-

НАРРАТИВНЫЕ ИСТОЧНИКИ О МОСКОВСКОМ ВОССТАНИИ 1682 ГОДА

Повествовательные памятники занимают центральное место в кругу источников о московских событиях 1682 г. Записки русских и иностранных современников содержат большой объем сведений, не отразившихся в актовом материале. Многие важнейшие документы вошли в научный оборот благодаря тому, что приведены в нарративных памятниках, часть их и поныне известна только в текстах сочинений конца XVII — начала XVIII в. и сборниках подготовительных материалов к ним. Некоторые памятники: Записки А. А. Матвеева и, возможно, его же «История о невинном заточении», «Созерцание краткое» Сильвестра Медведева, как показал детальный историографический анализ, оказывали чрезвычайно сильное воздействие на содержание многочисленных научных трудов ¹.

«Нельзя не отметить, — пишет автор современной монографии о восстании, — что наибольшим вниманием историков пользовались сказания современников, русских и иностранных, а из них прежде всего записки С. Медведева и А. А. Матвеева. В зависимости от их взглядов, симпатий или антипатий того или иного ученого предпочтение отдавалось одному из этих источников, поскольку их авторы стояли на разных позициях в их отношении к царевне Софье» и (указывает автор в другом месте) к стрельцам: «Достаточно в этой связи упомянуть злобные высказывания А. А. Матвеева, оказавшие огромное влияние на историков не только XVIII-XIX вв., но даже и на современных исследователей» ².

Влияние нарративных памятников определялось их объективным содержанием и методами использования в произведениях историков. Названные сочинения являлись не простодушными сообщениями о событиях, а глубоко продуманными историко-политическими трактатами; их богатый и отлично изложенный материал служил выражению и обоснованию авторских позиций ³.

Сильвестр Медведев продемонстрировал, как неправедное правление приводит к народному восстанию и каким образом [78] мудрый правитель (в лице царевны Софьи) может спасти стоящее на грани гибели государство. Автор не поскупился на цитирование документов из архивов Разрядного и Стрелецкого приказов, (предоставленных ему главой этих учреждений во время событий Ф. Л. Шакловитым). Однако он делал это не ради будущих историков, а для утверждения собственных взглядов.

Качество работы Медведева было выше всяких похвал. Так, ученые до сих пор не могут «оторвать» его публицистическую преамбулу от соборного акта об отмене местничества: они так и публикуются вместе, без разделения позиции историка и правительства царя Федора Алексеевича. Он наиболее подробно описал (с документами) операцию правительства Софьи по «раскрытию» и искоренению «заговора» Хованских — и хотя из текста видно, что Медведев восхищается тактическим искусством царевны, принесшей в жертву князей для ослабления своих истинных противников — восставших стрельцов и солдат, легенда о «Хованщине» живет уже триста лет.

Показав масштаб и опасность восстания, вызванного «плохими» правителями, Сильвестр мог в полной мере продемонстрировать заслуги «премудрой» царевны. Он шел и дальше, приводя как достоверный документ «соборный акт» о «всенародном и единогласном избрании» Петра на царство, составленный заговорщиками, которые возвели на престол младшего царевича, минуя старшего (Ивана) ⁴. Он сочувственно писал о своем злейшем враге патриархе Иоакиме ⁵.

Однако вслед за подделанным в мае 1682 г. «актом» об избрании Петра 27 апреля, историк приводит подделанный не ранее середины 1686 г. «акт» о «всенародном избрании» Софьи правительницей 29 мая 1682 г. Уступка «петровцам» нужна была Медведеву для обоснования законности регентства царевны, причем если Петр, независимо от обстоятельств наречения на престол 27 мая, был все равно венчан на престол 25 июня 1682 г. — то для Софьи «акт» 29 мая был единственным формальным обоснованием власти. Что же касается Иоакима — как было не посочувствовать его гибельному положению, если чуть было не уничтоживших его староверов мужеством, красноречием и хитростью одолела сама Софья?! ⁶ [79]

Если сторонники Петра, сочинив в условиях всеобщего возмущения наречением на престол младшего царевича мимо старшего «акт» о его избрании, оказали услугу сторонникам Софьи, то Медведев и Шакловитый, поместив в «Созерцании» и положив в -архив ⁷ «акт» о ее избрании, когда с осени 1687 по лето 1689 гг. пытались утвердить корону на главе царевны, оказали правительнице медвежью услугу в глазах потомков. Дело не в том, что кто-либо усомнился в подлинности «акта» — отнюдь, все историки были убеждены, что царевна была сделана регентшей восставшими стрельцами 29 мая 1682 г. (хотя еще в конце XVIII в. архивисты по запросу графа Панина выяснили, что власть Софьи утверждалась постепенно, с осени 1682 г., и сформировалась — в том виде, как утверждает «акт» — к июню 1686 г.) ⁸. Значит, — делался неверный вывод, — царевна или руководила «бунтом», или была достаточно в нем замешана, чтобы получить наибольшую из всех участии ков выгоду.

«Гораздо менее пристрастный по сравнению с А. А. Матвеевым, — пишет В. И. Буганов, — Медведев тем не менее не избегает тенденциозности. Он старается не упоминать о роли Софьи и ее клевретов в событиях» ⁹. Об интригах И. М. Милославского, царевны Софьи и их сообщников подробно информируют Записки Матвеева и «История о невинном заточении».

Совершенно очевидно, что Записки Матвеева — сына убитого стрельцами главы «петровцев» и ревностного приверженца Петра — «до крайности пристрастные и тенденциозные, требуют тщательной критической проверки» ¹⁰. Историки не могли не видеть, что в написанном после 1716 г. сочинении отразились реалии политических розысков 1690-х гг. Матвеева уличали в отдельных фактических ошибках и «предвзятости» по отношению к стрельцам.

Это не смущало большую часть ученых, видевших в петровских жестокостях, включая зверские казни стрельцов в 1698-1699 гг., правое или по крайней мере необходимое зло. Меньшинство историков (в их числе Н. А. Аристов, Е. А. Белов, А. Н. Штраух, А. П. Станевич и др. (см. прим. 1)), критически подходило к резко негативной оценке Матвеевым участников [80] восстания и было склонно видеть в нем скорее народное движение, чем результат придворных интриг.

Однако ни те, ни другие не могли опровергнуть Записки с фактической стороны. Рассказ Матвеева, человека острого ума, очень строен, а поскольку речь в нем вдет, в основном о тайных контактах придворных с восставшими, то прямая проверка фактов практически невозможна. В. И. Буганов, наиболее последовательно утверждавшей самостоятельный характер движения стрельцов и солдат в 1682 г., смог заключить лишь, что Софья, И. А. Хованский и М. И. Милославский не были вождями восстания, но использовали начавшиеся волнения в своих целях, «вступив в тайный контакт» со стрелецкими выборными.

Самостоятельные, не совпадавшие с интересами придворных интриганов интерес восставших были широко известны современникам, а Матвеев был не столь, простодушен, чтобы приписав ненавистной Софье и ее клевератам всю вину, поставить свое изложение событий под сомнение. Он, разумеется, отметил, что стрельцы сначала расправились с начальниками, затем «решили на своих тайных совещаниях делать ставку на царевича Ивана» и лишь затем открылись Софье, которая мигом увидела благоприятнейшую в своей жизни возможность прибрать власть, «сообщившись во единомыслие их стрелецкое».

«Как видим, даже Записки А. А. Матвеева дают возможность отвергнуть нелепую версию о стрельцах как о какой-то игрушке в руках Софьи и реакционного боярства, выступивших против Петра и его сторонников», — заключает В. И. Буганов. Действительно, большинству историков пришлось «критически» подойти к Запискам Матвеева, отбросив упоминание в них о самостоятельном начале восстания, так же как меньшинство отбрасывало личные выпады автора в адрес стрельцов.

«История о невинном заточении» больше импонировала ученым, опиравшимся на убеждение, что всякая творческая инициатива государственного значения, и в особенности политическая, может исходить только от «верхов». Противная сторона избегала обдумывания сведений «Истории», доходя до курьезов. Так, С. К. Богоявленский утверждал, что Софья и Милославский не могли «поднять» стрельцов на [81] восстание 15-17 мая, раз движение началось еще при Федоре (по матери Милославском), когда И. М. Милославский сам был правителем.

Но в «Истории» подробно описаны перемены в «верхах» в последние годы жизни Федора и показано, как И. М. Милославский, Хитрово и их сторонники были отстранены от власти. С. К. Богоявленский считает, что хотя волнения начались независимо от «верхов», именно князь Хованский «мог содействовать тому, что движение стрельцов приняло политический характер» ¹¹. Однако в вопросе о начале восстания он следует за Медведевым ¹².

Поскольку в «Истории» немного сказано относительно «тайных сношений» придворных с восставшими, историкам, не вполне удовлетворенным рассказом о стрелецких инициативах, приходилось искать новые источники — и они были найдены. Это прежде всего «Повествование о московских происшествиях по кончине царя Алексия Михайловича, посланное из Москвы к ... нунцию апостольскому при ... короле польском», датированное 11 октября 1682 г. (по получению в Варшаве) ¹³.

Судя по содержанию, писавший его в августе 1682 г. католический агент был скорее всего домашним учителем в знатной семье, возможно у Матвеевых (с которыми учитель-поляк И. Л. Подборский отбывал ссылку и вернулся в мае 1682 г. в Москву). Его рассказ, как и «История о невинном заточении», сосредоточен на деятельности А. С. Матвеева — «человека простого происхождения», резко отличавшегося от «знаменитых по своему рождению людей» «своими государственными дарованиями», «умом и деятельностью» (с. 70).

Расхождения между «Повествованием» и «Историей» вполне объяснимы ориентацией на разного читателя. Сочинение на русском языке защищает Матвеева от приписывавшихся ему (по автору «Истории» — «клеветниками») интриг в пользу Петра. Латинский текст в числе «великих» государственных заслуг канцлера отмечает женитьбу царя Алексея Михайловича на Наталии Кирилловне Нарышкиной и старание уговорить умирающего государя, «обошед старших сыновей, Федора и Иоанна, вручить правление младшему из них, Петру». [82]

Оба автора подробно описывают обстоятельства ссылки Матвеева, обвиненного в попытке отстранить от власти законного наследника Алексея — Федора, оба рассказывают о письмах опального боярина в Москву и его попытках вернуться в столицу, о судьбе конфискованного имущества и т. п. «Повествование» подробно раскрывает повод, использованный сторонниками Матвеева для убеждения царя Федора вернуть его из ссылки: необходимость учесть его опыт в решении «затруднений» на сложных переговорах с Турцией.

Первоначально, при подготовке посольства в Стамбул (И. И. Чирикова, затем Т. Протопопова) ¹⁴, обошлись без помощи опального канцлера, однако ратифицированная турками редакция Бахчисарайского договора (очевидно, Адрианопольская 1681 г.) оказалась неприемлемой для царя и Думы ¹⁵, так что по общей просьбе бояр Федор Алексеевич вынужден был возвратить Матвеева из ссылки в Москву.

В действительности незадолго до смерти царь Федор освободил Матвеева из ссылки в Мезени и позволил поселиться в Лухе. В столицу старый лидер «петровцев» был вызван лишь после воцарения своего ставленника и прибыл в Москву 10 (по Запискам Матвеева), 11 (по донесению датского резидента Розенбуша) или 12 мая (по «Истории»). Видимо, «История» ближе к истине, ибо 12-м мая датирован и указ о возвращении Матвееву чинов и имущества ¹⁶.

Однако «Повествование» настойчиво подчеркивает, что «Артемон» вернулся в столицу при жизни Федора и «не отлучался ни на минуту от одра больного» (с. 75). Это позволяет поставить ему в заслугу (в глазах иностранцев) воцарение Петра, тогда как для русских читателей важнее было подчеркнуть непричастность «невинно убиенного» 15 мая боярина к смутным событиям во дворце. Примечательно, что «Повествование» ограничивается этой неточностью и не приписывает якобы вернувшемуся Матвееву никаких конкретных действий.

Убеждение бояр в необходимости избрания Петра, а не Ивана, исходило, согласно этому источнику, от Нарышкиных во главе с царицей Наталией Кирилловной и Ю. А. Долгорукова, резко выступавших против реформ Федора (пик их пришелся как раз [83] на вторую половину 1681 — начало 1682 гг.). Именно они, а не Матвеев, сумели подтолкнуть большинство бояр к мысли, что воцарение Ивана будет означать продолжение реформ Федора — поэтому царедворцы «немедленно присягнули Петру» (с. 76-77).

На этом роль Нарышкиных не закончилась, хотя их на время потеснила царевна Софья. «Узнав о смерти Феодора», она «не медля возмущает своих сродников, обвиняя Артемона Сергеевича в том, что он ... отравил отца их, Алексия, ... убил своим злодейством и Феодора, ... Петра, как своего родственника, возвел на престол, вовлек в заговор бояр, всю царскую Думу», чтобы править самому.

Возмущение «всех родственников», надо полагать, было необходимо царевне, поскольку она не могла воздействовать на публику непосредственно. Но автор «Повествования» отбрасывает такие нюансы и заставляет царевну самолично призвать из окна стрельцов «подать помощь». «Стрельцы, готовые на что угодно», вместе с народом побежали в Кремль, «совершенно не зная, в чем состоит дело»; бояре, не менее растерянные, не видят иного выхода, как тут же присягнуть Ивану.

«Повествование», таким образом, «поправляет» версию Матвеева, исключая стрельцов как самостоятельную политическую силу. Но оно не обвиняет в казнях бояр и царевну Софью.

Безудержное властолюбие одного из Нарышкиных, считает автор «Повествования», вызвало гнев «именитейшего мужа из всей знати» Одоевского — человека, коего ни один историк не может упрекнуть в интриганстве ¹⁷. Князь влепил Нарышкину пощечину, «все собрание бояр и знати ужаснулось. Закипел бунт». В дело вступили стрельцы — их расправы над представителями «верхов» описаны коротко (с.79-80). Результатом волнений стало не возвышение Софьи, укрывшейся с царями и царевнами в Коломенском, а «страшный суд» над властями. Бунт распространился на Смоленск, бояре разбежались и «с отчаяния думают возбудить к войне всех своих крестьян, призвать донских казаков»; «башкирцы и калмыки разбойничают и грабят, под Казанью». «Хованский избран главою бунтовщиков», но [84] вряд ли удержит их в повиновении. «Князь Василий Васильевич (Голицын — А. Б.) правит всеми государственными делами» в условиях неусмиренного бунта, когда восставшие требуют «допустить в общественный Совет простой народ» (с. 80-82).

Ясно, что сторонник убиенного Матвеева не мог обвинить в организации бунта Софью, пока она не получила реальную власть. Он писал по сведениям, полученным после 20 августа 1682 г., когда царская семья отбыла из Москвы в Коломенское, но до 2 сентября, когда двор «странным путем» побежал по дворцовым селам ¹⁸. В это время царевна не имела никаких формальных признаков власти. В официальных документах при перечислении членов царской семьи она упоминалась на пятом (по возрасту) месте среди царевен. Даже в адресованном ей Извете на Хованских имя Софьи стоит после имени царицы Наталии Кирилловны Нарышкиной.

Имя Софьи-правительницы впервые появилось в записи о царском указе от 17 сентября о казни Хованских (совершенной по ее воле), далее в записи об указе от 3 октября (в исходящих документах ее имя отсутствовало), затем в записи под 25 октября. Из переписки государственных деятелей ясно, что Софья Алексеевна играла важную роль в принятии политических решений, но ее влияние оставалось (после вынужденных выступлений перед восставшими во второй половине мая и в августе) в глубокой тайне ¹⁹.

Видный сторонник царевны Сильвестр Медведев в похвальной речи (июнь-июль 1682 г.) вынужден был писать о ее власти эзоповым языком. Близко сошедшийся с В. В. Голицыным в правительственном лагере под Троицей, датский посол Гильдебрандт фон Горн в донесении от 23 октября (по новому стилю) заметил, что «принцесса София в общем-то всем управляет хотя и находится в тени» (буквально — «за черным занавесом»). 28 ноября он писал королю, что на стороне царицы Наталии Кирилловны и Петра большинство бояр и дворянства, так что равновесие сил в скрытой борьбе за власть поддерживается тем, что помимо немногих верных представителей знати за Ивана (от имени которого действовала Софья) [85] «крепко держится... большая часть плебса, хоть и скрыто, но, как чувствуется, основательно» ²¹.

Показательно, что Карион Истомин, претендовавший на роль придворного литератора и отлично разбиравшийся в дворцовой конъюнктуре, не признавал Софью в сочинениях весны и осени 1682 г. Он впервые, и притом весьма осторожно, обратился к ней 12 ноября, и лишь через полгода, 28 июня 1683 г. поднес развернутый панегирик царевне как правительнице ²². Менее искушенные панегиристы среагировали еще позже ²³. Автор «Повествования», явно не имевший летом и осенью 1682 г. связей с двором, не мог обвинить Софью в захвате власти с помощью «народа и бушующих стрельцов».

Достаточно «изобличить» роль царевны в организации восстания смог лишь составитель польского «Дневника зверекаго избиения московских бояр в столице в 1682 г. и избрания двух царей Ивана и Петра», написанного «в нынешнем 1683 году» ²³ и в 1686 г. изданного на немецком языке. Польский рукописный оригинал был опубликован в 1901 г. А. Василенко (с хорошим переводом), но источник использовался и раньше, например, М. П. Погодиным ²⁶.

Сходный по содержанию с Записками А. А. Матвеева, «Историей» и «Повествованием» «Дневник» содержит прямое указание на близость автора к будущему графу Андрею Артамоновичу: он кончается известием об обучении сына опального канцлера в ссылке и замечанием, что после «успокоения» бунта образованный юноша будет «обучать Петра», к которому уже сейчас инкогнито является во дворец.

«Дневник» добавляет любопытные детали к рассказу «Повествования» о попытке А. С. Матвеева «избрать» на царство Петра после смерти Алексея, о болезни Федора, о ссылке канцлера и реформах Федора Алексеевича, вызывавших неодобрение «приверженцев Артемона». Сам автор — сторонник царя Федора и, казалось бы, не может быть отнесен к «приверженцам Артемона», но следует заметить, что в Записках и «Истории» Федору тоже воздаются немалые похвалы.

Как и «Повествование», «Дневник» вводит читателя в заблуждение, уверяя, что А. С. Матвеев «приезжает в столицу [86] и, согласно прежнему своему замыслу, провозглашает царем Петра». Однако в «Дневнике» нет прямого указания, что боярин вернулся в Москву до смерти Федора, перенесенной к тому же на более поздний срок — 2 июля. Ошибка в дате кажется странной, ибо рядом приводится мотивация возвращения Матвеева из ссылки по ходатайству второй жены Федора М. М. Апраксиной (как в Записках и особенно в «Истории»). По времени это соответствует действию мотива возвращения Матвеева, приведенного в «Повествовании», и верному указанию на возвращение из ссылки Ивана и Кирилла Нарышкиных, «которых Федор сослал в ссылку» за то, «что они составляли будто бы заговор на жизнь царя».

Основной упор в «Дневнике» сделан на подробном описании событий со смерти Федора до воцарения Ивана, в которых главная роль отведена царевне Софье. Именно она, вопреки обычаю, явилась на похороны брата «с великими воплями и рыданиями» и привлекла к себе всеобщее внимание, в то время как Петр с родственниками и свитой покинул церковь до отпевания, чем «изумил и духовенство, и простой народ»: действительный случай, зафиксированный в разрядных записях ²⁷.

Отталкиваясь от него, автор «Дневника» рисует яркую картину деятельности Софьи по разжиганию бунта. «Возвращаясь с похорон», она «громко кричала толпе», что царь Федор отравлен, «наш старший брат не избран (так! — А. Б.) на царство»; а раз так — «отпустите нас живыми в чужую землю к христианским царям!» (с. 19). «Слыша это, люди сильно волновались, не зная причины».

Волнения царевне было мало — она «составила думу» с Милославским и Хованским для возведения на престол Ивана, причем не сразу после похорон Федора, а как сообщают и Записки Матвеева, через две недели. Правда, стрельцов и представителей иных сословий возмутил своими речами Хованский, но в решительный момент царевна вновь лично вступила в дело.

«Когда стрельцы поверили и примкнули к их партии, царевна Софья распустила по городу слух, приказав своим прислужникам кричать по улицам, что Иван Нарышкин (согласно [87] «Дневнику» он «желал управлять государством до совершеннолетия царя Петра, чему Софья противилась») убил царевича Ивана». Хованскому оставалось лишь организовать стрельцов, которые с оружием бросились в Кремль. Последующее истребление бояр описано подробно и в соответствии с рассказами множества других авторов (см. ниже), что придает убедительность версии о мотивах восстаниях.

Стрельцы, как известно, настойчиво вели розыск доказательств отравления Федора — эту мысль, по «Дневнику», внушила им Софья. После уничтожения всех, кто мог помешать замыслам заговорщиков, стрельцы «по наущению царевны Софьи и Хованского ... провозгласили царем Иоанна». Для окончательного захвата власти Софье оставалось ликвидировать Хованского, желавшего «сделаться царем», а сына женить на царевне, как объявлял Извет на Хованских, составленный в кругу Софьи Алексеевны, — утверждается в «Дневнике».

Планы Хованского были раскрыты, князь с сыном и пятью сторонниками казнен в Воздвиженском. Московские стрельцы приготовились было к обороне, но, «не имея руководителя», решили повиниться перед государями. Понятно, что Софья и царь Иван «были весьма благосклонны к стрельцам», однако, предусмотрительно разослали их полки по разным городам, где полторы тысячи человек, названных в указах из Москвы, были казнены.

«Дневник», опубликованный на русском языке к тому времени, когда мнение о дворцовой интриге, приведшей к стрелецкому бунту, вполне сформировалось, настолько внутренне логичен и столь полно соответствует воссозданной историками картине, что вопрос о роли Софьи, Милославского и Хованского в организации восстания (даже в глазах авторов, признававших, вслед за «Созерцанием», будто восстание началось при жизни Федора и против воли «верхов») следовало считать выясненным.

Даже если учесть, что перед нами не три версии в четырех источниках (двух связанных с А. А. Матвеевым и двух независимых иностранных), а одна, исходящая из дома Матвеевых и лишь варьирующаяся для разных адресатов, остается [88] еще множество памятников, из которых ученые извлекали сведения в подтверждение концепции «заговора верхов». Они имеют разное происхождение, так что являются, на первый взгляд, независимыми подтверждениями матвеевскому взгляду на события 1682 г. в Москве,

Однако, сравнив тексты, мы убеждаемся в том, что разные авторы пересказывали, иногда дословно, одну и ту же версию «заговора» Софьи с участием Хованского и Милославского, возникшего в ходе борьбы за трон между группировками Милославских и Нарышкиных в царской семье. Французский дворянин Фуа де ла Невилль ²⁸, сблизившийся с А. А. Матвеевым, Б. А. Голицыным и прочими «петровцами» после свержения правительства регентства (осенью 1689 г.), был явно доволен, что изложенная им версия не затрагивает симпатичного ему опального канцлера В. В. Галицына.

Записки Невилля сохранились в ряде рукописей ²⁹. Об их популярности в Европе свидетельствуют парижское издание 1698 г., лондонское 1699 г., тильское и утрехтское 1699 и 1707 гг. ³⁰ Немецкое издание «Дневника» (1686 г.) имело не меньшее влияние к западу от русской границы. Уже через год оно было использовано автором немецкого «Краткого и новейшего, из лучших описателей в место снесенного и до нынешних времен продолженного, московских времен и земель, гражданских чинов и церковного описания» (Нюрнберг, магазин И. Гофмана, 1687) ³¹.

«Краткое описание» было издано по случаю вступления России в Священную лицу против Османской империи и Крыма (1686 г.). Автор не испытывает антипатии к Софье, которая, по его словам, участвовала в переговорах как соправительница двух царей и «последния польския мирные договоры купно подписывати помогала». Царь Федор, по его мнению, оставил царство своему брату Ивану, и лишь происками Наталии Кирилловны («жены зело великаго разума») бояре, «болшаго брата Иоанна Алексеевича обшед, и на меншаго Петра Алексеевича, зело юна суща, венец возложили; и между тем ему дядю его Нарышкина в опекуны приставити помыслиша». [89]

Автор не мог, однако, отказаться от рассказа об интригах, тем более, что не был уверен, будет ли правление Софьи «впредь постоянство имети». Слух об отравлении Федора Алексеевича, сообщает «Краткое описание», имел место, но царевна использовала его «для отмщения брата своего» сразу по окончании похорон. Софья велела возвестить стрельцам, подучавшим традиционную чарку водки, «что совершенные для них неприятели бояре — так же, как брата ее отравили, так и их всех отравою известь хотят!»

Поскольку по приказу самой царевны водка и впрямь была отравлена и один стрелец тут же умер, выпив ее, начался бунт стрельцов, «к которым еще великое множество граждан пристало, и всех с 60000 человек собралося». Восставшие перебили «изменников и убийцов царя» — бояр, лекарей и приказных служителей, разграбили дворец и «домы великих господ» (но деньги сдали в казну), потребовали и получили 50 тысяч червонных жалования (которое собирали с городов, монастырей и от продажи с торгов имущества казненных), возвели на Красной площади памятник своей победе и хотели «притом новизну в делех о вере введенную отставить».

Бунт успокоился только после венчания на царство двух царей и казни некоторых «начинателей бунту того, а особо воеводы Хованского с двемя сыновьями своими»; «безчестной столп» был разрушен, но кровопролития не последовало. Эта версия была уже знакома многим исследователям, поскольку сочинение 1687 г. почти буквально процитировано в «Дневнике путешествия в Московию (1698 и 1699 гг.)» секретарем немецкого посольства Иоганном Георгом Корбом (СПб., 1906. С. 198-201).

Он не скрывал, что «грабежи, убийства и разбои» 1682 г. «приписывают коварным проискам царевны Софьи» «другие писатели» — просто исследователи не сочли нужным искать источник текста автора, который мог, в принципе, получить сведения прямо в России. Но ведь и «Краткое описание» там имелось: около 1692 г. перевод его был включен в исторический сборник, скорее всего патриаршего скриптория, из особой редакции Хронографа Дорофея Монемвасийского с дополнениями (прим. 31). [90] В свою очередь, изданный в 1700 г. Дневник Корба оказал влияние и на русскую, и на западноевропейскую историографию ³².

О бытовании версии «заговора» Софьи, Милославского и Хованского в конце XVII в. в России сообщил английский историк Крюлль в 1699 г., прямо сославшись на сообщение одного из участников петровского Великого посольства. Он цитирует «письмо», целиком излагающее матвеевскую версию событий, начиная с похвалы царю Федору Алексеевичу ³³, так что трудно сказать, следует ли отнести этот текст к русским или иностранным.

И все же историки могли бы заметить, что даже в записках иностранцев версия «заговора» принималась не всеми. Из солидных путешественников о том, что гнев «черни» по поводу отравления Федора был использован «приверженцами покойного царя» для избиения «виновных и невиновных», упомянул лишь чех Бернгард Таннер. Но он был в Москве с польским посольством в 1678 г., а о событиях 1682 г. уведомил читателей письмом, якобы присланным ему из Немецкой слободы. В письме говорилось лишь, что «народ и войско» восстали сразу после избрания Петра («благодаря многочисленным приверженцам его матери»), истребили его родичей и вельмож и короновали Ивана ³⁴.

Ни известный путешественник Георг Адам Шлейссингер, бывший в России в 1684-1686 гг. и опубликовавший исследование перемен в этой стране в 1688 г., ни чешский иезуит Иржи Давид, издавший в 1690 г. солидную работу по опыту своей поездки в Московию (1686-1689 гг.), ничего подобного комментарию Таннера не сообщают ³⁵. Но самое любопытное, что на историков оказали очень слабое влияние позиции иностранных наблюдателей, присутствовавших в 1682 г. в Москве как раз с целью тесных контактов с русскими «верхами», пристального наблюдения за ними и своевременного сообщения результатов наблюдений своим правительствам.

Датский резидент в Москве (с 1679 г.) Бутенант фон Розенбуш внимательно следил за развитием бунта с его зарождения и, по признанию самого М. П. Погодина, вполне [91] подтвердил рассказ Медведева о возмущении стрельцов еще при царе Федоре, которое не смогли усмирить уступки, сделанные правительством Петра: «Об участии царевны Софии нет ни слова: это доказывает только, что оно сохранялось в глубокой тайне... да и слухи о Нарышкиных, ... выведшие якобы из терпения стрельцов, страх о возвращении Матвеева — кому можно приписать, как не ей и ея орудиям и сообщникам Милославских»?!

Историк ясно продемонстрировал способ использования нарративных памятников, в равной мере присущий исследователям про-петровской ориентации и тем, кто стремился доказать самостоятельность стрельцов и примкнувшего к ним «гражданства» в восстании 1682 г. Взяв за основу одну из двух версий событий (матвеевскую или медведевскую), ученые находили поводы отбросить противоречащие их версии сообщения как недостоверные, использовав только те фразы или даже отдельные слова, которые укладывались в их представления.

Историк отдает предпочтение деталям юношеских записок Матвеева, а не донесениям датского резидента от 17 и 19 мая 1682 г., в которых Розенбуш излагает впечатления от общения со стрельцами, вынужденного посещения царского дворца и переговоров с руководством Посольского приказа. Но даже допуская, что опытный дипломат не успел разобраться в сведениях, полученных из первых рук, и личных наблюдениях суматошных дней 15-17 мая, трудно вообразить, что он упустил важнейшие моменты в предыстории событий, которую должен был профессионально прослеживать, особенно когда дело касалось царского двора.

Именно потому, что письма Розенбуша были опубликованы в 1682 и 1691 гг., т. е. до и после регентства Софьи Алексеевны, дипломата нельзя упрекнуть, что он должен был (в интересах датской торговли, которой преимущественно занимался на посту московского резидента) скрывать зловещие интриги царевны и ее родственников. Думали об этом исследователи, извлекавшие из трижды изданных в России в XIX в. писем Розенбуша ³⁶ подходящие для себя детали, или нет, но сам жанр [92] дипломатических донесений, с характерным стремлением авторов оперативно изложить новости, не заботясь об их соответствии определенной концепции, не удовлетворял отечественных историков XIX и XX вв.

Уже во времена М. П. Погодина упоминались в литературе интереснейшие донесения, которые регулярно отправлял из Москвы нидерландский резидент барон Иоганн Вильгельм фон Келлер (1676-1696 гг.) ³⁷. Копии их (с русскими и французскими переводами), выполненные в Голландском государственном архиве (Гаага) по воле Николая I, хранятся в Санкт-Петербурге с 1843 г. и к настоящему времени (с находками, привезенными в Россию В. А. Кордтом в 1893 г.) ³⁹ составляют 247 донесений; из которых почти десяток относится к предыстории и событиям Московского восстания 1682 г.

Келлер наблюдал те же события, что и Розенбуш (с той разницей, что 15-17 мая благополучно просидел дома), и нельзя сказать, что он мог упустить из действий «верхов» что-либо важное для развития восстания. Воцарение Петра, например, он предсказал за девять с половиной месяцев до смерти Федора. Голландец совершенно точно прослеживал оттеснение от власти Милославских, действия, ведущие к возвращению правительства Матвеева, развитие династических распрей во дворце и волнений среди стрельцов против начальства, перерастающих в выступление против бояр.

Келлер сообщал своему правительству, что реальная угроза со стороны восставших толкала российские «верхи» к консолидации еще до событий 15-17 мая, подробно описывал самоорганизацию стрельцов в ходе волнений, толковал о постепенно охватывавшей знать панике. Даже про-петровски настроенный М. И. Белов, впервые сделавший обзор донесений нидерландского резидента и опубликовавший краткие выдержки из своего труда ⁴⁰, должен был констатировать, что «Келлер не подтверждает» концепцию А. А. Матвеева.

Работа М. И. Белова вошла в научный оборот, но сами донесения, содержащие богатейшую информацию о предыстории, событиях и последствиях восстания, так и остаются неопубликованными. Это до последнего времени относилось и к [93] великолепным донесениям датского посла Гильдебранда фон Горна, микрофильмы которых в двух экземплярах хранятся в России (в Москве и Санкт-Петербурге) ⁴¹. Впрочем, известность в литературе донесения Горна получили довольно давно.

Важнейшие из более чем четырехсот страниц донесений за 1682-1684 гг. были изданы на языке оригинала в Копенгагене в 1879 г. и использованы в работах Г. В. Форстена, к сожалению, лишь бегло отмечавшего наличие в них любопытного материала по внутренней истории России; архивные тексты указаны в труде Ю. Щербачева ⁴². Между тем, донесения Горна за 1682 г. (первое из них датировано 23 октября, второе — 28 ноября) позволяют выяснить, что мог узнать его подчиненный Розенбуш, если бы «имел время...получить верные сведения» (в чем сомневался М. П. Погодин).

Склонный, как большинство иностранцев, искать в народном движении руку «кого-нибудь из знатных, подталкиваемых страхом или страдающих от немилости», Горн, используя свои контакты при дворе и услуги Розенбуша, так и не смог обнаружить в событиях восстания ничего подобного. Разногласия при дворе, имевшиеся в царском дворце «партии» были послу отлично известны, но даже роль Хованского, которого правительство Софьи старалось выставить зачинщиком и главой «бунта», Горн определил как потворство стрельцам после событий 15-17 мая, когда другие «знатные господа» еще не осмеливались «подняться из праха».

Опытный, не первый раз посещающий Россию дипломат, два первых донесения которого опубликованы (прим. 21. С. 78-91), сообщил еще множество интереснейших сведений о борьбе «в верхах» в начале регентства Софьи (прим. 41. C. 154-155), однако достоверная информация о первых годах царствования Петра I пока не привлекает внимания исследователей. Доказательство тому — шведская дипломатическая переписка и письма торговых агентов, часть копий с которых также находится в России (см. обзор: прим. 41. C. 125-I45); эти тексты были бегло рассмотрены Г. Ф. Форстеном ⁴³.

Шведы, по отзывам их противников — голландцев и датчан, имели серьезные позиции при московском дворе. Однако [94] даже донесения их посланника и торгового комиссара Христофора фон Кохена, о несомненной ценности которых писал К. А. Висковатов в 1878 г., ⁴⁴ не подверглись тщательному анализу и не опубликованы. Фон Кохен, вслед за своими дипломатическими противниками, не нашел в Московском восстании следов «заговора» Софьи и ее клевретов.

Нельзя сказать, что информация, противоречащая «петровской» версии событий, сознательно скрывалась: ни один историк, надо полагать, не утаил бы сведений, попавших в его руки, тем более, что не обращались к названным сочинениям и сторонники медведевской версии самостоятельного стрелецко-солдатского движения. Речь идет об очевидном отсутствии интереса к памятникам, не отражающим ясной концепции Московского восстания 1682 г.

Так, вне исследований оказались сведения из Записок И. А. Желябужского и восхвалявшая царевну Софью с ее «прилежностию и правосудием» «Гистория» Б. И. Куракина, содержащая любопытные параллели с Записками его коллеги по дипломатической службе А. А. Матвеева ⁴⁵. Неинтересными показались ученым и петровские летописные сочинения, отразившие бытование матвеевской версии: по-видимому, сочли, что не стоит обращать на них внимание, если все летописцы единодушно пишут об «избрании» Петра (варьируя лишь состав выборщиков), с которым «по научению Ивана Милославского» не согласились только стрельцы ⁴⁶.

Не многие летописцы, вроде составителя «Российского летописца» до 1728 г. (ГИМ. Ф. Черткова 156), в достаточной мере сглаживали события, не делая различия между отказом присягать Петру и истреблением бояр. Но и он порочит свою версию (в духе Невилля) утверждением, что инициаторы бунта добивались, «дабы ни большему, ни меньшему государем царевичем коронованным не быть» (л. 90об.). В результате получается, что первое «умирение» восставших стрельцов, связанное с «избранием» на царство Ивана (в дополнение к Петру), было поражением заговорщиков (л. 91).

Далее Летописец ломает стереотип «заговора Хованских», уверяя, что Хованскому было «приказано...тот воровской [95] происходящей от стрельцов бунт усмирить и главных заводчиков приласкать и уговорить, дабы каким-нибудь образом тот мятеж утолить, что тот помянутой боярин князь Хованской и учинил — тот бунт усмирил». «Тогда вступила царствовать и содержать правлением все дела государетвенныя...царевна София Алексиевна. И вскоре тогда ж по навету и зависти Милославского (согласно с Записками Матвеева. — А. Б.) упомянутой боярин князь Хованской с сыном князь Иваном казнены смертию, отсечены головы в Воздвиженском селе» (л. 91-91об.).

Другие сочинения входят в более существенные противоречия, разделяя отказ стрельцов целовать крест Петру сразу после смерти Федора — и бунт 15 мая. По Б. И. Куракину, сначала «во многих приказах началось быть замещение и многие полки креста не хотели целовать». В соответствии с версией А. А. Матвеева, волнение продолжалось несколько недель», что дало время Софье с помощью И. Милославского, И. Цыклера и П. А. Толстого склонить стрельцов к бунту в пользу Ивана. Но по Куракину, стрельцы сразу, до вмешательства придворных, отказались присягать Петру, «объявя, что надлежит быть на царстве большему брату» (с. 44).

Летописцы, в отличие от позднейших историков, видели это противоречие. Поэтому в Летописце до 1712 г. (БАН. 17.18.25) стрельцы отказываются присягать по подсказке Милославского, а «маия 15 дня смятение и бунт от стрельцов возбудила царевна Софиа Алексеевна чрез завотчиков, Ивана Милославского с товарищи» в качестве мести за ущемление прав царевича Ивана (л. 422-422об.). В летописной компиляции до 1700 г. казни 15 мая инспирируют И. Милославский, Ф. Шакловитый и И. Цыклер (последнего при казни в 1697 г. действительно обвиняли в старой связи с Шакловитым, тогда как Толстой был причислен к делу Матвеевым, а с его подачи Куракиным, безосновательно); царевна Софья не упоминается (РГАДА. Ф. 181. № 625. Л. 25об.-26; ГБЛ. Ф. 37. № 415. Л. 350-350об.).

В Летописце до 1682 г. (в рукописи 1730-х гг. ГИМ. Собр. Уварова. 543) матвеевская версия изменена; стрельцы не целовали крест Петру «по научению Ивана Милославского и его [96] советников» — «и от того времени в разных мысленных шатаниях пребывали. Не хотяще сии стрелцы мятежницы имети на российском престоле царя Петра Алексеевича, возмущаше народ, нелепая глаголюще тако: неправо учинили, минув болшаго, возведоша меншаго, и дабы под сим видом начати им, злодеем, бунт» (л. 192об.).

Как видим, господство в исторических сочинениях петровского и послепетровского времени матвеевской версии событий не означало, что составители, редакторы и переписчики оставались в стороне от оценки причин Московского восстания 1682 г. и объяснения развития событий на основе логики, пристрастий, а возможно и собственных, отличных от матвеевской версии сведений. При этом иноземная историографическая традиция, как мы уже упоминали, взаимодействовала с отечественной.

К Хронографу II русской редакции с дополнениями до «радости» царя Алексея Михайловича по поводу свадьбы с Марией Ильиничной Милославской (они не отмечены в «Изборнике» Попова) некий критически настроенный книжник приписал переводные исторические, этнографические и политико-географические статьи (с 1653 по 1696 гг.) ⁴⁷. Среди прочих особенностей российской жизни отмечено, что царь «с кабаков и гостиниц сам един имеет прибыль превеликую, ибо народ сей к пиянству и любострастию зело склонен» (л. 420). К исследователям «восстания можно отнести другое критическое высказывание: «в письменах же толь неискусны суть, яко в писании и прочтении книг совершенство учения полагают» (л. 419). Любопытно, что столь нелицеприятные оценки россиян не вызвали отповеди у читателя, возмутившегося лишь замечанием о царе Федоре Алексеевиче, который по слабости здоровья и малолетству «во всеземной жизни своей (подчеркнуто читателем. — А. Б.) ничто же достойное памяти сотворил». — «Дурацкая ложь, — замечено было по сему поводу на нижнем поле, — ибо Федор Алексеевич был знаменитейший делами государь!» (л. 418).

Утверждение, что царевна Софья, желавшая править от имени царевича Ивана, «стрельцов возбудила, дабы чрез бунты [97] первейших сенаторов, которых россияне своим языком болярами нарицают, побили, и брата ея Иоанна во управлении царства Российскаго дабы сотворили Петру причастника», было принято читателем без замечаний, как и рассказ о свержении Софьи с Голицыным при попытке низложения Петра (л. 418об.).

Если матвеевская версия, даже с разнообразными изменениями, была обычной для петровской историографии, то странно видеть ее полное неприятие в летописном своде, получившем с легкой руки А. Н. Насонова известность как «Свод Федора Поликарпова», составленный начальником Печатного двора по распоряжению Петра I (переданному через И. А. Мусина-Пушкина): «историю ... писать, начав от царства великого князя Василия Ивановича даже до днесь росиских дел» ⁴⁸.

В указанной А. Н. Насоновым рукописи РГАДА. Ф. 181. № 849 записано, что после смерти Федора и воцарения Ивана и Петра Алексеевича «за умножение грех ради наших бысть на Москве междоусобная брань. И приходили в Кремль всех полков надворная пехота, что преж сего были стрельцы, да с ними ж салдаты» в полном вооружении, ходили в царские палаты и «по Белому городу все врата затворили и караулы крепкия поставили, и в город пропускали, а из города никово не велели пропускати». Восставшие в Кремле «били в большой набатной колокол в 12-м часу дня», убили перечисленных в тексте бояр, думных дьяков, полковников «и иных многих». «И было смятение великое, и молитвами преподобного Сергия Радонежского чюдотворца та междуусобная брань прекратилась, и о том уставися пети благодарственный молебен во 191 (1683) году июля в 5 день» (л. 428об.).

Следует заметить, что сам А. Н. Насонов оценивал текст на л. 426-490 как «летописные записи 70-х годов XVII в.», доведенные до 7 апреля 1700 г., продолжающие текст Хронографа II ред. (до л. 425об.) и предшествующие «сырым материалам» (в том числе печатным, до л. 579). Позже Г. Н. Моисеева указала, что вся рукопись является подготовительными материалами для «первоначального вида основной редакции» Свода в чистовой рукописи ГБЛ. Муз. 4698. Л. 1-396, из которой при переписке [98] возник окончательный вид основной редакции БАНЙ. 32.6.30. Л. 1-508 ⁴⁹.

Сделав предположение по косвенным признакам о принадлежности Свода, А. Н. Насонов указал, что «вопрос об авторстве» или даже причастности Ф. Поликарпова к его составлению «требует дальнейшего изучения и может быть окончательно решен только в результате детального анализа сохранившегося материала» (с. 284).

Однако Г. Н. Моисеева ссылалась при описании рукописи РГАДА уже не на Насонова, а на С. Л. Пештича ⁵⁰, и никак не доказывая авторство Поликарпова, считала его несомненным. Приписки в конце списков БАН и ГБЛ свидетельствуют, что работа была закончена в марте 1715 г.; между тем 2 января 1716 г. Петр I, по собщению И. И. Голикова, рассматривал «сочиненную для обрасца часть российской истории и треязычный лексикон», за коие дал некоему автору 200 рублей ⁵¹. Поскольку, лексикон скорее всего принадлежал Поликарпову, а рассмотренные Петром рукописи — одному автору, Моисеева сделала вывод, что речь идет об истории Поликарпова, которая и есть изучаемый Свод.

Между тем еще А. Н. Насонов ссылался на письмо И. А. Мусина-Пушкина Поликарпову с сообщением, что составленные тем история и лексикон царю «не очень благоугодны были». Более того, он привел запись самого Петра «О книге, что делал Ф. Поликарпов», среди пометок о материалах, необходимых для составления истории ⁵². Ученый сомневался лишь в отождествлении неподписанной рукописи (как выясняется, и двух других) с упоминаемой в документах «историей» Поликарпова. В конце концов речь шла о «части российской истории» (от Василия Ивановича или, по другому письму Мусина-Пушкина, об образце пространного и сокращенного описания пяти лет), а рукописи, безапелляционно названные Моисеевой «Историей России» Федора Поликарпова, охватывают период от Рюрика до 26 мая 1713 Г.

В любом случае заметки за 1670-80-е гг. в рукописи РГАДА следует рассматривать лишь как источник петровского [99] исторического сочинения. Они представляют собой повременные записи, возможно — часть летописца, и восходят, по всей видимости, к Троице-Сергиеву монастырю. Несомненно официозное описание событий Московского восстания 1682 г. следует искать в другом сочинении — «Подробной летописи от начала России до Полтавской баталии» (СПб., 1798-1799. Ч. I—IV, публ. Н. Л. Львова), редакцию которой в рукописи РГАДА. Ф. 181. № 358 А. Н. Насонов приписал Г. Г. Скорнякову-Писареву, получившему в 1722 г. указ Петра I «сочинить книгу летописец» и обращавшемуся по сему поводу в Синод, куда указом от 16 февраля 1722 г. свозились «из всех епархий и монастырей» «летописцы, степенные, хронографы и прочие» сочинения, относящиеся до истории ⁵³.

Позже А. Н. Насоновым были описаны еще два списка летописного свода, составление которого он связывает с именем Скорнякова-Писарева, причем Строгановский и Академический списки оказались местами ближе к редакции «Подробной летописи», опубликованной Львовым, местами к редакции РГАДА ⁵⁴. Строгановский список, доведенный «реестром» славных деяний Петра до 1722 г. (как и список Львова; основной текст Летописца по всем спискам кончается объявлением войны шведам в 1700 г.), содержит дополнительно материалы по делу царевича Алексея, которому, как известно, сочувствовал Стефан Яворский. Приписка в конце его сообщает, что «Сия лествица («Лествицей от Августа кесаря римскаго великих князей российских» открывается рукопись. — А. Б.) из книг митрополита Стефана Резанского, равно и вся история ево рукой писанная».

Догадка о принадлежности «Подробной летописи» перу специалиста в естественных и инженерных науках (а также военных и сыскных делах) Г. Г. Скорнякова — (до 1715 г. Екиманова) Писарева, директора Санкт-Петербургской морской академии, выглядит привлекательной, но представить себе не менее активного деятеля петровского времени, покровителя Московской славяно-греко-латинской академии митрополита Стефана Яворского переписывающим собственноручно обширнейший чужой труд — нелегко. Правда, Строгановский список местами передает текст сокращенно, но по словам самого [100] А. Н. Насонова, он выполнен «скорописью второй половины XVIII в.», и, следовательно, запись перенесена на него из протографа.

«Подробную летопись» (но не «до Полтавской баталии», как она совершенно произвольно названа в публикации Львова, а до начала Северной войны) следует, видимо, приписать Стефану Яворскому. Это важно для анализа памятника в целом, главное же: «Подробная летопись» безусловно является официозным сочинением, одним из результатов петровских мероприятий по созданию государственной истории. На это указывает основательное использование в ней выписок из документов Разряда, составленных по указу Петра I от 12 декабря 1715 г.

В. И. Буганов указал на подлинник канцелярии Правительствующего Сената (РГАДА. Ф. 248. № 650. Л. 498-641) и копию с него в Рукописном собрании МГАМИД (РГАДА. Ф. 181. № 346/726. Л. 1-30). Они содержат архивные выписки, отправленные в Санкт-Петербург 9 апреля 1716 г. согласно выписанному в начале обоих текстов указа: «в Москве в делах Розрядных, и Стрелецкого, и иных приказов сыскать и выписать подлинное о всех знатных делех воинских и гражданских, також и о розыскных и о бывших бунтах в государстве Российском с начала государствования его величества, дабы собрав то все, выписав прислать в Санкт-Петербург в скором времени».

Помимо документов о бунтах, заговорах, военных действиях (в частности, Азовских походах) и гражданских узаконениях («новосостоявшимся по гражданской части указам» отведен особый раздел) петровского времени, выписки включали и более ранние документы — об истории отношений со Швецией (с начала XVII в.), военных походах Алексея Михайловича, членах царской семьи (начиная с детей Михаила Федоровича) и т. п. При этом отсылкой «Доношения» в Петербург дело не окончилось.

Весь собранный материал (вместе с высланной в Петербург по указу от 4 октября 1717 г. справкой о русско-шведских отношениях и замечаниями о лакунах среди сохранившихся документов) был скопирован, причем в рукописи из библиотеки [101] князя Д. М. Голицына ГПБ. Толстова. F XVII.18 — вместе с частью Нового летописца и «Хронологией по библиях словенских и по хронографах рукописных русских, такоже и греческих, и римских, от начала миробытия до Рождества Христова, в ней же изъявляется несогласие летописцов и показуется, яко несть совершеннаго известия, в кое лето бысть Рождество Христово» (л. 34).

Еще одна точная копия документального сборника (сравнение показывает, что часть документов передана полнее и точнее, чем в публикациях, включая ПСЗ) имеется в рукописи БАН. 32.4.44 конца 30-х — начала 40-х гг. XVIII в. Сборник того же времени БАН. 32.4.3 включает уже обработанные «экстракты» из документов с многочисленными пометами о сравнении текста с архивными рукописями (в Москве), например: «В присланной ведомости о разрядных делех показано о избрании на престол его величества. Подлинная книга в (17)16 году взята в канцелярию Сената, а о браке его величества в записных книгах не явилось» (л. 10об.); или: «О кончине его величества явствует в прежде посланной к сочинению истории в записной разрядной книге (7)204 году» (л. 17). Копия экстрактов с дополнением до 1738 г. отразилась в рукописи ГПБ. Эрм. 357 (содержащей, как и предыдущая, отсылки к «архивским» номерам документов).

Очевидно, что в 1715-17 гг. велась основательная работа по подготовке материалов к российской истории XVII — начала XVIII в., которая отразилась, в частности, в «Подробной летописи». Последняя как в издании, так и в указанных А. Н. Насоновым списках, следует в интересующей нас части о Московском восстании 1682 г. за «Ведомостью, выписанной из Розрядных дел о знатных делех воинских, и гражданских, и розыскных, и о бывших бунтах», прямо с первых ее слов о царском походе в Коломенское 20 августа ⁵⁵, не преминув, хоть и не дословно, использовать дополнительную выписку из записных книг, появившуюся при доработке ранних копий «Ведомости». ⁵⁶

Итак, «Подробная летопись», известная также как гипотетический «Летописец Скорнякова-Писарева», создавалась не ранее 1716 г. и не позднее 1722 г., то есть (которым [102] оканчиваются дополнения в ряде ее редакций), то есть едва ли не раньше, чем Записки А. А. Матвеева, появившиеся после 1716 г. (как отмечает В. И. Буганов) и соответствующие, по мнению М. В. Николаевой, указу Екатерины I от 5 мая 1725 г. Пожелания императрицы были раскрыты в Записке Шафирова и, вероятно, учтены в «Истории» Б. И. Куракина в 1727 г. ⁵⁷ Вопрос о соотношении текстов «Подробной летописи» и Записок Матвеева требует детального изучения, так же, впрочем, как и нерассмотренная до сих пор проблема источников Записок ⁵⁸.

Правда, младший современник Матвеева П. Н. Крекшин (1684-1763 гг.), из новгородских дворян, как и автор Мазуринского летописца Сидор Сназин и Г. Г. Скорняков-Писарев, не затруднял себя поисками источников о своем кумире Петре: «Аз ... должен блаженныя дела его прославлять, а не образом истории писать дерзаю», — заявлял Крекшин в первом томе «Краткого описания блаженных дел…Петра Великого», поднесенным императрице Елизавете Петровне в 1742 г. ⁵⁹

Однако и столь поздние произведения не всегда являлись плодами авторской фантазии. Они могли восходить к традиции летописей и повестей, начало которой было положено свидетелями и даже участниками Московского восстания 1682 г. Обозрению этой традиции посвящена вторая часть исследования, которую автор предполагает опубликовать в следующем выпуска сборника.

Комментарии

1. См.: Буганов В. И. Московские восстания последней четверти XVII в. в дореволюционной и советской историографии // История СССР. 1966. № 2; Он же. Московские восстания второй половины XVII в. М., 1968 (рукопись докт. дисс.). С. 12-128.

2. Буганов В. И. Московские восстания конца XVII века. (Далее — Московские восстания). М., 1969. С. 16; Он же. Новый источник о московском восстании 1682 г. // Исследования по отечественному источниковедению. М.-Л., 1964. С. 319.

3. См. тексты: Матвеев А. А. Записки Андрея Артамоновича графа Матвеева // Сахаров И. П. Записки русских людей. (Далее — Записки). СПб., 1841. С. 1-94; История о невинном заточении ближнего боярина Артемона Сергеевича Матвеева... Изд. Н. Новиковым. Изд. 2-е. М., 1785 (I-е изд. М., 1776; далее — «история»); То же (без «Вступления») см. в изд. Сахарова; Сильвестр Медведев. Созерцание краткое лет 7190, 191 и 92, в них же что содеяся во гражданстве. Публ. А. А. Прозоровского // ЧОИДР, 1894. Кн. 4. (171). Отд. 2. C. 1-197; То же см.: Богданов А. П. Россия при царевне Софье и Петре I. Записки русских людей. М., 1990. С. 45-200 (далее — «Созерцание»).

4. Богданов А. П. Летописные известия о смерти Федора и воцарении Петра Алексеевича // Летописи и хроники за 1980 г. М., 1981.

5. О позициях Медведева см.: Богданов А. П. Сильвестр Медведев // Вопросы истории (Далее — ВИ). 1988. № 2. С. 84-98; Он же. Перо и крест. Русские писатели под церковным судом. М., 1990. С. 231-382.

6. О «Созерцании» см.: Богданов А. П. К истории текста «Созерцания краткого» // Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода. М., 1983. C. 127-161; Он же. К вопросу об авторстве «Созерцания краткого лет 7190, 91 и 92, в них же что содеяся во гражданстве» // Там же. М., 1987. C. 114-146.

7. РГАДА. Ф. 156. Исторические и церемониальные дела. Оп. 1. № 89. (Ср. писарскую копию 1770 г. Там же, № 87).

8. Лермонтова Е. Д. Самодержавие царевны Софьи по неизданным документам (из переписки, возбужденной графом Паниным) // Русская старина, 1912, февраль. С. 425-44.., 539-554. (Отд. оттиск М., 1912).

9. Буганов В. И. Московские восстания. С. 25.

10. Там же. С. 25-26.

11. Богоявленский С. К. Хованщина // ИЗ. T. 10. С. 185-186.

12. Ср.: Буганов В. И. Московские восстания. С. 138.

13. Впервые издано по оригинальной рукописи Ватиканского архива Сбастьяном Чьямпи (Narratio rerum, quae post obitiun Alexii Mikalowicz, Russorum Imperatoris etc…, edit a Sebastiano Ciampi. Florentiae, apud Guilelmum Piattil 1829). Переиздано Августином Тайнером (Monuments historiques, relatiis aux regnes d’Alexis Michailowitcz, Teodor III et Pierre le Grand czars de Russie, extraits des archives du Vatican et de Naples par Augustin Theiner. Rome. 1859. Цитируется по переводу М. П. Погодина // ЖМНП. 1835.4.5. № 1. С. 69-82.

14. См.: РГАДА. Ф. 89. Сношения с Турцией. Оп. 1. Кн. 20-22.

15. Константинопольскую редакцию договора (март 1682 г.), лучшую, но также недостаточно соответствующую требованиям государя, Федор Алексеевич, видимо, прочесть уже не успел (ср. оба документа: ПСЗ-1. Т. 2. № 916).

16. Буганов В. И. Московские восстания. С. 130.

17. О месте Одоевских в событиях 1682 г. см.: Богданов А. П., Возгрин В. Е. Московское восстание 1682 г. глазами датского посла // ВИ, 1986. № 3. С. 81-82, 86.

18. Восстание в Москве 1682 г. Сборник документов. М., 1976. (Далее — Восстание). С. 79.

19. См.: Богданов А. П. К вопросу об авторстве «Созерцания». C. 126-129.

20. Богданов А. П. Сильвестра Медведева панегирик царевне Софье 1682 г. // ПКНО. Ежегодник 1982. Л., 1984. С. 45-52 (публикация); он же. Диалектика конкретно-исторического содержания и литературной формы в русском панегирике конца XVII в. // Древнерусская и классическая литература в свете исторической поэтики и критики. Махачкала, 1988. С. 48-64 (анализ политического содержания).

21. Богданов А. П., Возгрин В. Е. Московское восстание. С. 88-89.

22. Богданов А. П. Памятники общественно-политической мысли в России конца XVII века. Литературные панегирики. М., 1983. № 1-6 (тексты и комментарии).

23. Там же. № 9 и след.; Он же. Литературные панегирики как источник изучения соотношения сил в правительстве России периода регентства Софьи (1682-1689 гг.) // Материалы ВНСК «Студент и научно-технический прогресс», апрель 1979 г. История, Новосибирск, 1979. С. 71-73.

24. Шмурло Е. Ф. Критические заметки по истории Петра Великого // ЖМНП. 1901, октябрь. С. 339; Он же. Польский источник о воцарении Петра Великого // Там же. 1902, февраль. С. 424-448.

25. Kurtze und gruendliche Relation, wie die vornehmste moscovitische Herren in der Stadt Moscow anno 1682 jaemmerlich seyn niedergehanen und die beyden Printzen Ioannes und Petrus zu Zaren erwehlt worden. 1686.

26. Diariusz zaboystva tyranskiego senatorow Moskiewskich w stolicy roku 1682 у о obraniu dwoch carow Ioanna у Piotra.

27. Восстание. С. 11.

28. Доказательства, что Невилль — реальное лицо, а не псевдоним французского писателя А. Байе, привел еще А. И. Браудо (Russica // Сборник статей в честь Д. Ф. Кобеко. СПб., 1913. С. 248-250), труд которого, к сожалению, долго оставался незамеченным.

29. О рукописях Записок Невилля и результатах новейших исследований о нем см.: Лавров А. С. «Записки о Московии» де ла Невилля: автор, рукописи, печатное издание // Книга в России XVI — середины XIX в. Материалы и исследования. Л., 1990. С. 62-72.

30. [Fou de la Neuville]. Relation curieuse et nouvelle de Moscovie… Paris, Aubouyn et Clouzier, 1698; Foy de la Neuville. An Account … Moscovy... London, Edvard Castle, 1699; Reis Beschryvinge van Polen na Moscovien... Tyel, 1699; Utrecht, 1707. А. С. Лавров упоминает еще о французском переиздании записок в Гааге в 1699 г. (Указ. соч. С. 62. Прим. 1), однако, мне не удалось просмотреть это издание. Первый русский перевод Записок был выполнен в 1841 г. Н. А. Полевым с английского издания (Русский вестник. Т. 3-4, № 9-10). Перевод парижского издания см.: Браудо А. И. Записки де ла Невилля о Московии 1689 г. // Русская старина, 1891. T. 71. № 9. С. 419-450; № 11. C. 241-281).

31. См. перевод этого сочинения в рукописи БАН, 17.4.15, л. 170-208 (далее цит. л. 170-171, 206-208). Указания на время работы над рукописью на л. 57, 76, перевод записан основным почерком на основной бумаге.

32. Korb J. G. Diarium itineris in Moscoviam... Viennas Austriae [Wien], 1700.

33. Crull J. The present conditions of the Moscovite Empire, till the year 1699, in two letters. London, 1699. P. 5 etc. Не очень удачный перевод см.: Bouvet L. Современное состояние Московской империи в 1699 г. // Туманский Ф. Собрание разных записок и сочинений, служащих к доставлению полнаго сведения о жизни и деяниях государя императора Петра Великаго. СПб., 1787. Ч. 1.

34. Tanner B. L. F; Legatio Polono-Luthuanica in Moscoviam... Norimbergae, 1689; Таннер Б. Описание путешествия польского посольства в Москву в 1678 году / Изд. И. Ивакин // ЧОИДР. 1891. Кн. 3 (158). Отд. 3. С. 1-203 (с приложениями других текстов). Цит. с. 125, 128.

35. Schleusing G. A. Anatomia Russiae Deformatae oder historische Beschreibung derer beyden auf einen Trohn gesetzten Czaaren Iwan und Peter Aleaxewitz. Dresda Misnio, 1688. Cp. перевод Л. П. Лаптевой по авторской рукописи: Шлейссингер Г. А. Полное описание России находящейся ныне под властью двух царей –соправителей Ивана и петра Алексеевича // ВИ, 1970 № 1. С. 103-126. David, Georgius S. J. Status modernus Maghae Russiae seu Moscoviae (1690) / Edited by Florovskij A. V .London-Paris, 1965 (по авторской рукописи). Перевод с этого издания (Ю. Е. Копелевич) см.: Давид И. Современное состояние Великой России или Московии / Публ. Мыльников А. С. // ВИ. 1968. № 1. C.123-132; № 3. С. 92-97; № 4. C. 138-147.

36. Eigentlicher Bericht, wezen des, in der Stadt Moskau 15, 16 und 17 May, anno 1682, einstandenn greulichen Tumults und grausahmen Massacke... Hamburg, 1682; Theatrum Europaeum. Frankfurt am Mayn, 1691. T. XII. S. 441-456. Нем. текст перепечатан по «Европейскому театру»: Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. СПб., 1858. T. 1. Перевод см.: Берх В. Н. Царствование царя Федора Алексеевича и история первого стрелецкого бунта. СПб., 1835. Ч. 2. Приложения; Погодин М. П. Семнадцать первых лет в жизни императора Петра Великого. 1672-1689. М., 1875. Приложения. С. 38-56 (оба донесения; перевод Берха с уточнениями).

37. См.: Попов А. Турецкая война в царствование Феодора Алексеевича // Русский вестник. 1857. № 6-7 (Т. …). C. 143-180, 285-328. Примечания.

38. Голландские копии донесений и часть русских переводов утрачены при работе В. А. Кордта над «Очерком сношений Московского государства с республикою Соединенных Нидерландов по 1631 г.» (Сборник РИО. СПб., 1902. T. 116), — Кордт планировал продолжение этого исследования.

39. Кордт В. А. Отчет о поездке в Голландию // Известия имп. Академии Наук. 1893, июнь. С. 97.

40. Белов М. И. Нидерландский резидент в Москве барон Иоганн Келлер и его письма (рукопись канд. дисс.). Л., 1947; Он же. К истории дипломатических отношений России во время Крымских походов (1687-1689) // Уч. зап. ЛГУ. Серия историческая. Л., 1949. № 112; Он же. Письма Иоганна фан Келлера в собрании нидерландских дипломатических документов // Исследования по отечественному источниковедению. М.-Л., 1964. С. 374-382.

41. См. обзор: Возгрин В. Е. Источники по русско-скандинавским отношениям XVI-XVIII веков // Рукописные источники по истории Западной Европы в архиве Ленинградского отделения Института истории СССР. Археографический сборник. Л., 1982. C. 146-157.

42. Arsberetninger fra det kongelige Geheime Archiv. Kobenhavn, 1879. Bd.VI. S. 138-198. Форстен Г. В. Датские дипломаты при московском дворе во второй половине XVII века // ЖМНП. 1904, сентябрь, ноябрь, декабрь; Щербачев Ю. Датский архив. Материалы по истории древней России, хранящиеся в Копенгагене. 1326-1690. М., 1893.

43. Форстен Г. В. Сношения Швеции и России во второй половине XVII века // ЖМНП. 1898, февраль, апрель, май. См. также; Русско-шведские экономические отношения в XVII веке. М.-Стокгольм, 1978.

44. Висковатов К. А. Письма шведского посланника в Москве Христофора Кохена // Русская старина. 1878. № 8.

45. Записки И. А. Желябужского многократно издавались с 1787 г. См. новейшее издание: Богданов А. И. Россия при царевне Софье и Петре I. Записки русских людей. М., 1990. C. 201-327. Единственное издание записок Б. И. Куракина см.; Архив кн. Ф. А. Куракина, издаваемый под редакциею М. И. Семевского. СПб., 1890. T. I. С. 41-78.

46. По летописцам РГАДА. Ф. 181. № 625. Л. 25об.; РГБ. Ф. 37. № …5 Л. 350; БАН. 17.18.25. Л. 422 — Петра выбрали «чиновные люди и народ»; Летописец ГИМ. Соб. Уварова. № 543. Л. 192об. сообщает: «московски(й) патриарх Иоаким и сигклит, царедворцы, и дворяне, и гости торговые избраша его всенародно на царство». По летописцу ГИМ. Соб. Черткова. № 156. Л. 90об.: Петр был «коронован избранием всего российскаго народа».

47. БАН. 45.10.16. рукопись начала XVIII в. Хронограф с указанными в оглавлении дополнительными летописными статьями на 1-417 об., приписки на той же бумаге новым почерком — л. 418-421 (л. 421об.-431 чистые). Часть приписок (л. 419-421) в «Описании Рукописаного Отдела БАН СССР» (Изд. 2-е, М.-Л., 1959. Т. 3. Вып. 1. C. 182-184) предположительно отнесена к Географии Иоганна Гюбнера, но с русским изданием его «Земноводнаго круга краткаго описания» (М., 1719) не совпадает.

48. Насонов А. Н. Летописные памятники хранилищ Москвы (новые материалы) // Проблемы источниковедения, М., 1955. Вып. IV. С. 281-284; Письма и бумаги Петра Великого. Т. VIII. Выл. 2. С. 938. М., 1951.

49. Моисеева Г. Н. «История России» Федора Поликарпова как памятник литературы // XVIII век. Л., 1974. Сб. 9. С. 81-92.

50. Пештич С. Л. Русская историография XVIII в. Л., 1961. Ч. 1. C. 110-117.

51. Голиков И. И. Дополнения к деяниям Петра Великого. М., 1794. T. XI. С. 7. Еще П. Пекарский обратил внимание на сообщение Голикова, что Петр не хотел, чтобы Поликарпов включал в свое сочинение сведения «о начале света и других государствах» — «понеже о сем много писано», но сосредоточился бы на истории «Российского государства» (Наука и литература в России при Петре Великом. СПб., 1862. T. 1. С. 317). Если верить этому сообщению, Свод по рукописи РГАДА не подходит к предъявленным Поликарпову требованиям, включая хронографическую часть.

52. Насонов А. Н. Летописные памятники. С. 283-284; Тихонравов Н. С. Сочинения. М., 1898. Т. II. Примечания. С. 36. № 129; РГАДА. Кабинет Петра Великого. Отд. 1. Кн. 30. Л. 112 — записи помещены между документами 1721 и 1722 гг., что, по мнению Насонова, не обязательно может служить для их датировки. В самом деле, помещенное в них указание «выбрать из разрядных выписок с царства царя Михаила Федоровича», собрать документы и записки об Азовских походах, «из них что пристойно в историю выбрать, также и после того что делалось во время заморских и архангелогороцких походов, и о бунте под Воскресенским монастырем — все вносить в историю» — выполнялось уже в 1716 г. (см. ниже).

53. Насонов А. Н. Летописные памятники. С. 279-281, 284; Пекарский Ц. Указ. соч. С. 318-319.

54. Насонов А. Н. Материалы и исследования по истории русского летописания // Проблемы источниковедения. М., 1958. Вып. VI. С. 262-264. Описаны рукописи БАН. Строганова, № 60. Л. 482 (летописец с л. 57) и БАН. 21.6.8. Л. 848 (летописец с л. 470, после Хронографа, Степенной книги и «Рукописания Магнуша»).

55. Подробная летопись от начала России до Полтавской баталии / Публ. Н. Л. Львов. СПб., 1799. Ч. IV. С. 65-122; РГАДА. Ф. 181. № 358. Л. 1175об. (о Коломенском походе и проч. — с л. 1191об., по изданию — со с. 107) и др. списки. Ср.: РГАДА. Ф. 248. № 650. Л. 499-641; РГАДА. Ф. 181. № …./726. Л. 1об.-80; ГПБ. Толстова. F. XVII.18. Л. 307-367, БАН. 32.4.33. Л. 3-12. ГПБ. Эрм. 357. Л. 33-45; БАН. 32.4.3. Л. 41 и след.

56. БАН. 32.4.3. Л. 13-15об. Этот текст опубликован в «Восстании» под № 204. С. 255-256 по подлиннику Безгласного стола Разряда (РГАДА. Ф. 210. Стлб. 65. Ч. II. Л. 1-7), с которого и был, видимо, скопирован петровскими архивистами.

57. Буганов В. И. Московские восстания. С. 25; Николаева М. В. «История» А. А. Матвеева о стрелецком восстании 1682 г. (традиции исторического стиля XVI-XVII вв. в литературе петровского времени) // Ученые записки Ленинградского пед. ин-та им. А. И. Герцена. Л., 1966. Т. 309. С. 25-56 (о соответствии сочинения Записке Шафирова — с. 45-46).

58. Например, эпизод с дворянином М. И. Сумбуловым, получившим при Софье думный чин за то, что говорил в Кремле при избрании Петра, будто «по первенству надлежит быть на царстве государю царевичу Иоанну Алексеевичу всея России» (Записки Матвеева. С. 6), ранее появляется в Записках Желябужского (Богданов А. П. Россия при царевне Софье и Петре I. С. 205).

59. Подробнее о трудах Крекшина и их изданиях см.: Николаева М. В. Из истории русский повествовательной литературы первой половины XVIII века («Сказание о Петре Великом» П. Н. Крекшина) // Ученые записки Ленинградского пед. ин-та им. А. И. Герцена. 1958. T. 170. С. 11-27; РБС. СПб., 1903. Т. 9. С. 403-405.

Текст воспроизведен по изданию: Нарративные источники о Московском восстании 1682 года // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.). М. Институт российской истории РАН. 1993