, чтобы она устроила брак его дочери с великим князем.

Царица, занятая исключительно своей новой страстью к Сапеге, охотно согласилась на брак царевича с дочерью Меньшикова, и это было громовым ударом для герцога Голштинского, для супруги его и для Толстого. Герцог и герцогиня не осмелились возражать; но Толстой в горячности, не смотря на глубокую свою старость, пошел к царице и, выяснив ей смело и благородно тот вред, который она делает себе и своим детям, он окончил следующими словами: “Государыня! Я вижу топор, поднятый над головами ваших дочерей и над моею; дай Бог, чтобы их головы уцелели; а что касается меня, то я уже кончил свое поприще. Мне за 80 лет, и будущая судьба моя для меня безразлична”. Видя, что царица не решается отменить обещание, данное Меньшикову, Толстой соединился с герцогом Голштинским, генералом Бутурлиным ¹² и со многими гвардейскими офицерами и сенаторами; они вознамерились [27] возвести герцогиню Голштинскую на престол, в самую минуту смерти ее матери. Царица была больна непонятною болезнию, и ожидали ее кончины. Предполагалось отправить молодого великого князя Петра в Киль под предлогом учения, но в действительности для того, чтобы скрыть его от народа, к нему привязанного, и чтобы иметь его в своем распоряжении на всякий случай. Проект этот мог бы исполниться, еслиб герцог Голштинский был так же решителен, как его супруга, и еслиб он не имел министром г-на Бассевича. Во все время болезни царицы Меньшиков не выходил из ея комнаты вместе с назначенным к ней своим доктором Итальянцем. Предполагали, что этот человек и князь Меньшиков одни только знали болезнь царицы, причину которой она сама им открыла. Оба они подозревались в ускорении ее смерти. Все приказания дворцовым и гвардейским офицерам передавались чрез князя Меньшикова, и никто не был допускаем к ней без его дозволения. В последние дни ее жизни Меньшиков будто бы по указу царицы, арестовал графа Девьера, капитана Преображенского полка, одного из главных членов партии Толстого. По тому же указу был арестован другой капитан гвардии — Писарев, совершенно преданный герцогу Голштинскому. В самый день ареста этих двух офицеров Меньшиков подверг их пытке при себе; под пыткою они признались в своем заговоре. Затем были арестованы Бутурлин, несколько преданных ему офицеров и, наконец, сам Толстой. С ясным видом и благородною откровенностью он признался, что считал себя и свое семейство в опасном положении при возможности царствования Петра II и поэтому составил парию для возведения на престол старшей дочери Петра I, своего великого благодетеля. “Если вы думаете, сказал он, что я поступил дурно, то вот моя голова; отрубите ее и распоряжайтесь моим имуществом, как хотите”. На следующий день царица умерла. Толстой был перевезен в Петербургскую крепость, добровольно исповедался и выслушал смертный приговор, который был заменен вечною ссылкою с лишением прав состояния и конфискацией имений. Не теряя времени, его с сыном послали…

Господин Виллардо оставил свою записку неоконченною. Считаю себя обязанным рассказать о последних днях графа Петра Андреевича и графа Ивана Петровича. Граф Петр Андреевич и сын его тайный советник, граф Иван Петрович ¹³ были сосланы, без [28] телесного наказания, в Соловецкий монастырь, куда прибыли 1727 года Июня 18, и заключены в тюрьму, но не подземную, а находящуюся внутри монастыря, по правую сторону св. ворот. Сначала им воспрещено было всякое общение с кем бы то ни было; но позднее, по отъезде сопровождавшего их конвоя, они содержались свободнее. Графиня Соломонида Ивановна, урожденная княжна Троекурова, по свидетельству семейного предания, свободно жила с детьми в монастырской гостиннице. Муж ее, граф Иван Петрович, умер в конце 1728 года и погребен на монастырском кладбище у церкви пр. Онуфрия. Отец же его скончался в 1729 году. По уважению к прежнему высокому сану мужественного старца, братия Соловецкая не смела отнести тело его на общее кладбище, а вошла с представлением чрез Архангельскую канцелярию в Преображенский Приказ о месте его погребения. Оттуда получено предписание предать земле обоих в ограде монастыря. Отец с сыном погребены были на самом видном месте пред Преображенским собором, близ могилы известного келаря Сергиевой Лавры Авраамия Палицына. Они покоются под большою каменною плитою, с высеченною надписью, теперь почти стертою; на ней можно только разобрать слова: “Граф Петр...”. Имущество покойных, очень скудное, исчисленное в той же записке преосвященного Макария, досталось Соловецкому монастырю.

Граф М. Толстой.

Напечатанная здесь записка Виллардо была известна покойному Н. А. Попову, как видно по статье его: “Из жизни П. А. Толстого” (“Русский Вестник” 1860 года). П. Б.

Комментарии

1. Толстые не были мелкопоместными. Отец графа Петра Андреевича, дед и прадеды его, владели большим селом Шельбовым в Суздальском уезде, (ныне — Юрьевском), которое пожаловано было степенному тысяцкому Ивану Никифоровичу Толстому, переселенному из Новгорода после Новгородского погрома, учиненного царем Иоанном Грозным. Сын Ивана Никифоровича, стольник Василий Иванович, жил и умер в одной из деревень Шельбовского поместья и погребен в Спасо-Ефимьевском монастыре. Сын Василия Ивановича, Андрей Васильевич, оставил после себя двух сыновей: Ивана и Петра Андреевичей (от первого происходят Толстые без титула, от второго графы Толстые). По порядку наследства село Шельбово, уже без принадлежавших к нему деревень, досталось деду моему, графу Степану Федоровичу, а по кончине его перешло к его сыну, графу Андрею Степановичу. Теперь оно принадлежит внуку сего последнего, сыну известного министра внутренних дел, графу Глебу Дмитриевичу Толстому. — Другое имение, принадлежавшее также графу Петру Андреевичу, село Знаменское (в Данковском уезде Рязанской губ.) перешло, по наследству, к внуку его, графу Федору Ивановичу; а после него к сыну его, графу Николаю Федоровичу, старшему бpaту моего деда. Он построил там великолепную церковь Знамения по плану Растрелли. А сын его, тайный советник, граф Дмитрий Николаевич Толстой-Знаменский учредил в оном майорат, принадлежащий теперь графу Сергию Дмитриевичу Толстому-Знаменскому. Гр. М. Т.

Д. Н. Бантыш-Каменский в Словаре достопамятных людей (изд. 1847) пишет, что отец графа Петра Андреевича, Андрей Васильевич, был при царе Алексее Михаиловиче Черниговским окольничьим и воеводою; а предок Толстых, Индрис, выехал в Чернигов в 1353 году с двумя сыновьями и тремя тысячами служителей, но откуда именно, не означено. Предание сказывает, что из Немцев и что фамильное имя Толстой есть перевод Немецкого dick. Так, между прочим, говорил император Николай Павлович одному из графов Толстых. П. Б.

2. Вероятно, ближним стольником. Гр. М. Т.

У Бантыша-Каменского сказано, что Толстой сначала служил стольником у царицы Натальи Кириловны, потом в том же звании у царя Федора Алесеевича, а по кончине его комнатным стольником у царя Ивана Алексеевича. При Петре он определился прапорщиком в Семеновский полк, откуда уже в капитанском чине перешел в Преображенский. П. Б.

3. Этого обстоятельства царь Петр I никогда не забывал. В конце своей жизни, гладя по голове своего любимца Петра Андреевича, он приговаривал: "Голова, голова!... Отрубить бы тебя надобно, да жаль: ума в тебе много".

4. Итальянский язык еще долго после был языком дипломатов. Даже при заключении Кучук-Кайнарджиского мира протоколы совещаний ведены были по-итальянски графом С.Р. Воронцовым, служившим при графе П.А. Румянцове. П. Б.

5. Петр послал Толстого отыскивать царевича Алексея в Италии, именно потому, что Толстой долго жил в тех местах во время своего путешествия в 1697— 1698 годах, которое им и описано (см. "Русский Архив" 1888, кн. I и II). В Неаполе были у него связи. Предание уверяет, что пребывание царевича в Неаполитанском нагорном замке Сент-Эльмо обнаружилось случайно. Призванный к Толстому или Румянцеву брадобрей, плохо исполнив свою должность и услышав за то крепкое Русское словцо, рассмеялся, и когда его стали спрашивать, чему он смеется, он указал пальцом на замок, где ему тоже случалось стричь или брить и где его угощали тем же словцом. П. Б.

6. Александр Иванович, отец графа Задунайского. Гр. М. Т.

7. Однако Ефросинья была грамотная, как видно из ее письма, снимок с которого приложен Устряловым к VI-му тому "Истории царствования Петра Великого", Екатерина же писать, кажется, не умела. П. Б.

8. Царевич скончался 26 Июня 1718 г. в 7 час пополудни. Последний раз он был пытан в тот же день утром. ("История царствования Петра Великого" Устрялова, т. VI, стр. 294).

9. Это неправда: выше было сказано, что он владел наследственными вотчинами, Знаменским и Шельбовым с деревнями. Гр. М. Т.

10. Императрица Австрийская была им родною теткою. П. Б.

11. Анне Карловне впоследствии графине Воронцовой. П. Б.

12. Иван Иванович, позднее граф. Гр. М. Т.

13. Преосв. Макарий, епископ Архангельский, в записке своей (помещенной в "Чт. Общ. Истор. Древностей" 1880 г., кн. III, стр. 35) называет графа Ивана Петровича "юношею"; но ему было около 50 лет, и он был уже отцом многочисленного семейства. Гр. М. Т.