РЯЗАНСКИЙ АРХИЕПИСКОП МИСАИЛ

В эпоху наибольшего развития тамбовской колонизации, в XVII веке, местные инородцы: татары, мордва и мещера, постепенно и массами стали принимать православие. Иногда это движение было вынужденное и, следовательно, более или менее притворное, когда на сцену являлись не миссионеры, а воеводы и другие служилые люди. Иногда же наши инородцы охотно и с полною искренностию принимали крещение. Это было, конечно, тогда, когда за дело брались такие светлые и энергичные люди, как, например, знаменитый архиепископ Мисаил.

Рязанский архиепископ Мисаил (он же управлял и нынешнею тамбовскою епархиею), любимец и ставленник патриарха Никона, без всякого сомнения, был главным просветителем наших инородцев. Мисаил прибыл в свою епархию в 1652 году и сразу обратил особенное внимание на религиозно-нравственную жизнь своей разноплеменной паствы. Его в особенности огорчала крайне нетрезвая жизнь духовенства окраин тогдашней Рязанской епархии, именно, уездов: Шацкого, Тамбовского, Кадомского и Темниковского. Во всех этих местах городские и сельские пастыри не только упивались вином дома, но свободно расхаживали по кабакам и заезжим дворам. Многие священники, пренебрегая пастырскими обязанностями, занимались отхожими промыслами: речными, лесными и торговыми. А церкви Божии подолгу стояли без петья-четья, прочитать и пропеть было некому. Когда же промышленники-священнослужители возвращались из своих промышленно-коммерческих экскурсий домой и приходили [110] в свои церкви, то вели себя неблагочинно и пьяно, читали и пели не единогласно, а голоса в два и в три. В то же время многие духовные лица, подобно мордве, одевались в зипуны с ожерельями, а некоторые вдовцы-священники вступали во вторые браки. Вслед за духовенством шли и миряне и даже превосходили его своими пороками. Многие мирские люди тамбовского края лет по 30-40 и более не бывали у исповеди и св. причастия. Между тем в храмовые праздники, бывая друг у друга, они предавались безмерному и душепагубному пьянству по неделе и более, при чем к приходским храмам, для пущего веселья, приходили скоморохи с медведями, гудками, бубнами, волынками, домрами, а над всем этим диким весельем, по словам современных актов, поощрительно раздавалась шумная и сквернословная брань пьяных безумцев, позоривших родную речь дикими, бессмысленными и смрадными словами... Подгулявшие добрые русские молодцы, а вслед за ними иноземная мордва и татарва, входили в церковные ограды и ожесточенно, смертно бились на кулачки, или же, приютившись в каком-либо уголке церковного двора, азартно с искаженными жадностию и злобою лицами играли в зернь, карты, шахматы и разные другие игры. Сюда же являлись знахари и ворожеи гадать про будущее и творить над больными и над детьми разные чары, и тут-то, по словам наших источников, сшивалась лесть, сплетались козни, разлучались с отцами и матерями любимые дети, с женихами-невесты, и были великие вред и погубление людям 1. Не особенно покорно в нашей стороне справляли день Рождества Христова. В этот день старики, мужики и парни сходились к женщинам для чародейства, бл..... и кобылок. Вообще же в те отдаленные от нас времена все наши жители, при крайнем религиозном индефферентизме, тщательно соблюдали все суеверные обычаи: святочные, весенние, купальские и иные. А которые люди крестилися, говорится в наших документах, — из мордовские веры в крестьянскую веру, и те в домех своих жили с некрещеными женами и детьми, с братьями и с сестрами, и святые посты и среды и пятки не имели и в церковь Божию не ходили и отцов у себя духовных не имели 2.

Прибыв в свою разноязычную и нравственно-неустойчивую епархию, архиепископ Мисаил немедленно обратился к своей рязанской и тамбовской пастве с увещательною грамотою, которая свидетельствует о нем, по ее простоте, силе и [111] искренности, как о пастыре того нравственно-высокого и умственно-светлого типа, какими была столь обильна древняя малокнижная, но сильная духом непоколебимой веры наша Русь... Эту грамоту я привожу с самыми незначительными сокращениями.

«Благословение великого господина, — писал наш архипастырь, — преосвященного Мисаила... всем игуменам, и соборным и городским и посадским и уездным попом и дьяконом нашея Рязанские архиепископии, Шацкие и Кадомские десятины. Указал мне, богомольцу своему, великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович, по избранию великого господина и отца нашего святейшего патриарха Московского и всея России и всего освященного собора, быти в Переяславле Рязанском архиепископом. И как к вам ся наша грамота придет и вы б молили всещедрого Господа Бога и Пречестую Богородицу и всех святых о многолетнем здравии царском, царя Алексея Михайловича, и христолюбивой царицы Марьи Ильиничны и о его государевых сестрах и о его государеве дщери. И подал бы Господь великому государю свыше победу и одоление на вся видимые и невидимые враги, и царство б его безмятежно устроил, да и нас бы сыновем нашего смирения во святых своих молитвах в забвении не учинить. Да вы б игумены у себя в монастырях на погребех и на ледниках и в кельях вина и пива и медов хмельных и браг пьяных не держали, и в вотчинах бы своих монастырских заказ крепкий учинили, чтобы крестьяне к праздникам вина не курили, пив и браг не варили и медов хмельных не ставили. А будет в которых монастырях сыщется хмельное питье и мы указали на тех править пеню по государеву указу и грамоте. А вы б, соборные и иные священники и дьяконы, потому ж хмельного питья в домех своих не держали и по кабакам не ходили б и в иных местах нигде не пили. А в церквах бы Божиих везде у вас во вся дни без всякого церковного пения не было, и детей бы своих духовных учили страху Божию и на кабак им ходить не велели и всякого хмельного питья держать заказали. А будет учнут попы нас ослушатися и запиваться и церкви Божии будут у них без пения, и вы б, игумены, тех пьяных попов и дьяконов и церковных дьячков велели имать и сажать в смиренье..., и выпустя после шести недель имали б по них крепкие поруки с записьми. А в церквах Божиих петь и говорить им, попам дьяконам и церковным дьячкам, единогласно. А будет которые попы и дьяконы учнут в церквах петь и говорить не единогласно, и тем служить не велети и от церквей отказывати, и о том бы есте к нам писали, и мы учнем к тем церквам по своему рассмотрению ставить в попы людей добрых, [112] неупойчивых и учительных. А буде вы, игумены, не учнете но нашему указу попов смирять и мы вас самих за ваше ослушание и презрение от Бога данные нам власти отлучим от священства во веки и учнем в дальние городы в подначала крепкие ссылать».

Все эти приведенные нами слова рязанский архипастырь относил ко всей своей пастве. Далее у него идет речь собственно о нашем крае.

«Да ведомо нам учинилось, — пишет Мисаил, — что в Шацком и в Кадоме и в уездах православные христиане с своими женами и детьми лет по тридцати и по сороку и по пятьдесят и больше посты не постятся и у священников не поновляются и не причащаются. И вам бы, священникам, в своих приходах учинить о том заказ крепкий. И кто будет не достоин к причастию и вам бы велети говети им в иные посты. А которые будут православные христиане ослушаться и мы учнем писать про них государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всея Руссии. Да сказали б есте в государевых дворцовых селах и в черных волостях и во всяких вотчинах и поместьях старостам и целовальникам и крестьянам: как доведется им посылать к нам ставленников и они б посылали к нам ставленников срослых, в попы 30 лет, а во дьяконы 25 лет. А люди были б добрые и благочинные и искусны и грамоте учены, а не здорщики и не косторы и не бражники и не ярыжники. А молодых ставленников и воров и бражников к нам не присылать».

Следующие слова нашего достославного архипастыря ясно указывают на быт наших предков.

«Да сказать бы в мир всея Рязанские архиепископии, Шацкие и Кадомские десятины всяких чинов людем, чтоб они впредь безо всякие вражия мечты в праздники качелей и релей не ставили и всякие игры оставили и смуты не делали. Да которые посадские и уездные люди будут откупати кабаки в Шацком и Кадоме для своей бездельной корысти, и того бы они не делали, и вам бы про то сказывати. И жили б в наших городах посадские люди и все православные христиане благочинно по заповеди отцов своих духовных и приходили б ко святым церквам Божиим по вся дни. А будет которые учнут кабаки откупати и игры чинити и мы таких не велим в церковь Божию пущать и приносу принимать, а в домы их со всякою святынею входить, а которые отыдут сего света и мы таких не велим у святых Божиих церквей хоронити».

Сильный духом и ревностию по вере архиепископ Мисаил энергично боролся главным образом против народного повального пьянства и против религиозного индифферентизма, [113] проявлявшегося в крайней и массовой холодности к господствующей церкви. Эта черта деятельности архиепископа Мисаила довольно ясно и определенно выражает его отрицательное отношение к современному ему русскому обществу и наводит нас на мысль, что старая Русь, разными добродетелями которой иногда колят глаза настоящему веку, в действительности была далеко не примерною в религиозно-нравственном отношении и следовательно известное наименование: старая святая Русь надо понимать больше в поэтическом смысле, чем в историческом.

В следующих строках увещательной грамоты архиепископ Мисаил обращается непосредственно к изображению быта духовенства нашего края.

«Да сказали б есте дьячкам и пономарям, чтоб они впредь зпунов с ожерельями не носили, а носили б однорядочки или сермяжки черные или серые, а за неволю белые, и зипуны б оставили... А которые вдовые попы и дьяконы скуфьи с себя сметывали и женились на иных женах, и вы б, игумены и протопопы, таких в церковь Божию не пущали» 3.

С первого же года своего архипастырства архиепископ Мисаил обнаружил выдающуюся неутомимую деятельность. Он отечески вникал в частную жизнь подчиненного ему духовенства и во все праздники звал братию свою к своему архиепископью столу. Как раз перед его приездом в Переяславль-Рязанский самозванец-поп Евсей Степанов из корыстных видов крестил несколько мордовских семейств, и архиепископу Мисаилу пришлось несколько недель сряду самолично распутывать это небывалое дело и снова крестить (поновлять) мордву. Многие корыстные торговцы, не слушаясь царских и патриарших указов, великим постом и на Пасху продавали в кабаках вино и систематически спаивали народ, особенно инородцев. Тогда ревностный наш владыка с силою многою восстал против корчемников и их досмотрщиков и изгнал их из епархии. Продолжая дело исправления паствы, Мисаил всех вдовых попов, подававших повод к соблазну, силою постригал и отсылал в монастыри и понемногу бывшие разгульные мирские соблазнители становились степенными и трезвыми служителями церкви. Только один из них поп Алексей, постриженный в Солотчинском монастыре, бежал оттуда, платье черное с себя скинул и женился.

Но особенно тяжело было нашему архипастырю бороться с повальною нравственною распущенностью среди русских мирян и [114] преимущественно среди новокрещенной мордвы. Познакомившись с этою мордвою, во времн епархиальных ревизий по течению Мокши, Цны, Хопра и Вороны, Мисаил близко принял к сердцу и мордву языческую и решился особенно посвятить себя миссионерскому делу.

Еще в июне первого года своего святительства архиепископ Мисаил посылал уже в Шацкий уезд, именно в присуд села Конобеево-Березово, иеромонаха Артемия для крещения тамошней мордвы, и несколько мордовских семейств крестилось. Между тем сам святитель пока уклонялся от непосредственной миссионерской проповеди, так как усиленно занят был в своем кафедральном городе неотложными епархиальными делами и вскоре отозван был патриархом Никоном в Москву на собор для исправления старопечатных церковных книг. И уже по возвращении с собора Мисаил предпринял относительно нашей мордвы непосредственное свое миссионерское служение.

С царского дозволения и патриаршего благословения, в сопровождении чернеевского архимандрита Василия и многих священников, а также думного дьяка Саввы Зверева, преосвященный Мисаил отправился в Шацкий уезд. Это было зимою 1654 года. Не торопясь он переезжал из одного мордовского селения в другое, везде лично проповедывал и, наконец, прибыл в дворцовое село Конобеево, откуда часто наезжал в деревни Ямбирную и Устье. Апостольские труды Мисаила, к величайшей его радости, на первых порах увенчались блестящим успехом: им обращено было в православие 316 человек мордвы. Тогда ревностный проповедник известил жителей села Березова и деревень Агламазова, Ракова и Ерневой, чтоб и они явились для слушания проповеди и для крещения в село Конобеево. Но язычники-мордовцы ослушались приказания и архипастырь отправился к ним сам. Прикрытый архиерейской мантией и с крестом в руке, наш миссионер приближался к мордовским селитьбам и в снежном поле встречен был многосотенною мордовскою толпою. На все увещания святителя язычники твердили одно, что они послали к государю челобитчиков и без его указа креститься не станут и что они не знают русского языка, а потому и в русские церкви ходить им не для чего. Мисаил вернулся в Конобеево. Здесь он получил известие о верхоценской мордве, проживавшей в окрестностях Тамбова, будто она желает креститься, и немедленно, на спех, отправился в Тамбов и в Тамбовский уезд, где и окрестил несколько десятков мордовских семейств. Из Тамбова, не заезжая в Шацк и село Конобеево, архиепископ Мисаил на короткое время возвратился в Переяславль и оттуда подробно донес царю и патриарху об успехах своей проповеди. [115]

«Я — богомолец ваш, — писал ои, — по вашему указу ездил и милостию Божиею и Пречистой Богородицы и при молитве святых в Шацком и Тамбовском ведомства моего уездех окрестил 4015 человек мордвы и татар».

В 1655 году архиепископ Мисаил снова ездил в Москву для соборного книжного исправления. И тогда же снова просил у патриарха благословения отправиться на проповедь Евангелия в Шац и Кадом и в их уезды, где многий тысячи мордвы еще продолжали совершать в своих лесных трущобах суеверные моления и приносить жертвы перед истуканами и старыми деревьями. Получив патриаршее благословение и щедрую царскую помощь, наш миссионер вернулся домой и тщательно стал готовиться к последнему и самому трудному своему подвигу. В феврале 1656 года Мисаил с чернеевским архимандритом Василием опять прибыл в Шацкий уезд и именно в те самые места, где прежде встречали его так враждебно. В помощь ему прислан был царем думный дворянин Ив. Павлович Матюшкин, который привез нашей модве увещательную царскую грамоту. Но мордва упорствовала и не слушалась ни Мисаила, ни самого царя. Послав об этом уведомление в Москву, архиепископ поселился в мордовском селе Березове и жил там четыре недели, почти без всякой свиты. Царь узнал об этом и чрез дворянина Алтухова писал нашему владыке, чтобы он поберегся и чтобы являлся к мордве с нужным числом государевых служилых людей. Однако, владыка не берегся. Однажды с малою свитою и с боярским сыном Бахолдиным, он отправился для проповеди в щацкую деревню Ямбирную, которая отличалась особенным языческим упорством и ненавистию жителей к святителю. Дорогою архиепископу Мисаилу дали знать, что фанатическая мордва, не желая слушать его проповедь, решилась на самые крайние меры и в количестве более 500 человек сговорилась дать ему вооруженный отпор и с этою целью с ружьями, луками и дубинами, ослопьем, рогатинами и топорками, захватила пустые срубы и клети, стоявшие перед деревней. Однако, архипастырь не устрашился своих врагов и смело, памятуя апостольское пешее хождение и изнурение, двинулся вперед к роковому месту на свой последний и величайший подвиг. Одевшись в архиерейскую мантию, с посохом в левой и с крестом в правой руке, архиепископ Мисаил пошел пешком к неверным. Труден был путь его. В то время была ранняя, мартовская весна и наш доблестный миссионер поневоле должен был пробираться по дороге, где жидкой грязью, где льдом и снегом, где холодной водой. Промокала его обувь и продували его кафтан, рясу и мантию буйные весенние щацкие ветры, а [116] он шел сосредоточенный, усталый н духовно-радостный и дорогою пел с своими спутниками 26-й, 80-й, 90-й псалмы. Приближалась деревня Ямбирная. Смутно рисовались впереди деревенские срубы и клети. Думал наш миссионер-святитель близь этих клетей и срубов мирно беседовать с дикою, но милою отеческому его сердцу мордвою. И вот показались косматые мордовские головы и искаженные страхом и злобой лица. Мисаил, осенив их крестом, быстро подошел к ним и начал было свою речь, но его прервали неистовым криком, громкою и грубою мордовскою бранью и заглушали его апостольскую проповедь усиленным свистом пуль и стрел... Некоторые лица архиерейской свиты, в том числе и чернеевский архимандрит Василий, немедленно были убиты 4. Государевы служилые люди, правда не многочисленные, разбежались. В это время к Мисаилу подбежал высокий пожилой мордвин и хотел ударить его копьем, но боярский сын Бахолдин отвел удар и оттолкнул фанатика. Тем не менее мужественный святитель не хотел отступать и снова начал проповедывать. И едва он успел сказать несколько слов, как мордовская стрела поразила его в левую руку и сердце. Обливаясь кровью, проповедник упал на землю, но верный Бахолдин, ни на минуту не покидавший своего архипастыря, с опасностию для своей жизни, поднял его и бережно вынес из толпы, при чем одною рукою держал крайне ослабевшего святителя, а другою отражал нападавших. Между тем подоспели опомнившиеся от испуга царские ратные люди и разогнали злодеев... Что касается мученика-архиепископа Мисаила, то его положили в сани, где он немедленно исповедался и причастился св. таин, и привезли в село Агламазово в избу к священнику. Здесь он велел поставить перед собой образ Спасителя и, смотря на лик Его, начал плакать и умывать своею кровию голову и лицо и благодарить Бога, что сподобил его омыться кровию от грехов и немощей человеческих 5. Это было 1-го апреля, во вторник на страстной неделе...

Среди чрезвычайных нравственных и физических страданий, Мисаил прожил еще 9 дней. Он скончался в четверг на святой неделе, 10-го апреля. Свидетели его кончины рассказывали, что святитель опочил от своих трудов без агонии, спокойно, ясно и радостно. 21-го мая тело святителя привезли в Переяславль-Рязанский. Погребальное шествие на всем пути от Агламазова и до места отличалось особенною торжественностию. За гробом шли игумены, священники, диаконы и множество народа. [117]

3-го июня 1654 года епископ Мисаил предан был земле в Архангельском соборе. Близь гробницы святителя и теперь сохраняется его мантия, на трех прошибинах которой видна кровь нашего священно-мученика, твердо помнившего и разумевшего слова Спасителя, что пастырь добрый душу свою полагает за овцы.

По убиении архиепископа Мисаила, как и должно было быть, началось обширное судное дело. Возмутители большею частию были схвачены и отвезены в Переяславль, Шацк и Кадом. Между следственными показаниями свидетелей убиения особенного внимания заслуживает показание уже известного нам домового сына боярского Акиндина Бахолдина. Поэтому мы приводим его почти полностию, с небольшими сокращениями и изменениями в слоге.

«По указу великого государя, — показывал Бахолдин, — послан был преосвященный Мисаил архиепископ в Шацкой город и в Шацкий уезд крестить мордву... И егда учал архиепископ крестити и они мордва учинились сильны и непослушны и во крещение не пошли. И преосвященный Мисаил архиепископ писал о том к Москве и великий государь указал послать свою великого государя грамоту о крещении... И после того поехал преосвященный Мисаил архиепископ втретие мордву во крещение приводити и стоял в селе Березове четыре недели. И взяв с собою государевых служилых людей в Шацком уезде в селе Конобееве, сколько человек пригоже, поехал тот архиепископ к мордве, в мордовскую деревню Ямбирную, и в той деревне на пажити стояли срубы и избы и клети и в тех срубах, избах и клетях залегли многие мордовские люди с ружьем, человек 500 и больши... И как я, Акиндин, был в те поры конюшим и выехал в околицу и они мордва учали за мной гонять с ружьем, и он, архиепископ, мимо домовых людей поехал к мордве сам и хотел прочитать великого государя указ о крещении. И в то число вышли многие люди, мордва, с ружьем и дубьем из срубов и нас домовых людей всех разогнали, а в то время был снег глубок и убежати от мордвы было не мочно, а они все гонят на лыжах и учали по архиепископе Мисаиле из луков стрелять, один же человек мордвин хотел архиепископа ударить копьем и я, Акиндин, видев его великого господина единого, и хотя за него умереть, сам поехал на страшную смерть и того модвина с копьем не допустил до архиепископа и сколоть не дал. А он, архиепископ, мордовского беззаконного убийства не убоялся, прочь не поехал и в то время один мордвин преосвященного архиепископа из лука прострелил в левую руку и пройде стрела сквозь руку под мышку в сердце. И он, преосвященный, ту [118] стрелу из себе велел вынуть и я, Акидин, тое стрелу вынул. И в то время прибежал мордвин на лыжах и хотел государя сколоть копием и унести и я, Бахолдин, с тем мордвином схватился и учал архиепископа отводить. И прибежал иной мордвин на лыжах и кинул в меня копьем и то копье прииде в шапку, и шапку с меня сшиб и воткнулось то копье с шапкою в снег и прибежали многие люди-мордва и учали мою шапку шибать и за мною в тыл метать. А иной мордвин ударил меня дубинкою по седлу и у седла отшиб заднюю луку и доски, а меня в то число Бог сохранил. И я от той мордвы побежал и доехал по господина, а он от той раны вельми изнемог, валится, и стал мне рукавки свои отдавать и я одну принял, а другую уронил. И ухватил я архиепископа под руку, а он за меня ухватился вельми крепко, и скоро повез его, крепко держучи, и — мочи моей не стало... Тут прибежал ризничий Варлаам и подхватил его под другую руку и так мы ушли... И как приказной человек Лев Терехов с домовыми людьми и с образом ехали и вся модва разбежалася. А мы тело архиепископа положили в сани и он в санех исповедался, а после исповеди привезли его в село Агламазово... И велел архиепископ перед собою поставити Спасителя образ и учал, на него зря, плакати и святые молитвы возсылати и кровию своею главу свою и лицо омывати... А убит он преосвященный архиепископ во вторник страстей Христовых и волею Божиею в четверток на светлой неделе преставился. И велел себя положити в Шацком уезде, близь Чернеева монастыря, у церкви св. мученика Мины, на пусте месте в лесу, и лежал у той церкви многое время... И по указу великого государя, а по благословению святейшего патриарха, архиепископа Мисаила тело взято в Переяславль Рязанский и лежало непогребенное год. И как указал великий государь и святейший патриарх тело его погребсти отцу его духовному Спасскому архимандриту Боголепу, то погребен он за 8 дней до году убиения его. А тело его, нового мученика преосвященного архиепископа Мисаила, цело и невредимо. Погребен в церкви архистратига Михаила на правой стороне у южных ворот» 6. Главным следователем по поводу убиения архиепископа Мисаила был стольник Лев Ермолаев. По обычаям прежних лет, следствие волочилось очень долго и окончилось только в 1684 году. Большинство подсудимых приняло православие.

По смерти святителя Мисаила, как это всегда бывает, начались во всей Рязанской епархии и в Шацкой и Кадомской [119] десятинах усиленные толки о нравственных качествах покойника. И оказалось, что доблестный миссионер был истинным отцем для паствы и особенно для духовенства, к которому в горькие минуты жизни смело можно было обращаться, с уверенностию в нравственной и материальной помощи. В 1655 году тамбовский край много терпел от татарских набегов. Всюду по Цне, Вороне, Воронежу и Челновой, горели села и среди дымившихся изб слышались вопли и стоны несчастных жертв татарского изуверства. По степным и лесным тамбовским тропинкам шли торжествующие татарские загоны, а за ними грузно тянулись обозы с награбленным добром и с толпами связанных пленников, былых обывателей наших сел и деревень. То было время общего по всему тамбовскому краю уныния... Отцы и матери плакали о детях своих, убитых и полоненых; и малые дети, случайно забытые татарами, тщетно звали родителей своих... В эти поистине тяжкие дни святитель Мисаил был всем страдальцам заместо отца и матери. Из многих обычных письменных к нему обращений того времени приведу два.

Тамбовской Дмитровской посадской церкви поп Евдокии писал Мисаилу: — «Приходили под Тамбов воинские люди татарове и прихожан моих многих порубили и в полон побрали и многие дворы от того разорения опустели и мне, богомольцу твоему, кормиться стало нечем».

Другой тамбовский же священник, имя которого осталось неизвестным, обратился к Мисаилу с письмом такого содержания: — «Снова приходили к нам в Тамбов пред земляной вал воинские люди многие татарове и к городу приступали и на все посады и слободы били, и на вылазке тамбовских полковых конных и пеших казаков и пушкарей порубили, многих в полон поимали и хлеб в поле потолочили. А осадя город, пленили уезд верст на 50 и больши, по реку Челновую до села Вирятина да до села Кулеватова, и многих там порубили и полонили, и стада конские и мелкую скотину отогнали. А в селе Вирятине в церкви были, иконам поругались и церковь осквернили. И прибывала к татарам новая сила и чаяли тамбовцы разорения до остатку» 7.

Обе эти жалобы, подобно многим другим, горячо были приняты владыкою к сердцу. Отзывчивый на чужую беду архипастырь пожелал видеть просителей у себя на дому, обласкал их, искренно и дружески утешил и постарался обезпечить их с семействами лучшими приходами.

К доброму рязанскому святителю часто приходили слезные прошения и из самых отдаленных мест епархии и на все эти прошения он обращал самое серьезное внимание. [120]

В 1652 году Мисаил получил из Усмани такую просьбу неизвестного нам лица: — «Великим постом приходили к нам на Усман татарове и на полях поимали у усманских стрельцов и казаков жен с детьми и с племянниками. Также и у жен мужей полонили». По этому поводу рязанский владыка, между прочим, сделал такое общее распоряжение, чтобы все насильственно разведенные супруги, если желают, вновь вступали в брак с иными лицами. А между тем по всей епархии шел усиленный сбор подаяний на выкуп полоняников и в числе самых крупных вкладчиков в эту кассу был сам Мисаил.

В особенности обнаружилось любвеобильное архипастырское сердце Мисаила во время сильного морового поветрия в нашем крае в 1654-55 годах. Многие дворы в Шацкой и Кадомской десятинах, в Тамбове и Козлове, и в Верхоценской волости были выморные. Избы и клети стояли пустые. Даже вопля человеческого не было слышно, так велико было тогдашнее подавляющее общее горе... Над всем краем пронеслась грозная и неотвратимая смерть, под впечатлением которой все как бы оцепенели... Тут-то и явился доблестный пастырь к своему испуганному стаду. Бедняку, поневоле забросившему хозяйство, он оказывал материальную помощь... Нравственно изможденному и горем убитому человеку он отечески, властно и целительно говорил святые Евангельские утешения, в которых вся наша сила, все наше спасение от давящего и недоуменного житейского горя.

Архиепископ Мисаил богослужение любил совершать торжественно и пышно. Он сам умел хорошо петь и требовал, чтобы его певчие дьяки к делу своему относились старательно, умело и живо. Бывши в частной жизни строгим монахом, воздержным и скудным, наш архипастырь во время церковной службы одевался в дорогие одежды, желая и внешним образом прославить господствующую церковь. Так, во время праздничных богослужений он надевал драгоценную, золотую с каменьи и жемчуги, митру, присланную ему самим царем. Митра стоила по тогдашнему счету тысячу рублей.

Кстати, нельзя не обратить внимания на миссионерскую деятельность архиепископа Мисаила и относительно местных татар, которых особенно много было в Кадомском уезде, как это видно, между прочим, из следующего места грамоты Иоанна IV от 1570 года к турецкому султану Селиму:

«В Кадомском уезде», — писал царь, — «многие приказные государевы люди мусульманского закона и в тех Мещерских городех (... Шацке, Елатьме, Темникове и Кадоме) мусульманские веры люди по своему обычаю мизгити и кошени держат и [121] государь их ничем от их веры не нудит и мольбищ их не рушит; всякий иноземец по своей вере живет 8…»

Архиепископ Мисаил, во время миссионерских своих путешествий, нередко лично уговаривал татар принять православие и, случалось, его внушениям татары поддавались целыми семьями, хотя, вобще говоря, мусульманский элемент в нашем крае был гораздо устойчивее языческого мордовского.

Между прочим, наш знаменитый миссионер крестил в Шацком уезде сибирского царевича Алтанаева и касимовского царевича Сеидбурхана. Но особенно удачна была его проповедь к татарам Верхоценской волости. Верхоценские татары сами пожелали видеть и слышать святителя, который охотно исполнил их желание, прибыв к ним в окрестности Тамбова и крестил их. В настоящее время следы татарского населения по верховьям Цны почти изгладились, во всем Тамбовском уезде находится только одно татарское село, Татарщина, и главным деятелем этой могущественной ассимиляции, без всякого сомнения, был архиепископ Мисаил. А было время, преимущественно в ХIV веке, когда татарский элемент был господствующим в нашем крае. Тогда вся восточная часть нынешней Тамбовской губернии входила в состав особого татарского владения, основанного мурзою Тагаем. Столица этой орды была в Наровчате, а русские сторожи, наблюдавшие за Тагайской границей, стояли по реке Ваду. Даже турки в былые годы проникали в наши места, считая их коренными мусульманскими. Так, в 1594 году к Шацку подходили воинские люди, ногаи и азовские турки, но были отражены шацким воеводою князем Кольцовым-Масальским 9.

И. Дубасов.


Комментарии

1. Рукопись, которою мы в данном случае пользовались, хранится в Темниковском соборе.

2. Ibid.

3. Окр. гр. арх. Мисаила хранится в Моск. Румянц. музее. Своевременно ее читали, в течение нескольких недель, каждый праздник и воскресенье, во всех церквах бывшей рязанской епархии.

4. Архимандрит Василий погребен в своем Чернеевском монастыре. Любопытно знать помнит ли монастырь своего знаменитого настоятеля и в каком состоянии содержит его могилу.

5. Историч. обозр. Ряз. иер. Воздвиженского.

6. Это показание Бахолдина хранится в Моск. Румянц. музее. Подлинная его копия передана мною в Тамб. архивн. коммисию.

7. Указанные две жалобы хроняться в Московском Румянцевском музее.

8. История Карамзина, т. VIII

9. Гор. посел. в Российской империи, т. V.

Текст воспроизведен по изданию: Рязанский архиепископ Мисаил // Исторический вестник, № 10. 1889

© текст - Дубасов И. 1889
© сетевая версия - Thietmar. 2012
© OCR - Николаева Е. В. 2012
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Исторический вестник. 1889