Летопись Воскресенская — крупнейший, после летописи Никоновской, памятник московского летописания XVI в. Название памятника дано неизвестными издателями опубликованному ими в 1793–1794 гг. списку, который был пожертвован в 1658 г. патриархом Никоном Воскресенскому Новоиерусалимскому монастырю; оно вошло затем в научную литературу. [121]

В настоящее время известно 13 списков Л. В. середины XVI — начала XIX в. Среди них нет ни одного, который содержал бы весь текст летописи с древнейших времен до 1541 г. Наиболее древними и исправными являются следующие 10 списков середины — второй половины XVI в.: Быстровский (ГПБ, собр. Быстрова, № 2), сохранивший текст за 913–1340 гг.; Воскресенский (БАН, 34.5.24), содержащий текст до 1347 г.; Алатырский (БАН, 16. 3.1) — до 1347 г.; Мазуринский (ЦГАДА, собр. Мазурина, № 1530) — до 1451 г. и отрывки за 1460–1461, 1492–1493, 1496 гг.; Библиотечный I (ГПБ, F.IV.239) — до 1230 г.; Парижский (ГПБ, F.IV.678) — за 1354–1541 гг.; Синодальный (ГИМ, Синодальное собр., № 144) — за 1347–1541 гг.; Уваровский (ГИМ, собр. Уварова, № 567) — за 1347–1541 гг.; Археографический (ЛОИИ, собр. Археограф. комиссии, № 243) — за 1479–1541 гг.; Библиотечный II (ГПБ, F.IV.585) — с середины главы 56 третьего оглавления (помещенного в начале списка) до 1541 г. Остальные три списка являются более поздними копиями Археографического и Библиотечного II списков. Списки, доводящие изложение до 1541 г., обрываются в разных местах. Лишь в Археографическом списке имеется текст, который утрачен в других списках Л. В.: «Воеводы же великого князя пришли к городу, а царь по вестем поспешил от города проч с всеми людми. И воеводы за царем пошли часа того, к Дону пришли, а царь уж Дон перевезен; и воеводы за царем отпустили немногих людей, а сами възвратишяс». Этот текст представляет собой окончание рассказа о нашествии крымского хана Сафа-Гирея (август 1541 г.). .

Нам удалось установить время составления Л. В. В списке русских митрополитов, помещенном во введении к Л. В., последним назван Макарий (ПСРЛ, т. 7, с. 239), а он стал им 19 марта 1542 г. В списке литовских князей рядом с именем Сигизмунда I имеется пояснение «нынешний король» (там же, с. 256), а он был королем до 8 октября 1544 г. Следовательно, Л. В. была составлена между 19 марта 1542 г. и 8 октября 1544 г.

Разрешить вопрос о политических симпатиях и антипатиях составителя Л. В. помогает сравнение изложений одних и тех же событий в разных источниках XVI в., а также анализ умолчаний составителя Л. В. Сравнение описания истории заточения в темницу князя Юрия Ивановича (1533 г.) в Л. В. (ПСРЛ, т. 8, с. 286) и Никоновской летописи (там же, т. 13, ч. 1, с. 78–79), а также князя Андрея Ивановича Старицкого (в 1537 г.) в Л. В. (там же, т. 8, с. 292–294) и в летописях Софийской II (там же, т. 6, с. 301–303), Вологодско-Пермской (там же, т. 26, с. 317–318) и в повести «О князе Ондреи Ивановичи, егда бысть гоним гневом божиим, грех ради наших», изданной М. Н. Тихомировым, показывает, что составитель Л. В. в одном случае пытался оправдать Андрея Шуйского, а в другом — опорочить Ивана Федоровича Овчину Телепнева-Оболенского, врага Шуйских. Под 1538–1540 гг. Л. В. умалчивает о событиях, помещение которых в летописи могло либо скомпрометировать, либо быть неприятным Шуйским. Все это позволяет предположить, что Л. В. составлена сторонником Шуйских. Мы не имеем данных, позволяющих установить имя составителя Л. В. Предположение В. С. Иконникова о составлении Л. В. митрополитом Иоасафом следует признать неосновательным, так как в то время, когда составлялась Л. В. (между 19 марта 1542 г. и 8 октября 1544 г.), он был сослан в Кирилло-Белозерский монастырь, где вряд ли мог заниматься ее составлением; кроме того, он был сторонником Бельских, а не Шуйских.

Дошедший до нас текст Л. В. представляет собой ее третью редакцию. Еще А. А. Шахматов в отзыве на работу И. А. Тихомирова высказал гипотезу о существовании трех редакций Л. В. — доведенной до декабря 1533 г., до 1537 г. и до 1541 г. Для этого утверждения Шахматов привел сравнение второго и третьего оглавлений, помещенных [122] перед Воскресенским и Алатырским списками Л. В. Привлечение оглавлений Парижского списка Л. В., двух «Летописцев вкратце» XVI в. (ГИМ, Синодальное собр., № 939, 940), составленных на основе Л. В., статьи «О боярех, которые у великих князей в духовных писаны», сохранившейся только в Библиотечном I списке Л. В., а также сравнение текстов Л. В. и летописи Львовской позволяют уточнить вывод Шахматова и высказать предположение, что первоначальная редакция Л. В. доводила изложение до конца августа 1533 г. и что работа над ней была начата еще при жизни Василия III, т. е. до начала декабря 1533 г.

А. А. Шахматов в «Обозрении» и В. В. Лаптев провели сравнение Л. В. с предшествовавшими ей летописями. В результате Шахматов пришел к выводу, что в основе Л. В. лежит летописный свод Московский великокняжеский 1479 г., систематически сближенный с текстом летописи Софийской I по списку Царского, а Лаптев отнес к числу непосредственных источников Московский свод 1479 г., список Царского Софийской I летописи, официальную Московскую летопись, возможно, свод 1499 г. и свод 1520 г., составленный на основе свода 1518 г., Тихоновскую редакцию Ростовского свода, отдельные повести, сказания, жития и материалы царского архива (дипломатические, разрядные книги, церковные, военные и т. д.). Нами проведено сравнение Л. В. не только с предшествующими, но и современными ей летописями (Московским сводом конца XV в., летописями Новгородской IV, Симеоновской, Софийской I по списку Царского и Софийской II по Архивному списку, Вологодско-Пермской, Типографской, Львовской, Никоновской, Иоасафовской), в результате чего сделан вывод, что источник Л. В. не может быть возведен ни к одному из сохранившихся предшествовавших ей сводов: при сравнении Л. В. с предшествовавшими сводами обнаруживается, что известия одного года иногда взяты из двух или трех летописей, но в современных Л. В. летописях эти известия встречаются в том же сочетании, что и в Л. В. Сравнение Л. В. с современными ей летописями указывает на обратное: в одних случаях они содержат тексты, почти тождественные с Л. В., в других описание событий имеет редакционные отличия, в третьих случаях в них излагаются события, отсутствующие в Л. В. Мы полагаем, что было два основных летописных источника, в чистом виде не сохранившиеся: московский свод 1526 г., отразившийся также и в Вологодско-Пермской летописи второй редакции и Софийской II летописи по Воскресенскому списку, и Тихоновская редакция Ростовского свода 1489 г., явившаяся источником и Типографской летописи, а также использованы материалы царского архива.

Л. В. оказала значительное влияние на последующее летописание: редакция августа 1533 г. была источником Львовской летописи, редакция 1541 г. — источником дополнительного текста списка Оболенского Никоновской летописи за 1521–1541 гг., на ее основе составлен ряд кратких летописцев.

Лит.: Шахматов А. А. 1) Разбор сочинения Тихомирова; 2) Обозрение, с. 370 (статья «Летописи» для «Нового энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона); Иконников В. С. Опыт историографии. Киев, 1908, т. 2, кн. 2, с. 1187, примеч. 5; Тихомиров М. Н. Малоизвестные летописные памятники XVI в. — ИЗ, М., 1940, т. 10, с. 82–87 (перепечатано в кн.: Тихомиров М. Н. Русское летописание. М., 1979, с. 220–224; см. также: ПСРЛ, М.; Л., 1963, т. 28, с. 356–357); Лаптев В. В. Воскресенская летопись. — Учен. зап. ЛГПИ, Л., 1955, т. 102, с. 165–239; Левина С. А. 1) О времени составления и составителе Воскресенской летописи XVI в. — ТОДРЛ, М.; Л., 1955, т. 11, с. 375–379; 2) К изучению Воскресенской летописи. — Там же, М.; Л., 1957, т. 12, с. .689–705; 3) Воскресенская летопись XVI в.: (ее редакция, источники и значение). — Тр. Московского гос. ист.-архив. ин-та, 1957, т. 10, с. 402–403; 4) Тринадцатый список Воскресенской летописи. — АЕ за 1967 г., М., 1969, с. 96–98; 5) Списки Воскресенской летописи. — [123] В кн.: Летописи и хроники. 1984 г. М., 1984, с. 38–58; Клосс Б. М. 1) Никоновский свод; 2) Список Царского Софийской I летописи и его отношение к Воскресенской летописи. — В кн.: Летописи и хроники, 1984 г. М., 1984, с. 25–37.

С. А. Левина

Летопись Ермолинская — летопись конца XV в., включающая ряд известий о строительной деятельности русского архитектора и строителя В. Д. Ермолина за 1462–1472 гг. Единственный список Л. Е. (ГБЛ, Музейное собр., № 8665) был открыт А. А. Шахматовым, давшим летописи ее название. Текст Л. Е. за 6936–6980 (1428–1472) гг. и частично в начальной части систематически совпадает с летописным сводом Сокращенным и, очевидно, восходит к общему с ним источнику. Первая часть Л. Е., до 6925 (1417) г., как установил А. Н. Насонов, сходна с летописным сводом Московским великокняжеским 1479 г.; можно полагать, что ее источником была «особая обработка свода 1448 г.», предпринятая в великокняжеской канцелярии перед составлением Московского свода 1479 г. В дошедшем до нас списке Л. Е. доведена до 6989 (1481) г. и имеет еще приписки (другим почерком) за 6993–6996 гг. До 6989 г. доходит и обнаруженный А. Н. Насоновым краткий «Летописец русский», идентичный с Л. Е. с 6981 г. (совпадения между ними обнаруживаются начиная с 6939 г.). Таким образом, дошедший текст Л. Е. составлен не ранее 1481 г. Начальная часть Л. Е., до 6925 (1417) г., отразилась также в «Летописце от 72-х язык» и летописи Львовской.

Наиболее интересна как литературный памятник и исторический источник вторая часть Л. Е., сходная с Сокращенными сводами. Особый интерес летописца к Белоозеру и другим севернорусским землям, его внимание к бывшему кирилло-белозерскому игумену Трифону и опальному боярину Басенку, сосланному в 1473 г. в Кириллов монастырь, совпадения с краткими кирилло-белозерскими летописцами — все это позволяет предполагать, что в основе Л. Е. и Сокращенных сводов лежал Кирилло-Белозерский свод начала 70-х гг., независимый от великокняжеской власти и позволявший себе довольно смелые суждения о ее политике. К числу наиболее ярких рассказов общего протографа Л. Е. и Сокращенных сводов принадлежат: иронический рассказ 6971 (1463) г. о ярославских чудотворцах, явившихся «не на добро» ярославским князьям, которым пришлось «проститися» со своими вотчинами, «отписанными» в пользу великого князя его наместником, «новым чудотворцем» Иваном Сущим (летописец именует этого наместника словом «цьяшос» — зашифрованное «дьявол»), рассказ о жестокой казни серпуховских дворян, совершенной в 6970 (1462) г. по приказу Василия II Темного в великий пост, и о последовавшей вслед за этим смерти Василия. В начальной части Л. Е. своеобразны рассказы о смерти Олега, о Святославе (сравнение Святослава с Александром Македонским, надпись на чаше, сделанной из черепа Святослава), о волхвах и др.

Я. С. Лурье

Летопись Ипатьевская — общерусский свод южной редакции конца XIII — начала XIV в., древнейшим списком которого является Ипатьевский XV в., найденный Н. М. Карамзиным и содержащий второй по [124] древности (после списка летописи Лаврентьевской 1377 г.) список начальной русской летописи — Повести временных лет. Л. И. охватывает хронологический период до 1292 г. и включает в себя три основных памятника — Повесть временных лет, Киевскую летопись и Галицко-Волынскую летопись.

Л. И. сохранилась в семи списках: 1) Ипатьевский список начала XV в. (БАН, 16.4.4); завершается записями о пинских и степанских князьях 1292 г.; рукопись принадлежала Костромскому Ипатьевскому монастырю; есть пробелы, объясняющиеся неисправностью оригинала, а также перебои в повествовании в связи с тем, что в оригинале были перепутаны листы; 2) Хлебниковский список (ГПБ, F.IV.230) XVI в., юго-западного происхождения; восходит к тому же оригиналу, что и Ипатьевский, но в ряде случаев содержит более правильные чтения и иногда восполняет пробелы Ипатьевского списка; кроме того, сообщение о пинских и степанских князьях, завершающее Ипатьевский список, в Хлебниковском читается несколько ранее. Остальные пять списков восходят к Хлебниковскому и поэтому не имеют существенного значения для восстановления протографа: 3) Погодинский список (ГПБ, собр. Погодина, № 1401) начала XVII в., дефектный, конец утрачен; это точная копия Хлебниковского списка, отразившая имеющиеся в нем перебои текста и перестановки; 4) Краковский список (из Пулавской библиотеки князей Чарторыских) конца XVII в.; список сделан с русской рукописи 1621 г. (может быть, не непосредственно, а через список-посредник) латинскими буквами; эта рукопись отражает текст Погодинского списка, по восполняет конец, который в Погодинском утрачен; имеются искажения в тексте, связанные с тем, что писец плохо понимал оригинал; 5) Ермолаевский список (ГПБ, F.IV.231) конца XVII — начала XVIII в.; 6) список ГПБ, F.IV.237 — копия с Ермолаевского списка; 7) список БАН, 21. 3.14, 1651 г. Перечисленные рукописи подробно описаны А. А. Шахматовым в предисловии к изданию Ипатьевской летописи (ПСРЛ, М., 1962, т. 2, с. VI–XVI); о списке БАН, 21. 3.14 см. в кн.: Описание Рукописного отдела Библиотеки АН СССР. М.; Л., 1959, т. 3, вып. 1, с. 304–306.

Источники Л. И. (происхождение, состав и формирование ее текста) выделяются крупнейшими специалистами по-разному. Текст летописи сложен для анализа, поскольку имеет очень мало аналогий с другими летописными памятниками. Текст Л. И. состоит из трех основных компонентов: ПВЛ — от начала летописи до статьи 1118 г. (л. 1–106об.); Киевская летопись — от 1119 до 1200 г. (л. 106об.–245); Галицко-Волынская летопись — от 1201 до 1292 г. (л. 245–307об.). Однако, поскольку Л. И. представляет собой свод, т. е. формировалась путем последовательного включения одного в другой разных сводов, состав ее представляется значительпо сложнее. А. А. Шахматов выделял четыре источника Л. И.: 1) Общерусский летописный свод, составленный в Суздальской области в начале XIV в. и бывший одним из источников Л. И., летописи Лаврентьевской и летописного свода Московского великокняжеского 1479 г. (однако существование этого общего источника в настоящее время в науке отвергнуто; связь между Л. И. и Лаврентьевской летописью достаточно убедительно объясняется влиянием южнорусского свода XII–XIII вв. на владимирское летописание XII–XIII вв.; едва ли есть необходимость предполагать протограф начала XIV в. у Л. И., доведенной до конца XIII в.); 2) Киевский летописный свод, составленный в Киевском Михайловском Выдубицком монастыре в 1199 г.; 3) Черниговский свод; 4) Галицко-Волынский свод (который используется составителем Л. И. уже с 40-х гг. XII в.).

Об основных компонентах Л. И. в науке существуют следующие суждения. Первый из них — 3-я редакция ПВЛ, составленная в 1118 г. в Киево-Печерском монастыре; в Ипатьевскую летопись она вошла в [125] составе Киевского летописного свода. Второй компонент Л. И. — Киевский свод 1200 г. Он (согласно А. А. Шахматову и М. Д. Приселкову) был составлен игуменом Выдубицкого монастыря Моисеем и кончался сообщением о постройке вокруг Выдубицкого монастыря в 1199 г. каменной стены; под 1200 г. в нем помещена речь игумена Моисея с благодарностью князю Рюрику Ростиславичу и с похвалой ему. Поскольку известия о Рюрике Ростиславиче и его семье содержатся в этом своде регулярно, начиная с 1173 г. (притом, как отмечает М. Д. Приселков, составитель свода приписывает Рюрику деяния его предшественника — Святослава Всеволодича), М. Д. Приселков предлагал считать Киевский свод 1200 г. великокняжеским сводом Рюрика Ростиславича. В этом своде он выделял три источника, первым из которых является семейная хроника Ростиславичей, с некрологами каждому из них — Святославу (1172 г.), Мстиславу (1177 г.), Роману (1180 г.), Давыду (1198 г.). Эти некрологи, написанные традиционным этикетным языком, содержат похвалы князьям без индивидуальных характеристик и фактических сведений об их деятельности. Они написаны одним автором — Моисеем (многие из них текстуально совпадают) в Киеве (а не в тех городах Киевского государства, где княжил тот или иной князь) в связи с получением известий о смерти князей, т. е. «хроника Ростиславичей» не содержит фактических сведений о княжении князей Ростиславичей или каких-либо местных данных. Второй источник Киевской летописи — летописец Переяславля Южного князя Владимира Глебовича, заканчивающийся описанием смерти этого князя в 1187 г. и включающий повествование о военных действиях его против половцев. Третий источник — Черниговский летописец князя Игоря Святославича, оканчивающийся сообщением о смерти в 1198 г. черниговского князя Ярослава Всеволодича и вступлении на черниговский стол Игоря Святославича. Черниговский летописец, как полагал М. Д. Приселков, был начат при Святославе Ольговиче (отце Игоря), продолжен при Игоре и потом при его брате Олеге Святославиче, т. е. это семейный летописец Святославичей, возникший в 40-х гг. XIII в. Однако летописец Игоря Святославича перерастает рамки семейного летописца; после 1120 г. (под гг. 1123, 1140, 1142 и др.) появляются сведения о черниговских князьях и епископах (за пределами семейной хроники). Это летописание велось в Киеве, а не в Чернигове (об этом можно судить, например, по враждебным — невозможным в Чернигове — сообщениям об Олеге Гориславиче).

Принципы работы сводчика, сочетавшего киевский и черниговский источники, хорошо прослеживаются на примере рассказа об убийстве князя Игоря Ольговича киевлянами — в этом рассказе видны два источника: киевский рассказ (подробный, но деловой) и черниговский (условнолитературный, «житие»). Приселков считает, что «житийный» рассказ восходит к черниговскому летописанию, поскольку под 1180 г. есть сообщение о перенесении мощей Игоря Ольговича в Чернигов стараниями его брата Святослава Ольговича, князя Черниговского. Анализируя повесть об убийстве Игоря, Д. С. Лихачев высказал мнение, что в ней соединились три повести, причем соединение это сделано небрежно и противоречиво: версия Ольговичей, канонизировавших Игоря, написанная в житийном стиле, переяславская версия, нейтральная, и киевская, оправдывающая Изяслава и обвиняющая Ольговичей и Давыдовичей. В тексте Киевской летописи, как это отмечал еще А. А. Шахматов, имеются вкрапления из Галицко-Волынского свода, начиная с 40-х гг. XII в., и из ростовосуздальского летописания. Влияние этого источника наблюдается во всех частях Л. И., но главным образом это касается Киевской летописи. Поскольку все известия, взятые из ростово-суздальского летописания в Л. И., связаны с Черниговом, М. Д. Приселков считает, что они попали в Киевскую летопись через черниговский летописец Святослава Ольговича. [126]

По мнению В. Т. Пашуто, Киевская летопись доходит не до 1200 г., а до 1238 г., т. е. до нашествия Орды. Он опирается на тот факт, что в статье, предшествующей в Л. И. Повести временных лет («Се же суть имена князем киевьским, княжившим в Киеве до избитья Батыева» — л. 1–1об. Ипатьевского списка), список князей завершается Владимиром Рюриковичем и Димитром, наместником Даниила, при котором «взяша Батый Киев». Таким образом, по мнению В. Т. Пашуто, летописец писал при дворе Даниила Романовича после нашествия Орды; он же пополнил киевский текст кусками галицко-волынского летописания XII в. и использовал Киевскую летопись до 1238 г. Этим объясняется и отсутствие в Л. И. сведений о Романе Мстиславиче — Киевская летопись была ему враждебна, а своего летописца у него не было. После 1200 г. летописец Даниила Романовича берет из Киевской летописи только те немногие сведения, которые ему были нужны для дополнения собственного галицко-волынского летописания (которое возникло при Данииле, а не при Романе: политический центр общерусской жизни после нашествия Орды переместился в юго-западную Русь, в связи с чем там и возникло княжеское летописание). Пересматривает В. Т. Пашуто и точки зрения А. А. Шахматова и М. Д. Приселкова на взаимоотношения Л. И. с другими летописями. Резюмируя рассуждение В. Т. Пашуто о Киевской летописи, следует предполагать наличие второго Киевского свода, повествование которого было продолжено по сравнению со сводом 1200 г. и в котором были заимствования из ростово-суздальского летописания. Этот свод сохранился только в тех немногих фрагментах, которые включены в галицко-волынскую часть Л. И.

Третий компонент Л. И. — Галицко-Волынская летопись — резко отличается от предшествующего текста по стилю и содержанию; можно считать, что это самостоятельный, почти независимый от общерусского летописания памятник. В частности, повествование в Галицко-Волынской летописи составлялось не по годам: в Хлебниковском списке вообще нет годовой сетки (как ее, по-видимому, не было в протографе), а в Ипатьевском списке годы проставлены при составлении списка, притом с механической ошибкой: при присоединении к Киевской летописи, оканчивающейся 1200 г., составитель Л. И. первым годом Галицкого летописца поставил год 1201, хотя на самом деле события, о которых повествуется под этим годом, произошли, как свидетельствуют другие источники, в 1205 г., так что хронологическую сетку следует сдвинуть лет на пять. Пашуто, опираясь на мнение Приселкова, считал, что первоначально Галицко-Волынская летопись писалась в форме свободного рассказа, потом (в конце XIII в.) материалы были перегруппированы в соответствии с хронологией событий, но без годовой сетки, которую внес в летопись лишь редактор Ипатьевского списка.

Галицко-Волынская летопись — это уникальный источник сведений о Галицком и Волынском княжествах, а также о международных связях России этого времени, поэтому уже в XIX в. она привлекалась для исследований по истории юго-западной Руси, издавалась и цитировалась, но до 40-х гг. XX в. происхождение и состав этого памятника не были исследованы. Вопрос об источниках и составе Галицко-Волынской летописи чрезвычайно важен. Трудность исследования ее текста заключается, во-первых, в том, что каждый последующий летописец редактировал работу своего предшественника, дополнял и включал в свой свод предыдущий в существенно переработанном виде. Вовторых, сведения об авторах, редакторах, месте и времени написания сводов мы вынуждены черпать из самого текста летописи, так как мы не располагаем параллельными текстами, возможными источниками Галицко-Волынской летописи. Источники Галицко-Волынской летописи многообразны: это княжеские летописцы, различные документы (акты, грамоты, военные донесения, дипломатические отчеты), рассказы очевидцев о битвах и [127] походах, воинские повести, фрагменты из других летописей (например, рассказ о битве на Калке), местное летописание (например, Пашуто утверждал существование Новогрудской Литовской летописи, откуда взяты подробные известия о литовских князьях в летописец Шварна Даниловича, однако это считается недоказанным), и т. д. Кроме того, в Галицко-Волынской летописи есть частые обращения к книжным источникам — к переводным историческим сочинениям (к греческим хроникам, к «Истории иудейской войны» Иосифа Флавия); есть в ее составе и большие цитаты из «Слова о законе и благодати» митрополита Илариона. Из текста летописи выясняются имена лиц, составивших отдельные документы, или авторов тех или иных рассказов; в создании летописи в качестве информаторов об отдельных событиях принимали участие тысяцкий Демьян, боярин Вячеслав Толстый, дядька Мирослав, стольник Яков, дворский Андрей, тысяцкий Димитр.

Согласно гипотезе В. Т. Пашуто, история сложения Галицко-Волынской летописи представляется в следующем виде. Начальная Галицкая летопись, составленная в 1211 г. галицким книжником Тимофеем, вошла в состав свода, составленного в 1246 г. печатником (митрополитом) Кириллом и продолженного до 1261 г. епископом Иоанном в г. Холме. После смерти Даниила Романовича летописание перешло во Владимир Волынский. Пашуто считал, что до 1269 г. доходил летописец Василька Романовича, его продолжил короткий летописец Шварна, а затем — свод 1272–1289 гг., рассказывающий о княжении Владимира Васильковича, князя Волынского. Автором этого свода Пашуто считал епископа владимирского Евсигния (И. П. Еремин считал, что не меньше оснований считать автором епископа туровского Марка), а А. И. Генсьорский — писца Федорца, которому Владимир поручил писать свое «рукописание»-завещание. Последний свод, Свод Мстислава Даниловича 1292 г., включил в себя также сведения о «заднепровских князьях», т. е. отрывки из местных летописей Пинска, Стенани и др.

Киевская и Галицко-Волынская летописи рассматриваются как памятники литературы. Именно на материале Киевской летописи И. П. Еремин построил свою классификацию типов летописного повествования. Кроме того, исследователи «Слова о полку Игореве» (см. Автор «Слова о полку Игореве») указывали на близость образной и языковой систем летописи и «Слова о полку Игореве». По гипотезе Б. А. Рыбакова, один из киевских летописцев мог быть автором «Слова о полку Игореве».

Л. И. оказала влияние на ряд последующих летописных памятников, в числе которых общий протограф Софийской I и Новгородской IV летописей («Новгородско-Софийский свод», или «Свод 1448 г.») и протограф Московского свода и Ермолинской летописи («Свод Феодосия-Филиппа» по А. Н. Насонову).

Лит.: Фирсов Н. Н. Содержание и характеристика Галицко-Волынской летописи. Казань, 1891; Истрин В. М. Хронограф Штатского списка. — ЖМНП, 1897, № И, с. 83–91; Грушевський М. С. Хронольогія подій Галицько-Волинськоі літописи. — ЗНТШ, 1901, т. 41, с. 1–72; Орлов А. С. 1) К вопросу об Ипатьевской летописи. — ИОРЯС, Л., 1926, т. 31, с. 93–126; 2) О галицко-волынском летописании. — ТОДРЛ, М.; Л., 1947, т. 5, с. 15–35; Шахматов. Обозрение, гл. 4–5; Приселков. История летописания; Черепнин Л. В. Летописец Даниила Галицкого. — ИЗ, М., 1941, т. 12, с. 228–253; Лихачев, Русские летописи, с. 176–267, 431–433; Еремин И. П. 1) Киевская летопись как памятник литературы. — [128] ТОДРЛ, М.; Л., 1949, т. 7, с. 67–69 (переиздано в кн.: Еремин И. П. Литература Древней Руси. М.; Л., 1966, с. 98–131); 2) Волынская летопись 1289–1290 гг. как памятник литературы Древней Руси. — ТОДРЛ, М.; Л., 1957, т. 13, с. 102–117 (переиздано в кн.: Еремин И. П. Литература Древней Руси, с. 164–184); Пашуто В. Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950; Генсьорский А. И. 1) Галицько-Волинський літопис: (процес складання, редакціі і редактори). Киів, 1958; 2) 3 коментарія до Галидько-Волинського літопису. — Історични джерела, Киів, 1969, вып. 4, с. 171–184; Насонов А. Н. История русского летописания XI — начала XVIII века. М., 1969, с. 226 и сл.; Рыбаков Б. А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М., 1972; Черепанов С. К. К вопросу о южном источнике Софийской I и Новгородской IV летописей. — ТОДРЛ, Л., 1976, т. 30, с. 279–283; Франчук В. Ю. Мог ли Петр Бориславич создать «Слово о полку Игореве»?: (Наблюдения над языком «Слова» и Ипатьевской летописи). — ТОДРЛ, Л., 1976, т. 31, с. 72–92; Романов В. К. Статья 1224 г, о битве на Калке Ипатьевской летописи. — В кн.; Летописи и хроники. 1980. М., 1981, с. 79–103; Бибиков М. В. Сведения в Ипатьевской летописи о печенегах и торках в свете данных византийских источников XII в. — Там же, с. 55–78.

О. П. Лихачева

Летопись Лаврентьевская — летопись XIV в., сохранившаяся в единственном пергаменном списке (ГПБ, F.п.IV.2), переписанном в 1377 г. монахом Лаврентием по заказу великого князя суздальско-нижегородского Дмитрия Константиновича. Текст летописи доведен до 6813 (1305) г. В четырех местах Л. Л. обнаруживаются пропуски текста — за 6406 (898) — 6430 (922), 6711 (1203) — 6713 (1205), 6771 (1263) — 6791 (1283), 6795 (1287) — 6802 (1294) гг. Два первых пропуска являются следствием дефекта текста в рукописи; третий, очевидно, отражает дефект в оригинале; происхождение четвертого пропуска спорно — он мог быть отражением дефекта в оригинале или следствием дефекта в самой рукописи. Начальные 40 листов написаны уставным почерком, дальнейшие — полууставом, но три листа рукописи (л. 157, 161 и 167) написаны не до конца (хотя текст их последовательно продолжается на следующих листах), иным, чем перед ними (уставным), почерком, на пергамене с иной разлиновкой строк. Л. Л. принадлежала до начала XVIII в. Владимирскому Рождественскому монастырю, затем была привезена в Петербург, а в 1792 г. приобретена А. И. Мусиным-Пушкиным, подарившим ее затем Александру I (рукопись была помещена в Публичную библиотеку). Уже в 1804 г. была предпринята первая попытка издания Л. Л., но она не была доведена до конца, второе издание (1824 г.) также не было завершено; первое полное издание Л. Л. (в ПСРЛ) осуществлено в 1846 г.

Со времени ее открытия для науки Л. Л. постоянно привлекала внимание историков. Ею широко пользовался (наряду с двумя другими «харатейными» летописями — Новгородской I по Синодальному списку и Троицкой) Н. М. Карамзин в «Истории государства Российского» (именуя ее «Пушкинской» — по имени владельца). До конца XIX в. исследователей Л. Л. особенно привлекала ее начальная часть — содержащаяся в ней Повесть временных лет в редакции Сильвестра. Первой работой, посвященной Л. Л. в целом, было исследование И. А. Тихомирова, пытавшегося определить отдельные источники Л. Л. — «сказания» и «походные заметки»; он пришел к заключению, что в Л. Л., «кроме Повести временных лет и южнорусских летописей, вошли известия, записывавшиеся сначала по преимуществу во Владимире (до смерти Всеволода III), а потом в Ростове, Суздале и Твери; есть также несколько известий костромских и ярославских, переяславских и рязанских».

На новую почву вопрос о происхождении Л. Л. был поставлен А. А. Шахматовым в его отзыве на работу И. А. Тихомирова. А. А. Шахматов указал, что Л. Л. не только сама представляла собою свод (это понимал и И. А. Тихомиров), но и основывалась на более ранних сводах. Для определения этих сводов-протографов необходимо было поэтому [129] сравнить Л. Л. с другими ранними летописями, и прежде всего с летописями Радзивиловской и Троицкой. Такое сравнение обнаружило, что Л. Л. особенно близка к Троицкой; Радзивиловская также сходна с Л. Л. (вплоть до 6711 (1203) г.), однако в отличие от Троицкой Радзивиловская на всем протяжении имеет редакционные отличия от Л. Л. А. А. Шахматов сделал отсюда вывод, что в основе Л. Л. и Троицкой летописи, с одной стороны, и Радзивиловской (и сходных с нею летописей) — с другой, лежал Владимирский летописный свод конца XII — начала XIII в., но в разных редакциях. Различие в изложении событий после смерти Андрея Боголюбского (1175 г.) дает основание предполагать, что в основе Л. Л. лежала более ранняя редакция Владимирского свода (1185 г. — по А. А. Шахматову, 1177 и 1193 гг. — по М. Д. Приселкову), еще не отразившая тенденциозных добавлений, связанных с политикой Всеволода Юрьевича Большое Гнездо, а в основе Радзивиловской — более поздняя (Владимирский свод начала XIII в., дошедший через посредство Переяславского свода 1216 г.). Сопоставление Л. Л. с летописью Ипатьевской также обнаружило совпадения между ними, но гораздо более редкие. А. А. Шахматов объяснял их отчасти взаимными влияниями севернорусского и южнорусского (отразившегося в Ипатьевской летописи) летописания XII–XIII вв., отчасти же тем, что источником Л. Л. и Ипатьевской (не отразившимся в Радзивиловской) был общерусский летописный свод — Полихрон начала ХIV в. Влиянием Полихрона начала XIV в. А. А. Шахматов объяснял и совпадение двух известий (6725 г. и 6731 г. — начало битвы на Калке) Л. Л. и летописи Новгородской I.

Важное место в исследованиях Л. Л. занимает работа М. Д. Приселкова. Проанализировав заключительную часть Л. Л., М. Д. Приселков пришел к выводу, что свод 1305 г., лежащий в основе ее, был не митрополичьим сводом начала XIV в. (Полихроном), а великокняжеской летописью владимирско-тверского князя Михаила Ярославича: ряд известий из семейного летописца тверского князя содержится в конце Л. Л. Он также отверг объяснение сходства Л. Л. с Ипатьевской отражением в них Полихрона. Текст Ипатьевской летописи доходил до конца XIV в.; наличие сходных известий в обеих летописях (почти все они читаются также и в Радзивиловской) естественнее всего может быть объяснено взаимными влияниями северного и южного летописания в XII–XIII вв. Осуществленная им реконструкция Троицкой летописи позволила М. Д. Приселкову сопоставить Л. Л. и Троицкую на всем их протяжении и установить, что они сходны вплоть до 6813 (1305) г., т. е. до окончания Л. Л. Он пришел к выводу, что в обеих летописях отразился владимирский великокняжеский свод 1305 г.; Лаврентьевский список 1377 г. может рассматриваться как «простая копия», старательное, но не всегда удачное воспроизведение «очень ветхого экземпляра свода 1305 г.». Тот же самый свод 1305 г. был положен и в основу свода 1408 г. — Троицкой летописи.

Выводы М. Д. Приселкова относительно Л. Л. были в основном приняты в научной литературе последующего времени. Свод 1305 г., дошедший в составе Л. Л., отражал владимирскую летописную традицию, но она была довольно сложной. В основе Л. Л. лежало несколько владимирских сводов XII–XIII вв., опиравшихся на различные источники. Южные известия XII в. восходили во владимирском своде XII в. к летописанию Переяславля Южного, где княжили близкие родичи владимирских Мономашичей, и, возможно, также к его киевской переработке. Северное летописание в Л. Л. также было неоднородным — в известиях XIII в. слито собственно владимирское летописание (связанное с князьями Юрием и Ярославом Всеволодовичами) и летописание Ростова (где княжил старший сын Всеволода Большое Гнездо Константин, обделенный при разделе отцовского наследия). Эта двойственность сказалась, в [130] частности, на Повести о нашествии Батыя 1237–1239 гг. Рассказ этот состоит из различных элементов — владимирских и ростовских записей (двойственное происхождение привело к тому, что о некоторых событиях здесь рассказано дважды), литературных «общих мест», особого рассказа о гибели ростовского князя Василька Константиновича и т. д. Объединение этих различных элементов в единый рассказ могло произойти в разное время: вскоре после завоевания, когда Владимир был разгромлен и центр летописания перенесен в Ростов, в 80-х гг. XIII в., когда, по-видимому, были соединены в общую летопись владимирские своды конца XII и начала XIII в. (отразившиеся в Радзивиловской летописи), или в 1305 г. при создании оригинала Л. Л. Представляются неубедительными попытки датировать этот рассказ концом XIV в. — временем написания списка Лаврентия. Реконструкция текста Троицкой позволяет с достаточной уверенностью утверждать, что рассказ о нашествии Батыя совпадал в ней с Л. Л. Если бы мы предполагали, что рассказ Батыя создан в 1377 г., при написании списка Лаврентия, то необходимо было бы возводить Троицкую летопись к списку 1377 г. или к ее последующим отражениям. Но в ряде случаев Троицкая передает общий текст до 1305 г. лучше, чем список Лаврентия (включает, в частности, имена деятелей XIII в., пропущенные в Л. Л.), — следовательно, она восходит не к списку 1377 г., а к своду 1305 г.

Несомненно, что изучение Л. Л. еще требует ряда дальнейших исследований. Не решен вопрос о происхождении нескольких известий Л. Л., совпадающих с Новгородской I летописью (возможно, что они — рязанского происхождения), о времени формирования владимирской и ростовской летописной традиции. Заслуживают также внимания кодикологические особенности списка 1377 г. (несколько листов в Л. Л. явно вклеено задним числом, но это могло объясняться случайными обстоятельствами — порчей листов при переписке).

В целом Л. Л. несомненно была выдающимся памятником древнерусской литературы и общественной мысли. Оригинал Л. Л. был создан при владимирско-тверском князе Михаиле Ярославиче, первом русском князе, решившемся после 1240 г. на прямое сопротивление хану и казненном за это в Золотой Орде. Свод 1305 г. не мог выступать против ханской власти открыто, но ряд рассказов этого свода (рассказ о нашествии Батыя; рассказ о расправе с князем Романом Рязанским, не сохранившийся в Л. Л. из-за дефектности текста, но дошедший в Троицкой; рассказ о расправе, учиненной баскаком Ахматом в Курском княжестве в 1283–1284 гг.) ярко рисовал жестокость завоевателей и, несомненно, производил сильное впечатление на читателей. Через свод 1408 г. (Троицкую летопись), свод 1448 г. (летописи Софийская I и Новгородская IV) и летописный свод Московский великокняжеский конца XV в. Л. Л. оказала глубокое влияние на последующее летописание.

Лит.: Беляев И. Д. Русские летописи по Лаврентьевскому списку с 1111 по 1169 г. — ВОИДР, 1849, кн. 2, отд. 1, с. 1–26; Яниш Н. Н. Новгородская летопись и ее московские переделки. М., 1876; Тихомиров И. А. О Лаврентьевской летописи. — ЖМНП, 1884, октябрь, отд. 2, с. 240–270; Шахматов А. А. 1) Разбор сочинения Тихомирова, с. 6–20; 2) Общерусские летописные своды XIV и XV вв. — ЖМНП, 1900, ноябрь, отд. 2, с. 149–151; 3) Разыскания, с. 245–246; 4) Обозрение, с. 9–37, 365; Приселков М. Д. 1) Летописание XIV в. — В кн.: Сборник статей по русской истории, посвященный С. Ф. Платонову. Пг., 1922, с. 28–39; 2) Летописец 1305 г. — В кн.: Века. Пг., 1924, т. 1, с. 30–35; 3) История рукописи Лаврентьевской летописи и ее изданий. — Учен. зап. ЛГПИ, 1939, т. 19, с. 175–197; 4) История летописания, с. 60 — ИЗ; Комарович В. Л. 1) Лаврентьевская летопись. — В кн.: ИРЛ I. М.; Л., 1946, т. 2, ч. 1, с. 90–96; 2) Из наблюдений над Лаврентьевской летописью. — ТОДРЛ, Л., 1976, т. 30, с. 27–57; Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. М., 1963, с. 41–123; Насонов А. Н. 1) Лаврентьевская летопись и владимирское великокняжеское летописание первой [131] половины XIII в. — ПИ, М., 1963, т. 11, с. 429–480; 2) История летописания, с. 80 — 225; Прохоров Г. М. 1) Кодикологический анализ Лаврентьевской летописи. — ВИД, Л., 1972. Т. 4, с. 83–104; 2) Повесть о Батыевом нашествии в Лаврентьевской летописи. — ТОДРЛ, Л., 1974, т. 28, с. 77–98; Лурье Я. С. 1) Лаврентьевская летопись — свод начала XIV в. — ТОДРЛ, Л., 1974, т. 29, с. 50–67; 2) Общерусские летописи, с. 17–36; Fennell J. L. I. 1) The Tale of Baty’s Invasion of North-East Rus and its Reflexion in the Chronicles of the XIII-th –XV-th Centuries. — Russia Mediaevalis, Muenchen, 1977, t. 3, p. 41–60; 2) The Tale of the Death of Vasilko Konstantinovic: A Study of the Sources. — In: Osteuropa in Geschichte und Gegenwart: Festschrift fuer G. Stoekl zum 60. Geburtstag. Koeln; Wien, 1977, p. 34–46.

Я. С. Лурье

Летопись Львовская — летопись XVI в. Л. Л. была издана уже в конце XVIII в. Н. А. Львовым (откуда ее название) с рядом пропусков (не включено было, в частности, содержащееся в Л. Л. «Хождение за три моря» Афанасия Никитина). Оригинал издания Н. А. Львова был утерян; но в начале XX в. А. Е. Пресняков обнаружил Эттеров список Л. Л. (ГПБ, F.IV.144), который был положен в основу издания 1910–1914 гг. в ПСРЛ. А. А. Шахматов обнаружил идентичность Л. Л. и летописи Софийской II с конца XIV в. по 1518 г. и пришел к выводу, что в основе обеих летописей лежал свод 1518 г.; источником свода 1518 г. (согласно наблюдениям А. Н. Насонова) можно считать оппозиционный по отношению к Ивану III свод 80-х гг. XV в.

Особенную близость Л. Л. обнаруживает и к Архивскому списку Софийской II, не имеющему начала; она повторяет даже дефекты этого списка. Однако в ряде мест Л. Л. содержит более первичные чтения, чем Софийская II; в частности, здесь сохранились известия, восходящие, очевидно, к оппозиционному своду 80-х гг. XV в. и не сохраненные в Софийской II (известие об убийстве Дмитрия Шемяки, организованном по прямому распоряжению Василия II; полный текст рассказа о завоевании Новгорода в 1471 г., см. Повести о присоединении Новгорода и др.). По-видимому, источником Л. Л. был непосредственный оригинал Архивского списка Софийской II — свод 1518 г. Первая часть Л. Л. не имеет прямого соответствия с Софийской II (в Архивском списке Софийской II текст до 1397 г. вообще отсутствует, а в Воскресенском списке той же летописи здесь помещен текст летописи Софийской I). Первая часть Л. Л. в значительной степени сходна с текстом летописи Ермолинской, совпадая с ней во всех отличиях, которые Ермолинская обнаруживает здесь по отношению к своему источнику — особой обработке свода 1448 г., отразившейся и в летописном своде Московском великокняжеском 1479 г. Текст Л. Л. не заканчивается 1518 г., а продолжается до 1533 г., после чего в ряде списков Л. Л. помещен «Летописец начала царства», которым продолжена также одна из редакций летописи Никоновской.

Я. С. Лурье

Летопись Никаноровская — летопись второй половины XV в., сохранившаяся в списке XVII в. (БАН, 16.17.1) и его копии. Открыта А. А. Шахматовым, назвавшим эту летопись по имени одного из владельцев ее рукописи — игумена Воскресенского Новоиерусалимского монастыря Никанора. А. А. Шахматов обратил внимание на почти полную [132] идентичность Л. Н. с летописью Вологодско-Пермской вплоть до 1471 г., на котором текст Л. Н. кончается, между тем как текст Вологодско-Пермской продолжен известиями, связанными с Вологдой и севернорусскими землями. Шахматов предполагал, что в основе Л. Н. и Вологодско-Пермской лежал летописный свод 1472 г., но не давал точного определения этому своду, полагая, что лишь его заключительная часть (излагающая события XV в.) связана с великокняжеским летописанием. М. Д. Приселков считал, что весь текст Л. Н. представляет собой великокняжеский свод 1472 г., созданный после победы над Новгородом в 1471 г.

В настоящее время известны два фрагментарных летописных текста, близких к Л. Н. и Вологодско-Пермской. Это — Музейный летописец, сохранившийся в двух списках (Музейный сборник — ГБЛ, Музейное собр., № 3271 и Воронцовский сборник — БАН, 34.2. 31), и летописный текст, обрывающийся на 1469 г. и дошедший в «Летописи русской», принадлежавшей западноукраинскому историку И. Лавровскому. Характерной особенностью всех этих текстов, включая Л. Н. и Вологодско-Пермскую, является то, что положив в основу текст, близкий к летописи Софийской I старшей редакции, они подвергли его существенному сокращению, опустив множество новгородских известий, а также религиозных сентенций и цитат. Наиболее последовательно обработаны во всех этих летописях известия «свода 1448 г.» (Софийская I) об изгнаниях князей из Новгорода (слова «изгнаша», «выгнаша», «выведоша (князя)», «показанія путь (князю)» последовательно заменены на «(князь) изыде», «выеха» и т. д.); все перемены власти в Новгороде последовательно изображаются как следствие инициативы владимирско-московских великих князей. Все эти особенности дают основание видеть в протографе Л. Н., Вологодско-Пермской и упомянутых выше фрагментарных текстов московскую великокняжескую летопись 50–70-х гг. XV в. Особая тщательность при исключении всех упоминаний об изгнании новгородских князей была связана, по-видимому, с тем, что Яжелбицкий мир 1456 г. и Коростынский мир 1471 г. формально не отменяли новгородской конституции и обязывали московских великих князей держать Новгород «в старине»; поэтому нежелательно было упоминать, что такая «старина» давала прежде новгородцам право выгонять неугодных князей. Тому же великокняжескому своду 50–70-х гг. принадлежал, очевидно, и ряд развернутых рассказов о феодальной войне в Московском княжестве в 30–40-х гг., проникнутых сочувствием к Василию II, включая летописную повесть об ослеплении Василия II; эти рассказы были заимствованы затем летописным сводом Московским великокняжеским 1479 г. и всем последующим официальным летописанием. В отличие от Музейного летописца и летописи Лавровского общий протограф Л. Н. и Вологодско-Пермской включал еще известие о трех браках московского князя XIV в. Семена Гордого (включение этой справки, возможно, связано с женитьбой Ивана III на Софье Палеолог в 1472 г.) и развернутый рассказ о нападении Едигея на Москву (из Троицкой летописи), нападении Талыча на Владимир и других событиях 6916 (1408) г. (см. Повесть о нашествии Едигея). Последние рассказы также были усвоены более поздним летописанием.

Вопрос о взаимоотношениях Л. Н. с Вологодско-Пермской летописью спорен. Высказывалось предположение о Л. Н. как о дефектном списке Вологодско-Пермской летописи, обрывающемся на 1471 г. Более вероятным, однако, пока представляется восхождение этих летописей к общему протографу.

Лит.: Шахматов А. А. 1) Общерусские летописные своды XIV и XV вв. — ЖМНП, 1900, сентябрь, отд. 2, с. 141–144, 154–157; 2) Обозрение, с. 346–360; Приселков. История летописания, с. 177–178, 182–183; Лихачев. Русские летописи, с. 471–472; Насонов А. Н. Летописные памятники хранилищ Москвы {новые материалы). — ПИ, М., 1955, вып. 4, с. 250–251; Кудрявцев И. М. [133] Сборник последней четверти XV — начала XVI в. из Музейного собрания. — Записки Отдела рукописей ГБЛ, М., 1962, вып. 25, с. 225–233; Лурье. Общерусские летописи, с. 122–147; Клосс, Лурье. Русские летописи, с. 122–138.

Я. С. Лурье

Летопись Никоновская — крупнейший памятник русского летописания XVI в., получивший свое название по одному из списков, принадлежавшему патриарху Никону. В научный оборот введена В. Н. Татищевым, ошибочно предположившим, что летопись и создана при участии патриарха Никона. Первоначальная редакция Л. Н. доводила изложение до 1520 г. и была составлена при московской митрополичьей кафедре в конце 20-х гг. XVI в. Ее оригинал сохранился в рукописи М. А. Оболенского (ЦГАДА, ф. 201, № 163).

Л. Н. представляет собой обширную компиляцию, в которой использованы различные местные летописцы, повести, сказания, жития святых, записи народного эпоса, архивные документы. Основными источниками Л. Н. были летописи Симеоновская, Иоасафовская, Новгородская Хронографическая, а также сборник церковного содержания ГБЛ, ф. 173, № 82. Целый ряд известий Л. Н. носит уникальный характер и дошел до нашего времени только в составе этой летописи. Исторический материал подвергся в Л. Н. существенной литературной и идеологической обработке. При этом составитель Л. Н. последовательно проводил идеи защиты имущественных интересов церкви, союза светской и духовной власти, полной поддержки внутренней и внешней политики правительства великого князя Василия III. Кроме того, на страницах Л. Н. нашли историческое обоснование вопросы, которые явились предметом обсуждения церковного собора 1531 г.; о праве монастырей на владение селами, о законности поставления русского митрополита собором епископов без санкции константинопольского патриарха, о борьбе с ересью. Изучение стилистических особенностей редакторских вставок в тексте Л. Н. убеждает в том, что редактором-составителем летописного свода являлся митрополит Даниил (1522–1539 гг.) — крупный писатель, церковный и политический деятель средневековой Руси.

Во второй половине 50-х гг. XVI в. летописный свод митрополита Даниила (каковым является Л. Н.) был соединен с материалами официальной историографии. С митрополичьего летописца была снята копия и дополнена по летописи Воскресенской и «Летописцу начала царства» редакции 1556 г. — так образовался Патриарший список (БАН, 32.17.8). Эта рукопись с самого начала обращалась в церковных кругах: в начале 60-х гг. XVI в. она использовалась при составлении «Степенной книги» (в митрополичьем Чудовом монастыре, см. Афанасий, митрополит); в XVII в. она хранилась в патриаршей ризнице, а в 70-х гг. этого же столетия список был положен в основу обширного патриаршего свода, известного по двум беловым копиям (ЦГАДА, ф. 181, № 351/800 и ГБЛ, ф. 556, № 34). Оригинал же летописного свода митрополита Даниила остался в Казенном приказе и был дополнен по тем же источникам, которые были использованы в Патриаршем списке: по Воскресенской летописи (но в другом объеме) и «Летописцу начала царства». Несколько позже к нему была присоединена еще одна часть с изложением событий 1556–1558 гг. — так образовался список Оболенского. Существует предположение, что именно над этой рукописью работал в 1560 г., во время пребывания в Ливонии, известный государственный деятель периода «избранной рады» А. Ф. Адашев.

В 1568–1576 гг., когда в Александровской слободе по царскому заказу создавался грандиозный летописный свод Лицевой, список Оболенского использовался в качестве главного источника при изложении событий русской истории. По-видимому, в конце правления Ивана IV Грозного список был передан в Троице-Сергиев монастырь, где находился [134] до 1637 г. В 1637 г. в связи с затребованием рукописи в московский Приказ Большого дворца в монастыре с нее была снята копия, которая положила начало новой редакции Л. Н.; текст летописи был дополнен некоторыми повестями и продолжен по летописцу Новому (памятнику официальной историографии XVII в.). Троицкая редакция Л. Н. известна по нескольким спискам, один из которых (Никоновский — БАН, 17.2.5) был выполнен специально для патриарха Никона и дал название всей летописи.

В. М. Клосс

Летопись Новгородская I (далее: НІЛ) — древнейшая летопись Новгородской феодальной республики. Хотя в основе НІЛ лежала местная летопись, ведшаяся при дворе епископа, новгородское летописание неоднократно входило в соприкосновение с летописанием других древнерусских центров. Таким образом, новгородский читатель получал представление о наиболее важных исторических событиях, происходивших во всей Русской земле.

НІЛ известна в двух изводах (редакциях). Старший извод представлен пергаменным Синодальным списком XIII–XIV вв. (ГИМ, Синодальное собр., № 786). Список дефектный: утрачены первые 16 тетрадей (с начала летописи до 1016 г.) и одна тетрадь с изложением событий 1273–1298 гг. Часть летописи до 1234 г. писана двумя почерками конца XIII в., в одном из которых признается рука Тимофея, пономаря церкви св. Якова из Людина конца, переписавшего в 1282 г. Пролог для церкви св. Образа (ГИМ, собр. Хлудова, № 187). В данной части Синодального списка вообще обнаруживается интерес к церковному строительству в пределах Людина конца и в близлежащем Аркадиевском монастыре и содержатся известия, которые отсутствуют в других новгородских летописях. Можно полагать, что при создании рукописи были использованы владычная летопись и записи, ведшиеся при церкви св. Якова. Другая часть Синодального списка датируется второй четвертью XIV в.: она доводит изложение до 1330-х гг. и имеет приписки, сделанные разными почерками и доходящие до середины XIV в. Вероятно, первоначальное окончание летописи XIII в. по политическим соображениям было изъято и заменено новым (в тексте заметны следы нескольких пластов редакторской работы во времена острого московско-тверского соперничества за обладание великокняжеским столом и новгородским княжением).

Младший Извод НІЛ близок к Синодальному списку, но продолжает его до 40-х гг. XV в. Известны два основных списка НІЛ младшего извода: Академический (БАН, 17.8. 36) и Комиссионный (ЛОИИ, собр. Археограф, комиссии, № 240). Академический список утратил часть листов, но, судя по снятым с него в XVIII в. копиям, кончался 1443 г. По палеографическим данным список относится к 40-м гг. XV в., а согласно свидетельству В. Н. Татищева (приобретшего рукопись у раскольников) , имел точную дату написания — 1444 г. Комиссионный список относится к середине XV в., в основной своей части доведен до 1439 г., другой рукой (и на другой бумаге) написаны известия 1440–1446 гг. Хотя протограф списков НІЛ младшего извода доходил до 1432 г., [135] окончательно летопись сформировалась в конце 30-х гг. XV в., поскольку в нее включены материалы, использованные в общерусском своде, отразившемся в Новгородской IV и Софийской I летописях (Новгородско-Софийском своде, по терминологии А. А. Шахматова; возможно, что свод этот составлялся в Новгороде).

Значение НІЛ младшего извода в истории русского летописания вскрыто трудами А. А. Шахматова. Он показал, что в ранних известиях летописи отразился так называемый Начальный свод конца XI в., предшествующий Повести временных лет. Шахматов, правда, считал, что в утраченной части Синодального списка читался иной текст, но в современных работах эта точка зрения отвергается: во-первых, в сопоставимой части оба извода действительно очень близки; во-вторых, объем текста утраченных 16 тетрадей Синодального списка ненамного превосходит объем соответствующей части младшего извода. Кроме того, можно указать в самом Синодальном списке фрагменты (под 1198, 1238, 1268 гг.), выписанные из того же Начального свода, который представлен в НІЛ младшего извода. Ясно, таким образом, что в XIII в. Начальный свод уже использовался в новгородском летописании. В литературе высказывалось мнение о привлечении Начального свода в Новгороде еще ранее — в XII в., однако этот вывод пока не подкреплен текстологическими аргументами. Напротив, в тексте Предисловия к Начальному своду имеется след редактуры, связывающей его с Повестью о взятии Царьграда фрягами в 1204 г. (Повесть читается в обоих изводах НІЛ). По-видимому, Начальный свод появился в Новгороде лишь в XIII в.

В. М. Клосс

Летопись Новгородская IV (далее: НІVЛ) — летопись XV в., дошедшая в двух редакциях — старшей, доведенной до 1437 г. (Новороссийский и Голицынский списки), и младшей, в основной части доходящей до 1447 г. и далее продолженной по-разному в разных списках; текст старшей и младшей редакции сходен до 1428 г. НІVЛ была издана в ПСРЛ в 1848 г. и переиздана в 1915–1925 гг. [136]

Совпадение НІVЛ с летописью Софийской I с начала и до 6926 (1418) г. дает основание считать ее новгородской версией их общего протографа. Софийская I включает ряд больших статей, опущенных в НІVЛ, но в ряде случаев НІVЛ сохраняет более первоначальные чтения. В летописи Новгородской Карамзинской, передающей, по-видимому, наиболее раннюю редакцию НІVЛ, и в еще большей степени в НІVЛ первоначальный текст «свода 1448 г.» был пополнен дополнительными новгородскими и частично ростовскими известиями. Среди этих дополнительных известий НІVЛ — летописчик новгородских посадников и семейный летописец новгородца Матфея Михайлова (известия о его рождении, смерти отца и матери, женитьбе и т. д.) и ряд статей церковно-учительного характера: поучение архиепископа Луки, рассказ дьякона Александра о святынях Царьграда, плач о смерти митрополита Киприана и тверского владыки Арсения и др. На основе НІVЛ был составлен краткий летописец, помещенный в начальной части летописца Рогожского, Летописи Авраамки и некоторых других памятников. НІVЛ легла также в основу новгородских летописей последующего времени — летописи Новгородской Хронографической (Новгородской V), Новгородской Уваровской и Новгородского свода 1539 г. (Новгородская летопись по списку Дубровского и др.).

В нескольких списках НІVЛ младшей редакции (Строевский и Синодальный списки) до нас дошло летописание последних лет Новгородской республики (до 1477 г.), в частности чрезвычайно яркий рассказ о победе Ивана III над Новгородом в 1471 г. (см. Повести о присоединении Новгорода). В отличие от московских летописей, излагавших это событие в традиционном этикетном стиле, с упоминанием о вмешательстве «божественной рати» на стороне Москвы, НІVЛ конкретно описывает вполне земные обстоятельства поражения новгородцев, внутренние раздоры между «меньшими» и «большими» людьми, прямую измену в городе и т. д.

Я. С. Лурье

Летопись Новгородская Карамзинская — летопись середины XV в., дошедшая в единственном списке, принадлежавшем Н. М. Карамзину (ГПБ, F.IV.603). А. А. Шахматов, впервые исследовавший эту летопись, колебался в ее определении, считая, что Л. Н. К. была либо первоначальной редакцией летописи Новгородской IV, либо отражением общего источника летописи Новгородской IV и летописи Софийской I — «свода 1448 г.». Первое из этих предположений представляется более вероятным, так как в некоторых случаях Л. Н. К., как и Новгородская IV, обнаруживает явно вторичные по отношению к Софийской I чтения (сокращение больших летописных повестей Софийской I, дублировка ряда известий и т. д.) и не могла поэтому отражать общий протограф Софийской I и Новгородской IV. Но по отношению к Новгородской IV текст Л. Н. К. явно первоначален: текст здесь в ряде случаев ближе к Софийской I; кроме того, в Л. Н. К. содержится ряд памятников, которых нет в Софийской I и от которых в Новгородской IV сохранились лишь фрагменты.

Характерной особенностью Л. Н. К. является необычное расположение ее текста в единственном дошедшем до нас списке. До рассказа о крещении Руси текст почти совпадает с Новгородской IV, но далее он разделяется на две выборки. В первой, доведенной до 6919 (1411) г., читаются известия, соответствующие первым половинам годовых статей Новгородской IV и преимущественно связанные с Новгородом; во второй, [137] с 6496 (988) по 6936 (1428) г., — тексты, соответствующие вторым половинам годовых статей Новгородской IV (сюда попали все большие летописные повести). Но рассматривать эти выборки как самостоятельные памятники невозможно, так как текст их фрагментарен и часто обретает смысл только при воссоединении годовых статей обеих выборок. А. А. Шахматов полагал, что такое разделение — результат неудачной попытки писца, создавшего рукопись F.IV.603, сделать из «обыкновенного летописного свода» (близкого к Новгородской IV) выборку новгородских известий; убедившись в неудачности получившейся «механической» выборки, писец дополнил по оригиналу все пропущенное прежде. Возможно, однако, что разделение оригинала («свода 1448 г.») было произведено создателем Л. Н. К. сознательно — подобное разделение текста на две части (более важную, по мнению редактора, и менее важную) встречается и в других летописях, например в летописи Вологодско-Пермской первой редакции. Но Новгородская IV, во всяком случае, не сохранила такого разделения текста на две выборки, расположив весь свой материал в едином хронологическом порядке.

Научная ценность Л. Н. К. определяется, помимо ее первичности по отношению к Новгородской IV летописи, также наличием ряда уникальных статей, например грамот константинопольского патриарха Антония в Новгород 6898 (1390) и 6902 (1394) гг., не сохранившихся, кроме Л. Н. К., ни в других летописных текстах, ни в отдельных списках. Издания текста Л. Н. К. нет (в настоящее время готовится к печати).

Я. С. Лурье

Летопись Новгородская Хронографическая (или Хронографический список летописи Новгородской IV) — летопись конца XV в., дошедшая в единственном полном списке (ГИМ, Синодальное собр., № 280; существует еще неполный список — ГИМ, Синодальное собр., № 154), содержащем также Хронограф Русский. Первая часть Л. Н. X., до 1446 г., дошедшая также в ряде сокращенных списков новгородских летописей (ГПБ, собр. Погодина, № 1404а, 1402 и др.), была определена А. А. Шахматовым как Новгородская V летопись. Она представляет собой особую редакцию летописи Новгородской IV, в которой значительно расширен (на основе летописи Новгородской I) материал новгородских известий. Начиная с середины XV в. в Л. Н. X. обнаруживаются совпадения с летописным сводом Сокращенным; в заключительной части (после 1472 г.) Л. Н. X. содержит текст великокняжеского свода, близкий к тому, который читается в Мазуринском виде Сокращенного свода. Характерной особенностью этой части Л. Н. X. является рассказ 6999 (1491) г. о соборе на еретиков, более подробный, чем в Сокращенных сводах, летописном своде великокняжеском Московском конца XV в. и других летописях. Этот рассказ и помещенные вместе с ним известия обнаруживают явную связь летописца с главным «обличителем» ереси — новгородским архиепископом Геннадием. Можно предполагать поэтому, что источником Л. Н. X. была версия Сокращенного свода Мазуринского вида, проредактированная в Новгороде. Текст Л. Н. X. в списке Синодального собр., № 280 прерывается на 6999 г., после чего в этом списке следует текст за 6999–7004 гг., заимствованный из летописи Иоасафовской XVI в.

Лит.: Шахматов А. А. 1) О так называемой Ростовской летописи. М., 1904, [138] с. 53–54; 2) Ермолинская летопись и Ростовский владычный свод. СПб., 1904, с. 9–21, 78–79; 3) Обозрение, с. 196–207; Клосс Б. М. Новгородская V летопись. И вопрос об источниках Никоновского свода. — В кн.: Летописи и хроники. Сб. статей. 1973 г. М., 1974, с. 257–264; Лурье. Общерусские летописи, с. 241–251; Клосс Б. М., Лурье Я. С. Русские летописи XI–XV вв., с. 91.

Я. С. Лурье

Летописи псковские — летописи XV–XVII в., связанные единством происхождения, но представляющие собой несколько самостоятельных памятников. Уже издатели Л. П. в ПСРЛ в 1848–1851 гг. выделили две летописи под этим наименованием — Псковскую первую летопись (Архивский 1-й, Архивский 2-й, Строевский и другие списки) и Псковскую вторую (Синодальный список). А. Н. Насонов в издании 1941–1955 гг. привлек неизвестный прежде Тихановский список Л. П., близкий к Архивскому 1-му, и обнаружил важные различия между этими списками и Строевским, Архивским 2-м и другими. Он выделил на этом основании три Л. П.: Псковскую I (Тихановский, Архивский 1-й и другие списки), Псковскую II (Синодальный список) и Псковскую III (Строевский и Архивский 2-й списки).

Л. П. содержат богатый материал по истории псковской земли, Новгорода, Прибалтики и Москвы. Летописное дело в Пскове зарождается в XIII в., в XIV в. оно принимает регулярный характер, что связано с экономическим подъемом и ростом города, борьбой за политическую независимость от Новгорода. Центром летописного дела в Пскове на протяжении XIV в. был Троицкий собор, руководили псковским летописанием выборные вечевые власти, в частности посадники. Псковская летопись XIII–XIV вв. носит по преимуществу деловой, местный характер. Центральное место в текстах XIII–XIV вв. занимают рассказы о сражениях с Ливонским орденом, описание «розратий» и ссор с Новгородом и Литвой, записи о строительстве церквей и городских стен, о поставлении князей и посадников, о неурожаях, голоде, болезнях, небесных знамениях и т. д. Сообщения об общерусских событиях в Л. П. немногочисленны и лаконичны. Трудно судить о том, сложились ли летописные записи XIV в. в свод. Г.-Ю. Грабмюллер считает, что первый псковский свод был составлен в 1368 г. Я. С. Лурье в рецензии на книгу Грабмюллера справедливо замечает, что существование свода середины XIV в. возможно, но текстологически не доказано.

Летописная работа при Троицком соборе продолжалась и в XV в. Летописные записи становились все более подробными и охватывали весь круг событий военной, гражданской и церковной жизни Пскова. По-прежнему летописцы уделяли большое внимание напряженным отношениям Пскова с Новгородом, Литвой, Москвой, военным столкновениям с Ливонским орденом, вечевой борьбе и т. д. Однако в XV в. псковские летописи приобретают постепенно общерусский характер, тематика их расширяется, интерес начинают вызывать события, которые не имеют прямого отношения к Пскову: борьба в Орде, удельные смуты, события в Литве и Новгороде. К концу XIV — первой половине XV в. можно отнести составление одного из первых псковских летописных сводов, его следы обнаруживаются в общерусском летописании: псковский свод (его состав не изучен) был одним из источников общерусского свода 40-х годов XV в., протографа летописей Софийской I и Новгородской IV. Г.-Ю. Грабмюллер выделяет несколько псковских летописных сводов первой половины XV в. — своды 1410, 1426, 1436, 1447 гг., но и их существование не получает точных текстологических доказательств. Второй половиной XV в. датируются первые дошедшие до нас псковские своды; в это же время выделяются три ветви псковского летописания, очень различные по своим идейнополитическим тенденциям — Псковские I, II и III летописи (ПІЛ, ПIIЛ, ПIIIЛ). [139]

ПІЛ на протяжении XV–XVII вв. дает несколько редакций. Самая ранняя редакция — свод 1469 г. — представлена Тихановским списком. ПІЛ по Тихановскому списку открывается Повестью о Довмонте, затем следует краткое хронографическое введение, после чего начинается изложение русской и псковской истории. Заканчивается свод 1469 г. рассказом о событиях 1464–1469 гг., связанных с борьбой Пскова за самостоятельную епископию. Свод 1469 г., как считает А. Н. Насонов (Из истории псковского летописания, с. 271–272), восходит к своду 1464 г., общему протографу Л. П., он был продолжен дальше. Сравнение остальных списков Л. П. показывает, что значительная близость между тремя Л. П. наблюдается до 1482 г. Впервые предположение о существовании свода 1481 г. было выдвинуто А. А. Шахматовым, оно разработано затем в трудах современных ученых. Именно этим годом заканчивается Архивский 1-й список ПІЛ. По композиции и тексту Архивский 1-й список подобен Тихановскому списку, но конец его дефектен, статья 1464 г. обрывается на середине фразы, затем следует небольшой фрагмент текста из статьи 1481 г., который также обрывается на полуслове. Отсутствие статей 1464–1481 гг. в Архивском 1-м списке можно объяснить механическим дефектом его оригинала, пропуск текста восстанавливается по редакциям IIIЛ, продолжавшим свод 1481 г. Итак, можно предположить, что свод 1481 г. по композиции и содержанию был подобен своду 1464 г. и дополнил его описанием событий последних лет; особое внимание составитель свода 1481 г. уделял борьбе с Новгородом в 1478 г. и отношениям Пскова с великим князем московским.

Новая редакция ПІЛ представлена сводом 1547 г. (списки Погодинский и Оболенского, оригинал этого свода представлен Варшавским списком, который датируется 1548 г.). Свод 1547 г. интересен по составу: по 1446 г. в нем читается летопись Новгородская V, а начиная с 1447 г. следует текст, близкий Архивскому 1-му списку. Составление свода 1547 г. ученые связывают с псковским Елеазаровым монастырем и именем старца Филофея. Еще А. А. Шахматов заметил, что ПІЛ по спискам Погодинскому и Оболенского близка по своим политическим тенденциям посланиям Филофея. Это предположение поддержал А. Н. Насонов; некоторые текстологические доказательства тому были приведены Н. Н. Масленниковой, обнаружившей сходство небольших фрагментов в летописи и Послании Филофея к великому князю Ивану Васильевичу. В своде 1547 г., как и в посланиях Филофея, сочетаются уважение к великому князю московскому и безусловное приятие его власти с обличением московских наместников и тех порядков, которые они установили в Пскове. Особенно отчетливо эти настроения проявляются в описании событий 1510 г. (см.: Повесть о псковском взятии), а также в статьях 1528 и 1541 гг. В XVII в. свод 1547 г. был переработан на основе общерусского и новгородского материала при Новгородском Софийском соборе, при этом сокращению подвергались тексты как Новгородской V летописи, так и ПІЛ.

ПIIIЛ представляет собою свод 1567 г., продолженный затем до середины XVII в. ПIIIЛ по 1481 г. включительно восходит к общему с ПІЛ протографу, содержание которого обе летописи передают с разной полнотой. Взаимоотношения ПІЛ и ПIIIЛ за конец XV–XVI в. еще не выяснены. Близость между ними в отдельных текстах наблюдается и после 1481 г., что предполагает существование еще одного свода, служившего их общим источником. В ПШЛ текст этого источника передан в более сокращенном виде, чем в ПІЛ. Расходятся летописи и в оценке многих событий, свод 1567 г. резко враждебен власти великого князя московского. В антимосковской редакции читаются в своде 1567 г. статьи 1443, 1462 гг., часто опускаются известия о наместниках великого князя, умалчивается о тех событиях, которые свидетельствовали бы о подчиненности Пскова Москве, в частности об их совместной борьбе против [140] немцев и Литвы (статьи 1490, 1500, 1501, 1511, 1517 гг. и др.). Описывая события 1510 г., составитель свода 1567 г. обвиняет великого князя в том, что он «старину порушил, забыв отца его и дедов его слова и жалованья до пскович и кресного целованиа». Установление нового порядка рассматривается в своде как начало антихристова царства; используя цитату из Апокалипсиса, гл. 54, летописец предрекает: «пять бо царей минуло, а шестый есть, но не у бе пришел; шестое бо царство именует в Руси Скивскаго острова; си бо именует шестый, а седьмы по том еще, а осмый антихрист». Автор свода 1567 г. открыто выражает неодобрение Василию III Ивановичу, постригшему свою жену Соломонию и женившемуся на Елене (статья 1523 г.). Негативно отношение свода 1567 г. и к Ивану IV. В связи с женитьбой Ивана IV и венчанием его на царство летописец вновь вспоминает Апокалипсис: «пять бо царев минуло, а шестой есть, но не убо бе пришло, но се абие уже настало и приде».

Свод 1567 г. дошел до нас в оригинале — Строевском списке 60-х гг. XVII в. Основной летописный текст в Строевском списке кончается на 1556 г., дальнейший текст до 1567 г. носит характер приписок, сделанных разными почерками. Содержание приписок разнообразно, некоторые из них связаны с интересами и историей Псково-Печерского монастыря. Еще в 1848 г. редакторы IV тома ПСРЛ предположили, что Строевский список принадлежал Псково-Печерскому монастырю. Более тщательное изучение Строевского списка, содержания свода 1567 г. в целом и соотношения Строевского списка с другими списками ПIIIЛ привели А. Н. Насонова к выводу (вызывавшему, однако, возражения Н. Е. Андреева), что свод 1567 г. создавался в Псково-Печерском монастыре и был составлен если не самим игуменом Корнилием (игуменствовал с 1529 по 1570 г.), то под его непосредственным руководством. Политические настроения свода 1567 г. действительно близки Псково-Печерскому монастырю, находившемуся в оппозиции к власти великого князя московского. Об этом свидетельствует, в частности, тесная связь монастыря с Андреем Михайловичем Курбским, которая продолжалась и после его бегства в Литву. Строевский список ПIIIЛ хранился в Псково-Печерском монастыре, здесь он был продолжен до середины XVII в. В Псково-Печерском своде середины XVII в. был полностью переписан свод 1567 г., затем составитель обратился к иным источникам и вновь рассказал о событиях 1493–1645 гг. Состав этих новых источников не изучен, среди них возможны, как считает А. Н. Насонов (Псковские летописи, вып. 2, с. XXXIII), летописи Воскресенская или Львовская, Новгородская V летопись и сложная компиляция из кратких общерусских и псковских известий. Псково-Печерский свод середины XVII в. попал в руки коллекционеру рукописей В. Н. Собакину, сыну псковского воеводы, и по его приказу был переписан с небольшими добавлениями из разрядных книг; кроме того, были добавлены записи о Н. С. Собакине. Так появился Архивский 2-й список ПIIIЛ.

Особое место в псковском летописании занимает ПIIЛ — свод 1486 г.; она дошла до нас в единственном списке конца XV в. (Синодальный, № 154). ПІІЛ восходит к общему с ПІЛ и ПIIIЛ протографу. Г.-Ю. Грабмюллер полагает, что ПІІЛ как самостоятельная ветвь летописания выделилась после 1410 г.; правда, он предполагает дополнительное использование в ней свода 1481 г., так как сходство между всеми тремя Л. П. наблюдается по этот год включительно. Вероятнее всего, именно свод 1481 г. был непосредственным протографом ПІІЛ, как и других псковских летописей. Однако содержание общего протографа в ПІІЛ подверглось большой переработке. На всем протяжении летописи составитель свода 1486 г. сокращал текст общего протографа, причем в сокращениях прослеживаются определенные тенденции: исключаются упоминания о псковском вече, усиливаются резкие оценки политики Новгорода по отношению к Пскову. Зато очень подробно составитель ПІІЛ описывает [141] волнения 1483–1486 гг. в Пскове. Они были вызваны недовольством городских низов, веча псковскими посадниками, которые обвинялись вместе с князем Ярославом в составлении новой смердьей грамоты. ПIIЛ, рассказывая о перипетиях брани о смердах, с большим уважением и благожелательностью относится к посадникам, к великому князю московскому и его наместнику в Пскове. Политические тенденции свода 1486 г. Г.-Ю. Грабмюллер определяет как промосковские, его составление он связывает с группой посадников — Леонтия Тимофеевича, Василия Логиновича, Степана Максимовича, которые выступали совместно с князем Ярославом и пользовались поддержкой великого князя Ивана III. Среди них он выделяет Степана Максимовича Дойниковича (псковский посадник в 1476–1484, 1486–1499 гг.) и считает, что именно ему принадлежит инициатива составления летописи, которая должна была служить оправданием действий группы посадников в событиях 1483–1486 гг. Степан Максимович известен как заказчик еще и другого сборника конца XV в. — Псково-Печерского, содержащего «Слово о погибели Русской земли» с Житием Александра Невского (Бегунов Ю. К. Памятник русской литературы XIII в. «Слово о погибели Русской земли». М.; Л., 1965, с. 195-201).

В. И. Охотникова

Текст воспроизведен по изданию: Исследовательские материалы для "Словаря книжников и книжности Древней Руси" // Труды отдела древнерусской литературы, Том 39. Л. Наука. 1985

© текст - коллектив авторов. 1985
© сетевая версия - Тhietmar. 2021
© OCR - Андреев-Попович И. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Труды отдела древнерусской литературы. 1985