О ВРЕМЕНИ УЧРЕЖДЕНИЯ ПРЕОБРАЖЕНСКОГО И СЕМЕНОВСКОГО ПОЛКОВ

(Посвящается памяти Николая Васильевича Калачова)

Появление статьи г. П. П-ва — “Двухсотлетие сформирования гвардейских полков. 1687-1887 гг.” (“Исторический Вестник”, т. XXVIII, 1887 г., стр. 240-242) указало на печальный факт, свидетельствующий, что господа пишущие о предметах, состоящих в связи с событием, совершившемся в Москве и в селе Преображенском в ночь с 7-го на 8-е августа 1689 года, не заглядывают в вышедший в 1884 году 1-й том издания Археографической комиссии — “Розыскные дела о Федоре Шакловитом и его сообщниках”, — и, через это, основывают свои выводы не на письменных документах, современных событиям, а на сказаниях более или менее ошибочных, составленных прежними писателями по преданиям и рассказам. Доказательством этому служить упомянутая статья г. П. П-ва, в которой автор, опровергая, на основании известных уже источников, что ни в 1682-м ни в 1683-м годах не было учреждения гвардейских полков, повторил сказанное Н. Г. Устряловым в 1858 году, “что решительное сформирование Преображенского полка началось Великим постом 1687 года (История царствования Петра Великого, т. II, 1858 г.. стр. 330). Но если бы г. П. [143] П-в ознакомился с содержанием I тома — “Розыскных дел о Федоре Шакловитом и его сообщниках”, то убедился бы, что и в 1689 году не то что о начале сформирования гвардейских полков, но и о потешных солдатах не было речи. Говорилось же и писалось только о потешных конюхах, послуживших, помимо воли и намерения их, к роковому событию в ночь с 7-го на 8-е августа 1689 года, прекратившему государственную и политическую деятельность царевны Софии Алексеевны.

Подтверждение сказанного имеется в расспросе окольничему Федору Шакловитову, от 7-го сентября 1689 года, где, между прочим, вмещено: “В прошлом во 195-м (1687) году, в Великий пост объявилось письмо на Лубянке; принес то письмо к нему (Шакловитову, как к начальнику стрелецкого приказа) пятисотный Ларион Елизарьев, на полустолбце; а в том письме написано, чтоб всяких чинов люди, народом собрався, шли к Казанской Богородице, и учинили б по тому письму. И к церкви де Казанские Богородицы, для того письма, посылал он его, Ларина, и он, Ларион, выняв из-за иконы то письмо, принес к нему. А то письмо было в тетратех, на 4-х листах, писано полууставом. А в нем писано про великую государыню благоверную царевну и великую княжну Софию Алексеевну многие непристойные слова, от чего было ее государскому здоровью всякого дурна. — Да в том же письме написано было побить бояр многих, к которым она великая государыня милостива. — А в то же время у великого государя царя и великого князя Петра Алексеевича, всея Великие и Малые и Белые России самодержца, учали прибирать потешных конюхов, и от того учало быть опасение. — И изволила великая государыня приказывать ему, Федке, чтоб для того опасения стрельцы, которых полков пристойно, были к великому государю царю и великому князю Иоанну Алексеевичю и ей великой государыне радетельны и верны. И он, призвав пятисотных, Стремянного, Ефимьева, Жукова (полков), говорил, чтоб они в том им, государем, послужили: есть ли откуды какая будет замешанина, и они б, в то время, того не допустили и их, государей, оберегли. И они в том обещались. — И после того прихаживали к нему по многие времена и говаривали, что их потешные конюхи везде изобижают и побивают, и если де не управитца, — и от них де будет всем худо, — и им говаривали: “и вас де станут за ноги таскать”. — И он де в том им отговаривал и до того их не допустил”.

За тем Федор Шакловитов показал далее: “А в прошлом де во 197-м (1689) году, августа в 7-м числе, был он, Федька, болен и по него де были с Верху (из дворца) присылки чтоб быть, как ни есть, в верх для нужного дела. — И он, Федька, выбрел в Верха, насилу. — И великая де государыня [144] царевна изволила говорить, что она, государыня, обещалась того — идти в Донской монастырь пешим ходом, чтоб для того походу изготовить пеших стрельцов поболши для того, что перед тем временем, недели за две, изволила великая государыня ходить в Новодевич монастырь пешим походом, и в то время на Девиче Поле, перед нею государынею, неподалеку, наведомо какие люди зарезали до смерти отставного конюха, — и чтоб для того вышеописанного походу у тех стрельцов, для опасения, было ружье. — И он для того походу стрельцов человек со сто велел нарядить. — И после того, спустя с час, государыня царевна изволила ему Федьке говорить, что объявилось у них, государей, в Верху письмо; а в том письме написано, что потешные конюхи, собрався в селе Преображенском, хотели приходить августа против седьмого числа на их государской дом в ночи, и их, государей, побить всех; а против де восьмого числа будут для того кончая, — и чтоб она государыня брата своего государева, великого государя царя и великого князя Иоанна Алексеевича, и свое государское и сестер своих государских здоровья опасла. — И изволила государыня царевна, для того опасения, собрать в город стрельцов ста три или болши, — чем бы тот приход возбранить, и для того ж опасения по Кремлю все ворота в тое ночь запереть и впредь запирать” (Розыскные дела о Ф. Шакловитом и его сообщниках, т. I, столбцы: 165-168).

Об этом сборе написал и пятисотный Нифонт Чулошников в письме, от 31-го августа 1689 года: “И Федка Шакловитой, призвав того полку пятисотного, его Нифонта Чюлошникова, чтоб велел быть стрельцом с ружьем готовым у задних ворот. А сказал: сего де числа будут потешные в Кремль и хотят де какие-нибудь учинить пакости” (Там же, столбцы: 48-49).

О потешных же конюхах сказано в расспросе полковника Семена Резанова, от 1-го сентября 1689 года: “А собраны де те стрельцы в то время для того походу Донского монастыря: шатаютца де потешные конюхи, и чтоб де чего не учинили над великой государыней благоверной царевной” (Там же, столбец 61).

Для полноты сделанных выписок и для освещения происходившего в ночь на 8-е августа в Кремле, из опасения прихода из Преображенского потешных конюхов, необходимо поместить все, относящееся к этому, из допроса стрелецкому приставу Ефимьева полка Обросиму Петрову и из расспроса окольничему Василию Савичу Нарбекову.

Схваченный своими однополчанами, Петров был привезен ими из Москвы в Троицко-Сергиевский монастырь, где в [145] допросе, ему данном 6-го сентября, показал: “В прошлом де в 197-м (1689) году, августа против 8-го числа, на первом часу ночи, Федька Шакловитой призывал его да Ондрюшку Кондратьева к церкви Риз-Положения, что у великих государей на Сенех, и говорил им, чтоб повестили в слободах, и собрать бы людей из их полку 100 человек, а Семенова полку Резанова 100-ж человек, да Стремянного 100-ж человек, Дмитреева полку Жукова 100-ж человек. — А приказал де тех людей собрать им с ружьем для того: великий де государь царь и великий князь Петр Алексеевич, всея Великие и Малые и Белые России самодержец, изволит быть к Москве; а с ним де государем будут потешные конюхи; а хочет де великого государя царя и великого князя Иоанна Алексеевича, всея Великие и Малые и Белые России самодержца, и великую государыню благоверную царевну и великую княжну Софию Алексеевну известь. — И по тому де его Федкину приказу они для того собраны и поставлены: Стремянного, Ефимьева, Жукова полку на Лыкове дворе (в Кремле, у Никольских ворот), а Резанова на Житном дворе (там же, у Боровицких ворот). И того ж де числа, тое ж ночи, изволила великая государыня благоверная царевна ходить к Казанской Богородице (за Никольскими кремлевскими воротами, в Китай-городе), а стрельцы де за нею, тех же полков, были с бердыши. — И как де изволила от Казанской Богородицы идти в Кремль, изволила им жаловаться: “есть ли бы де она не опаслась, и как бы де приехали из Преображенского, всех бы де передавили”. — И за тот их сбор околничей Василей Савичь Нарбеков сказал им: “великая государыня жалует вас всех по рублю человеку” (Там же, столбцы: 111-113).

Спрошенный по сему окольничий Нарбеков показал: “Августа де против 8-го числа 197-го (1689) году, в ночи, великая государыня благоверная царевна и великая княжна София Алексеевна изволила ходить в Соборную церковь, а из Соборной Церкви ходила к церкви Казанской Богородицы. А он де в то время ночевал дома, и указу де ему о выходе не было. А как де великая государыня тое ночи изволила идти с Верху и к нему де прибежал комнатной сторож Гришка с той ведомостью, что великая государыня изволила идти к Казанской Богородице; а послан ли он, сторож, к нему, — того он не ведает. А и прежде сего к нему с такими ведомостями, о выходах великой государыни, сторожи с ведомостью к нему прихаживали. — И как де он, Василей, по той ведомости, того августа против 8-го числа, в ночи, поехал в город, и Боровицкие де ворота были притворены, а не заперты; а караульной стрелец сказал, что в [146] город пускать не велено, — а его де Василья в то время пропустили. А стрельцов де он на Житном дворе никого не видал. И он де в Николаевские ворота поехал к церкви Казанской Богородицы. А на Лыкове де дворе стрельцов видел он, Василей, немногих — человек с десяток, — стоят у Николаевских ворот и у Лыкова двора. А как де приехал к церкви Казанской Богородицы, и великая де государыня благоверная царевна изволила стоять на паперти, где Апостолская проповедь, и перед тем образом поют молебен и говорят акафист, — восьмой или девятой икос. А на крыльце перед церковью стоял Федка Шакловитой.

А около церкви стояло стрельцов разных полков немалое число. — И по приходе де его, Васильеве, с полчаса, великая государыня изволила Федку Шакловитова послать домой — “не может де”. — И он де того часа и поехал, — а куда ездил, того он не ведает, потому что назад он, Федка, не бывал. А ему де Василью она великая государыня указала спросить: много ль человек стрельцов у церкви? — И он де Василей выходил и спрашивал. И они де, стрельцы, меж себя смекались, и сказали ему Василью, что де их розных полков 260 человек. И великая де государыня указала им дать денег по рублю. И он де приказал истопнику Оске деньги им раздать. И они де деньги, взяв у него Оски, меж себя рассчитали. А капитану де, которой с ними был, дано 3 рубля” (Там же, столбцы: 991-993).

Ознакомившись, из приведенных выписок, с тем, что со стороны царевны Софии Алексеевны, в ночь на 8-е августа, не было никакого умысла на жизнь, проживающего в селе Преображенском царя Петра Алексеевича, — напротив, она сама ожидала во всю эту ночь нападения на Кремль преображенских потешных конюхов, для чего приняла оборонительные меры и провела эту ночь в молитве, — обратимся к тому, что произошло в эту же ночь в селе Преображенском.

Там все спало безмятежно и спокойно, под охраной стрелецкого Лаврентья Сухорева полка, вставшего на караул в Преображенском с начала августа.

Но вдруг, посреди этой спокойной ночи, караульные стрельцы заслышали топот скачущих лошадей, несшийся по дороге к селу из Москвы, и, вслед за этим, пред воротами царских хором явились двое прискакавших стрельцов, Стремянного Ивана Цыклера полка, пятидесятник Дмитрий Мельнов и десятник Яков Ладогин, потребовавшие безотлагательного доклада об них царю, — которому и известили: “Сей де ночи, в 3-м часу, от великого государя из Преображенского приехал к Кремлю спальник, а сказался у Никольских ворот, на карауле, Федор [147] Плешеев; и караульщики, которые в то время, для крепости, сверх караульщиков приставлены, пропустили его в ворота; и в воротах его, спальника, того же полку Стремянного, стрелец пятидесятник Микитка Гладкой с товарыщи с лошади стащили и учали бить, и кричали: “те де и надобны”. А люди его, спалниковы, ушли к Троицким воротам. И у двора боярина князя Якова Никитича Одоевского взяли человека его и засадили на Лыковом дворе за караул; да дву человек потешных конюхов, с тем же человеком, взяли и посадили за караулом на Лыков же двор. А его, спалника, повели в Верх к Федору Шакловитому; и, помешкав с полчаса, или меньши, привели его к Николским воротам Романова полку Ефимьева стрелец Ивашко Боровков с товарыщи, а сказали, что его Федор Шакловитой велел отпустить, а человека его Ивашку и дву потешных велел держать за караулом у Никольских ворот. И того ж де часа у Никольских ворот Микитка Гладкой говорил: у спаского набату веревка к языку привязана. И велел он, Микитка, слушать набату; а как де ударят в набат идти в Кремль, — а для чего? — того не сказал. — Да он, Микитка, пришед на Лубянку, тое ж ночи и того ж часу, кричал караульным стрельцом, которые стоят на съезжей избе, и велел кликать 300 человек с ружьем к съезжей избе, и велел слушать набату ж. — И они де, увидав такой их сбор, побежали к нему, великому государю, в поход в село Преображенское” (Там же, столбцы: 1-4).

Извет этот до того перепугал 17-тилетнего царя Петра Алексеевича, что он, поддавшись паническому страху, как был в постели, в одной сорочке и босой, выбежал из спальни на двор и, схватив в конюшне лошадь своего дяди, боярина Льва Кирилловича Нарышкина, ускакал в село Алексеевское. За ним туда же ускакали: постельничий Гаврило Головкин, карлик и изветчики-стрельцы. Об этом тотчас же дали знать, чрез нарочно посланного стольника, Льву Кирилловичу, ночевавшему у себя на дворе, — и Нарышкин вместе с стольником ускакали в село же Алексеевское (Там же, столбцы: 487-488). Между тем, по приказу ли, или по личному распоряжению полковника Сухорева, вверенный ему стрелецкий полк снялся с караула в селе Преображенском и выступил в поход к тому же селу Алексеевскому. При этом Сухорев приказал сотенному Чичерову и стрельцу Кузьмину скакать в Москву к полковой съезжей избе, и выслать оттуда, также в Поход к селу Алексеевскому, отпускных стрельцов своего полка и извозчиков с полковым обозом (Там же, столбец 480-481). [148]

И к утру 8-го августа село Преображенское опустело, — о чем посланные ночью, от церкви Казанския Богородицы, за Красное село к селу Преображенскому, для наблюдений: “тут ли де государь и будет ли к Москве?” стрельцы Стремянного полка, Федор Турка, Михайло Капранов и Иван Троицкий, следившие — первый под рощей, второй под Красным селом, а последний на плотине этого села, — донесли Шакловитому, за полчаса до света: “что де благочестивейшего государя из Преображенского согнали: ушел он, государь, бос, только в одной сорочке; а куды? того не ведомо”. Озадаченный такою неожиданностью, Пиакловитой не нашелся сказать ничего более, как: “Видно ему, взбесясь, бегать”. Затем примолвил: “Куда хочет — хоть за море!” Спустя после этого с час, явился к Шакловитому пристав стрелецкого Остафьева полка и донес: “Великий государь изволил идти в село Тонинское”.

Покуда Шакловитой, а с ним и царевна София Алексеевна, оставались при этих сведениях, в самой Москве, по словам шедших рано утром, по Сретенской улице, людей с грибами и двоих, проехавших по той же улице, конных Стремянного полка стрельцов, стало известно, “что великий государь изволил пойтить в Троицкой-Сергиев монастырь, и идет гораздо скоро”.

Между тем, посланные Лаврентьем Сухоревым стрельцы, Чичеров и Кузьмин, прискакали из Преображенского в Москву, часа за три до света, и затем Чичеров подъехал прямо к съезжей избе своего полка “и велел спусковых стрельцов и извозчиков высылать поскорее, и у которых ружье оставлено в Преображенском, те б шли в Преображенское, а у которых ружье дома, те б, взяв ружье, шли в село Алексеевское”. Кузьмин же подъехал к избе отпускного стрелецкого Сухорева полка десятника Осипа Орши и приказал ему “послать караульщиков кликать к съезжей избе того ж полку стрельцов, которые в отпуску, да извозчиков, чтоб были в поход в село Алексеевское”.

Суматоху эту видел и слышал приемыш, находящегося также в отпуску, пятидесятника Сухорева полка, Алексея Севастьянова, Степка Алексеев, который, наслушавшись возродившихся сплетен, “что будто великий государь из села Преображенского к Москве приходил, и его, великого государя, будто на Москве хотели удушить, и будто для того по Кремлю ворота были заперты, чтоб его, великого государя, не упустить, и будто великий государь, того испужався, с Москвы ушел в Троицкой-Сергиев монастырь бегом, и будто в Москве будет в четверток или, кончае, в пятницу бунт”, — побежал в Китай-город к бабушке своей, Мавре, торговавшей в Жемчужном ряду на висельках, рядом с другою торговкою, женою мовного сторожа, [149] Авдотьей Парфентьевой, и при погребщике Ермиле Сидорове, “учал посылать, чтоб они шли домой поскорее и пожитки убрали, а товар с виселок взяли бы с собою”, и наказывал Авдотье и погребщику, “чтоб они завтра в город не ходили, — что будет худо” (Там же, столбцы: 479-484).

Затем пошел по Москве слух: “что великий государь из Троицкого-Сергиева монастыря изволил идти в Ярославль; да в Троицкой же монастырь с Москвы едут бояре и боярыни с сундуками” (Там же, столбцы: 485-486).

Явились на дворе деда государева, боярина Кирилла Полуэктовича Нарышкина, вести: “В село де Преображенское к великому государю Петру Алексеевичю прибегал с Москвы Стремянного полку стрелец, и ему, великому государю, извещал, что с Москвы идут из всех полков стрельцы с ружьем; а хотят так же учинить, что над царевичем Дмитреем Ивановичем”. Затем, на том же дворе пошли между боярскими людьми такие толки: “Дай де только нашей братьи боярским людям собраться, будут де они и сами стрельцов за ноги волочить. Боярин де и оберегатель князь Василей Васильевич Голицын был под Крымом и ничего не сделал, только де наполнил свои руки, а их братьи, боярских людей, тысячу другую потерял. Да чаят де ему да окольничему Федору Леонтьевичу Шакловитому головы отсекут. — Великий де государь Петр Алексеевич к Москве не будет, хотя и зовут; а поедет в Великий Новгород, и там де ему будет царство” (Там же, столбцы: 487-490), т. е., что, в случае неудачного исхода в борьбе с царевной Софьей Алексеевной, Русское царство будет разделено на-двое, и в первом, Московскому останутся царь Иоанн Алексеевич и царевна София Алексеевна, а в последнем, Новгородскому воцарится царь Петр Алексеевич.

Вот точное описание события, происшедшего от извета стрельцов Мельнова и Ладогина, в селе Преображенском и в Москве, написанное по данным, взятым с буквальною точностью из подлинных “Розыскных дел о Федоре Шакловитом и его сообщниках”, производившихся в Розрядном шатре, раскинутом в Троицко-Сергиевском монастыре, приверженцами царя Петра Алексеевича, первоначально кравчим князем Борисом Алексеевичем Голицыным, а затем, с 9-го сентября, боярином Тихоном Никитичем Стрешневым, “безо всякой, как говорилось тогда, поноровки” к приверженцам царевны Софии Алексеевны.

Теперь можно спросить: где же были в роковую, на 8-е августа, ночь два, созданные царем Петром Алексеевичем, полка, [150] Преображенский и Семеновский, или же те потешные солдаты, которые, “с своим царем во главе, трудились до пота лица” еще весною 1687 года, и с которыми, по цветистому сказанию М. П. Погодина: “Лишь установилась погода, как и начались маневры, экзерциции, сражения, осады и приступы?” (“Семнадцать первых лет в жизни императора Петра Великого”, страница 121) и почему царь Петр Алексеевич, вместо того, чтоб ускакать одиноко из Преображенского, не приказал своим потешным полкам встать под ружье, вместе с тысячным стрелецким полком Сухорева, и грудью дать отпор тем четыремстам стрельцов, скликнутых в Кремль, если б последние, вслед за набатом в Москве, подошли бы к Преображенскому?

Вопросы эти разрешаются, благодаря “Розыскным делам”, просто тем, что ни Преображенского, ни Семеновского полков, ни потешных солдат, в то время не существовало, а на своевольную и безначальную вольницу потешных конюхов рассчитывать было нечего, — потому и пришлось искать спасения в поспешном бегстве.

На то же несуществование упоминаемых полков указывают и последующие события, совершившиеся в Троицко-Сергиевском монастыре, по прибытии туда, 8-го августа, царя Петра Алексеевича. Ход этих событий, по “Розыскным делам”, следующий: Как только подошел в монастырь стрелецкий Сухорева полк и прибыли: царицы, Наталья Кирилловна и Евдокия Федоровна, с царевной Натальей Алексеевной, бояре, во главе с кравчим князь Борисом Алексеевичем Голицыным, думные дьяки Никита Зотов и Автоном Иванов с дьяками и подьячими Мастерской палаты, стольники комнатные и часть стольников и стряпчих летних походных (Розыскные дела о Ф. Шакловитом и его сообщниках, т. I, столбцы: 427-429), то 14-го августа состоялся именной царя Петра Алексеевича указ, о посылке грамот, — первой, в Государственный Посольский приказ, на имя “Царственные большие печати и государственных великих посольских дел сберегателя, ближнего боярина и наместника новгородского князя Василия Васильевича и боярина же князя Алексея Васильевича Голицыных с товарыщи”, — заведывающих выборными солдатскими полками, Ивана Захарова и Петра Гордона, — и второй, в Стрелецкий приказ, на имя “околничего Федора Леонтьевича Шакловитого с товарыщи”, — заведывающих всеми 20-ю московскими стрелецкими полками, — чтоб полковники солдатских полков со всеми сержантами и капралами, при 10-ти рядовых солдат от полка, и полковники ж стрелецких [151] полков совсеми пятисотными, пятидесятниками и десятниками, так же при 10 рядовых стрельцах от полка, явились из Москвы в Троицкой-Сергиев монастырь к 18-му числу августа (Там же, столбцы: 281-282). Но так как “и августа по 25-е число с Москвы, к великому государю в Троицкой-Сергиев монастырь, против грамот, стольники и полковники и их полков стрельцы никто не бывал”, то 27-го августа состоялся другой именной указ, о немедленном прибытии в монастырь и не одним уже представителям от солдатских и стрелецких полков, но и гостям, торговцам гостиной и суконной сотен, по 6 человек от сотен, старостам и сотским дворцовых слобод и черных сотен всем, при 10-ти тяглецах от слободы. При этом в новом указе было присовокуплено: “А в своих великого государя грамотах указал написать: как они — стольники и полковники, и гости, и гостиные и суконные сотен торговые люди, и солдаты, и стрельцы и посадские люди в Троицкой-Сергиев монастырь будут, и о деле его, великого государя, — от чего он великий государь из села Преображенского ночным, скорым и безвременным походом пошли, и в каком страховании и ныне в Троицком-Сергиеве монастыре пребывает, о том о всем объявлено будет им подлинно, и чтоб они были безо всякого мотчания и отложки, не дожидаясь о том к себе иного его, великого государя, указу. — А буде стольники ж полковники, по сему ж великого государя указу, в Троицкой-Сергиев монастырь не будут, и им за то от великого государя быть в смертной казни” (Там же, столбцы: 289-292).

Но так как, не взирая и на откровенное сознание в страховании, в коем пребывают в монастыре, и на угрозу, в случае неповиновения, смертной казнью, прибывающих из Москвы оказывалось не много, то 31-го августа была послана из монастыря в Москву грамота ко всем служилым иноземцам, на имя: генералов, полковников, подполковников, майоров, ротмистров, поручиков и прапорщиков, явиться в монастырь со всей службой (Там же, столбцы: 303-306).

Тут напрашивается новый вопрос: почему же царь Петр Алексеевич, находясь “в страховании” и в монастырских стенах и имея при себе только стрелецкий Сухорева полк, тогда как в Москве у царевны Софии Алексеевны состояло: остальные 19 стрелецких полков, 2 солдатских, Ивана Захарова и Петра Гордона, полка и служилые иноземцы, — не сделал никакого распоряжения по передвижению в монастырь Преображенского и Семеновского полков? — На вопрос этот горячие поклонники [152] стародавних сказаний ответят: “Да по тому-де, что полки Преображенский и Семеновский пришли вместе с своим царем в монастырь и оставались там безотлучно, на что-де и указывает: 1-ое, что “Преображенские солдаты были назначаемы для содержания караула у монастырских ворот”, и 2-ое, что “пушки, мортиры и порох перевозил в Троицкий монастырь, тайно от Вас. Вас. Голицына, капрал Преображенского полка Лука Хабаров” (“История лейб-гвардии Преображенского полка”, 1883 г., т. I стр. 39-40). Но, отвечая так, поклонники стародавних сказаний просмотрели сказанное по сему предмету в 1858-м году Н. Г. Устряловым: “Начало потешных и постепенное образование их объяснить трудно, по недостатку современных материалов. Все, что писали позднейшие историки, Крекшин, за ним Голиков, Бергман, Полевой и другие, заслуживает мало вероятия, по множеству явных несообразностей и выдумок” (“История царствования Петра Великого”, 1858 г.” т. II, стр. 327). По этому сказанное г. Чичериным в “Истории лейб-гвардии Преображенского полка”, что солдаты этого полка занимали караул у монастырских ворот, мы смело причисляем к выдумке, тем более, что г. Чичерин не указал источника, из которого почерпнул это сведение; о Луке же Хабарове, как о капрале Преображенского полка, разъясним ниже. Теперь же укажем на помещенное в “Розыскных делах”, “Объявление о пожаловании бывших в государевом объезде: в селе Преображенском, в Троицком-Сергиеве монастыре и в Александровой слободе, ратных всех чинов людей вотчинами, поместьями и деньгами по указным статьям”. Объявление это состоялось 10-го октября 1689 года, и в нем, между прочим, сказано: “А как в прошлом во 197-м (1689) году, августа против 8-го числа, в ночи, великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич, всея Великие и Малые и Белые России самодержец, с матерью своею государевою, с великою государынею благоверной царицей и великой княгиней Наталией Кириловной, и с супругой своей государевой с великой государыней благоверной царицей и великой княгиней Евдокией Феодоровной, и с сестрой своей государевой, с великой государыней благоверной царевной и великой княжной Наталией Алексеевной, из села Преображенского изволил идти наскоро в дом Живоначальной Троицы в Сергиев монастырь, и прийти в монастырь того ж числа, и изволили в том монастыре быть октября по 6-ое число. — И вы, стольники и генералы, и стольники и полковники, и стряпчие, и дворяне московские, и дьяки, и жильцы, и начальные люди, и городовые дворяне, и дети боярские, и копейщики, и рейторы и иных чинов люди, августа в 8-м числе, помня страх Божий и свое обещание, служа им великим [153] государем верно, будучи при их государском здоровье, ехали до Троицкого монастыря неотступно; а иные того ж числа с великим поспешением к нему великому государю приехали в Троицкой же монастырь, также и в иных разных числах августа месяца 197 года и сентября месяца нынешнего 198-го (1689) году, к нему великому государю в Троицкой же монастырь и в Александрову слободу, по его великого государя указу, и собою приезжали и приезды свои записывали, — и, живучи в Троицком монастыре, их государское здоровье оберегали, и в людцких харчах и в конских кормах великую нужду и убытки терпели”.

“И великие государи цари и великие князи, Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич, всея Великие и Малые и Белые России самодержцы, жалуют вас ратных вышеописанных чинов людей и за ваши правдивые и верные службы милостиво похваляют”.

“И пожаловали великие государи вас: к прежним вашим окладом помесными и денежными придачами, из поместей ваших дать в вотчину, по указным статьям. И на те вотчины указали великие государи дать вам свои великих государей грамоты, чтоб та ваша верная и правдивая служба детям вашим и внучатам, и впредь будущим родом была явна и памятна”.

За сим следует перечисление наград, по указным статьям, боярам, кравчему, окольничим, постельничему, думным дворянам, стряпчему с ключом, думным дьякам, стольникам комнатным, стольникам и стряпчим, дворянам московским, дьякам, жильцам, стольникам и полковникам московских стрелецких и солдатских полков: Ивану Цыклеру, Лаврентью Сухореву и Алексею Чаплину, тех же полков подполковникам, городовым дворянам и детям боярским (Розыскные дела о Шакловитом и его сообщниках, т. I, столбцы 423-430). — О том же чтоб вместе с прочими верными царю Петру Алексеевичу ратными людьми прибыли в Троицкой монастырь потешные Преображенский и Семеновский полки, или же, вместо них, потешные солдаты, или конюхи, не упомянуто ни слова, и с тем вместе нет Даже и намека, чтоб кто либо из них удостоился за свою правдивую и верную службу и за претерпенную великую нужду и убытки какой либо награды.

О том же умалчивается и в именной росписи явившимся к Царю Петру Алексеевичу из Москвы в монастырь, с 29-го августа по 2-ое сентября. В росписи этой поименованы явившиеся от полков: Кровкова, Ефимьева, Нечаева, Дурова, Нармацкого, Сухорева, Кобыльского, Цыклера, Жукова, Боркова, Спиридонова, Щербачова, Огибалова, Головцова, Сергеева, Остафьева и Резанова (там же, столбцы: 305-318). О явившихся же из полков Преображенского и [154] Семеновского не упомянуто, наравне с неявившимися из полков: Борисова, Дементьева и Капустина. Не упомянуто же не потому, что полки Преображенский и Семеновский были сполна на лицо в монастыре, а потому, что их еще не существовало. Доказательством тому служит, что стрелецкий полк Сухорева, хотя пришел с царем в монастырь, но не в полном составе, а потому и в этот полк, наравне с прочими, была послана грамота 14-го августа, о немедленной явке в монастырь к 18-го числу; а впоследствии, 2-го сентября, была послана особая грамота “о прибытии всем, до единого человека, не дожидаясь иного великого государя указу” (там же, столбцы: 341-344).

В означенной именной росписи точно также не упомянуто ни об одном офицере, ни об одном солдате из полков Захарова и Гордона, ни об одном генерале, или штаб и обер-офицерах из служилых иноземцев. Не упомянуто потому, что все они сидели в Москве и поджидали: куда потянет благоприятствующая погода — на сторону ли царевны Софии, или на сторону царя Петра? — Заметив же, в начале сентября, что перевес в роковой борьбе оказался на стороне царя, они, изменив царевне, явились в монастырь и поклонились царю (Дневник Гордона, 5 сентября 1689 года). Главным руководителем их в этом деле был Патрик Гордон, вошедший через это в большую милость у царя.

Милость эта повела к тому, что царь Петр Алексеевич, выехав 15-го сентября из монастыря в Александрову слободу, поручил Гордону “чинить воинские экзерциции конные всякого рода и со стрелянием из ружей” с теми полками и ратными людьми, которые явились из Москвы в Троицкий монастырь, — что Гордоном и было исполнено в течение 10 дней, на полях между слободою и Лукьяновой пустыней (там же, 25 сентября 1689 года).

После сего о потешных упоминается только в “Дневнике Гордона”, о том, что они участвовали на маневрах в первом, так названном, Семеновском походе, 2-го июня и 11-го сентября 1690 года. А затем на маневрах же, известных под названием “Второй Семеновский поход”, в коем две составленные армии, наша и неприятельская, готовились “к великому и страшному бою”, впервые занесено в письменный документ, что в состав нашей армии введены Преображенский и Семеновский полки под общим начальством генерала Автонома Михайловича Головина, которые с 6-го по 9-ое октября 1691 года впервые и окурились порохом.

В виду этого не подлежащего сомнению сведения, удостоверяемого сохранявшейся в Государственном Архиве реляцией о [155] маневрах “Второго Семеновского похода”, можно выразить мнение, что 1691 год следует считать годом учреждения или сформирования Преображенского и Семеновского полков, получивших в этом году свое боевое крещение.

Считать же 1887 год за “Двухсотлетие сформирования гвардейских полков” нет основания, потому что между воспоследовавшим в 1687-м году набором потешных конюхов и состоявшимся в 1691-м году сформированием гвардейских полков, общее заключается лишь в том, что набранные с 1687 года потешные конюхи поступили в 1691-м году, как рекруты, в состав учрежденных Преображенского и Семеновского потешных полков.

При всестороннем разборе написанного о потешных необходимо обратить внимание на тех стольников и стряпчих летних походных, о которых упомянуто в вышеприведенном объявлении о наградах следующее: “Стольником же и стряпчим, опричь летних походных, и дворянам московским, и дьяком и жильцом, которые приехали августа по 20-е число, тем помесного по 230 четвертей, денег по 27 рублев. А тем летним походным, которые приехали после пришествия великого государя, августа с 10-го числа, помесные и денежные придачи нет для того, что им довелось было ехать за ним великим государем, — а они после 10-го числа приехали” (Розыскные дела о Ф. Шакловитом и его сообщниках, т. I, столбец 429). — По-видимому, именно этих летних походных стольников и стряпчих Гордон в “Дневнике” своем называет “the guards”, то есть, охраной. Но г. Устрялов, цитируя это место, сказал: “Гордон свидетельствует, что потешные (the guards) и все особы, принадлежавшие ко двору Петрову, также многие приверженные к нему лица, находившиеся в Москве, последовали за ним к Троице и прибыли туда 8-го августа” (История царствования Петра Великого, т. II, стр. 342). Само собою разумеется, что г. Устрялов, хорошо сознавал, что the guards ни прямо ни косвенно не относилось к потешным конюхам; но так как по стародавним сказаниям ни царю Петру не жилось без потешных, ни потешным без царя Петра, а между тем о бытности потешных в монастыре не упоминается ни в одном из письменных документов, то для почтенного историка ничего не оставалось как превратить the guards в потешных, чтоб не расходиться с сложившимся сказанием.

В виду этого нельзя упрекнуть г. Дирина, который, вдохновившись сказочными доблестями потешных конюхов, написал по этому случаю в “Истории лейб-гвардии Семеновского полка” (т. 1, стр. 19). “Но не заставили потешные себя звать: чуть свет, проведав об удалении царя и о причине его бегства, они бросились в [156] Троицкую лавру защищать Петра. По прибытии их, обрадованный Петр тотчас же приступил к обороне монастыря. Потешными же, скрытно от стрельцов, провезены были ночью, лесами, пушки, служившие до сих пор одною потехою, но от которых теперь ожидалось спасение царской семьи”.

После этого можно перейти к выдумке историков о капрале Преображенского полка, перевозившем в 1689-м году пушки, мортиры и порох из Преображенского в Троицко-Сергиевский монастырь.

Этого капрала Преображенского полка измыслили историки, разбирая челобитную гвардии Преображенского полка квартирмистра Луки Хабарова, написанную им 6-го мая 1724 года, в 20-ти пунктах, и сохранившуюся в государственном архиве (Кабинетные дела, отд. II, книга 69, стр. 584). В челобитной этой, во 2-м ее пункте, написано: “И в прошлом во 198-м году, по Вашему Императорского Величества именному указу, посылан я из Троицкого Сергиева монастыря в Москву и Преображенское, и из Преображенского привез я в тот монастырь пушки и мортиры, також де и порох брал с зелейной мельницы и провозил лесами, тайно от князь Василья Голицына, и был при том деле в монастыре неотлучно, по отшествии Вашего Императорского Величества из того Троицкого монастыря в Москву”. За сим следует 3-й пункт челобитной: “И по именному Вашему Императорского Величества указу в Москве пожалован я из капралов в квартирмистры в Преображенской полк”. — И вот, из этих последних слов, не определяющих ни полка, в котором Хабаров служил капралом, ни года в который он пожалован в квартирмистры, выведено заключение, что если Хабаров был, в 1689 году, капралом Преображенского полка, то де это доказывает, что Преображенский полк уже существовал до этого года (Погодин. Семнадцать первых лет в жизни императора Петра Великого, стр. 175). Между тем, если б было обращено внимание: во-первых, на 1-й пункт челобитной Хабарова, где написано: “В прошлом во 191-м году, сентября в 5-й день, по Вашему Императорского Величества указу, пожалован я из недорослей к комнате Вашего Императорского Величества; и по именному Вашего Императорского Величества указу ведал я в Верху новопостроенные хоромы и аптеку, и архимиску (sic) и некакую часть ракетного дела, и в Преображенском артиллерию и артиллерийские припасы и амуницию много лет. И в те годы был я в солдатах, и после того пожалован в капралы”, и, во-вторых, на вводные слова, помещенные Хабаровым во 2-м пункте, что орудия и порох перевозились им “тайно от князь Василья Голицына”, [157] то убедились бы, что Хабаров служил в одном из выборных солдатских полков, в котором и пожалован в капралы. А так как солдатские полки, как сказано выше, состояли под ведомством государственного Посольского приказа, главным начальником коего был князь Василий Голицыну то Хабаров и прикрасил свою челобитную напоминанием, что, перевозя орудия и порох “тайно” от своего непосредственного начальника, он, в некотором роде, подвергал свою служебную карьеру большой опасности. А что Хабаров мог этого опасаться, то на это указывает, что князь Василий Васильевич ревниво относился ко всякому вмешательству в вверенные ему по службе полномочия и власть, если эти последние нарушались не то что каким либо капралом вверенных ему солдатских полков, но даже и самим царем Петром Алексеевичем. На это указывает “Дневник Гордона”, в коем значится: “7-го сентября 1688 года, государь из Преображенского прислал в полк (а не к нему князю Голицыну), требуя пять молодых барабанщиков и флейщиков, о чем как доложено было князю Василию Васильевичу, то сей мнил, что надлежало было оных требовать от него, а что того не учинилось, в том оказал свое неудовольствие. По второй того же числа присылке к государю в Преображенское барабанщиков и флейщиков в немецком платье. Государь указал дать каждому по рублю и на пару платья”.

“Того же сентября 8-го дня, государь прислал к боярину по остальных барабанщиков и флейщиков, и боярин их отпустил к государю с капитаном, не удержавшись опять об оказании своего неудовольствия. Сомневаться не можно, чтоб не для потешных молодые барабанщики и флейщики требованы и посыланы были”.

“Потом, ноября 13-го дня, государь указал прислать к себе всех Бутырского полку барабанщиков, из которых в Преображенском оставлено 10 человек, чтобы служить на конях, как то и часть потешных из конницы состояла”.

Сказанное нами, что учреждение Преображенского и Семеновского потешных полков воспоследовало не ранее 1691 года, подтверждается сохранившимися письменными документами, так например: В “Хронике Российской армии”, составленной г. Висковатым и напечатанной в 1845 году, в небольшом количестве экземпляров, помещен, найденный в Москве академиком Гамелем, современный список штаб и обер-офицерам, генеральному писарю и сержантам Преображенского полка за первую половину 1693 года. В списке этом значится: полковник, Юрья Андреев сын Фамендин; майор, Адам Адамов сын Вейде; поручики: Яков Павлов сын Бернер, Иван Антонов сын Шмит, Андрей Андреев сын Грот, Давыд Иванов сын [158] Гаст, Томас Николаев сын Гилбрант, Андрей Николаев сын Валк; прапорщики: Елизар Готцын, Алексей Магиновский; генеральный писарь, Иван Инехов; сержанты: Моисей Буженинов, Афанасий Протасов, Яков Борзов, Иван Юров Яким Воронин, Тимофей Чернцов, Гаврило Кобылин, Панкратий Глебовский, Василей Байшев, Семен Макаров. Такое небольшое число начальствующих лиц указывает, что при учреждении состав людей в Преображенском полку был очень малочислен. Не то сталось в 1695 году, когда при тех же — полковник Фамендине и майоре Вейде, — в том же полку состояло на службе, не считая обер-офицеров из русских, одних иноземцев в чинах: капитана 15, поручика 10, прапорщика 15 человек. — Именной список этих иноземцев помещен в той же “Хронике Российской Армии”, г. Висковатова, и перепечатан г. Устряловым в II томе “Истории царствования Петра Великого” и, почему-то, не помещен в “Истории лейб-гвардии Преображенского полка” (В государственном архиве сохранились подлинные письма первых начальников Преображенского полка к царю Петру Алексеевичу, во время бытности его в Архангельск, в 1693-1694 годах, и под Азовом в 1695 году, полные высокого интереса по своей форме и по содержанию, а потому приводим здесь, с буквальною точностью, некоторые из них.

Подлинные письма были сложены пакетом и запечатаны, вензелевыми печатями, красным сургучом, за исключением письма Буженинова, написанного на столбце. Хранятся в кабинетных делах, в книгах 53-й и 69-й. Первое письмо адресовано: “Шипгеру” (стр. 738); второе: “Господину шипгеру” (стр. 739); третье: “Вручить сие писание государю моему Петру Алексеевичю” (книга 53, стр. 15): четвертое: “Сержантам Преображенского полку” (стр. 733); пятое адреса не имеет; есть только помета: “Апреля 21 д.” (стр. 748) и шестое адресовано так: “Пожаловать поднести высочайшему” (книга 53 стр. 85).). [159]

За тем в документах, честь открытия коих принадлежит г. Дирину, значится: “В приказных столбцах помещено: “7200 (1691) году ноября 15, дано в — х г. из Мастерские палаты Преображенского потешного полку барабанщику Петру Доброму их в — х г. жалованья, в приказ, денег 10 р. (ст. 200 г. № 72). [160]

Того же году апреля 22-го, куплено в Мастерскую палату тафты белой 30 арш., черной 15 арш., всего 45 арпх, ценою 23 алт. 2 ден. аршин; шелковой скани, зеленого, белого, черного, по 10 золотн., по 6 ден. золотник; а те тафты и шелки отданы в Семеновской потешной полк на дело знамен”. В тех же столбцах значится: “7201 (1692) году ноября 22-го, в. г. ц. и в. князи, Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич, вс. В. и М. и Б. России самодержцы, указали прислать в Семеновской полк на съезжую новую избу, [161] к столнику к Ивану Ивановичю Бутурлину, на стол и на обивку стен 6 арш. сукна алого кармазину (ст. 201 г. № 104)” (История лейб-гвардии Семеновского полка, т. I, стр. 21). В виду приведенных письменных сведений, удостоверяющих, что первые знамена развернулись над Преображенским и Семеновским потешными полками в конце 1691 года, можно сказать, вопреки мнению г. Дирина (Там же, стр. 1), что начертанный на лентах теперешних знамен, вместо 1691 года, 1683 год не соответствует ни началу, ни происхождению этих полков. Началу не соответствует потому, что в 1683-м году потешных конюхов еще не было; происхождению же не соответствует потому, что зачисление в состав потешных полков толпы потешных конюхов не составляет преобразования этой толпы в потешные полки, а указывает лишь на то, что вновь учрежденные полки были укомплектованы потешными конюхами, вместе и наравне со стрельцами Сухорева полка (История лейб-гвардии Преображенского полка, т. I, стр. 37). — Рассуждая же иначе и оспаривая этот вывод, волею и неволею придем к заключению, что правильнее или справедливее будет отнести начало и происхождение потешных полков ко дню учреждения, при царе Иоанне Грозном, стрельцов, так как вошедшие в состав потешных полков стрельцы Сухорева полка имеют на это большее право, по старшинству против потешных конюхов и по доказанной ими в 1689-м году верности к учредителю упоминаемых полков царю Петру Алексеевичу. Верность эта достойно оценена в последствии сооружением в честь этого полка вековечного памятника, известного в Москве под названием “Сухорева башня”, поставленной, как можно предполагать, на месте, где стояла полковая съезжая изба. При этом нельзя не пожалеть, что в рядах русского воинства не сохранилось имени славного “Московского стрелецкого Лаврентья Сухорева полка”, переименованного, как сказано в “Истории лейб-гвардии Преображенского полка” (стр. 37), в Староингерманландский полк.

Но ошибки и даже натяжки писавших по этому предмету до издания в 1884-м году первого тома “Розыскных дел о Федоре Шакловитом и его сообщниках”, были возможны, потому что, за недостатком современных письменных материалов, писавшие были вынуждаемы добираться до сути событий, как бы, ощупью, и через это выводили свои заключения наугад, или же повествовали с прежнего чьего либо чужого голоса.

Теперь же после выхода первых двух томов “Розыскных Дел”, объяснивших многое, о чем прежде недоумевали и, по [162] догадкам, делали ошибочные выводы, появление статей, в роде “Двухсотлетие сформирования гвардейских полков. 1687-1887 гг.”, повторяющих старые ошибки, можно счесть совершенным излишеством. К этому же отделу принадлежит и замечание, сделанное г. П. П-вым автору I тома “Истории лейб-гвардии Преображенского полка”. В замечании этом выражено: “Если б автор отнесся сколько-нибудь внимательно к приводимому им же самим (на стр. 34) сведению о постройках в Преображенском он увидел бы, что раньше 1687 года ничего не было сделано для помещения чиновных служилых лиц”. Справка говорит: “В 1687 году, в потешной башне устраивается другое и третье жилье. Кроются избы и сени на дворе, где ставится в пришествие великих государей кравчий Борис Алексеевич Голицын, а также избы и сени, и навесы, где ставятся капитаны”. Раньше, стало быть (заключает г. П. П-в), этого не надобилось, потому что не было полковых чинов”.

Но если б г. П. П-в справился с “Розыскными делами”, то убедился бы, что полковые чины были и надобность в избах “где ставятся капитаны” существовала раньше, но только не для предполагаемых им капитанов Преображенского полка, а для капитанов стрелецких полков, присылаемых в Преображенское для занятия “в пришествие великих государей” караула, подобно тому как стрелецкий Сухорева полк стоял там на карауле с августа 1689 года.

А что капитаны в стрелецких полках были, это удостоверяется именным списком капитанов, явившихся из Москвы в Троицко-Сергиевский монастырь, сентября с 3-го числа (“Розыскные дела о Ф. Шакловитом и его сообщниках”. т. I, столбцы 377-378), не считая капитанов из Ефимьева и Резанова полков, Василия и Филиппа Сапоговых, привлеченных к розыску в качестве свидетелей.

Замечательно, что и г. Чичерин и г. П. П-в, относя начало сформирования гвардейских полков, первый к 1683, а последний к 1687 году, не заметили, что им обоим противоречит другая справка о тех же постройках в Преображенском за 1689 год, помещенная на той же 34-й странице “Истории лейб-гвардии Преображенского полка”. В справке этой значится: “Для потешных конюхов строятся 2 избы с нарядом (sic)”. Стало быть не то что в 1683 или в 1687, но и в 1689 году сформирование гвардейских полков не начиналось, потому что в селе Преображенском избы строились в последнем году не для солдат гвардейских полков, а для тех же потешных конюхов, своеволие которых, тревожившее жителей Москвы, [163] послужило к распространению в ней подметных писем и зловещих слухов, о затееваемом, будто бы, ими нападении на Кремль в ночь с 7-го на 8-го августа 1689 года.

О том же, что потешные конюхи существовали и в январе 1691 года, свидетельствует выписка из расходных книг царской Мастерской Палаты, помещенная г-м Дириным на 16-й странице “Истории лейб-гвардии Семеновского полка”. В выписке этой значится: “7199 (1690) году ноября 17-го, дано жалованья потешному конюху Степану Бужанинову, аршин тафты белой (№ 860/565)”. Затем г-м Дириным привосокуплено: “Бужанинов зовется потешным конюхом и в январе 1691 года”.

Заканчивая нашу статью, мы позволяем себе сказать, что “Розыскные дела о Федоре Шакловитом и его сообщниках”, по обилию заключающихся в них разнородных сведений, должны служить настольной книгой для каждого занимающегося исследованиями событий и быта в России в конце XVII столетия. Справляясь с этим изданием, можно свободно и верно распутывать сплетенные прежде натяжки и исправлять ошибки, если исследователь свободен от предвзятого им направления и не станет приноравливать добытые сведения к своей прежде намеченной цели. События же являются, благодаря “Розыскным делам”, в их истинном, современном виде. Доказательством сказанному может служить настоящая статья, в которой по затронутому вопросу, о времени учреждения Преображенского и Семеновского полков, сами собою развернулись и осветились точные причины: сбора стрельцов с ружьем в Кремль, бегства царя Петра Алексеевича из села Преображенского, появление в Троицко-Сергиевском монастыре, вслед за прибытием в него царя, стрелецкого Сухорева полка, и смутное состояние в Москве от беспокойств, причиняемых потешными конюхами, затем от ложных слухов, — то о готовящемся нападении конюхов на Кремль, то о таком же готовящемся нападении стрельцов на Преображенское, а в заключение — от “ночного скорого и безвременного похода великого государя в Троицкой Сергиев монастырь”.

Не даром же добросовестнейший и приснопамятный собиратель современных письменных материалов, относящихся до минувшего быта и истории о России, Николай Васильевич Калачов поместил, пред своею рановременной кончиной, в своей поздней на два первые тома “Розыскных дел” рецензии такие слова: “Богатые материалы этих томов нет, конечно, никакой возможности передать хотя бы и в самом сжатом виде” (“Вестник археологии и истории”, издаваемый археологическим институтом, 1885 года, т. II, страницы 84-87). [164]

Но если богатством этим писатели не желают пользоваться и не заглядывают в него, то не постигнет ли такая же печальная участь и последующие III-й и IV-й тома “Розыскных дел о Федоре Шакловитом и его сообщниках”, приготовляемые археографическою комиссией к изданию в свет к началу предстоящего года. Между тем, содержание этих томов: об административной ссылке князя Василия Васильевича Голицына, о суде над ним по ложным изветам в государственных преступлениях и во взятке с крымских татар бочонков с золотом, о бедствиях постигших его на пути по морю из Архангельска в Пустозерск, а также отписи на царей его поместий и вотчин, и описи его движимого имущества, со включением церковных утвари библиотеки и семейного архива, дают такое же богатое по содержанию и разнородности обилие материалов, какое дано первыми двумя томами этого издания.

Аскалон Труворов

8-е августа 1887 года.

Текст воспроизведен по изданию:  О времени учреждения Преображенского и Семеноского полков // Исторический вестник, № 10. 1887

© текст - Труворов А. 1887
© сетевая версия - Трофимов С. 2008
© OCR - Трофимов С. 2008
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Исторический вестник. 1887