ПОВЕСТВОВАНИЕ

О МОСКОВСКИХ ПРОИСШЕСТВИЯХ

ПО КОНЧИНЕ ЦАРЯ АЛЕКСЕЯ МИХАЙЛОВИЧА,

Посланное из Москвы к Архиепископу Коринфскому Франциску Мартелли, Флорентийцу, Нунцию Апостольскому при Иоанне III, Короле Польском, найденное, переписанное с подлинника и изданное Себастьяном Чьямпи.

(Narratio rerum, quae post obitum Alexii Mikalowicz, Russorum Imperatoris etc. gestae sunt Mosquae XI Cal. Octob. an. MDCLXXXII s. v. missa ex urbe Mosqua ad Archiepiscopum Corinthi Franciscum Martelli Florentinum, Nuntium Apostolicum apud Joannem III, Regem Poloniae, reperta, et autographo ad verbum scripta et in lucem edita a Sebastiano Ciampi. Florentiae, apud Guilelmum Piatti, MDCCCXXIX).

(Сообщено Ординарным Профессором Московского Университета Погодиным)

Пламя настоящего беспорядка в столице Государства Московского, погубившего жестокою смертию такое множество именитых граждан, — вот с какого случая начало показываться и усиливаться еще при жизни Государя Московского (отца оставшихся теперь и вместе царствующих его сыновей), Алексия Михайловича, имевшего тогда уже около 60 лет от роду, Государя [70] милостивейшего, 6логочестивейшего и щедрейшего на подаяние бедным.

Артемон Сергеевич, человек простого происхождения — сын Пресвитера, но пред вcеми отличавшийся своими Государственными дарованиями, достиг первого места по Государе. Он вникал в cocтояние Государства Московского и тщательно занимался политикою Двора Алексия Михайловича, теперь уже скончавшегося. Он знал публичные акты всех Посольств, все тайны Московского Царства, законы, обычаи, нравы. Он знал все это, как нельзя лучше, и Государь Московский, вышеупомянутый нами, испытав не однажды его великие дарования, постановляет его, предпочтительно пред многими знаменитыми по своему рождению людьми, Дьяком своей Думы во всех делах. Артемон Сергеевич деятельно отправлял эту должность, нес на себе всю тяжесть дел общественных и частных, реша тяжбы, принимая просьбы и иностранных Послов, всегда ненавистный знати, пред которою он отличался своим умом и деятельностью. Государь Московский, лишившись своей супруги, однажды позвал его к себе на тайное совещание и хотел выведать у него, какую и откуда взять бы ему себе супругу: ему не нравилась ни одна из тех, которых представляли ему знать и Бояре. Артемон посоветовал своему Государю взять за себя прекрасную и по лицу и по уму дочь Нарышкина, бывшего тогда в Смоленске главным начальником Стрельцов. Нарышкина представлена Государю, понравилась ему и препоручена тому же [71] Артемону Сергеевичу (так как он был ей родственник) с тем, чтоб приучить ее к приемам достойным будущего ее состояния. Артемон Сергеевич, в точности исполнив возложенное на него препоручение, чрез 13 недель подвел невесту к Государю в присутствии Пaтpиарха и многочисленного собрания Духовных особ, и немедленно затем последовало обручение и бракосочетание. Бояре и знать, сильно раздосадованные тем, что Государь их, обошед столько знаменитых девиц, вступил в брак с такою, по внушению Артемона, озлобились на него, но никак не могли его подбить, даже оказывали повиновение и угождали ему, как человеку сильному по любви Государевой к нему. У Государя Московского от первой супруги родился Феодор, недавно скончавшийся; от этой последней, родственницы Артемона, Петр Алексеевич и Иоанн Косоглазый. Отец их, Государь Московский, призвавши Артемона, на смертном одре просил у него совета, которого из сыновей прежде своей кончины назначить Государем Московским, и которому из трех передать свой скипетр. Артемон советует ему, обошед старших сыновей, Феодора и Иoaннa, вручить правление младшему из них, Петру. Артемон хлопотал об нем потому, что был ему родственник по матери; но умирающему Государю он представил причины, почему так советует, именно: Феодор слаб и расстроен здоровьем с самой юности; Иоанн нездоров глазами и близорук, а потому и к правлению такого Государства неспособен; [72] притом он не имеет ни одного доблестного качества, даже не имеет столько благоразумия, чтобы править самим собою и таким Царством. Феодора он представлял также неспособным к правлению, и очень вероподобно: помнишь, Государь, говорил он, как Феодор, будучи по тринадцатому году, однажды сбирался в подгороды прогуливаться с своими тетками и сестрами в санях. Им подведена была ретивая лошадь: Феодор сел на нее, хотя быть возницею у своих теток и сестер. На сани насело их так много, что лошадь не могла тронуться с места, но скакала в дыбы, сшибла с себя седока, и сбила его под сани. Тут сани всею своею тяжестью проехали по спине лежавшего на земли Феодора, и измяли у него грудь, от чего он и теперь чувствует беспрерывную боль в груди и спине; вероятно, он проживет недолго, а потому не может быть и Государем нашим. И так Артемон советовал вручить скипетр правления Петру, не смотря на его малолетство; он говорил, что Петр по одному своему виду достоин быть Царем, что он по взгляду Марс, величествен по наружности и цветет свежестию юности. Из всего этого он предрекал блаженные времена его царствования и обещал, что, если Государь передаст ему власть правления, то единодушно все признают Петра Царем, и что сам он (Артемон) за малолетством его поможет ему советами своими в делах правления. Лишь только дошел об этом слух до Принцев крови, особенно до их теток и сестер, бывших тогда [73] во дворце, — слух о том, что Артемон старается возвести на престол свой род и фамилию Нарышкиных, тотчас они посылают за Одоевским, Милославским и другими, прося, чтоб они поспешили к ним как можно скорее. София встречает явившихся на зов Бояр с воплем и слезами; а Бояре, уже пылавшие ненавистью к Артемону, входят в спальню Государя, уже умирающего, и умоляют его, немедленно пред их глазами вручить правление Государства старшему сыну, Феодору, и благословить его. Умирающий отец, побежденный их мольбою, исполнил их желание, отдал верховную власть своему сыну Феодору. Чрез четыре дня по смерти отца Феодор вступил на престол. Бояре и народ присягнули ему; а в пятый день собираются в совет мужи, имеющие быть советниками Государя. Между тем Артемон, заметив немилость нового недовольного им Государя, и зная ненависть Бояр, тайно отправляет в один монастырь все свое движимое имущество, потом является в Совет, занимает подобающее ему место. Ему приказывают садиться. Тут же приговаривают его в ссылку: все имущество его конфисковано, но найдено в незначительном количестве, потому что он отдал его на сохранение вернейшим из друзей своих. Артемон, в ссылке, тоскует, лишившись прежнего уважения у Царя и Бояр; но проведши там несколько времени, он в оборотливом уме своем ищет средств, как бы избавиться от заточения. Он отправляет письма к прежним друзьям, а особенно к [74] родственникам своим, Нарышкиным, умоляя мать Петра умилостивить Государя; иным посылает подарки и сребролюбивых подкупает. Тогда Бояре начинают хлопотать, как бы испросить у Государя возвращение Артемона, как мужа необходимого в Coвете. Надобно было в то время отправить Посла к Оттоманской Порте для заключения мирного договора: Москвитяне советуются, как написать пункты и дать инструкцию Послу, в чем согласиться или нет с Портою. Долго толковали об этом деле и ничем не решили: тогда один из Бояр осмелился предложить Государю — вызвать из ссылки разумного в coвете Артемона, который один мог решить затруднительные совещания настоящих собраний. То же самое подтвердил и другой Боярин, говоря, что это необходимо, так как один Артемон лучше всех знал cocтояние соседственных Монархий и Царств, неоднократно там будучи сам лично с препоручениями и Посольствами. Государь мало-помалу соглашался на это предложение, но, между тем, как Бояре еще спорили и решали это дело, Посол отправился в Турцию. Артемон, еще в ссылке, но не покинув замысла возвратить ceбе прежний сан, усильнее прежнего просит друзей стараться об нем, ибо решение его дела казалось слишком затруднительным. Посол, возвратившийся от Порты, привез с собою договор мира, не столько истинного, сколько подложного: Бояре, собравшись в Совет, толкуют смысл договора и ничего не находят в нем, кроме пустых и ничего незначащих слов. [75] Государь сердился на их оплошность, на то, как они допустили Басурман пододвинуть свои границы в его Государство до Дона, не исключив даже крепостей Василькова и Киева: недоумевают, узнают свою погрешность, что об этом не посоветовались с жителями Брестскими (incolis Brescensibus), а между тем дикари, учинив набег до Братуода, увели несколько тысяч человек в плен, не смотря на недавний мир. Москвитяне испугались, видя, что мир с этим врагом не надежен; да и Государь Царства Московского никак не хотел согласиться на этот договор, предвидя из того самое близкое бедствие для своего Государства. При таком положении дел настоять о возвращении Артемона из ссылки, и хотят, чтоб такой человек непременно был в Совете: те самые из Бояр, которые некогда были его смертельными врагами, просили о его возвращении. Согласившийся на их просьбу Государь велел послать к нему повеление. Возвратившийся по сему в столицу Артемон находит Государя уже больным; принимает поздравления от Милославского, Одоевского, Долгорукого, а тетки и сестры Феодора и Иоанна, с неудовольствием посматривая на него, явно на него негодовали. Государь, ослабевший от усилившейся болезни, умирал; Артемон не отлучался ни на минуту от одра больного (Это несправедливо: Матвеев приехал в Москву уже после смерти Царя Феодора, и противная сторона ожидала его возвращения, чтобы погубить его в задуманном бунте. См. Туманского, Записки о Петре Bеликом, ч. VI. П.). Бояре, по тайному между собою [76] согласию, ожидали, что Царство наследует Петр. Мать его из фамилии Нарышкиных с братьями своими уговаривала к этому Бояр, недовольных Феодором, только что погребенным, еще и тем, что Феодору, возненавидевшему отеческие обычаи, нравилась и одежда и украшения Польские, а особенно тем, что он приказал сжечь книгу Государства Московского, содержавшую в ceбе означение степени и достоинства древних и знатных фамилий, то, чем кто заслужил право на именитость. Так как в эту книгу многие вносили свои имена не за какой-нибудь доблестный подвиг воинский, а за то, что богаты и успели подкупить, то Государь приказал сжечь ее, выставляя причиною то, что это несправедливое предпочтениe одних другими, после внесения имени в книгу, причиняет часто большой беспорядок и нeпocлушaниe ему, Государю, и что за этим необходимо должно последовать падение Государства. Нередко случалось, что в военное время мужи крепкие и рукою и умом, но беднейшие и не так значительные предпочитались другим по должности, быв назначены в военноначальники или полководцы; но, не быв означены в книге вышеписанной, бывали презираемы другими, которые, быв почтены не за заслуги, а за пролазничество и деньги, или за что-нибудь другое внесены в книгу, хвастались именитостью, доставшеюся им от предков. Из этого происходили с той и другой стороны споры, не смотря на права должностных людей, и угрожали Царству гибелью. Сожжение этих книг, учиненное под таковым [77] предлогом поселило в сердцах многих людей отвращение к Феодору. При том же Феодор намеревался построить Римскую церковь с Училищами в Смоленске, и на это дал привилегию с известными доходами. Долгорукий всячески старался сделать недействительным это похвальное предположение, и уговаривал Бояр отклонить Государя, во что бы то ни стало, от его намерения; но они не осмелились беспокоить Государя на счет этого явно. Поэтому-то самому они и не хотели, чтоб Иоанн наследовал Царство, опасаясь, чтоб он не стал выполнять предположений своего брата. И так немедленно присягнули Петру.

Узнав о смерти Феодора, София, сестра его, женщина деятельная, не медля возмущает своих сродников, обвиняя Артемона Сергеевича в том; что своими происками и хитростию (так как и прежде, еще при жизни Алексия Михайловича, это было за ним замечено) он предоставил Петру венец Царский, обошед cтаршего брата, Иoaннa: она заклинала их всеми Святыми сжалиться над ее кровными, возводя на Артемона, что будто бы он отравил отца их, Алексия, а по выходе из ссылки убил своим злодейством и Феодора, еще дотоле жившего; что Петра, как своего родственника, возвел на престол, вовлек в заговор Бояр, всю Царскую Думу и, конечно де, этот человек пронырливый и злобный хочет совершенно властвовать нами, как это испытали мы при Алексеевиче. Не только простой народ, но и Бояре почитали его тогда более, [78] чем самого Государя. — Она уверяла даже, что он подкупил врачей и влил яду в заздравную чашу.

Возмутив этими жалобами всех родственников своей фамилии, она из окна призывает Стрельцов — подать помощь; а Стрельцы, готовые на что угодно, начали вопить, требуя смерти Артемона, Долгорукого, Laricuium Cancellarium (Думного Дьяка Лapиoнa Иванова ?) Нарышкина. Это возмущениe, вспыхнувшее во всей Москве, взволновало всех: народ и бунтующие Стрельцы в беспорядке бегут в Кремль, ругаются над Боярами, совершенно не зная, в чем состоит дело, и хотят видеть Государем — одни Петра, другие Иoaннa. Когда, между тем, Петр, хотя и юнейший, но по правой руке сидя выше всех, смотрел на возмутившихся из окна, тогда все Бояре заперлись в одну комнату, в которой начальники Стрельцов и другие должностные бунтующие люди выбили окна, крича без умолку: покажите нам Государя! Видя, что трудно утишить бунт, Бояре немедленно присягают Иоанну. Также и сестры, прибежав к Иoaннy, заставляют его немедленно показаться Стрельцам, чтоб они видели Государя, постановленного Боярами, и способного к правлению Государством, как это прилично мужу лет и ума зрелых. Те же тетки назначают ему супругу, предрекают ему будущее потомство, имеющее поддержать его Дом и фамилию. Иоанн объявлен Государем и бунт воинов и народа несколько утихает. Между тем Нарышкин, младший брат матери [79] Петра, взял Царский венец и всходя на престол, сказал с шуткою: “признайте пока меня Государем, ибо я сумею править благоразумно: только дайте мне присягу, как законному Наместнику Петра”. Иоанн отвечает ему на это: “черепахе не летать с орлами”. Одоевский, именитейший муж из всей знати, тут же закричал Нарышкину: “ что ты брешешь, собака” и тотчас дал ему пощечину: все собрание Бояр и знати ужаснулось. Закипел бунт; — “бей” кричат по всему дворцу, неизвестно кого; бежать некуда; Стрельцы врываются туда с яростию. Требуют смерти Артемона; окна выбиты; Нарышкин выброшен в окно, Артемона волокут за шею; Ларионову отрезывают язык; убивают сына Долгорукого и многих других; беспрестанно раздается: “бей врагов Государя!”. Ни силой, ни увещаниями не могут остановить этого мятежа: каждый простолюдин прячется в свой дом. Стрельцы не перестают бунтовать, требуют врача (потому что он ввел некоторые перемены), угрожая перебить всех, сколько есть в городе, Немцев, если его не выдадут: наконец, нашедши его, допрашивают, приготовлял ли он яд для отравления их Государей. Он со страху не мог вымолвить ни одного слова; его сбили с ног, вытянули язык, распороли живот, перерезали жилы под коленами; потом убили двух малолетних сыновей его и прибили жену. Старика Долгорукого, ненавистнейшего для Поляков, человека делового, убили и расхитили все его имущество. Этот бунт продолжался целую неделю. [80] Bсе Бояре удаляются бегством из столицы за 30 или более миль: имущества и сокровища их перешли в руки бунтовщиков. Они злоумышляли и на должностных людей, Казначеев и Экономов, кои также не остались в покое. Бунтовщики, отыскав их, ругались над ними, мучили их, будто бы за то, что они имеют много денег, а их не кормят. Все думали, что настал Страшный Суд и преставление света.

Это событие привело в трепет Наместников, опасавшихся подобного и себе. Стрельцы, находившиеся в Смоленске, также сговорились убить своих начальников за то, что жалованье, полученное ими сполна из Казны Государственной, не сполна раздавали солдатам. Четверо начальников бежали. Граждане взбунтовались против Наместника за отнятиe у них некоторых угодий, данных им от Митрополита: с испугу он возвратил им должное. Этот бунт кровопролитный везде знают.

В самой столице вот что тогда происходит:

На площади поставлен четвероугольный столб; на нем выделаны два отверстия на подобие окон: в отверстиях будут вставлены черные доски с надписями, начертанными белыми буквами. Теперь пока неизвестно, какое будет содержание этих надписей.

Хованский избран главою бунтовщиков. Он ходит, окруженный ими ото всюду, охраняемый [81] многочисленною вооруженною стражею: они называют его отцом, а он называет их детьми и повелевает им молиться Богу, дабы Он дал им хороший успех в их замыслах, почитать Государей и проч. Но, вероятно, скоро они оставят его. Он взял себе в cупруги жену недавно им убитого Дьяка Лариона Иванова (Laricuii Саncellarii) и обвенчался тайно и без ее согласия: и он навлек на себя подозрение в том, что женившись на жене мятежника против Государя, сам хочет передаться на ту сторону. Только деятельностью своею и ласками он обезоруживает недовольных; но долго ли его будут терпеть, — кто за это поручится? Князь Василий Васильевич править всеми Государственными делами. Стрельцы, еще не усмиренные, толпами ходят по городу, врываются в дома, выпивают все, какое там есть вино, с согласия хозяина, не столько произвольного, сколько вынужденного. Оба Царевича, как бы бежавшие из Троянского пожара, с тетками, сестрами и Coфиею (Sophia Rzedziocha) выбыли из столицы в Коломну, отстоящую оттуда на 7 миль, не возвращаются в столицу, не смея ввериться буйным Стрельцам, и почитая унижением для своего сана — допустить в общественный Совет простой народ, того требующий.

Башкирцы и Калмыки разбойничают и грабят под Казанью; против них отправлен nepos Rermeti, подущены Татары, и Казакам Донским послано повеление спешить как можно cкopее, настигнуть неприятеля. Но эти едва ли сбудется, [82] потому что Казакам не выдано жалованье, за которым они присылали во время самых смут, но тщетно.

За подлинное утверждают, что перехвачены письма от Короля Польского, посланные в Запорожье и Сечу. Представивши их Государям, Хованский получил в ответ: “действуйте, как вы заблагорассудите; в такой беде мы не знаем, что делать. Притом мы уверены, что Король Польский искренний друг наш”.

Беглые, скитающиеся вне своих поместьев Бояре с отчаяния думают возбудить к войне всех своих крестьян, призвать Донских Казаков и других помощников, и соединенными силами похитить из рук бунтующих Стрельцов столицу, а их самих истребить. Государи этому не противоречат, а обещаются еще помочь им, дабы избавиться от этой напасти и страха. Есть уже и хорошие предзнаменования. — Духовные особы тщательно хранят утвари и одежды церковные. Производство товаров остановилось. — Бог знает, что из всего этого выйдет.

(пер. М. П. Погодина)
Текст воспроизведен по изданию: Повествование о московских происшествиях по кончине царя Алексея Михайловича // Журнал министерства народного просвещения, № 1. 1835