АНГЛИЙСКОЕ ДОНЕСЕНИЕ О ВОССТАНИИ БОЛОТНИКОВА

АНГЛИЙСКОЕ ДОНЕСЕНИЕ О ВОССТАНИИ БОЛОТНИКОВА

Публикуемый ниже источник был найден профессором международного права Варшавского университета В. Н. Александренко и издан в подлиннике и в русском переводе в 1911 г. в XIV книге сборника «Старина и новизна», в составе (посмертной) публикации В. Н. Александренко «Материалы по Смутному времени на Руси XVII в.»

В 1941 г. русский перевод (исправленный) английского донесения был вновь издан в 13-м томе «Исторических записок», в приложении к моей статье «Английское известие 1607 г. о восстании Болотникова».

Важность английского донесения как источника для истории восстания Болотникова делает целесообразным издание его в качестве приложения в настоящей книге, предпослав тексту документа краткое введение, посвященное вопросу датировки и выяснения личности автора английского донесения.

___________________________________

Документ анонимный и не имеет даты. Однако время написания его устанавливается легко и достаточно точно на основании следующего места, которым заканчивается текст источника: «Болотников бежал с теми из своих людей, которые спаслись, в город по имени Калуга, в 100 милях или более от Москвы, где он укрепился и в течение трех месяцев выдерживал осаду, будучи поддерживаем плодороднейшей частью страны, лежащей между рек Доном и Днепром. Исход борьбы неопределенен». Итак, время написания документа относится к Калужскому периоду в истории восстания Болотникова. Указание на [545] трехмесячную осаду Калуги в сочетании с заявлением автора о том, что «исход борьбы неопределенен», позволяет датировать документ мартом или апрелем 1607 г. (Болотников отступил в Калугу в декабре 1606 г.). Что документ написан не позднее марта — апреля 1607 г., видно и из того, что в нем нет ни малейшего упоминания о «царевиче» Петре (Илейке Муромце), равно как и о Туле (В сентябре 1607 г. о «царевиче» Петре знали уже английские агенты не только в России, но и в Польше [см. донесение В. Брюсса от 5 сентября 1607 г.: «Сообщают за достоверное, что после Шуйского последним узурпатором Московским является какой-то Дмитрий Петрушка (Demetrius Petrillus), родственник последнему убитому Димитрию» («Старина и новизна», т. XIV, стр. 259)]).

Автор документа — не только современник, но и очевидец описываемых событий. Это с достаточной определенностью видно из следующего места. Говоря об осаде Москвы войсками Болотникова, автор, сообщив о том, что «большая половина» Москвы была осаждена, замечает: «...другая же часть города, — я не знаю, в силу какого ослепления, — была оставлена открытой, так что могла получать подкрепления войском и припасами, пока слишком поздно они не спохватились, чтобы замкнуть блокаду, но были дважды отброшены с большими потерями».

Менее ясным представляется вопрос о личности автора документа. Чтобы попытаться разрешить этот вопрос, необходимо сказать несколько слов о русско-английских отношениях того времени. Отношения эти характеризуются исключительной активностью со стороны Англии, стремившейся использовать благоприятный момент прежде всего для восстановления торговых привилегий англичан, полученных «Московской компанией» от Ивана IV и утраченных в царствование Федора Ивановича и Бориса Годунова. Несмотря, однако, на интенсивную дипломатическую деятельность, англичанам не удалось вплоть до смерти Бориса Годунова добиться полного успеха, и переговоры последнего английского посла к Годунову, Томаса Смита, хотя и закончились подтверждением права англичан «торговати повольною торговлею всякими товары беспошлинно», как при Елизавете (Грамота от марта 1605 г., сокращенный русский текст («Старина и новизна», т. XIV, стр. 227)), но вместе с тем содержали и отказ правительства Бориса Годунова от удовлетворения требования англичан на право транзитной торговли с Персией (Та же грамота, английский текст (указ. изд., стр. 223-224)).

Приход к власти Лжедимитрия I был использован английскими дипломатами в Москве, и в декабре 1605 г. Лжедимитрий I дает английским купцам новую «жалованную грамоту», полностью восстанавливающую все прежние привилегии англичан, данные [546] Иваном IV (Грамота от марта 1605 г., указ. изд., стр. 235-236), и разрешает англичанам торговлю с Персией (Там же, стр. 233). Главную роль в этих переговорах играл постоянный дипломатический агент Англии в Москве Джон Мерик. Принимая активное участие в дипломатических делах и до этого времени, Джон Мерик с 1605 г. и во все последующие годы иностранной интервенции становится главным дипломатическим агентом в России и руководит действиями английской дипломатии в Русском государстве. Однако если деятельность Джона Мерика достаточно хорошо известна за период до 1605 г. и еще лучше — начиная с 1613 г., то гораздо менее изучена деятельность Мерика за 1606 — 1612 гг., и исследователь истории русско-английских отношений XVI-XVII вв. И. И. Любименко признает, что, «к сожалению, многие пункты биографии Мерика остаются до сих пор невыясненными» (И. Любименко, Торговые сношения России с Англией при первых Романовых, ЖМНП, 1916 г., № 11, стр. 11).

Между тем для выяснения автора исследуемого источника (или круга лиц, из которого вышел источник) очень важно знать, где находился и что делал Джон Мерик в тот момент, описание которого содержится в английском документе. К сожалению, с полной определенностью разобраться в деятельности Мерика за этот период нам не удалось. И. И. Любименко не дает точных хронологических вех в деятельности Мерика за эти годы, ограничиваясь лишь общим замечанием о том, что «главной заслугой Мерика перед компанией были его неусыпные заботы о сохранении привилегии ее, подтвержденной, по его ходатайству, сначала Дмитрием, а потом царем Василием» (Там же). Правда, в примечании к цитированному месту И. И. Любименко приводит весьма важный текст из челобитной торговых людей Московского государства 1649 г., который содержит существенные данные о Мерике. Текст этот следующий: «А во прошлом во 115 году писал ко государю царю и великому князю Василью Ивановичю всеа Русии аглинской Якуб король с посланником своим с Иваном Ульяновым (Мериком. — И. С.) о поволной торговле подданных его, аглинских гостей и торговых людей. И по указу царя Василья Ивановича всеа Русии писано к Якубу королю, что он, государь, гостей его пожаловал поволною торговлею безпошлинно и свою государеву жалованную грамоту велел им дати» (Сборник Хилкова, изд. Археографической комиссии, 1879, № 82, стр. 244-245).

Таким образом, в 115 г. Мерик приезжал из Англии с грамотой от Иакова I, вел с правительством Василия Шуйского переговоры о торговле и добился получения новой привилегии для [547] «Московской компании». Но «115-й год» включает в себя промежуток времени с сентября 1606 г. по август 1607 г. и не может поэтому быть признан за точную дату. Не многим больше материала содержит и английская биография Джона Мерика. Отметив успешную деятельность Мерика при Лжедимитрии I, биограф Мерика указывает, что, когда в 1606 г. Василий Шуйский стал царем, «Мерик снова имел успех, добившись возобновления привилегии, дарованной ранее его соотечественникам. Политические волнения, — продолжает автор, — вынудили Мерика уехать на время из Москвы в Архангельск и Холмогоры, и затем, в 1606 г. (late in 1606), он возвратился в Англию с докладом о ходе дел. Скоро, однако, он снова действует в России в качестве «агента», но вновь посещает Лондон в 1611 г.» («The Dictionary of National Biography», XIII, p. 320) Таким образом, и здесь мы не находим точной хронологической канвы. Однако английская биография Мерика позволяет установить, что 1) Мерик был в Москве в момент перехода власти к Василию Шуйскому, 2) ездил в 1606 г. в Англию и 3) «скоро» вернулся обратно в Россию, оставаясь там до 1611 г. Менее ясно излагается в английской биографии Мерика вопрос о получении им новой привилегии для компаний. Автор, кажется, полагает, что привилегия была получена Мериком до его поездки в Англию. Между тем, приведенная выше челобитная 1649 г. (по-видимому, не известная английскому биографу Мерика) вполне определенно говорит о том, что «жалованная грамота» была получена Мериком после его приезда в Москву, уже в 115 г.

Весьма интересные данные о Мерике мы находим у Бантыш-Каменского, который (без указания источников) помещает в своем «Обзоре» следующую запись: «1607. Прислан из Англии в посланниках Иван Ульянов Мерик с поздравлением царя Василия Иоанновича Шуйского о избрании его на Российский престол и с прошением новой подтвердительной грамоты о свободной в России аглинским купцам торговле. Прошение сие исполнено и грамота дана новая» (H. Бантыш-Каменский, Обзор внешних сношений России, 1, М. 1894, стр. 100). Данные Бантыш-Каменского важны тем, что они, во-первых, с бесспорностью устанавливают, что переговоры о подтвердительной грамоте на торговлю англичанам велись уже после приезда Мерика с грамотой Иакова I Василию Шуйскому, т. е. после поездки Мерика в Англию; во-вторых, — датировкой этих переговоров 1607 годом.

Когда же выехал Мерик из России в Англию? Дополнительный материал по этому вопросу дает В. Н. Александренко в примечании к одному из опубликованных им документов (В. Н. Александренко использовал для своих примечаний материал, содержащийся в рукописи И. Г. Стриттера: «Verhandlungen zwischen Russland und England von den aeltesten bis auf die Unruhen unter den falschen Demetrien d. i. vom Jahre 1557-1607», aus Archiv Schriften gesammelt von Johan Gottlieb Stritter, I-er Band, Moscau 1784 (см. «Старина и новизна», т. XVII, стр. 63). Мне не удалось познакомиться с этой рукописью (по-видимому, она находится в фонде «Портфели Миллера» в ЦГАДА)). По [548] данным В. Н. Александренко, Мерик был «в 1606 г. отправлен В. И. Шуйским (с грам. 4 июня) в Англию, откуда прислан посланником с поздравлением Шуйского по поводу избрания его царем на росс, престол» (См. «Старина и новизна», т. XIV, стр. 295, примеч.). В. И. Александренко сообщает, таким образом, очень важный факт — дату грамоты Василия Шуйского, данной Мерику: 4 июня 1606 г.

Приведенными выше материалами исчерпывается то, что нам удалось собрать в литературе и источниках о деятельности Д. Мерика в 1606-1607 гг. (Более ранние авторы (Ф. Аделунг, Критико-литературное обозрение путешественников по России, М. 1864; И. Гамель, Англичане в России в XVI и XVII столетиях, Спб. 1865; В. Александренко, Участие Английского Тайного совета в дипломатических сношениях Англии с Россией. 1556-1649, ЖМНП, 1889 г., № 12; Ф. Мартенс, Россия и Англия в продолжение XVI и XVII вв., «Русская мысль», 1891 г., № 1-2) не дают никакого материала об этих годах. Отсутствуют данные о Мерике за названные годы и у С. Ф. Платонова в его книге «Москва и Запад в XVI-XVII вв.», Л. 1925. В. Кордт в своем обзоре иностранных путешествий по Восточной Европе излагает биографию Джона Мерика по статье в «Dictionary of National Biography» (В. Кордт, Чужоземни подорожни по східній Европі до 1700 р., Киев, 1926, стр. 52-53)) Взятые в их совокупности, они позволяют выдвинуть следующую схему: вскоре же после воцарения Василия Шуйского Мерик, получив 4 июня 1606 г. грамоту от царя, уезжает в Англию, после непродолжительного пребывания там к осени того же года возвращается в Москву с поздравительной грамотой Иакова I и ведет в течение зимы 1606/07 г. переговоры о торговле, закончившиеся получением новой подтвердительной грамоты Английской компании. Мы, таким образом, полагаем, что Джон Мерик осень 1606 г. и зиму 1607 г. провел в Москве и поэтому был очевидцем осады Москвы Болотниковым (Возникает вопрос: мог ли Мерик в течение одной навигации съездить в Англию и вернуться обратно? По данным И. И. Любименко, «английские купцы приезжали в Россию обыкновенно в мае или июне, причем к концу последнего месяца некоторые корабли уже погружались и отправлялись обратно, другие же оставались до осени в ожидании последних товаров» (указ. соч., ЖМНП, (1916 г., № 11, стр. 20). Таким образом, получив грамоту 4 июня 1606 г., Мерик в конце этого месяца мог уже выехать в Англию, имея тем самым достаточно времени для возвращения в Москву до осени 1606 г.). А это значит, что Мерик мог быть и автором нашего документа.

Однако из того факта, что Мерик весной 1607 г. (как мы полагаем) находился в Москве, отнюдь еще не вытекает сама по себе причастность его к составленному в это время донесению [549] в Англию о положении в Русском государстве. Конечно, наиболее верным способом проверки гипотезы об авторстве Мерика был бы палеографический анализ документа, сопоставление его с известными автографами Мерика. Но этот путь для нас закрыт. Остается поэтому попытаться извлечь некоторые данные путем текстологического анализа документа. Он написан лицом, несомненно, хорошо знавшим русский язык. Так, например, сообщая о том, что Василий Шуйский начал смещать и назначать в города новых воевод и начальников, автор употребляет слово «воевода» без перевода (Vaivodes and Comanders). Знание автором русского языка явствует и из правильной транскрипции русских имен и географических названий. Шуйский в документе так и называется Vassilie Evanowich, Болотников — Bolotincke, Пашков — Pasca, Молчанов — Mutcham. Особенно интересно то, что из восьми упоминаний имени Димитрия он в трех случаях назван Demetrius, а в пяти Demetrie. Столь же точен автор и в передаче русских географических названий: Путивль — Poteeme, Poteemoe, Волга — Volga, Калуга — Kolloog. Особенно интересна передача названия Путивль: автор транскрибирует не книжную форму Путивль, а разговорную — Путимль.

Эта языковая особенность нашего документа важна не только для установления знакомства его автора с русским языком. Язык нашего документа сближает его с документами, принадлежащими перу Мерика. В публикации В. Н. Александренко помещены два документа, писанные собственноручно Джоном Мериком. Это перевод грамоты Лжедимитрия I от 22 июня 1605 г., данной Т. Смиту, и письмо самого Мерика графу Солисбюри (См. «Старина и новизна», т. XIV, стр. 227-229 и стр. 230-232; в дату последнего документа — 11 января 1605 г. — несомненно вкралась опечатка: надо 11 января 1606 г.). Языковые особенности названных документов обратили на себя внимание В. Н. Александренко, который подчеркнул важность их «для ближайшего изучения языка Мериковых бумаг» (Там же, стр. 227, примеч.). Характерную особенность языка Мерика В. Н. Александренко видит в том, что «он передает русские имена, приспособляясь к тому, как их произносили по-русски» (Там же, стр. 230, примеч.). «Так, «Димитрий» он переводит не Demetrius (как Россель и др.)» а Dmeetree, приноравливаясь к произношению имени русскими» (Там же, стр. 227, примеч.). Действительно, извлекая из писем Мерика термины, допускающие сравнение с терминами анонимного документа, мы находим следующие формы: Demetree Evanowch, Dmetree Evanowch, Demeetre Euanowch, Evan Bassiliwch, Ewan Vassiliwch, т. e. весьма близкие к формам нашего документа. В отношении географических названий материал для [550] сравнения отсутствует. Правда, и в документах Мерика и в анонимной записке «Москва» и «Россия» передаются одинаково — Mosko (Musko), Russia, но это обычная транскрипция этих названий у иностранцев. Показательнее точная передача Мериком названий русских городов и местностей: Vologda, Vladeemer, Seebeery, что отмечено нами выше и при анализе языка анонимной записки. Таким образом, наблюдения над языком нашего документа не ослабляют, а подкрепляют гипотезу о возможном авторстве Мерика.

Разбор записки со стороны содержания позволяет собрать дополнительный материал в пользу сделанного предположения. Автор документа рисуется человеком, не только хорошо разбирающимся в обстановке и событиях, но и имеющим весьма точную информацию о всем происходящем и даже знакомым с официальными документами того времени. Так, говоря, что «нынешний государь Василий Иванович» достиг «государства» (Empire) «по праву наследования» и «по избранию его боярством, дворянством и общинами Москвы» (by the Election of the Nobillitie, Gentrie and Comons of Mosco), он довольно точно передает официальную версию о воцарении Василия Шуйского, изложенную в его крестоцеловальной записи: «. . .за молением всего освященного Собора и по челобитью и прошению всего православного християнства учинилися есмя на отчине прародителей наших, на Российском государстве» (СГГиД, II, № 141). Об осведомленности автора записки свидетельствует богатство содержащихся в ней сведений и их в общем большая точность.

Мы, таким образом, считаем наиболее вероятным автором записки о состоянии Русского государства после смерти Лжедмитрия I Джона Мерика как лицо, наиболее знакомое с положением дел в России и находившееся ближе всего к правительственным кругам Москвы (В пользу авторства Мерика можно, кажется, привести еще один аргумент. В тексте документа Лжедмитрий I все время называется «Димитрий» и «бывший государь», без какого бы то ни было намека на его самозванство. Но именно Мерик в письме к лорду Солисбюри от 11 января 1606 г. называет Лжедмитрия I «благородным князем Димитрием Ивановичем, несомненным сыном (the indubitable sonne) престарелого государя Ивана Васильевича» («Сталина и новизна», т. XIV, стр. 230-232)). Но независимо от решения вопроса о том, кто является автором анонимной записки, значение ее заключается прежде всего в том, что перед нами источник, во-первых, современный восстанию Болотникова, во-вторых, написанный очевидцем этого движения, в-третьих, составленный с вполне определенной целью — информировать английское правительство о событиях в России. Последнее обстоятельство выделяет его из числа других иностранных источников о Болотникове, [551] представляющих собой мемуары, написанные — даже в тех случаях, когда авторы их были в России в момент восстания Болотникова, — уже после разгрома восстания, будучи, таким образом, отделенными от изображаемых в них: событий более или менее значительным промежутком времени («Записки» Исаака Массы написаны после его возвращения в Нидерланды, в 1609 г., «Хроника» К. Буссова — в 1612-1613 гг.). Практическая цель составления английской записки, естественно, заставляла автора стремиться к точности и главное внимание уделить изложению фактического хода событий, а не их оценке (как это имеет место в большинстве других сочинений современников о восстании). Автор лишь однажды оставляет позиции информатора, чтобы выразить свое отношение к ошибке, допущенной Болотниковым при осаде Москвы, делая приведенное выше замечание о непонятной слепоте осаждавших, допустивших возможность связи осажденной Москвы с внешним миром.

Отмеченными особенностями документа (современность событиям, непосредственное наблюдение их и информационный характер записки) обусловливается то, что при небольшом объеме он содержит большое количество очень ценных сведений о восстании. [552]

СОСТОЯНИЕ РУССКОГО ГОСУДАРСТВА ПО СМЕРТИ ПОСЛЕДНЕГО ПРЕТЕНДЕНТА ДИМИТРИЯ

Нынешний государь Василий Иванович, достигнув власти по праву наследования и соответственно утвержденный по избранию его боярством, дворянством и общинами Москвы, вскоре после смерти Димитрия и торжества своей коронации начал смещать и назначать воевод и начальников во всех областях и городах своих владений и в числе других послал воеводу в важный город, называемый Путивль, и отправил немедленно вслед за ним дворянина привести к присяге население этого города на верность ему. Этот дворянин, встретившись с одним особенным фаворитом прежнего государя по имени Молчанов (который, бежав туда, отклонил многих дворян и солдат тех мест от признания нынешнего государя), был соблазнен им таким образом и перешел на их сторону в знак протеста против того великого угнетения, которое терпели от Москвы окраины и отдаленные места России, что выразилось прежде всего в убийстве их царевича, а затем в избрании нового царя без уведомления их о причинах низложения первого и без запроса о их согласии на избрание последнего. Вследствие этого они воспользовались случаем, чтобы отказаться от верноподданнической присяги, и решили потребовать у Московских (властей) отчета о прежних деяниях. И они поступили так еще более потому, что Димитрий за особые услуги освободил эту область от всех налогов и податей в течение 10 лет, что было целиком потеряно с его смертью. Новый воевода, противодействовавший этому заговору, был убит, а для получения лучшей поддержки своих начинаний они пустили слух, что Димитрий еще жив и просил их восстановить его на царство. Этот слух среди недовольного и мятежного люда имел такой поразительный успех, что большинство городов в этой части страны отказались от своей присяги нынешнему государю и принесли новую присягу предполагаемому в живых Димитрию, что заставило (нынешнего) государя собрать силы и выставить войско. Узнав об этом, мятежники привлекли на свою сторону всех недовольных в этой части страны, и в скором времени их силы возросли настолько, что они выступили в поход в количестве 60.000 человек и явились под Москвой на расстоянии трех английских миль. Наличность такой армии, вместе со слухами, что Димитрий жив, привели население страны в такое смятение, что оно недоумевало, что ему делать, ожидая разграбления и разрушения Москвы, большая половина которой была осаждена, другая же часть города, — я не знаю, в силу какого ослепления, — была оставлена открытой, так что могла получать подкрепление войском и припасами, пока [554] слишком поздно они не спохватились, чтобы замкнуть блокаду, но были дважды отброшены с большими потерями. Несмотря на это, они продолжали осаду и писали письма к рабам в город, чтобы те взялись за оружие против своих господ и завладели их имениями и добром. Страх перед этими людьми был почти так же велик, как перед врагом извне, и даже больше, ввиду того, что простой народ, недавно развращенный разбоями и грабежом поляков, был очень непостоянен и готов к мятежу при всяком слухе, надеясь вместе с мятежниками участвовать в разграблении города. Бояре же и лучшие горожане были в не меньшем беспокойстве, чем остальные, под влиянием рассказов, слышанных от захваченных в плен мятежников. Ввиду этого одного из них посадили на кол, а он, умирая, постоянно твердил, что прежний государь Димитрий жив и находится в Путивле. Наконец, мятежники написали в город письма, требуя но имени разных бояр и лучших горожан, чтобы их выдали, как главных виновников в убийстве прежнего государя. Эти бояре и лучшие горожане, видя, в каком крайнем положении они находились, употребили все свое влияние и средства, чтобы поддержать и помочь государю, и убедили его, что не было другого средства освободить себя от этой опасности, как дать сражение, о чем и было принято решение. К этому времени разгорелись разногласия между двумя главными начальниками лагеря мятежников, одним из которых был старый разбойник с Волги по имени Болотников, а другого звали Пашков; разногласия эти так разрослись, что этот Пашков оставил свою партию и перешел и подчинился государю с 500 своих сторонников. От него государь узнал о положении в лагере мятежников и что слух о том, что Димитрий жив, — был ложной выдумкой. Враг находился в смятении от ухода одного из своих главных вождей и от внутренних раздоров; государь выступил против них и в конце концов обратил их в бегство. Болотников бежал с теми из своих людей, которые спаслись, а город по имени Калуга в 100 милях или более от Москвы, где он укрепился и в течение трех месяцев выдерживал осаду, будучи поддерживаем плодороднейшей частью страны, лежащей между рек — Доном и Днепром.

Исход борьбы неопределенен.

Текст воспроизведен по изданию: Восстание Болотникова 1606-1607. М. Государственное издательство политической литературы. 1951