-

НЕВЕСТА ПОСЛЕДНЕГО КНЯЗЯ КОДЫ

В первое столетие колонизации этнический состав Сибири был весьма пёстрым, поэтому межэтнические браки не были редкостью. Но даже в этом контексте чуть не состоявшийся брачный союз между последним князем Коды Дмитрием Алачевым и дочерью ссыльного «литвина» Андрея Бернадского представляется несколько удивительным.

Об остяцком (хантыйском) княжестве Кода, известно, кажется, все, что могут предоставить в распоряжение историка сохранившиеся источники ¹. До похода Ермака «княжество» (это термин русских источников) представляло собой общество военно-потестарного уровня с явно выраженной социальной верхушкой в качестве вождя и его ближайшего окружения. Возможно, в некоторой степени катализатором социальных процессов среди остяков Коды служило соседство Сибирского ханства. Последний независимый вождь Коды Алач находился не то в союзнических, не то в даннических отношениях с ханом Кучумом.

О социальном строе Кодского княжества до подчинения русской власти ничего не известно, и поэтому построения историков на этот счёт могут вызвать удивление. Так, С. В. Бахрушин делил общество Кодского княжества на четыре группы: княжеский род, служилые остяки, ясачные остяки и холопы (рабы) ². Между тем эта дифференциация, зафиксированная в русских источниках конца XVI — первой трети XVII века, отражает социальный строй Коды именно в новых условиях вассальных отношений к Русскому государству. Представляется, что до подчинения Москве остяцкое общество было более гомогенным и не делилось на служилых и ясачных людей. Военный вождь с воинами («богатырями») и дисперсно расселённые по городкам остяки-общинники — таким, видимо, было общество Коды до русского завоевания.

Территория собственно Кодского княжества начиналась в одном «днище» от Березова (верх по Оби) и тянулась вдоль правого берега реки почти до впадения в неё реки Ендырь. Источники фиксируют 13 кодских городков, причем резиденция князей, которая так и называлась — Кодский городок, возникла только на рубеже XVI-XVII веков (между городками Нангакарским и Курмышюганским). С начала 1590-х годов остяки [54] Коды активно привлекались московским правительством в качестве военной силы, которая оказывала существенную поддержку отрядам служилых казаков. При князьях Игичее и Михаиле Алачевых кодские остяки 11 раз принимали участие в военных походах. Они находились в составе отрядов, которые строили Берёзов, Сургут, Томск, Маковский и Енисейский остроги. Последняя «посылка» была самой дальней: в 1627 году Михаил Алачев отправил 40 человек в Мангазею, где они присоединились к отряду С. Навацкого и совершили поход на Нижнюю Тунгуску, усмиряя «немирных иноземцев» ³. За верную службу князь Игичей ещё в конце XVI века был пожалован волостями: Емдырской, непосредственно примыкавшей к Коде с юга; Васпукольской в Березовском уезде, Колпукольской в Тобольском и Вазовской в Сургутском уездах. Остяки этих волостей и составили категорию ясачных, плативших дань мехами не государству, а кодским князьям.

Князю Алачу, умершему к началу 1590-х годов, наследовал его воинственный сын Игичей. После его смерти в начале XVII века (не ранее 1603 года) правителем Коды стал при поддержке своей властной матери Анны князь Михаил. Вместе с принятием подданства Русскому государству началось «обрусение» княжеской династии. Прежде всего это выразилось в принятии христианства. Ещё в 1600 году в Кодеком городке была построена Троицкая церковь, поскольку вдова Алача ездила в Москву и приняла крещение под именем Анастасии. Незадолго до смерти принял крещение Игичей и его жена, известная под христианским именем Анна. Когда обратились в православие четверо сыновей Игичея, неизвестно, но все они зафиксированы источниками уже с «русскими» именами. Игичей после крещения успел построить в Кодеком городке ещё одну церковь — во имя св. Зосимы и Савватия, соловецких чудотворцев. За отсутствием других прихожан, кроме лиц княжеской династии, во время Смуты церкви в Кодеком городке были закрыты. Однако впоследствии князь Михаил, правивший Кодой до 1632 года, добился их восстановления.

«Обрусение» властителей Коды выражалось не только в принятии христианства. Не раз совершая поездки в Москву, князь Михаил и его наследник Дмитрий присматривались к вотчинным порядкам и укладу жизни самих феодалов-вотчинников на Руси. Видимо, они так и не поняли специфику положения своих «служилых» остяков. В социальной структуре Московского государства уже в XV веке появилась категория нерусского населения, которому придавался статус «служилого» (вспомним касимовских татар). После разгрома хана Кучума статус служилых получило несколько сотен татар, приписанных к гарнизонам Тобольска, Тюмени и Тары. Можно предположить, что и остяков Коды в Москве рассматривали как служилых «иноземцев», соотнося с «татарским» образцом. Между тем кодские князья попытались распространить вотчинные порядки, исторически сложившиеся в Центральной России, на служилых остяков. Если при Алаче кодские остяки платили ему в качестве государева ясака по две белки с человека, то Игичей добился, чтобы ясак платили ему и уже в размере 30 белок. А последний князь Коды Дмитрий увеличил ясак до 100 белок. Создалась парадоксальная ситуация: имея статус служилых перед государством, рядовые остяки Коды в то же время своими князьями стали рассматриваться как вотчинные люди. Кстати, до сих пор источники не дают однозначного ответа: должны ли были остяки Коды платить ясак в государственную казну?

Возможно, московское правительство и само в разные периоды занимало двойственную позицию в этом вопросе. Как бы то ни было, к концу 1620-х годов необходимость использования кодских остяков в качестве военной силы отпала: русская колонизация Сибири передвинулась за Енисей. В 1628 году последовала организованная из Тобольска перепись служилых н ясачных людей всех волостей, принадлежавших князю Михаилу. Она выявила большую утайку людей по сравнению с той росписью, что накануне подал в Тобольске сам князь. В кодские городки из Тобольска отправилась новая комиссия. Не останавливаясь на подробностях этих ревизий, скажем, что в Москве было принято решение: половину «утаённых людей» отписать на государя, вторую оставить за князем Михаилом. Сам же князь в конце своей жизни попал в царскую опалу.

Михаил был вызван в Тобольск для выговора за утаённых людей (их число по итогам переписей составило якобы 495 человек — цифра явно завышенная). Вместо этого Михаил с сыном Дмитрием отправился в Москву под предлогом поздравления царя с рождением наследника. В столицу Михаил прибыл 23 сентября 1629 года. Его сопровождали 13 дворовых людей (к слову сказать, в Кодском городке Михаил держал в качестве дворовых 65 некрещёных людей и 10 новокрещенов). В отличие от предыдущих приездов, князя ждал холодный приём, который объясняли отпиской тобольского воеводы князя А. Н. Трубецкого. Ему было отказано в милости «государских очей видеть, и корму давать и выходу не указано». Наконец в мае 1630 года последовало распоряжение послать в вотчины Михаила Алачева новых писцов, а до их возвращения задержать правителя Коды в Москве. Всё это время Михаил проживал за свой счёт, и 20 мая подал слёзную челобитную, в которой просил назначить ему содержание, как это бывало раньше. Только в середине октября царь Михаил Фёдорович лично слушал доклад об этой челобитной. Князю Коды было указано семерых дворовых людей отправить обратно, всем остальным назначить содержание — 18 копеек в день Михаилу с Дмитрием и 9 копеек на всех дворовых людей ⁴. Писцы вернулись из Сибири только в январе 1632 года. По каким-то причинам князь Михаил был задержан в Москве, где и умер летом 1632 года. Дмитрий вскоре было отпущен в свои владения. Совершенно неизвестно, как проводили время кодские князья три долгих года в Москве. Но один факт, как будет видно дальше, кажется бесспорным: Дмитрий Алачев познакомился с девицей Федосьей Андреевной Бернадской.

Пережив опалу отца и унаследовав его права, князь Дмитрий начал править кодским и остяками, применяя те знания, которые приобрёл в Москве. Его замашки вотчинника привели к выступлению кодских остяков. В июне 1636 года в Тобольск от «всех городков и волостей Кодцково уезду иноземцев» была подана челобитная с жалобами на Дмитрия. Перечень «насильств и обид» со стороны князя оказался внушительным: Дмитрий остяков бил, сажал в тюрьму, где приковывал к стене или просто «сажал в железа». Он заставлял ежедневно работать у себя во дворе по 20 человек, отнимал рыбные ловли, не давал сечь дрова на себя; запрещал зимой брать воду из проруби. Впрочем, последний факт Дмитрий мог обосновать: крещёное княжеское семейство не могло пользоваться тем же источником, что и остяки-язычники. Обвинялся Дмитрий и в том, что у многих остяков «емлет жон и дочерей их на постелю». В конце челобитной остяки просили перевести их в разряд государевых ясачных людей, что означало бы ликвидацию любых властных полномочии кодских князей.

Недовольные правлением Дмитрия, остяки в панцирях и с луками (ещё до подачи челобитной) собрались в городке Кармыш-Юган. В конечном итоге они выполнили требование князя о посылке 52 человек на Ямыш-озеро за солью [55] (эти походы входили в обязанности кодских остяков, наложенных на них русской властью). Но по дороге, в Тобольске, не упустили возможность подать изложенную выше челобитную. В своё оправдание князь Дмитрий заявил, что действительно «чинит... остякам своим наказанье, кто дойдёт до вины», потому что «они вотчинные его остяки, и за их вины как наказанье им не чинить?»

Вот в это неспокойное для него время Дмитрий Алачев задумал жениться, свидетельство чему — приводимая ниже так называемая зарядная запись (брачный договор). Для ее публикации в полном виде есть по крайней мере две причины. Во-первых, этот факт из биографии последнего князя Коды ранее не был известен. Во-вторых, подобного рода документы XVII века встречаются не так уж часто, а для Сибири это — просто редкость ⁵.

Се аз князь Дмитрей княж Михайлов сын Алачев изволением Божиим и судьбами его святыми и по совету и по благословению государыне своей матушки княгини Катерини Фёдоровны зговорил есмь у Ондрея Онофреевича Бернацково женитца на дочери его на девице Федосьи Ондреевны; строе свадьбе, как государь укажет, потому что ныне Ондрей з женою и з детьми в засылке. А мне, князю Дмитрею, бити челом государю об указной грамоте, чтоб мне женитца государь произволил у Ондрея Бернацково в Сибири на дочере его. А тем мне, князю Дмитрею, не отниматись, что иногды челобитная помечена или без помети утеряетца, но прошатись милость государскую, чтобы государь пожаловал, велел дата свою государскую грамоту в Сибирь, чтоб мне в Сибири у Ондрея Онофреевича было женитца безпенно.

И как государев указ будет с Москвы и государь пожалует, велит мне женитца у Ондрея Онофреевича Бернацково на его дочери, и мне, князю Дмитрею Алачеву, не отниматися ни дальным путём, ни местом, ни вотчинными делами никакими и фними причинами. А кк государь укажет мне, князю Дмитрею, женитца у Ондрея Онофреевича Бернацково на его дочери, и яз, князь Дмитрей, не захочу к него женитца, и мне, князю Дмитрею, платить Ондрею заряду две тысячи рублев и убытки и всякой протор, во что ему станет всё поднятись.

А как государь мне, князю Дмитрею, женитца у Ондрея Бернацково не изволит на его дочери, и не, князю Дмитрею, на него не бити челом государю ни своего безчестья, ни убытков на нём не искати. и запись не запись, и заряд не к заряду, и вольно мне, князю Дмитрею, женитца, и ему, Ондрею, дочь выдавать замуж.

А сию запись зарядную князь Дмитрей Алачев писал своею рукою лета 7145-го апреля в 18 день ⁶.

Как видим, князь Дмитрий действовал довольно безрассудно, намереваясь просить разрешения царя на свадьбу с дочерью ссыльного человека.

Ссыльный «литвин» Андрей Бернадский — личность в истории Сибири примечательная. Известно, что до 1634 года он проживал в Москве, но в августе того года вместе с семьёй был сослан в Тюмень. Из разрозненных источников выясняется состав семьи Бернадского: жена Марья, дочь Федосья (Федора), ещё одна дочь и сын Александр. Вместе с ними в ссылку отправились четыре дворовых человека. Тюменскому воеводе было указано построить для Бернадского отдельный дом (две избы, соединённые сенями) и огородить его тыном. В грамоте воеводе содержится намёк на причину опалы Бернадских. Тюменским властям указывалось пристально наблюдать за Марьей Бернадской, поскольку она ворожит, держит у себя коренья и, таким образом, склонна к колдовству.

Ссыльной семье запрещалось давать бумагу и чернила, разрешалось лишь писать челобитные в присутствии пристава. Между прочим, опальным назначили солидное содержание — по 25 копеек в день. За год это составляло около 90 рублей, в то время как оклад сибирской служилой верхушки — детей боярских — не превышал 20 рублей. Перед нами довольно редкий случай, когда прижимистые московские власти не определили ссыльного в службу, а тратили деньги на то, чтобы Вернадские были отгорожены от внешнего мира.

В январе 1637 года в Тюмень поступил указ о переводе Бернадских в Кузнецкий острог, где они должны были содержаться на тех же условиях ⁷. Как мы видели, брачный договор между князем Дмитрием и Андреем Бернадским был составлен 18 апреля 1637 года. Очевидно, произошло это в Тобольске, который ссыльная семья не могла миновать и где в то время оказался князь Коды. Возможно, опальному Бернадскому сибирский туземный князь (к тому же изрядно обрусевший) представлялся выгодной партией. К слову сказать, даже после выступления против него кодских остяков жених не был беден. В 1638 году родственник обдорского таможенного головы купил у князя Дмитрия шесть сороков соболей, 5 тысяч белок, 20 черно-бурых и 60 красных лисиц ⁸. Никаких корыстных мотивов со стороны Алачева при заключении брачного договора подозревать не приходится. Кстати, выплата отцу невесты неустойки в размере 2000 рублей в случае отказа от свадьбы составляла значительную сумму даже по меркам столицы.

Свадьба так и не состоялась — видимо, царь Михаил Федорович не дал на то разрешения. А судьбы жениха и невесты сложились по-разному. Недовольные властью князя Дмитрия кодские остяки подали донос о том, что крещёные члены княжеской семьи и их люди живут «в православной христианской вере некрепко, к проклятым шайтанам мольбу прилагают». В 1643 году на Дмитрия Алачева поступил извет с обвинением в том, что «он во своей вотчине в Коде стрелял из пищали по птице и погрешил: угодил на церкови Соловецких чудотворцев по кресту». Князь, его мать и сестра были вызваны в Тобольск, не зная, что навсегда покидают свои владеия. Церковное расследование послужило для московских властей удобным предлогом для ликвидации особого положения Кодского княжества. После пребывания в Тобольске под монастырским «смирением» в сентябре 1644 года князь Дмитрий Алачев, по специальному указу, отправился в Москву Сибирский летописный свод содержит известие, что он уехал «с матерью и с женою и со всеми людьми». Это единственное указание на то, что князь Дмитрий между 1637 и 1644 годами женился, но проверке данный факт пока не поддаётся. В столице Алачев получил чин московского дворянина, ему был назначен оклад [56] в 100 рублей и 1000 четвертей поместья. Кроме того, он получил вотчину в коми-зырянских землях — «волость, зовомая Лена, близ Еренского городка». Умер князь Дмитрий до 1650 года, не оставив после себя наследников.

А ссыльные Бернадские, следуя через Тобольск и Томск, прибыли в Кузнецкий острог (в 1637 или 1638 году). Здесь они также жили под надзором, но, видимо, не слишком строгим. В результате 7 октября 1639 года произошла трагедия. В этот день Андрей Бернадский с сыном и в сопровождении пристава отправились за город, где происходил торг с калмыками. Последние неожиданно достали оружие и устроили побоище. Сам Вернадский был ранен, а его несовершеннолетний сын Александр убит.

Вскоре Бернадский вошёл в конфликт с кузнецким воеводой Кафтыревым. Он писал на него известные челобитные, которые отправить из Кузнецка не было возможности. Воевода же поступил довольно подло. Погибший сын Бернадского обучался грамоте, причем не только русскому, но и татарскому языку. Его ученические тетради хранились в особом ящике. Как сказано в источнике, «мать его Марья над тем ящиком и над платьем по вся дни безпрестани плачет». Поэтому Федосья, несостоявшаяся невеста князя Алачева, приказала дворовой «женке» Пелагее отнести ящик и одежду брата на его могилу. Другой дворовый человек Бернадского, Пётр Никитин, услужливо донёс об этом воеводе. В результате ящик с подозрительными татарскими письменами и с доносчиком попали в Тобольск.

Андрей Бернадский, очевидно, добивался устройства на государеву службу, хотя бы и в Сибири. Суть конфликта Бернадского с воеводой нам неизвестна, но одним из способов обратить на себя внимание московских властей заключался как раз в том, чтобы обвинить воеводу в «государеве деле». После окончания воеводства Кафтырева в 1643 году Бернадский получил большую свободу действий. Ему удалось отправить дочь Федосью в Томск, вручив ей ларчик с челобитной и изветами на Кафтырева. В конечном итоге Федосья, заявившая, что знает «государево и духовное дело», была отправлена в Тобольск. Она прибыла туда в июле 1645 года, уже смертельно больная. Ни архиепископ Герасим, ни тобольский воевода Куракин не успели её допросить. После исповеди и причащения Федосья Бернадская умерла. А воевода вскрыл ларчик, в котором, помимо изветов Вернадского, оказалась зарядная запись несостоявшейся свадьбы ⁹.

Чтобы завершить эту историю, можно сказать несколько слов о дальнейшей судьбе Андрея Бернадского. В конце концов он добился освобождения от статуса ссыльного и зачисления на службу. В ноябре 1646 года Бернадский с женой и дочерью прибыл в Енисейск. По указу из Москвы ему был назначен оклад в 20 рублей, 20 четей ржи и 15 четей овса. Но долго в Енисейске Андрей не задержался. Уже в 1652 году он, в чине верхотурского сына боярского, был приказчиком Ирбитской слободы. Будучи на службе в Верхотурье, Андрей Бернадский осуществил своё желание породниться с туземными князьками. Его вторая дочь (имя неизвестно) вышла замуж за верхотурского сына боярского князя Семёна Адреевича Пелымского. Зять Вернадского являлся прямым потомком Аблегирима, последнего независимого правителя Пелымского княжества.

г. Екатеринбург

Комментарии

1. Бахрушин С. В. Научные труды. Т. III. Ч. 2. М. 1955. С. 115-133: Очерки истории Коды. Екатеринбург. 1995.

2. Бахрушин С. В. Указ. соч. С. 117.

3. Вершинин Е. В., Шаткое А. Т. Участие служилых остяков Кодского княжества в военных походах конца XVI — первой трети XVII в. // Западная Сибирь: прошлое, настоящее, будущее. Сургут. 2004. С. 10-32.

4. РГАДА. Ф 214. Стб. 27. Л. 269-275.

5. См.: Daniel H. Kaiser. Default and deception in muscovite weddings // От Древней Руси к России нового времени. М. 2003. С. 432-437.

6. РГАДА. Ф. 214. Стб. 146. Л. 340-341.

7. Там же. Стб. 55. Л. 263-274. За предоставленные сведения о ссылке Вернадских приношу благодарность А. В. Полетаеву.

8. Маньнова И. Л. Таможенная служба на Обдорской и Собской заставах в первой половине XVII века // Русское освоение Ямала до начала XX века. Салехард — Екатеринбург, 2005. С. 111.

9. РГАДА. Ф. 214. Стб. 146. Л. 339.

Текст воспроизведен по изданию: Невеста последнего князя Коды // Родина, № 10. 2006