-

«КАЗАНСКОЕ СКАЗАНИЕ»

/л. 226 об./ Плач о пленении, о конечном разорении превысокого и пресветлейшаго Московского государьства, изложен в пользу и в наказание слышащим

(Слово слышащим написано на полях внизу под значком вставки. Слова плач... слышащим написаны киноварью).

Откуды начнем плакати, увы, /л.227/ коликаго падения преславныя и ясносияющия превеликая Росии, которым ли началом воздвигнем пучину слез рыдания нашего и стенания? О, коликих бед и горестей сподобилося видети око наше. Молим слушающих со вниманием. О, христоименитии людие, сынове света, чада церковная, порождени банею бытия! разверзите чювственныя и умныя слухи ваша и вкупе разпространим арган словесныи, вострубим трубою плачевною, возопием к живущему в неприступьнем свете, к царю царьствующих и господу господьствующих, к серафимскому владыце, с жалостию сердец наших в первыи (Так в рукописи, в других списках в перси биюще) биюще и глаголюще: ох, увы, горе, /л. 227 об./ како падеся толикий престол благочестия, како разирися богом насяжденный виноград, его же ветвие многолиственою славою до облак вознесошася и грозд зрелый всем в сладость неизчерпаемое вино подавая. Кто от пра[во]верных не восплачет или кто рыдания не исполнится, видев пагубу и конечное падение толикого много тмам численаго народного государьства, христьяньскою верою святаго греческаго от бога данного закона исполнения и, яко солнце, на тверди небесней сияющаго и светом илектра подобящагося и многими леты основанно вскоре прия/л. 228/т разорение и всеядным огнем [94] погоре весь благоприятный о Христе народ. Весте бо высоту и славу великия Росии, како возвысися и колик страх бысть бесерменом и германом и прочим языком, на толикую великую и преславную вещь зрящим. Яко же бысть утворенна великая кафолическая соборная церковь, в неи же живописанныя святыя иконы, к сему же и столпи благочестия великие святителие, и по успении реки чюдес от святых их и многоцелебных мощей православным християном изливахуся. И колики быша царьския великия и многоценныя полаты, внутрь златом и иными драгими вещьми у/л. 228 об./крашенни и шары доброцветущими устроенны. Колько же сокровищь чюдных и царьских диадим и пресветлых багряииц и порфир и камения предрагаго и всякаго бисера многоценнаго бысть преисполнено, какови же и домы благородных, двоекровныя и троекровныя, и ина многа богатеством и честию кипящи. Се же пресветлое и предивное государьство преславно бе, в нем же велици царие (В рукописи црие, с титлом над словом) и благороднии князи величашася. И во всем, дерзновенно рещи, толикого учрежьдения бысть преисполнено и светом и славою превзыде, яко невеста на (В рукописи но) пресла/л. 229/вцы брак жениху уготованна.

Начну же сице беседовати вкратце богом избранному стаду и словесным овцам безслобиваго пастыря спаса Христа, чесо ради падеся превысокая и великая Росия и разорися толикий твердый столп. Сущии бо живущии в ней цари вместо истинь возлюбиша лесть и вместо лествицы к богу, возводящии спасительных словесь, иже ражаютца от книгородных дохматов, прияша богоненавистныя бесовския козни, волшбу и чарования, и вместо духовных людеи, сынове света, возлюбиша чад сатаниных, иже отводят от бога и от неблазненаго света во тму. И не даша места умному своему слуху /л. 229 об./ видети словеси правдива, но клевету на благородных, ненависти ради ясно послушающе, и крови многочисленаго народа того ради, яко реки излияшася, и вместо непобедимаго жезла богоподражательныя кротости и правды гордость и злобу возлюбиша, ея же ради, иже преже бысть пресветел, яко денница, и превысочайшаго небесе спаде и аггельския [95] светлости и славы отпаде. К сему же от великих и благородных, от премудрых и до простых, и, вкратце реку, от главы и до ногу, вси неисцельными струпы обязашася, и Содома и Гомора и протчих безсчисленых бесовских язв исполнишася. /л. 230/ И того, ради преже гладом востягновения ради от бога наказани быша и нимало взыдоша от пути погибели на путь спасения, потом толикое наказание и гнев воздвиже, еже не малому удивлению и паче же и слезам достойно. Ни едина бо книга богословец, ниже жития святых и ни филосовокия (В рукописи филисовския), ни цесарьственыя книги, ни хранаграф и истори римския, ни прочая повестных книги произнесоша нам таковаго наказания ни на едину монархию, ниже на царьства и княжения, иже случися над предвысочайшею Росиею.

Воста предтеча богоборнаго антихриста, сын тьмы и сродник погибели, от чина иноческаго /л. 230 об./ и дияконьского, и преже пресветлы и аггельский чин поверже и отторгнувся от части християньской, яко Июда от пресветлаго апостольскаго лика. И избежав в Полшу, и тамо безчисленых, а богомерзских ересей скрыжали сердца своего наполнил и тмообразную свою душу паки предал в руце сатанины и, вместо святыя крестьянския веры греческаго закона, лютурскую треокаянную веру возлюбил. И безстудне нарек себя царевичем Дмитреем, приснопамятнаго царя Ивана сыном, глаголя: «яко избех от рук убийственных», И испроси помощь у литовского короля, еже итьти ему с воиньством (В рукописи с воиньство) на великую Росию.

/л. 231/ Королю же польскому и паном раде и кардиналом и арцыбискупом, бискупом, вельми о том (Слова и арцыбискупом, бискупом, вельми о том приписаны на полях вверху под значком вставки) радующеся, яко мечь на кровь християньскую воздвижеся, понеже николи причастия несть тме к свету, ни Велияру ко Христу, и вдаша сему окаянному в помощь много воиньства литовского. И дерзнув безстудне приити во область Московского государьства во грады Северныя, именова себе царевичем Дмитреем. Живущии же людие во странах тех осуетишася помышлением и обьюродеша умом и малодушьством мнози обязашася и, яко воистинне царя, прияша его и воздвигоша мечь противу братии [96] своей христовых воин (Здесь оканчивается сходство текста «сказания» с «плачем о пленении»). Ови же глаголюще, яко несть царевичь, сих убо многими муками /л. 231 об./ и темницами претяше и убивающе братию свою и сродник без милости, изливая кровь неповинных.

Егда убо сей окаянный франт Гришка прииде со многими вои в пределы Северныя страны, именуя себя царевичем Дмитреем и взят грады тоие страны, Моровеск и Чернигов.

В лето 7113-го ноября в 9 день прииде под Новгород Северской окоянного того Гришки строящи вои Сандомарски¹. В Нове же убо граде готовящимся на супротивныя воем чиноначальникн вельможи от полаты царевы, князь Микита Трубецкой и подданый ему стратиг Петр Басманов, той добре храбрствоваше и строяша твердо градныя /л. 232/ стены и храняше град. Он же окаянный Гришка, уверяся злонраствию помысла своего и поощрялся и глаголя: «аще убо прииму град сеи, то убо и всеми повинно будет». И поставиша овны и стенобитныя против града, яко двадесят сажен. Град же убо создан от древ, и бияше по граду и суровством приступаху ко граду. Многую же тесноту сотвориша граду, зажигающе горячьками ². Посланныи же от царя Бориса Федоровича и вельможие его, боярин князь Федор Мстиславский, князь Дмитрей Шуйский, князь Ондрей Телятовской (В рукописи второе т написано неясно и может быть принято за п), и многия воем чиноначальники стратиги, со множе/л. 232 об./ством вои, бе бо и двор царев ту, и приидоша на нь под Новгороде (Так в рукописи) Северский. И воздвигошася множество вои на брань, и бысть сеча велика с поляки декабря в 21 день, на память Петра митрополита и чюдотворца московского. Такова же убо сеча не бысть николи же, начася убо брань от восхожения солнечнаго, елико хотя восходити, даже до весь день до захождения, нощь убо разлучи межь полков, обоих же стран убиенных телесами покрыся земля на множество поприщь. Во другий же день отступиша руския полки, яко 12 поприщ, и сташа ту. Он же окаянный прежереченный франт /л. 233/ мняше, яко убояшася отъидоша. Тогда же приидоша к нему окаянному от [97] московских вои два от воин, измениша царю Борису, Ивашко Арцыбышев (В рукописи Арцыбашел) да Матюшько Челюстькин зовомый, олексиньцы, и сказующя ему прельщающася, яко многи от благородных хотят тя. Он же окаянный устремляющися и помышляше достигнута. Сандомирьской же сия слышание я веры (Так в рукописи) и возвратися в Польшу, бездельна его остави, яко злодея, взя у него вся стенобитныя и елико имеяше он³.

По отшествии же Сандамирьского, вскоре, яко трем днем минувшим, приидоша к «ему из Литвы запорожских /л. 233 об./ казаков 18 и привезоша с собою 9 стенобитных. От поляков же мало отстася (Так в рукописи), токмо един полковник, а с ним 9 человек. Он же окаянный от Новагорода отъиде в Камарицкую землю и ста в Сельском городке, бе бо в той землице три городки: Сельской, Радогощь, Бросовской. И взяв с тое волости дань 120.000 и отда и своим скверным воем. Не по мнозех же днех приидоша воем руским начальники, и ста за 15 поприщ в Добруни. Тогда убо прииде с Москвы боярин князь Василей Ивановичь Шуйской, потом же и царь бысть, со образом пречистые богородицы Владимерские иконы, по благословению пресвятейшаго патриарха Иева Москов/л. 234/ского и всеа Русии, на помощь и заступление от находящих, и хотящим разорити правосиятельную християньскую веру. Господь бог вседерьжитель, всесущный творец и обладатель всея вселенныя, и заступлением пречистыя его богоматери, не до конца и не вскоре изливая на нас чашу (В рукописи чащу) гнева своего, но милостив человеколюбец, ожидая нашего покаяния, подавает победу на враги. И яко же снидошася на брань и устремишася, и бысть сеча велика, и погибоша внезапу вси противляющеися, не могоша бо стати противу руских полков, заступлением пречистые богородицы, они убо погибоша, яко прах пред лицем ветру.

Он же окаянный Гришка /л. 234 об./ едва избеже в Путимль, вставших же ся мало с ним от многих тысящ, такова убо бысть сеча пребольши первыя. Живущии в Путимльле граде не разумевающе, яко злодей, но мняще, яко истинна бысть, и прияша его и промышляюще о нем. Бе убо Путимль град велик и [98] преизобилен и множество людей в нем, но зане же неблагодарьни осуетиша бо (В рукописи было осуетишагося, но г другими чернилами переправлено на б) ся помыслы, и приложишася инии грады к нему, и умножишася люди Северныя страны. Тогда же вельможа и стратиги с вои идоша под град рекомый Кромы и ту стояша, хотя взяти его. И бысть /л. 235/ многим бранем и кровопролития безчислено, яко реки протекоша кровей и покрышася в реках вода кровми под градом тем, малое убо ото многих ото обоих вой остася. Глаголю, яко николи же бысть, нигде же не описано таковаго межусобнаго разделения на ся и схождения бранем и сеча и кровопролития, яко же наведе бог ныне на ны грех ради наших, толиких убо тысещь тьмы побишася меж собою людие Московского государьства. Мне убо грешному видевшу своима очима таковое падение в Руской земли хрестьянского (В слове крестьянского буква к переправлена другими чернилами на букву х) народа, яко числом изрещи невозможно. Егда убо во Иерусалиме в прише/л. 235 об./ствие Титове, Иерусалимляном побивающимся межь собою, много падоша трупие и наполнишася кровьми притвор церковный и по улицам не бе погребающих. Но убо во едином граде, зде же по многим (В рукописи подногим через выносное д) градом и по местом безчисленыя тмы падоша телеса межусобною бранью и пролияшася кровь, яко вода, на многи лета. Развратиша бо ся друг друга, не пощаде убо отец чада, ни чада родителей, и не умилосердися ближний, ни южики, не сотвориша милости нихто никому, но вся развращенна бысть. Возврата же ся на первое, и ничто же оставлю, еже вем.

Стояша убо москов /л. 236/ стии вельможи и стратиги с вои под Кромами время, яко четыре месяца, и дияволим наветом бысть в них развращение. Тогда же повелением от Москвы князя Федора Мстиславского, да князя Василья, да князя Дмитрея Шуйских из под Кром отпустиша к Москве⁴, воем же начальницы осташася князь Ондрей Телятевской, иныя многия. Минувши же зиме и наста лето, возмутишася под Кромами вельможи начальныя воем и соблазнишася от них [99] вои мнози, глаголя, помышляюще и мняще поистинне быти его царевича Дмитрея, и глаголя: «взыщем убо его и перьвеньство приимем». Инии же от вельможь, не хотя его прияти, /л. 236 об./ тех убо побита, а иных биша и имения их в расхищение предаша. И оттоле дата ему обещание, яко царю Дмитрею служити. Избра же межь собя от вельможь первыи нарочитых, князя Василья Голицына и Петра Босманова, и изо всех чинив доброобразных, и послаша их в Путимль просити его на приятие Москве и всех градов Московского государьства. Он же убо окаянный видел сия радостен быв, зане исполних желание свое, и ни мало устыдеся родителей своих, ни многих знающих его, но, яко незнаем, творяшеся и безстудно идяше к Москве, строением шествие свое испольняя, урежая полки, яко же /л. 237/ бранем достоит, и сам мудроваше многими делы, уверяяся народом, яко видяще имя во устроение идуща, и возглаголют вси на мя, яко природен есть царем, бе убо злокознен человек и испольнен всякия льсти. Вси же убо от первых вельможь от Москвы изыдоша ему в стретение и воздаша ему честь, яко же и прочим царем, и привезоша ему во стретение от сокровищ царьских много и поставиша ему на речьке Московке град изряден и украшен и велик зело и дивен, сотворен от тряпиц (Так в рукописи; вероятно, надо читать из тряпиц, так как, по польским известиям, для Лжедмитрия недалеко от Москвы были разбиты «в виде крепости шатры» с четырьмя башнями и воротами (РИБ, т. I, стб. 397)) хитростию. Он же окаянный изыскав себе подручьников таковых, яко же и сам, /л. 237 об./ и оградив села теми и не уклонився ни мало на волю божию, но о себе мудрствуя, и посла пред собою к Москве и убийцев и повеле убити царицу Марью и сына ея царевича Феодора Борисовича. Они же окаяннии поведенное им сотвориша, злои смерти неповиннаго предаша.

И прииде окаянный Розстрига к Москве того же лета 7113 году, и прияша его вси с подобляющею честию (Отсюда опять следует сходство с плачем о пленении (см. РИБ, т. XIII, стб. 226—227)). Но грех ради наших божий превеликий гнев разлился, и несть ничто же супротивно праведным судьбам его, и царьствовати сему окаянному в ведицей Росии попустив. Егда же прият скифетр [100] /л. 238/ и власть цесарьского престола, и мнози от сожителей царьствующаго града и окрестных градов и весей (В рукописи всеи) прамо познаша его, яко враг креста христова рострига Гришака (Так в рукописи) Отрепьев, а не царевичь Дмитрей, но страха ради безчисленных смертоносных мучений не смеюще обличити его, но тайно о нем в слухи християньския произносяще. Той же окаянный, коликих бед и злобьств (В рукописи злобьствелицеи причем в образует вместе с т лигатуру) велицей Росии не излиял, святителей отцем начальствующих с престолов сверг, многих пастырей и наставников от паств отлучил, и безчислвныя крови християньския излиял, и не прияв в сытость сицеваго бесовского яда, /л. 238 об./ прияв себе жену люторскяе веры, невесту Маринку, и, не устыдевся ни мало, ниже убоявся безсмертнаго бога, ввел ея некрещену в соборную апостольскую церков пречистыя богородица и венчан бе царьским венцем. И потом хотел разорити православную християньскую веру и святыя церкви учинити костелы латыньская и лютурскую веру устроити. Премилостивый же бог нашь троица не до конца сему врагу попусти всезлобныи яд излияти, но вскоре разсыпа бесовския его козни, и душа его зле от него исторгнулася, и срамною смертью от рук правоверных скончася.

По его же окаяннаго смерти вси/л. 239/и живущии людие в велицей Росии того надеялися, что не токмо в нынешних родех таковые соблазны искоренятся, но и в будущих предитекущих людех, слышав от писания, о сих зело удивятся, и таковых врагов соблазны отнюд не явятся (Здесь кончается сходство с плачем о пленении). По скончании же того окаяннаго еретика и богоотступника розстриги Гришки, избранием и у молением всех людей Московского государства, того же лета прият царьствующий богохранимый град Москву и благочестивый и богом избранный и святым елеом помазанный царь и великий князь Василей Иванович Шуйской, иже бысть от корении святаго благовер/л. 239 об./наго великого князя Александра Ярославича Невсково, и венчася царьским венцем. Грех же ради наших, после того окаяннаго расстриги [101] остася на Москве корень злострастию, жена его Гришкина Маринка и отец ея Сандамирский, со многими полскими и литовскими людми. Царь же и великий князь Василей Ивановичь всеа Русии повеле Маринку и Сандамирьокого и с ним всех польских и литовских полковников и ротмистров разослати Замосковныя грады и повеле им давати доволныя кормы со всякими покои и в запросы (Так в рукописи; по-видимому, надо читать запросы).

/л. 240/ И потом благочестивый государь царь и великий князь Василей Иванович Шуйской и повеле в Казань грамоту писати к бояром своим и воеводам про тово нового еретика и богоотступника про ростригу, про Гришку Отрепиева, иже называл себе церевичем Дмитреем. А в ней пишет сице (Слова И потом... сице в рукописи написаны киноварью. Далее следует текст грамоты, образец которой помещен в «Ином сказании» (РИБ, т. XIII, стб. 73-88)).

От царя и великого князя Василья Ивановича всеа Русии в нашу отчину в Казань боярину и воеводам нашим, Степану Олександровичу Волоскому да князю Михаилу Самсоновичю Туренину, да дьяком нашим, Ивану Зубову да Офонасью Овдокимову. Писали есмя /л. 240 об./ к вам (В рукописи нам) на перед сего, что божиим праведным судом, за грех всего православново християньства, страдник, ведомой вор, богоотступник, еретик, рострига Гришка Богданов сын Отрепьев, отступа (Так в рукописи) от бога и по совету дияволю и лихих людей, которые всегда Московско[му] государьству хотят разоренья и кровопролития, а назвал себя государя царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии сыном царевичем Дмитреем Ивановичем, и в Польше и в Литве короля и многих людей панов и служилых людей и своим ведовством и чернокнижьством прельстил, не токмо что в Полше, /л. 241/ но и в Московском государьстве многих людей и прельстил, а чаяли его вора прамым царевичем Дмитреем. И тот вор богоотступник, по своему бесовскому умышленью и по совету польским королем и паны радами, в Московском государьстве многую смуту и разорение учинили и церкви божии осквернили и многих православных християн, которые его знали и злодейство ведали и его обличали, злой [102] смерти предал. И понял за себя воеводы Сандамирскаго дочь латыньские веры и, не крестив ея, в соборной церкви пречистые богородицы веньчал, и польских и литовских людей для крестьянского разорения многих к Москве /л. 241 об./ привел и церкви божии и святыя иконы обругал (В рукописи обручал), и немець и римлян и поляков и розных верь многих еретик в (В рукописи а) церковь пущати велел со оружием. А иных скверных дел и писати не вместилось, какое злое поругание крестьянской вере чинил и православным крестьяном многое насильетво и кроворозлитие учинил, жен у мужеи отнимал и нестерпимыя грубости чинил и поносы. А последнее по совету с польскими и литовскими людьми изменным обычаем хотел бояр и дворян и приказных людей и гостей и всяких лутчих побить, а Московское государьство хотел до основания разорити, крестьянскую /л. 242/ веру (В рукописи ве) попрати и царьской (Так в рукописи) разорити, а в то место костелы римские устроити. И милосердь и в троицы славимый бог наш по своей святой милости над нами, надо всеми, православным крестьянством, милость свою показал, умысл их злодейской всем людем объявил и гнев свой от православных крестьян отовратил и святых божиих церквей и православные крестьянские веры до конца в разорение и православных крестьян в расхищение и в работу не дал и против его злых и скаредных дел возмездие ему воздал и злой смерти его предал. Аумысл его злодейской таков был: по смерти (В рукописи смесмерти) того вора взято в его /л. 242 об./ хоромех лист утверженной того вора разстриги Гришки с воеводою Сендамирьским, что было ему отдать воеводе Сендамирскому, да его дочери и их роду, городы: Новгород и Псков с пригороды и со всеми людьми и с уезды. И владети было теми городы и уезды воеводе Суньдимирскому з дочерью, и монастыри и костелы устроивать римские, а тому было вору теми городы не владети. И как было им разорити истинная православная (В рукописи православнная) вера крестьянская, а учинити во всем Московском государьстве римская вера. Да [103] тут же взято в хоромех римскаго папы кардиналовы езовитцкие листы о крест/л. 243/яньской же вере, о разорении и о утвержении римской веры. И на том на всем тот вор рострига Гришка Отрепьев в Литве воеводе Сеньдамирскому при многих панех и при папиных посланникех присегал и крест целовал и ту отвержельную запись им с клятвою на себя дал за своею рукою, а писал тот лист воевода Сендамирьской.

И по нашему указу бояря наши Сендамирекого про тот воровской утвержанной листь допрашивали, его ли писмо тот лист, и каким обычаем у них такой злой совет на крестьяньское разорение был. И воевода Сендамирской, смотря (В рукописи смотрят, буква т выносная) того листу, бояром нашим в роспросе /л. 243 об./ сказал, что он такой утверженной лист с вором ростригою писал, и писмо его рука, а были у них такие листы по противням. А прельстил ево тот вор ведовством и оманом и крест целовал тот вор ему на всем на том, что было ему то все делати, что в том листу написано. Да сверх того писма хотел ему тот вор отдати Смоленеск и Северу вся со всеми людми, и казну многую польскому королю и ему воеводе обещался тот вор давати, иную многую казну денежную и суды золотые, иную многую казну и наряды всякие ему дал. И о вере де с ним Сендамирьским тот вор говорил, чтобы ему по своему /л. 244/ обещанию учинити в Руском государьстве римская вера и костелы поставите, и иные многие статьи хотел учинити. И он де Сендамирской и сам то узнал, что он не прямой царевичь Дмитреи, потому что он о Московском государьстве все говорит (В рукописи всеговопит, через выносное т) о разорении и вперед себе Московскаго государьства не проча. И своими приятели он Сендамирьской о том часто говариван, и от того с кручины он много болен был, и то де и бояром нашим ведомо было. И над тем де вором и над ним, над Сендамирским, учинилось божие наказание по их винам, что они мыслили о крестьянской вере о разоренье. И в том де он Сендамирской пред богом и пред нами, ве/л. 244 об./ликим государем, и предо всеми людьми Московского государьства виноват. Да бояром же нашим сказывал в роспросе Станислав да Ян Бучинский (В рукописи бучинксии), которые жили у того у вора Гришки в Верху, [104] у тайные его думы и у всяких у тайных его дел. Канун де того дни в пятницу, маия в 16 день, как того ростригу убили, говорил тот рострига на одине со князем Костянтином Вишневетцким, а они были туто же: «время де мне своим делом промышляти, чтобы государьство свое укрепити и веру костела римскаго распространити. А начальное де дело то, что бояр побити. А не побити де бояр, и мне де самому от них быти у/л. 245/биту. А только де побью бояр, и яз де, что хочю, то учиню». А Вышневецкой де и они Бычиньские молыли: «да только ему побити бояр, и за них землею станут». И рострига Гришка молыл: «то де уже у меня умышлено тем обычаем: велел де я вывести за город наряд весь, будто для потехи, и в сю неделю, маия в 18 день, велел туто выехати за город, будто стрельбы смотрити, воеводе Сендамирьскому и сыну ево старосте Сендатцкому, и Тарлом и Стадницким и ротмистру Доморятцкому, и с ними всем поляком и литве в збруе во всей и со оружием. И как я выеду на стрельбу, за мною будут бояре все и дворяне, /л. 245 об./ и как учнут из наряду стреляти, и в ту пору поляком всем ударитися на бояр и на дворян и их побивати. А то де есми указал же, кому на ково, на бояр приехати и убити: князя Федора Мстиславского (В рукописи мстислав), сына его, убити Михаилу Ратомскому, а Шуйских Тарлу да Стадницким, а про иных бояр также приказано, кому кого убити. А убити де есми велел бояр, которые здесь владеет, двадцати человек. И как де их побыю, и во всем де будет моя воля». И они де, Бучиньские, молыли: «Московское государьство великое, станут за бояр всем государьетвом и поляков и литву всех самих побиют». И рострига Гришка говорил: «поляки /л. 246/ де и Литва выедут все в зборе и скопе и со всем боем. Да извычено де у меня тот уложен, что на потехи со мною часто выежает роты вооружены, урядяся, как на битву. Был де есми на де земе (В рукописи нлдеземе, причем л написано неясно; в «Ином сказании» - на Вязьме), и со мною де был ротмистр Доморятцкой со всею ротою во всей ратной збруе, да и здеся ко мне приезж[и]вал, урядяся, как на битву. И то де будет уже никому не приметно, что выедут ныне со мною [105] поляки и литва в збруе. И бояря де и дворяне ездят за мною простым обычаем, и им де безо оружья что учинити. А как де тех бояр побьют, и досталные де все устрашатся, ещо де иные де на них /л. 246 об./ же приидут». И они де Бучиньские молыли: «великое де то дело надабе начати да и совершите, а толико де не совершитца, ино и самим нам будет худо». И рострига де Гришка говорил: «верте де мне однолично, то совершитца, яз де уже такие статьи видел. Сего де году в великий пост поговорили про меня немногие стрельцы, что я веру их разоряю, и мне де тот час сказали, и яз де тех стрельцов велел сыскати и приказал быти на дворец всех приказов стрельцом. И тех, которые говорили, туто же велел привести и учал де есми вину их и измену всем стрельцом сказывати, а /л. 247/ у меня де уже говороно з Григорьем Микулиным, и как ему туто говорити и то над теми стрельцы учинити. И как де я измену их обьявил, и Григорей де учал говорити: «освободи де, государь, мне, я де у тех твоих изменников не токмо что головы поскусаю». Да мигнем де на них Григоре стрельцом, и стрельцы де, блюдяся от меня, и тех моих изменников в мегновении ока иссекли на малые части, мало де и сами не пересеклися, секучи их. А то де чаю так же будет: яково де только укажу, что изменник мой, и тот де уже не пробудет, все де от меня блюдяся, делают, что велю». И они де Бычинские /л. 247 об./ молыли: «таких ты бояр велишь побита, да кому де у тобя в гоеударьстве уряжати и кому в приказех быти». И Гришка де рострига говорил: «И то де уже меня умышлено: ныне де у меня здеся готовы воевода Сендамирьской и староста Сенадцкой да ты Вышневецъкой, да Тарлы да Станицкие, да вы же Бучиньские и иные ваши приятели. А по иных поляков в Литву пошлю, и мне де уже будет надежно, и государьство мое будет без опасения, и в римскую де веру вскоре всех приведу, а то де уже здеся видел, хотя ково безвинно велю убита, а никто ни за ково и слова не молвит». И /л. 248/ они де Бучиньские говорили: «слышали де есмя здеся у многих, что за веру здеся и так нас не любят, а только стать неволею приводить, и за то станут всем народом». И рострига де Гришка говорил: «видели де есте сами, что здеся делается, нароком де есми приказал поляком и всяких розных верь людем ходити здеся в большую их церковь и по всем им [106] церквам в саблях и как хто ходит. И они де кабы сперва поговаривали межь себя тайно, а ныне де ужь и то ни за что, и яз де велел поляком носити кресты у поясов и ниже гораздо пояса и назади, а они де тому кланяются и держат иконы и кресты в великой /л. 248 об./ чести. И поляки де и люторы и кольвинцы и в церкви так ходили, и за то де и их то никакое человек ни у какова слова не молыл. А как де я венчался, и у меня де в ту пору большое опасение по тому было, что по их крестьянскому закону первое крестив, да тоже ввести в церковь, а не крестив никому иных вер в церкви их не входити. И яз де велел нарочно быти в ту пору в церковь люторем и кольвинцом и иных всяких вер людем, и они де в церкове их были, и слышал де есми, что образом изругалися и смеяли и в церкве иные и сидели в обедню, и иные спали на образы прислоняся, и за то де /л. 249/ никакое человек не смел слова молвити. А больши де есми всево боялся, что цесарева моя римские веры, нечто митрополиты их и архиепискупы и епископы упрямятся, не благословят и миром не помажут и во многолетье поминати не станут. И как де есми вшол венчатися в церковь, и я де что хотел, то зделал. Все делалось по моему хотению и воле: и в церкве де миром помазывали и во многолетье пели во всех церквах благоверною цесаревою. А и сами де они то знат, что по ся места, опричь римские веры, в греческой вере цесаря не бывало. А которые де митрополиты и архиепископы и епископы и протопопы учали

было преже /л. 249 об./ сего о том (Слова о том в рукописи написаны на полях) поговаривати, и яз де их порозослал, и ныне де никакое человек не посмеет слова молвит, и во всем волю мою творят». И говорил де туто Гришка рострига с клятвою, что однолично бы в неделю маия в 18 день на стрельбе бояр, Мстиславского и Шуйских, и иных бояр и дворян лутчих и детей боярских и голов и сотников и стрельцов и черных людей и которые за них любо станут побита всех. «А совершив то, тотчас велю костелы римские ставити, а в церквах же русских пети не велю, и то де все совершу, на чом де есми присегал папе и кардиналом и арцыбискупем и бискупом, и как де есми воеводе /л. 250/ под клятвою в писме своем написал, да и Вишневецкому де приказал, [107] чтобы к недели со всеми своими людми был готов и промышлял бы неоплошно». И мы слышаша (В рукописи слышаашл) такова злодея и богоотступника еретика черньца Гришки злые умыслы и разоренье на крестьянское государьство, на православную веру, ужаснулися, как такой злодей и помыслил на такое злое дело и встал на бога богов и хотел до основания крестьянское государьство разорити и стадо христовых овец в конечную погибель привести.

А как милосердый бог призря своею милостию на Росийское государьство, не дав в разорение и в расхищение крестьянского роду, и не попустил на долгое время того /л. 250 об./ вора богоотступника, но вскоре злодейную его душу испровергл, а на Росийское государьство изобрал нась, великого государя, царя и великого князя Василья Ивановича всеа Русии самодержца, и мы, великий государь, за помочью великого бога принял скипетр Росийского государьства в прародительской (В рукописи врародительской) нашей царьской степени, и по моленью патриярха и митрополитов и архиепископов и епискупов и всего священново собора, за челобитьем царей и царевичей и многих государьских детей, которые служат в Москов[ском] государьстве, и бояр наших и окольничих и дворян и детей боярьских и всяких служивых людей и гостей и торговых и всяких людей Московского государьства, говори/л. 251/ли есмя митрополитем и архиепископом и всему освященному собору и бояром и дворянам и всему православному християньству, что в прошлом 99-м году за грех всего православного крестьянства великого государя царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии сын благоверной царевичь князь Дмитрей Ивановичь всеа Русии, по зависти Бориса Годунова, яко агня незлобивое заклан (Так в рукописи), и святая его праведная и непорочная душа отъиде в вечное блаженьство, в небесное царство, а тело его погребено на Углече и много исцеления подает всяким одержимым различною болезнью, и явно, и болящим приходя себе оказует и милостиво свое исцеление подает /л. 251 об./ на уверение всем [108] православным крестьяном, и многие про его чюдеса свидетельствуют и на соборе нам про то извещали. А злодеем его и убойцом бог милосердый, по своей святой воли, мстя неповинную кровь (В рукописи кров, после в стоит паерок) праведнаго, воздал месть по их делу, злой смерти предал и для их злодейсково умысла и на Росийское царство послал свой праведный гнев и познанию истинны, проявляя терпение и злострадание страстотерпца своего. И нам бы мощи благовернаго царевича князя Дмитрея Ивановича принести в царствующий град к Москве. И поговоря о том со всем священным собором, послали есмя /л. 252/ на Углеч по мощи царевича Дмитрея Ивановича всеа Русии Московсково митрополита Филарета, да Астороханьсково епискупа. Феодосия, да Спасково архимарита Сергия, да Ондроньевсково (В рукописи ондроневсково, после в стоит паерок) архимарита Аврамия, да бояр, князя Ивана Михайловича Воротиньского да Петра Микитича Шереметева да Григорья Федоровича да Ондрея Александровича Нагих. И маия в 18 день писали к нам с Углеча богомолицы наши, Ростовской митрополит и Астороханьской епископ и архимариты, и бояре наши, что они мощи благовернаго царевича князя Дмитрея Ивановича подняли (В рукописи поднами) и осматривали. И в ту де пору от гроба весь /л. 252 об./ храм наполниея благоухания и мощи благовернаго царевича Дмитрия Ивановича целы и ничим нерушимы, а в ыных местех часты земьли отдана, а на лице плоть и на главе власы целы чермны и на костях плоть цела, а ожерелейцо низано жемчюжное с пугвицы все цело и в левой руке шириночка тавтана шита золотом и серебром цела же, и саван на нем весь цел, а покрыт кавтанцом камчатым на белых хребтех, нашивка серебряна з золотом, а сапошки на нем целы же, толко подошвы у носков (В рукописи носнов) отстали. Да на царевичевых же мощех положено орехов с пригорщи, а сказывают: как он тешился, /л. 253/ и в ту де пору те орехи кушал, и как ево убили, и те орехи кровью его обагрилися. И для того те орехи на нем во гроб положили, и те орехи на царевичевых моща (Так в рукописи) целы. Да которые люди одержимы [109] были розными болезньми и исцелели от царевича Дмитриева гроба в прошлых годех, и в нынешнем во 114-м году до их приезду, и те люди принесли к ним писмо, и то писмо они к Москве привезли. Июня в 3 день мощи благовернаго царевича князя Дмитрия Ивановича к Москве привезли.

И мы, великий государь, царь и великий князь Василей Ивановичь всеа Русии и мати царевича Дмитрия Ивановича, царица и великая княгиня инока Марфа Федоровна /л. 253 об./ всеа Русии, с митрополиты и со архиепископы и епископы и со всем освященным собором, и з бояры и з дворяны и со всякими людми Московского государьства, мощи благовернаго царевича, князя Дмитрия Ивановича, встретили со кресты за Каменным городом. И его мощей и передо всем освященным собором и передо всеми людьми яз и мати его, царица инока Марфа Федоровна всеа Русии, смотрили и всем людем показывати велели. И его целбоносные мощи и ризы все целы, истленью непричасны. И мы видяли сами такое неизреченное божие милосердие с радостными слезами, всесильному и в троице славимому богу и его страстотерпцу /л. 254/ благоверному царевичю князю Дмитрию Ивановичу хвалу воздали и милости у него и прощения просили. И как понесли мощи его в город и от его мощей многие болные различными болезными получили исцеление. И как его поставили в церкве архангела Михаила, и от его целбоносных мощей пролились реки милосердия, многие болные различными болезными исцеление получили. В первый день исцелил всякими различными болезными 13 человек. А в другой день июня в 4 день и до сего дни непрестанно исцеляет и всем приходящим с верою неоскудно милость свою подает.

А на принесение мощей благовернаго /л. 254 об./ царевича князя Дмитрия Ивановича царица и великая княгиня инока Марфа в церкве у архангела Михаила, перед митрополиты и архиепископы и епископы и предо всем освященным собором и перед бояры и перед дворяны и передо всеми людми, била челом нам, великому государю царю и великому князю Василью Ивановичю всеа Русии, что она перед нами и перед освященным собором и передо всеми людми Московского государьства и всеа Русии виновата. А больши всего [110] виновата (В рукописи виновате) перед новым мучеником, перед сыном своим царевичем Дмитрием, терпела вору ростриге, явному злому еретику черноризцу же, не обличила его долго, а много кровь крестьянская /л. 255/ от того богоотступника лилась и разоренье крестьянской вере хотело учинитца. А делалось то от бедности, по тому: как убили сына ее царевича Дмитрия по Борисову веленью Годунова, а ее после того держали в великой нуже, и род ее весь по далным городам разослан был, и в конечной злой нуже жили. И она по грехом обрадовал[а]ся от великие неистерпимеие (Так в рукописи) тое нужи, вскоре не известила. А как он с нею увиделся, и он ей запретил злым прещением, чтобы она тело не говорила ни с кем. И нам бы се в том (В рукописи слова в том написаны на полях сбоку) пожаловати, и всему освященному собору и всему народу Московского государьства, простити велети, что она в грехе и в проклятстве ото всего мира /л. 255 об./ не была. И мы, великий государь царь и великий князь Василей Ивановичь всеа Русин, по своему царьскому милосердному обычаю и для великого государя царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии и для благоверного страстотерпца царевича Дмитрия Ивановича чесных его и многочюдесных мощей, и царицу иноку Марфу во всем простили. А митрополитов и архиепископов и епискупов и всего освященного собора и всего православного крестьянства молили, чтобы они все вкупе о царице Марфе молили бога и пречистую богородицу и всех святых, чтобы бог милость свою показал и от такова злаго греха душу ее /л. 256/ свободил.

А как к вам ся наша грамота придет, и вы бы велели быти в соборную церковь Благовещение пречистыя богородицы архимаритом и игуменом и протопопом и всему освященному собору, и дворяном и детем боярским и всяким служивым людем и гостем и всяким торговым людем. А как соидутца, и вы бы сю нашу грамоту велели вычести всем людем вслух, и буде все люди во церковь не вместятся, и вы бы им велели вычести пред церковью на просторном месте, что милость божия и пречистые богородицы и великих [111] чюдотворцов заступление, но и паче же великаго святителника страсто/л. 256 об./терпца благоверного царевича князя Дмитрия Ивановича преславные чюдеса всем людем были ведомы, и с таком бы есте неизреченным милосердии божии воздали хвалу всесильному в троице славимуму богу, что нас и во правословноих крестиян не предал в руце врагу и богоотступнику и еретику в расхищение и в разорение и в работу, и наша истинная православна крестияньская вера не порушалась и церкви божии лепоту свою прияли. Так же о том, чтобы явил дивнаго в чюдесех нового страстотерпца благоверного царевича князя Дмитрия Ивановича, иже преславными своими чюдесы весь мир просве/л. 257/тил и неверных поляков и всяких иноверцов неверная их сердца в веру превратил. И о нашем бы есте многолетним здравьее молили бога, чтобы нам и всему православному крестьяньству устроил бог вся благая и полезная и чтобы над царицею и великою княгинею инокою Марфою Федоровною всеа Русин бог милость свою пока[за]л, для сына ее благоверного царевича князя Дмитрия Ивановича душу ее свободил от греха (В рукописи хреха) и ото всемирного проклятьства, что она страшася смерти женьскою немощию одержима долго время такова великого богомерского дела не обявися (В слове обявися, после буквы б стоит паерок), и великого страстотерпца, великого мученика, сына своего благове/л. 257 об./рного царевича князя Дмитрия Ивановича, и много чюдесы сего мощи в забвение и без памети учинила. И суть вверженные грамоты ростриги Гришки Отрепьева (В слове отрепева, после буквы п стоит паерок), что дал на себя крепость за своею рукою воеводе Сендамирскому и с папиных и с кардиналовых воровских ссылочьных грамот, что писаны о крестияньском разорении и о городех, которых поступилъся Сандамирскому и его дочере, и о римской вере списав списки послали есмя к вам. И вы бы те списки по тому же велели бы есте честь всем людем вьслух и не в одном месте, чтобы их воровской умысл всем людем был ведом, и того бы есте /л. 258/ вора и еретика и богоотступника ростригу Гришку Отрепева (Так в рукописи) и его советников, которые на [112] крестьянское разорение и на попрание православные веры с ним советовали, вечному проклятию предали и вперед проклинати велели, ежегод вместе съ еретики. Писан на Москве лета 7114, июня в 20 день⁵.

При сем же благочестивом царе Василье за четыре годы явления окаяннаго сего еретика розстриги Гришки Отрепиева видеся видение некоему духовному мужу в лета 7115-го году, октября в 16 день. Сия повесть чтена на Москве во святой апостольской церкви Успения пресвятыя богородицы и честнаго ея Благовещения царю и патриярху пред всеми князи и бояры и дворя/л. 258 об./ны и гостьми и торговыми людьми и пред всеми православными крестьяны всего Московского государьства (В рукописи слова при сем же... государьства написаны киноварью. Далее следует текст повести, помещенной в «Ином сказании» (РИБ, т. XIII, стб. 101-105)).

Повесть сия есть дивна и зело полезна нынешнему роду лукавому и непокорливому и отбегшему от божия милости и уклонившемуся от заповедей его святых и впадшему в сети
дияволя многоразличныя. Поведа мне многогрешному некто свять (В рукописи стъ без титла) мужь, ему же имя бог весть. Молящу ми много его сего света о ползе душевней и о нынешних скорбех, на
шедших на нас неудобно, он же послушах моего смиреннаго к нему моления и сказа ми по тонку вся, яже у него воспрошах.

И к сему и /л. 259/ се прирече мы грешному: «Видех, рече, брате, чюдное видение и зело ужаса исполнено; во едину убо нощь молящу ми ся господу богу и спасу нашему Исусу Христу и пречистой его матере, заступнице нашей богородице Марие, о мире всего мира и о нынешних лютых на нас нашедших напастех, дабы господь бог отвратил праведный гнев свой и послал бы милость свою на люди своя. И по молитве, яко в полунощи, и возлегъшу ми на одре моем, и егда внидох в тонок сон, и се внезапу услышах много звон велик, якобы в той большой колокол звонят, его же при Борисе царе слили повелением его. И зело ми во сне том дивящуся о велицем том /л. 259 об./ зуку, и глаголющу ми во уме своем, что се звон велий, [113] якю несть ныне празника. И укрывшему оконьца мало и видех, яко дневны свет, и зело мы дивящуся и глаголющу, коли нощь преиде, яко мало ми спящу. И се видех человека грядуща ко мне, иже бе знаем мне, и вопрошах его: «брате, что сий звон велий». Он же рече ми: «скоро иди, господине, во святую апостольскую церковь божия матери честнаго ея Успения, тамо бо узриши преславно видение». Аз же грешный востах скоро и текох по улицам к церквам божии матери, и мнев себе, что убо путь сии гладок, яко ныне належаще осени, дождем многим на землю изливающимся, /л. 260/ а мне сух путь. И егда преидох близ тоя святыя великия церкви, и видех ю укружену светом неизреченныи (Так в рукописи) и стоях надолзе и чюдихся тому неизреченному видению. И абие предста ми тои же предреченный мужь, иже знаем бе мне, и рече ми: «поиди, господине мой, к западным дверем от патриярша двора, тамо узриши чюдное видение». Аз же текох тамо и приидох к дверем церковным и поклонихея до земля и востах от земля и видех врата церковная отверста и господа бога моего седяща на престоле, аггелы обстоима, и пречисту богородицу, надежду нашу и заступницу, одесную престола стоящу, и предотечю крестителя господня Иоанна о левую /л. 260 об./ стояща, в лик святых пророк и апостол и мученик и святителей и преподобныя и праведныя и жен многих святых, иже аз недостойный и знаю на образех их святых зря. И видех святую богородицу молящуся сыну своему и богу нашему и кланяющуся ей до земля. Аз же недостойный от того ужаснаго видения в велицем страсе и трепете пребых и ко единой стране церковных врат преклонихъся (Здесь в тексте пропуск (см. РИБ, т. XIII, стб. 181)). Глас умильный пречистая богородица к сыну своему глаголющи: «о, сыну мой и боже мой, и приими молитву матери твоея, пощади познавших тебе, истиннаго бога, и мене матерь твою, сыне мой и вселюбезный, и не ходивших в пути твоя и не со/л. 261/творивших воля твоея, но ныне мнози бо от них воспоминают грехи своя и хотят приити на покаяние. Отврати от них праведный гнев свой и помилуй их ради своея милости многия». И слышах глас он преславный владыки бога моего к матери своей глаголющ: «о, мати моя [114] вселюбезная, многажды бо твоих ради молитв отвращах праведный свой гнев от них, а они зело стужают ми злобами своими и лукавыми своими нравы, понеже бо церковь мою оскверняют злыми своими детельми и празными беседами и мне ругатели бывают паче поганых язык, скверныя бо и мерзския их восприяли суть, /л. 261 об./ брады убо своя постригают и содомския дела творят и неправедный суд судят и праведным убо насилуют, грабят чюжая имения и многая их скверняя дела творят, иже ненавидит дух мой святый».

Надежда наша пречистая богородица преклоньшися к пречестныма ногама его и слезы точащи, и святый предтеча с нею же поклонися, тако же и вси святии с ними, вопиюще: «помилуй, владыко, род християньский, и да негли обратятся и престанит (Так в рукописи) от злоб своих и в покаяние приидут, к тому не творити их. Ты (В рукописи тя) бо, владыко, щедр и милостив, приимаеши кающихся». И возрев убо на матерь свою милостивным /л. 262/ своим оком, на пречистую богородицу и на вся святоя (Так в рукописи), испусти глас свой пресладкий: «о, мати моя, не стужай ми, и ты, друже мой, крестителю Иванне, и вси мои святии, не рех ли вам, яко несть истины в царех и в патриарсех, ни во священном чину, ни во всех мирьских чинех, яко не ходят по предании моем и заповедей моих не сохраняют. Многажды бо хотел помиловати их, о, мати моя, твоих ради молитв, но раздражают утробу мою всещедрыи своими окаянными и студными делы. И сего ради, мати моя, изыди от места сего (В рукописи се, далее стерто) и вси святый с тобою. Аз же предам их кровоядцем, немилостивным разбойником, да накажутся малодушныи /л. 262 об./ и приидут в чювство, и тогда пощажу их». Тогда убо глагола мати его, госпожа наша пречистая богородица: «ужели презре матери своея прошение, о сыну мой прекрасный, свете мой». И абие тихим гласом рече к ней: «Тебе ради, мати моя, пощажу их, аще покаются; аще ли не покаются, то не имат милость сотворити над ними». Тогда бо (В рукописи тогда бога) [115] от предстоящих ту един пришед и рече ми: «слышиши ли, рабе божий, господня милости и матери его, нашея царицы богородицы, молитвы и прошение за (В рукописи да) весь род християньский. Но иди убо, поведай, угодниче христов, яже видел еси и слышал, ему же сам веси, и не утаи от сих ничто же». Аз же окаянный от ужасна бо сего /л. 263/ и страшнаго видения трепетен бых и едва в себе пришед и убудихся на одре моем, трясыйся, не могий проглаголати. И тебе сия поведаю пользи ради, да проповеси царю же и патриарху и всем людем, яже слышал еси от мене недостойнаго. И божиим именем заклинаю тя, да не явиши имени моего никому доньдеже бог благоволит о мне» (Здесь кончается сходство с текстом, помещенным в «Ином сказании»).

Царь же и патриарх и весь царьский сигклит не вняша сему ни мало, инии же мнози невегласи и посмеяшася сему, и по сих не по мнозех летех и збысться видение сие «ад Московским государьством, понеже от злоб своих московстии людие не обратишася и за то от бога месть восприяша. /л. 263 об./ Грех (В слове грех буква г черная, большая, выделена, как заглавная) же ради наших всего православнаго христьяньства воста ин враг, именуя себя царевичем Петрушка. Прииде из Астрахани з Доньскими и с Волъскими казаками в Путимль и нача пагубныя беды сотворяти, именуя себя внуком великого государя царя и великого князя Федора Ивановича. Людие же в той в Северной стране и в украиных городех и на Резани осуетишася помыслы и забыта судеб божиих, еще не исполнишася сердца их пролития кровей неповинных, чающе его тако быти. И поведоша из градов державных вельмож, бояр и воевод и стратигов и тысещников и воем начальных к нему в Путимль, искаху богатых /л. 264/ и доброродных. Он же окаянный Петрушка не знаше бога и повеле избивати их пред собою на подромех, числом на день по семидесять человек. И паки началных и доброродных воинов имения их в разграбление повеле расхищать и жены и тщеря их блудом повеле оскверняти. Зла убо сия беда и скорбь взыде на християньский род, гнев божии, и пролияшася многия крови праведных, овых мечем [116] скончевая, овых возводя и меташа с высоты з градных стен на землю, и розбивашеся телеса их, иных же розстрилявающе и за ноги повешающе и распинаше. Тако и многими разно-личными муками погибляюще, не возмогу убо, не токмо изрещи, но ни воспо/л. 264 об./мянути таковыя злокрутныя скорби, нашедшия на ны, грех ради наших. Он убо, прежереченый вор, Гришка Богданов сын Отрепьев, прият первее иноческий аггельский образ и бысть в Чюдове монастыре в дияконех, потом же взя (В рукописи вся) его патриарх Иев к себе, потребы ради книжнего писания. Он же окаянный видев свет и избежа во тму, в Польшу, и многа зла сотвори вере христове. Сей же проклятый наследник его, Петрушка безделен, и ничто же в нем разума, но яко свиния в тинении валяяся. Но тии же приидоша с ним из Астарахани зверообразни гултаи, поосщряшася на зловредныя своя мысли, и бысть ско/л. 265/рбь, плачь, кровопролитие, горши первыя беды и нахождения.

Первая убо бысть бранем строением сшедшимся, овии преодолеша и паки разыдошася по местом. Сия же горкая скорбь, не бысть такова николи же от начала века, ни во градех, ни в весех (В рукописи ни всех), нигде никто не уклонишася, ни в дебрях, ни в горах.

Грех ради наших вся явна бысть, вся обнаженна, исторгающе, яко класы от нив, убивающе и безчисленно изливая праведную кровь, к телесем убо многих виде, яко многа дни лежа ничто же вреди их от теплоты и ни зверь, ни птица, ни лаина⁶ не прикоснуся. Тои (В слове тои буква т большая, черная) же окаянный Петрушка посла пред собою из Путимля под Москву /л. 265 об./ Ивашка Исаева сына Болотникова, и возмутишася во странах тех и во градех людие, глаголя: «идем вси и приимем Москву и потребим живущих в ней и обладаем ею, и разделим домы вельможь и сильных, и благородныя жены их и тщери приимем о жены себе». И изыдоша множества народу с ним и не осташася во странах тех, ни во градех, ни в селех, никто же, но токмо женский пол осташа. И приидоша под Москву многочисленно бе убо, яко 187.000, и оступиша по странам, стояша в [117] Коломеньском и в Заборье (В рукописи забоерь) и во многих местех. В то убо время прииде к царю на помощь из Смоленьска Иван Колычов, а с ним приидоша смоленьския вои. И/л. 266/зыдоша же из града Москвы вельможи и воинии, и бысть брань велика и сеча зла. И божиею милостию московския воини преодолеша и много побита, бе убо плененых 21.000, побиенных же множае, яко 1000, и тако разсыпася злое их умышление и совещание. Потом же прииде той проклятый Петрушка на Ту[лу], с ним же и слепии вожи его, водяще его, и сами ослепоша. Ров изры, ископаша яму и впадошася в ню окаяннии. Князь же Ондрей Телятевской, князь Григорей Шаховской, седяше в Колуге посаде, не престая творя пагубный свой грех и кровопролитие. Под градом же Колугою стояше вельможи московстии, княз /л. 266 об./ Федор Мстиславской, и со многими вельможами и множеством вои твердо держа град. Поставиша овны, и дела великия стенобитныя (В рукописи после стено стертое место) над градом поставляя, и огненныя великия пищали, и розбивающе град и дворы зажигающе. Наведоша же на град и гору древяну, и мало избы град от взятия. Потом же приидоша на помочь сидящим в Колуге и хотя проити множество град зверообразных вои, числом 26.000. Изыдоша же во стретение им от московских вельможь боярин Иван Никитичь Романов с воиньством и стрете их за пять поприщ от града на речьке завомой на Вырке. Они же окаянныи узреша москов/л. 267/ские полки и возъяришася и оградишася санми, бе бо зима настоящи, и связаша кони и сани друг за друга, дабы нихто от них не избег, мняще себя проити во град, и тако сплетошася вси. Московские же полки наскочиша на них, яко крилати, и бысть сеча в и (В рукописи сеча ви), избиша всех, последнии же видевше свою конечьную погибель зажгоша многия полки зелья и сами ту изгореша, яко 3.000.

Как на Пчелне побили руских людей московских (Слова как... московских написаны киноварью).

Той (В слове той буква т киноварная) же окаянный Петрушка с помрачеными прелесники, своими слугами, умыслив, и посла с Тулы множество [118] вой, немилостивых кровопролиятелей, и повеле им /л. 267 об./ итти под Колугу на московских вельможь. Слышавше же сия московстии вельможи, князь Федор Иванович с товарищи, и посоветовав с ними, посылает в стретение идущим с Тулы от себя князя Бориса Петровича Татева со многим воиньством. Им же сошедшимся на Пчельне с тульскими ворами, и бысть сеча межь ими вельми зла, и с обою стран падоша безчислено мертвых, яко и великому полю покрытися мертвыми телесы единоверными, не бысть бо тогда на той брани ни единаго иновернаго, но все едина Русь межь собою побишася. Ту же и воем начальнаго князя /л. 268/ Бориса Петровича убили, за истинную православную веру мученически (В рукописи мчнки под титлом) пострада. Врученныя же ему пособники паки под Колугу к военачальником своим возвратишася з жалостию и горестию великою. Военачальник же московский, князь Федор Ивановичь, и вси бояря, видя толико падение вой своих от воров, оставиша град Колугу и вся стенобитныя своя составы под градом повергоша, а сами к Москве прибегоша. Тульские же воры приведоша со Пчелныи плененых живых в Тулу множество много московских вой. Той же окаянный Петрушка повеле их на всяк день числом человек /л. 268 об./ по десети и больши посекати, а иных повеле зверем живых на снедение давати, и тако окаянный с скверными своими слугами по вся дни без милости проливая крови, яко воды.

О Бряньске (Слова о бряньске написаны киноварью).

И (Слово и написано киноварью) по сих той же окаянный во[р] пришед к Брянску и ста под Брянским. Во граде же Брянске седяше воевода, боярин князь Михаило Кашин, со многи воиньствы. Он же Стародубьской вор соделаше седящим во граде Брянске людем беду и скорбь и тесноту велику. Гладу же у них велику во граде Бряньске належащу, они же крепко во граде седяще и с Москвы от царя Василья помощи ожидающе. Царь же великий князь Василей /л. 269/ посла боярина своего князя Ивана Семенова Куракина да князя Василья Федоровича Масальсково со многими вои на очищение, на помощь седящим во [119] граде Бряньску. Князь же Иван и князь Василей пришед ко Брянску с вои своими, и постоявшу мало, и ничто же успе, и ни мало во граде седящим пользи сотвориша и отоидоша в Карачев, и пребысть тамо и во пришествия князя Дмитрия Ивановича Шуйсково в Болхов. Воини же благороднии от тех стран и градов мало больши тысечи, но не согласящеся, един по единому, соблюдошася от смерти, прибегнуша к Москве, токмо телеса и души свои принесоша, оскорбляющеся гладом /л. 269 об./ и наготою, оставиша матери своеи и жены и дети в домех и в селах своих. Раби же их служа имъ и озлонравишася зверообразием, насилующе, господей своих побиваша, и пояша в жены себе господей своих жены и тщери. Такова убо беда бысть и скорбь в роде нашем, не бысть бо такова николи же от века. Царь же великий князь Василей воем тем оскорбленым вдаваше ядения и пища и утешая их и наставляя их истинной правде и терпению, еже и до конца претерпети, и повелевает им пред своею царьскою трапезою насыщатися. И вда их вельможам чиноначальным над вои и заповеда слусти (Так в рукописи) /л. 270/ их с любовию. Егда убо бывает сшедшимся межусобным бранем, их же поставляют в соблюдение полков и по отнятие, бе бо храбрии зело и не щадяше себе ни мало, но, яко львы, за божию помочью изходя на брань и побежающе сопротивных, и не могуще те окаяннии многочислении стати противу их малочисленых десети тысящь. Слышавше же то царь и великий князь Василей, яко злосмрадной той Петрушка и слепии вожи его на Туле не престающе сеча, проливающе крови неповинных, царь же благ совет глаголет святейшему патриарху Ермогену мольбу сотворити богу и пречистой богородицы, и шествие свое царь глаголет: «много убо с плачем /л. 270 об./ претерпе мое человеколюбие, ожидая их обращения, они же ни мало возвратишася, не (Так в рукописи) больши радуюся и проливаю крови и насилуют». В лета 7115 году царь и великий князь Василей, моляся богу и пречистой богородицы и великим чюдотворцем Петру и Алексею и Ионе и целова святыя мощи, приходит же к святейшему патриарху Ермагену, прося благословения. И глаголет царь патриарху молити бога о укреплении воиньства его и о пособии, еже на врагов. [120] И тако прия благословение иде в Серпухов. И пришед ту мало постоя, и абие приидоша к нему вестники с Тулы и глаголют. Услышаша убо окаянний, иже на Туле, яко царь, оставя Москву, при/л. 271/шол в Серпухов и совещаша, и послаша князя Андрея Телятевсково и с ними множество злонравных вой, бе числом их 38.000, и повелевают им инем путем итти, ошед убо царев полк, да возмут царьствующий град Москву, и разделиша себе и домы вельмож, коиждо себе. И господь бог вседержитель, видя суровство их и ярость, разоряетца гордыня их и совет их ни во что же поставляется. Царь же Василей услышал то и нача молебен пети со слезами и глаголет: «суди, господи, людем сим и возбрани борющимся со мною же, изоостриша оружие свое на церковь святую твою и на град державы твоея; господи, не дай же в расхищение место святое /л. 271 об./ твое». И посылает вельмож своих во стретение им князя Ондрея Голицына да князя Бориса Михайловича Лыкова с воиньством. В то же время идущи с Резани и царю Василью на помочь Прокопей Лепунов с резанскими бои (Так в рукописи), еще же ему не дошедшу царева полку, царь же повелевает ему с вельможами итти во стретение вором. И тако снидошася с ними на брань царевы вельможи близ Коширы на Осме реке, и бысть сеча велика, и божиею милостию победиша врагов много, побита конников 16.000, пеших же 3000 и 600. И прислаша вельможи к царю с радостию, царь же убо с радостию скорбяше и глаголю (Так в рукописи): «все убо народ крестьяньскяи погибоша /л. 272/ всуе, невесту иныя земля никоей же, но токмо руские люди крестьянския веры». И повеле тем вельможам царь итти к Туле. От себя же царь и великий князь Василей Ивановичь посылает к Туле вельможу своего чиноначальнаго воем, строяща брань стратига и великого ратоборца князя Михаила Васильевича Шуйского, и с ним повелевает вельможам всем быти. Преплавшу (Так в рукописи) же великую реку Оку вскоре и приде к Туле. Изыдоша же скверноядцы, еще убо неповинная кровь кипяще во устех их, и бысть брань велика за пять поприщь от града, в первый день и во вторый, в третий же день преодолеша врагов своих, наведе на них бог [121] дождь /л. 272 об./ и не возмогоша стати, знамение на них бысть. И таково бывающе до стен градных и во град внидоша побивающе, мало от них остася, и едва успеша затворити град Туле.

Князь же Михайло Васильевич ста под градом и твердо стрежаху того окаяннаго Петрушку, дабы не избег. Он же окаянный и вводящий его в погибель князь Григорей Шаховской, зле умысля, испустиша из града ночью Засекиных князей и наполниша их смертоноснаго яда, повелевает в Северским Стародубе сказати. И посла с ними некоего наустав вора, изобрав ис казаков, яко жив и той прежереченный Гришка Отрепьев, иже именова себя царевичем /л. 273/ Дмитреем, сей убо и ни мало не приличен (В рукописи сперва было причичен, здесь на поле стоит крестик) прежнему, токмо молод. И тое страны людие обольстишася, и бысть последняя их лесть горши первыя, тою убо лестию достигше и Москву разорити. По тому вскоре царь Василей прииде к Туле со множество вой и возведе воду на град Тулу некоторою хитростию и потопиша град и все еже в нем. Седящим же во граде, видя свою конечную погибель от воды, и отдаша царю Василью град Тулу и воров Петрушку и князя Телятевсково и Шеховсково, Ивашка Болотникова и многих воров. Царь же принял Тулу и поиде к Москве. Слыша убо царь, яко льстят Стародубе царевичем Димитрием, и посла /л. 273 об./ царь боярина своего князя Михаила Кашина в ту страну, и вои с ним, и ничесо же сотвориша. Той же вор собираше воя себе, и прииде к нему из Литвы полковник Руженской. И потом много собрашася к Стародубскому вору польских и литовских и руских людей. Паки о Брянске. В (Слова паки о брянске в написаны киноварью) лета 7116-го году царь и великий князь Василей Ивановичь посылает сродника своего князя Дмитрея Ивановича Шуйского на встретение Стародубскому вору. Князь же Дмитрей Шуйской пришед с вельможами, и много вои стояша в Болхове, бе бо зима крепко стоящи. Окаянный же той вор Брянеск оставив и пришед ста на Орле граде /л. 274/ и по селам, ожидающи минутися зиме. Проиде убо зима и наста лето (В рукописи зто, здесь на поле стоит крестик), он же окаянный устремися на [122] брань (В рукописи бран, но после н стоит паерок), и вооружися на праведнаго. Грех же ради наших воздвигошася полки москозския и побегоша. Он же окаянный прииде под Москву и ста в Тушине за дванадесять поприща от Москвы. Воини же Замосковных градов не восхотеша царю Василью служити, глаголя: «не хотим умрети на Москве, поидем во своя грады». И тако избегоша от Москвы и тамо погибоша, токмо остася во царьствующем граде Москве синклит царьскаго (В рукописи царь псаго) величества и прежереченьнии воини украиных и северных городов.

Той же прежереченный франт, стоя /л. 274 об./ под Москвою и творяху Москве скорбь и тесноту, отъяша бо проходныя пути и избиваше на путех купцев и всякого грядущего во град и из града. Царь же и патриарх призва царьский и синклит (Так в рукописи) и всех живущих на Москве, сотвориша совет, занеже в немощи сила исходит, и совещаша помощи просити у немецкого короля. И посылает от сродник своих вельможу, изрядна суща и преукрашенна правдою, благовернаго и великого ратоборца князя Михаила Васильевича Шуйского Скопина, в Великий Новгород, а с ним изо всех чинов мужей изрядных, числом яко 40. Благоверный же князь Михайло идяше в Великий (В рукописи велии) Новъград и оттоле по/л. 275/сла к немецкому королю вои на помочь просити. Царь же Василей седяше на Москве. Бысть же в то время во царьствующем граде Москве глад крепок настоящь, супостаты же творя брани по вся дни, приходя к стенам градным, приступаху биющася и стояху под градом 3 лета. Потом же прииде великий ратоборец (В рукописи борец, но на полях стоит крестик и приписано рато) князь Михайло Васильевичь и с ним немецкого короля урядник Яков Пунтусов с немецкими вон. И шествием своим князь Михайло Васильевичь собра руския вои и многия грады взя и утверди их стояти непрестанно (В рукописи непрестаионо, на полях стоит крестик), сам же прииде в Олександрову слободу, и пришествием его свободися Сергеев монастырь. [123]

/л. 275 об./ Потом же и той окаянный вор ис Тушина побеже (В рукописи полеже) в Колугу, царьствующий же град свободися. Слышав же зверообразный польской король пришествие князя Михаила Васильевича к Москве и отступиша от Смоленска, яко 30 поприщь, зело бо устрашися. Грех (В слове грех буква г большая, черная) же ради наших господь бог хотя нашего покаяния, иногда убо наказуя нас скорбьми и бедами, иногда же показует радости, сего убо показа нам великого ратоборца, яко финик процветающь, занеже от рождения его пожив на земли мало больши двадесяти лет князь Михайло Васильевичь и отходит от земныя жизни в небесное царьствие, оставляет нас сирых. Како /л. 276/ могу изглаголати о таковом или какою похвалу написати ему возмогу, господь бог устрояше его десницею своею. Не во мнозех убо летех (В рукописи сетех) князь Михайло Васильевич отоиде к богу, со многою добродетелью устроенье (В рукописи устроене, но после н стоит паерок) от бога на земли, яко и во всю вселенную произыде слово именованья и ратоборства его. Слыша (В слове слыша буква с большая, черная) убо король польский Жигимант о преставлении князя Михаила и паки возвратишася, ста под Смоленским того же лета и посла от санатарей своих гетмана Желковского со многими злояростными вои с лестью под Москву. Царь же Василей посла во стретение брата своего князя Дмитрея Шуйского, но убо царь посла, /л. 276 об./ ведаше убо царь, яко не строяшася им рати и не бысть ратоборец нигде же, но сам восхоте итти во стретение польским воем. Князь же Дмитрей пришед в Можаеск и вскоре посла пред собою во стретение гетману князя Федора Елецкого, стратига избранна и храбростию воем строина, и повеле ему в Цареве Займище стати, ту убо проходно и путь тесен, и стояше ту. Вскоре же пришед гетман польской, и бысть сеча велия, и проиде и отступиша руских во граде и стрежа крепко. И поставиша со все страны 7 оград и утверди польскими вои крепко, яко невозможно московским изыти из града. /л. 277/ И бысть глад крепок седящим со князем Федором Елетцким,не токмо глад хлебу, [124] но и воды мало, и едяше коньские мяса. Слыша (В слове слыша буква с большая, черная) убо князь Дмитрей, яко скорбь зла седяшим в Цареве Займище, и вскоре иде на помощь к (В рукописи и) Цареву Займищу со многими вои, и с ним же полк князя Михаила Васильевича Шуйского и Яков (В рукописи и яко) Пунтосов с немцы, иже приидоша на помощь от короля немецкого к Москве со князем Михаилом, немец убо числом яко 13.000. И пришед князь Дмитрей и Яков (В рукописи нияков) Пунтосов за двадесять поприщ, и ту стрете их гетман Желковской, и бысть битва (В рукописи оитва), брань (В рукописи бран, но после н стоит паерок) велика зело, со обою стран многа телеса падоша. Видев же гетман польской, яко велика брань належаще, /л. 277 об./ немцы же крепко стояше, биющеся по истинне, не щадяще себя, яко убо пламень много исходящь от оружия их на поляков. Злообразный тот Желковский посла единаго от полковников своих тайно к Якову Пунтосову, и, совещаша, глаголя, дабы отступил от полков руских. И обещает ему итти в Великий Новград и в Навгородцкия городы. И тако положиша слово межь собою твердо, да не внидут поляки в Великий Новгород, ни во область Новогородцкую, токмо во (В рукописи по) едину Москву поляком итти. Яков же Фунтусов во смятении ума своего помыслом колеб-леся, и на много час еще стояше, бе убо немецким ротам стояше утвердився тырчь/л. 278/ми со обою стран пути прихода их. Суровии же поляцы нападоша на немецкия роты, и пробишася межу рот немецких польския роты, яко сквозе пламень велик огнен прошед, и ту много падоша поляков добрых, и нападоша поляки на руския полки и побегоша вси руския вои. Яков же (В рукописи яко же) Пунтос и немецкия вои стояще на единем месте, ни мало отступив, ни с места преиде, но на едином месте стоя, ожидая, да возвратятця руския вои, они же побегоша и не возвратишася ни един от них. Потом же князь Дмитрей побеже иным путем. Потом же гетман утвердився сь Яковом Пунтосом, и отоиде Яков под Великий [125] Новгород, а гетман возвратився /л. 278 об./ и ста под Царевым ЗаймищемСедящии же в Цареве Займище изгибающе гладом (В рукописи градом) и жаждою и едяше коньския мяса. Князь (В рукописи нзь под титлом, но оставлено для буквы к место) же Дмитрей прибежа к Москве. В то же уже время совещашася злии на царя и великого князя Василья Ивановича и совлекоша его с престола царьскаго и возложиша на него ризы в чернеческия. Слышав (В рукописи лышав, но оставлено место для буквы) же то гетман и начальсти ти (Так в рукописи) глаголя: «повеленье королеве, да возьмут себе на Московское государьство королевича», прельщая и умоляя люди, хотя искусити и предати в попрание веру христову и люди божия, развра-тися, [я]ко же в писании глаголет, антихристова пришествия, тако же и сей окаянный Желковской, сатане угодник. Сам убо /л. 279/ преди целова святый и животворящий крест христов на том: единаго дать королевича и крестити его святым крещением в крестьянскую веру греческаго закона и отоити королю и гетману и всем польским и литовским людем из городов Московского государства и границам бысть по прежнему, яко же и при прежних царех. Сеи убо треклятый и помраченный бес, оболстив люди божия, они убо люди веры святыя христовы чающе истинне быти, не уразумеша того, яко ему злодею преступити крестное целованье, и обещашася ему и вручиша ему Москву. В то же время польски король к царю и великому князю Василью Ивановичю /л. 279 об./ послов своих прислал просити, да бы отпустил Сандамирского и Маринку дочь его и поляков, оставшихся в разстригино убиство, числам 3000, седящих в заточеньи в градех. Царь же повелевает, собрав их, и отпустити х королю с честью, и даша им дары довольныя. Они же вси обещашася царю, яко к тому не воеватися и короля увещавати, дабы не нарушил мирнаго поставленья и крестнаго целованья. И повеле царь проводити их с честию боярину своему князю Володимеру Долгорукому со многими воины. Услышав же той окаянный вор, яко отпущен Сандамирьской и с Маринкою, посла из Тушина много /л. 280/ вои своих и взяша Маринку идущу (В рукописи идушу) [126] по пути в Литву и глаголя ей: «яко азъ царь Дмитрей». И тако обладаша ею блудницею, яко женою. Она же окаянная блудница соблазнися, прияше его, яко и перваго вора Гришку разстригу, и тем соблазнишася мнози малоумнии.

О (Буква о большая, киноварная) другом приходе Стародубского вора (В рукописи слова приходе стародубского вора написаны киноварью: на полях добавлено киноварью и Тушинского) под Москву.

По (В слове по буква п написана киноварью) убиении же перваго вора Гришки Отрепьева, иже царем Дмитреем себя именова, и по взятии же на Туле вора Петрушки, иже царевичем себя именова, и по пришествии благоверного князя Михаила Васильевича Скопина Шуйского к Москве с немцы, тогда побеже Стародубской вор из Тушина (В рукописи из стушина) в Колугу, /л. 280 об./ не по мнозе же убо времени сия сотвормшася, како убо возмогу изглаголати таковую скорбь. Слыша убо окаянный Стародубской и Тушиньской вор преставление великого ратоборца благовернаго князя Михаила Васильевича Скопина Шуйского, бе бо изыдоша к нему с Москвы некии крестопреступники в Колугу к вору, и возвестиша ему, яко гетман Желковской наступиша на полки (Слова на полки написаны дважды) князя Дмитрея Шуйского и преодолеша, и прибежа князь Дмитрей к Москве, и о седящих в Цареве Займищи в осяде, яко твердо стрежаху их гетман, и паки воздвижеся ис Колуги вор, иже себя царем Дмитреем /л. 281/ именуя, и тое страны малоумных и безумных, пияньством одержимых людей прельсти, и тое же первописанную блудницу Мариньку на ложу к себе прият, и собрав воинство на богоизбраннаго и святым елеом помазанного царя и великого князя Василья Ивановича всеа Русии, иже бысть от корени святаго благовернаго и великого князя Олександра Ярославича Невского. К его же злочестивому совету приста король Литовской. И посла бесояросное воиньство свое и многая грады и веси разори и святыя великия лавры разруши и нетленна и пречеснейша по успении телеса святых от благочинне устроенных рак изверг и коне/л. 281 об./чному обратанию предал, и безчисленно православных мечю предани быша и крове [127] источницы пролияшася. Бе бо и не единым сим несытным кровопролителем великая державная Росия в погибель впаде, но и мнози воздвигошася врази, тмочисленное излияся лукавство, мнози от грабитель и несытных кровоядцев царьми именоваша себя и различьныя имена на ся возложиша. Ин наречеся Петр, ин Иван наречеся, ин Аигуст, ин Лаврентий, и Гурей, и от них тако же многия крови разлияшася и безсчисленно благородных мечем окончашася, их же всех превысокая божия десница победи /л. 282/ и мимо текущая их пребедная слава, аки дым разлился и яко прах разсыпася. Но еди-нако оскудеша мнози гради и веси и безчисленно избиеннии предобрии христов (Так в рукописи) воини.

В те же времена воста на православную христьянскую веру нечестивой литовской король Жигимант и велику ярость и злобу воздвиже. Преже убо многих от себя воинств посла, потом же и сам прииде во область Московского государства под град Смоленеск и многи грады и села разори и церкви и монастыри разруши (Слова и не единым сим... монастыри разруши имеются и в «плаче о пленении и разорении» (см. РИБ, т.XIII, стб. 228)). В то же убо время держа град Смоленеск вельможа боярин Михаило Борисович Шеин и добре храбрствоваше /л. 282 об./ и строяше град (Слова в тоже убо время... и строяше град отсутствуют в «плаче»). Живущии же людие во граде Смоленску благочестивии мученическими страданьми восхотеша лутче смерть восприяти нежели в луторскую веру уклонитися. И тако сконьчашася гладам и нужною смертию, и тако град нечестивому королю восхитившу. Кто не наполнитца слез и жалости о толиком падении. Много бо святых церквей и монастырей разорися и не откровенных лица и не посягших ко общение дел от беззаконных мнози растлешася и в плен восхищении. Егда же сему несытному крове/л. 283/желателю польскому и литовскому королю еще стоящу под градом Смоленском, тому же окаянному вору пришедшу ис Колуги и стоящу под царствующим градом Москвою с проклятою Литвою, бе убо у Литвы злояросно их воем начальник Сапега молодой. Мнози же с ним и от руских людей слабострастия и лихоимания ради и грабительства уклонишася, и тако же кровь крестьянскую, яко воду, проливаша. [128]

К нему же (В рукописи слово же повторено) воста на православную крестьянскую веру, домашнии врази, от синклита царска Михаило Салтыков да от рода купетцка Фетка Ондронников и инии с ними, их же множества ради и писати их прекратих. И ради мимошедшия (В рукописи момошедшия) суетныя сея славы, они ли/л. 283 об./шиша себе будущаго превечнаго живота и безконечнаго веселия и устроиша себя посланниками и злочестивому королю, аки от царствующаго всего Московского государства просити на великою Росию державствовати сына королева. И зол совет устроиша и епистолиями королевскими и своими злохищными глаголы царствующий град Москву прельстиша, обещавая королевича дати во крещение и царствовати на великую Росию. И злояроснаго и бесодерзоснаго гетмана Желковского с воиньством от короля подвигнута под Москву и крови крестиянския много излияли и под царствующий град Москву с ним приидоша. Последовател же сто/л. 284/пам (В рукописи стояпам) антихристовым, вор, иже себе царем Дмитреем именава, но лукавному совету треклятаго воиньства литовскаго, нача з другую страну под царьствующим градом многия места всеядным огнем истребляти и насилие великое парьствующему граду творити. Людие же живущим в велицей Росии не уразумеша враждебнаго королевского лукавства, восхотеша прияти королевича на Московское государство царьствовати, и простотою, несовершеньством ума, богоизбраннаго (В рукописи бого избранного, но буква и может быть прочитана, как о) царя с престола свергнули и от царства отлучили и во иноческий чин насилием облекли и х королю под Смоленеок отослали, и гетмана польскаго и литовского с воиньством его пустили внутрь царьствующего града Москвы. Преже/л. 284 об./реченный (В рукописи прежереченным) же вор отъиде от царьствующего града в Колугу, по лукавному совету гетмана Желковского. Егда же окаянный гетман хотя внити во царьствующий град, и тогда от вельможь князь Иван Микитичь Одоевской и мало избранных с ним от лутчих вои возглаголаша всем бояром и воем Московского государьства, глаголя: «вразумитеся, [129] о людие, яко лестью сею гетман идет, егда убо целова святый крест возвратитися было из Московского государства королю и тем (В рукописи мем) польским и литовским людем свою польскую и литовскую землю. Ныне же видит (В рукописи в слове видит после т выскоблена одна буква), яко лестью идет во царьствующий град и вручает его себе. Идем убо и мы вси единодушно и положим /л. 285/ телеса своя на стенах градных. Лутче есть нам ныне умрети за веру свою и за образ чюдотворныя иконы пречистыя богородицы и за святыя божии церкви и за святыя чюдотворныя мощи, нежели живым сущи злая возприяти». Сия убо глаголы возвестит а святейшему Ермогену патриярху. Он же убо, твердый адамант и непоколебимый столп, святейший патриарх Ермоген Московский и всеа Русии, слыша сия и возлюби совет их и глаголя (В рукописи глгля под титлом) со слезами: «воистинну, сынове света, изыде на градния сте[ны] и возбраниите им, да не внидут во царствующий град волцы и не восхитят о[в]ца христовы и постойте мало во утвержении крепости своей и узрите /л. 285 об./ милость божию совершенну. Аще ли же не послушаете совета нашего и внидут сии окаяньннии во град Москву, то злая восприимете». Мнозии же не послушаша совета их, но и глаголаша (В рукописи глглаш) на них вельможам, седящим со урядники королевскими. И оскорбиша их вельможи, мало не смертию едва избыша. Первое убо сие зло сотвориша, окаянный гетман вшед во царьствующий град и отъя у вельмож сильно и у лутчих и у начальных и у старейших градцких дворы их, и ста ту множество воиньство польское. Потом же вручиша себе грады Московски я и начата творити по воли своей и не повелеша /л. 286/ на патриархов (В рукописи на путь иярхов) двор никого же пускати и воем своим повеле твердо стрещи врат его, да никто же внидет к нему.

Не по мнозех же днех гетман утвердив Москву польскими вои сам же иде под Смоленеск х королю, взяв с собою и царя Василья и братию его, князя Дмитрея и князя Ивана. Град же царствующий повеле держати злояростным врагом, Олександру Гасевскому да крестопреступным врагом и гонителем [130] веру христову, Михаилу Глебову Салтыкову да Фетке Ондроникову. Твердый же адамант святейший патриярх Ермоген Московский седяше в заточении и тайно писаше писания на Резань и во многия грады христо/л. 286 об./именитым людем, яко вручи себе Москву король польскии прелестью и взя из царьствующаго града вся сокровища царьокая и извезоша в Полшу, а хочет Москву предати конечному разоренью. Злояроснии же те и немилостивии кровопролители умыслиша изгнати воиньство Московских вои из Москвы по градом, и не повеле остатися ни единому от воин, окроме совета их кровоядцев, и синклит цесарскии бе ту и многочисленно крестьяньскаго народа. Грех же ради наших чаша праведнаго гнева божия излия на нас не вся и не до конца, но милостивно наказуя и показа нам ярость праведнаго своего гнева, приводя нас /л. 287/ на путь спасеный. Они же начата творити окаяньнии, яко же восхотеша, и внезапу, яко татие украдоша, воздвигнушася внутрь царьствующаго града вся уготаванныя злояросныя воиньства их, и обнажиша мечи свои и пролияша крови, яко реки во святую четыредесятницу великого поста, седмицы же во вторник святыя великия и спасеныя страсти господа бога нашего Исуса Христа.

Гос. исторический музей, рукоп. отдел, Уваровское собр., № 593, лл. 226 об. — 287.

Комментарии

1. Сандомирский воевода Юрий Мнишек, отец Марины Мнишек, был начальником польского отряда, вступившего в русские пределы вместе с Лжедимитрием I (РИБ, т. I, стб. 365-366).

2. При осаде Новгорода Северского поляки шли с «приметом», т. е. с хворостом и соломой, чтобы поджечь деревянные стены крепости (там же, стб. 372-373).

3. После битвы под Новгородом Северским польский отряд во главе с Юрием Мнишек ушел в Польшу, не получив денег и отчаявшись в предприятии Лжедимитрия (там же, стб. 381-383).

4. По разрядным книгам, после смерти Бориса Годунова князья Федор Мстиславский, Василий и Дмитрий Шуйские были вызваны из-под Кром в Москву (С. Белокуров. Разрядные записи в Смутное время. — «Чтения ОИДР», 1907, кн. II, стр. 29).

5. Далее в «Ином сказании» помещены названные в грамоте записи Лжедимитрия (РИБ, т. XIII, стб. 88-95).

6. Лаино или лайно — кирпич, но здесь, повидимому, употребляется в смысле — собака, от слова лай. По Далю, лайка, лагашка — собака.

Текст воспроизведен по изданию: Новый источник по истории восстания Болотникова // Исторический архив, Том VI. М.-Л. 1951