СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

Политические процессы при Петре I

По материалам Преображенского приказа

1. 1697 г. марта 6 – Приговор по делу думного дворянина И. Е. Циклера, окольничего А. П. Соковнина, стольника Ф. Пушкина и других лиц, обвинявшихся в составлении заговора на жизнь Петра I.

1697 года, марта в 6 день великий государь царь и великий князь всеа Великий и Малыя и Белыя России самодержец слушав сей докладной выписки указал и бояре приговорили: Ивашка Цыклера и Алешку Соковнина, Федьку Пушкина да стрельцов Ваську Филипова, Федьку Рожина, донского казака Петрушку Лукьянова казнить смертью за то, что они, Ивашко и Алешка и Федька, умышляли ево, великого государя, убить до смерти. И говорил он, Алешка, чтоб на царстве быть Шеину для того, что безроден, а он, Ивашко, говорил, – счастье де Борису Петровичу Шереметеву, стрельцы ево лю­бят. А после того он же, Алешка говорил, чтоб выбрать на царство ево, Ивашка Цыклера. И про то убивство он, Ивашка, в дому своем им, стрельцом, говорил и учиня то смертное убивство было им, умысля воровски, и он, Ивашко, хотел з донскими казаками и с московскими стрельцами з Дону, оставя городовое дело Таган Рога, итти для московского разоренья и чинить то ж, как и Стенька Разин.

А они, стрельцы, Васька и Федька, с донским казаком Петрушкою Лукьяновым, умысля воровски, хотели збунтовать, з донскими казаками и с московскими стрельцами итти к Москве и разорять казаком Москву с конца, а стрельцам з другово конца.

А стрельцам Никитке Корсакову, Тимошке Скорняку учиня жестокое наказанье, з женами и з детьми сослать в Сибирь в Баргузинской острог, что за Байкалом, на вечное [295] житъе в пашню, за то: Микитка Корсаков слышав от Ивашка Цыклера про убивство великого государя, а Тимошка Скорняк слышав от Федьки Пушкина непристойные слова, которые к убивству причинны, ему, великому государю, не известили.

Алексея Обухова и Бориса Батурина за непристойные их слова послать: Алексея в Белгород, а Бориса в Севск и служить им в тех полкех в прежних их чинех, и к Москве им без указу великого государя не ездить.

А стрельцов же Устинка Самсонова и Степанку Воротникова и донского казака Микишку Роскащина свободить, для того, что по розыскному делу вина их, Устинкина и Микишкина, явилась малая, а Стенькино и вины не явилось.

У Матвея Пушкина, за воровство сына его Федьки, честь боярство отнять и послать ево в Сибирь, и служить ему по Енисейску, а дворов ево московских и вотчин на ево, великого государя, не отписывать. Боярина Федора Прокофьевича Соковнина сослать с Москвы в дальние ево деревни, а к Москве ему ни для каких дел до указу великого государя не ездить. А детей ево, Федоровых, всех послать в Севок и служить им в Севском полку в прежних чинех, в которых они написаны в Розряде, а к Москве без указу не ездить.

У Алешкиных детей Соковнина, у Василья, у Федора, у Петра, у Ивашковых детей Цыклера чины их, к которым они написаны в Розряде, за воровство отцов их отнять и написать их, Василья с братьями, по Белугороду и служить им в Белогороцком полку, а Цыклеровых по Курску. А к Москве им без указу великого государя не ездить-же. А из поместей их и из вотчин и особых их дач дать им: Василью 25 дворов, а Федору и Петру и Ивашковым детям Цыклера по 5-и дво­ров. А буде за ними особых дач нет и им дать то ж число ис поместий и из вотчин отцов их. А Федькиным детям Пушкина из поместий и из вотчин и из их особых дач, за воровство отца их не давать, а отписать те ево Федькины и детей ево и достальные Ивашковы и Алешкины и детей их поместья и вотчины, и московские их дворы, и животы на великого государя и по оценке продать, а деньги взять в ево, государеву, казну.

А женам их, Ивашкове и Алешкине и Федькине, и дочерям-девкам ис тех их поместий и вотчин ничего не давать, а дать им загородные их дворы, да из животов их дать против того, как дано Федькиной жене Шакловитого.

А людей Алешкиных и Ивашковых и Федькиных отпустить.

А Лариона Елизарьева за то, что он про то убивство ему, великому государю, известил, пожаловал великий государь в [296] дьяки. Да ему ж дать из Ивашковых поместей и вотчин Цыклера 50 дворов крестьянских. А Григорья Силина – в старые подьячие, да ему ж дать из ево, Ивашковых, животов на 1000 рублев и быть им у дел на Житном дворе, что у Мясницких ворот.

А что Васька Филиппов говорил про Ивана Стрешнева, бут-то он, Васька, слышал от стрельца Тимошки Скорняка, а он, Тимошка, бутто слышал от него, Ивана, подобные слова Федькиным словам Пушкина, и по розыску вины ево, Ивановой, не явилось потому, что тот Тимошка в роспросе и с пыток во всем ево, Ивана, очистил.

Скрепил дьяк Автамон Иванов.

ЦГАДА, ф. Преобр. пр. стб. 541 (485), лл. 56-58.

2. 1722 г. – Выписка, составленная в Преображенском приказе по требованию кабинет-секретаря Петра I А. Макарова, собиравшего материалы для «Гистории Свейской войны», по следственному делу участников Астраханского восстания.

Об Астраханском бунте.

В Преображенском приказе в розыскном деле об Астраханском бунте написано:

В 1705 г. сентября в 17 день в Преображенской приказ присланы ис Посольского приказу астраханские да черноярские стрельцы, да астраханской ж приказной полаты подьячей, всего по имяном 7 чел., которых в тот приказ прислал того ж сентября в 16 день з Дону, из Черкаского, атаман Лукьян Максимов с казаками всего войска, с отпискою. А подослали их к ним из Астрахани бунтовщики, с прелесными и проезжими воровскими письмами. А имянно: конного Зажарского полку Михайло Скорняков, Иван Кисельников, Яков Якимов, московского Армянинова Григорей Артемьев, черноярцы, конного ж, Афонасей Волокушин, Григорей Кормильцев, подьячей Иван Ермаков.

А в помянутой отписке з Дону написано: того ж 705 г. августа в 30 день, писал к ним с Царицына воевода Афонасей Турчанинов, августа ж де в 9 и в 13-м числех Чеметева улусу калмыки, по имяном 4 чел., подали на Царицыне ему, Турченинову, от того Чеметя два письма, в которых по переводу явилось написано: В Астрахани де Тимофей Ржевской убит, да начальных людей побито 300 чел. и поднялись де из Астрахани 1500 чел. А по ведомости де из Астрахани от [297] астраханских татар быть им на Царицыне, в Азове, на Таган Рогу. И чтоб им, казаком, быть опасным, и послали б в свои городки письма, и служа и радея в. государю шли б на Царицын для обережи. И они де, атаманы и казаки, приговорили в кругу учинить крестное целование, чтоб хто не изменил, да и во все казачьи городки послали войсковые письма о том же под смертною казнью. А против тех изменников, выбрав конных и в судовую изо всех городков, велели итить учинить с теми изменники бой, чтоб их такова намерения не допустить.

Да того ж августа в 25 день, в Черкаском явились помянутые астраханские жители и подали им в кругу письмо за руками, в котором написано, и в допросе сказали, послали де их из Астрахани астраханские жители и всяких чинов люди о том, что в Астрахани учинилось за веру христианскую и за бороды, и за немецкое платье, и за табак, что к церквам их и жен их, и детей в руском платье не пущали и от церквей отлучали, и всякое ругательство чинили. И брали с них банных по рублю, с погребов, с сажени, по гривне, да хлебное жалование отняли. И они де, терпев долгое время и посоветовав меж собою, чтоб им веры христианские не отбыть, и что стала тягость великая, не мотая терпеть и веры христианской отбыть, противились и из них де иных убили досмерти, а иных де за караулы посадили. И чтоб они, донские, посоветовав меж собой, постояли б с ними и учинили б к ним в Астрахань ведомость. А они де их ожидали и на них надеялись. Им же де, астраханцом, учинилось ведомо всяких чинов от людей, что в Казани и в иных городех поставлены немцы и тамошним жителем, и женам их, и детем чинят ругательство ж, как и им в Астрахани, тягость и убивство служилым людем досмерти. И для того к ним, донским, посланы из Астрахани вышеписанные нарочно.

И они де, донские, того злого совету не приняли и тех воровских присыльщиков приняв и оковав, и с ними прелесные их письма, прислали в Посольской приказ.

А в воровских прелестном и в проезжем письмах написано: 1705 г. июля в 31 день, войсковому атаману Якову Филиппову и всему донскому войску служилые по полкам и по чином и купецкие, и всяких чинов люди из Астрахани ведомо чинят. В Астрахани учинилось за веру христианскую и за протчее, о чем писано выше сего. Да к тому пополнено: велели де им поклонятца болваном, кумирским богом и у начальных людей кумирских богов вынели. Да к тому воровскому письму руки приложили руские 142 чел., да иноземческих 4 руки. У тех ж воровских писем печать государства Астраханского.

В воровском же письме, каково в Преображенской ж приказ прислано ис приказу Казанского дворца, которое писали [298] з Дону помянутые посланные из Астрахани, к астраханским ж бунтовщикам под Царицын написано: приехав де они до Пяти изб и до Верхнего и до Нижнего Чиру посланное с ними письмо прочитали. И тамошние жители им сказали, –  собою де они ведомости сказать им не умеют, потому что подсудны войску, а на чем положат из войска и они так будут чинить, и чтоб они ехали к войску в Черкаской.

А в Преображенском приказе перед бояры те посланные в распросех, из них же два человека с одной пытки, а достальные с подъему, о бунте, за что и от кого учинился, и хто где и с кем сходясь о том, умышляли, и за что кого побили, – не знают и сами в том умыслу не были, и на Дон посланы ис круга, от старшин, поневоле и за караулом. А про сходство с донскими в Пяти избах и о прочитанье писем и о письме своем под Царицын к астраханским бунтовщикам сказали тож, что и в вышеписанном их присланном письме написано. Из них ж один человек, Григорей Артемьев, в распросе не пытан и с пытки пополнил: тот де бунт учинился за вышеписанные обиды и за протчее, о чем написано в вышеписанном воровском письме на Дон.

Да того ж 705 г. сентября ж 26-го ж числа, в Преображенской ж приказ, присланы из приказу Казанского Дворца черноярские стрельцы, поимяном 12 чел., которые в тот приказ присланы с Царицына для того, что они за вышеписанными астраханцы на Дон, до казачьих городков, посланы были с Черного Яру в провожатых. И в Преображенском приказе в роспросех в том не запирались. Посланы де были поневоле от черноярского их старшины, да от астраханских бунтовщиков, которые в тож время были на Черном Яру, идучи под Царицын для бунту ж. И с Нижнего де Чиру те астраханцы их отпустили на Черной Яр по прежнему. И они от астраханских бунтовщиков, которые в то время были под Царицыном, убоясь смертного убийства, на Черной Яр не поехали, а ехали на Царицын, явитца воеводе и в степи калмыки, поймав их, отвезли на Царицын к воеводе.

А про умысел к бунту и кто тому пущие заводчики, и за гот бунт учинился, сказали не знают ж.

И после распросов они, провожатые и вышеписанные посланные на Дон астраханцы из Преображенского приказу посланы к царскому величеству в поход, в польские городы.

Да в 1706 г. в разных месецех и числех, в Преображенском же приказе по розыскному астраханскому делу во время розыску о астраханском бунте, из приказу Казанского Дворца прислано письмо Герасима Мансурова, Дмитрия Галачалова, каково они писали к боярину, ко князю Борису Алексеевичу Голицыну, да их, Мансурова я Галачалова роспросные речи, [299] что роспрашиваны они, против того ж письма, в приказе Казанского Дворца о помянутом бунте. А в письме написано:

В 1705 г. июля против 30-го числа, в четвертом часу ночи, в Астрахани московские и астраханские конные и пешие стрельцы и салдаты учинили бунт, били в набат, как на пожар, и чаели пожару в Кремле, бежали с топорами. И бунтовщики из начальных людей Никиту Зажарского и других, захватя в Кремле, побили до смерти. А июля 30-го числа, в первом часу дни, сыскав воеводу Тимофея Ржевского и в кругу, говоря ему бутто он бороды брить и платье немецкое носить заставил своим изволом, убили ж до смерти. И многих начальных людей, сыскав побили ж, а иноземцы де все побиты. А июля ж по 31-е число в живых воевода Опухтин, полковник Армянинов, да дьяк. И июля ж 31-го числа написав те бунтовщики письма к донским и к Яицким казакам, и на Терек, чтоб все были с ними в соединении, и присылали к митрополиту и Опухтину, и к Армянинову приложить руки и они рук не приложили. А выбраны в атаманы ярославец Яков Носов да астраханец посацкой человек Таврило Ганчиков, да Галачалова полку стрелец Иван Астраханец. А намерение имеют итти в верховые городы. А они, Мансуров и Галачалов, чрез юртовских татар и калмык прибыли степью до Саратова.

А которого месяца и числа то письмо писано и в Москве получено, о том в том письме не написано.

Да августа в 10 день того ж году они ж, Мансуров и Галачалов в приказе Казанского – Дворца явились и в распросех о зачине того бунта, о набате и о побитых сказали тож, что написано в письме их выше сего. А они де, убоясь того бунту, ушли, Галачалов из Астрахани, а Мансуров с селитренных заводов, в калмыцкие улусы, а из улусов, не займуя городов, степью прибыли на Саратов и написав о том вышеписанное письмо послали чрез почту, да и в Синбирск послали письмо ж, чтоб судов с хлебными запасы в Астрахань не отпущать до указу с Москвы.

Да в письмах, каковы к тому ж розыскному делу во время розыску ж о том же бунте, присланы в Преображенский приказ ис Посольского приказу, написано:

706 г. февраля в 21 день Преображенского полку сержант Михайло Щепотев прислал к Москве в Посольской приказ астраханцов Кисельникова с товарыщи, 15.чел. с повинною, а велел с ними ехать к ц. величеству в поход. И те присланные ис Посольского приказу приведены были в Столовую полату перед бояр и по осмотру взяты у них две отписки, одна астраханского митрополита, другая астраханских всех жителей, да 14 челобитен. [300]

А в распросе те присланые сказали, как они, Кисельников, посланную с ним в. государя милостивую грамоту в Астрахани всем жителем в кругу объявил и они, приняв ее с честию и призвав в круг митрополита и воеводу Опухтина, и дьяка, велели ее честь вслух. А что ему, Кисельникову, наказано было от ц. величества говорить всем астраханцом, обещая им милость и прощение в винах их, и он всему кругу говорил. И астраханцы де той его, в. г., грамоте и изустному его ц. величества приказу обрадовались  – и сказали, –  мы де от него в. государя никогда не отстаем и милости его в. государя не отчаеваемся. И по прошению их митрополит про здоровье его, в. государя, того ж дня, не расходясь, пел в соборной церкве молебен со всем собором и приводил их ко кресту. И с той грамоты списав описки роздали по полкам. А подлинную принесли к митрополиту, в соборную церковь в ризницу, и обещали на нее зделать серебряной ковчег. А их послали к в. государю об отпуску вин их с повинною, с отписки и челобитными, в которых о учиненных им тягостях написано имянно.

Да в грамоте ц. величества, какова послана за собственною его, ц. величества, рукою в Астрахань к служилым и купецким, и всяких чинов людем того ж 706 г., писано:

Писали они к его ц. величеству с стрельцом Кисельниковым с товарыщи ото всех астраханских жителей, что они по приятии его, в. государя, милостивой грамоты, за подписанием его ц. величества собственный руки и с приложением государственные печати, обрадовався нечаянной к себе его, в. государя, милости, о его, в государя, здравии молили бога и крест целовали служить ему, в. государю, верно и быть во всяком послушании. И естьли кто из них станут служить неправдою, хотя что малое, и за то б им от господа бога на оном веце вечно мучитися во огне неугасимом и на соборе быть в проклятии, и от его, в. государя, меча казнь принять. А за что учинилось междоусобие, прислали челобитные за руками, прося о милостивом прощении вин своих, о чем и митрополит, с ними ж прося, о том же прощении писал же. И о том о всем ему, в. государю, известно, на что милосердуя, яко сущей христианской монарх, по слезному их прощению, вины их в том отпустил и предать вечному забвению милостиво повелел. И чтоб они, видя, его, в. государя, милость' во всем, кому в Астрахани быть велено, были послушны и вины свои заслужили верно, как обещание свое приносят. А по челобитью их указано разсмотреть и указ учинить милостиво, бояром и воеводам впредь.

А в отписке астраханского митрополита написано:

Астраханские де служилые и всяких чинов люди, призвав [301] его в круг, и помянутую его государеву грамоту увидев за подписанием высокодержавной его царского пресветлого величества руки и за красною печатью, слушали с великим прилежанием и со слезами. А о молебстве и о крестном целованье и что та грамота в ризнице, и о серебреном ковчеге написано то ж, что сказали помянутые присланные выше сего.

А в отписке ж астраханских жителей, русских и иноземцев, всяких чинов людей написано: астраханской де стрелецкой голова Кареитов с присланною его, в. государя, грамотою в Астрахань к ним не поехал неведомо для чего, а прислал к ним письмо ис калмык, чтоб они тое грамоту у него приняли на съезде. И они к нему ехать не посмели, для того калмыки и подобные им да того Кореитова брат, да Михайло Заманов под Астрахань и под Черным, и под Красным Яром, и в Гурьеве городке войною на рыбных ловлях и на сенокосех русских многих людей побили до смерти и в полон побрали, конские и скотинные стада отогнали и учуги разорили. А по письму их отдал тое грамоту посланному от них мурзе князь Каспулату Урусову. И они, приняв ее с великою честию, за премногою его, в. государя, к ним милость, о его государском здоровьи молебствовали. А о другой его ж, в. государя, милостивой же грамоте, присланной с Кисельниковым с товарыщн, иные из них усомневаясь чинили розврат, бутто та грамота прислана без его государева указу, на что его ж царское величество в подтверждение указал послать из Гродни вышеписанную свою, в. государя, грамоту за подписанием собственныя своея руки и с приложением государственныя печати, дабы они сумнения не имели и об отпуске вин своих прислали б челобитчиков. И тое его, в. государя, милостивую грамоту приняли они с великою честию и о его, в. государя, здравье молебствовали ж, и впредь по прежнему своему обещанию и крестному целованию ради служить по прежнему правдою. А естьли ныне и впредь станут служить неправдою, хотя что малое, и им за то дабы от господа бога на оном веце вечно мучитеся во огни неугасимом, а на соборе быть в проклятии и от его, в. государя, меча казнь приять.

А за что у них учинилось междоусобие, о том в винах своих послали челобитные. А в повинных написано: междоусобие учинилось за брадобритие и за немецкое платье, и ото многих воеводы Ржевского и полковников, и начальных людей для взятков налог и обид, и разорения. Чинил. он, воевода, не против его, в государя, указу и грамот, по совету с полковники и с начальными людьми; не дал им сроку в деле немецкого платья для своей корысти, посылал [302] по многие праздники и в воскресные дни капитана Глазунова да астраханца Евреинова к церквам и по большим проезжим улицам, и по перекресткам и у мужеска, и у женска полурусское платье обрезывали не по подобию и обнажали перед народом, и всякое ругательство над ними и женским, и над девичьим полом чинили и от церквей отбивали, и их били, и усы, и бороды, ругаючи, обрезывали с мясом. И по грацким воротам целовальники их и жен их в руском платье, имая, приводили в Приказную палату и брали со всякого человека по 4 гривны. Он же, Ржевской, у них, служилых людей, ружье, а у торговых людей кремни и серу обрал и продавал, и продавать им, служилым людем, не велел, а для чего, не сказал. Хлебного жалованья давать им не велел ж и давано ржи по малому числу, с 704-го году Петровского сроку генваря по 1-е число 705-го году, а овса и дачи не было. Да с них же имано с бань по рублю и по 5 алтын, с погребов с сажени по гривне, подымных по две деньги с дыму, валешных по две деньги, от точенья топоров по 4 деньги, с ножа по 2 деньги, от битья бумаги по 4 деньги с фунта, с варенья пив и браг с конных по 5 алтын, с салдат и с пеших стрельцов по гривне. А с маломочных и со вдов, и которые в Свейском походе, а женам их и детем платить было нечем, и тех сажали за караул и бил на правеже, и многие де дворишки продавали и детей закладывали. У них же служилых людей и у всех грацких жителей дворам спрашивал купчих, и которые дворы построены на данных местех, а иные купленые, и в моровое поветрие крепости утерялись, и в пожар сгорели, и с тех крепостей брал пошлины вдвое и втрое. А с рыбных и соляных, и с иных всяких промыслов брали откупщики с стругов и с насадов привального по рублю и по 2, и по 3, и по 5 рублев, а с мелких струшков по полтине, с рыбных ловецких лоток и з дров, и с травы, и со всякого приезду по гривне, хотя кто привезет на 6 денег рыбы или травы, или дров половину лотки. А с лесу и з дров и з запасу, со всякие сажени, по 6 денег. Да поземельного брали с лошади и с коровы по 4 деньга, з барана, свиньи, с овцы, с лисиц по 2 деньги, с конских и с коровьих кож по 10 денег, да с лошадей же, которых покупали для службы, имали пошлины с рубля по 10 денег, с шерстей потому ж.

А в тех откупах он, Ржевской, с начальными людьми были товарыщами. Он же, Ржевский, з житного двора хлебные запасы, выбирая самое доброе на выбор, возили на свои загородные дворы в анбары. И татарской и калмыцкой базары откупали и тот хлеб калмыком и татаром, и едисаном, и енбулуком продавали. А топлую и гнилую муку давали им вместо ржи, а за промол и за мешки имали по 8 денег. И на [303] татарской и на калмыцкой базары с продажным ни с чем их не пущали. Тако жив караванную пору хлебные запасы и дрова, и лесные припасы, и сено закупали, а им, маломочным, продавали большою ценою. И рыбные ловли, которые даны им изстари за службы и за полонное терпенье, у них отняли.

Он же, Ржевской, хороших лошадей имал у них безденежно, а хлебные запасы из стругов велел без указу выгружать и возить на Житной двор им, служилым людем, и они выгружали и возили на себе мимо подрятчиков, и он, Ржевской, за провоз тех запасов имал с подрятчиков деньги. И моклой и гнилой запас целовальником велел принимать у подрятчиков в неволю и за то бил батожьем насмерть. И от тех побои один человек умре. Он же, Ржевской, посылал знакомца своево Данилу Елагина для выемки огня и всяких дел, и тот Елагин многие домы разорил безвинно, и жен их имал, и всякое ругательство и разорение и убытки чинил.

Да табашной голова Андрей Евреинов многих их братью, служилых и всяких чинов людей, подметывали табаком, а он, Ржевской, для своих взятков тех людей пытал и взятки с них брал, и многих из Астрахани в иные городы безвинно ссы­лал. Он же посылал их зимним путем для рубки дров к селитренному варению по два года, человек по 600 и по 700. И ставили на всякого человека по 5-и сажен двойнику. И многие их братья служилые люди от стужи помирали и на плаву с плотами, от погод и в проносах тонули, и в полон взяты. А которые де плоты погодою разобьет, и для тех посылал в другой ряд. Да и про домашний свой обиход для дров и сена, и травы их посылал же и буде за погодою травы привесть невозможно, и тое траву велел им покупать. Их же посылал на овощные и селитренные струги для караулу и на работу до Царицына и до Саратова, и до Сызрани бес прогонных денег. Им же, за поставленные дрова к селитренному варению, велено по государеве грамоте выдать за всякую сажень по 8 гривен и Герасим Мансуров «м «е выдал, и торговых людей струги з дровами и плоты против Селитренного городка для своей корысти останавливал, и за те дрова денег ничего не давал. Да и у них, служилых людей, дрова ж, которые возили лотками в Астрахань на свои нужды, он же, Мансуров, брал безденежно. И многих их братью с караулов посылал для рыбные ловли для себя, и всякую домашнюю работу работать велел. Да на Сергея Обернибесова работные люди извещали, хотел де он за городом, где они, служилые люди, живут с Ишеем и с юртовскими татары, дворы их зажечь и их рубить. И против того извету он, Обернибесов, во всем не заперся. [304]

А полковники и начальные люди, немцы, ругаючись христианству, многие тягости им чинили и безвинно били, и в службах по постным дням мясо есть заставливали, и всякое ругательство женам их и детем чинили. А воевода Ржевской по челобитью их указу не чинил. Он же Ржевской велел имать крепостных дел подьячим, сверх указу, лишних денег: с малой крепости по 6 денег, а з больших по полтине и больше. И те деньги имал себе. И о тех поборах к Москве и в Казань посылали они челобитчиков, а указу о том не учинено. А о вышеписанных всех обидах хотели они для челобитья из Астрахани послать и их не пустили. А дьяк Семен Васильев подал им письмо своей руки, что ружье обрать велел он, Ржевской, собою и товарыщу, Опухтину, не ска­зывал. И всякие дела делал собою, бес товарыща, и ево, дьяка, заставливал помечать в неволю.

Да голова Михайло Кареитов, будучи в посылке к Аюкаю тайше, а брат ево, Борис, провожал ево, Ржевского сына Александра к калмыкам и соединясь с калмыки в Гурьеве городке и перед Астраханью учуги и рыбные ватаги, и сенные станы разорили, и людей многих в полон побрали, и до смерти побили. А на учуге Чурке он, Кареитов, старца убил до смерти и церковь разорил, и образы обдирали.

Да Ржевской же в Караганской бусе з головою Галачаловым да с Мещеряком был в паю. А шведов полоненников, которые присланы к селитренному варению в работу, мимо учужных людей ставил собою в начальные люди, и у яхт, и у шмаков были в матрозах. И от них была им налога горше иных начальных людей.

Голова Зажарской имал себе на всякой год с обоих конных полков в спуск человек по 10 и по 20 и больши, и брал с них по 10 и 20, и по 30 рублев с человека и больши, а вместо их, в службы и в посылки, и в караулы, посылал их, маломочных. А сенные покосы, которые для служеб даны дедам и отцам их, отдавал от себя им и всяких чинов людем и татаром в пашни, в наем. У них же отымал хороших лошадей, а денег давал по малому числу, а у иных брал безденежно. Их же посылал для дров и сена, а что они привозили для своей нужды и ис того имал по половине. Да из них же плотников, портных, сапожников на себя и на Ржевского, и начальных всяких чинов людей заставливал работать в неволю, безденежно.

Полковник же Дивигней с иноземцы, начальными людьми, брали к себе насильством из них домовых людей, в денщики, и деньги не в мочь. И сверх спусковых денщиков держал у себя иных денщиков и конюхов, и поваров и велел им давать подмогу из зборных их брацких денег. А хто не [305] похочет дать, тех бил и увечил на смерть и не в очередные службы посылал.

А начальные люди, иноземцы, денщиков брали себе поневоле домовных нарочитых людей, не в очередь же, и имали с них деньги ж не в мочь. А сверх денщиков брали иных денщиков и караульщиков и посылали их по воду и с платьем, и конюшни и отходы чистить заставливали, и постели под них стлали, и разували, и детей их пестывали, бани топили. И их братью они, и жены их, по щекам и палками били, и горшки как похотят наставливали и держали. И для покупки харчу их посылали, а которой харч им не покажетца, правили вдвое. Гусей и уток пасли, а которой гусенок или утенок умрет, правили деньги. И на дворех их стоя обиды и налоги им чинили, и над женами их насмехались, и младенцев их до смерти побивали.

И кто придет бить челом, и полковник их, челобитчиков, бил и увечил на смерть. И велел им и женам их и детем делать немецкое платье безвременно. И они де домы свои продавали и образы святые закладывали. И бороды, и усы брил и щипками рвал насильством, и от побои ево многие их братья померли. Ему ж полковнику покупали сено и дрова из своих брацких денег и займывая, а он, полковник, ис того сена и дров давал перевотчику Арну и иным начальником иноземном. А которые их братья посыланы с начальными людьми иноземцы за моря на яхты и на ишаках, и они, иноземцы, в осеннее время подымали их на дерева и з дерева в воду, в моря бросали и под яхты и под шмаки протаскивали, и от того их братья многие помирали, а иных в бочках с яхт на моря в черни пущали. А полковник челобитчиков, которых они хотели посылать о тех обидах бить челом, бил и увечил и от тех побои многие померли ж.

Они ж у маеора Каршевского погребы и хоромы, и землянки строили, струбы запутали, пива про него и про знакомцев ево варили и бани топили, и из земляной бани и с погребов воду выливали, и всякие нужды и обиды и налоги терпели..

Морского флота капитан Ларион Меэр набрал в полк 250 человек и служили она на шмаках и на яхтах летом и зимою бессменно, а жалования до 704-го году им не было, выходили вечернюю порою для милости. И приехав он, капитан, с моря с ними в Астрахань, велел им быть в готовности на Яик. А что они били челом ему на подъем о жалованье и он подвел воеводе двух коней, чтоб их, 9 человек, бить кнутом, а десятого вешать, бутто за огурство. И воевода Ржевской велел у них ружье и багинеты обрать и биты они кнутом. И для той Бесконечной гибели, чтоб им на море [306] голодною смертью не умереть, брали они у воротника Мещеряка муку ржаную и сухари в долг, двойною ценою, синбирской муки мешок по полтине и поехали на Яик наги и боси, а иные их братья и по се число из того долгу не откупились. И как по указу 1704 г. велено им давать денежное и хлебное жалованье он, маеор, с капитаны и с порутчики, и с прапорщики, и с матрозы своей команды стал им чинить великие обиды и налоги наипаче прежних. Брал к себе насильством и нападкою их братью, салдат, нарочитых домовых людей и, сверх спусковых денщиков, держал у себя иных денщиков и конюхов, и поваров человек по 20 и велел им давать подмогу из брацких денег. И начальные люди и матрозы денщиков и караульщиков брали ж, поневоле ж и чинили такое ж ругательство и деньги правили, и над женами и над детьми ругались ж, и посмехались как выше написано. У капитана ж в огороде работали 5 чел. бессменно всякую огородную работу, з женами и з детьми. И верблюды и лошади в чигирях ходили их.

Он же, капитан, по отъезде к Москве с морским чертежом, приказал морской флот их порутчнку Ивану Блунтберу да штырману Якову Лунту. И они, ругаючись, били их безвинно. А боцманы и матрозы велели себя носить чрез воду в лотки на себе. И ругаясь, осенним временем, посылали в студеную воду с рычагами, топлые засыпные шмаки и яхты ворочать. А те шмаки и яхты и всеми полками, по велению воеводы Ржевского, не подняли. Тот же поручик Блунтбер брал с них нападками на месяц по рублю и по полтине, и по 10 алтын с человека. И посылал их по дрова про свой обиход, а за паузок велел деньги платить им же свои и платили от паузка по 5 рублев. А иных их братью посылали в косы за зверьми и брали все на себя безденежно.

Он же, капитан, выбрал из них 60 чел. и учил называть погоды по немецкие, и которые их братья выговорить не умеют, бил их и морил голодом. Он же, капитан, велел им скаску дать в Приказной полате, бутто он, капитан, до жалованья роздал им своих денег 2220 руб. И они, убоясь чтоб по прежнему не битым быть кнутом, такую скаску дали. Он же де велел им делать платье немецкое одним цветом, также и женам их, бессрочно. И их братья должились великими долгами. И бороды и усы им выбрили, и ругаясь называли их фрыгами и полуверцами.

И в осеннее время по снастям на блоках на дерево подымали и в воду бросали, и под шмаки и под яхты протаскивали, и в бочках с яхт в море метали и от того многие померли. Матрозы ж запытали их братью 4-х человек до смерти.

А полковник Ефрем Армянинов, будучи в полку, с [307] воеводою Ржевским и с начальными людьми были в поземельных и в конских откупах, и в Караганокой бусе.

Голова Михайло Кареитов, будучи у полку, спущал по 10 и по 15 чел. и имал с них по 12 руб., и работали на него всякую работу, и имал с них взятки. И мастеровые люди на него ж работали безденежно.

Голова ж Борис Кареитов, будучи у полку лет з 20, чинил всякие налоги и взятки всякие брал, и изо взятков же их братью спущал, и всякую работу работать их заставливал. И мастеровые люди работали безденежно ж. И в посылки для своих корыстей, и в работу к юртовым мурзам и табунным головам, и к своей братье дворяном, и подьячим посы­лал. И кому по наряду достанетца ехать на стругах за море и в верховые посылки, тех очередных не отпускал, а отпускал охочих, а брал с человека по 2 и по 3 рубли. А с тех, что были в верховых посылках имал дрова. И у дач их хлебного жалованья брал с них, со всякого человека, по четверику овса. И какая скотина з двора ево пропадет, правил на них деньги вдвое.

Голова ж Дмитрей Галачалов, будучи в полку, чинил такие ж налоги и взятки имал, и по дрова посылал, и, буде судно разобьет и дров не привезут, правил по рублю и больши с человека. И всякую работу работали и хоромное строение строили., и для торгу с калмыки построили 3 анбара да 2 лавки. И" ради мены с калмыки посылал их человек по 10 и больши з запасом и для обережи навстречу им посылал их человек по 10 и больши. И в студеное время посылал ловить рыбу с неводом. Они ж похотели всеми полками около салдацской слободы, от большие вешние воды, срубить обруб и по очереди в работу писать не велел, а велел выбрать охочих 20 чел. и, собрав со всякого человека по 6 алтын по 4 деньги, дал работникам небольшое, а достальным покорыствовался. У денежного ж жалованья имал с них по 10 денег с человека, бутто по указу, и хто дать не похотел, тем чинил многое разоренье и мучительство, и посылал не в очередь в неугодные службы. А на татарском базаре меною и продажею с татары и с калмыки кормились они с платежом откупу. А тот откуп отдан был ему ж, Дмитрею. У него ж Дмитрея на дворе стояли на карауле их братья, а ево, Дмитриев, человек украл у него меду и за тое мед, кроме того человека, доправил на них, 5-ти человеках, по 3 алтына по 2 деньги с человека.

Яхтинской капитан Меэр, по приказу воеводы, заставливал морских и волжских кормщиков и кузнецов, и плотников делать на себя и на матрозов всякие поделки: и кореты, и сундуки оковывать, и топоры, и заступы, и лошадей ковать, [308] безденежно и в своем товаре. И двум человекам кузнецам переломал руки и впредь они службы служить и изделья делать негодны. И на Селитренных заводах всякую работу делали бес кормовых денег. И ругаючись привязывал к щегле, и двух человек бросил в море безвинно.

Головы ж Галачалов, Зажарской, Кореитовы торговали на татарском и на калмыцком базарех хлебными припасы и деревянного посудою, а купецких и всяких чинов людей не пускали и продавать не давали. А буде кто, хотя мало что, кроме их прикащиков, на те базары принесет, имали себе и их приводили в приказ, и били, и увечили. И они, головы, с Мещеряком с товарыщи имали за рыбу и за всякой овощ дворянского, пятую и четвертую долю.

Табашной откупщик Андрей Евреинов всяких чинов многих людей табаком подметывая, в приказ приводил, а воевода, для своей корысти, многих пытал и взятки брал, и рсякое ругательство им и женам их чинили.

А пушкарской голова Извеков спущал пушкарей по 2 чел. в год и брал по 9 и 10 руб.. с пуску. А ково отпущал по дрова, брал с них себе по сажени и по две дров, а ково на рыбу отпущал, брал рыбою и деньгами, а за морскую посылку по полтине и больши. А с очередных в службы и в посылки – посулы, а вместо их посылал иных не в очередь. И многих приверстывал в пушкари и брал с них по рублю и по полтине, а надобных людей отставливал. А у денежного жалования давали они неволею по 5-и алтын и по гривне, и по 10 денег. А кто не даст, бивал батоги. И работу работали, и лед в погреб клали, человек по 10 на день. А кто не похочет льду класть, брал с пуску по 2 гривны с человека.

На бухарцов, на гилянцов, на аграханцов и на иных иноземцов, и на татар воевода Ржевской положил многие подати вновь: с стругов с лоток – привальное, и со всяких мелочных продаж с мест – оброки. И во всяких промыслах с откупщиками был в товарыщах. А им, иноземцам, от него была налога в том, отдал в татарских юртах и в татарской ясашной слободе, и на их дворех воду возить на откуп, и велел воду покупать по 4 деньги бочку. А женам их и детем на своих лошадех и верблюдах возить и на себе носить не велел, и взял с них за то сверх откупу 21 рубль. А как бухарской и хивинской их караван с товары пришел в Астрахань и они тот товар в Астрахани, в таможне, явили и пошлины платили сполна, а он, Ржевской, сверх того со всякой привозной овчинки да со всякого верблюда, с отпуску из Астрахани в Хиву и в Бухару и с привозу, имал по гривне, да с копыт по 8 денег, да водопойного по 6 денег. И нехотя [309] отпустить караван их с товары в отпуск, взял с них 20 руб. и отпустил. С них же брал по 2 деньги з дыма, а где станут с продажным, с чем ни есть, на 10 денег и на гривну, и на рубль, а откупщики по ево воевоцкому велению брали с них и з русских з 10-и денег по 10 денег, з гривны по 2 деньги,. с рубля по 3 алтына по 2 деньги, с лоток привального по гривне, с мест по 2 деньги. И от того на рыбный харч учинилась дороговля. А о каких нуждах приходили били челом отказывал для взятков. С них же положил з бань по рублю.

Их же жены и дети, и братья, и родственники выходили в Астрахань ис полону ис калмык и от едисан и Ржевской же имал с калмык и с едисанов взятки коньми и верблюды и деньгами, а тех полоненников отдавал им, калмыком и едисаном, назад. А по делам их имал с них великие посулы. А которые платили в казну ясаку по 23 алтына по 2 деньги, и тот ясак из своей корысти велел збирать дворянину Ивану Михайлову по 8 гривен и по 30 алтын, а отписей им не давал. К нему ж возили сено и дрова и отходы прятали. А вставших их сирот после отцов и матерей пожитки брал к себе в неволю. А кого их отпущал за море, брал по рублю и по сафьяну, и по пуду пшена сорочинского. Да Каспулата мурзы Урусова улусные 2 чел. ехали в Астрахань в домы, а терские жители, татары 13 чел., ехали степью к Аюкаю тайше для выкупу жен своих и детей, которых у них побрали в полой калмыки, и в степи голова Зажарской тех Урусова людей и терских жителей татар, да с ними 40 лошадей, взяв прислал в Астрахань, а воевода пытал их безвинно и оттого иные померли. Да с них же брали коньми и кобылицами.

Им же дана государева грамота, с мечетей и с свадеб поборов имать не велено, а воевода ж взял с них деньгами и ясыри, и коньми. Да и из денежного кормового жалования всякой дачи имал с них треть. Да калмыцкого владельца Чемета взял терского татарского полону две девки татарки.

А вышеписанные взятые 40 лошадей и платье, и деньги розделил с стрелецкими головами по себе.

На Красном Яру Степан Долгоруков, будучи воеводою восемь лет, чинил красноярцом великое разорение и взятки имал насильством. Им же велено в службу менятца отцу с сыном, брату с братом, дяде с племянником, а он с мены и з дворов, которые построены вновь, имал насильством рубли по 3 и по 4. А кто поедет на рыбную ловлю, –  по полтине да по белуге. И на рыбных станах рыбу и иные взятки имал насильством. И пригородил к себе во двор городовую башню и велел наймывать на караулы дворовых своих людей. У него ж были годовых денщиков со ста по 7 чел. И с них брал по 13 руб. с человека за отставку, с престарелых, и кого на [310] их место приверстывал, –  по 2 руб. с человека. А у кого калмыки лошади и скотину отгоняли и сена потравили, брал баранту себе, а им давал малое число. И на ево ж они дрова возили, сена косили. Он же у калмык скупал лошади, верблюды скотин по 200 и больши, а сеном кормил их. Он же убил стрельцов 2-х человек. А у вдов коровы и лошади имал насильством.

Они ж на дворе ево отходы чистили и всякую работу работали. А которые неженатые в службах в свейских походех, и тех жалование брал себе. А что они ж делали струги для походу за воровскими казаками, и с плотников нападкою взял 6 руб. Он же посылал для торгу в Астрахань людей своих, а в работу посылал стрельцов, бив, неволею. На него ж рыбу ловили и соль ломали безденежно.

И в тех ево обидах били челом они в Астрахани воеводе Ржевскому и он указу не учинил. Ржевской же не выдал им хлебного жалования, овса, за полтора года. Платье немецкое и обувь носили, и поземельные оброки, и з домовых бань по рублю и по 5 алтын, а с погребов по гривне с сажени, и с печей, и с горнов платили. А что они пожалованы по 10 пуд. человеку соли, он имал по 3 пуда с человека.. Да по ево ж веленью на женах их и на детях платье резали и брали в воротах по 4 гривны с человека. У них же воды, которыми они были пожалованы, отнеты. Он, Ржевской, овощь в огородех брал насильством, и в калмыцкие улусы посылал красть лошадей и имал себе, и в том с калмыки была ссора и разоренье. У денежного полугодового жалованья имал с них, с конных по гривне, с пеших по 10 денег, от хлебного жалования по четверику овса. От провозу по 8 денег с чети. Он же таможенным клеймом воровским клеймил свои товары и отпуски в Хиву и в Бухару. И за те ево налоги они убили ево до смерти.

Черноярцы.

У чернояреких жителей данные воды из давних лет на прокормление всему граду, с рыбными ловлями от города вверх и на низ по 5 верст, на сторону, приехав с Москвы прибыльщик Дашков отнял. И они взяли у него в оброк по 70 руб. на год. Им же и женам их и детем велено платье носить немецкое и бороды и усы брить в неволю, а у них кроме калмыцких тулупов одежи никакой нет, и делать немецкого платья за скудостью не в чем. Из них же многие престарелые, а иноземцы за то их бранят и называют нехристианами. Им же велено ездить на немецких седлах, а кого поймают на русском, или в русском платье, и с тех брали с конного по 2 руб., с пешего по 13 алтын 2 деньги с человека. А к астраханским жителем пристали они поневоле, что их только [311] 272 чел. и стоять было не с кем. В той их вине волен великий государь.

Да в 706 г. августа в 27 день в Преображенской же приказ в отписке из Астрахани фелтьмаршала ковалера Бориса Петровича Шереметева написано: велено де ему, осведомись тайно, чрез астраханского митрополита да старца Дашкова и иных, сыскав воров, которые в Астрахани были в бунт старшинами и в ясаулах и пущих завотчиков прислать к Москве. И он тех бунтовщиков, старшину Якова Носова и иных пущих завотчиков, по взятии города по изветным заручным челобитным астраханцов, солдат и стрельцов, и по росписям помянутого старца, и по заручному письму, по которому те бунтовщики приговорили ево в город не пустить, собрав и роспрося всех, не розыскивая ими, и роспросные их речи прислал в Преображенской приказ.

И по тем роспросньгм речам явилось: над всеми бунтовщики атаманов 2 чел., в том числе помянутой Яков Носов да донской казак Елисей Зиновьев, в приход фельтмаршала был против ево во всяком управлении (На полях помета: «Зиновьев взят под Царицыным в приход бунтовщиков на переговорке»)..

Старшина, земских дел бурмистр Антип Ермолаев. Итого 3 чел.

Астраханских и терских стрельцов и салдацких полков старшин, есаулов, пятидесятников, десятников и редовых, и пушкарей, и работных людей, и гребенских казаков и подьячих, всего 273 чел.

А в воровском письме, по которому ево фелтьмаршала приговорили не пускать, за руками написано: написали они. бунтовщики, то письмо советовав между собою всеми полками. Стали они за веру и за брадобритие, и за немецкое платье, и что их и жен их, и детей к церквам в руском платье не пускали и от церквей отбивали и обрезывали не по подобию, и ругали всячески. И ныне им стоять всем единодушно, а буде кто того в чем не устоит, и ему за то учинена будет смертная казнь. А как придет к Астрахани с полками фелтьмаршал и им ево со всеми полками до указу, как их челобитчики с Москвы с указом будут, в Астрахань не пущать. А будет кто из города в полки или куды побежит и того, поймав, казнить смертью.

А в распросех в Астрахани помянутые атаман Носов, старшина Ермолаев сказали: той ночи, как учинился бунт, за час до дни пришед к ним на дворы астраханские служилые люди многолюдством з знамены и с ружьем. А кто имены не знают. И взяв их в круг учинили их старшинами в неволю. [312] А от кого и за что бунт учинился и воеводу, и начальных людей, и иноземцов кто побили не ведают.

Елисей Зиновьев в атаманы выбран в приход к Астрахани фелтьмаршала и собрав служилых и гулящих людей, нарежал полки к бою и выходил на вылоску.

Розных полков стрельцы и салдаты и пушкари, поимяном 7 чел., до бунту за неделю, сходясь меж собою в домы и к лавкам, и к церкви о том, чтоб учинить бунт, воеводу и начальных людей побить и за веру и за правду постоять, и усов и бород не брить, и немецкого платья не носить советовали и что у них в полках о том совет есть и к тому делу люди готовы друг другу сказывали.

190 чел. к бунту пристали по набату, деньги взяли стоять заодно. Из них ж 111 чел. под Царицыном были.

44 чел. в круги ходили. Из них ж деньги взяли и под Царицыном были, да в приход фелтьмаршала над пушкарями были старшинами и указывали места ставить пушки, и по нем и по полчаном ее о стреляли, в народ возмутительные слова говорили бутто по явлению фелтьмаршал города не возьмет, чтоб стояли крепко, бунт похваляли, на Обернибесова в словах, что он говорил бунтовщиков вырубить, извещали, за что и убит.

23 чел. в бунт были в Селитренном городке в работе и в домех своих.

1 чел. взят в Астрахани под Царицыном на переговорке.

В Преображенской же приказ по грамотам взяты из Астрахани и присланы из розных мест 47 чел.

А в Москве, в Преображенском, они ж, бунтовщики, сперва не пытаны, а потом с первой пытки, да перед бояры с двух пыток и с огня, в распросех и меж собою по спором с очных ставок порознь винились и говорили:

Бунт учинился у них За то, перед бунтом, за месяц и больши, прошла базарная молва, бутто в. государя не стало и для того де воевода Тимофей Ржевский и начальные люди стали делать неподобно: веру христианскую, покинули и делают по бусурманские, сами у себя бороды и усы бреют и в немецком платье ходят, да и их де, астраханских жителей, тож делать заставливают. И бороды резали у них с мясом и руское платье по базаром и по улицам, и по церквам обрезывали ж и тем всех от церквей и от торгу отогнали, и на реку по воду, и платья мыть ходить было нельзя. И по слободам у них учинился от того многой плач. А в Астрахани портных мастеров было мало и те все были у воеводы на дворе, делали немецкое платье, а им вскоре платье поспешить делать было невозможно. И с руского де платья и з бород воевода ж пошлину велел имать до присылки к нему с Москвы из [313] Земского приказу государевы грамоты о том за многое время. И прибиты были о том по воротам указы. А кого в руском платье в воротех поймают, и с тех велено имать пошлины, с пеших по 4 гривны, с конных по 2 руб. с человека. А которые бород брить не похотят, и с тех пошлины ж по указу ж. И для того де по всем воротам поставлены были целовальники с ящики.

И целовальник ж де, стрелец Григорей Ефтифеев, с платья пошлин збирать не стал и бороды у себя не выбрил. И Тимофей де Ржевской того целовальника спрашивал, для чего он тех пошлин не збирает и бороды у себя не выбрил. И тот де целовальник сказал, хотя он умрет, а пошлин збирать и бороды брить не будет. И Тимофей Ржевской велел ево держать и держан за караулом, покамест ево, Тимофея и начальных людей побили.

Он же воевода, с головою з Дмитрием Галачаловым, да с воротником Афонасьем Мещеряковым взяли себе на откуп новые многие зборы, чего преж сего не бывало: с стругов, с лоток причальное и привальное, с шалашей, с век и с походя чего, со всякого мелочного харчу и с товару – поземельное, конную площадку, а будет кто привезет лотков про себя и на продажу травы или рыбы, или дров денег на 6 или на 10 и с тех причальные имали со всякой лотки по гривне. А с по-ходячим торгом кто вынесет на 2 деньги, а поземельного заплатит алтын, а кто продаст на 10 денег, заплатит гривну. И с стругов, на которых привожены в Астрахань из верховых городов и из Астрахани в те города всякие товары и запасы, привального имано по 5 руб., отвального потому ж. Да с погребов, за лед, по гривне с сажени и с печей по 2 деньги, з бань на один год взято с них по рублю, на другой по 5 алтын з бани. А поземельного имано с телеги и з саней и с пешего чело-зека, опричь пошлин, по 2 деньги. С рубленых шалашей, с скамей, где торговали платеным и ветошным и щепетинным и всяким мелочным товаром, по рублю с места на год, опричь оброчных денег. И в тех деньгах, кому вскоре заплатить будет нечем, бивали на правеже.

А буде кто выведет на базар продавать какую скотину и того дня ее не продаст, а после того на другой или на третей день ту же скотину выведет продать ж и с той же скотины имали по вся дни поземельное.

А кто о таких напрасных зборех на зборщиков бивали челом, что они, зборщики, берут с них лишнее, и он, воевода, на тех зборщиков управы Никакой не давал, а их, челобитчиков, бивал жестокими побои за то, бутто они на тех зборщиков бьют челом напрасно, потому те де зборщики за те новые сборы дали откуп. [314]

Он же, воевода, отдал на откуп всякой хлебной промысел: во всей Астрахани всякими хлебными запасы велел торговать одним откупщиком, а посторонним, как преж сего было, всякому свободно купить и продать не велел.

Да и всех служилых полков начальные люди, все вступили в откупы и откупали кто что захватит, а их, служилых людей, в тех своих откупах посылали в работу. Они ж, начальные люди, с них же, служилых людей, имали себе великие взятки, годовые спуски рублев по 15 и по 20 с человека, с промышленных людей, и за те взятки обходили их в караулах и в работах и в посылках, а те караулы и работы и посылки ослуживали они, маломочные люди.

Да от них же де, воеводы и начальных людей, почали быть им великие обиды, убавки у них хлебного жалования. А при прежних де боярех и воеводах, и при Тимофее Ржевском, по 705 г., хлебное жалованье им, стрельцом и солдатом, дано по 5 четей ржи, овса потому ж на год. А с 705 г. то хлебное жалованье стали им давать с убавкою, по 3 четверти ржи человеку та год, а овса ничего не давано. Да им же де слух был такой, что он же воевода хотел у них убавить и денежного жалованья только убавки не было.

Да наперед сего саженные дрова на берегу покупали по 8 алтын по 2 деньги и по 10 алтьгн сажень, а перед бунтом те ж дрова покупали по 16 алтын по 4 деньги и по 7 и по 8 гривен сажень однополенных дров для того, что те дрова откупщики откупили бутто на Селитреные заводы, для своих корыстей потому, на заводы тех дров откупя отпустят малое число, а достальные продают дорогою ценою. А на те заводы для дров Тимофей Ржевской посылал вверх по Волге их, стрельцов и салдат, и те дрова на те заводы ставили они по указу сполна по 6 сажен на человека и из них иные вместо себя для тех дров посылали наемщиков. А найму давали по 4 и по 5 и по б и по 7 рублев человеку. Они ж полками дрова важивали Тимофею Ржевскому стругов по 5 и по 6, а до него, Тимофея, для тех дров на заводы посылок не бывало, а про воеводу дрова ставливали малое число, струга по 2 и по 3 в год.

В Астрахани ж на торгу, до бунту за неделю или дней за шесть, прошло слово, бутто свадеб им не играть семь лет, а дочерей и сестер выдавать за немцев, которые будут ис Казани в Астрахань 2000 чел., а им, мужескому полу, женитца на немках. И перед зачином бунта, в воскресенье, в один день, испужався таких слов, было у «их по стрелецким и по салдацким и по посацким слободам свадеб со сто. А отдавали замуж безвременно, убоясь чтоб не быть им за немцами. И многие их братья, стрельцы и салдаты, и всяких [315] чинов люди, напився на тех свадьбах пьяни, тот бунт и учинили.

Да в народе ж прошел слух и сумневались все, что он же воевода, неведома для какова вымыслу, у них у всех хочет обрать ружье.

И тех де всех обид и налог им, служилым людем, стало терпеть невмочь.

И в воскресный день, июля против 30 числа, на понедельник, часу в четвертом ночи, собрався они у Никольской церкви человек с 300 и пришед к Кремлю, в Пречистенские вороты вломясь, вошли в город. И у тех ворот из завотчиков Прохор Носов ухватя Московского полку капитана, прозвищем Малую Землю, ударил о землю, да иноземца, от ишаков матроса, порубил саблею. И того капитана Малую Землю и иноземца, которого порубил, да двух человек иноземцов же, матросов же, да караульного капитана Греченина, которой у тех ворот стоял на карауле, итого 5 чел. скололи копьи до смерти.

И из них неведомо кто били в набат и по набату збежались в город стрельцы и салдаты всех полков и иных чинов многие люди и искали воеводу на воевоцком и на митрополье дворех. в хоромах и з кельях и не нашли. И взяв у митрополита ис кельи подьяческого Васильева сына Кучукова и на митрополье дворе, перед рундуком, что к соборной церкви, скололи копьи. Да у того ж рундука Конного полку голова Михаила Зажарской лежал убит, мертв же. Да в той же ночи Тысяшного полку салдаты на дворе убили до смерти своево полку полковника, да иноземец капитан Меэр объявился на улице в Кремле убит ж до смерти ж. А кто имяны из них бунтовщики тех начальных людей и иноземцов побили, того они за многолюдством и за ночным временем не ведают. Капитана Меэр а жену на дворе у него заколол копьем до смерти Московского полку стрелец Григорей Артемьев за то, что она до того бунту, за сколько дней не упомнит, ему, Григорью. говорила, станете де и вы в пост мясо есть.

И на другой день, в понедельник, собрався в круг многолюдством, выбрали в старшины Якова Носова с товарищи. А воеводу на воевоцком дворе сыскали в курятнике вышеписанные же Прохор Носов да Тысяшного салдат Иван Давыдов, Кореитова полку стрелец Тимофей Селезнев многолюдством и привели в круг, и за вышепомянутые ево досады убили до смерти.

И выбрав старшин, на третий день, во вторник, всеми полками целовали крест, что им за веру и друг за друга стоять до смерти. И за то всех полков стрельцом и солдатом приговаривали дать денег по 10 руб. человеку, ис [316] таможенных и ис кабацких доходов. И написав, послали с нарочными посыльщики на Дон, на Терек, на Яик, в Гребени к атаманом и х казаком, и к терским стрельцам воровские возмутительные письма, что воевода и начальные люди наложили на них новые зборы и велели им брить бороды и усы, и носить немецкое платье, а русское обрезывали, и бутто велели им кланятца кумирским богом, и тем их от церквей отлучили, и чтоб они к ним пристали и за то б с ними стояли, а они з том на них надеютца. И для свидетельства на Терек и в Гребени послали резной болван с личиною, с накладными волосами.

А после того они, завотчики и бунтовщики, из Астрахани под Царицын сами ходили и свою братью, воров и бунтовщиков, астраханских и терских стрельцов и салдат посылали призывать царицынцов и донских Козаков к себе в помочь. И итти было с ними в верховые городы до Казани и в городех собравея, и итти было до Москвы проведать про государя, жив ли он государь, для того, в народе была молва, бутто ево, государя, в живе нет. А иные говорили, бутто он, государь, в заточеньи в Стекольном, а на Москве не прямой государь. А от кого имяны в народе, та молва прошла, не знают. А Царицын взять было им боем, а с Царицына итти в верховые городы до Казани и собравея многолюдством и к Москве. И на Москве про государя спрашивать бояр и учинить бунт, и побить всех до смерти.

А порознь пущие к бунту заводчики, стрельцы и салдаты, о умысле винились.

Тысяшного салдацкого полку пушкарь Гур Агеев учал умышлять один собою, перед Ильиным днем незадолго, и призывал к тому ж бунту товарыщев.

Кореитова Яким Ростопчин умышлять стал по призыву вышеписанного Гура и к бунту призывал свою братью.

Галачалова полку Прохор Носов учал умышлять по призыву вышеписанного Ростопчина и свою братью призывал. И в зачине бунта с товарыщи скололи до смерти 4-х человек, и искал воеводы для убивства и сыскав и приведчи в круг, скололи копьи до смерти. В Царицынском походе был сот­ником. В приход фелтьмаршала осматривал по земляному валу караулов и усмотря, что в Ивановском монастыре стали делать бойницы, поставил против того монастыря на валу пушку.

Того ж полку Иван Шелудяк учал умышлять до бунту недели за две собою. А как привели в круг воеводу и ево роспрашивал, и в народ для возмущения, чтоб к бунту пристали, говорил, слыша из народной молвы, бутто государь не прямой, потому затеяно де чего при прежних государех не [317] бывало. И для приводу о воровстве их ко кресту, взял у митрополита попа. И у побитых имал в круг животы. И под Царицын о посылках и деньги давать приговаривал. И взяв Царицын, итти было до Казани, и, естьли б к ним пристали, итти до Москвы и спрашивать про государя бояр и буде бы бояря на разговор с ними не пошли и их побить.

Того ж полку Василей Быков умышлять учал по призыву вышеписанных Прохора Носова, Ивана Шелудяка и свою братью призывал.

Московского Григорей Артемьев учал умышлять до зачину бунта за месяц собою и свою братью к бунту призывал, И, учиня бунт, иноземца капитана Меэра жену ево заколол до смерти. И был с товарыщи на Дону с возмутительными письмами.

Конного Дмитрей Казанец умышлять о бунте учал по призыву вышеписанного ж Прохора Носова, а за сколько времени не помнит. И в зачин бунта, в Зимовье, призвав к бунту работных людей и по народной молве говорил про государя, что он, государь, в Стекольном в заточенье.

Московского ж Сергей Тихонов учал умышлять с Ильина дни, по призыву вышеписанных товарищев и ждал кто б тот бунт зачал и к тому был готов. И в зачин бунта искал воеводу для убивства.

Яхтинского полку Андрей Сапожник, Галачалова Таврило Шапошников учали умышлять по призыву вышеписанного Григорья Артемьева, накануне того бунта. И в бунт он, Гаврила, был полковым старшиною.

Московского Терентий Корешило учал умышлять с Ильина дни, по призыву вышеписанных же и в зачин бунта, с своею братьею, в Кремль, в ворота подлез под щиты и у ворот замок сломил и искал воеводы для убивства. И взяв с полковнича двора капитана Глазунова скололи и изрубили до смерти. Он ж с товарыщи взяли для убивства в Астрахань красноярского воеводу и как красноярцы бунтовщики того воеводу рубили и кололи, и он ево ж рубил же.

Тысяшного полку Федор Воробьев, Семен Орлов. Василей Панов умышлять стали по призыву вышеписанных же перед зачином того бунта. И Федор ж говорил, естьли того вечера для убивства воеводы они не пойдут и их всех перехватают и хотя б 10-и человеком пошед воеводу убить.

Галачалова полку Андрей Камышников учал умышлять с Ильина дни и с своею братьею, чтоб тот бунт учинить говаривал, И воеводу сыскав, для убивства привели в круг и убили при нем. Тысяшного Авдей Портной учал умышлять с Ильина дни и к тому бунту был готов, и учиня бунт искал воеводу для убивства. [318]

Галачалова Тимофей Соколов умышлял до бунту побить шведов за то, говорили им, будут де и они в их вере. И в зачин к тому бунту пристал.

Московского Тарас Сиповщик, Харитон Зимин к бунту пристали по призыву вышеписанного Прохора Носова накануне того бунта и искали воеводу для убивства.

Московского Иван Баран о бунте сведал перед зачином ввечеру и по зачине к тому бунту пристал и был полковым старшиною.

Московского ж пятидесятник Алексей Афанасьев о бунте сведал от вышеписанного Петра Тиханова того дни как бунт учинился.

Того ж полку Степан Демьянов, Калмык он ж, о бунте сведал от вышеписанного Прохора Носова того дни, как бунт учинился и к тому бунту пристал.

Тысяшного полку Петр Жегало к бунту пристал в зачин того бунта и призвал к тому ж бунту из Зимовья работных людей. И приговаривал воеводу убить и выбрать старшин, и был есаулом и в старшинах.

Галачалова Никита Колос о бунте умышлял и свою братью призывал по призыву вышеписанного ж Прохора Носова до зачину бунта недели за две.

Яхтинского Михаила Железо, в приход к Астрахани фелтьмаршала, говорил, то де дело малое, что федтьмаршала убить. Естьли б де и в. государь был и они бы и ему, государю, череп сшибли.

В тех же пущих завотчиках Московского ж полку Стенька Московитин, а о воровстве ево учинена особая выписка.

Всего тех пущих завотчиков по розыску явилось 26 чел. и из них же винились, крест целовали и деньги взяли стоять и помереть заодно и против фелтьмаршала с ратными людьми чинили противность.

По тому ж делу астраханские ж и терские, и черноярские, и красноярские стрельцы, и посацкие, и иных чинов, и гулящие люди по розыску винились. К тому бунту пристали в зачин и по зачине бунта, в воровские крути ходили и крест целовали, и деньги, по 10 руб., взяли стоять за веру и за бороды и за платье заодно. А иные из них под Царицын ходили, из них же приговаривали фелтьмаршала Бориса Петровича в город не пущать и выходили против войск царского величествы на вылоску. Из них же пушкари бросали бомбы. А иные винились в грабежах во время бунту ж пожитков и в убивствах. Красноярцы убили до смерти воеводу их, Степана Долгорукова, терчаня на Терках полковника их, Некрасова, пытав, казнили смертью ж и пожитки их разделили себе. Из них же в Селитренном городке шведов побили [319] до смерти ж. А иные посыланы были с воровскими возмутительными письмами в розные места.

И вышеписанной их воровской атаман Носов после розыску держан был за караулом в Новоспасском монастыре и в болезни явился расколом, в церковной противности, и, отца духовного не приняв, умре. И тело зарыто в землю в поле.

А из вышеписанных ж пущих завотчиков кажнены смертью, перед Преображенским приказом колесованы, Гур Агеев, Прохор Носов, Иван Шелудяк, Григорей Артемьев, Терентей Корешило, Петр Жегало, итого 6 чел.

А товарыщи их кажнены смертью ж, отсечены головы, у Преображенского приказу, астраханец посацкой человек, земских дел бурмистр Антип Ермолаев с товарыщи, по имяном 42 чел.

На Красной площади Федор Шишка с товарыщи, 30 чел.

Около Москвы по дорогам перевешаны 242 чел. Да во время розысков и после розысков померли 45 чел.

Всего колесовано, кажнено и померло 365 чел.

Справил Алексей Томилов.

На полях скрепа: диак Яков Былинский.

ЦГАДА, Госархив, разр. VI, д. 17., лл. 3-27 об.