Изучение первой крестьянской войны в России осложняется малочисленностью сохранившихся источников. Однако возможность ввода в научный оборот как повествовательных памятников, так и делопроизводственных и актовых материалов еще не исчерпана. В последние годы советские историки в результате архивных разысканий обнаружили целый ряд новых источников по истории восстания под предводительством [163] И. И. Болотникова ¹ Основная часть материалов была найдена среди приказной документации, отложившейся в архивах государственных учреждений XVII в. Но ценнейшие сведения о восстании можно разыскать также в частных архивах.

В процессе выявления материалов для документальной публикации о первой крестьянской войне в России, готовящейся Институтом истории СССР АН СССР и Центральным государственным архивом древних актов, в родовом архиве муромских дворян Языковых, обнаружен документ первостепенной важности, который заслуживает скорейшего ввода в научный оборот. Это грамота царя Василия Шуйского, направленная в Муром вновь назначенному воеводе Григорию Варфоломеевичу Языкову 27 октября 1606 г., т. е. в самый разгар крестьянской войны, докатившейся к этому времени до стен Москвы ². Следует подчеркнуть, что на сегодняший день это самая ранняя из правительственных грамот, содержащих сведения о восстании Болотникова. Грамота отражает лозунги и требования восставших, самый размах восстания, по-новому рассказывает о действиях сторон. Все это вместе взятое позволяет высоко оценить значение найденного документа.

Грамота от 27 октября 1606 г. дает целый комплекс сведений о событиях крестьянской войны. Прежде всего она свидетельствует о движении в Муромском уезде и в Поволжье в целом. В конце октября Муром еще оставался верен Василию Шуйскому, но весь регион уже был охвачен восстанием. Муромцы просят у московского правительства защиты от «изменников». В своей отписке, ответом на которую и является грамота, они перечисляют «своровавшие» города. Если о переходе на сторону восставших Шацка, Арзамаса, Алатыря и Касимова имеются сведения в источниках ³, то об «измене» в Елатьме и Темникове, прямо называемых в грамоте, ранее можно было судить только на основании косвенных данных о движении в уездах ⁴.

Особого внимания заслуживает упоминание Казани среди городов, охваченных восстанием. О положении в Казани в конце 1606 — начале 1607 г., т. е. в период наивысшего подъема крестьянской войны, сведения источников крайне скудны. Официальный «Новый летописец» особо подчеркивает «твердость» Казани в 1608 г. ⁵ Верность города Василию Шуйскому была связана с деятельностью знаменитого воеводы Б. Я. Бельского, оставшегося на своем посту вплоть до 1611 г. и убитого по указке [164] дьяка Н. Шульгина. Но о точном времени назначения Б. Я. Бельского на воеводство сведений нет. И. И. Смирнов предположил, что посылка Бельского в Казань связана со смещением «политически сомнительного» старого воеводы С. А. Волосского (Волошского), поставленного еще Лжедмитрием I ⁶. Вероятно, отмеченная в грамоте в Муром «измена» Казани произошла именно при Волосском, что и явилось причиной посылки Б. Я. Бельского. Но участие Казани в движении, очевидно, было кратковременным, примерно с октября 1606 г. (начало движения в Поволжье) по первую половину ноября. В грамоте даря Василия Шуйского в Свияжск от 25 ноября 1606 г. свияжцам для борьбы со «смутой» рекомендовалось «ссылатись в Казань с бояры нашими и с воеводы», что свидетельствует о возвращении доверия Казани ⁷. Выражение «с бояры» указывает, что воеводами в это время были одновременно С. А. Волосский и Б. Я. Бельский (предшествующий «товарищ» Волосского — кн. М. С. Туренин — в конце 1606 г. еще не имел боярского чина). Вопреки предположению И. И. Смирнова, Бельский был послан на смену не Волосского, а второго казанского воеводы кн. М, С. Туренина. Это точно подтверждает грамота в Казань царя Михаила Федоровича 1615 г. с решением земельного спора дворцовых крестьян с властями Хлыновского Успенского Трифоновского монастыря, впервые привлеченная В. И. Корецким для изучения политики правительства Василия Шуйского по крестьянскому вопросу. В ней сказано, что «в прошлом 115-м» (1606/07) году казанский жилец Михаил Онучин давал показания «в Казани бояром и воеводам Степану Александровичу Волосскому да Богдану Бельскому, да дьяком Никифору Шульгину да Офанасию Овдокимову» ⁸. Волосский оставался на воеводстве в Казани по крайней мере до марта 1607 г. ⁹

Касаясь содержания грамоты, относящегося непосредственно к Мурому, необходимо отметить, что назначение муромским воеводой (грамота близка к воеводскому наказу) местного дворянина Г. В. Языкова, хорошо знавшего служилых людей, стоявших во главе восстания, не возымело своего действия. Муром так же, как и другие города региона, принял активное участие в движении против правительства Василия Шуйского. В связи с этим особенно важным представляется указание грамоты на то, что отписка муромцев была составлена не только от имени дворян и духовенства, но и от имени посадских людей, дворцовых и черносошных крестьян. Таким образом, документ является и наиболее ранним свидетельством привлечения сословных представителей к обсуждению и принятию решений в период общего ослабления центральной власти ¹⁰. Причем это происходит в городе, еще формально остававшемся верным московскому правительству и даже просившем у него защиты. Но, очевидно, обстановка в Муроме изменилась уже вскоре после отправления отписки. Сравнение грамоты от 27 декабря с известиями грамоты от 15 декабря 1606 г., посланной уже после приведения Мурома в покорность, свидетельствует, что Г. В. Языков в течение полутора месяцев так и не смог приступить к своим обязанностям и, вероятно, въехал в город лишь 11 декабря 1606 г. В данном случае следует учитывать предположение И. И. Смирнова о том, что подчинение муромцев произошло с помощью посланных из Москвы правительственных войск во главе с Г. Г. Пушкиным и С. Г. Одадуровым ¹¹. Примечательно, что декабрьская грамота (являясь фактически похвальной грамотой) [165] уже не обращается к Г. В. Языкову как единоначальному воеводе с почетным отчеством, а только называет его первым среди прочих муромских дворян и детей боярских.

В целом восстание в Муроме еще требует тщательного исследования. Однако можно сделать некоторые замечания о социальном положении ряда лиц, упоминаемых в обеих грамотах. И. И. Смирнов, отмечая, что движение в Поволжье «представляется очень сложным по составу участников», главарей восстания в Муроме Г. Елизарова и С. Чаадаева определил как служилых людей, лишь судя по их фамилиям ¹². Между тем это были первые люди в городе: Г. Елизаров — выборный дворянин, имевший наивысший оклад и получавший денежное жалование из «чети» ¹³, а С. Чаадаев — губной староста ¹⁴. С другой стороны, сам Г. В. Языков, судя по муромским десятням 1597 и 1605 гг., хотя и числился в «дворовых», занимал более низкое положение, чем упомянутые представители верхушки муромского дворянства, ставшие в оппозицию правительству Василия Шуйского ¹⁵, Даже посланный к нему из Москвы с грамотой о назначении и бывший, очевидно, «товарищем» воеводы И. Плещеев обладал более высоким окладом ¹⁶. Назначение Г. В. Языкова на пост муромского воеводы не было отмечено в разрядах, сведений о его дальнейшей службе у нас нет ¹⁷.

Особое значение имеет грамота в Муром от 27 октября 1606 г. как источник, непосредственно касающийся основных действий войск под предводительством И. И. Болотникова. Правда, информация о восставших дана в ней явно тенденциозно, в версии правительственного лагеря, и преследует агитационные цели (в отличие от фактической информации о движении в Поволжье). В этом плане грамота интересна как наиболее ранний документ идеологической борьбы. В связи с этим для анализа ее текста возможно привлечение грамот царя Василия Шуйского в другие города — в Свияжск (25 ноября 1606 г.) и Пермь (9 декабря 1606 г.) — и важнейших источников идеологической борьбы, отразивших требования восставших, — ноябрьских грамот патриарха Гермогена ¹⁸.

Основной агитационный упор в муромской грамоте сделан на подробном описании разгрома восставшими Коломны. Здесь уже видно начало разработки правительственной версии о восставших как о богоотступниках, оскверняющих святыни, разбойниках, посягающих на имущество и честь населения. В последующих официальных грамотах в города это описание конкретного разгрома используется в качестве трафарета:

В грамоте Гермогена можно отметить совпадения более общего порядка и стремление сгладить социальную направленность действий восставших, грабивших дворян и купцов. Грамота же в Пермь имеет явные текстуальные заимствования из описания коломенского погрома, отразившегося в муромской грамоте. И если в поздних грамотах описания действий восставших носят чисто агитационный характер, то грамота в Муром все же изображает конкретные события и должна рассматриваться как источник по изучению социальных требований восставших.

О разорении Коломны пишет только «Новый летописец»: «Град же Коломну взяша взятьем и разориша его...» ²¹. Эта статья «Нового летописца», специально изучавшаяся исследователями в связи с сообщением о соединении в Коломне двух армий восставших — под командованием Ивана Болотникова и Истомы Пашкова, основана на поздних разрядных записях и содержит некоторые неисправности текста. В настоящее время в литературе преобладает точка зрения о том, что Болотников двигался на Москву независимо от Пашкова ²². Следовательно, Коломна была занята той частью восставших, основу которой составляли отряды служилых людей под командованием веневского сына боярского И. Пашкова. Согласуется ли сообщение грамоты об истреблении дворян и купцов в городе с известиями о том, что служилые люди во главе с И. Пашковым и П. Ляпуновым, примкнувшие к движению в своекорыстных целях, в какой-то степени стремились соблюдать «законность»?

Во-первых, войско Пашкова состояло не из одних дворянских отрядов. Несомненно, в период похода Пашкова на Москву к нему (так же, как к Болотникову) присоединялись массы крестьян и холопов, стихийно изменявшие первоначальные требования восставших — низложение «незаконно» захватившего власть царя Василия Шуйского — и придававшие движению ярко выраженный социальный, антифеодальный характер. Во-вторых, занятие восставшими Коломны, в отличие от добровольного присоединения к ним других городов (на пути Пашкова — Новосиль, Мценск, Крапивна, Тула, Венев, Кашира), имело важные особенности. Коломна в начале XVII в. — крупный торговый центр. Зажиточная верхушка посада, очевидно, противилась допуску восставших в город. Впоследствии коломенские посадские старосты и целовальники имели тайные сношения с правительством Василия Шуйского, который стремился привлечь их на свою сторону путем подкупа. Результатом этого явился отказ Коломны принять восставших после отступления Болотникова из-под Москвы в декабре 1606 г. ²³ В литературе бытует точка зрения, что в октябре, даже после занятия посада, коломенский кремль оставался закрытым для восставших, и Пашков, продолжив движение на Москву, вынужден был оставить часть своих войск для его осады ²⁴. Прямых сведений источники на этот счет не содержат. Осада, если и имела место, то была очень непродолжительна, и ворота кремля вскоре были открыты для восставших. Известно, что находившиеся в нем стрельцы примкнули к движению и участвовали в походе Болотникова на Москву ²⁵. «Иное сказание», вопреки «Новому летописцу», подчеркивает добровольный переход города на сторону «мятежников», объясняя это тем, что коломняне «передашеся... убояшеся от них [восставших] кроворозлитня и разорения» ²⁶. Грамота же в Муром отмечает, что Коломну заняли «обманом». Вероятнее [167] всего, социальное движение началось внутри самого города. Грамота в Муром прямо называет в числе пострадавших в Коломне наряду с дворянами «торговых и всех лутчих людей», что будут повторять в общей форме декабрьские грамоты Василия Шуйского в Верхотурье и в Пермь ²⁷.

Рассматривая информационную сторону грамоты в Муром от 27 октября 1606 г., необходимо отметить, что в ней, в отличие от грамот Гермогена, отсутствуют какие-либо указания на осаду восставшими Москвы, начавшуюся, по мнению И. И. Смирнова, 7 октября 1606 г. ²⁸ Возможно, здесь имеет место стремление правительства скрыть истинное тяжелое положение столицы. Однако это скорее подтверждает точку зрения В. И. Корецкого, доказавшего, что первое войско восставших под командованием И. Пашкова подошло к Москве 28 октября, а Болотников прибыл в первых числах ноября

Важным агитационным моментом грамоты в Муром явилось разоблачение слухов о спасении Лжедмитрия I. Причем это сделано в довольно обтекаемой форме без наименования его расстригой (в отличие от грамоты в Пермь от 9 декабря 1606 г.): «А то вам всем ведомо, что царя Дмитрея нигде нет». С другой стороны, прославляются мощи недавно канонизированного царевича Дмитрия. Схожее сообщение о погребении царевича в Архангельском соборе имеется в грамоте в Свияжск от 25 ноября 1606 г., однако сообщений об «исцелениях» здесь уже нет. В последующих грамотах имя царевича Дмитрия упоминается в обшей форме среди других московских чудотворцев ³⁰.

Таким образом, обнаруженный нами документ является ценным источником по истории первой крестьянской войны в России. В нем имеются новые сведения о движении в Муроме и в Поволжье, действиях восставших, идеологической борьбе правительства.

(Грамота публикуется по «Правилам издания документов XVI-XVII вв.» (М., 1960))

Список великого государя з грамоты слова в слова (Так в тексте)

От царя и великого князя Василия Ивановича всеа Русии в Муром Григорью Варфоламеевичю Языкову. Октебря в 25 день писали к нам муромцы [двор]яня и дети боярские, и архимарит [...]н (Утрачено несколько букв), и протопоп, и поп, и муромцы [посадск]ие люди, и наших дворцовых сел кр[есть]яня, и все Муромского уезду черные люди с Ываном Плещеевым, что Шатцкой и Темников, и Казань, и Касимов, и Елатьма, и Алатарь, и Арзамас своровали нам и изменили, и крест целовали, а на Муром хотят приходить войною. И мы [по] тем вестям указали быть на нашей службе в Муроме тебе, Григорью Варфоламеевичю, а с тобою дворяном и детям боярским муромцем по списку, и список к тебе послали за дьячею приписью тех детей боярских с Ываном Плещеевым, И как к тебе ся наша грамота придет, и ты б [был] на нашей службе в Муроме, а с тобою б были и дети боярские муромцы по списку все сполна и нам служили и прямили, помня души свои и наше крестное целованье, и с исменники за себя и со (Так в тексте) свои жены, и за дети стояли, и [с] ызменники бились, и им не верили, и к ним не приставали, и крест не целовали. Да чтоб вас [168] воры и изменники не оманули (Так в тексте) и не зделали б над вами так же, как на Коломне оманом (Так в тексте) зделали, целовав крест, монастыри и церкви все осквернили и казну пограбили, и оброзы (Так в тексте) божьи обругали, оклады ободрали, и дворян, и детей боярских, и торговых, и всех лутчих людей жены и дети опозорили нечеловечески, животы розграбили, и весь город всяких людей до конца розорили. Да и во всех городех, которые городы смутились, те воры так же зделали. И вы б однолично (В тексте — одлично) сами за себя и са (Так в тексте) свои жены, и за дети стояли и с изменники бились, сколько вам милосердой бог помочи подаст, чтоб вам воевать не датца и над ними поиск учинить. А мы вас всех за вашу службу (Повторено два раза) пожалуем своим царским великим жалованьем, и были б есте на наше жалованье надежны. А то вам всем ведома, что царя Дмитрея нигде нет. А царевич князь Дмитрей Иванович углетцкой убит на Углече, а мощи его ныне лежат на Москве в церкве Архангела Михаила и подают безчисленная исцеления. А которой вор был на Москве, а назывался царевичем Дмитрием, и тот вор убит на Москве, и жива его нигде нет. А как дети боярские муромцы к тебе в Муром приедут, и ты б их по списку пересматрел всех налицо, и велел им быть на нашей службе с тобою в Муроме, а смотру своего ести и неты к нам прислал, да о том к нам отписал. Писано на Москве лета 7115-го октебря в 27 день.

А [у] подлинной грамоты назаде помета диака Истомы Корташева.

Архив ЛОИИ, ф. 66, №91, л. 1-2.

Комментарии

1. Корецкий В. И. К истории восстания И. И. Болотникова. — Исторический архив, 1956, № 2; его же. Новые документы по истории восстания И. И. Болотникова. — Советские архивы, 1968, №6; Анпилогов Г. Н. О восстании в Среднем Поволжье и г. Осколе в 1606-1609 гг. — Вестник Московского ун-та, сер. IX. История, 1969, № 2; Станиславский А. Л. Новые документы о восстании Болотникова. — Вопросы истории, 1981. № 7; Корецкий В. И., Соловьева Т. Б., Станиславский А. Л. Документы первой крестьянской войны в России. — Советские архивы, 1982, № 1.

2. Архив ЛОИИ, ф. 66 (Кашкины), оп. 1, д. 91, л. 1-2. Грамота представлена в списке последней четверти XVII в., переписана приказной скорописью на столбце. На том же столбце (л. 2-4) переписан текст другой царской грамоты Г. В. Языкову — от 15 декабря 1606 г. Эта грамота уже введена в научный оборот по другому ее списку и до сих пор была единственным источником о движении в Муроме (Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии, т. XI. Н. Новгород [1912], с. 3-4; Восстание И. Болотникова. Документы и материалы. М., 1959, с. 206-207). Список грамоты от 15 декабря в архиве Языковых дает более правильное чтение одного из важнейших моментов в ее содержании — муромцы прислали к царю В. Шуйскому посадских людей «с повинною челобитною», в то время как в опубликованном тексте — «с подлиною челобитною». Вероятно, списки обеих грамот были сделаны при сборе материалов о заслугах рода Языковых в связи с составлением дворянством родословных росписей после отмены местничества в 1682 г. Это подтверждается наличием еще одного — третьего — списка грамоты в Муром от 15 декабря 1606 г., находящегося в разрядно-родословном сборнике конца XVII в. (ЦГАДА, ф. 188, оп. 1, д. 34, л. 761 об. — 763). Состав сборника определенно указывает на один из источников его комплектования — архив Разрядного приказа (среди его статей — списки Тысячной книги 1550 г., местнических дел XVI-XVII вв., «книги в Розряде» голов и детей боярских 1597/98 г. и др.). Возможно, в конце XVII в. в Разряде хранился комплекс переписки с городами за период Смуты, откуда могли колироваться муромские грамоты, вторая из которых, важная в местническом отношении не только для Языковых, но и для ряда служилых родов, и попала в сборник.

3. См.: Смирнов И. И. Восстание Болотникова. 1606-1607. М., 1951, с. 199-200: Восстание И. Болотникова. Документы и материалы, с. 207-210.

4. См.: Смирнов И. И. Указ, соч., с. 497; Корецкий В. И. Формирование крепостного права и первая крестьянская война в России. М., 1975, с. 331-332.

5. ПСРЛ, т. XIV, ч. 1, с. 84.

6. Смирнов И. И. Указ, соч., с. 94-96.

7. Восстание И. Болотникова, с. 196.

8. ЦГАДА, ф. 1113 (Вятская приказная изба), оп. 1, № 1, л. 33. Грамота внесена в монастырскую копийную книгу середины XVIII в. В ее тексте фамилия Волосского первый раз подчищена и неразборчиво исправлена, а в других случаях передана в сокращенном написании. В связи с этим в книге В. И. Корецкого «Формирование крепостного права и первая крестьянская война в России» казанским воеводой ошибочно назван боярин С. А. Волынский (с. 315). Такого лица в начале XVII в. не было.

9. См.: Ермолаев И. П. Казанский край во второй половине XVI-XVII в. (Хронологический перечень документов). Казань, 1980, с. 55.

10. Ср.: Назаров В. Д. и Флоря Б. Н. Крестьянское восстание под предводительством И. И. Болотникова и Речь Посполитая. В кн.: Крестьянские войны в России XVII-XVIII веков: проблемы, поиски, решения. М., 1974. с. 350-352; Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства в XVI-XVII вв. М., 1978, с. 169-170.

11. Смирнов И. И. Указ, соч., с. 364.

12. Там же, с. 358.

13. Сторожев В. Н. Десятни и Тысячная книга XVI в. В кн.: Описание документов и бумаг МАМЮ, кн. 8. М., 1891, отд. III, с. 65.

14. Боярские списки последней четверти XVI — начала XVII в. и роспись русского войска 1604 г., ч. 2. М., 1979, с. 77.

15. Сторожев В. Н. Указ, соч., с. 66,

16. Там же, с. 65.

17. К сожалению, других ранних документов Языковых в фонде Кашкиных из-за его неупорядоченного состояния выявить не удалось. В Отделе рукописей ГБЛ в составе фонда Пазухиных находится другая часть архива потомков Г. В. Языкова (ф. 221, к. 5). Однако непосредственно к нему относится только один документ — отказная выпись 1602 г. на его поместье (№ 11). Деловая запись 1612 г. детей и внуков Г. В. Языкова, разделивших родовую вотчину в Муромском уезде (№ 12), свидетельствует, что его к атому времени уже не было в живых. Следовательно, в 1606 г. он был далеко немолодым человеком. В десятнях и в выписи 1602 г. Григорий Варфоломеевич Языков записан как «Григорий Внуков сын Языков», но несомненно, что это одно и то же лицо. В поколенной росписи Языковых, помещенной в «Родословном сборнике русских дворянских фамилий» В. В. Руммеля и В. В. Голубцова (т. 2. СПб., 1887, с. 768-769), упомянут Григорий Варфоломеевич Языков, имевший сына Федора. Но в десятне 1597 г. Федор Григорьевич Языков значится как сын «Григория Внукова сына Языкова» (Сторожев В. Н. Указ, соч., с. 67).

18. Восстание И. И. Болотникова, с. 192-201.

19. Там же, с. 197.

20. Там же, с. 205.

21. ПСРЛ, т. 14, с. 72.

22. См.: Смирнов И. И. Указ, соч., с. 178; Корецкий В. И. Формирование крепостного права и первая крестьянская война в России, с. 264-266.

23. Восстание И. Болотникова, с, 277, 279, 414-415.

24. Корецкий В. И. Формирование крепостного права и первая крестьянская война в России, с. 298; Ефремцев Г., Кузнецов Д. Коломна. М., 1977, с. 41.

25. Восстание И. Болотникова, с, 200.

26. Там же, с. 94.

27. Там же, с. 202, 205.

28. Смирнов И. И. Указ, соч., с. 182-187.

29. Корецкий В. И. Формирование крепостного права и первая крестьянская война в России, с. 299.

30. Восстание И. Болотникова, с. 195, 197, 201-203.

Текст воспроизведен по изданию: Важный документ по истории восстания Болотникова // История СССР, № 2. 1985