-

Моровое поветрие в Москве при царе Алексее Михайловиче.

... Кто жизнию своей
играл пред сумрачным недугом...

Это Николай Первый, вменивший себе в долг явиться на Сенной площади в Петербурге и приехать в охваченную холерою Москву, где он посетил больницу с заразными больными. Это славный П. Д. Еропкин. Это князь Г. Г. Орлов (подвиг которого ознаменован воротами в Царском Селе с надписью: «Орловым от беды избавлена Москва»). Веком раньше таким же героем самопожертвования был человек, ныне забытый; это боярин князь Михаил Петрович Пронский ¹.

Летом 1634 года в Москве начался мор, и его неизбежно сопровождало народное волнение, поводом к которому послужили новые порядки в делах церковных, заведенные не задолго перед ним вступившим на патриарший престол Никоном: по его распоряжению на Никольской, в типографии, печатались исправленные богослужебные книги, и кроме того подновлялись старинные иконы. Из за иконы Спаса Нерукотворенного (как веком позже из за Боголюбской Божией Матери) начался мятеж, грозивший принять большие размеры. Молодой царь находился в походе на Литву. Его семейство спасалось от заразы у Троицы-Сергия с патриархом, который в это время пользовался неограниченным доверием Государя (будучи на 25 лет его старше и превосходя его умом и опытностью власти). Кремль опустел, и вороты его, кроме Боровицких, были заперты; царские покои заложены стенками, дабы не проходил в них зараженный воздух. Белое духовенство по большей части покинуло Москву. Но воевода князь Пронский успел пресечь мятеж мерами убеждения ².

Какими мерами боролись тогда с чумою, видно из нижеследующих подлинных бумаг. Вот одно из донесений князя Пронского, отправленное к Троице на имя царицы Марии Ильиничны и младенца великого князя Алексея Алексеевича. [194]

Государыне царице и великой княгине Марье Ильичне и Государю благоверному царевичу и великому князю Алексею Алексеевичу холопи ваши Мишка Пронской с товарищи челом бьют.

Августа, государи, в 11 день била челом вам государем боярина Василья Петровича Шереметева жена Овдотья Богдановна ³, а к нам холопям вашим прислала челобитную, и тоё челобитную к вам государем послали мы холопи ваши тогож числа.

Челобитная боярыни А. Б. Шереметевой.

Государю, царю и великому князю Алексею Михайловичу, всеа великия и малыя Росии самодержцу, бьет челом раба твоя боярина Василья Петровича Шереметева женишко Овдотьица.

Изволением, государь, Божиим дочь у меня рабы твоея умерла, и людишка, государь, померли, и поп, государь, умер, и я раба твоя, по твоему государеву указу, сослана в подмосковную свою вотчину в Кусково за караулом. И мне рабе твоей, живучи в деревнишке с достальными людишками, помереть голодною смертию и без пения. Милосердый государь, царь и великий князь Алексей Михайлович, всеа великия и малыя Росии самодержец, пожалуй меня рабу свою, вели, государь, отпустить в Коломенскую деревнишку. Царь государь, смилуйся, пожалуй!

Грамота князю Пронскому. ⁴

От государыни царицы и великие княгини Марьи Ильичны и от государя царевича и великого князя Алексея Алексеевича бояром нашим князю Михаилу Петровичу Пронскому с товарищи. Писали вы к нам и под отпискою прислали челобитную, что била челом великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всеа великие и малые России самодержцу боярина нашего Василья Петровича Шереметева жена боярыня Овдотья Богдановна, чтоб государь пожаловал, велел ее из подмосковные ее вотчины из деревни Кускова отпустить в Коломенскую ее деревню, чтоб ей в той подмосковной деревне с достальными людьми за караулом голодною смертию не помереть и без пения не быть.

И то нам ведомо, что Московского государства всяких чинов людям моровое поветрие учало быть от двора боярина нашего Василья Петровича Шереметева, и ей боярыне Овдотье Богдановне из [195] подмосковной деревни Кускова затем ехать и в Коломенскую деревню никуда нельзе, чтоб в Коломенской деревне и в окольных деревнях от ее приезду людям также бы не учинилось.

И как к вам ся наша грамота придет, и вы б боярина нашего Василия Петровича Шереметева жене боярыне Овдотье Богдановне велели сказати, что ей из той подмосковной деревни Кускова ехать никуда нельзе, потому что на Москве моровое поветрие учинилось от их двора ⁵, и от морового поветрия всяких чинов людей померло много, и Московского государства всяких чинов людям от того учинилось разоренье и неустройство большое. А как у них такая болезнь на люди во дворе объявилась, и они про то таили, а нам не известили; а только бы о той болезни в тоё пору, как такая болезнь у них во дворе на люди объявилась, извет к нам был, и по нашему б указу велено всяких чинов людям такой болезни оберегаться. И затем в ее Коломенскую деревню ехать нельзе, чтоб в той Коломенской деревне и в окольных деревнях от ее приезду такие ж болезни не учинилось, и велели ей в той подмосковной деревне быть за караулом по прежнему, а караульщиком велели приказывать накрепко, чтоб они из той деревни Кускова никакого человека никуда не выпускали, также бы и в тоё деревню никаких людей не пропускали, того б остерегали гораздо всякими мерами накрепко.

А как ей боярыне Овдотье Богдановне учинится какая болезнь, и вы б около той деревни Кускова в окольных в ближних селех велели выбрать попа, кого пригоже, и велели ему в тоё деревню Кусково идти в самом худом платье, а с собою взять дароносицу да патрахель да книгу, по чему ему в той деревне исповедовать и причащать, да другое платье, в чем ему из той деревни выдти, и то платье велели ему оставить у стрельцов, которые у той деревни Кускова («стоят» — зачеркнуто), на карауле, и приказали ему в деревне Кускове боярыню Овдотью Богдановну и ее людей и крестьян и их жен и детей, которые с нею в той деревне, исповедать и причастить запасными дары, а подаяния никакого принимать ему у них не велеть. А как он их исповедает и причастит, и ему из той деревни велеть взять с собою дароносицу и патрахель и книгу, а платье, в чем он в тоё деревню пойдет, велеть ему оставить все и сапоги в той деревне Кускове, а ему велеть одетца [196] в то платье, которое оставит у стрельцов на карауле. А однолично б тому попу велели приказать накрепко, чтоб он учинил все по сему нашему указу ⁶. Писан на нашем стану в Троицком Сергиеве монастыре лета 7162 Августа в 15 день.

Воевода князь М. П. Пронский заразился тоже и погиб жертвою своего самоотвержения, 11 Сентября 1654 года. П. Б.

Общий Архив Министерства Императорского Двора столбец Оружейной Палаты 162 года (1654). По описи 26-й № 30 (1307).

(Сообщил граф С. Д. Шереметев).

Комментарии

1. Может быть, потомок владетельных князей Пронских. Покойные хранитель рукописей Румянцевского музея, Лебедев готовил историю Пронского княжества. П. Б.

2. См. Историю России С. М. Соловьева X, 1668–1670, последнего издания.

3. Рожденная Полева. П. Б.

4. От имени царицы и ее сына распоряжался конечно Никон. П. Б.

5. Двор Шереметевых был в Кремле у стены, на том месте, где при Петре Великом выстроен арсенал, позднее обставленный взятыми у неприятеля пушками. П. Б.

6. Выноска на обороте: «А хлеба и иных запасов велели б привезть в деревню Кусково к боярыне Овдотье Богдановне из Коломенской ее деревни сколько ей пригож, смотря по людем и велели тот хлеб и запасы крестьяном, которые привезут, сложить у деревни Кускова на заставе, а с заставы тот хлеб и запасы отдать тем людем, которые живут в деревне Кускове».

Еще на другом листе приписка: «Вклеена отписка от бояр с Москвы о денежной и ефимочной казне и о хоромех, что запечатаны».

Текст воспроизведен по изданию: Моровое поветрие в Москве при царе Алексее Михайловиче // Русский архив, № 11. 1909