ЗАВЕЩАНИЕ КНЯЗЯ ДМИТРИЯ ПОЖАРСКОГО

ЗАВЕЩАНИЕ КНЯЗЯ ДМИТРИЯ ПОЖАРСКОГО

Духовная ¹ грамота - важнейший источник как для исследования социальных, экономических и бытовых реалий, так и для проникновения во внутренний мир человека средневековья. "На пороге вечности" человек улаживал свои счеты с "миром", решал какие-то духовные проблемы. Поэтому завещание в допетровской России - один из самых "личностных" документов. В настоящее время ведется интенсивное изучение русских духовных XV-XVII вв. именно в "антропологическом", согласно современной терминологии, ключе ¹. Тем ценнее открытие каждого нового документа подобного типа, особенно если он принадлежит видному деятелю определенной эпохи. Огромный интерес представляет духовная грамота Дмитрия Михайловича Пожарского, обнаруженная недавно в Российском государственном архиве древних актов ². Документ выявлен А. В. Антоновым - исследователем, ведущим большую и плодотворную работу по изучению и изданию материалов родовых архивов XV-XVII вв., и любезно предоставлен автору настоящей публикации, выражающему ему за это глубокую благодарность.

Сохранившийся комплекс документов, в составе которого находится духовная, представляет собою делопроизводство Поместного приказа по отказу владений кн. Д. М. Пожарского его наследникам, а также по конфликту между его вдовой, княгиней Федорой Андреевной (урожд. Голицыной), и сыновьями от первого брака Петром и Иваном Дмитриевичами. Дело продолжалось с 1643 по 1648 г., вплоть до смерти кн. П. Д. Пожарского и завершилось полюбовной челобитной княгини и кн. И. Д. Пожарского. Всего в деле 21 документ -- о вступлении в права наследования, о распределении наследства. Публикуемые материалы - это сама духовная, скопированная в приказе по предъявленному наследниками подлиннику "слово в слово", и выпись в доклад с росписью всех вотчин и поместий Д. М. Пожарского для выдачи отказной грамоты.

Князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому посвящена обширная литература, однако далеко не все детали его биографии изучены хорошо. Основная часть биографических изданий носит либо научно-популярный характер, либо связана с проблемой выяснения его личной роли в событиях завершающего этапа Смуты ³. Источниковая база этих исследований расширялась по мере введения в научный оборот новых материалов по Смуте; особенно много было сделано в начале XX в. Появляются работа Л. М. Савелова "Князья Пожарские" и статья В. Д. Корсаковой в "Русском биографическом словаре", суммировавшая весь имевшийся на тот момент фактический материал ⁴. С тех пор написаны историко-архитектурные исследования по усадьбам Д. М. Пожарского ⁵, археологические - по некрополю Пожарских ⁶, уточняющие масштабы и формы их землевладения ⁷, опубликованы фрагменты вотчинного архива Пожарских 1630-1650-х гг., обнаруженного в Вольфенбюттеле ⁸.

Публикуемую духовную можно датировать по упоминанию в ней кн. И. В. Куракина -племянника Д. М. Пожарского -Как уже умершего: двор, в котором тот жил, князь завещает жене (л. 428). И. В. Куракин в последний раз упоминается на службе в апреле 1640 г. Умер он не позднее начала 1641 г., так как вдова его дала вклад по его душе в январе 1641 г. ⁹ Д. М. Пожарский умер, судя по записи в боярской книге, 20 апреля 1642 г. ¹⁰ Таким образом, духовная написана не позднее этой даты и не ранее мая 1640 г. Однако более достоверным представляется, что она была написана незадолго до смерти князя, так как, во- первых, она является изустной, о чем в ходе сыска о ее достоверности сообщил патриарху Иосифу записывавший ее подъячий Исай Нефедьев ¹¹, а, во-вторых, текст ее несет следы прямой речи князя, который, по-видимому, плохо себя чувствуя, повторяет слово "не упомню" в связи с отдельными своими долговыми обязательствами (л. 427).

Благодаря духовной удается раскрыть одну из загадок биографии Д. М. Пожарского. В некоторых синодиках исследователями XIX в. было замечено имя "Козьма", относимое к Дмитрию Михайловичу. М. П. Погодин, а затем В. Д. Корсакова предположили, что князь [144] перед смертью принял схиму с этим именем, вероятно, в честь своего соратника Минина ¹². Авторитет "Русского биографического словаря" придал гипотезе статус факта, победно прошествовавшего по советской научной и популярной литературе. Принял на веру данное утверждение и автор этих строк ¹³. Осторожнее поступил Р. Г. Скрынников, сохранивший только упоминание о схиме, но не назвавший имени ¹⁴. Никто не обратил внимания на характерный обычай того времени: монашеское имя, как правило, начиналось на ту же букву, что и крестильное (хотя последнее с "мирским" часто не совпадало, например, мать Д. М. Пожарского Мария, в крещении Ефросинья, стала инокиней Евзникеей, кн. А. А. Телятевский, в крещении Емельян, стал Ермогеном и т. д.) ¹⁵. В. Д. Корсакова ошибочно истолковала и элементы погребения, найденные А. С. Уваровым в саркофаге Д. М. Пожарского, которые, безусловно, свидетельствуют о светском характере погребения (богатое боярское одеяние) ¹⁶. В синодики же, конечно, записывали именно крестильное, "прямое" имя. В синодике Толгского монастыря XVII в. в главе о Пожарских и значится: "Козьма" без указания на иночество ¹⁷. Духовная Д. М. Пожарского подтверждает окончательно: он называет себя "боярин князь Козьма, прозвище князь Дмитрий Михайлович Пожарский". Таким образом, получает расшифровку один из его вкладов в монастырь Макария Желтоводского в Пурехе - двусторонняя икона с образами Дмитрия Солунского и Космы Бессребреника ¹⁸. Средневековый человек, вероятно, в какой-то мере мог считать своим "ангелом" не только святого, в честь которого был крещен, но и покровителя своего мирского имени ¹⁹. Остается загадкой источник информации, имевшейся у Л. М. Савелова. Генеалог огромной тщательности, он не упоминает имени "Козьма", но зато первым из биографов указывает дату рождения - 1 ноября. Однако это -- день свв. Космы и Дамиана бессребреников. Каким образом Л. М. Савелов определил явно правильную дату, не зная дня именин князя (для XVI-XVII вв., как правило, единственная возможность определения примерной даты рождения -запись в кормовой или вкладной книге монастыря с указанием дня поминовения, привязанного к дню ангела), - неизвестно ²⁰. Попытку М. Шмюкер- Бролер передатировать время рождения Пожарского следует признать неудачной ²¹.

Сам факт соименности Минина и Пожарского заслуживает внимания. Имя земского старосты, инициатора приглашения князя возглавить ополчение, могло быть воспринято им как некий знак свыше и повлиять на его решение. Между тезками, имевшими одного святого покровителя, возникали особые отношения. Недаром репертуар имен "родословных людей" XVI-XVII вв. крайне ограничен и, в основном, воспроизводит имена, бытовавшие в правящей династии ²². Поэтому для придворной службы оказались более пригодны имена "Дмитрий" (тезка царевича), а не "Козьма" и "Мария" (тезка царицы Марии Григорьевны), а не Ефросинья Пожарская ²³.

Список монастырей, соборов и церквей, избранных князем для своего поминовения, видимо, не случаен, хотя далеко не всегда удается установить событие его жизни, с которым связан тот или иной вклад. Всего упомянуты 22 монастыря (владимирские, московские, нижегородские, суздальские, ярославские), 3 архиерейских дома (псковский, рязанский, суздальский), 15 соборов и церквей. Наибольшую сумму получал "фамильный богомолец", в стенах которого находилась усыпальница Пожарских - суздальский Спасо-Евфимьев монастырь ²⁴. Здесь были погребены родители и сын Д. М. Пожарского ²⁵. Монастырю завещано 100 руб., еще 50 руб. - на отпевание, кроме того - 3 ценных жеребца, 20 кобылиц, "шуба государева жалованная на соболях золотная", из которой был сделан покров на его гробницу, ферязь, кубок и "путная" (походная) чарка. Вклады Пожарских в монастырь отражены в его описных книгах и изучались еще в XIX в. М. П. Погодиным, М. Д. Бутурлиным, А. С. Уваровым ²⁶ и др. Троице-Сергиев монастырь получал 100 руб. Наиболее почитаемой на Руси святыне Пожарские и ранее делали богатые вклады ²⁷. Некоторые мемориальные вещи князя хранятся там поныне (пороховница, уздечка) и находятся в музейной экспозиции. В московский Чудов, Александров Свирский, Спасо-Ярославский монастыри завещано по 50 руб., в новгородский Антониев - 30 руб., столько же - в ярославский Толгский, но указано конкретно - "зделать чашу". По 20 руб. - в московский Симонов, Варлаамиев Хутынский, Макарьев Желтоводский; по 15 руб. - в московские Богоявленский и Спасский, по 10 руб. - в московский Знаменский и в новгородские Вяжицкий, Отенский, Михайло-Клопский; по 5 руб. - в новгородский Духов, Макарьев Пурехский и проч. Числом преобладают новгородские монастыри, может быть, в связи с воеводством там Пожарского в 1628-1630 гг. ²⁸ Внимание к ярославским монастырям, вероятно, связано с событиями Смуты. Московский Знаменский упомянут с добавлением "где матери моей мать лежит", т. е. там была похоронена невестка Берсеня Беклемишева, прадеда Дмитрия Михайловича, по всей видимости, на кладбище при церкви близ старого двора Романовых, превращенного [145] после Смуты в монастырь в честь иконы Знамения - их семейной святыни ²⁹. Особо отмечается Соловецкий монастырь: оказывается, уже давно князь ежегодно снабжал его по 50 четей "всякого запасу" с условием записи в синодик. В качестве реликвии сохранялась в Соловецком монастыре его сабля ³⁰.

С событиями Смуты связаны вклады в Макарьев Желтоводский и Макарьев в Пурехе монастыри. Преподобного Макария Унженского издавна почитали в Нижегородском крае. С его покровительством связывали победу местного ополчения и отряда Ф. И. Шереметева, не давших отрядам А. Лисовского переправиться в начале 1609 г. через Волгу в районе острова Момшина. Судя по Сказанию о чудесах преподобного Макария, ополченцами был дан обет возобновить монастырь на Желтых Водах ³¹. Д. М. Пожарский также основал посвященный Макарию Унженскому монастырь в своей вотчине, в с. Пурехе, причем "по обещанию" (правда, слова об "обещании" - свидетельство XVIII в.). Вклады Д. М. Пожарского в эти монастыри невелики, возможно, потому, что его финансовая помощь была значительной при их основании, особенно для Пуреха ³².

Служебно-личностные связи князя прослеживаются по духовной скудно. Его главный душеприказчик - боярин Ф. И. Шереметев. В перечне имущества упомянуты только его подарки, у нас нет иных данных о дружеских с ним отношениях; скорее, Д. М. Пожарский хотел заручиться для своей семьи покровительством тогдашнего "главы кабинета" ³³. Среди должников и заимодавцев - Д. М. Глебов, с отцом которого, М. Ф. Глебовым, Пожарский служил в Приказе сбора пятой деньги. В том же приказе служил и архимандрит, затем псковский архиепископ Левкий; он единственный из трех упомянутых иерархов, к кому князь обращается по имени и почтительно-ласково - "государю моему", оставляя лично ему серого иноходца и 5 руб. на Троицкий собор. Так же уважительно отмечает Пожарский и двух своих духовников - рязанского протопопа Симеона и Михаила, протопопа московского собора Михаила Черниговского. Симеону - 5 руб. и собственные охабень и ферязь, Михаилу (душеприказчику) - кунью шубу и иноходца; обоим - по 5 руб. на их соборы.

С воспоминаниями о Смуте связаны и следующие церковные вклады: "К Предотече на колокол на Коломне, вперед о чем побью челом детям моим, и им зделать. Да Николе Зарайскому в собор десять рублев. Да на Москву моево приходу к Веденью пять рублев... " (л. 436). Вряд ли случайно вместе перечислены три места, связанные с боевыми эпизодами времени, когда начиналась полководческая деятельность князя: это бой с "лисовчиками" под Коломной осенью 1608 г., разгром атамана Салькова у коломенской дороги весной 1609 г., подавление бунта в Зарайске в 1610 г., разгром там же "воров" И. Сумбулова в начале 1611 г., сражение у церкви Введения на Сретенке в Москве 19 марта 1611 г. ³⁴ Отзвук Смуты, возможно, - и благословение сыновей определенными иконами. Первая из данных Петру - Казанская Богоматерь, а первая, данная Ивану, - Знамение. Икона Казанской Божией Матери ³⁵традиционно связывалась с покровительством Второму ополчению, чудесной помощью в бою с войсками гетмана Я. К. Хоткевича под Москвой (один из ее списков являлся святыней Второго ополчения) и была помещена Д. М. Пожарским в свою приходскую церковь Введения; впоследствии она была перенесена в специально построенный правительством на Красной площади собор ³⁶. Икона Знамения, как указывалось, была связана с домом Романовых, основавших Знаменский монастырь; с этим же монастырем семейно был связан и Д. М. Пожарский. В его приходской церкви Введения еще в конце XIX в. хранилась вложенная им икона Знамения, список с которой в XVIII-XIX вв. был помещен на столбе ворот бывшего его дома ³⁷. Вряд ли возможно сейчас идентифицировать оставленные князем для двух сыновей сабли, хотя две из упомянутых шести сохранились (в собраниях ГИМ и Оружейной палаты). Зато понятные ассоциации с эпохой Смуты вызывает упоминание одного из коней - "жеребец гнед Сопегин сын" завещан старшему сыну Петру. Можно предположить, что этот конь был подарен князю Казимиром Сапегой, сыном гетмана Я. К. Сапеги, приезжавшим с посольством в 1635 г. ³⁸

Духовная и сопутствующие документы дают исчерпывающие сведения о земельных владениях и прочей недвижимости Д. М. Пожарского. Список сел и деревень, передаваемых по духовной, несколько разнится от составленного в Поместном приказе реестра (см. Приложение). Из 34 названий, перечисленных в нем, духовная упоминает только 23; трех селений, включенных в духовную, в реестре нет. Если названия мелких деревень и пустошей, вероятнее всего, в духовной были пропущены, так как было известно, к какому селу они относятся, то не вполне ясно отсутствие упоминаний о крупных вотчинах (например, с. Петраково Владимирского уезда). Можно предположить, что эти вотчины уже были переданы членам семьи. В целом у Д. М. Пожарского имелось 9 сел, 4 сельца, 1 слобода, 11 деревень, 2 починка, 10 пустошей и проч. в 12 уездах. [146]

Д. М. Пожарский, после событий Смуты став более состоятельным человеком, стремился округлить родовые вотчины. Воспользовавшись правом родового выкупа, он вернул с. Могучее, еще в XVI в. оказавшееся во владении Спасо- Евфимьева монастыря ³⁹, но наследникам его предстояло доплатить монастырю 100 руб. (л. 437). Кроме того, он приобрел и другие вотчины: всего было куплено 1166 четей (Выпись, л. 422). В целом князь действительно был крупным землевладельцем. Поместный приказ определил все его наследство в 9608 четвертей без полтретника: 8641 - в вотчинах (по нашим подсчетам - 8541), 967 - в поместьях. Согласно данным, выявленным по материалам писцовых книг 20-30-х гг. XVII в. О. А. Шватченко, Д. М. Пожарский владел 6948 четвертями вотчинной земли ⁴⁰.

Отметим, что несмотря на то, что завещатель распоряжается крупными суммами, у него не оставалось наличных денег: "А животов моих, опрично лошадей да судов серебряных, денег лежачих нет ничего". Поэтому вклады в монастыри и церкви следует делать "не все деньгами - платьем и иною рухлядью, которая детям не пригодится, и лошадьми" (л. 434). Поминовение следовало оплачивать из "рахинских доходов" - с. Рахин Мост, приобретенное ранее для сына Федора, было большим и богатым ⁴¹.

Д. М. Пожарского заботил мир в семье ⁴². Жену Пожарский стремится обеспечить помимо остающейся ей части вотчин и специальным "пенсионом": сыновья обязаны были платить ей по 50 руб. в год и снабжать прочими "кормами". Трогательно звучит в перечислении оставляемых образов пассаж: "А которые образы в постельной у княини в хоромах, и теми образами всеми благословляю княгиню, никому до них дела нет, потому что теми образами нас с нею на свадьбе благословляли" (л. 429). Заботился князь и о сестре, княгине Дарье Михайловне Хованской. В 1642 г. ей было уже около 70 лет ⁴³. Ей также назначены выплаты, корма, завещана икона св. Михаила Малеина и Феодора иже в Пергии (это ангелы Михаила и Филарета Романовых, но возможно, также их собственных отца и деда) ⁴⁴. Тяжело, видимо, пережил князь раннюю смерть своего сына Федора - поэтому и завещает "... тело мое мерзское положить у Всемилостиваго Спаса в Суздале, в головах у света моево у князя Федора Дмитриевича" (л. 433). Интересно, что результаты раскопок А. С. Уварова показывают, что последняя воля князя не могла быть исполнена в точности. Погребение-саркофаг, идентифицированное как захоронение Д. М. Пожарского, находится не в головах, а в том же ряду, что и саркофаг Ф. Д. Пожарского ⁴⁵. В головах кн. Федора к моменту смерти отца уже был похоронен муж его сестры Дарьи - кн. Н. А. Хованский ⁴⁶. Предмет беспокойства - и судьба младшего сына Ивана, видимо, еще весьма юного ⁴⁷. Поручая жене опеку над ним, а Ивану веля "имети ее, что мать свою", князь Дмитрий при этом тверд в защите имущественных прав сына ⁴⁸.

Столь же детально расписывается раздел главной резиденции Д. М. Пожарского на Сретенке. Петру достаются "новые полаты, что зделаны", Ивану - "полаты, где я жил, и княгинины полаты, и старые полаты, и кои у ворот полаты, и ледники" (л. 438-439). Владение, видимо, делилось пополам, и Петру отец рекомендовал сделать себе такие же хозяйственные постройки, какие отошли брату. Упоминание этих строений весьма интересно, так как палатами обычно именовались каменные здания. Самое новое из них, отошедшее Петру, вероятно для него же и было построено (почему младшему и отходили отцовские помещения). Тем самым подтверждаются данные реставраторов, выявивших на месте городской усадьбы Пожарских в сохранившихся доныне зданиях конца XVII - XIX в. на уровне цоколей и подвалов фрагменты постройки первой трети XVII в. ⁴⁹

В духовной имеются строки, позволяющие хотя бы отчасти проникнуть в мир нравственных установок Д. М. Пожарского. Его принципиальность была известна современникам; нет сведений и о его лихоимстве на государственной службе ⁵⁰. Уже указывалось на отсутствие денежных накоплений у князя, однако требовались большие суммы на поминовение,. Он владел вотчинами, промыслами, таможнями, приносившими сотни рублей прибыли в год, но не все деньги почитались в то время "чистыми". Поэтому Д. М. Пожарский указывает:

"А кабацкими доходы меня не поминать; хотя в то число займовать, а опосле платить не ис кабацких же доходов" (л. 434) ⁵¹. В вотчинах Пожарского был ряд кабаков. Например, доход от кабаков в с. Марчуки был завещан княгине. Боярин того времени нес большие расходы на содержание боевых холопов, даточных людей и посохи, и, вероятно, не мог не "выжимать" доходы из всего имущества. Однако тогдашнее общественное мнение осуждало крупных землевладельцев за содержание развращающих и разоряющих народ заведений. Нижегородский дворянин В. Бутурлин в связи с этим писал: "... Уйму от бояр нет, и у боярина князя Дмитрея Михайловича Пожарского заведены свои кабаки во многих местах, и от того дешевого питья разошлись многие ратные люди" ⁵². Греховность кабацких доходов настолько не допускала использования их для поминовения, [147] что даже отдавать долг за взятые на эти цели деньги следовало не из "питейных" сумм.

Князь считал необходимым устроить и судьбу зависимых от него людей - холопов. Тех, что были записаны на его имя, следовало освободить: "дать волю, ничем их не тронуть, совсем отпустить" (л. 435). Холопов же, оставленных наследникам, - не обижать: "Костью моей не ворохнуть, жаловать их так же, как при мне было". Одного "малого" (возможно увечного) поручает заботам жены, "а будет он ей не понадобитца, и ево приказать в Спасской монастырь в слушки, чтоб ево сверстать с добрыми слушками, и детем моим ево жаловать" (л. 437).

Таковы некоторые моменты, которые хотелось бы выделить в этом замечательном документе, добавившем немало ярких красок к образу славного человека, жившего в бесславное и безгосударственное время, человека чести и принципа среди "перелетов" и карьеристов, борца со Смутой и ее победителя, князя Козьмы- Дмитрия Михайловича Пожарского.

* * *

Публикуемые два документа извлечены из дела Поместного приказа 1648 г. по челобитью княгини Ф. А. Пожарской с дочерью Анной и стольника кн. И. Д. Пожарского о записи за ними наследства умершего кн. П. Д. Пожарского. Все дело состоит из 21 документа, в их числе - 8 послушных грамот на разные вотчины, 4 челобитные наследников об отказе вотчин и по другим вопросам, 2 выписи в доклад о вотчинах и прочее приказное делопроизводство. Дело помещается в столбце на л. 376-450.

Листы столбца частично расклеены, кусками по 5-7 склеек. По краям листы обтрепаны с частичными потерями текста до 2-5 знаков (особенно на л. 427-431) и оклеены в XIX в. ; чернильные пятна - л. 429-431 и др. ; разорваны и подклеены л. 427, 432, 433. Скрепа по сставам на оборотах л. 426-442: "к сему /списку/ князь/ Иван /По/жар/ской/ ру/ку/ при/ло/жил". На л. 414-423 скрепа по сставам: "[столь]ником князю Петру да князю Ивану Пожар/ским на [... ] боярина князя Дмитрея / Михайловича Пожарского купленые вотчины государевы послушные грамоты / опроч тех вотчин, которые по духовной / боярина князь Дмитрея Михайловича / отказаны / жене своей / княгине".

Текст воспроизведен по ныне действующим правилам издания исторических документов. Утраченные части текста восстановлены в квадратных скобках. Смысловые пробелы выделены угловыми скобками.

Публикация подготовлена Ю. М. Эскиным (Российский государственный архив древних актов)

Текст воспроизведен по изданию: Завещание князя Дмитрия Пожарского // Отечественная история, № 1. 2000