ДВЕ ЦАРСКИЕ ГРАМОТЫ СЕМЬИ КОРОБАНОВЫХ В ОТДЕЛЕ РУКОПИСЕЙ БИБЛИОТЕКИ КОНГРЕССА США 1а

ДВЕ ЦАРСКИЕ ГРАМОТЫ СЕМЬИ КОРОБАНОВЫХ В ОТДЕЛЕ РУКОПИСЕЙ БИБЛИОТЕКИ КОНГРЕССА США ^1а

Большие и ценные коллекции славянских, и особенно русских, старопечатных книг в Библиотеке Конгресса хорошо известны в мире. Менее известны коллекции церковнославянских и русских рукописных материалов этой библиотеки. Эти рукописи распылены по многим отделам и составляют разнородную коллекцию, охватывающую XIV–XX вв. Наиболее заметны среди них ранние церковнославянские и литургические тексты в Отделе редких книг и специальных коллекций, Сибирские грамоты XVII в. в коллекции Библиотеки права, дневники великого импрессарио и библиофила С. Дягилева в Музыкальном отделе и русские рукописи в самом Рукописном отделе. Здесь хранятся многие материалы из архивов русской православной церкви на Аляске. К меньшим по объему коллекциям принадлежит коллекция Израиля Перлстайна, которой посвящена эта статья.

Революция и гражданская война в России вызвали большие разрушения и реорганизацию в книжных коллекциях в стране. В середине 1920-х годов советское правительство, руководствуясь как желанием уничтожить все физические следы старого режима, так и стремлением получить валюту, начало проводить политику продажи сокровищ монастырей и царских дворцов коллекционерам и библиотекам в Западной Европе и США. В эти продажи были вовлечены многие лица, и в том числе С. Болан, А. Шаффер и Виктор Хаммер; ведущей фигурой был, без сомнения, Израиль Перлстайн.

Израиль Перлстайн (1897–1975) родился в Ковеле. Позднее семья переехала в Варшаву. Об образовании известно немногое. В 1922 г. вслед за братьями эмигрировал в США. Один оставшийся брат уехал в Москву. Сделался скульптором. Работал под именем Феликса Блюма и погиб в сталинской тюрьме в 1938 г.

Сменив много работ, Перлстайн начал продавать книги на иврите вместе с [276] отцом. К середине 20-х годов он начал продавать русские книги и материалы. В 1925–1926 гг. он совершил первое путешествие в Советский Союз, чтобы купить книги, и продолжал ездить каждый год вплоть до 1936 г., когда ему было отказано в визе.

Мы не знаем причин, по которым он начал продавать русские книги, а впоследствии стал ездить в Союз покупать книги. Мы знаем, что он купил тысячи томов, проданных главным научным библиотекам на Восточном побережье, и стал профессиональным антикваром по русским книгам.

Перлстайн однажды писал, что в 1931–1932 гг. он приобрел невероятное количество книг: «К этому времени я приобрел несколько крупных коллекций (библиотеку Зимнего дворца, Царского Села, в. кн. Владимира Кирилловича и т.д.)». Часть этого «невероятного количества», без сомнения, включала две царские грамоты, анализируемые здесь.

Происхождение этих грамот не совсем ясно ¹. Рукописи оставались неописанными, пока Лидия Блэк, профессор антропологии в Провиденс колледж, не подготовила машинописное описание в 1983 г. К сожалению, в описании не дифференцированы аутентичные документы XVII и XVIII вв. от позднейших копий. В 1985 г. новая опись была подготовлена покойным А. Капустой в Школе библиотек и информации Мэрилендского университета. Он также неверно датировал одну из грамот.

Грамоты. Имя семьи Коробановых отсутствует во многих опубликованных разрядных книгах и появляется позднее в справочных генеалогических работах. Основатель клана – И. А. Булгак, великолукский воевода в начале XVI в. К 1548 г. трое из его пяти сыновей – Тарх, Сувор и Григорий – были пожалованы поместьями в Вязьме. Иван Григорьевич был старшим из четырех известных сыновей Григория, трое из которых умерли бездетными, так же как 9 из 11 мужчин потомства Ивана в семье Коробановых. Этот демографический удар по роду Коробановых, который в значительной степени объясняет их отсутствие в современных служебных регистрах, связан с местонахождением их имений в Вязьме. Это был опасный район. Город и окружавшие его поместья были взяты Иваном Грозным в опричнину. В Смутное время этот район, близкий к польской границе, несколько раз переходил от Москвы к Польше, а вплоть до безуспешной попытки Москвы в 1634 г. снова взять Смоленск весь этот район был центром битв. Род с большим трудом восстанавливался. Один из сыновей Ивана Григорьевича – Степан – породнился с Фроловыми-Багреевыми, а другой – Симеон – с Мельгуновыми. Сын Степана Михаил стал московским дворянином и сотенным, двое правнуков Ивана – стольниками, и с того времени семья начала играть важную роль в военной, социальной и культурной жизни XVIII в. П. Ф. Коробанов (1767–1851) был поэтом, переводчиком, антикваром, имел богатую коллекцию документов, из которых опубликовал кое-что в 1843 г. Он также поручил игумену Ювеналию написать генеалогию рода Коробановых. Вероятно, она содержит тексты некоторых земельных документов из семейных архивов, которые, возможно, не совпадают с теми, которые хранятся в государственных архивах. Наша статья касается двух земельных пожалований Ивану Григорьевичу Коробанову.

Обе грамоты (1619 и 1621 гг.) появились в ходе реорганизации поземельных отношений в Московском государстве, вызванной последствиями Смутного времени (уничтожение грамот, переход земель из рук в руки, появление различных претендентов). Еще больший вред принесло физическое разрушение земель и деревень, особенно вблизи польской границы, где в течение десятилетий было невозможным земледелие. Сташевский считал, что район Вязьмы пострадал [277] больше всего. Он приводит челобитную, в которой говорится, что у автора пустует 400 четвертей земли. Можно предположить, что имения, упомянутые в первой грамоте, были в течение длительного времени под польским контролем. У Коробанова, возможно, сохранились другие владения, которые были восточнее. В грамоте 1619 г. упоминается название (в родительном падеже): «Белахонского». Видимо, это описка. Надо читать «Балахонского» от слова «Балахна» (34 версты под Н. Новгородом). Это тем более правдоподобно, что из другого источника известно, что у Ивана Григорьевича было имение в 99 четей возле Шуи.

Обычная трактовка событий (осада Москвы, восстание Болотникова и царствование Шуйского) не совпадает с формулировкой грамоты 1621 г., где говорится, что Москву осаждали поляки, литовцы и русские воры. Ни в армии второго Лжедмитрия, ни в войсках Болотникова, не было поляков и литовцев вплоть до 1610 г. Но близкий текст имеется и в другой грамоте Якову Афанасьевичу Стрешневу ². Есть и другие схожие тексты. Но мы не можем исключить возможность, что описание осады Москвы при Шуйском создавалось под влиянием уже сложившегося описания осады Москвы при Михаиле Федоровиче. Возможно, что такой характер описания службы во время осады при Шуйском помогал правительству создавать миф об едином доблестном сопротивлении Московии иноземным захватчикам и собственным мятежникам.

Э. Казинец, Р. Карлович, Д. Роланд

1621 г. мая 22. Жалованная грамота царя Михаила Федоровича и патриарха Филарета Никитича И. Г. Коробанову на его вотчину сельцо Слукинское с деревнею и пустошами Кощеевского стана Вяземского уезда с подтверждением жалованных грамот 1609/1610 и 1613/1614 гг.

Божиею милостию мы, великий государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии самодержец, советовав со отцем своим, великим государем святейшим патриархом Филаретам Никитичем Московским и всеа Русии, по своему царьскому милосердому осмотрению пожаловали есмя Ивана Григорьева сына Коробанова старою ево вотчиною, что ему дано было за московское осадное сиденье при царе и великом князе Василье Ивановиче всеа Русии в вотчину из ево же старого поместья. И жаловальная де царя Васильева грамота на ту вотчину ему дана была во 118-м году. И та у него царя Васильева грамота в розгром згорела. А во 122-м году на ту ево вотчину дана ему наша жаловальная грамота. А в той нашей жаловальной грамоте, какова ему на ту вотчину дана в 122-м году, написано:

Дано ему, Ивану, за ево службы, что он при царе Василье паметуя Бога и Пречистую Богородицу и московских великих чюдотворцов, будучи в Московском государьстве нужное и прискорбное время, за веру христьянскую и за Святые Божия церкви, и за всех православных крестьян против врагов наших польских и литовских людей и руских воров, которые Московское государьство до конца хотели разорить и веру крестьянскую попрать. А он, Иван, будучи на Москве в осаде, против врагов наших стоял крепко и мужественно и к царю Василью и к Московскому государьству службу и дородство показал, голод и во всем оскудение, всякую осадную нужду терпел многое время. А на воровскую прелесть и смуту ни на которую не покусился, стоял в твердости разума своего крепко и непоколебимо безо всякие шатости. И от тое их великие службы и от крепкого осадново сиденья польские и литовские люди и руские воры от Москвы отошли. И наперед сего за те службы, за царя Васильево осадное сиденья, мы, великий [278] государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии, пожаловали ево, Ивана, с помесново ево окладу, с пятисот чети, со ста чети по дватцати чети, итого сто чети, в Вяземском уезде в Кощеевском стану селцом Слукинским, деревнею Соколовскою, пустошью Крюковым, а Глебово тоже, пустошью Сергеевскою в вотчину со всеми угодьи. А по книгам писма и меры Василя Волынского с товарыщи 102-го и 103-го году в том селце и в деревне и в пустошах написано пашни и перелогу добрые земли сто четыре чети в поле, а в дву потомуж. И перешло у него сверх нашего указу четыре чети, и тем лишком указали есмя ему владеть в поместье по-прежнему до больших наших писцов и мерщиков.

И мы, великий государь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии, и отец наш, великии государь святеиший патриарх Филарет Никитич Московский и всеа Русии царя Васильевых жаловальных грамот и тех, которые за царя же Васильево осадное сиденье по нашему царьскому указу даваны наши грамоты при нашеи царьской державе, слушали. И в тех прежних жаловальных грамотах про те вотчины по царя Васильеву уложенью написано некрепко, не против нашего царьского жалованья нынешнего указу, что по нашему царьскому милосердому призренью даваны в вотчины боярам нашим и всяких чинов людем за осадное сиденье, которые нам, великому государю, в осаде служили, с нами на Москве сидели в приход польского королевича Владислава. И того в тех жаловальных грамотах за ту царя Васильеву осаду, что ему та вотчина волно продать и заложить и в приданые и в монастырь по душе до выкупу дать, не написано. А написано только, что тот, кому вотчина за службу дана, и дети и внучата ево волны. И волно им те вотчины продать и заложить и в приданые и в монастырь по душе до выкупу дать. И о том ни о чем в царя Васильевых грамотах имянно не написано. И мы, великий государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии самодержец, и отец наш, великий государь святейший патриарх Филарет Никитич Московский и всеа Русии, оказуя свою государьскую ко всем людем совершенную милость, пожаловали ево, Ивана, за ту царя Васильеву московскую осаду, указали на ту вотчину, что ему дана по царя Васильеву уложенью, подкрепити новою нашею царьскою жаловальною грамотою. И по той нашей царьской милости владети ему тою вотчиною по тому же как написано в нынешних наших жаловальных грамотах, которые по нашему указу на вотчины даваны бояром нашим и всяких чинов ³ людем за их к нам службы и за московское осадное сиденье королевичева приходу. И в сей нашей нынешней царьской жаловальной грамоте указали есмя нашу государьскую милость объявить имянно в тои вотчине, что дана ему, Ивану, за царя Васильеву осаду ис старого ево, Иванова, поместья. А он, Иван, и ево дети и внучета и правнучета вольны и вольно ему и ево детем и внучетам и правнучетам та вотчина продать и заложить и в приданые дать, и в монастырь по душе до выкупу дать. А хто будет роду ево тое вотчину из монастыря похочет выкупить, и ему та вотчина выкупать ценою по нашему государьскому указу против дачи, сколко в ней даче четвертные пашни написано. А дать за четверть по полтине. А будет продаст в чюжой род, а хто будет роду их захочет тое вотчину выкупить, и ему выкупать по прежнему уложенью, как родовые и купленые вотчины выкупают. А будет у него роду не останетца или останетца одна жена, а выкупать не похочет, и та вотчина взять на нас, а деньги в монастырь дать за нее из нашие казны по той же цене по полтине за четверть, а в монастырь та вотчина по-прежнему нашему уложенью не крепка. А будет у него детей и роду не останетца, а останетца одна жена, и жене тою вотчиною владеть по свой живот. А после своего живота для мужня и своего поминка отдать в монастырь до выкупу, а из монастыря та вотчина выкупить на [279] нас, а дать за нее из нашие казны денги, по полтине ж за четверть. А будеть после ево жена учнет сидеть во вдовах или пострижетца и ей та вотчина волно продать и заложить. А будет жена ево останетца бездетна, а вдовством сидеть и постричся не похочет, а пойдет замуж, и та вотчина взять на нас в поместные земли, а мужу ее по душе на поминок за ту вотчину дать из нашей казны денги против того, как из монастыря указано выкупать, а жениха ее пожалуем мы, великий государь, из тое вотчины в поме[стье] по своему государьскому разсмотренью, что доведетца.

Писан нашего государьсгва в царьствующем граде Москве лета 7129-[го] маия в 22 день.

А подписал государев царев и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии диак Иван Кирилов сын Грезев.

Приложена печать красного воска.

Внизу запись: Помета Ондреева, в книгу записано.

На обороте записи: Царь и великий князь Михаил Федорович всеа Русии самодержец. Правил Калинка Страхов.

Комментарии

1а. От редакции. Как и предполагали американские коллеги, эти грамоты, подобно другим документам XVII–XVIII вв. из архива Коробановых, были использованы в работе одного из первых русских генеалогов, игумена Московского Новоспасского монастыря Ювеналия Воейкова, «Краткое историческое родословие благородных дворян Коробановых», составленной по заказу П. Ф. Коробанова и напечатанной в Москве в 1795 г. (о значении работ Воейкова см.: A. M. Аксенов, В. П. Козлов, М. Б. Северова, H. A. Соболева. Библиография трудов по отечественному источниковедению и специальным историческим дисциплинам, изданным в XVIII в. М., 1981. С. 105–124). В приложении к труду Воейкова (с. 66–71) текст грамот был воспроизведен по правилам археографии XVIII в., изменявшим орфографию подлинника. Учитывая этот факт, а также величайшую редкость изданий Воейкова (экземпляров «Родословия Коробановых» нет даже в Российской государственной библиотеке), считаем целесообразной повторную публикацию грамот, попавших в зарубежное хранилище. Тем более, что их текст отражает два варианта типичного формуляра жалованных вотчинных грамот царя Михаила Федоровича, на что важно обратить внимание исследователей. В приложении (с. 72–86) к труду Ювеналия Воейкова опубликованы также две вотчинные жалованные грамоты правнуку И. Г. Коробанова стольнику Ф. М. Коробанову 1687 и 1691 гг., также в настоящее время находящиеся в коллекции И. Перлстайна (№ 4–3, 4–4). Они представляют собой печатные тексты с вписанными именем владельца и описанием землевладения (Б. Н. Морозов).

1. На них имеются штампы, свидетельствующие о принадлежности к коллекции известного русского гербоведа начала XX в. С. Н. Тройницкого.

2. Struminsky В., Rowland D., Kasinec Е. Two Seventeenth-Century Russian Charters in the Newberry Library, Chicago // Slavonic and East European Review. 1982. Vol. 60, N 4.

3. В ркп. повторено два раза.

Текст воспроизведен по изданию: Две царские грамоты семьи Коробановых в Отделе рукописей Библиотеки Конгресса США // Археографический ежегодник за 1991 год. М. 1994