ПАМЯТНИКИ ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ СНОШЕНИЙ ДРЕВНЕЙ РОССИИ С ДЕРЖАВАМИ ИНОСТРАННЫМИ,

изданные по Высочайшему повелению II-м Отделением Собственной Его Императорскою Величества Канцелярии. Том I. Санктпетербург. 1851.

Мы извещали уже о появлении в свет этого нового и в высшей степени замечательного издания, предпринятого нашим просвещенным правительством на пользу отечественной истории. Среди других превосходных изданий, совершаемых разными коммиссиями, «Памятники дипломатических сношений древней России» займут в нашей литературе одно из самых почетных мест — и по важности своего содержания и по громадности своего объема. Сюда должны войдти все так-называемые посольские дела и книги от самого начала дипломатических сношений древней России до Петра-Великого. Эти документы в настоящее время хранятся в Московском Главном Архиве Министерства Иностранных Дел; только немногие выписки из посольских книг и статейные списки (отчеты русских послов, посланников и гонцов) принадлежат некоторым частным библиотекам. По всему вероятию, памятники этого рода, встречаемые в частных библиотеках, представляют те древние копии с бумаг оффициальных, которые переписывались для «ближних людей» государя, послов, посланников и гонцов и которые сохранялись в их семьях. Количество старинных дипломатических памятников, дошедших до нас, громадно. Предприятие издать их в свет — прекрасно, и за него должен быть благодарен всякий образованный Русский. [22]

В первом томе «Памятников» напечатаны книги дипломатических сношений России с Римскою Империею от 1488 с. по 1594 год. В начале находим предисловие, в котором предлагаются сведения о Посольском Приказе, его устройстве, предмете ведомства, о правилах приема и отпуска послов и посланников.

В тексте «Памятников» сообщены многие чрезвычайно-важные и любопытные данные. Значение этого падания не ограничивается только пределами русской истории: в нем заключается богатый материал и для истории других европейских и азиатских государств. В посольских сношениях России с разными державами сказывались их взаимные выгоды и нужды; в съездах и переговорах представителей различных государств раскрывались их политические начала и стремления; сверх-того, нашим послам, посланникам и гонцам поставлялось в непременную обязанность разведывать за границею о всех замечательных происшествиях в иностранных государствах и собирать все политические слухи, какие ходили в то время. Исполняя требования, подробно-выраженные в царских наказах, послы наши, посланники и гонцы представляли довольно-полные списки о событиях иноземных.

Дипломатические сношения России с Римской Империей открылись при великом князе Иоанне Васильевиче III. В 1488 году прибыл к московскому двору Николай Поппель, посол Фридриха III. Поппель, по собственным словам его, был в России еще за два года пред тем: «коли яз ехал от великого государя и великого князя пред двема годы и приехал до царя (цесаря) римского в Норберг, и пытал мене царь римский и оные княжата много о твоей милости... и явне пред всеми поведал я, како твоя милость (Иоанн III) есть великий князь и великий государь, а боле землю имаешь, неж краль польский, и твоя милость богатейший, неж краль польский от земль и от скарбов, и како есть твоя милость велеможный и борзомудрый государь, иж царь римский и иные княжата немецкая дивилися о таковой вельможности и о величестве земли твоей, что они первее того не ведали и не слышали от жадного (ни от одного) человека так много, яко от мене разумели». Император Фридрих III предлагал Иоанну Васильевичу чрез своего посла королевский титул и изъявил желание войдти с ним в родственные связи. Мы слышали, говорил Поппель, что великий князь посылает к папе послов, «жадаючи и просячи от него, абы его пяпеж уделал кралем на его земле. Въсказуем твоей милости, в том папеж мочи не имеет: папеж мочь имает в духовенстве, а в светском крали и княжата и рицери уделати мочь имает царь римский. Про то, если твоей милости то любо, иж бы кралем [23] быти на твоей земле и твоим детем, я буду верным служебником твоей милости у царя римского». Любопытен ответ, данный на это предложение Иоанном III: «Мы Божиею милостию государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей; а поставление имеем от Бога... а поставления, как есмя наперед сего не хотели ни от кого, так и ныне не хотим».

Другая цель посольства состояла в сватовстве дочери Иоанна III за Альбрехта, сына сестры Максимилиана I. «Если твоей милости любо дати свою девк? за того маркрабия (маркграфа)» говорил великому князю Поппель: «и ты вели нам синю девку показати». На это бояре отвечали: «у нас того обычая в земле нет, чтобы нам переж дела являти свои дочери».

Вслед за отпуском Поппеля, великий князь отправил к цесарю своего посла, Юрия Траханиота, Грека. Юрий должен был объявить, что великий князь с цесарем в любви к приятельстве быть хочет, но отдать свою дочь за маркграфа ему непригоже: «ведомо, что государь наш (Иоанн III) — великий государь уроженный изначала, ино такому великому государю как давати своя дочи за того маркрабия?» В наказе Юрию читаем: «а учнут (при дворе императора) с Юрием гопорити о цесареве сыне Максимиане (Максимилиане), чтобы великому князю дати за него своя дочи, и Юрию того не отговаривати, а молвити так: похочет цесарь то дело делати с нашим государем, и он бы послал к нему своего человека. А государь наш того ищет, чтобы ему дати своя дочи по пригожу за кого, и цесарь и сын его Максимиан государево великие; и аз надеюся, что государь наш с цесарем то дело хочет делати». Кроме того, Юрий Траханиот должен был вызвать на имя великого князя рудников, мастера хитрого, который бы умел к городам приступать и из пушек стрелять, каменщика хитрого и серебренника. Подобные вызовы часто повторялись и после. — Так началась постоянная пересылка между цесарем римским и великим князем московским.

Вероятно, вследствие переговоров с Юрием Траханиотом явилось, в 1492 году, в Москву посольство от Максимилиана, который прислал сватать за себя дочь Иоанна III. Посол Максимилиана, Юрий Делатор, заключил с великим князем договор, что быть ему с Максимилианом на всех недругов за одно: почнет Максимилиан доставать Венгерское Королевство, а король польский или его дети станут оспоривать у него это государство — тогда великий князь должен помогать Максимилиану вправду, без хитрости; а учнет великий князь добывать своего отчьства Княжества Киевского, которое держит за собою король Польский, тогда Максимилиан обязан помогать [24] великому князю против его недруга, польского короля, и его детей вправду, без хитрости. Что касается сватовства, то посол просил показать ему княжну и дать сведение о приданом. Видеть княжну не позволили, по старинному обычаю; о приданом отвечали: «того есмя не слыхали, чтобы межи великие государи ряда (договор) была о приданом». С своей стороны, Иоанн III требовал от жениха «утверженной» грамматы, что княжне будет дозволено свободно исповедывать греческую веру и иметь при себе церковь и священников греческого закона. Впрочем, Максимилиан, еще неполучив ответа от русского двора, стал свататься за дочь «Бертанской княгини», и начатые им переговоры с великим князем должны были приостановиться. Тогда умер венгерский король, и претендентами на его королевство явились король чешский и Максимилиан. Последний писал к Иоанну III, чтобы он дела о сватовстве на сердце не держал, и помогал бы ему в споре за Венгрию по прежнему договору. Ответ был несовсем-благоприятный: «коли ты Максимилиан), повставя иные свои дела, да пристанешь к тому своему делу, накрепко учнешь свое дело делати, и государь наш тебе помогает». Максимилиан принужден был дополна помириться с королем чешским и уступить ему Венгрию, тем более, что его ожидала неприятность с другой стороны. «А сказывают» доносил великому князю Юрий Траханиот, «что ныне валчится (воюет) Максимьян с фрянцовским королем, что, сказывают, фрянцовский король обрученицу максимьянову взял за себя, да и землю Бертанскую всю держит за собою... а с дочерью максимьяновою, сказывают, (французской король) венчал же ся, а держит ее в своей земле, в ином городе, а прислал к Максимьяну посла своего, где велит дочерь свою отослати».

При Василии Иоанновиче дипломатические сношения нашего двора с Империей принимают более-определительный характер; предметом их делаются самые существенные вопросы политической жизни обоих государств. В 1517 году прибыли в Россию послы императора Максимилиана I — известный в нашей исторической литературе Герберштейн и фон-Турн. Послы явились предложить, от лица императора, свое посредничество в спорах России с Польшею и преклонить эти враждующие государства к миру. Цель римского императора состояла в том, чтоб замирить христианские державы Европы, соединить их во имя веры вместе и направить их силы на одно общее и великое дело: на ослабление могущества турецкого султана, этого грозного и опасного соседа Римской Империи. В грамматах и посольских речах эта мысль выражалась так: «быть христианским государям в единачестве, чтобы рука бесерменская вперед не ширилася, а христианских бы государей над бесерменством рука высилась и государства бы христианские ширилися». [25] Beликий князь Василии Иоанновичи изъявил свое желание заключить с Польшею мир, но отправить своих послов для переговоров с послами польскими на границу — отказал: «похочет с нами наш недруг Жигимонт король миру, и он бы прислал к нам своих послов, как наперед того присылал... Пригоже ли так король (польский) чинит, посылает к Максимилиану о том, чтобы государь наш послал где на границу своих послов, а послов своих слати ко государю (Василию) не хочет, вставливает новины, а старины не памятует». Великий князь согласился только дать свою опасную граммату, «что Королевым послам приехати в Россию и отъехати безо всякие зацепки, а сила над ними ни которая не будет». По этой граммате в 1518 году прибыли в Москву польские послы; но их нескоро допустили видеть государевы очи. Причиною было впадение Литовцев в наши украйные земли. Послы принуждены были просить, чтоб их не задерживали и не стерегли, «как зверей в пустынях». Аудиенция, однако, назначена была не прежде, как после вести об отражении неприятеля. Начались переговоры. Московские бояре требовали возвращения Киева, Полоцка, Витебска и иных городов, отчин русского государя, которые неправдою держит за собою король польский; кроме — того, они требовали уступки тех городов и волостей, какими великий князь Александр наделил свою супругу Елену, и казни тех панов, от которых чинилась нечесть великой княгине Елене. Польские послы, с своей стороны, требовали от московского двора уступки половины Новгорода, Пскова, Твери, Вязьмы, Дорогобужа, Путивля и всей Северы. Требования были велики; уступать никто не хотел. Трудно было согласить столь-несогласные стороны, и Герберштейн принужден был признаться нашим боярам: «делал бы, да не умею; вы говорите высоко, а жигимонтовы королевьи послы также высоко, а середнего пути не знаю». Потому Герберштейн просил, чтоб московские бояре в польские послы вели переговоры, заседая в отдельных домах, «того деля, только они вместе будут, и стану язь говорити на государя вашего сторону, ино бояре государя вашего возвысятся речью и делом; и стану говорит на королеву сторону, ино послы королевы возвысятся речью и делом». Герберштейн уговаривал московский двор уступить Польше Смоленск, чтоб эта уступка послужила сближением между договаривающимися сторонами, и приводил в пример великодушие римского императора, который, нежели я видеть кровопролития, уступил Венецианам Верону. Бояре отвечали: «мы того в обычае не имеем и не имети хотим, чтоб нам своа отчина отдавати» и в уступке Смоленска решительно отказали. Таким-образом переговоры не подвинули вперед дела о мире. Герберштейн отъехал к императору. Вслед за ним, великий князь отправил к Максимилиану послом дьяка [26] Племянникова с объяснением, что мир не состоялся не от нас, а от Поляков.

Максимилиан I отправил к московскому двору новое посольство, которое должно было настаивать на заключение перемирия, если мир невозможен. После долгих споров, великий князь, для брата своего Максимилиана, а не для короля польского, согласился отложить оружие на один год с тем, чтоб впродолжение этого времени вести переговоры о вечном замиреньи.

В 1576 году дошла весть к царю Иоанну IV о том, что император Максимилиан II послал к нему своих послов Ганса Кобенцеля и Даниеля принца фон-Бухау, что литовские люди не хотели-было их пропускать чрез свою землю, «да «бонси цесаря пустили, а слово де о них в Литве то: идут «де те послы от цесаря к московскому государю на совет, чтоб де им за один промыслить, а литовская земля меж себя разделить». Царь велел расспросить послов на пути, кто они и зачем прибыли. Причина таких предварительных расспросов объяснена так: «будет вы, послове, тому удивляетеся, что государь царь на дороге выспросити вас велел, и вы тому не удивляйтеся: всякое дело живет по случаю... для того, что от государя вашего приезжали ко государю нашему царю торговые люди, а сказывалися посланники и гонцы, и государь наш учинил им почесть, как пригоже посланником и гонцом, а рассмотрят их — а они гости, торговые люди». Наконец, после разных замедлении, послы увидели царя и в речах своих говорили пред ним: «его милость цесарская всегды ся о том печалует, чтоб всему хрестьянству, которое на своих плечах носит, на многие лета в покое было... в чом от вашей пресветлости начается верные братцкие помочи». Цель посольства состояла в том, чтоб испросить царскую помощь сыну цесаря, Эрнесту, который домогался польской короны, и настоять на прекращение ливонской войны. «Просим [говорили послы) помочи, чтоб его милость арцыкняже Эрнест до Королевства Польского пришел... а будет не мочно словом, иноб и силою. А ливонских бы оси отставил, для того, что ливонские люди его милости цесаря римского и святой земле немецкой, но всяк час их над собою имеют». Вмешательство императора в ливонские дела замечается еще при Иоанне III. Взамен требований, высказанных цесаревыми послами, они обещала Иоанну IV соединить силы Германии, Испании, Польши и Венгрии на турецкого султана и его «неверных людей» (Турок) прогнать в Азию, «чтоб все цесарство греческое на всход солнца пришло русскому и царю», безбожная мухаммедова вера была бы искоренена, а христианская возвысилась. Русский царь потребовал ближайших [27] выгод; вместо сомнительных надежд на Грецию, московская политика имела в виду вопрос более-важный, заданный самою историею — вопрос о старинных русских областях, присвоенных Литвою. Паны польские и литовские (приказывал царь говорить послам) присылали к нам присяжного дьяка Михаила Гарабурду и приглашали нас или нашего сына к себе на государство; «и мы к ним припадали, что мы у них государем быти хотим и сына своего на государство дати хотим; к а будет за которым случаем быть у них нам государем невместно, и ониб никого иного себе за государя не обирали, кроме сына цесарева Эрнеста; а нам то будет любо таковож, что будет на коруне польской и Великом Княжестве Литовском, сын наш царевич Федор. А буде похотят литовские люди опроче коруны польские на Великое Княжество Литовское нашего над собою государства, и мы и на одно Великое Княжество Литовское быти у них хотим. А ныне наше хотенье то, чтоб брата нашего дражайшего сын Эрнест был на коруне польской, а Литовское бы Великое Княжество и с Киевом и что к нему городы были к нашему государству к Московскому; а не похотят нас и брата нашего цссарева сыны Эрнеста, и нам с братом своим с Максимилианом цесарем над коруною польскою и над Великим Княжеством Литовским обще промышляти и в неволю приводити». Послы возражали, что такому отделению Литвы статься нельзя, потому-что у Польского Королевства с Великим Княжеством Литовским «крепкое утвержденье, никому ни от кого не отстати»; однако уступку Киева и прилежащих местечек допускали. Несмотря на то, царь послал в Литву граммату, именно с таким содержанием, на которое настаивал в переговорах с цесаревыми послами. Обширные виды Иоанна Грозного, ярко обозначались в той страстной и живой речи, какую наказывал он панам польским и литовским, чрез гонца Зенковича Вороная (Чт. Общ. Ист. и Др. № 9, год 3). Обещания, высказанные Иоанном в речи, были еще с большею подробностью изложены в граммате: «а арцыбискупов и бискупов чтити учнем по их закону и обычаю; також у вас панов рад и всего рыцерства и всее земли Литовские справ и повольностей по всяких ваших повеленьях переставливати и убавляти ни в чем не хотим... а иноко слово наше не будет, и крестным целованьем по договору затвердим». О Ливонской Земле цееаревым послам был дан такой ответ: «а Ливонская Земля изначала наша вотчина, и брат бы наш дражайший (цесарь) в Ливонскую Землю не вступался, и с нами, которое дело большое починается, что всему хрестьянству к прибытку и к обороне не рушил». Такой ответ был не раз повторяем и после. Потом Иоанн IV отправлял к цесарю своих послов договориться о том, чтоб, в случае неуспеха на выборах, промышлять государства Польское и Литовское войною [28] и наклонить их под свою руку. Впродолжение этих переговоров, был избран королем польским и великим князем литовским Стефан Баторий, воевода седмиградский, а вместе с тем рушились и виды императора и цари. Дальнейшие сношении между ними не представляют ничего твердого, определенного.

Но когда, в 1580 году, король польский, поруша перемирье, наступил на русские земли и учинил многое кроворазлитье, тогда Иоанн IV наскоро отправил к императору и папе гонца, Истом? Шевригина, с грамматами. В граммате своей к Рудольфу II Иоанн-Грозный писал, что Стефан Баторий, «посаженник салтана турского», стоит на Русь, «и ты бы, брат наш, наше с собою докончанье и братцкую любовь утвердил, и с нами стоял против недругов за один... и к Стефану б «еси королю о его о таком безмерстве и о розлитии крови хрестьянские и о складке с салтаном с турским отписал, чтоб Стефан король таких дел впредь не делал... и ты б брат наш, приговоря с папою римским и со всеми государи хрестьянскими всее Речи Немецкие, о тех о всех делех слал к нам своих послов докончати и укрепити». Кроме-того, царь просил, о свободном пропуске из немецких земель в Россию кораблей с медью, оловом, свинцом и всяким оружием. Просьба эта повторялась несколько раз и после, но без успеха.

Известно, какое участие принимал потом папский посол Антония Поссевин в деле о замирении России с Польшею. Его стараниями мир действительно был заключен. Вместе с Поссевином Иоанн IV посылал к римскому императору и пане посланника Якова Молвлянинова для дальнейших переговоров о союзе на турецкого султана; к этому союзу было предполагаемо пригласить папу, испанского короля и других христианских государей. Любопытны следующие места в статейном списке Молвлянинова: «и как Яков к цесарю к руке пришел, и он подав Якову руку, и приподылся и за руку Якова подержал, и в руку себя целовати подал... А про то, что в руку целовати себя цесарь не дал, Яков говорит... и Даниель (принц фон-Бухау) Якову говорил, что они, государи, тем уничижаются». Перед самою аудиенцией у папы Поссевин сказал посланнику: «о вечерне быти тебе у папы, и будет тебе кланятися и в ногу его целовати по здешнему обычаю — и тебе у папы быти, а будет тебе папы в ногу не целовати, и тебе идти назад, а папу в ногу целуют цесари и короли, не токмо их послы и посланники». Далее Молвлянинов говорит, что во время его представления велели ему идти и целовать папу в правую ногу, «а на ноге у папы на правой нашито накрест кружевцо золотное за крыжа место, [29] и Яков пришед к Папе, поклонился близко ноги, а в ногу не целовал». Папа (Григорий VIII) отвечал русском у царю грамматою, в которой говорится о соединении церквей и о поднятии оружия на турецкого султана, «чтобы ту бешеную собаку отогнать силою».

В 1585 году царь Феодор Иоанович посылал к цесарову двору посланника Луку Новосильцова, объвестисть свое воцарение. Статейный список Новосильцова представляет много интересного; сюда вошли многие современные слухи и мнения о положении соседних с Россиею государств. Позволяем себе сделать следующую любопытную выписку: «И на другой день наехал на меня (говорить Новосильцов) на дороге арцыбискуп Станислав Карнковский... и он меня звал к себе на перепутье до места Скверневиц... и пристав мне говорил, чтоб яз к нему заехал, а его тем не розгневил, потому что а тот арцыбискуп у нас в Польши, другой король; и яз к нему поехал... И на пиру мне арцибискуп тихонько говорил: король наш Стефан с вашим государем мирится не хотел... и мы и послы со всех уездов королю отказали, что из земель своих поборов не дадим, чем рать наймовать, а похошь будет со государем с московским воеватися итти, наймуй ратных людей своим скарбом; и уговорили короля миритися на два года. И о том королю говорили, чтоб полоненников отпустил потомуж, как и государь московский отпустил вязней; а полоненники многие на панских имянех, и папы для своей корысти короля не слушают... А король наш нам непрочен, а вперед чаем быти с вами в единавчестве под государя вашею рукою, потому что государь побожный, хрестьянский. Да арцыбискуп мнеж говорил: сказывали нам вязьни наши, есть на Москве шурин государской Борис Федорович Годунов, правитель земли и милостивец великой... а преж сего быль у прежнего государя Алексей Адашев, и он Государство Московское таковож правил, а ныне на Москве Бог вам дал такого ж человека просужего. И яз ему говорил: Алексей был разумен, а тот не Алексеева верста... се государю нашему шурин, а государыне нашей родной брат, а разумом его Бог исполнил всем, и о земле великой печальник... Да дворнин цесарский Андрей Фрабер говорил мне, что король Стефан помирился с вашим государем на два года, а с цесарем на три годы, и как перемирные лета выдут, и наш государь Руделф цесарь станет за один с вашим государем против Стефана короля, чтоб им короля с королевства сгонить и поделити бы им промеж себя то государство». Другой цесарев большой человек Адам Титерштейн говорил Новосильцову тайно: «Стефан король не прироженный, а сидит на чюжом [30] государстве, а нечто выйдут перемирные лета, и государем нашим меж собою согласиться, чтоб над Польскою Землею и над Литовскою им, государем, промыслить, чтобы та земля за ними была за прироженными государи». Так стара мысль о разделении Польского Королевства!

В 1587 году был прислал в Москву от цесарева брата, эрцгерцога австрийского Максимилиана, посланник Генрих Гойгель, который говорил в речи: «В Польше надобно короля богобоязливого! Известно, какие беды были от Стефана, который посажен на королевство «кровопивцею, собакою турским» (султаном). А ныне просят польские и литовские паны к себе на государство Максимилиана; и вашему величеству (Феодору Иоанновичу) тому делу помогать и с послами о том польским и литовским панам радам наказывать». По этому поводу началась тайная пересылка между Феодором Иоанновичем и Максимилианом; московский двор при этом заботился также и о начале предположенных переговоров с Империею, Испаниею и Персиею для соединения общих сил против Турок. Но «литовские и польские паны, оторвався ото всее земли, канцлер Ян Зимойский с товарыщи по присылке бесерменского государя турского салтана, прельстясь на свейскос золото, посадили на Королевство Польское в Кракове свейского королевича... А послы польские, которые приехали по Максимилиана, и они ему почали думать, чтоб он никаких людей немецких, ни иноземцев наемных в Польшу не имал, а говорили: как приедешь в Польшу с великими людьми немецкими, и наша братья Поляки намаяться станут от тебя того, что ты наши повольности и права велишь порушать, и тем от себя Поляков отгонишь и к канцлеру они пристанут; а Немцам с Поляки не ужити... В Польше есть много убогих шляхтиачев, и только ты захочешь и велишь им служить с пенезей, и ты в Польше таких добудешь тьму и нужю они великую подымут и Немец дешевле ся наймут». Максимилиан распустил немецкое войско и только с 4,000 человеками двинулся в Польшу, думая там нанять ратных людей. «И паны польские, взяв гроши, долго ему манили, а которому было пану привести наемных людей 3,000, и тот едва с тремя сты приехал, а иные ни с грошами, ни с людьми не бывали. А папы польские, которые были с Максимилианом, те все меж себя бранились; всегды всякой в них хотел быти большим и слушати никто никого не хотел, а не знали они ничего, опричь питья и…». Слова эти прекрасно рисуют пред нами тогдашнее политическое состояние Польши. Многие польские паны стали изменять Максимилиану, и тот принужден был двинуться в обратный путь, к рубежу. Но канцлер обступил его и, взяв в плен, потребовал, чтоб войска [31] немецкие не осмеливались приближаться к польским землям; и противном же случае, грозил предать Максимилиана смерти.

В 1589 году приезжал к царю Феодору Иоанновичу цесарев посол Николай Варкач с просьбою помощи Максимилиану, «а только коруну польскую и Великое Княжество Литовское одолеют... и цесарь за Киев и Полоцк стоять не будет». После Максимилиан сам прислал к царю граммату с известием, что он принужен был отказаться от Польского Королевства и получил свободу; но, желая мстить «свое бесчестье и срамоту», испрашивает царской помощи. Кроме-того, Варкачу поручено было нести переговоры об общем соединении на турецкого султана. Посол этот приезжал в Россию и в другой раз, в 1594 году. Рудольф II предлагал сблизить русского государя с королем польским и шведским и просил, чтобы он отговаривал Крымских Татар от набегов на Венгрию. а персидского шаха наводил на то, чтобы он с турецким султаном помирился. Ответь дан следующий: к крымскому хану и персидскому шаху нарочно будут отправлены послы; а с королем шведским, «за присылкою цесаря, прошеньем патриарха Иова, всего собора и бояр, мирного постановленья хотим, только бы он отдал нашу отчину Ругодив, Корелу, и иные городы, что поимал Яган король». После того посол сделал от цесаря другое предложение: «Только Жигимонт король назад из Свеи (Швеции) на Королевство Польское быти не похочет, и Максимилиан хочет промышлять, чтоб ему быти на Польском Королевстве, а государь бы помочь ему учинил. А то Максимилиану подлинно ведомо от самого Жигимонта, что он на Польское Королевство не хочет, а хочет быти на Свейском Королевстве, потому — что паны рада польские и литовские самовольные люди и делают по своей воле, как хотят, и ни в чем его не слушают, и повольности ему нет ни которые». После долгих переговоров, наконец, было постановлено: на следующую весну собраться послам для закрепления великого союза против турецкого султана, а к троицыну-дню собраться послам для переговоров о мирном постановлении России с Швециею; кроме-того, Феодор Иоаннович обещал римскому императору помогать в его войне с Турками своею казною, рухлядью, соболями и лисицами. Любопытно, что в то же время Феодор Иоаннович посылал свою граммату к сыну шведского короля Эрика XIV, королевичу Густаву, В которой писал: «ведома тебе любовь отца нашего Ивана IV с отцем твоим... и тебя Яган изгнал и лишал наследия; и ныне царь узнал, что ты живешь в Италии, и, помня любовь отца своего Ивана IV с твоим отцом, хочет тебя видеть при себе, а пожаловать тебя своим жалованьем». [32] В граммате Бориса Годунова к Густаву прибавлено: «и устроить на дедичном королевстве».

Из этого изложения уже видно, как интересно содержание первого тома «Памятников дипломатических сношений древней России». Внешняя сторона издания превосходна. К тексту «Памятников» присоединены некоторые полезные примечания и прибавления, и указатель собственных имен.

Текст воспроизведен по изданию: Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными // Отечественные записки, № 8. 1851

© текст - Краевский А. А. 1851
© сетевая версия - Thietmar. 2021
© OCR - Андреев-Попович И. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Отечественные записки. 1851