Киприан (ок. 1330 – 16 IX 1406) — митрополит киевский и всея Руси, писатель, редактор, переводчик, книгописец. По рождению болгарин (следом за Никоновской летописью и Степенной книгой долгое время его считали сербом), возможно из тырновской семьи Цамблаков. Прежде общепринятое, это мнение (основывающееся на словах Григория Цамблака, что К. «брат беаше нашему отцю») теперь поставлено под сомнение Й. Холтузеном, обратившим внимание на контекст, в котором это сказано, установившим, что Григорий Цамблак пользовался при написании Надгробного слова К. Надгробным словом Мелетию Антиохийскому Григория Нисского, и заключившим, что речь идет не о кровном родстве К. и отца Григория Цамблака, а о национальном и духовном родстве К. как главы русской церкви и Евфимия Тырновского как болгарского патриарха.

Свой путь К. начал в Келифаревском монастыре Феодосия Тырновского; там он и сблизился с Евфимием. Оттуда ушел в Константинополь, затем на Афон; может быть, был к этому вынужден как сторонник грекофильской монашеской партии, к которой принадлежали также Феодосий и Евфимий; они тоже оказались в Константинополе в 1362–1363 гг. Раньше ли них К. явился в Византию или вместе с ними, неизвестно. Там он сблизился с патриархом Филофеем (1353–1354, 1364–1376). Но где произошло их знакомство — в Константинополе или на Афоне (Филофей в промежутке между двумя периодами патриаршества был игуменом тамошней лавры св. Афанасия), тоже неизвестно. П. Сырку (а следом за ним и А.-Э. Тахиаос) предполагает, что К. [54] удалился на Святую гору в 1355 г. вместе со свергнутым патриархом. Н. Дончевой-Панайотовой же кажется более вероятным, что он жил в царьградском Студийском монастыре до смерти Феодосия (17 ноября 1363 г.) и лишь после этого попал на Афон (в таком случае он скоро оттуда вернулся с патриархом Филофеем).

О своем пребывании на Афоне К. говорит в ответном Послании Афанасию Высотскому. Очевидно, к этому периоду относится «Еуфимия патриарха Терновского послание к Киприану мниху, живущу во свяТей горе Афонстей...» (приходится допустить только, что слова «патриарха Терновского» добавлены в заглавие позднее, так как до 1375 г. Евфимйй не был патриархом, после же этого года К. не мог жить на Афоне). Во всяком случае несомненно, что К. имел возможность научиться у своих болгарских и греческих учителей «книжному деланию», связанному с исихастским «умным деланием», и на собственном опыте узнать как отшельнически-уединенную, так и общежительную монастырскую жизнь.

Около 1373 г. К. был послан патриархом Филофеем в Литву и на Русь для примирения литовских и тверского князей с митрополитом Алексеем, чтобы предотвратить назревавший раздел митрополии всея Руси. Проведя какое-то время в Литве, К. склонил тамошних князей к миру с митрополитом, на которого они перед этим жаловались патриарху. Затем он прибыл в Великую Русь; 9 марта 1374 г. присутствовал в Твери на посвящении митрополитом Алексеем тверского епископа Евфимия, после чего с митрополитом отправился в Переяславль Залесский, город московского великого князя. Сколько он там пробыл, неизвестно. Допускают (Пл. Соколов, Дж. Мейендорф), что он был там еще в ноябре этого года и присутствовал на крещении Сергием Радонежским новорожденного сына великого князя Дмитрия Ивановича, но из источников мы об этом ничего не знаем. Существует также мнение (Г. М. Прохоров), что торжественно отмеченное летописцем под тем же годом примирение русских князей друг с другом и с литовскими князьями и их «розмирье» (разрыв мира) с Ордой были результатом дипломатической деятельности патриарха Филофея, осуществленной через его посла. В этот свой приезд на Русь К. познакомился с игуменами Сергием Радонежским, Феодором Симоновским и, возможно, с епископом Дионисием Суздальским. Из Великой Руси К. вернулся в Литву. В том же 1374 г. — очевидно, по его и патриарха инициативе — было предпринято перенесение из Вильны в Константинополь останков и прославление там (некий серб написал житие, а грек, «ритор Великой Церкви» Михаил Вальсамон, — похвальное слово) трех литовских мучеников-христиан — Круглеца-Антония, Нежила-Ивана и Кумца-Евстафия, убитых в 1347 г. по приказу язычника князя Ольгерда.

В 1375 г. в результате дипломатических ухищрений Мамая и вследствие измены Твери княжеская русско-литовская конфедерация распалась; Тверь была подавлена возглавленными Москвой великорусскими силами, возобновилась вражда Литвы и Москвы, и литовские князья отправили К. в Константинополь с грамотой к патриарху, в которой просили поставить им К. как митрополита литовского. Патриарх Филофей 2 декабря 1365 г. посвятил К. в митрополита «киевского, русского и литовского» с тем, чтобы он до смерти митрополита Алексея проживал в Киеве и управлял недоступными для того западнорусскими землями, а затем переехал в Москву (престол русских митрополитов официально был перенесен в 1354 г. патриархом Филофеем из Киева во Владимир) и объединил обе части митрополии, став митрополитом киевским и всея Руси. 6 июня 1376 г. К. прибыл в Киев и приступил к наведению порядка в церковных делах Литвы, Галиции и Волыни, проповедуя среди язычников, восстанавливая собственность митрополичьей кафедры в Новом Городке литовском, собора св. Софии в Киеве, [55] добиваясь выплаты церковной десятины, освобождая пленников-христиан и т. п. Завоевав доверие литовских князей, он попытался через послов добиться того же от московского князя, Новгорода и Пскова, но тщетно, несмотря на то что митрополит Алексей, судя по всему, его права признавал и его поддерживал.

Списавшись после смерти митрополита Алексея (12 февраля 1378 г.) с Сергием Радонежским и Феодором Симоновским, К. летом 1378 г. сделал попытку неожиданно для князя Дмитрия Ивановича явиться в Москву, чтобы с помощью своих сторонников вступить в права наследования вопреки воле князя, но был перехвачен княжеским воеводой, провел ночь в заточении и был выдворен из Москвы. Сохранились три его послания к игуменам Сергию и Феодору, из которых и известно об этом событии. Первое из них написано 3 июня из Любутска, непосредственно перед попыткой проникнуть в Москву. Второе — 23 июня, сразу же после выдворения. Оно представляет собой уже не просто письмо к названным игуменам, но публицистическое произведение, рассчитанное на разных читателей и на то, чтобы его — под угрозой церковного отлучения — читатели сохраняли и распространяли. В этом произведении К. обосновывает свои права, отводит обвинения в пролитовской ориентации, выдвинутые, как он слышал, против него московским князем, говорит о своей деятельности в качестве митрополита, рассказывает о том, что он только что претерпел, и предает отлучению и проклятию князя Дмитрия Ивановича, по воле которого это произошло. В дошедших до нас списках послания (XV в.) некоторые места были переданы тайнописью. В целом это послание было направлено против выдвинутого князем наместника митрополичьего престола Митяя-Михаила и против предполагавшегося членения митрополии «всея Руси» на митрополии «Малой Руси и Литвы» и «Великой Руси». Характерно то, что — в соответствии с политической линией византийского императора Иоанна VI Кантакузина и патриарха Филофея (авторов ряда грамот на Русь) — К. продолжает здесь рассматривать московского великого князя как в идеале князя всероссийского. Показательна также обнаруживаемая им здесь осведомленность о том, что сторонники раздела митрополии «на куны надеются и на фрязы», т. е. на деньги и на генуэзцев. В третьем послании (от 18 октября 1378 г.) К. ободряет своих корреспондентовсторонников, в которых было разочаровался, и выражает готовность ехать в Константинополь. Туда он отправился зимой 1378/79 г. (по дороге был торжественно встречен в Тырново), весной прибыл и пробыл там до июня 1380 г., когда собор патриарха Нила поставил в митрополиты «киевские и Великой Руси» Пимена (см.: РИБ, СПб., 1880, т. 6, Прил., № 30, стб. 165–184), одного из спутников умершего около Константинополя по дороге из Москвы Митяя-Михаила.

К. покинул Константинополь незадолго до окончания работы собора. Патриарх Нил оставил за ним звание митрополита «Малой Руси и Литвы», но в случае его смерти дал Пимену право распространить свою власть на Малую Русь и Литву и стать митрополитом «Киевским и всея Руси». И. Мейендорф предполагает, что К. поспешил в Литву по причине назревавшего военного столкновения ордынско-литовских сил с великорусскими и что, явившись летом 1380 г. в Литву, К. сумел так повлиять на литовского князя Ягайло, что тот сознательно «опоздал» оказать помощь своему союзнику Мамаю в битве с русским войском на Куликовом поле. Этим, полагает Мейендорф, К. заслужил «внезапное благоволение» со стороны князя-победителя. Г. М. Прохоров (Повесть о Митяе) обращает внимание на то, что князь послал Феодора Симоновского за К. в Киев не сразу после Донской победы, но только весной 1381 г., не раньше гибели Мамая, и считает, что К. и такие его сторонники, противники Митяя-Михаила, как Сергий Радонежский и Феодор Симоновский, были давними вдохновителями борьбы за объединение [56] Руси и освобождение ее от власти Орды, чем и объясняет гонения на них со стороны московских властей после измены Твери в 1375 г. и благоволение к ним после успешного исхода войны с Мамаем.

23 мая 1381 г. К. явился в Москву. В декабре этого же года возвращающегося на Русь из Константинополя Пимена по приказу князя задержали в Коломне и отправили в ссылку и заточение в Чухлому. Может быть, к этому времени, если не к 90-м гг., относится сохранившийся отрывок «От иного послания о повинных», атрибутируемый теперь К. (Г. М. Прохоров), а прежде приписывавшийся и Дионисию Суздальскому (А. С. Павлов), и киевскому епископу Даниилу (как якобы написанный в 1113 г. и обращенный к Владимиру Мономаху) (М. Н. Тихомиров). В этом послании автор называет себя 4-м епископом («д? епископом») «по благочестию» и «по судбам божиим», подразумевая тем самым, очевидно, что существует четвертый епископ не «по благочестию» (а надо сказать, что и К., и Пимен могли каждый считать себя четвертым московским епископом — подробней об этом послании см. ниже).

В том же 1381 г. на основе первоначальной редакции Жития митрополита Петра, первого московского епископа и святого, К. создал свою редакцию того же произведения, отражающую новые его отношения с великим князем. В ней К. сначала завуалированно, на примере жизни Петра, несколько похожей на его собственную, оправдывал себя и обвинял своих соперников, а в конце, переходя к рассказу о самом себе, прямо говорил о полученной им после молитв к Петру помощи свыше, благодаря которой он и от болезней избавился, и до Руси из осажденного латинянами и турками Константинополя добрался, и в Москве был принят великим князем. В уста Петра в этом произведении К. вложил пророчество, отражающее, очевидно, собственное его убеждение, о будущем политическом величии Москвы при условии поддержки ею православия.

Описывая совершаемую митрополитом Петром литургию, К. говорит здесь, что тот молился в первую очередь «о православных же царех»,т. е. о византийских императорах, не упоминая ордынских ханов, за которых на деле (а не за византийских императоров) должен был молиться Петр. В этом проявилось осуществленное К. позже, во второй период его правления церковью всея Руси, стремление включить в русские церковные «многолетия» имена византийских императоров.

Эта редакция Жития вошла как составная часть в написанную К. Службу митрополиту Петру, состоящую кроме жития из стихир, чтений из библейских книг, двух канонов и (после шестой песни канонов) кондака. В этой Службе наряду с мольбами о защите «от безбожныих и чюжеверныихъ нахождениа и усобныа рати» содержатся и выражения радости по поводу недавно одержанной победы над «агарянами», т. е. над Мамаем в Куликовской битве («Падоша въстающии на ны, отче, твоими молитвами побежаеми Агарини внуци, хотящей достояние твое озлобити. И под смех убо быше и поругание, падения своего плачуще. Мы же воспеваемь радостно твою священную память» — см.: Харьковская научная библиотека им. В. Г. Короленко, № 816281, Декабрьская минея, л. 141) В первый раз эта сочиненная К. Служба митрополиту Петру исполнялась (а в ее составе читалось и Житие), по всей видимости, в 1381 г., 21 декабря, в день памяти Петра, в одном из кремлевских соборов, где присутствовал князь, — вероятнее всего, в Успенском соборе, заложенном по инициативе Петра.

К первому периоду пребывания К. в качестве митрополита в Москве (1381–1382 гг.) должны относиться его «Ответы» игумену Афанасию «въпросившему о некоих потребных вещех», касающихся монастырской жизни. Эта датировка, расходящаяся с датировкой «Ответов» 1390–1405 гг. их издателями в РИБ (т. 6, № 32, стб. 243–270), определяется тем, что игумен серпуховского общежительного монастыря, основанного [57] Сергием Радонежским, Афанасий Высотский, которому «Ответы» вероятнее всего адресованы, в 1382 г. перестал быть игуменом, покинув Северо-Восточную Русь вместе с К. В этих «Ответах» К. говорит о погребении и об исповеди священников и чернецов, «о ручном же блуду», о требованиях к причащающимся, об «арменьской ереси», как о «гнуснейши паче всех ересей», велит православным не иметь никакого общения, дружбы и любви с армянами, «яко да... отидуть от православных съжительства или… приидуть с исповеданием к истинной православной Христовой церкви» (отношение К. к армянам определяется, по-видимому, не только их религиозными расхождениями с православными, но и их связями с генуэзцами и политической деятельностью на Руси, проявившейся, в частности, в провокационных действиях Некомата в 1375 г.). Кроме того, в «Ответах» он пишет о троеженцах, о постах в дни некоторых праздников, о том, чтобы в монастырях не венчали, о том, как крестить, как постригать, что чернецам полагается «старца многодетна держать собе духовника», что делать, если собака «в церковь въскочить», если буря сломает церковный крест, как и когда петь панихиду, указывает, что служить литургию без вина «безаконие велико есть», что в церкви надлежит читать Толковое Евангелие, а на трапезе Патерик, книги св. Ефрема (см. «Паренесис» Ефрема Сирина), св. Дорофея, «также и Шестоденьник святаго Василья и святаго отца Иоанна Златоустаго», говорит о послаблениях молодым и старым инокам, об именах для чернецов, о переходах в другой монастырь, о милостыне и о том, что «села и люди держати иноком не предано есть святыми отци»; при этом, однако же, К. допускает монастырские владения селами при условии, что не чернецы будут бывать в селе, но смогут «мирянину некоему богобоязниву приказати, и тому печаловати бы о всяких делех, в монастырь же бы готовое привозил житом и иными потребами»; здесь же К. пишет о конечной задаче иноков — заполнить собой места павших с небес во тьму по причине гордости ангелов (ср. с «Диоптрой» Филиппа Пустынника) и выражает уверенность в близком конце света («ныне же есть последнее время и летом скончание приходить, и конець веку сему»).

Во время внезапного нашествия на Москву Тохтамыша (26 августа 1382 г.), когда князь Дмитрий Иванович бросил город и бежал в Кострому, а в Москве «людие сташа вечем», митрополит (он за два дня до того вернулся в Москву из Новгорода) и великая княгиня были ограблены и с трудом выбрались из города. К. отправился в Тверь; оттуда съездил в Новгород, а затем вернулся в Тверь. Туда за ним, из Москвы в начале октября князь Дмитрий Иванович прислал своих бояр. Одновременно Пимен по приказу князя был переведен из Чухломы в Тверь.

К., чувствуя, что ему грозит изгнание, создал в это время новое публицистическое произведение — Повесть о Митяе, опять использовав существующее чужое повествование, на этот раз, по-видимому, изначально принадлежащее летописи, придав ему вид учительного риторического «слова». В итоге Повесть, сохранив свойственный летописи фактографический характер и следы довольно сухого «канцелярского» стиля, приобрела черты эмоционально окрашенной ораторской речи на историческую тему. В Повести сквозит насмешка над Митяем и Пименом, противниками К.; смысл же ее заключается в предостережении князя против решения сменить митрополита. Предостережение это, однако же, не подействовало, и той же осенью К. был изгнан из Москвы. Весьма вероятно, что это его изгнание (а тем самым и дробление русской митрополии) было результатом требований Орды. К. удалился в Киев; тогда с ним вместе и ушел Афанасий Высотский; в Москву из Твери был переведен Пимен, и митрополия вновь оказалась поделенной по границе ордынских владений. [58]

Примерно весной 1384 г. в Киев, где пребывал К., явился из Константинополя Дионисий Суздальский, добившийся там от патриарха Нила поставления в русские митрополиты (по-видимому, вопреки желанию поддерживавшего его князя — в митрополиты не Великой Руси, а «всея Руси»). Киевским князем Владимиром Ольгердовичем — может быть, не без ведома К. — Дионисий бый схвачен и провел остаток своих дней в заключении (умер в 1385 г.).

Будучи изгнан из Москвы, К. не прекратил стараний сблизить Великую Русь с Литвой. Очевидно, по его инициативе возник проект брака великого литовского князя Ягайло Ольгердовича и дочери великого князя московского Дмитрия Ивановича, отразившийся в договорной грамоте 1384 г. между Дмитрием Донским и великой княгиней Иулианией Александровной, дочерью тверского князя Александра Михайловича, вдовой Ольгерда; при этом предполагалось, что Ягайло должен «креститься в православную веру и крестьянство свое объявити во все люди» (о грамоте мы знаем из описи великокняжеского архива 1626 г.).

Около 1385–1386 гг. К. послал на Русь письмо, адресованное «а?-игумену», в каковом игумене вероятнее всего видеть Феодора Симоновского. В нем он ставит адресата в известность, что отправляется в Царьград на конях через «Волошьскую землю», и выражает уверенность в скорой победе над «лживым человеком и льстивым».

27 апреля 1387 г. в Константинополе, в Студийском монастыре, К. закончил переписку «Лествицы» Иоанна Синайского в незадолго до того (около 1370 г.) появившемся новом славянском, сербском, переводе (существовал и старый, болгарский). Эта рукопись (ГБЛ, МДА, фунд., № 152) вскоре — по-видимому, вместе с самим К. — попала на Русь, где с нее был сделан целый ряд копий; в частности, некий священноинок Прохор приносил ее к епископу Евфимию в Тверь, где в 1402 г. она была спешно («на боръзе») переписана (рукопись БАН, собр. Н. В. Тимофеева, № 9).

29 мая 1387 г. К. был послан Императором Иоанном V Палеологом в Малую Русь с обязательством возвратиться в течение года. Поездка могла быть вызвана как стремлением императора побудить бывшего литовского князя Ягайло, ставшего в 1396 г. вследствие Кревской династической унии польским королем, к защите Византии от турок, так и попытками самого К. сблизиться и сблизить литовских князей с Василием Дмитриевичем, старшим сыном Дмитрия Донского, бежавшим из Орды за западную границу ее владений. Как прежде К. должен был содействовать неудавшемуся проекту брака между Ягайло с дочерью Дмитрия Ивановича, так теперь он, наверняка, содействовал женитьбе Василия Дмитриевича на Софье Витовтовне, осуществившейся позже, в 1391 г.

В феврале 1389 г. новый константинопольский патриарх Антоний принял решение (см.: РИБ, СПб., 1880, т. 6, Прил., № 33) о низложении великорусского митрополита Пимена и восстановлении К. в звании митрополита киевского и всея Руси. Сохранился также нотариальный акт от 8 сентября 1389 г. о заеме К. и Феодором Симоновским у Николая Нотары, императорского переводчика, тысячи новгородских «старых рублей»; возможно, впрочем, что акт означает не заем, а обещание, посул. 1 октября 1389 г. К. в сопровождении ряда епископов покинул Константинополь и через Белгород (Аккерман) и Киев прибыл 6 марта 1390 г. (уже после смерти Дмитрия Донского, умершего 19 мая 1389 г.) в Москву. Оттуда он послал письмо к русскому духовенству в Константинополе, «поведающе многая беды их морского плавания, страшнаго пути, случившагося им» в Черном море, между Константинополем и Белгородом; письмо это до нас не дошло; мы знаем о нем из упоминания в записках — Хожении Игнатия Смоленского.

С прибытием К. в Москву закончился восьмилетний период, по выражению летописца, «мятежа в митрополии», начавшийся после [59] нашествия Тохтамыша изгнанием К. из Москвы. Торжествующий комментарий в летописной статье 6887 (1379) г., сопровождающей известие о смерти Митяя, написан, по-видимому, самим К., так как в нем звучат одновременно и торжество победителя, и нота наставления князьям, очевидно потомкам Дмитрия Ивановича.

Как выше сказано, вероятно к этому времени (если не к 1381 г.) относится послание К. великому князю, сохранившееся под заглавием «От иного послания о повинных». В этом послании автор с похвалой отмечает роль княжеской воли в том, что он смог занять свою кафедру. Кроме того, он напоминает князю-получателю «от злобы на добро совращение» отца его, великого князя, и просит его быть милостивым к «съгрешающим», а за все это обещает ему долголетие, «на противныя победы» и царствие небесное. Датировка этого послания временем Василия Дмитриевича позволяет понять слова «от злобы на добро совращение», применив их к великому князю Дмитрию Ивановичу Донскому: в таком случае имеется в виду поворот в его политике, приведший к победоносной битве с Мамаем, приглашению в Москву К. и временному прекращению раздела русской митрополии. Это глухое упоминание причиненного князем зла заставляет вспомнить намек на какое-то совершенное Дмитрием Донским зло, содержащийся в «Слове о житьи и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Рускаго» (в «Слове...» это зло как бы отпускается ему за его главный подвиг — победу над «погаными»), Со «Словом о житьи и о преставлении...» послание «о повинных» роднит также неоднократное, почти назойливое величание здесь адресата царем, а его владений — царством: «...почтеному господьскым и царьскым саном... благочестивому великому князю», «...да и многих управиши к богови в своем царстве», «...твое державное царство», «...съблюдет тебе в царствии твоем». Датировка этого послания временем не раньше 1390 г. позволяет понять и его положение в рукописях: там оно помещается, очевидно, в хронологическом порядке, последним, пятым, после послания, которое датируется концом 1384 — началом 1385 г.

В июле — августе 1390 г. К. в сопровождении двух митрополитов-греков — Матфея и Никандра, а также Михаила Смоленского, Стефана Пермского и Даниила Звенигородского побывал в Твери, где по просьбе тверского князя Михаила Александровича сместил епископа Евфимия Висленя (с 1387 г. практически лишенного князем возможности действовать и помещенного в монастырь) и поставил на его место человека из своего окружения — «великого протодьякона» Арсения (Евфимий Вислень умер в 1392 г. и был похоронен в Москве «у Михайлова Чуда за алтарем»),

21 октября 1391 г. К. вследствие жалоб «сирот монастырских» на игумена Царе-Константиновского монастыря близ г. Владимира Ефрема дал монастырю Уставную грамоту, в которой на основании расспросов предыдущего игумена, Царко, а также митрополичьих бояр во Владимире — Михайла Виреева, Юрия Протопопина и повара Ивана, приводится перечень того, что монастырь получал с принадлежащих ему сел, и утверждается описанный порядок.

В феврале 1392 г. К. две недели пробыл в Новгороде; в соборе св. Софии произнес поучение; старался восстановить право митрополитов на апелляционный суд, которое новгородцы в 1385 г., при митрополите Пимене, в период «мятежа» в митрополии, отняли у них; так как новгородцы воспротивились, К. уехал, не благословив их.

28 июня 1392 г. (но возможно также, что в 1404 г., когда был 12-й индикт, которым наряду с 6900/1392 г. датирована соответствующая грамота; в 1392 г. был 1-й индикт) великий князь Василий Дмитриевич совместно с К. написал Уставную грамоту о разграничении княжеских и митрополичьих прав и владений, обо всех пошлинах церковных, об обязанностях церкви в случаях экстраординарных (в частности во время [60] войны и уплаты дани Орде), о запрещении митрополиту ставить в попы и дьяконы княжеских слуг и «данных людей», причем исключение делалось только для изъявивших желание поповичей, но попович, живущий самостоятельно и отдельно от отца, рассматривался как человек великого князя.

В 1392 г. К. поставил в Полоцк епископа Феодосия, а в Коломну — епископа Григория (на место умершего Павла). 29 августа 1392 г. К. дал новгородскому епископу Иоанну грамоту о неприкосновенности церковных слуг и вотчин: «как при первых владыках тамо что ни было, тако и нынеча потянет к Святей Софьи и ко владыце Ивану». Так как переубедить новгородцев относительно необходимости вернуть митрополитам право на апелляционный суд ему не удалось, К. написал об этом патриарху и послал в Константинополь с письмом Дмитрия Афинянина. К. просил патриарха также передать в его ведение, изъяв из Суздальской архиепископии, Нижний Новгород и Городец. Новгородцы тоже послали к патриарху свое посольство, жалуясь на митрополита, требуя большей от него независимости и угрожая в противном случае перейти в латинство. В 1393 г. великий князь Василий Дмитриевич провел успешную войну с Новгородом, в результате которой новгородцы через послов выразили покорность князю и митрополиту и одарили ответного митрополичьего посла Дмитрока.

Пришедших осенью 1393 г. из Орды на службу к московскому князю трех татар, бывших ханских постельничих, — Баты Хозя, Хыдырь Хозя и Мамат Хозя — К. крестил в Москве-реке и нарек Ананией, Азарией и Мисаилом (по-видимому, это было 17 декабря, в день памяти этих трех святых отроков).

В 1394 г. в Новгород пришли посланные патриархом грамоты с убеждением во всем покоряться митрополиту, а в великий пост 1395 г. туда с патриаршим послом вновь прибыл сам митрополит. Из Новгорода 12 мая 1395 г. он послал две грамоты в Псков. Одной из них он запрещал мирянам судить священников («но кто их ставить святитель, но тъ их и судить, и казнить, и учить») и посягать на купленные церковью или подаренные ей земли и села, а овдовевшим и вторично женившимся священникам запрещал служить. Второй грамотой он отменял уставную грамоту архиепископа Дионисия Суздальского, которую тот приписал «к грамоте князя великого Александрове, по чему ходити, как ли судити или кого как казнити»; К. велел псковичам следовать исключительно грамоте великого князя Александра («дейте по старине чисто и без греха, как и всякий християне деють»). Тогда же К. написал новгородскому духовенству поучение о церковных службах, в частности о том, когда какую литургию надлежит служить, кому из татей и душегубцев можно давать перед смертью причастие, что при крещении должен быть либо кум, либо кума («неслично двема крестити, ни мужу счужею женою, ни с своею женою, но одиному годиться крестити»), что расстрига из монахов подобен отвергшемуся от Христа, что священнику и дьякону при поставлении надлежит «чисту быти, как от чрева матерьня родитися», и что если с попом или с дьяконом «случится... какова напасть... по наваждению диаволскому, ино ему в тот час престати от службы».

После 1395 г. К. написал псковскому духовенству о том, что послал во Псков с приходившим оттуда попом Харитоном «с товарищи» «устав божественной службы Златоустовы и Великаго Василья», а также сам текст служб и «Синодик правый, истинный, который чтут в ЦаригорОде, в Софьи Святой, в патриархии», и что он приписал к нему, «как православных царий поминати, такоже и князей великих, и мертвых и живых». Из его слов «яко же мы зде в митрополыі поминаем» ясно, что К. сумел добиться включения в церковные «многолетня» на Руси имен византийских императоров; преодолеть сопротивленце этому со стороны великого князя Василия Дмитриевича помог ему своей грамотой патриарх [61] Антоний (см.: РИБ, т. 6, Прил., № 40). К. пишет еще, что послал в Псков Синодик «правый царегородскый», по которому, как он говорит, «мы здесе поминаем или еретиков проклинаем», из чего следует, что Синодик содержал провозглашавшиеся византийской церковью в первое и второе воскресенья великого поста поминовения защитников православия и анафематствования еретиков. Как показал М. Г. Попруженко, К. воспользовался константинопольским Синодиком в болгарском переводе и в редакции патриарха Евфимйя Тырновского. В этой же грамоте в Псков К. сообщал, что послал туда 60 антиминсов для освещения церквей, запретил резать их на части, как прежде велел псковичам делать новгородский епископ, и дал указания о причащении достойных «о Велице дни или о Рождестве Христове», в частности велел, чтобы женщины «причащали бы ся у других дверей, что противу жертвенника».

В единственном известном списке (ГИМ, Синодальное собр., № 222 (Кормчая, XVI в.)) под именем К. сохранилось поучение «игуменом, и попом, и диаконом, и ко мнихом, и ко всем православным христианом». Однако на московском соборе 1503 г. и Стоглавом соборе это поучение считалось принадлежащим митрополиту Петру (так оно, наверно, и было).

По всей видимости, при посредничестве К. в 1393 г. при дворе Владислава II Ягайло появились русские художники, расписавшие нефы романского костела в аббатстве св. Креста и королевскую спальню в замке на Вавеле.

26 августа 1395 г., во время приближения к Москве Тимура (Темир-Аксака), из Владимира в Москву по инициативе великого князя и митрополита была перенесена икона Богоматери Владимирской, а поскольку Тимур как раз в это время повернул от Москвы, так на нее и не напав, К. основал церковь и монастырь во имя Сретения на месте встречи иконы в Москве и установил праздник для воспоминания об этом событии.

В конце зимы 1396 г. К. через своего стольника Феодора Тимофеевича вызвал в Москву из Новгорода архиепископа Иоанна, задержал его там только два дня и отпустил «с благословением и с честью» (летопись Новгородская первая). В марте 1396 г. в Москве К. поставил Григория епископом на Ростов, Ярославль, Белоозеро, Углич, Устюг и Мологу.

Весной того же 1396 г. К. с великим князем Василием Дмитриевичем посетил недавно взятый Витовтом Смоленск для встречи с литовским князем, тестем московского, и поставил там епископа Насона. Затем на полтора года он удалился в Киев. Незадолго до того тамошний митрополичий наместник в Святой Софии монах Фома Изуфов отравил брата короля Ягайло — князя-католика Скиргайло, заместившего в Киеве в качестве князя православного Владимира Ольгердовича; на положении К. и его отношениях с королем это, однако же, по-видимому, не сказалось. К. рукоположил в Лутск нового епископа Феодора; вел переговоры с королем Ягайло об унии православной церкви с римско-католической (выказывая тем самым те же надежды, что питали в Византии его вдохновители, патриарх Филофей и Иоанн-Иоасаф Кантакузин, и пытаясь использовать обращение Ягайло в католичество для пользы православного мира); король и митрополит писали об этом патриарху Антонию, предлагая созвать общецерковный собор на Руси. В январе 1397 г. патриарх, озабоченный в то время критическим положением Константинополя, ответил каждому из них, не разделяя их энтузиазма, что и время и место для такого собора неподходящи и что лучше бы польский король, объединившись с венгерским, способствовал освобождению Византии от неверных, а К. использовал бы свое влияние на его «большого друга», польского короля, в этом же направлении. 7 октября 1397 г. К. с епископом Михаилом Смоленским, Исаакием Брянским и Феодором Луцким приехал из Киева в Москву.

В 1397 г. в момент напряженных отношений великого князя с Новгородом К. через своего стольника Климентия опять вызывал в Москву [62] новгородского владыку Иоанна «о святительских делах» (но тот выступал при этом перед князем и как дипломатический представитель Новгорода). 20 января 1398 г. в подмосковном митрополичьем селе Голенищеве К. поставил для Перми епископа Исаакия — на место умершего в 1396 г. Стефана Пермского. В 1398 г. в ответ на просьбу из Константинополя от патриарха Матфея и императора Мануила русские князья по совету К. послали в Византию с бывшим любутским боярином чернецом Родионом Ослебятем и тверским протопопом Даниилом 20 тыс. рублей, в ответ на что получили оттуда икону «Спас в белоризцех», которая была поставлена в церкви Благовещения.

К 1398–1399 гг. относится повышенная дипломатическая активность литовского и русских князей, связанная, по всей видимости, с разгромом Темир-Кутлуем Тохтамыша и бегством его в Литву (Витовт присылал в Москву своего посла; Софья Витовна, жена Василия Дмитриевича, ездила для встречи с отцом в Смоленск); в этой деятельности какое-то участие принял и К.: на масленице 1399 г. он побывал в Твери, после чего московский и тверской князья «покрепиша миру» и «съединишася Рустии князи вси за един, и бысть радость велика всему миру», а оттуда поехал в Литву к Витовту. Вероятно, в его отсутствие на Руси возобладала антилитовская проордынская партия «юных бояр», о которых говорит Повесть о нашествии Едигея, в результате чего русские князья послали «грамоты разметныи» Витовту, т. е. объявили ему войну, и после этого не приняли участия в его сражении на Ворскле с Темир-Кутлуем и Едигеем, в котором он потерпел поражение (1399 г.).

13. сентября 1399 г. К. написал жалованную подтвердительную грамоту владимирскому Рождественскому монастырю на суздальское село Весьское, данное монастырю князьями в память об Александре Невском (сохранился подлинник грамоты). Согласно значительно более поздней грамоте — великого князя Ивана Васильевича, 17 марта 1483 г. (см.: Акты феодального землевладения и хозяйства XIV–XVI веков. М., 1951, ч. 1, с. 23–24) К. выменял у великого князя Василия Дмитриевича «Всеславлю» или «Святославлю» слободку Караш Ростовского уезда, дав за нее князю некогда приобретенный митрополитом Петром г. Алексин — «место домовое святыа Богородицы с всем, как купил Петр митрополит»; при акте мены присутствовал ряд великокняжеских и митрополичьих бояр. Позднее это владение К. расширилось, так как некто Юрий Юрьевич подарил ему «в слободку в митрополичю в Караш» починки Березники и Трегизово, за что митрополит велел записать имя дарителя, ег-о жены и его детей «в вечное поминание» (там же, с. 28).

Примерно в конце 90-х гг. К. добился уничтожения отдельной Галицкой митрополии, распространив свою власть — вопреки даже воле константинопольского патриарха — на Мавровлахию и Галицию.

В 1400 г., во время осады Константинополя Баязидом, патриарх Матфей прислал к митрополиту К. грамоту с отчаянной просьбой о денежной помощи Царьграду, теснимому мусульманами. В этой грамоте патриарх называет К. «любящим ромеев человеком» (РИБ, т. 6, Прил., № 46, стб. 311–316).

В начале марта 1401 г. К. в третий раз вызвал в Москву из Новгорода владыку Иоанна; в июле этого года он созвал собор из девяти епископов, на котором Иоанн Новгородский и Савва Луцкий вынуждены были «отписаться» от своих епископий и были задержаны в Москве. Иоанна Новгородского К. заточил в монастыре Николы Старого и продержал там около трех с половиной лет.

В 1402 г., побуждаемые, по-видимому, спорами с новгородцами, великий князь Василий Дмитриевич с Киприаном решили возобновить законодательство, касающееся церковных судов, и для этого разыскали, утвердили и размножили старый Номоканон, сборник княжеских уставов, включающий Устав Ярослава (Русская Правда), Судебник греческого [63] царя Константина и Устав князя Владимира о церковных судах и десятинах. Этот комплекс уставов был переписан, в частности, «на Москве в лето 6911, индикта 11, месяца ноября 11» (1402 г.) на свиток, а с него списан в летопись (Софийскую I) вслед за упоминанием данной Ярославом новгородцам Правды под 6527 (1019) г. Благодаря поездке К. в 1404–1405 гг. в подвластные Литовскому великому княжеству западнорусские земли этот сборник уставов получил распространение и там. И впоследствии, судя по всему, К. не оставлял работу над сводом уставов. Возможно, по его инициативе (так считает Л. В. Черепнин) для митрополичьего суда в Новгороде была составлена подборка законов под названием «Правосудье митрополичье».

25 ноября 1402 г. «по благословению... Кипреяна, митрополита киевьского и всея Руси» была написана договорная грамота великого князя Василия Дмитриевича и князей Владимира Андреевича и Юрия, Андрея и Петра Дмитриевичей с великим князем рязанским Феодором Ольгови-чем о дружбе, согласии и общей политике по отношению к Орде и Литве.

14 июня 1404 г. К. написал некоей бездетной вдове Феодосье, мужа которой убили «холопи», грамоту на усыновление ею приемыша Тимошки, сославшись при этом на найденное им в Номоканоне соответствующее правило. 22 июня того же года в Голенищеве он поставил игумена Борисоглебского монастыря Тимофея епископом в Сарай. Незадолго до отъезда в западную часть своей митрополии К. освободил из заточения в московском монастыре новгородского архиепископа Иоанна и позволил ему вернуться в Новгород (там того встретили 15 июля). Добиться от новгородцев утраченного при Пимене права на апелляционный суд митрополит так и не смог.

20 июля 1404 г. К. поехал из Москвы сначала в Вильну, а затем в Киев. В Вильне он был с большей честью принят Витовтом. В Киеве К. заменил своего наместника архимандрита Тимофея и «слуг своих тамошних», отослав их в Москву, спасским архимандритом Феодосием и новыми своими слугами. Во Владимир Волынский он рукоположил епископом священника Гоголя. Во время этой своей поездки он побывал в Луцке. В 1405 г. в течение нескольких дней присутствовал на встрече великого князя литовского Витовта с польским королем Ягайло в городе Милолюбне. По настоянию Витовта он снял сан с туровского епископа Антония, обвиненного в побуждении ордынского царя Шадибека к нападению на Киев, на Волынь и на прочие города (очевидно, русские), подвластные Литве и Польше; К. отослал его в Москву в Симонов монастырь, велев заботиться о нем и не обижать его, только не позволять выходить из монастыря. 1 января 1406 г. К. вернулся в Москву. 26 августа в Голенищеве он поставил архимандрита Симоновского монастыря Иллариона епископом на Коломну. Спустя две недели, уже будучи больным, он рукоположил для Суздаля епископа Митрофана.

За четыре дня до смерти К. продиктовал духовную грамоту, которую велел прочесть при своем погребении. В ней он говорит о своих старческих болезнях, возвещающих ему приближение смерти, о времени своего пребывания в митрополитах, всех прощает, благословляет и у всех просит прощения; в ряде летописей к грамоте прилагается философскопоэтическое произведение на тему о бренности и суетности земной жизни (в нем сказывается знакомство с «Диоптрой» Филиппа Пустынника), написанное, видимо, в связи со смертью К. (в Никоновской летописи К. назван его автором). Прочел грамоту над его гробом ростовский архиепископ Григорий. Как сообщает летопись, эта прощальная грамота К. послужила образцом для следующих русских митрополитов; отчасти ее использовал в своей духовной грамоте и Кирилл Белозерский. К. похоронен справа от входа в московском кремлевском Успенском соборе. Духовная К. включена в Великие Минеи Четии митрополита Макария под 31 августа. [64]

По словам Григория Цамблака (в Похвальном слове К.), незадолго до смерти К. он получил от него письмо с приглашением в Москву и уже ехал туда из Вильны, когда известие о смерти митрополита остановило его на р. Неман (Григорий Цамблак посвятил К. и Службу).

Во второй период управления всероссийской митрополией К. по возможности часто бывал и жил в своих тихих сельских владениях — в подмосковном селе Голенищеве, где он воздвиг «опришную» церковь во имя Трех Святителей, и в волости Сенеж на Святом озере Владимирской области, где он построил церковь и основал монастырь во имя Преображения господня. По словам Никоновской летописи, митрополит «любливал лесныа пустынныя места»; в тамошней тиши он занимался литературным трудом — читал, сочинял «и книги своею рукою писаше». В. Н. Татищев дает более конкретные сведения: «...в наставление душевное преписа соборы, бывшие в Руси, многи жития святых руских и степени великих князей руских; ини же в наставление плотское, яко: правды, и суды, и летопись рускую от начала земли Руския вся поряду. И многи книги к тому собрав, повелел архимандриту Игнатию Спасскому докончити, яже и соблюдох». По-видимому, в эти последние годы своей жизни К. сделал незначительные дополнения к своему Житию митрополита Петра (в частности, появилось упоминание смерти императора Андроника IV, имевшей место в 1385 г.) и написал Похвальное слово этому митрополиту. На основании известия В. Н. Татищева возникло предположение о создании К. Степенной книги (куда вошло и Житие митрополита Петра), но оно теперь признается ошибочным. Историки летописания допускают, однако, причастность К. к русскому летописанию конца XIV — начала XV в., в частности его инициативу в создании, влияние на содержание и личное участие в написании отдельных мест Троицкой летописи, завершенной (статьей 1408 г.) уже после его смерти, может быть при Кремлевском монастыре св. Спаса Преображения упоминаемым В. Н. Татищевым архимандритом Игнатием, по предположению Ст. Шевырева — тем самым Игнатием Смольнянином, который сопровождал митрополита Пимена в его последней поездке в Царьград, посетил Иерусалим и описал это свое путешествие (Е. Голубинский думает, что спасским архимандритом сделал Игнатия К. в 1404 г. после Феодосия, назначенного в Киев наместником).

Помимо Повести о Митяе и комментария к известию о его смерти, отмеченных выше, с наибольшей вероятностью принадлежащей перу К. может считаться в этой летописи запись под 6900 (1392) г. о захвате великим князем Василием Дмитриевичем Нижнего Новгорода с разрешения и с помощью подкупленных им ордынцев. Существует также точка зрения (Г. М. Прохоров), что при К. произошла своего рода децентрализация местного летописания: в 1375 г. в Москве за счет подавления и поглощения ряда местных княжеско-городских или епископских летописцев был создан «Летописец Великий Русьский», вобравший в себя материал других летописцев XIV в., но краткий по начало XIV в.; своего рода репликой на него явилась в 1377 г. Лаврентьевская летопись, представлявшая полный текст летописи именно по начало XIV в.; в начале же 90-х гг., при К., «Летописец Великий Русьский» был отвергнут, некоторые местные летописцы (в Твери, например) оживились, а в основу московской летописи было положено или возвращено полное, не сокращенное начало (по образцу Лаврентьевской). Кроме того, при К. был продолжен процесс ведения-составления при митрополичьей кафедре «всея Руси» сводной всероссийской летописи, в основу которой клались выборки из всех местных летописцев митрополии и для которой специально заказывались большие произведения (в частности, «Слово о житьи и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русскаго»). Этот свод отражает Софийская I летопись. Параллельно с ним в Новгороде подобным же методом (на основании делавшихся для [65] митрополичьего свода выборок из тамошней местной, Новгородской I, летописи и выборок из самого этого свода; выборки сохранились в списке конца XV в. — ГПБ, F.IV.603, л. 179–425об.) составлялся его новгородский вариант — Новгородская IV летопись (по 1428 г.).

К. атрибутируется ряд литургикопоэтических произведений. Помимо Службы митрополиту Петру с двумя канонами, стихирами и кондаком сюда относятся «Канон ко господу нашему Иисусу Христу и ко пречистой Богородице, певаем о гобзиня плода и за бездождие», «Молитва разрешити царя и князя и всякого християнина... а списана в Лутце над гробом княжеим Димитриевым», «Последование провождению над умеръшим младенцем». Ряд молитв мог быть написан К., но мог быть также переведен им с греческого, таковы: «Благословение и прислание митрополита Киприана. Молитва, глаголемая во отверзение и во освящение церкви, в ней же случится умрети человеку нужною како-либо смертию»; «Потружение смиреннаго Киприана, митрополита Киевскаго и всея Руси. Како подобает знаменати отроча», включающее молитву «храму, в нем же младенец родися», «жене, егда родит», «молитву имя нарещи младенцу», «жене по рождении и всем прилучившимся», «бабе».

Некоторые церковнослужебные тексты определенно переведены на славянский язык К., как-то: «Списание сему от греческих книг смиренным митрополитом Киевским и всея Руси Киприаном. Чин, еже омыти мощи святых или крест мочити», «Канон к господу Иисусу Христу и пречистей его матери на поганыя молебен. Творение святейшаго и вселеньскаго патриарха Филофиа, и потружение же Киприана, смиренаго митрополита всея Руси», «Канон молебен к господу Иисусу Христу в усобных и иноплеменных бранех. Творение святейшаго патриарха Филофея, потружение же Киприана, митрополита Кыевьскаго и всея Руси».

Сохранился пергаменный Служебник (ГИМ, Синодальное собр., № 344 (601)), содержащий «Устав божественна службы» Иоанна Златоуста в редакции патриарха Филофея и «Молитву особну Святому духу. Творение святейшаго патриарха Костянтинаграда Филофея», а также записи (л. 72, 132об.), согласно которым его перевел и переписал «от грецкых книг на русский язык рукою своею Киприан, смиреный митрополит кыевъскый и всея Руси» в 1397 г. и «сам служил» по нему. Наверное эту рукопись и имел в виду в XVII в. Евфимий Чудовский, когда писал, что «Киприан митрополит преведе с гречска книгу Литургиарий и написа своею рукою» (ГИМ, Синодальное собр., № 596, Сборник, XVII–XVIII вв., л. 16об.). Но это, судя по письму (если брать «Лествицу» 1387 г. за образец), не автограф, а, возможно, копия с автографа. Согласно этому служебнику, в чине проскомидии одна из просфор принимается со словами «О здравии и спасении благочестивых царей...», что соответствует стремлениям К. включить в русскую церковную службу поминания византийских императоров (то же самое можно видеть в Служебнике ГИМ, Синодальное собр., № 952, принадлежавшем, по преданию, Сергию Радонежскому). О том, что некогда существовал написанный рукой К., а возможно и переведенный им Требник, указывает заголовок распорядка службы священника и дьякона: «Устав божественных служеб. Творение Филофеа патриарха Цариграда. Списажеся се смиреным митрополитом Киевским и всея Руси Киприаном» (например, в рукописи конца XV в. ГИМ, Синодальное собр., № 376 (268)).

В собрании рукописей Троице-Сергиевской лавры наряду с указанным ранее автографом К. — списком Лествицы Иоанна Синайского 1387 г. (ГБЛ, МДА, фунд., № 152) — до нас дошли также две по традиции приписывавшиеся ему рукописи: Псалтирь с восследованием (там же, № 142) и корпус сочинений Дионисия Ареопагита (там же, № 144).

В Псалтири написано, что она «митрополита Кинрианова писма». Но обе эти рукописи автографами К. не являются; вероятно, однако же, что и они списаны с его автографов. [66]

Й. Иванов утверждает, что К. не переводил сам с греческого языка, а использовал сделанные на Балканах переводы. Это несомненно верно относительно переведенной хиландарскими старцами Лествицы Иоанна Синайского, переведенного сербским старцем Исайей корпуса сочинений, надписываемого именем Дионисия Ареопагита, и Псалтири, повторяющей Псалтирь царя Ивана Александра 1337 г. (добавлены только короткие похвалы болгарским святым — Петке-Параскеве, Иоанну Рильскому, Илариону Мегленскому, Кириллу Философу и Иоакиму). Но в остальных случаях «потружение» К. состояло, возможно, в том, что он вносил свою правку в сделанный ранее перевод (понятие перевода в Древней Руси включало и правку чужого перевода), либо делал перевод заново или впервые.

Представленный «Киприановским» списком текст Псалтири в XV в. потеснил другие ее редакции и в XVI в. воспринимался как «Киприанов перевод» (см., например, записи в ГБЛ, Волоколамское собр., № 152, л. 1, 454 — Псалтирь с восследованием, первая четверть XVI в.). Так, Нил Курлятев в своем Предисловии к переводу Псалтири, сделанному Максимом Греком, обосновывая необходимость и авторитетность этого нового перевода, упрекал К. за его перевод, ибо тот «по-гречески не гораздно разумел и нашего языка доволно не знал же» (ГПБ, собр. Погодина, № 1143, л. 1) Судя по записям в сохранившихся списках, к Молитвеннику К. восходит Сказание об отреченных книгах (см. Списки отреченных книг). Переводом К. является, как можно думать, «Последование, творимо часовом на праздникы господскиа пред днем Рождества Христова», к названию которого сделано примечание: «Сицево приахом певаемо в святейшей Великой церкви Божия Премудрости», напоминающее примечание в упомянутом «Служебнике Киприана митрополита»: «Яко же и Святей Софеи в Великой церкви творимо есть, идеже и мы научихомъся, видевше». В списке Харьковской гос. научной библиотеки, № 816281 (Минея декабрьская, служебная, пергамен) к «Последованию» сделано — вероятно, в начале 80-х гг. XIV в. К. — примечание о том, что, согласно обычаям русской церкви, «многолетия» возглашаются не царю и патриарху, а князю и митрополиту, «занеже несть царства тамо, ни же царя». Эта же рукопись содержит также древнейший список созданной К. Службы митрополиту Петру, в том числе Житие. Согласно записи, сохранившейся в рукописи второй половины XV в. ГИМ, собр. Уварова, № 145, некий дьяк Василко в Западной Руси в 1390 г. написал Сборник житий и слов, содержащий и Киприаново житие Петра.

Помимо уже упомянутых книг и сочинений при К. в русскую церковнослужебную практику входит Учительное Евангелие (сборник воскресных и праздничных поучений различных авторов, главным образом Иоанна Златоуста) в редакции патриарха Филофея и Иерусалимский (или монястыря Саввы Освященного) богослужебный устав, со временем вытеснивший Студийский устав. Грамоты К. новгородскому архиепископу Иоанну, в Псков, псковичам об отмене грамоты Дионисия Суздальского, псковскому духовенству включены в XVI в. в июльскую книгу ВМЧ митрополита Макария (Синодальный список № 182 и Успенский список № 996).

Судя по Послесловию в упомянутом выше Служебнике, приписываемом К. (ГИМ, Синодальное собр., № 344 (601)), можно думать, что от него исходило строгое требование при чтении и особенно при переписке книг относиться к их тексту «с великим вниманием», следить, чтобы «не приложити или отложити едино некое слово, или тычку едину, или крючькы, иже суть под строками в рядех, ниже пременйти слогню некоторую, или пакы отложити», поскольку от небрежности, говорится здесь, можно впасть в грех, а «от небрежения впасти в грех горшии есть, неже еже от невидения бываемаго». Требование это порождалось наверное, [67] с одной стороны, свойственным исихастам сакральным отношением к слову, с другой — боязнью еретических отступлений от церковной нормы. Сделанная некиим «последним во иноцех и непотребным Андреем смеренным» приписка в рукописи ГИМ, Успенское собр., № 7 (пергамен, 1403 г.) говорит, что митрополичьим «благословением земля Русьская мир глубокый приемлет, церкви же божиа православна одежею свыше истканною одеася, и исправлением книжным и учением его светлеется паче солнечных зарей и напаяется яко от источника приснотекуща».

Из русских митрополитов XIV в. К. был первым, не поминавшим в молитвах ордынских ханов, ни разу не посещавшим Орду, жившим подолгу в западной, подвластной Литве и Польше части Руси и уделявшим очень большое внимание литературе. В целом для него характерны отражение в литературных произведениях обстоятельств окружающей его общественной и его собственной жизни, включая болезни (в этом он верный ученик литератора-патриарха Филофея и отдаленный предшественник протопопа Аввакума), стремление оживить домонгольские традиции русской литературной и церковной практики, внедрить в нее новые достижения византийских богословия, литургики, литературы; утвердить свои права как главы церкви «всея Руси», сохранив ее единство, несмотря на политический раздел враждующими друг с другом государствами; распространить взгляд на московского князя как на князя и царя «всея Руси», но при этом защитить права и других князей и отделить церковь от всех государств, в которые она входила, ограничив вмешательство в ее дела и посягательство на ее права светских властей; возбудить в своей пастве пафос борьбы с «погаными» поработителями.

К. был также, несомненно, инициатором и поощрителем литературного творчества, пополнения русских библиотек книгами южнославянского и афонского происхождения и переписки книг (ряд рукописей сохраняет записи писцов о благословении их работы К.; см., например: ГПБ, F. п. I. 18, л. 207 (Евангелие), где говорится о его написании в 1393 г. дьяконом Спиридоном «благословеньем Киприана митрополита всея Руси, повеленьем благовернаго князя Володимера Андреевича»; ГИМ, собр. Успенского собора, № 7, где говорится о написании книги в 1403 г. митрополичьим «благословением и повелением»). В Твери в 90-х гг. XIV в., после того как К. поставил туда епископом своего протодьякона Арсения, произошло возрождение замершего было после московско-тверской войны 1375 г. местного летописания. Человеком, близким к митрополиту (по крайней мере по духу и общественной позиции), вскоре после его смерти была создана наставительная по отношению к великому князю Повесть о нашествии Едигея.

Во время возглавления русской церкви К. активизировались церковное строительство и расписывание церквей на Руси. На это время приходится русский период творчества Феофана Грека и начало творческого пути Андрея Рублева; с середины 90-х гг. XIV и по середину первого десятилетия XV в. Феофан Грек, Семен Черный, Даниил Черный, Андрей Рублев и старец Прохор из Городца расписывали храм Рождества Богородицы с приделом Лазаря и Благовещенский и Архангельский соборы в Московском Кремле. Кроме того, Феофан Грек украшал фресками помещения у князя Владимира Андреевича Храброго и церкви в Великом и Нижнем Новгородах. Допускают (Н. К. Голейзовский, Л. В. Бетин), что именно К. пригласил Феофана Грека на Русь. При К. резко активизировалась монастырская колонизация Русского Севера; в числе основанных тогда монастырей — Кирилло-Белозерский и Спасо-Прилуцкий в Вологодском крае, Лазаря Муромского на Онежском озере, Арсения Коневского на Ладожском и множество других. Монастыри, как правило, возникали сначала как «исихастерии» отшельников или как скиты, но, быстро вырастая, организовывались по принципу киновий, общежитий, При К. же произошла реформа и некоторая унификация русского [68] церковного пения и музыкальной нотации. С ним связывают также переход Руси с «мартовского» года на «сентябрьский».

29 мая 1472 г. в связи с перестройкой кремлевского Успенского собора состоялось открытие и перенесение мощей митрополитов К., Фотия и Ионы, причем, по Софийской II летописи, «тогда Иону цела суща обретоша..., Фотея же цела суща не всего, едины ноги толико в теле, а Кипреяна всего потлевша, едины мощи». 27 августа 1479 г. гроб с останками К. был установлен в новом Успенском соборе.

В сборнике конца ХУ в. книгописца Ефросина (ГИБ, Кирилло-Бело-зерское собр., № 9/1086) К. стал героем фольклорного по характеру рассказа об исчезнувшем доме по причине негостеприимства хозяина и митрополичьего неблагословения. В XVI в. небольшой хвалебный рассказ о К. был помещен в Никоновской летописи и в Степенной книге, вслед за сообщением о его смерти. При пожаре 21 июня 1547 г. митрополит Макарий, вынужденный прервать молебен и бежать из Успенского собора, захватил с собой иконку Богоматери, написанную, по преданию, митрополитом Петром, и книгу «божественаго правила», принесенную К. из Царьграда.

Местное празднование памяти К., как и празднование памяти митрополитов-греков, Феогноста и Фотия, было установлено в Успенском соборе не ранее 1805 г.

Соч.: I. Послания от 3 и 23 июня, 18 октября 1378 г., отрывок «От иного послания о повинных» и небольшое послание «а?-игумену»: Прохоров Г. М. Повесть о Митяе: Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. Л., 1978, с. 193–204; первые три и пятое послания в публикации А. С. Павлова: Послания всероссийского митрополита Киприана, доселе еще не изданные. — ПС., 1860, ч. 2, с. 75–106; второе послание: РИБ, СПб., 1880, т. 6, № 20, стб. 173–196; ПЛДР: XIV — середина XV века. М., 1981, с. 430–443, 579–581; «От иного послания о повинных» под заглавием «Повинное послание Дионисия, архиепископа суздальского, к великому князю Дмитрию Ивановичу Донскому 1383 года» в издании А. С. Павлова: ПС, 1866, ч. 1, с. 239–250; то же как послание 1113 г. епископа Даниила Владимиру Мономаху: Тихомиров М. Н. Малоизвестные памятники: 2. Киевские князья XI столетия в послании о повинных. — ТОДРЛ, М.; Л., 1960, т. 16, с. 545–546.

II. Грамоты. Заемная Николаву Нотаре 8 сентября 1389 г.: АИ, т. 1, № 252, с. 473–474; ответы игумену Афанасию: АИ, т. 1, № 253, с. 474–482; РИБ, т. 6, № 32, стб. 243–270; Уставная грамота Царевоконстантиновскому монастырю: ААЭ, т. 1, № И, с. 6–7; Акты феодального землевладения и хозяйства XIV–XVI веков. М., 1951, т. 1, № 201, с. 179–180; Памятники русского права. М., 1955, вып. 3, с. 423–425, 436–438, 458–459; Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси. М., 1964, т. 3, № 5, с. 16–17; уставная грамота великого князя Василия Дмитриевича и К.: Памятники русского права, вып. 3, с. 421–423, 432–438, 458; Акты социально-экономической истории..., т. 3, № 6, с. 18–20; грамота новгородскому архиепископу Иоанну о неприкосновенности церковных судов и вотчин: АИ, т. 1, № 7, с. 16; РИБ, т. 6, № 26, стб. 229–232; в Псков о том же: АИ, т. 1, № 9, с. 18; РИБ, т. 6, № 27, стб. 231–234; грамота псковичам об отмене уставной грамоты: АИ, т. 1, № 10, с. 18; РИБ, т. 6, № 28, стб. 233–236; грамота новгородскому духовенству: АИ, т. 1, № 11, с. 19; РИБ, т. 6, № 29, стб. 235–238; грамота псковскому духовенству: АИ, т. 1, № 8, с. 17; РИБ, т. 6, № 30, стб. 239–242; грамота Владимирскому Рождественскому монастырю: Акты социально-экономической истории…, т. 3, № 86, с. 117–118; Сборник уставов: ПСРЛ, СПб., 1853, т. 6, с. 57–86; ПСРЛ, Л., 1925, т. 5, вып. 1, с. 91; «Правосудье митрополичье»: Акты социально-экономической истории..., т. 3, № 8, с. 22–25; грамота вдове Феодосье: АИ, т. 1, № 255, с. 484; РИБ, т. 6, № 31, стб. 241–244; Духовная грамота: Акты, относящиеся до юридического быта Древней России. СПб., 1857, т. 1, с. 544; Варлаам, архим. Описанне сборника XV ст. Кирилло-Белозерского монастыря. — Учен. зап. 2-го отд-ния Акад. наук, 1859, кн. 5. с. 48; ВМЧ митр. Макария, 31 августа; ПСРЛ, т. 4, вып. 2, с. 400–404; т. 5, с. 254–256; т. 11, с. 195–197; т. 21, ч. 1, с. 441–443.

III. Житие митрополита Петра, первоначальная версия: Прохоров Г. М. Повесть о Митяе, с. 204–215; распространенная позднейшая версия: ВМЧ, 21 декабря, стб. 1620–1646; ПСРЛ, т. 21, ч. 1, с. 320–332; Ангелов Б. Ст. Из старата българска, руска и сръбска литература. София, 1958, с. 159–176; Проложное житие: Памятники древнерусской церковноучительной литературы, вып. 2. Славянорусский пролог, ч. 1 (Сентябрь–декабрь) / Под ред. А. И. Пономарева. СПб., 1898, с. 5–6, 168–169.

IV. Похвальное слово митрополиту Петру: Дончева-Панайотова Н. Неизвестно «Похвално слово за митрополит Петър» от Киприан Цамблак. — [69] Старобългарска литература, кн. 2. Българскоруски литературни връзки през средневековието. София, 1977, с. 136–155 (публикация по рукописи ГПБ, Погодинское собр. № 866, конец XV — начало XVI в., с разночтениями по ГПБ, Софийское собр., № 1500, XVI в.).

V. Повесть о Митяе: ПСРЛ, т. 15, еып, 1, стб. 124–132; т. 18, с. 121–125; Прохоров Г. М. Повесть о Митяе, с. 218–224.

VI. Разрешительная молитва: Варлаам, архим. Описание сборника XV в. Кирилло-Белозерского монастыря, с. 49–50; Макарий. История русской церкви, т. 1, Прил. XXVI, с. 373–377.

VII. Переводы с греческого канонов на ратные темы: Прохоров Г. М. Гимны на ратные темы эпохи Куликовской битвы. — ТОДРЛ, Л., 1983, т. 37, с. 286–304.

VII. Послесловие и молитва из Служебника: Буслаев. Историческая христоматия, стб. 135–138.

Лит.: ПСРЛ, т. 5, с. 264–256; т. 8, с. 79–80; т. 11, с. 195–197; т. 21, ч. 2, с. 441 –443; т. 24, с. 171–172; т. 25, с. 234–236; Татищев В. Н. История российская с самых древнейших времен. М., 1784, кн. 4, с. 424; Калайдович К. Об ученых трудах митрополита Киприана и о том, справедливо ли приписывается ему и митрополиту Макарию сочинение книги Степенной. — BE, 1813, ч. 72, с. 207–224; Горский А. В. Св. Киприан, митрополит Киевский и всея Руси. — Прибавления к TCO, М., 1848, с. 295–369; Шевырев Ст. История русской словесности. М., 1858, ч. 3, с. 169–187; [Муравьев А. Н.] Житие святителя Киприана, митрополита всея Руси. — В кн.: Жития святых российской церкви, также иверских и славянских и местно чтимых подвижников благочестия: Месяц сентябрь. СПб., 1859. с. 235–276; Филарет. Обзор, с. 110–114; Пыпин А. Для объяснения статьп о ложных книгах. — ЛЗАК, 1861, вып. 1, с. 49; Киприан, всероссийский митрополит, и великий князь Дмитрий Донской. — ПС, 1862, ч. 1, с. 9–11; Правила архимандрита Киприана: (Обзор посланий). — ПС, 1865. ч. 2, с. 9–34; Макарий. История русской церкви. СПб., 1866, т. 5, кн. 2, с. 183–193; СПб., 1886, т. 4, с. 59–86; СІІб., 1886, т. 5, с. 186–197; А. Л-д [Леонид Кавелин]. 1) Киприан до восшествия на Московскую митрополию. — ЧОИДР, 1867, кн. 2, отд. 1, с. 11–32; 2) Надгробное слово Григория Цамблака российскому архиепископу Киприяну. — Чтения Моск. ун-та, 1872, т. 1; Ключевский. Древнерусские жития, с. 74–77, 82–88, 124–126, 209, 319; Пастырская деятельность киевских митрополитов (1240–1461) относительно благоустройства богослужения. — Киевские епархиальные ведомости, 1871, вып. 2, с. 203–207; Пастырская деятельность киевских митрополитов (1240–1461) по особенным обстоятельствам православия в юго-западной России при покушениях против него папизма. — Киевские епархиальные ведомости, 1872, вып. 2, с. 86–87; Сергий, архим. Полный месяцеслов Востока. М., 1875, т. 1 (Восточная агиология), Прил., с. 182–183, 194; Амфилохий, архим. 1) Что внес Киприан, митрополит киевский и всея России, а потом московский и всея России, из своего родного наречия и из переводов его времени в наши богослужебные книги? — В кн.: Труды III археологического съезда в России, бывшего в Киеве в августе 1874 г. Киев, 1878, т. 2, с. 230–251 (перечень переведенных К. канонов и молитв по рукописи ГИМ, Синодальное собр., № 503 (774), канонник, XVI в.); 2) Справедлив ли упрек монаха Нила Курлятевых о том, что митрополит Киприан по-гречески гораздо не разумел и нашего языка довольно не знал же при исправлении Псалтыри? — В кн.: Труды IV археологического съезда в России. Казань, 1891, т. 2, отд. 6, с. 1–6; РИБ, т. 6, Прил., стб. 165–184, 189–228, 261–264, 303–316 (документы, касающиеся К.; греческий текст этих документов см. также: Miklosich Fr., Mueller J. Acta patriarchatus Constantinopolitani. Vindobonae, 1862, vol. 2, S. 116; Барсуков. Источники агиографии, стб. 287–289; Строев. Словарь, с. 165–170; Мансветов И. Д. 1) Митрополит Киприан в его литургической деятельности. М., 1881: 2) О трудах митрополита Киприана по части богослужения. — Прибавления к ТСО, кн. 1, ч. 1, с. 152–205; кн. 2, с. 413–495; кн. 3, с. 71–175 (о Служебнике, Требнике. Псалтыри); 3) Церковный устав. М., 1885, с. 270–271; Барсов Е. По поводу сочинения проф. И. Д. Мансветова «Митрополит Киприан в его литургической деятельности». — ЧОИДР, 1882, кн. 3, отд. 5, с. 57–61; Помяловский И. [Рец. на кн.: Мансветов И. Д. Митрополит Киприан в его литургической деятельности]. — ЖМНП, 1883, май, с. 108–119; Филарет. Обзор, с. 86–93; Глубоко вский Н. Н. 1) Св. Киприан, митрополит всея России (1347–1406) как писатель. — ЧОЛДП, 1892, февраль, с. 358–424; 2) РБС, «Ибак–Ключарев». СПб., 1897, с. 636 — 644; 3) Киприан. — ПБЭ, СПб., 1909, т. 10, стб. 41–60; Боголюбскпй М. С. Московская иерархия: Митрополиты. — ЧОЛДП, 1894, № 9, с. 454–457; Жданов И. Н. Русский былевой эпос: Исследования и материалы. СПб., 1895, с. 105–106; Афонский патерик. 7-е изд. М., 1897, т. 2. с. 169; Сырку П. К истории исправления книг в Болгарии в XIV в. СПб., 1898, т. 1, вып. 1 (Время и жизнь патриарха Евфимия Тырновского), с. 353–576; Голубинский. 1) История церкви. М., 1900. т. 2, 1-я половина, с. 210–260, 297–356; 2) История канонизации, с. 191–194, 559–560; Державин Н. Степенная книга как литературный памятник. — Известия XII археологического съезда в Харькове 15–27 августа 1902 г., с. 97–98 (об участии К. в ее составлении); Васенко П. Г. «Книга степенная царского родословия» и ее значение в древнерусской исторической письменности, 1. СПб., [70] 1904, с. 199, 211–212; Орлов М. И. Литургия св. Василия Великого. СПб., 1909, с. LII–LX (литургическая деятельность Киприана); Иконников В. С. 1) Опыт-историографии. Киев, 1908, т. 2. кн. 2, с. 1308–1349, V, XXXVII–XXXVIII; 2) Максим Грек и его время. Киев, 1915, с. 29–30 (об исправлении книг); Соколов П. Русский архиерей из Византии и право его назначения до начала XV в. Киев, 1913. 420–563; Вальденберг В. Древнерусские учения о пределах царской власти. Пг., 1916, с. 145–157; Пресняков А. Образование великорусского государства, — ЛЗАК, Пг., 1920, вып. 30, с. 108, 122, 124, 141, 234, 241, 314–316, 321–322, 334, 338, 340, 363–375, 379 (и отдельное издание: Образование великорусского государства: Очерки по истории XIII–XV столетий. Пг., 1920); Яцимирский А. И. Библиографический обзор апокрифов в южнославянской и русской письменности. [В. м.(. 1921, с. 11–28; Попруженко М. Г. Синодик царя Борила. София, 1928, с. ХСVІІІ–СІХ; Приселков. История летописания, с. 128–140; Лихачев. Русские летописи, с. 296–297; Turdeanu Е. La litterature bulgare du XIVe s. et sa diffusion aux pays roumains. Paris, 1947, p. 115; Ангелов Б. 1) Списъкът на забранените книги в старобългарската литература: (Към въпроса за класовия характер на нашата стара литератур). — Известия на Института за българска литература, София, 1952, кн. 1, с. 138; 2) Житие на митрополит Петър от Киприян. — Из старата българска, руска и сръбска литература, 1. София, 1958, с. 159–176; Динеков П. Стара българска литература. София, 1953, ч. 2, с. 85–88; Киселков В. Сл. Проуки и очерти по старобългарска литература. София, 1956, с. 213–230; Иванов Й. Българското книжовно влияние в Росия при митрополит Киприан (1375–1406). — Известия на Института за българска литература, София, 1958, кн. 6, с. 25–79; Карташев А. В. Очерки по истории русской церкви. Париж, 1959, т. 1, с. 333–339; Украінські письменники, с. 362–363; Клибанов А. И. Реформационное движение в России в XIV — первой половине XVI в. М., 1960, с. 326 и др.; Снегаров И. К истории культурных связей между Болгарией и Россией в конце XIV — начале XV в. — В кн.; Международные связи России до XVII в.: Сборник статей. М., 1961, с. 260–269; TaciaoV A. A. 1) O mhtropolithV RwsiaV KuprianoV Tsamplak. — Episthmonikh EpeteriV QeologikhV ScolhV, t. 6. Qessalonikh, 1961, s. 163–241; 2) EpidraseiV tou hsucasmou eiV thn ekklhsiastikhn polhtikhn en Rwsia. 1328–1406 Qessalonikh, 1962, s. 61–153; Будовниц. Словарь, с. 66, 131, 247; Мошин В. О периодизации русско-южнославянских литературных связей X–XV вв. — ТОДРЛ. М.; Л., 1963, т. 19, с. 104–106; Дмитриев Л. А. 1) Роль и значение митрополита Киприана в истории древнерусской литературы: (К истории русско-болгарских литературных связей XIV–XV вв.). — Там же, с. 215–254; 2) Литературно-книжная деятельность митрополита Киприана и традиции великотырновской школы. — В кн.: Ученици и последователи на Евтимий Търновски: Втори международен симпозиум. Велико Търново, 20–23 май 1976. София. 1980, с. 64–70; Мечев К. Похвалното слово за Киприан от Григорий Цамблак. — Литературна мисъл, София, 1966, № 2, с. 121–132; Михайлов Е. Митрополит Киприан. — Бележити българи, София, 1967, т. 1, с. 531–546; Вздорнов Г. И. Роль славянских мастерских письма Константинополя и Афона в развитии книгописания и художественного оформления русских рукописей на рубеже XIV–XV вв. — ТОДРЛ, Л.,-1968, т. 23, с. 173–174, 182. 189; Holthusen J. Neues zur Erklaerung des Nadgrobnoe Slovo von Grigoriy Camblak auf den Moskauer Mitropoliten Kiprian. — Slawistischen Studien zum VI. Internationalen Slavistenkongress in Prag 1968. Muenchen, 1968, S. 372–382; Греков И. Б. 1) О первоначальном варианте «Сказания о Мамаевом побоище». — Советское славяноведение, 1970, № 6, с. 31; 2) Восточная Европа и упадок Золотой Орды. М., 1975; Obolensky D. 1) The Byzantine Commonwealth. New York — Waschington. 1971, p. 263–264, 342–343; 2) Late Byzantine Culture and the Slavs: A Study in Acculturation. –XVe Congres international d’etudes byzantines. Rapports et co-rapports. Athens, 1976, p. 8–26; 3) A Philorhomaios anthropos: Mitropolitan Cyprian of Kiev and all Russia. — Dumbarton Oaks Papers, Waschington, 1979, vol. 32; Прохоров Г. M. 1) К истории литургической поэзии: гимны и молитвы патриарха Филофея Коккина. — ТОДРЛ, Л., 1972, т. 27, с. 140–148; 2) Летописная Повесть о Митяе. — ТОДРЛ, Л., 1976, т. 30, с. 238–254; 3) «Летописец Великий Русьский»: Анализ его упоминания в Троицкой летописи. — В кн.: Летописи и хроники. 1976. М., 1976, с. 67–78; 4) Избыточные материалы Рогожского летописца. — В кн.: Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1976, т. 8, с. 185–203; 5) Летописные подборки рукописи ГПБ, F.IV.603 и проблема сводного общерусского летописания. — ТОДРЛ, Л., 1977, т. 32, с. 165–198; 6) Центральнорусское летописание второй половины ХГV в.: (Анализ Рогожского летописца и общие соображения). — В кн.: Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1978, т. 10, с. 159–181; 7) Древнейшая рукопись с произведениями митрополита Киприана. — В кн.: Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник за 1978 г. Л., 1979, с. 17–30; 8) Поэтическое приложение к Духовной грамоте митрополита Киприана и другие ритмизованные тексты. — В кн.: Армянская и русская средневековые литературы. Ереван, 1985 (в печати); Щапов Я. Н. Княжеские уставы и церковь в Древней Руси XI–XIV в. М., 1972; Дончева-Панайотова Н. А. 1) Образът на Киприан в Похвалното слово за него от Григорий Цамблак. — В кн.: Търновская книжовна школа, 1371–1971. Международен симпозиум, Велико Тырново, 11–14 октября 1971 г. София, 1974, с. 501– [71] 509; 2) Търновската книжовна школа и Русин в края на XIV и началото на XV век; Киприан и Григорий Цамблак. Автореф. на диссертация за нрисъждан? на научната степей кандидат на филологические науки. Велико Търново, 1974, 32 с.; 3) Неизвестно «Похвално слово за Петър» от Киприан. — Литературна мисъл, София, 1975, кн. 1, с. 98–101; 4) Киприановото «Похвално слово за Петър» в болгарска и руската панегирична традиция. — Език и литература, София, 1977, кн. 2, с. 30–43; 5) По въпроса за родство между митрополит Киприан и Григорий Цамблак. — Старобългарска литература, София, 1978, кн. 3, с. 77–85; 6) Цикл произведения за митрополит Петър от Киприан. — В кн.: Търновска книжовна школа: Ученици и последователи на Евтимий Търновски. Втори международен симпозиум. Велико Търново, 20–23 мая 1976. София, 1980, с. 143–155; 7) Киприан, старобългарски и староруски книжовник. София, 1981; Голейзовский Н. К. Епифаний Премудрый о фресках Феофана Грека в Москве. — ВВ, М., 1973, т. 35, с. 224; Talev I. Some Problems of the Second South Slavic Influence in Russia. — Slavistiesche Beitraege, Muenchen, 1973, Bd 67, S. 82–93; Мейендорф И. Ф. 1) О византийском исихазме и его роли в культурном и историческом развитии Восточной Европы в XIV веке. — ТОДРЛ, Л., 1974, т. 29, с. 291–305; 2) Byzantium and the Rise of Russia: A Study of Byzantino-Russian Relations in the fourteenth century. Cambridge University Press, 1981, p. 200–260; Борисов H. С. Социальнополитическое содержание литературной деятельности митрополита Киприана. — Вестник МГУ, 1975, № 6, с. 58–72; Князевская О. А., Чешко Е. В. Рукописи митрополита Киприана и отражение в них орфографической реформы Евфимия Тырновского. — В кн.: Тырновска книжовна школа: Ученици и последователи на Евтимий Търновски. Втори международен симпозиум. Велико Търново, 20–23 май 1976. София, 1980, с. 282–292; Чешко Е. В. Второе южнославянское влияние в редакции Псалтырного текста на Руси (XIV–XV вв.). — Старобългаристика. 1981, № 4, с. 79–85; Бетин Л. В. Митрополит Киприан и Феофан Грек — Etudes balkaniques, Sofia, 1977, t. 1, p. 109–115; Каган M. Д. Чудо митрополита Киприана: (Еще один фольклорный мотив в сборнике XV в. книгописца Ефросина). — ТОДРЛ, Л., 1981, т. 36, с. 234–238; Alissandratos J. The Structure of Gregory Camhlak’s Eulogy of Cyprian. — Paleobulgarica, 1982, t. 6, p. 45–58.

H. Ф. Дробленкова (библиография), Г. M. Прохоров

Кубасов Сергей Иевлевич (ум. после 1694) — сын боярский, предполагаемый составитель одного из хронографов особого состава, который А. Н. Попов назвал «Хронографом Кубасова». Хронограф К. состоит из трех частей: хронографической, близкой к Хронографу Русскому редакции 1512 г., летописной, содержащей известия по русской истории до 7000 (1492) г., и, наконец «Повести книги сея от прежних лет», приписываемой И. М. Катыреву-Ростовскому. Известно шесть списков Хронографа К.: Демидовский и А. Н. Попова (эти два списка утрачены); БАН, 16.13.2 (неполный, имеет свое название — Едомский летописец); ГБЛ, ф. 228, собр. Пискарева, № 169; ГПБ, собр. Вяземского, F.VI; ЛОИИ, ф. 11, № 143.

О времени рождения К. можно судить только предположительно: известно, что в 40-х — начале 50-х гг. XVII в. в г. Тотьме действовал тотемский голова Иев Кубасов, который, вероятно, был отцом К., так как в источниках последний иногда назывался тотменином. К., начав свою службу в 50-х гг. XVII в. в должности подьячего провинциального города Тотьмы, после участия в посольстве Ф. И. Байкова в Китай (1654–1657 гг.) получил назначение в более значительный сибирский город Енисейск, где действовал уже как подьячий с приписью (1660 г.). В 1668 г. К. оказывается в г. Тобольске: этим годом датируется его служебная записка «О способах к увеличению казенных доходов в Тобольске и пригородах тамошнего уезда». Служа в Тобольске, центральном городе Сибири XVII в., К. получает новое повышение, дающее ему право подписываться как «сын боярский». Об этом мы узнаем из приписки, находившейся в двух утраченных списках Хронографа К.: «Труды же и тщания многогрешного раба Тобольского сына боярского Сергея Кубасова». Указание о новом служебном положении позволяет датировать его работу над текстом Хронографа 70–80-ми гг. XVII в. Последнее известие о К. относится к 1694 г.

Степень участия К. в работе над текстом Хронографа определялась исследователями поразному: одни считали, что он был составителем [72] всего Хронографа и автором «Повести книги сея...» (А. Н. Попов, И. И. Срезневский, А. М. Ставрович), другие — что он не был автором «Повести книги сея...» (В. О. Ключевский, С. Ф. Платонов и др.), третьи — что он был автором-компилятором особой редакции Хронографа (Е. К. Ромодановская). Вопрос об авторстве К. на сегодняшний день решается однозначно: он не мог быть автором Хронографа, так как все части этого памятника дошли до нас в списках не позднее 30-х гг. XVII в., а приблизительно к этому времени относится рождение К. Вопрос о соединении К. отдельных частей Хронографа не имеет однозначного решения: четыре списка из шести приписки К. не имеют, а два списка, имевших приписку, утрачены. С. М. Ставрович вслед за С. Ф. Платоновым высказала предположение об участии К. в работе над летописью Строгановской, но со стороны других исследователей это предположение не нашло поддержки. Кроме «Повести книги сея...» исследователи обращались и к изучению летописной части Хронографа К., содержащей ряд оригинальных известий (А. А. Шахматов, М. Н. Тихомиров, А. Н. Насонов и др.). Некоторые исследователи интересовались влиянием текста Хронографа К. на летописание Сибири, вопрос этот продолжает изучаться.

На сегодняшний день история текста Хронографа К., предшествующая самому Хронографу, выглядит следующим образом. Было два этапа в истории текста: 20-е гг. XVI в. и 30–40-е гг. XVII в. На первом этане появляются Хронограф редакции 1512 г., являющийся одним из основных источников Хронографа К., и близкая к летописному своду Сокращенному часть летописного текста (за период XV в.), особенностью которой являются несколько чтений, где в переработке общеизвестных исторических фактов отразилась борьба за власть между внуком Ивана III Дмитрием и сыном Василием III. На втором этапе, отразившемся в рукописях 30-х гг. XVII в., возникает незначительная переработка Хронографа редакции 1512 г. (см.: ГПБ, Q.IV.88): перестановка и несколько иная разбивка глав, незначительные вставки и сокращения текста; этой переработке Хронографа редакции 1512 г. сопутствует летописный текст (известен и в отдельном виде, например одним из списков «Летописца о великих княжениях» — ЦГАДА, ф. 181, № 617/1127), содержащий известия по русской истории от времен расселения славян до конца XVI в.; в эти же годы создается и «Повесть книги сея...» в нескольких редакциях. Таким образом, получается, что текст Хронографа К. до момента его составления во второй половине XVII в. уже существовал в виде отдельных произведений. Летописная часть Хронографа К. легла в основу краткого летописца, известного под названием «Подробнейшая история государей российских» (издана в XVIII в. Н. И. Новиковым). Хронограф К. использовал Н. М. Карамзин в работе над «Историей государства Российского».

Соч.: Русские достопамятности / Изд. ОИДР. М., 1815, ч. 1, с. 170–179 (часть «Повести книги сея...»); Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции / Собрал и издал А. Попов. М., 1868, с. 283 — 315 («Повесть книги сея...»).

Лит.: Карамзин. ИГР, т. 1, примеч. 289; Попов А. Обзор хронографов русской редакции. М., 1869, вып. 2, с. 231–236; Платонов. Древнерусские сказания. 2-е изд. СПб., 1913, с. 259–261; Ставрович А. М. Сергей Кубасов и Строгановская летопись: (Новые мысли по поводу «Старых сомнений»). — В кн.: Сборник статей по русской истории, посвященных С. Ф. Платонову. Пб., 1922, с. 285–293; Краткая литературная энциклопедия. М., 1966, т. 3, с. 864 (статья О. А. Державиной о К.); Ромодановская Е. К. Русская литература в Сибири первой половины XVII в. Новосибирск, 1973, с. 31–32; Буганов В. И. Отечественная историография русского летописания. М., 1975, с. 101–102, 106; Веселовский С. Б. 1) Дьяки и подьячии XV–XVII вв. М., 1975. с. 270; 2) Труды по источниковедению и истории России периода феодализма. М., 1978, с. 139; Акты писцового дела (1644–1661 гг.) /Сост. акад. С. Б. Веселовский. М., 1977, с. 62–66; Зиборов В. К. 1) Летописная часть хронографа С. Кубасова. — В кн.: Проблемы истории СССР. [73] М., 1979, вып. 8, с. 58–73; 2) Об авторе так называемой Повести Катырева-Ростовского. — В кн.: Источниковедение литературы Древней Руси. Л., 1980, с. 244–250; Скрынников Р. Г. Сибирская экспедиция Ермака. Новосибирск, 1982, с. 27–31.

В. К. Зиборов

Курбский Андрей Михайлович (ок. 1528 — V 1583) — князь, писатель, публицист, переводчик. К. происходил из рода князей Ярославских, по материнской линии приходился родственником царице Анастасии. В 1549 г., имея дворовый чин стольника, в звании есаула участвовал в Казанском походе. В августе 1550 г. был назначен царем Иваном Грозным на ответственный пост воеводой в Пронск, где в то время ожидалось нашествие Орды. Через год был зачислен в тысячники и получил во владение под Москвой 200 четвертин земли. В 1551–1552 гг. нес воинскую службу поочередно в Зарайске, Рязани, Кашире, занимал там высокие должности. Во время начавшейся Казанской кампании 1552 г. К. должен был выступить в поход, но был послан вместе с боярином князем Петром Щенятевым во главе полка правой руки против крымских татар, осадивших в это время Тулу. Татары были разгромлены, и К. во главе тридцатитысячного войска двинулся к Казани, участвовал в штурме города, прославившись как храбрый полководец. В 1553–1555 гг. К. — вначале во главе сторожевого полка, а затем командуя всем русским войском — принимал участие в подавлении восстания поволжских народов. В 1556–1557 гг. К. участвовал в проведении политики «избранной рады». Он проводил смотр служилых людей в Муроме, участвовал в определении размеров поместных окладов дворян. В 1556 г., в возрасте 28 лет, К. был пожалован боярским чином. В январе 1558 г., в начале Ливонской войны 1558–1583 гг., К. командовал сторожевым полком, а в июне того же года, будучи вместе с Д. Ф. Адашевым во главе передового полка, участвовал в успешно завершенном походе на Нейгауз и Дерпт. В марте 1559 г. К. был послан на южные рубежи Русского государства для защиты от набегов крымских татар. В 1560 г. он некоторое время командовал всем русским войском в Ливонии, в марте 1562 г. был поставлен во главе пограничного с Литвой гарнизона в Великих Луках, откуда напал на Витебск и разорил его, а в сентябре того же года был назначен вторым воеводой сторожевого полка в армии, которая в январе 1563 г. под предводительством Ивана Грозного выступила из Великцх Лук на Полоцк. После взятия Полоцка К. получил назначение воеводой в Дерпт сроком на один год, начиная с 3 апреля 1563 г. По истечении годового срока он еще около месяца находился в Дерпте в ожидании смены, а в ночь на 30 апреля 1564 г. бежал в Литву.

Вероятно, еще задолго до побега К. вступил в тайные сношения с властями Польско-Литовского государства. Дважды он получал послания от короля польского Сигизмунда II Августа, гетмана литовского Николая Радзивилла и подканцлера Великого княжества Литовского Евстафия Воловича с приглашением переехать в Литву и обещанием возместить все его имущественные потери в Русском государстве. Причиной побега послужило, возможно, изменение отношения к нему Ивана Грозного (назначение в Дерпт можно было рассматривать как проявление царской немилости — ранее туда же был сослан опальный А. Ф. Адашев). В Великом княжестве Литовском и на Волыни, которая до 1569 г. входила в его состав, а затем перешла под власть Польши, К. получил от короля богатую Ковельскую волость и город Ковель с замком (ранее принадлежавшие королеве Боне) и староство Кревское, а позже Смединскую волость и имения в Упитской волости. Однако по литовским законам он не имел права полной собственности, а мог владеть ими лишь на ленном праве. Поэтому наравне с другими обывателями и шляхтой он должен был выполнять земскую военную повинность. Зимой 1565 г. он участвовал в походе на Великие Луки, предводительствуя пятнадцатитысячным отрядом, а позже, в 1575 г., принимал участие в отражении набегов татар [74] на Волынскую землю. В 1579 г. вместе со своим отрядом К. участвовал во взятии Полоцка Стефаном Баторием. В 1581 г. по приказу короля он снова должен был выступить ко Пскову, но по причине серьезной болезни вернулся в свое имение Миляновичи около Ковеля, где через два года и умер.

Вероятно, еще в молодости К. получил довольно широкое образование, был связан с московскими книжниками. Большое влияние на него оказал Максим Грек, с которым он встречался весной 1553 г. в Троице-Сергиевом монастыре, когда сопровождал царя с семьей на богомолье в Кирилло-Белозерский монастырь. К. многократно и с большим почтением упоминал Максима в своих сочинениях, называя его своим учителем. Возможно, К. является автором одного из Сказаний о Максиме Греке. Среди наиболее авторитетных для К. людей был и его духовный отец Феодорит Кольский. Произведения К. московского периода представлены несколькими посланиями. Три письма старцу Псково-Печерского монастыря Вассиану Муромцеву, по мнению Н. Андреева, были написаны К. в последний год его пребывания в России, в Дерпте. Эти послания, а также «Ответ о правой вере» Ивану многоученному» (вероятно, известному в Дерпте протестантскому проповеднику И. Веттерману) посвящены догматическим вопросам. По мнению А. И. Клибанова, К. является автором двух житий Августина Гиппонского, также написанных в московский период.

Антилатинская и антиеретическая направленность ранних сочинений К. получила еще большее развитие в произведениях литовского периода. В 80-е гг. он составил компилятивную «Историю о осьмом соборе», указав ее источник — подобное сочинение, написанное в «Вилне от неякого субдиякона». Этим источником является сочинение Клирика Острожского «История о листрийском, то есть разбойничьем, Феррарском или Флорентийском соборе» (напечатана в Остроге в 1598 г.); оно направлено против папства и поэтому привлекло внимание К., который был противником надвигавшейся церковной унии.

Находясь в Литве, К. вступил в свой знаменитый спор с Иваном Грозным, началом которому послужило его первое послание царю, написанное в 1564 г., сразу же после бегства в занятый литовцами Вольмар (Валмиера), и резко критикующее террор Ивана Грозного. Получив ответ царя, составленный летом того же года, К. отправил ему второе, написанное в традициях гуманистической эпистолографии, краткое послание. В этом послании он продолжал обвинять царя в гонениях на бояр и критиковал его за неумение вести споры и излагать свои мысли. Второе послание К. царю было отправлено им только вместе с третьим посланием, которое было ответом на второе послание царя. Царь написал его в 1577 г., после успешного похода русских войск в Ливонию, что и послужило для него причиной торжества в споре с оппонентом. Но в 1578 г. обстановка резко изменилась в пользу Речи Посполитой, и это дало повод К. написать царю третье послание. Военные успехи каждого из государств оппоненты рассматривали как доказательство правильности своих политических взглядов. Рукописная традиция посланий К. Ивану Грозному богата, но самые ранние списки датируются второй четвертью XVII в. Послания К. Ивану Грозному входят, как правило, в состав так называемых «печерских сборников» и «сборников Курбского» последней трети XVII в. Первое послание известно в трех редакциях, самая ранняя из которых, первая (известно 24 списка), возникла на основе «печерского сборника», сложившегося в Псково-Печерском монастыре в 20-х гг. XVII в. Вторая редакция первого послания, вторичная по отношению к первой, входит в многочисленные «сборники Курбского», где она соседствует со вторым и третьим посланиями, «Историей о ве ликом князе Московском» и другими сочинениями К. «Сборники Курбского» делятся на два вида, первый из которых представляет, [75] по-видимому, более близкий архетипу вариант. Третья редакция представлена одним списком и отражает более поздний этап в истории текста. Второе и третье послания дошли в единственной редакции в составе «сборников Курбского».

Наиболее значительным и интересным произведением К. является «История о великом князе Московском», которая была закончена, вероятно, в первой половине 70-х гг. XVI в. Существует мнение, что она написана в 1573 г., во время бескоролевья в Речи Посполитой (1572–1573 гг.), с целью дискредитировать русского царя в Великом княжестве Литовском. В стилистическом отношении «История» неоднородна. В ее составе можно выделить единое сюжетное повествование об Иване Грозном и мартиролог мучеников, погибших от рук Ивана. А внутри этих двух частей в свою очередь обнаруживаются еще более мелкие повести (например, о взятии Казани, о Феодорите Кольском), которые были написаны, вероятно, в разное время. О поэтапности создания «Истории» свидетельствует и трансформация образа Ивана, который в начале «Истории» предстает лишь как «неправедный» царь, а в конце ее становится «сыном сатаны» и апокалиптическим «зверем». Тем не менее «История» представляет собой единое произведение, объединенное общей целью — развенчать тирана и противопоставить его политическим принципам свои.

В «Истории» нигде не излагаются четко взгляды К. — он преимущественно критикует своего противника, но в этой критике проявляются некоторые особенности его политической концепции. Будучи сторонником государственного устройства времен «избранной рады», К. осуждает царя за отход от принципов управления государством 50-х гг., считая, что мудрый и справедливый государь должен всегда прислушиваться к голосу окружающих его советников. В отказе от помощи мудрых советников К. видел причину тех бед, которые обрушились на Россию во времена правления Ивана Грозного. Правда, причиной многих несчастий К. считал также подверженность царя влиянию злых советников — иосифлян, обличаемых им как пособников террора. Для аргументации своих положений автор апеллирует к Священной истории, цитирует Писание, но довольно часто обращается и к другим источникам — он ссылается на русские летописи, на космографии (без точного указания источников); был он знаком также с «Хроникой» Сигизмунда Герберштейна. В объяснении эволюции царя присутствуют рациональные моменты (дурная наследственность, отсутствие надлежащего воспитания, своенравность), что делает «Историю» новаторским произведением, в котором отражен интерес автора к человеческой личности. Будучи ярким памятником русской публицистики, «История» является в то же время важным этапом в развитии русской историографии. Современные события нашли в ней своеобразное и нетрадиционное отображение. Она в значительной мере знаменует собой переход историографии от погодного разделения повествования к тематическому, что характерно и для других исторических сочинений того времени (например, «Летописец начала царства», «Казанская история»), К. пошел дальше, посвятив свое сочинение одной теме. Он не столько пишет историю царствования Ивана Грозного, сколько стремится объяснить превращение Ивана из «прежде доброго и нарочитого государя» в кровожадного тирана. В рукоппсной традиции известно более 70 списков «Истории», разделяющихся на четыре редакции: Полную, Сокращенную, Краткую и Компилятивную. Полная редакция представляет собой первоначальный авторский текст, Сокращенная — текст, систематически сокращенный и упрощенный, Краткая — значительно урезанный текст и Компилятивная — текст Полной редакции, значительно сокращенный и дополненный сведениями из «Выписи о втором браке Василия Ивановича», Степенной книги и других источников.

Попав в Литву, К. сблизился с представителями православного литовского дворянства, со многими из которых поддерживал переписку. [76] Среди его литовских корреспондентов — крупнейший волынский магнат князь Константин Константинович Острожский, бежавший из Москвы и живший при дворе князя Юрия Слуцкого старец Артемий, а также владелец виленской типографии Кузьма Мамонич. Переписка К. обычно входит в состав «сборников Курбского» и довольно широко представлена в рукописной традиции. Она включает в себя: три письма к воеводе киевскому князю Константину Острожскому; письмо к ученику Артемия Марку Сарыхозину; два письма к виленскому печатнику Кузьме Мамоничу; письмо к Кодиану Чапличу; два письма к пану Федору Бокею Печихвостовскому; письмо к княгине Ивановой-Черторижской; письмо к пану Остафию Троцкому; письмо к пану Древинскому и к мещанину Львовскому Семену Седларю. Большинство этих посланий самим автором но датировано. Точно датированы только три письма: «Епистолия ко Кодияну Чапличю Андрея Ярославского» — 21 марта 1575 г.; «Цыдула Андрея Курбского до пана Древинского писана» –1576 г.; «Посланейцо краткое к Семену Седларю, мещанину львовскому, мужу честному, о духовных вещах вопрошающему» — январь 1580 г.

Вся литовская переписка К. имеет ярко выраженный полемический характер. К. выступает в ней апологетом православия. Он глубоко враждебен к «латинству», но еще большую враждебность проявляет по отношению к реформационным движениям. Полемике с этими идеологическими противниками и укреплению позиций православия он и посвятил всю свою свободную от воинской службы жизнь в Западной Руси. В его имении Миляновичи существовал своего рода скрипторий, где переписывались рукописи и переводились различные сочинения, прежде всего восточнохристианских писателей. Есть основания полагать, что в кружке К. была составлена Толковая Псалтирь с антииудейской и антисоциниан-ской направленностью (ГИМ, собр. Новоспасского монастыря, № 1). Основная цель К. в его литературно-культурной деятельности — заменить дурные или неполные переводы сочинений авторитетных для православной церкви писателей более точными и полными, что он считал необходимым условием чистоты православия. Для организации переводческой работы К. посылал учиться в Краков и в Италию своего соратника князя Михаила Андреевича Оболенского, он сотрудничал также с «неким юношей имянем Амброжий», от которого постигал «верх философии внишныя» (по мнению В. Андреева, это был литовский шляхтич Амброжий Бжежевский, переводчик Хроники Мартина Бельского на белорусский язык). Сам К. уже в преклонном возрасте начал изучать латынь, чтобы непосредственно самому заниматься переводами. Переводческая программа К., которую он четко формулирует в предисловии к «Новому Маргариту» и в письмах, оформилась под непосредственным влиянием Максима Грека. При выборе произведений для перевода он следовал указаниям Максима.

К. составил сборник под названием «Новый Маргарит», названный «новым» в отличие от традиционно бытовавших в древнерусской рукописной традиции сборников сочинений Иоанна Златоуста постоянного состава под названием «Маргарит», с которым творение К. ничего общего не имеет. «Новый Маргарит» почти полностью состоит из произведений Иоанна Златоуста, большей частью ранее неизвестных или, по мнению К., плохо переведенных. Он считал, что многие сочинения приписали Иоанну Златоусту еретики, пытавшиеся использовать его авторитет в своих целях. Чтобы отличить подлинные сочинения Златоуста от подложных, К. поместил в конце сборника полный перечень его произведений. Хотя «Новый Маргарит» сохранился только в двух списках (дефектный список ГБЛ, собр. Ундольского, № 187; список полный Библиотеки герцога Августа в Вольфенбюттеле, Cod-Guelf. 64–43 Extrav.), он был широко известен, ибо некоторые отрывки из «Нового Маргарита» использовались для дополнения сборников сочинений Златоуста другого состава. [77] «Новый Маргарит» состоит из 72 статей, пять из которых не являются сочинениями Иоанна Златоуста. Это предисловие К. к «Новому Маргариту», небольшое сочинение (вероятно, самого К.) «О знаках книжных», посвященное вопросам пунктуации, два Жития Иоанна Златоуста, одно из которых взято из Хроники Никифора Каллиста, и «Сказ» К., в котором он объясняет, почему обратился к этой Хронике.

В предисловии к «Новому Маргариту» К. вкратце изложил историю своей жизни, а также в концентрированном виде сформулировал программу своей переводческой деятельности. Руководствуясь этой программой, К. обратился к философскому произведению Иоанна Дамаскина «Источник знания», бытовавшему в древнерусской рукописной традиции в неполном переводе X в. Иоанна экзарха Болгарского и известному под названием «Небеса». Свой перевод К. дополнил и другими произведениями этого автора и снабдил предисловием. Предисловие и многочисленные «сказы» и схолии на полях мало изучены. Не решен также вопрос об атрибуции переводов других сочинений Иоанна Дамаскина, сопровождающих обычно в рукописной традиции «Источник знания», например его «Фрагментов». Сомнительна атрибуция К. «Диалога» константинопольского патриарха Геннадия Схолария (или Скулариса) с турецким султаном, который тематически дополняет один из фрагментов — «Прение христианина с сарацином». Скорее всего перевод этого сочинения, существовавший раньше, привлек К. полемической направленностью и был включен им в свой сборник. Отсутствуют очевидные доказательства того, что К. переводил Повесть о Варлааме и Иоасафе, которая также обычно дополняет перевод сочинений Иоанна Дамаскина. Не ясен вопрос о причастности К. к переводу и составлению сборника сочинений Симеона Метафраста (сохранился в единственном списке — ГИМ, Синодальное собр., № 219; в его состав входят кроме метафрастовых житий некоторые статьи из «Нового Маргарита»). К. широко цитирует произведения Метафраста и часто упоминает его в своих оригинальных сочинениях. В этот сборник вошли четыре метафрастовых жития в переводе Максима Грека, под влиянием которого К., вероятно, и обратился к творчеству Симеона Метафраста.

В переписке К. существуют свидетельства того, что он занимался переводами из Василия Великого и Григория Богослова, но списки с этими переводами не сохранились или неизвестны. К. приписывается также перевод небольших отрывков из произведений Епифания Кипрского и Евсевия Кесарийского, которые входят обычно в состав сборников, содержащих переводы из других авторов или его оригинальные сочинения. Традиционно считалось, что К. принадлежал перевод повести Энея Сильвия «Взятие Константинополя турками». Как убедительно доказал Б. М. Клосс, переводчиком этой повести на самом деле был Максим Грек. Традиционно приписываемый К. перевод небольшого отрывка из Дионисия Ареопагита, который он посылает в письме к К. Острожскому, выполнен ранее К., так как этот отрывок полностью совпадает с текстом перевода, помещенным в Великих Минеях Четьих. Перевод К. сочинения малоизвестного немецкого автора, ученика Лютера, Иоганна Спангенберга «О силлогизме» обычно встречается в списках вместе с переводом произведений Иоанна Дамаскина и служит как бы дополнением к нему. Поскольку К. предлагал использовать произведения Иоанна Дамаскина в полемике против католиков и протестантов, он считал необходимым также дать читателю инструментарий для философских споров и с этой целью перевел трактат о силлогизме, заранее предупредив при этом читателя, что не все силлогизмы годятся для постижения истины, но многие из них используются своекорыстно искусными в спорах иезуитами.

Перевод К. сочинения И. Спангенберга свидетельствует о его интересе к светским знаниям — «внешней философии», о которой он не раз [78] вспо-минает в своих сочинениях как о необходимом для каждого христианина элементе образования. Поэтому К. обращается и к произведениям Цицерона, два отрывка из «Парадоксов» которого в собственном переводе он включил в свое третье послание к Ивану Грозному. Использование произведений античных авторов было характерно для гуманистической эстетики, с принципами которой К. познакомился, приобщившись к западной образованности в Великом княжестве Литовском. Влияние гуманистических идей и своеобразие таланта обусловили особое место К. в истории русской литературы.

Соч.: 1) Переписка с Иваном Грозным: Сказания князя Курбского / Изд. Н. Г. Устрялова. СПб., 1833, ч. 1–2; 2-е изд. СПб., 1842; 3-е изд. СПо., 1868; Сочинения князя Курбского. Т. 1. Сочинения оригинальные / Изд. Г. 3. Кунцевича. — РИБ, СПб., 1914, т. 31; Staehlin K. Der Briefwechsel Iwans des Schrecklichen mit dem Fuersten Kurbskij. Leipzig, 1921; The Correspondence between Prince A. M. Kurbsky and Tsar Ivan IV of Russia / Ed. by J. L. I. Fennell. Cambridge, 1955; Ivan le Terrible. Epitres avec le Prince Kourbski / Traduction de D. Olivier. Paris, 1959; Ivan den Skraekkelige. Brevveksling med Fyrst Kurbskij 1564–1579 / Oversat af B. Norretran-ders. Munksgaard, 1959; Der Briefwechsel zwischen Andrej Kurbskij und Ivan dem Schrecklichen / Hrsg. von H. Neubauer, J. Schutz. Wiesbaden, 1961; Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским / Подгот. текста Я. С. Лурье и Ю. Д. Рыкова. Л., 1979.

2) Переписка с разными лицами: Сказания князя Курбского / Изд. Н. Г. Устрялова; Сочинения князя Курбского, т. 1 / Изд. Г. 3. Кунцевича.

3) «История о великом князе Московском»: Сказания князя Курбского / Изд. Н. Г. Устрялова; Сочинения князя Курбского, т. 1 / Изд. Г. 3. Кунцевича; Prince Kurbsky’s History of Ivan IV / Ed. by J. L. I. Fennell. Cambridge, 1965; Prince Andre Kurbski. Histoire du regne de Jean IV (Ivan le Terrible) / Traduction de M. Forste tter. Geneve, 1965; Курбский A. M. История о великом князе Московском. (Отрывки) / Подгот. текста и примеч. Я. С. Лурье. — В кн.: Изборник. М., 1972.

4) «История о осьмом соборе»: Сказания князя Курбского / Изд. Н. Г. Устрялова; Сочинения князя Курбского, т. 1 / Изд. Г. З. Кунцевича.

5) Предисловие к «Новому Маргариту»: Сказания князя Курбского / Изд. Н. Г. Устрялова: Иванишев Н. Д. Жизнь князя Курбского в Литве и на Волыни. Киев, 1849, т. 1–2; Архангельский А. С. Борьба с католичеством и западнорусская литература конца XVI — первой половины XVII в. — ЧОИДР, 1888, кн. 1, отд. 1, Прил., с. 1–166 (здесь же опубликованы «сказы» Курбского и глрссы, а также несколько глав из «Нового Маргарита»); Liewehr F. Kurbskij’s Novyj Margarit. (Veroeffentlichungen der Slavistischen Arbeitsgemeinschaft an der Deutschen Universitaet Prag, 2. Reihe: Editionen, Heft 2). Prag, 1928; Kurbskij A. M. Novyj Margarit: Historisch-kritische Ausgabe auf der Grundlage der Wolfenbuetteier Handschrift. Lieferungen 1–5 / Hsgb. von Inge Auerbach. Giessen, 1976–1977 (Bausteine zur Geschichte der Literatur bei den Slaven).

6) Предисловие к переводу сочинений Иоанна Дамаскина: Оболенский М. О переводе князя Курбского сочинений Иоанна Дамаскина. — Библиографические записки, 1858, т. 1, № 12, с. 355–366.

7) «Новый Маргарит»: Kurbskij А. М. Novyj Margarit / Hsgb. von Inge Auerbach (издание не завершено).

8) «О силлогизме вытолковано»: Eisman W. O sillogisme vytolkovano: Eine Uebersetzung des Fuersten Andrej M. Kurbskij aus den Erotemata Trivii Johan Spangenbergs. Wiesbaden, 1972 (Monumenta Linguae Slaviae Dialectae Veteris. Fontes et Dissertationes, IX).

Лит.: Кавелин Л. Объяснение плана Казани, неизвестное Устрялову. — Маяк, 1843, т. 8, с. 49; Горский А. В. Жизнь и историческое значение князя А. М. Курбского. Казань, 1854; Попов Н. А. О биографическом и уголовном элементе в истории. — Атеней, 1858, № 46. с. 131–168; Опоков З. З. Князь Курбский. — Киевские унив. известия, 1872, август, № 8, с. 1–58; Андреев В. Очерк деятельности князя Курбского на защиту православия в Литве и на Волыни. М., 1873; Петровский М. Князь А. М. Курбский: Историко-библиографические заметки по поводу последнего издания его «Сказаний». — Учен. зап. Казанского ун-та, 1873, т. 40, июль — август, с. 711–760; Бартошевич Ю. Князь Курбский на Волыни / Перев. с польск. — ИВ, 1881, сентябрь, с. 65–85; Архангельский А. С. Борьба с католичеством и умственное пробуждение Южной Руси к концу XVI в. — Киевская старина, 1886, т. 15, май, с. 44–78; июнь, с. 237–266; Четыркин О. Два русских деятеля в Польше. — Колосья, 1886, ноябрь, с. 85–96; Ясинский А. Сочинения князя Курбского как исторический материал. — Киевские унив. известия, 1889, октябрь, с. 45–120; Владимиров П. В. Новые данные для изучения литературной деятельности князя Андрея Курбского. — Труды IX археологического съезда В Вильне. М., 1897, т. 2, с. 308–316; Шумаков С. Акты литовской метрики о князе Курбском и его потомках. — Книговедение, 1894, № 7 и 8, с. 17–20; Харламнович К. 1) Западнорусские православные школы XVI и начала XVII века. Казань, [79] 1896, с. 237–276; 2) Новая библиографическая находка. — Киевская старина, 1900, июль — август, с. 211–224; Соболевский А. И. 1) Переводная литература Московской Руси XIV–XVII вв.: Библиографические материалы. СПб., 1903, с. 279–282; 2) Эней Сильвий и Курбский. — В кн.: Сборник в честь Ю. А. Кулаковского. Киев, 1911, с. 11–17; Попов Н. Рукописи Московской синодальной библиотеки. М., 1905, выл. 1 (Новоспасское собрание), с. 117–157; Иконников. Опыт историографии. Киев, 1908, т. 2, кн. 2, с. 1816–1830; Московская политическая литература XVI в. СПб., 1914, с. 85–132; Балухатый С. Переводы князя Курбского и Цицерон. — Гермес, 1916, январь — май, с. 109–122; Грушевский А. С. Из полемической литературы конца XVI века. — ИОРЯС, 1917, т. 22, кн. 2; Лурье Я. С. 1) Вопросы внешней и внутренней политики в посланиях Ивана IV. — В кн.: Послания Ивана Грозного. М.; Л., 1951, с. 468–519; 2) Донесения агента императора Максимилиана II аббата Цира о переговорах с А. М. Курбским в 1569 г. — АЕ за 1957 г. М., 1958, с. 457–466; 3) Первое послание Грозного Курбскому: (Вопросы истории текста). — ТОДРЛ, Л., 1976, т. 31, с. 202–235; 4) Вторая пространная редакция Первого послания Грозного Курбскому. — ТОДРЛ. Л., 1977, т. 32, с. 56–69; 5) О возникновении и складывании в сборники переписки Ивана Грозного с Курбским. — ТОДРЛ, Л., 1979, т. 33, с. 204–213; Курилова Л. А. Из наблюдений над языком и стилем трех писем кн. А. Курбского к разным особам в Польше. — Доповіді та повідомлення Львівського университету, 1952, вып. 1, с. 27–34; Denissoff Elіе. Une biographie de Maxime le Grec par Kurbski. — Orientalia Christiana Periodika, 1954, vol. 20, p. 44–84; Andreyev N. 1) Kurbsky’s Letters to Vas’yan Muromtsev. — Slavonic and East European Review, 1955, vol. 33, р. 414–436; 2) Was the Pskov-Pechery Monastery a Citadel of the Non-Possessors? — Jahrbuecher fuer Geschichte Osteuropas, 1969, N. F., Bd 17, H. 4, S. 481–493; Зимин А. А. 1) И. С. Пересветов и его современники. М., 1958; 2) Когда Курбский написал «Историю о великом князе Московском»? — ТОДРЛ, М.; Л., 1962, т. 18, с. 305–312; 3) Первое послание Курбского Ивану Грозному: (Текстологические проблемы). — ТОДРЛ, Л., 1976, т. 31, с. 176–201; Скрынников Р. Г. 1) Курбский и его письма в Псково-Печерский монастырь. — ТОДРЛ, М.; Л., 1962, т. 18, с. 99–116; 2) Переписка Грозного и Курбского: Парадоксы Эдварда Кинана. Л., 1973; 3) О заголовке Первого послания Ивана IV Курбскому и характер их переписки. — ТОДРЛ, Л., 1979, т. 33, с. 219–227; Rozemond K. Kurbsky’s Translation of the Works of Saint John of Damaskus. — Texte und Untersuchungen, 1966, Bd 94, S. 588–593; Шмидт С. О. 1) К изучению «Истории князя Курбского» (о поучении попа Сильвестра). — В кн.: Славяне и Русь. М., 1968, с. 366–374; 2) Новое о Тучковых: (Тучков, Максим Грек, Курбский). — В кн.: Исследования по социальнополитической истории России. Л., 1971, с. 129–141; 3) Об адресатах Первого послания Ивана Грозного князю Курбскому. — В кн.: Культурные связи народов Восточной Европы в XVI в. М., 1976, с. 304–328; 4) К истории переписки Курбского и Ивана Грозного. — В кн.: Культурное наследие Древней Руси. М., 1976, с. 147–151; Freydank D. 1) Zu Wesen und Bergiffbestimmung des Russischen Humanismus. — Zeitschrift fuer Slavistik, 1968, Bd 13, S. 57–62; 2) А. M. Kurbskij und die Theorie der antiken Historiographie. — In: Orbis mediaevalis / Festgabe fuer Anton Blashka. Weimar, 1970, S. 57–77; 3) А. M. Kurbskij und die Epistolographie seiner Zeit. — Zeitschrift fuer Slavistik, 1976, Bd 21, S. 261–278; Auerbach I. 1) Die politische Forstellungen des Fuersten Andrej Kurbskij. — Jahrbuecher fuer Geschichte Osteuropas, N. F., 1969, Bd 17, H. 2, S. 170–186; 2) Nomina abstracta im Russischen des 16. Jahrhunderts. — Slavistische Beitraege, 1973, Bd 68, S. 36–73: 3) Kurbskij-Studien: Bemerkungen zu einem Buch von Edward Keenan. — Jahrbuecher fuer Geschichte Osteuropas, N. F., 1974, Bd 22, S. 199–213; 4) Further Findings on Kurbskij’s Life and Work. — Russian and Slavic History / Ed. by D. К Rowney and G. E. Orchard. 1977, p. 238–250; Backus О. P. A. M. Kurbsky in the Polish-Lithuanian State (1564–1583). — Acta Balto-Slavica, 1969–1970, VI, p.78–92; Keenan E. L. The Kurbskij — Groznyj Apocripha: The Seventeenth Century Genesis of the Correspondence, Attributed to Prince A. M. Kurbskij and Tsar Ivan IV. Cambridge, Mass., 1971; 2) Putting Kurbskij in his Place; or: Observations and Suggestions Concerning the Place of the History of the Muscovity in the History of Muscovite Literary Culture. — Forschungen zur Osteuropaeische Geschichte, 1978, Bd 24, S. 131–162; Рыков Ю. Д. 1) Владельцы и читатели «Истории» князя А. М. Курбского. — В кн.: Материалы научной конференции МГИАИ. М., 1970, вып. 2, с. 1–6; 2) Редакции «Истории» князя Курбского. — АЕ за 1970 г., М., 1971, с. 129–137; 3) Списки «Истории о великом князе Московском» кн. А. М. Курбского в фондах Отдела рукописей. — Записки Отдела рукописей ГБЛ. М., 1974, т. 34, с. 101–120; 4) К вопросу об источниках первого послания Курбского Ивану Грозному. — ТОДРЛ, Л., 1976, т. 31, с. 235–246; 5) Князь А. М. Курбский и его концепция государственной власти. — В кн.: Россия на путях централизации. М., 1982, с. 193–198; Уваров К. И. 1) «История о великом князе Московском» А. М. Курбского в русской рукописной традиции XVII–XIX вв. — В кн.: Вопросы русской литературы. М., 1971, с. 61–79; 2) Неизданный труд Г. З. Кунцевича (обзор гранок второго тома «Сочинения князя Курбского»), — АЕ за 1971 г., М., 1972, с. 315–317; Лихачев Д. С. 1) Курбский и Грозный — были ли они писателями? — РЛ, 1972, № 4, [80] с. 202–209; 2) Существовали ли произведения Курбского и Грозного? — В кн.: Лихачев Д. С. Великое наследие. 2-е изд. М., 1979, с. 376–393; 3) Стиль произведений Грозного и стиль произведений Курбского. — В кн.: Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. Л., 1979, с. 183–214; Клосс Б. М. Максим Грек — переводчик повести Энея Сильвия «Взятие Константинополя турками». — В кн.: Памятники культуры. Новые открытия: Ежегодник 1974. М., 1975, с. 55–61; Юзефович Л. А. Стефан Баторий о переписке Ивана Грозного и Курбского. — АЕ за 1974 г., М., 1975, с. 143–144; Осипова К. С. 1) О стиле и человеке в историческом повествовании второй половины XVI в. — Учен. зап. Харьковского гос. ун-та, Харьков, 1962, т. 116, с. 25–28; 2) «История о великом князе Московском» А. Курбского в Голицынском сборнике. — ТОДРЛ, Л., 1979, т. 33, с. 296–308; Goltz Н. Ivan der Schreckliche zitiert Dionysios Areopagites. — Kerygma und Logos. Goettingen, 1979, S. 214–225; Васильев А. Д. Об особенности употребления военной лексики в посланиях А. М. Курбского к Ивану Грозному. — В кн.: Исследовании словарного состава русского языка XVI–XVII вв. Красноярск, 1980, с. 56–64; Rossig N., Renne В. Apocriphal — not Apocriphal? A Critical Analysis of the Discussion concerning the Correspondence Between Tsar Ivan IV Groznyj and Prince Andrej Kurbskij. Copenhagen, 1980; Беляева H. П. 1) Ученые и литературные труды кпязя А. М. Курбского. — В кн.: Материалы XIX Всесоюзной студенческой конфе ренции. Филология. Новосибирск, 1981, с. 53–63; 2) Материалы к указателю переводных трудов А. М. Курбского. — В кн.: Древнерусская литература: Источниковедение. Л., 1984, с. 115–136; Гладкий А. И. 1) К вопросу о подлинности «Истории о великом князе Московском» А. М. Курбского (житие Феодорита). — ТОДРЛ, Л.. 1981, т. 36, с. 239–242; 2) «История о великом князе Московском» А. М. Курбского как источник «Скифской истории» А. И. Лызлова. — В кн.: Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1982, т. 13, с. 43–50; Морозов С. А. О структуре «Истории о великом князе Московском» А. М. Курбского. — В кн.: Проблемы изучения нарративных источников по истории русского средневековья. М., 1982, с. 34–43.

А. И. Гладкий, А. А. Цеханович

Текст воспроизведен по изданию: Исследовательские материалы для "Словаря книжников и книжности Древней Руси" // Труды отдела древнерусской литературы, Том 39. Л. Наука. 1985

© текст - коллектив авторов. 1985
© сетевая версия - Тhietmar. 2021
© OCR - Андреев-Попович И. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Труды отдела древнерусской литературы. 1985