-

ИЗ ДНЕВНИКА СТУДЕНТА. 1912 ГОД АГИНСКИЙ ДАЦАН ЗАБАЙКАЛЬСКОЙ ОБЛАСТИ

(ПО МАТЕРИАЛАМ НАУЧНО-ИСТОРИЧЕСКОГО АРХИВА ГОСУДАРСТВЕННОГО МУЗЕЯ ИСТОРИИ РЕЛИГИИ)

Авторы представляют первую полную публикацию дневника студента Казанской духовной академии В. И. Иванова, в котором описаны быт и религиозная жизнь Агинского буддийского монастыря в начале ХХ в. Рукопись хранится в Научно-историческом архиве Государственного музея истории религии (Санкт-Петербург) и является уникальным свидетельством миссионерской деятельности Русской православной церкви в Забайкалье, сопровождаемой изучением традиционных для этого края религиозных верований.

Дневник студента Казанской духовной академии В.И. Иванова «Агинский дацан Забайкальской области», хранится в Научно-историческом архиве Государственного музея истории религии (Санкт-Петербург) ¹. Агинский дацан расположен в Читинской области. Его основание относится к 1811 г., когда вместо молельной юрты был заложен каменный храм. Как и все другие буддийские монастыри, он был закрыт в годы гонений на религию, но оказался первым восстановленным дацаном в 1943 г., когда началось некоторое изменение государственной политики по отношению к религии и церкви. В 1990-е гг. дацан развернул восстановление разрушенных в советский период зданий. Теперь он полностью обрел свой исторический облик, вернул многие утраченные ранее святыни и возродил религиозную жизнь в регионе.

Автор дневника В. И. Иванов был одним из тех, кого в дореволюционной России готовили к православной миссионерской деятельности, что требовало изучения религий народов Российской империи. Казанская духовная академия была создана в 1797 г. Отличительную черту академии составляло вызванное местными потребностями преподавание языков турецко-татарского, арабского, монгольского и калмыцкого. В 1854-1855 гг. в академии были открыты миссионерские отделения, направленные на работу в среде старообрядцев («противораскольничье»), мусульман («противомусульманское»), буддистов («противобуддийское»), а также марийского и чувашского народов, исповедовавших архаичные верования. [324]

В августе 1917 года Казанская духовная академия была выселена Временным правительством из своего здания, и занятия продолжались в других помещениях, в основном в здании духовной семинарии. В 1918 г. в академии прошли последние выпускные экзамены и защита магистерских сочинений, выданы последние дипломы. В марте 1921 года был арестован ректор академии епископ Анатолий (Грисюк) и двадцать её преподавателей. В ноябре академическая корпорация, пытаясь приспособиться к новым условиям, организовала Богословский институт, но просуществовал он менее года. Впоследствии многие из выпускников Академии и семинарии подверглись преследованиям. В эпоху перестройки некоторые из них были причислены к лику священномучеников.

В дореволюционной России выпускники Казанской духовной Академии внесли существенный вклад в дело православной миссии среди народов Российской империи. В Забайкалье — регионе, где буддизм начал утверждаться с начала XVIII века, одним из них был Владимир Иосифович Иванов. Публикуемый дневник был составлен им во время учебной, студенческой командировки в Агинский дацан в 1912 г. Этот документ представляет значительный интерес для исследования как буддизма в данном регионе, так и миссионерских настроений автора. Он представляет собой рукописную тетрадь из пронумерованных страниц, исписанных убористым подчерком. Текст перемежается вклеенными черно-белыми, частично выцветшими от времени, фотографиями. Автор дает общее описание дацана, проводимых в нем праздников и ритуалов, характеризует состав духовенства, объясняет содержание и значение предметов культа. Несмотря на низкое качество фотографий, они представляют зримую картину жизни дацана и основ буддийской иконографии. Следует учитывать, что к началу ХХ века знания о буддизме среди бурят были еще не достаточны. Студенту духовной академии приходилось собирать устную информацию от носителей веры, при этом иногда вкрадывались неточности в написании имен и названий. Хотя монгольский язык изучался в академии, но он имеет отличия от бурятского языка. Религиозные обычаи двух родственных народов так же не совпадают полностью. Этим объясняется ряд ошибок в тексте дневника.

Сведения, содержащиеся в рукописи, не утратили своего значения и поныне. Дневник по праву может служить источником для изучения бытования буддизма среди бурят в начале ХХ века. Тем не менее, студент Духовной академии не мог не дать критику буддизма с позиций православия. Его высказывания эмоционально окрашены и носят ярко выраженный вероисповедный характер. Эти страницы завершают дневник и, [325] таким образом, не мешают восприятию содержащейся в нем информации. Вместе с тем, они свидетельствуют о невозможности принятия православным человеком некоторых сторон буддизма, прежде всего значительного сонма гневных божеств, воспринятых из архаичных верований. По этой причине он называет их изображения «идолами» или «истуканами», храмы — «капищами», а лам «жрецами-волшебниками». Отношение автора к иной вере нельзя оценивать с позиций современных представлений о «толерантности», необходим исторический подход в оценке взглядов, высказанных столетие назад. Одновременно надо учитывать, что автор вел дневник не только для своих дальнейших научных и учебных целей, но и для предоставления его текста в Духовную православную академию. Однако, искренность автора не вызывает сомнений. Он с горечью пишет о том, что местные представители государственной власти не оказывали должной поддержки миссионерам.

Необходимо отметить, что наряду с учеными, выпускниками университетов, православные авторы внесли заметный вклад в изучение буддизма в России ². Эти исследования были необходимы Церкви для миссионерской деятельности. С точки зрения содержащейся в них информации они могут быть интересны и в наше время, поскольку чаще всего основаны на «полевых материалах», как теперь принято говорить. Дневник студента В. И. Иванова вписывается в эту линию исследований. Его автор окончил Академию в 1913 г. и был назначен служить в Иркутскую епархию ³. В последующие годы он сделал публикации по своим материалам в журнале «Инородческое обозрение», являвшемся приложением к изданию «Православный собеседник» ⁴.

К сожалению, о дальнейшей судьбе автора дневника нам ничего не известно.

Учитывая сложность буддийской терминологии, авторы снабдили «Дневник» именным и предметным указателями, в которых приводятся бурятское, тибетское и санскритское написание терминов ⁵. [326]

В. И. Иванов

Агинский дацан Забайкальской области (Из дневника студента)

/стр. 1/ 3 июля 1912 года. Станция Могойтуй Заб. жел. дороги… Поезд останавливается… Я выхожу из вагона… Какой простор!.. Длинная степная впадина между постепенно повышающимися безлесными хребтами. Это частица Агинской степи…

На станции русские и буряты… Ко мне подходят и спрашивают: кто? откуда? куда? зачем? — Я, удовлетворяя праздному любопытству, говорю о своем звании, происхождении и намерении посетить Агинский дацан. Вот подходит ко мне один русский мальчик лет 12-ти и предлагает услугу довести меня за 2 рубля до Агинского села (от Могойтуля до с. Аги — 35 верст), находящегося в 6-ти верстах от Агинского дацана. Я соглашаюсь.

[Фото 1. Общий вид Агинского дацана Забайкальской области]

Дорога гладкая. Лошади бегут весело. /стр. 2/

Мы незаметно забегаем на хребты, спускаемся в долины и опять поднимаемся… Во впадинах, то там, то тут, разбросаны кочевья бурят; кое-где появляются степные всадники; бродят лошади и рогатый скот.

Мой возница с удовольствием отвечает на мои расспросы о жизни Агинского села, об Агинском дацане, о бурятах и пр. Между прочим, он сообщает мне о том, что русское население Агинского села почти все знает бурятскую разговорную речь. Сам он вполне свободно говорит по-бурятски. Я пробую начать с ним бурятский разговор. И тут я убеждаюсь в том, что мое «чи», «саин» и вообще монгольское произношение букв «ч» и «с» идет в разрез с бурятской речью. Оказывается, что Агинские буряты, как и Иркутские, в большинстве случаев произносят монгольский звук «ч» подобно русскому «ж» (французскому ch), а звук «с» — подобно русскому мягко придыхательному «х» (французскому придыхательному h).

Разговоры прикрывают время, сокращают путь. Мы уже на спуске в долину реки Аги. Она, окаймленная по своим берегам кустами тальника, темной извилистой полосой проходит по открытой долине. Один хребет, образующий эту долину, на склоне которого лежит наш путь, совершенно лишен лесной растительности, и другой хребет, лежащий по ту сторону р. Аги и идущий параллельно ей, покрыт преимущественно березовым лесом. Березки ютятся на вершине и среднем склоне хребта и, почти совсем отсутствуя при подошве её, придают какую-то особенную прелесть всему хребту, являющемуся счастливым исключением среди безлесной местности.

Вот и село!.. Белая церковь резко выделяется среди прочих самых обыкновенных сельских /стр. 3/ построений… Мы в селе. [327]

4 июля. Я еду в дацан… Ровная дорога идет полем. Дацан виден со всех точек моего пути. Он расположен на склоне хребта. Там группа в несколько сот небольших домиков, среди которых особенно выделяются три здания восточной архитектуры. Это буддийские храмы («сумэ» или «дацаны»). В центре поселка, окруженное садом из молодых сосен, стоит сумэ посвященное будде Шигемуни («Шигэмунин сумэ»), направо и вверх от него — сумэ бурхана Майдари («Майдарыйн сумэ»), а налево и вниз — сумэ бурхана Абиды («Абидаин сумэ»). Два первых здания кажутся окрашенными в темно-желтую краску, а последнее выглядит белым со светло-коричневой крышей. Кроме этих трех главных зданий виднеются плоские крыши и прочих пяти сумэ.

Перед въездом в улицы дацана стоит намяжник ⁶ («субурган»), сделанный из кирпича и покрытый сверху известью. По своей форме он представляет пирамиду, имеющую четырехугольное (величиною около 4-5 кв.арш.) основание, конусообразную, постепенно суживающуюся к верху, среднюю часть и шпиц с двумя спускающимися от него под косым углом деревянными лесниками. Высота субургана равна приблизительно 5-6 аршинам.

[Фото 2. Субурган будды Шигемуни]

Вот и сам дацан!.. Прямые улицы… По обеим сторонам их расположены ограды, имеющие внутри себя по три — по четыре домика. Дома небольшие — окна в два — в три. Тут и там встречаются буддийские /стр. 4/ монахи. Все они носят одинаковую верхнюю одежду:

а) рубашку желтого цвета с красными обшлагами без рукавов («док-ик») ⁷

б) «шантаб» красного цвета, имеющий вид простыни и прикрывающий только от пояса до ног и с) «орхимжи», т.е. полосу красной материи аршина 1? ширины и несколько (5-10) аршин длины, перекидывающуюся через левое плечо и обвивающуюся около рук. Почти все ламы ходят без шапок и без сапог.

Я заезжаю на земскую квартиру к ламе Шоэпсин Бадлуеву.

[Фото 3. Ламаиты-монахи в доме]

[Фото 4. Ламаиты-монахи (хувараки). Дом их]

Бадлуев оказался человеком очень любезным. Он заинтересовался мной и начал расспрашивать меня с помощью своего переводчика о моем звании, происхождении и о цели моего приезда в дацан. Когда он познакомился со мной, и когда узнал о моем намерении прожить в дацане в течение одного-двух месяцев, то позаботился об устройстве меня на частной и дешевой квартире у дацанского старосты ламы /стр. 5/ Балдана [328] Аюшиева. За отсутствием последнего определение меня на новую постоянную квартиру состоялось при помощи ширетуя, т.е. настоятеля дацана, к которому я и явился по указанию Бадлуева.

[Фото 5. Хувараки (ламаиты-монахи)]

Ширетуй Вампил Джамсаранов, приблизительно 65-летний старичок, принял меня любезно. Дело насчет квартиры было быстро улажено. Пока я сидел у ширетуя и вёл с ним с помощью переводчика разговор, в это время пришёл один из хувараков (духовн. лицо) моего нового хозяина квартиры и выразил желание провести меня в свой двор. Я поспешил воспользоваться его услугой, распрощался с ширетуем, который приглашал меня заходить к нему на чаепитие и в будущее время, и пошел на свою квартиру. Там провёл я остаток дня за чаем и за беседой с хувараками. В моей квартире появлялись все новые и новые лица, слышалась бурятская речь… Мне было приятно сидеть, смотреть на молодых лам, и вслушиваться в ту речь, которая, интересуя меня, лилась из уст моих посетителей.

[Фото 6. Ширетуй Агин. дацана В. Джамсаранов]

5 июля. Сегодня вечером я побывал на хурале (богослужении), являющемся одной из тех рядовых /стр. 6/ служб, которые совершаются в течение 16 суток (с 1 по 16 число месяца) и посвящаются празднику под названием «Цаган-сара» (т.е. белый месяц). Последний празднуется несколько раз в течение года ⁸ по случаю воспоминаний некоторых событий из жизни Будды Шигемуни, — в воспоминание факта распространения им своего учения, в воспоминание побед, одержанных им над лжеучителями и проч.

Хурал совершается вне дацана на берегу р. Аги. Там стоит один большой парусиновый шалаш. Внутри его на полу лежат ковры — сидения для молящихся лам («джабдан»); впереди посредине шалаша стоит кресло («тушилгэту ширэ») со столом («ширэту-ин ширэ»). На кресле восседает в хуральном облачении главный жрец («хуралун ширэту»). Направо от входа находится место второго служителя хурала — блюстителя порядка и тишины во время службы («гэсхыя»). В первом ряду хувараков (направо от входа) около главного хурального ламы выделяется еще одно место; это место третьего из главных лам хурала — уставщика и кононарха («унзата»), пред которым стоит небольшой столик с книгой на тибетском языке («номом»). Все [329] ламы в полголоса читают одну из богослужебных тибетских книг. Чтение носит, видимо, механический характер: кто читает, кто молчит, кое-кто и разговаривает. Книг мало, около одной книги — несколько хувараков. Чтение оканчивается, делается перерыв (Примеч. Подробные сведения о назначении и совершении ламаистского праздника «Цаган-сара» даются в трудах проф. Поздеева: «Очерки быта буддийских монастырей и буддийского духовенства в Монголии в связи с отношением сего последнего к народу». СПб. 1887. Стр. 276-289). Три главных служителя хурала, одетые в темно-коричневые одежды, неимеющие рукавов («джанжи»), и в хуральные шапки («шисарь»), похожие на /стр. 7/ большой петушиный гребень, — уходят в один приготовленный, видимо, специально для них шалаш. Все прочие хувараки, одетые в те же джанжи и шисары, расходятся вокруг главной хуральной палатки…

Во время перерыва меня пригласили в один из убранных тибетскими коврами шалашей, где пять молодых лам («гэбши»), пользуясь перерывом хурала, наслаждались питьем кумыса. Мне предложили чашку кумыса и печенье. Началась мирная беседа: ламы интересовались мной, я — ими.

После получасового перерыва хурал возобновился. Хувараки заняли свои места. Теперь ламы читали тарнистические изречения — молитвы. В один из моментов службы подростки-хувараки разнесли молящимся чай. Чаепитие совершалось при чтении молитв. Затем опять началось чтение «тарни» (магических изречений). Потом, спустя несколько минут, те же подростки-хувараки, начинания со старших лам и кончая молящимися задних рядов, всем разнесли завернутые в новые платки и накрытые «хадаками» (шелковыми платками) кирпичи чаю и печенье в форме кренделей. Теперь моление продолжалось при курящейся желтой свече («тара хучжи»), которая передавалась ламами из рук в руки. Тот лама, которому передавали свечу, обязывался начать определенную молитву, а все остальные ламы дружным хором октав подхватывали её. В конце хурала, когда каждому из молящихся лам было предложено по горсти ярицы (будун таря), моление совершалось под звуки речитативного чтения /стр. 8/

[Фото 7. Ламы пьют кумыс после совершения хурала в празд. «Цагансара» на берегу р. Аги]

молитв и сопровождалось бросанием вверх и во все стороны зерен ярицы. Этим действием хурал и закончился. Ламы, имея в своих руках хуральные дары, возвращались в дацан…

[Фото 8. Субурган будды Шигэмуни, построенный во дворе большого сумэ Агинского дацана. Примеч. Этот рисунок относ. к стр. 26.]

6 июля. Сегодня во время прогулки по дацану я зашел в сумэ бурхана

Абиды («Абидаин сумэ»). Это небольшое двухэтажное здание. Внутри сумэ, в [330] нижнем и верхнем, соединенных между собою этажах, за стенами, представляющими из себя рамы со стеклами, устроено царство будды Абиды. Абида — большой бронзовый истукан (величина его раза в два-три больше роста человека) с красным лицом и с синим «усниром» (головной прической) на голове восседает под листвой большого искусственного дерева («боди»), верхушка которого поднимается до окон второго этажа. Над деревом боди виднеется бронзовое изображение долговечного будды Аюши. В правом углу изображается металлический дворец (модель дацана) Абиды, а в левом углу такой же дворец Аюши. Позади дерева стоит изображение одиннадцатиликого бурхана Ариявалы. Направо и налево у подножия Абиды находятся небольшие бронзовые фигуры учеников его; из них четыре ученика расположены в ряд по одну сторону своего учителя и четыре по другую сторону его. Тут же, у подножия Абиды, помещаются изображения двух богинь: Цаган-дара-эхэ — с одной стороны и Ногон-дара-эхэ — с другой стороны, а между ними /стр. 9/ небольшое изображение Ариявалы. Далее, налево от Абиды и ближе к середине сумэ стоит небольшая статуя Аюши с красным лицом и с короной на голове. Перед ним красуется небольшая модель сумэ. Налево от Абиды и параллельно Аюши находится такая же статуя многорукого Ариявалы. Перед Ариявалой опять модель небольшого дацана. Между этими изображениями Аюши и Ариявалы стоят фигуры нескольких коленопреклоненно молящихся перед Абидой лам. Затем, на правой и на левой сторонах, ближе ко входу в сумэ, находятся два небольших изображения Абиды, окруженного своими учениками. В углах, у передней стены — рамы, устроены модели трех парков с искусственными деревцами, а между парками — изображения двух озер с плавающими птицами.

[Фото 9. Схематическое изображение царства будды Ариявалы или Арияболо. Это — «многомилостивый», имеет эпитеты «Манихадма» как эманации Амитабы, этого известейшего, после Шигемуни, будды, живущего на Западе в царстве Сукавади, переродится в котором составляет предмет самых горячих молитв благочестивых буддистов. Это божество считается у буддистов олицетворением божеской любви к миру». См. «Бурханы — свящ. Изображения буддистов — монголов. Н. Остроумов. Казань. 1887. Стр. 33] /стр. 10/

Между прочим, в каждом из четырёх углов находится изображение человека в ламском одеянии, перелетающего по воздуху к будде Абиде.

[Фото 10. Богиня Цаган-дара-эхэ.]

[Фото 11. Богиня Ногон-дара-эхэ.]

Подобного рода изображения означают новых обитателей царства Абиды, возродившихся ….уса (слово прикрыто фотографией) и летящих в первый раз за благословением к своему владыке.

[Фото 12. Схемат. изображение царства бог. Цаган-дара-эхэ.]

[Фото 13. Схемат. изображение царства бог. Ногон-дара-эхэ.] [331]

/стр. 11/ В сумэ царства будды Абиды, кроме вышеописанного царства бурхана (Примечание. Картина одного из блаженных царств, в которые верят ламаиты — царства Абиды, наглядно представленная в сумэ Агинского дацана под названием «Абидаин сумэ» — может служит прекрасной иллюстрацией для монгольской рукописи, называемой так «Амухуланг-ту Сукавади — ин орон — у зохиял — ун сутур аротиба», т.е. «Сутра об устройстве блаженного царства Сукавади», где в ярких красках описываются все чудесные свойства и качества блаженной области Сукавади или, что одно и то же, блаженного царства будды Абиды), ничего нет: ни божниц, ни жертвенных столов, ни мест для совершения хуралов. Назначение этого сумэ состоит, надо полагать, главным образом в том, чтобы служить наглядным пособием для последователей ламаизма в представлении одного из счастливейших царств — царства Абиды или царства Сукавади, того царства, которое, по словам проф.o. S. Попова, «из всех мест ламайского блаженства получает пальму первенства (Св. S. Попов. Критический обзор главнейших основоположений ламаизма с точки зрения христианского учения. Казань, 1900. Стр. 47)».

8го июля я побывал на обучении хувараков «цаниту (Примеч. Тибетское слово «цанит», по словам профессора Позднеева, состоит из двух слов: «цана» — мудрость и «нит» — основное свойство, сущность; т.е. учение, излагающее сущность мудрости; в буддийской терминологии так называется учение высшей догматики буддизма. Соответственно цанит есть упорядоченное толкование на части ганьчжура». Позднеев. Очерки быта буд. монаст. стр. 193-4)» (т.е. высшей мудрости), совершавшемся на паперти храма богини Дара-эхэ.

Когда я вошел в ограду сумэ, то увидел тут куч-

[Фото 14. Сумэ богини Дара-эхэ в Агинском дацане.] /стр. 12/

ками расположившихся хувараков (в каждой кучке было около 10 человек). Все хувараки были одеты в свои хуральные джанжи и в свои шисары. В каждой группе одни из хувараков сидели в ряд, а другие стояли пред ними. Последние, держа четки («эрхи») в правых руках, как будто наступали на первых: они хлопали ладонями, разводили руками, кричали: «хо-ро-ро-дис!» — и дотрагивались до плеча своих vis-a-vis.

[Фото 15. Тибетский лама Панчен Наван-Тай.]

На первых порах мне показалось, что тут шла игра, но потом я узнал, что тут велся ученый диспут. Стоявшие хувараки являлись совопросниками тех, которые сидели. Каждый из первых задавал одному из сидевших хувараков определенный вопрос из книги (из какой-либо части ганьчжура (Ганьчжур — сборник буддийскихъ священных книг канонического характера в числе 108 томов. Ср. Архиеп. Нил. Буддизм, разсматриваемый в отношении к последователям его, обитающ. в Сибири. СПб, 1858, Стр. 105)) и, если тот ничего не отвечал, то он, ударив в ладоши, повторял свой вопрос и ждал ответа; когда вопрошаемый не отвечал и в этот раз, /стр. 13/ [332] то хуварак-совопросник, торжественно выкрикнув: «хо-ро-ро-дис!», — повторял еще раз свой вопрос. При дальнейшем молчании своего противника он дотрагивался до плеча его в знак своей победы над ним и переходил к следующему хувараку. При благоприятных ответах вопрошающий хуварак задавал своему противнику за первым вопросом второй, третий и т.д.

Я пошел на паперть сумэ, где сидели хувараки и вели разговор.

Паперть большая: длина её равна приблизительно 10 саженям, а ширина — 4. Тут стоит 16 деревянных круглых, окрашенных в бурый цвет, колонн.

[Фото 16. Тибетский лама (бурхан) Лавон-Дава-Дахва]

Прошло несколько минут… Вот лама — надзиратель («гэсхый») хлопнул два раза в ладоши — все хувараки собрались и уселись рядами в виде полукруга. Один из пожилых лам, сидящих в средине, принял на себя роль унзата и начал чтение тарнистических молитв. Молитвы читались недолго, но для многих хувараков показались, надо полагать, утомительными. Утомлению способствовал и /стр. 14/ механизм чтения молитв: одни читали их, другие вели разговор, третьи дремали. Лама-надзиратель раза три призывал двух мальчиков к молению. Один из хувараков, сидящий на краю, недалеко от меня, пользуясь большим ростом своих соседей, зевал, ложился на пол и лежал, подложив под голову свой писарь, до тех пор, пока кто-либо из соседей не одергивал его: этот хуварак рисовался передо мной. По знаку гэсхыя чтение молитв окончилось; хувараки снова разошлись по ограде сумэ и занялись учеными спорами. Через некоторое время лама-надзиратель распустил всех по домам.

Возвращаясь домой, я получил от лам сведения, во-первых, о том, что все молодые хувараки, неполучившие ученого звания "гэбши", изучают цанит, вовторых, о том, что в летнее время обучение цаниту происходит так: в течение трех вечеров все хувараки на улице вслух заучивают определенные уроки, а на четвертый вечер они собираются на паперть "Дара-эхэ-ин сумэ" и здесь в присутствии гэсхыя ведут заученные диспуты и, в-третьих, наконец, о том, что храм богини Дара-эхэ обслуживает роль цанитской школы, куда стекаются хувараки из разных концов Забайкалья, пополняя то население дацана, которое состоит исключительно из лам — людей "белой кости" ("цагань ясун'у" (Примеч. Мы не можем определенно указать число населения Агинского дацана. Не дают нам его и "Труды Агинской экспедиции", изданные Читинским отделением Приамурского Отдела Императорского Русского Географического Общества в 1911 году. Там мы читаем, между прочим, следующее: "Переходя к населению двух дацанов Агинской степи (Агинскому и Цугалтскому).., к сожалению, не можем учесть численность населения каждого дацана в отдельности, так как ни при регистрации проживающих отдельных членов семьи в дацанах, ни, след., при подсчетах, дацаны не разделялись...численность населения 2-х дацанов Агинской степи определяется в размере 1550 человек (1544 мужчин и 6 женщин). См. "Население". Д. М. Головачев. Ч.1. Стр. 16)). /стр. 15/ [333]

[Фото 17. Схематическое изображение царства бурхана «Данш».

Примеч. Название бурхана «Данш» — чисто народное. За верность названия этого бурхана нельзя поручиться.]

9-ое июля — день посещения мною хурала под названиемъ "Арамнэй" или "джутба хурал" (Примеч. Названия хурала "Арамнэй" и "Джутба" взяты из разговорной речи бурят. Нам думается, что этот хурал праздника Цаган-сара тот самый хурал, на котором бывает, по словам профессора Позднеева, чтение гимнов докшиту (грозному божеству) Хлама, при (котором) возносится балин (жертвенный хлеб), тибетское имя которого Дан-рак-дурма, а по-монгольски он называется «ачилаху балин». Позднеев. Очерки быта буддийских монастырей. Стр. 283-4), который совершался в течение почти целых полсуток (приблиз. съ 8 ч. утра и до 6 ч. вечера) в сумэ, называемом "Дэмшик сумэ", т.е. в сумэ бурхана Дэмшик. Это сумэ одно из пяти главных Агинских сумэ. Оно состоит из двух частей: а) крыльца и в) самого сумэ. Крыльцо по своей ширине равно саженям 12-ти, а по своей длине — саженям 2'/2-3. В дацан ведут три двери. Сам дацан представляет из себя квадрат, имеющий сажень 12 ширины и сажень 10 длины. По середине его 6 рядов колонн, между которыми кое-где висят вертящиеся колонны ("джансалы"), убранные разноцветной китайской материей. Между средними колоннами около передней стены возвышается седалище высших лам ("тушилгэту ширэ"). Направо от этого сидения находится другое почетное кресло, занятое главным служителем хурала /стр. 16/ («хурал-унширэту»), пред которым стоит стол с хуральными принадлежностями, каковы: «бумба» (священный сосуд с жертвенной водой — «бумбэин рашиян») с кропилом, связываемым из красивых павлиньих перьев и вкладываемых в узкое горлышко сосуда, священная книга («ном»), завернутая в шелковый плат («хадак»), серебряный колокольчик («хонхо») и неразлучный с нимъ «очиръ» (род небольшого скипетра) и пр.

Налево от главного ламскаго седалища стоит стол с различными священными предметами: тут находятся «толи» (т.е. зеркало) или металлический круг из желтой блестящей меди, употребляемый для освящения рашияна, несколько сосудов («бумба») с жертвенной водой, несколько тарелочек с жертвенным маслом и проч. Вся передняя сторона представляет из себя огромный шкаф, разделенный на несколько частей, в которых помещаются различные идолы. Вот порядок распределения богов: в левом (от входа) углу под хадаками помещаются Махагала, Эрлик-хан и Ямандага, далее, направо, находится модель жилища бурхана Ямандаги (это — небольшой дацан, окруженный различными фигурками живых существ), дальше стоит бурхан Шигемуни с двумя учениками у подоножия его, ещё далее, помещается изображение Богдо-Дзонхавы, затем красуется модель жилища богини Сэндумэ, статуя, которой помещается ещё далее, под жёлтой парчей; по обеим сторонам богини Сэндумэ находятся два небольших /стр. 17/ [334]

[Фото 18. Гонбо-бурхан (грозный бог — докшит)]

[Фото 19. Яман-дага. Грозный бог (докшит)] [Фото 20.]

бурхана: налево — Шигемуни, а направо — Маньчжушри; позади последнего висит на стене полотняное изображение бурхана Дэмшика; в правом углу, закрытом хадаками, виднеется опять изображение Ямандаги. Кое-где, пред богами, стоят на столах различные жертвоприношения в небольших металлических чашечках, как-то: вода, масло, семена разных сортов, орехи, конфеты и пр. На правой стороне дацана ничего нет, на левой же стоит стол, на который хувараки, прислуживающие при совершении хурала, составили металлические чашечки с различными семенами — горохом, ячменем, ярицей, пшеницей, /стр. 18/ рисом, крупой и пр., несколько фигурок «балина» т.е. жертвенного хлеба, подслащенного разными пряностями.

В сумэ мрак. Главная сторона с идолами скрывается за множеством колонн и висячих столбов — украшений.

[Фото 21. Изображение будды «Шигемуни» или «Бурхана-бакши» («Будды — учителя»). Шигемуни или Сакья-муни — основатель буддийской религии. «Шигэмуни изображается со своими неразлучными спутниками — ламами Чамбо и Дзонхава». Н. Остроумов. Стр. 32. Вверху, по углам, изображение богинь — Цаган и Ногон-дара-эхэ.] ⁹

Хурал совершается множеством лам (человек 40-50), во главе которых стоит хуральный ширетуй, сидящий в кресле у передней стороны дацана и его помощник, находящийся около ширетуя и сидящий в первом ряду среди прочихъ лам. Перед ним стоит накрытый шелковым платом столик («лу ширэ»), на котором лежат бумба, хонхо, кусок пшеничного хлеба (около 1/2 ф) и кусок белаго масла. Прочие ламы сидят в четырёх рядах около средних колонн. В середине первого левого ряда сидит третий главный служитель — унзат, пред которым стоит лу-ширэ с теми же принадлежностями, какие находятся и у второго главного ламы. На столике /стр. 19/ унзата находится между прочими вещами и «цан», т.е. музыкальный инструмент в виде двух медных тарелочек с головками по середине, которые служат рукоятками при поддерживании тарелок в руках и при ударах ими одной по другой. Перед каждым из прочих служащих лам лежит на полу коврик с серебряным колокольчиком, вачиром, деревянной чашкой, куском масла и куском пшеничного хлеба. Все ламы сидят на своих седалищах («джабданах»), поджавши под себя ноги. На каждом из них кроме будничных одежд находится джанджи и желтая орхимжи, около каждого из них лежит хуральная шапка («шисаръ»).

[Фото 22. Дзонхава — основатель ламаизма и его последователи.] [335]

Вся служба заключается в чтении тарнистических молитв, каждый раз заканчивающихся битьем в цан со стороны унзата и звоном колокольчиков со стороны прочих лам. Чтение молитв сопровождается различными жестами, выполняемыми ламами при помощи рук, колокольчиков и вачиров. Молитва прерывается на несколько минут, во время /стр. 20/ которых ламы пьют чай, едят хлеб и масло — и снова возобновляется: снова слышится хоровое чтение молитвы множества октав, производящих какоето странное слуховое впечатление у постороннего посетителя. Молитва сопровождается различными действиями. Вот хуральные служки — хувараки ставят пред унзатом мандалу, т.е. металлическое блюдо, на котором выковано изображение мира в том виде, в каком он существует по понятиям ламайской космогонии, — металлическое блюдо, усыпанное зернами ярицы, и раздают по горсти зерен ярицы каждому из лам, — ламы берут зерна ярицы, делают руками таинственные жесты и одновременно бросают зерна вверх и во все стороны; вот служки-хувараки появляются с бумбами в рукавах, разнося рашиян каждому из лам; ламы схватываютъ капли рашияна и подносят ламам курящиеся свечи (главным ламам — черные свечи, а всем прочим — желтые), ламы воскуряют их и читают таинственные тарни.

Одним из выдающихся действий, совершенных ламами во время этого хурала, является освящение рашияна (жертвенной воды). Обстоятельства, сопровождающие это действие, таковы.

Из рядов лам, находящихся на правой стороне от входа, встают 10 человек и уходят на левую сторону сумэ. Там они надевают на свои плечи желтую парчевую орхимжи, набрасывают на себя джанжи, налагают на свои левые плечи новые шелковые цветные шали («дэнжаб»), надевают на головы шисары и берут в свои руки цветные шелковые платки («арчул»). Все десять лам встают в два ряда между главным ширетуем («хуралун ширэту») и столом с /стр. 21/ жертвами. Один служка-хуварак передает каждому из них бумбу. В это время другой хуварак ставит на стол хурального ширетуя толи. Начинается такая процедура: ламы, не сходя с места, передают друг другу свои, поддерживаемые арчулами, бумбы; последний лама передает одну бумбу за другой ширетую, который выливает воду из бумбы на толи (вода стекает с толи в подставленный для него небольшой таз) и предает бумбу ламам, а те при помощи хувараков ставят ее на жертвенный стол. Все бумбы перебраны, ламы поочередно получают благословение от главного служителя хурала, расходятся, раздеваются и занимают свои места среди прочих лам. Последние, во все время освящения рашияна, сопровождают каждое действие ширетуя хурала чтением молитв и звоном в хонхо. [336]

Далее хурал продолжается в прежнем виде: то же молитвенное гудение лам, те же жесты рук, тот же звук цан и тот же звук колокольчиков.

Между тем в ограде дацана был приготовлен хувараками из серого песка чутырехугольник, поверхность которого была тщательно выглажена. На поверхности посредством желтого песка была нарисована круглая фигура небольшого размера, похожая на колесо со спицами во все стороны. На этой фигуре были разложены в виде звезды небольшие березовые дрова. Позади устроенного в таком виде четырехугольника было приготовлено тушилгэту ширэ (кресло) для хуральнаго ширэтуя и лу-ширэ (столика) с его принадлежностями, каковы: бумба, хонхо с вачиром и особый сосуд «габала», сделанный из человеческого черепа и обделанный в своей средине и по краям серебром. На правой стороне от сидения главного жреца был приготовлен стол, на котором /стр. 22/ были поставлены 10 чашек с различными семенами и мукой, 10 небольших чашек с теми же предметами 5 штук балинов (жертвенныхъ хлебов) и прочие виды жертв. Под столом были положены пучки небольших палочек тальника, пучки травы, пучки хлебных растений и пр. Около стола был поставлен сосуд с топленым маслом, и тут же были положены длинная палка (арш. 2) с металлической решеткой на конце (“лугсар”) и такая же палка съ ковшом на конце (“гансар”). Позади сидения ширетуя были приготовлены сидения (“джабдан”) и для прочих лам; причем пред первым местом помощника хурального ширетуя и пред находящимся в средине ряда местом унзата были поставлены лу-ширэ с их принадлежностями.

Как только все это было приготовлено, в дацане хурал окончился, и все ламы в своей домашней одежде вышли в ограду. Хувараки принесли хуральную одежду, ламы (человек 15) одели ее и заняли свои места. Снова началось чтение молитв, и снова раздался звон колокольчиков. Через несколько минут наступил момент принесения жертвы очищения («ачилаху-ин тахил»). Главный ширетуй, окропив рашияномъ костер дров и обильно полив его топленым маслом, при помощи хувараков поджег его. Когда костер разгорелся, то главный жрец начал под звуки молитв прочих лам жечь на нем все приготовленные вещи; при этом, бросая в огонь каждый предмет жертвы, он /стр. 23/ чрез решетку («лугсар») и при помощи ковша («гансар») выливал в огонь большое количество масла. Когда было сожжено около половины заготовленных жертв, тогда было приступлено к торжественному выносу из сумэ священного предмета под названием «зай» («зай» — священный настой травы, привозимый из Тибета). Лама — помощник ширетуя встал со своего места, одел на себя желтую парчевую орхимжи и шисарь, накрылся своей мантией (джанжи) и пошел в дацан.

[Фото 23. Дворец Далай-Ламы в тибетском г. Лхасе. Вверху портрет Далай-Ламы] [337]

В это время раздались звуки музыкальных инструментов: два мальчика производили звуки, похожие на звуки рога, при помощи морских раковин («дун-бурэ»), два хуварака играли на небольших трубах («джихур»), два взрослых хуварака били в «цэльпины» (род медных тарелок, похожих на цан, два хуварака ударяли в барабаны («кэнгэргэ») и двое из взрослых хувараков играли на больших длинных трубах («ухэрь-бурэ»), поддерживаемых впереди мальчиками. Среди музыкантов были два хуварака, держащие в своих руках шесты с продолговатыми цилиндрами на концах («джалцан»), устроенными из разноцветной шелковой материи, а один хуварак, держащий большой круглый, имеющий аршина 2 в диаметре, шелковый зонт («шухур»). Оркестр /стр. 24/ беспрерывно гремел в то время, когда помощник ширетуя ходил в сумэ, чтобы взять «зай» и когда он, прикрытый тухуром и сопровождаемый множеством хувараков, обходил кругом сумэ. «Зай» был передан главному жрецу. Музыка затихла. Хурал продолжался. Ширетуй прикоснулся рукой к «заю» и сделал особый жестъ над костром. Потом он снова начал бросать в огонь семена, хадаки (три хадака: желтый, белый и синий), балины, и снова начал лить масло на огонъ. Когда все вещи были брошены в огонь, тогда «зай» при звуках музыки был отнесен в дацан. Прошло еще несколько минут и хурал окончился.

Второй хурал, на котором я был сегодня около десяти часов утра, посвящался грозному богу (докишту) Хаинкиров (тиб. Дам-Дину) и совершался в сумэ бурхана Аюши ¹⁰.

[Фото 24. Встреча нового ширетуя (Джамсаранова) в Агинском дацане.]

«Аюшин сумэ» — новое, в течение двух лет строящееся одноэтажное сумэ, выделяющееся из ряда прочих построек дацана своей черной, сделанной из листового железа крышей. В сумэ ведет одна дверь. При входе в сумэ представляется такая картина: мрачная комната, имеющая сажень 7 длины и приблизительно столько же сажень ширины; по средине ее, в виде четырех рядов, стоит 16 колонн; впереди стена, представляющая из себя /стр. 25/ как бы огромный шкаф. Там место немногих богов. Около левого угла в большом шкафу помещается бурхан Аюша. Направо от него в таком же шкафу находится Дзонхава с двумя учениками у подножия. Еще далее направо, в открытом месте, виднеется небольшое изображение того же Аюши. В правом углу — загородка, увешанная хадаками. Там стоят столы с чашечками всевозможных жертв.

Так называемый «Дамыйн хурал» совершался здес хуральным ширетуем и 12-ю ламами: Ширетуй восседал впереди, направо от входа. Перед ним стоял стол с бумбой, хонхо и др. принадлежностями. В середине, между колоннами, сидели друг против друга четыре ламы, из которых один, имея пред собой луширэ [338] с бумбой, выполнял роль унзата. Каждый из этих лам имел в руках «цэйнипы» (род тарелок). Следующие ламы (6 человек), находящиеся тоже между средними колоннами, имели при себе барабаны («кэнгэргэ»). На левой и на правой сторонах от этих 10-ти лам сидели еще два хуварака, которые имели в своих руках длинные трубы («ухэр бурэ»). Перед всеми ламами были священные книги. Все содержание хурала заключалось в чтении этих книг под аккомпанемент вышеназванных музыкальных инструментов.

11 июля. Сегодня я побывал в самом большом сумэ Агинскаго дацана — «въ Шигэмунин сумэ», где совершалось чтение ганьчжура.

Сумэ бурхана Шигемуни самое большое и самое богатое сумэ. Оно окружено большим садом из молодых сосен. В саду, перед фасадом дацана, выстроены два каменных субургана и окрашены в белую краску. Оба субургана по своей величине и фигуре /стр. 26/ аналогичны тому субургану, который мы видели при въезде в дацан. Один из этих субурганов посвящен будде Шигемуни, а другой — реформатору буддийской религии Богдо-Дзонхаве. В ограде, позади сумэ, устроен под деревянным навесом длинный ряд молитвенных мельниц («хурдэ»), т.е. вращающихся цилиндров, наполненных письменами с различными тарнистическими изречениями. Механическое вращение этих циллиндров равняется, по верованию ламаитов, огромному числу устных чтений самой распространенной в ламаиском мире тарнистической молитвы: «ом-мани-пад-мэ-хум»). Пред входом в самый дацан устроена паперть, на которой красуется несколько массивных колонн с основаниями из белого мрамора. С паперти в дацан ведут три двери, украшенные резьбой восточной архитектуры. Само сумэ состоит из трех этажей.

[Фото 25. «Абидаин-сумэ» Агинского дацана. Примеч. Этот рис. относится к стр. 8.]

[Фото 26. «Большое сумэ Агинского дацана. Часть постройки»]

Нижний этаж представляет из себя большую комнату, имеющую приблизительно сажень 15 длины и сажень 12 ширины. По середине ее стоят в пяти рядах 25 колонн с /стр. 27/ рисунками восточной живописи. В центре между колоннами висит несколько устроенных из шелковой материи столбов-украшений храма («джансалы»). Впереди стена-шкаф с идолами. Идолы расставлены в таком порядке: в середине находятся два больших, вылитых из бронзы, бурхана — Шигемуни или БурханБакши (направо от входа) и Абида (налево). Направо от будды Шигемуни находится Дзонхава; еще правее помещается небольшое изображение Арьябалы с небольшими статуями Абиды (налево), Дзонхавы (направо) у подножия. Налево от центрального Абиды стоит многоликий Арьябала. Остальные три стены сумэ ничем не украшены, и только кое-где на них висят полотняные священные изображения. К числу последних относится, между прочим, изображение мировой системы («сансарыйн-хурдэ»), находящееся на задней стене дацана. [339]

Второй этаж «большого сумэ» по своей величине немного уступает первому: он ниже первого. Там приблизительно штук 25 деревянных, ничем неукрашенных колонн. Из бронзовых изображений ламаиских богов тут находится только небольшое изображение будды Шигемуни с двумя учениками при нем. Вместо бронзовых богов тут множество полотняных изображений бурханов. Эти изображения привинчены к потолку между рядами колонн. Здесь можно видеть изображения и Шигемуни, и Дзонхавы, и Абиды, и Аюши, и Очирвани и пр. богов. /стр. 28/

[Фото 27. Сансарыйн хурдэ.]

На передней стене направо от бронзового изображения Шигемуни выделяется полотняное изображение тэнгрия Махадэвы, а налево от него — такое же изображение Дзонхавы со множеством последователей его.

Третий этаж дацана — небольшая комната, имеющая по своей величине сажень пять в квадрате. Там, в углах, стоят два полотна, забитые досками загородки, между которыми стоит ряд литых изображений бурханов, завешанных от потолка целой стеной хадаков. Тут в числе бурханов помещаются Очирвани, Хлама, Намсарай, Аюша и др.

Все 18-ть рядов ламских сидений нижнего этажа дугана были заняты хувараками, которые читали ганчьжур (Примеч. "В некоторых (буддийских) монастырях" говорит проф. Позднеев "в течение последних дней праздника Цаган-Сара, 13, 14 и 15-го чисел, служат ганьчжурский хурал, причем вес ганьчжур прочитывается от доски до доски". Позднеев. Быт буд. монаст. стр. 284). Впереди, между средними колоннами, на почетном ламском кресле, сидел (хуварак-хубилган) (перерожденец) одного умершего ширетуя Данджинова и читал тот же самый ганьчжур. По левую сторону кресла хубилгана /стр. 29/ находилось место ламы-унзата. В каждом ряду у крайнего хуварака был том ганьчжура. Он передавал один лист за другим в свой ряд хувараков. В конце ряда все прочитанные листы складывались в кучу. Чтение совершалось вполголоса и чисто механическим путем. Было видно, что многие хувараки не читали, а просто передавали друг другу нечитанные ими листы ганьчжура. За ходом службы следили два гэсхыя, для которых были приготовлены кресла около входа (на правой и левой сторонах от центральной двери дацана), и два помощника их гэскыя. В руках гэскыев были отличительные знаки их должности — металлические жезлы ("чжукбо") с навешанными на них хадаками. Въ один из моментов хурала книги по приказанию главного гэсхыя были собраны (Примеч. Каждый том ганьчжура обычно складывается между 2 досками величиною с лист книги и тщательно завертывается в желтый плат), и всем хуваракам был разнесен чай. После чая опять началось чтение.

В таком виде хурал продолжался в течение нескольких часов. [340]

12-ое июля — это день моей прогулки по окрестностям дацана. Вот то, что я увиделъ во время этой прогулки. На двух крайних вершинах горы, лежащей к северу от дацана, и между ними находятся три "обо". Обо — это куча камней с воткнутыми шестами, на которых висят куски полотна ("хи-морины") с отпечатанными на них тарнистическими изречениями, между которыми самым распространеннымъ является тарни: "ом-мани-пад-мэ-хум". Между средним и восточным обо находится субурган. Субурган сделан отчасти из простого камня (фундамент), а отчасти из мрамора (средина и верх).

Внутри субургана, по словам моего спутника — ламы, /стр. 30/

[Фото 28. Разрушенное «обо»]

заделаны изображения бурханов Шигемуни, Дзонхавы и др. При спуске с горы, со стороны восточного обо, стоит старый кирпичный субурган, на лицевой стороне которого сделаны изображения трех божеств — Очирвани, Маньчжушри и Ариявалы. На пути от среднего обо к дацану лежат два мраморных камня: один в 1/2 кв. арш. величиной и в 1 четверть толщиной, а другой — в 1 1/2 кв. аршина величиной и в 1 1/2 четверти толщиной. На лицевой стороне обоих камней вырезана молитва «ом — мани — пад — мэ — хум» (на первом камне только по-тибетски, а на втором — и по-тибетски, и по-санскритски). На тыльной стороне камней отмечены имена и фамилии вырезавших молитвы и год постановки камней на места (постановка первого камня относится к 1912 году, а второго — 1902). Ниже этих каменных плит находится разрушенное обо, а еще ниже — мраморная доска, имеющая 1 1/2 арш. вышины, 1 арш. ширины и 1 1/2 четверти толщины. На той стороне этой доски, которая обращена к дацану, вырезано изображение (барельеф) бурхана «Джэвзын-Сынгы-ды» (это — бурятское произношение), а на обратной стороне плиты находится начертание молитвы «мани» тибетскими буквами. При спуске с горы на запад от этого мраморного камня стоит небольшой домик — молельня. Внутри /стр. 31/ этого домика, у передней стены, в шкафу, устроена модель жилища-дацана бурхана Ариявалы, над которой развешаны картины небольших размеров, на которых изображается царство Ариявалы. Перед моделью дацана стоят жертвенные чашечки с семенами, с маслом и пр. В западной стороне комнаты стоит двухчастная хурдэ — верх ее состоит из маленького цилиндра, а низ из такого цилиндра, который в несколько раз больше первого.

[Фото 29. Сумэ — молельня Агинского дацана.]

13-го июля. Сегодня я посетил «Майдарыйн-сумэ», т.е. сумэ бурхана Майдари.

[Фото 30. Сумэ бурхана Майдари в Агинском дацане.] [341]

Это — небольшое сумэ: и длина, и ширина его не больше 4 сажень; высота же его равна приблизительно 15 саженям. Главный объект сумэ — это громадный истукан Майдари, вылитый из бронзы. Величина бурхана такова: высота его равна, по словам лам, 7 локтям, а толщина 2 1/2 саженям. Голова его помещается в надстройке, имеющей вид мезонина. По обоим сторонам Майдари, у подножия его, восседают две бронзовых фигуры в рост человека, — это ученики Майдари. Огромный белый шелковый хадак спускается с плеч Майдари к обоим ученикам. Кроме этого хадака от плеч бурхана, одетого, кстати сказать, в желтую джанжи, тянется широкая парчовая лента и прикрывает ноги идола. В руках Майдари /стр. 32/ находятся три больших трехцветных хадака (белый, желтый, голубой). Над плечами бурхана устроены два искусственных дерева. Перед Майдари стоит жертвенный стол, на котором находятся бумба, несколько чашек с водой и др. принадлежности. На правой стороне стола помещается небольшое изображение Майдари (высота его равна приблизительно 1 1/2 арш.), пред которым стоит небольшой жертвенный столик с различными жертвами. Позади статуи Майдари у задней стенки дацана в стекленном шкафу устроено царство бурхана. В центре этого царства находится модель жилища Майдари, внутри которой находится сам бурхан, а у входа в нее — его два ученика. Направо от жилища Майдари стоит сумэ (модель) Дзонхавы. У передней стенки шкафа налево изображается модель жилища богини Цаган-дара-эхэ, а налево — модель дацана бога Маньчжушри. Между всеми указанными изображениями жилищ бурханов помещаются различные фигуры: тут и Майдари, беседующий со своими учениками, тут и молящиеся ламы, тут и покоящиеся на цветках лотоса ламы, тут же и цветы, деревья, птицы и пр. Вся задняя стенка сумэ представляет из себя место для 500 небольших бронзовых изображений будд. Столько же изображений будд находятся в «Абидаин сумэ», на задней стенке дацана, за тем деревом, под которым восседает владыка царства Сукавади — Абида. В общем, и тут, и там изображается та «тысяча будд», в которых верят ламаиты, как в будущих просветителей и спасителей всех тварей на определенном мире. Выше рассмотренный громадный истукан Майдари /стр. 33/ считается племенем будущим буддой — преемником будды Шигемуни.

Вот пред нами одно из ламаиских легендарных сказаний, которое о времени наступления царства Майдари на нашей земле («замбутибы») говорить, между прочим, следующее: «(Тогда) возраст жизни людей будет беспрерывно уменьшаться, все радости будут постоянно отниматься (у людей) и в конце всего старость будет совпадать с 10-ти-летним возрастом (человека). В это время люди будут строить друг на друга козни. Ребенок, рожденный ночью, утром будет браться за огонь (за оружие). Пятилетний мужчина будет жениться. Тогда в течение семи лет не будет вырастать хлеб и наступит [342] ужасное время голода, называемое калпой (периодом) голода. Кроме того, тогда в течение семи месяцев будет свирепствовать моровая язва и многие люди умрут, — это время будет называться калпой моровой язвы. Затем, некоторые добродетельные люди услышат с неба голос: «В течение семи ночей будет продолжаться период усечения мечом!». Праведники услышат эти слова, возьмут пищу на семь ночей и скроются в горных ущельях. Тогда наступит калпа усечения мечом, и все будет уничтожено. В этот период земля покроется кровью, телами и костями, но пойдет большой дождь, и кровь, тьма и кости будут унесены в море. Затем пойдет дождь благоуханий, и земля освятится. После этого пойдет дождь, состоящий из пищи, одежды и различных благородных металлов. Теперь они будут смотреть друг на друга так, как смотрит дитя на свою мать или на своего /стр. 34/ отца: они будут улыбаться и всегда радоваться в своих добродетелях. Добрый Майдари появится на замбутибе в качестве хубилгана. Когда маленькие люди замбутиба увидят этого весьма величественного (бурхана), то спросят: «Каким образом ты сделался таким большим и величественным?». На этот вопрос Майдари ответит так: «Я отстранил от себя злые желания и чувства, я заботился о живых тварях, и в силу этого я стал столь величественным и столь большим. И вы отстраните от себя худые пожелания, совершайте добродетельные поступки и уподобляйтесь мне!» После таких слов люди будут постоянно уклоняться от порочных дел, блаженство их будет постоянно расти, а возраст жизни их увеличится до 80 лет (Der Weltspiegel. Eine mongolische Kunde. Из сочинения B. Bergmann’а: Nomadische Streiferien unter den Kalmuken. B.III. S.S. 214?217. Ср. Калмыцкая рукопись «Йэртyнцyин толи» («Зеркало мира»). Гектогр. изд. Казань. 1900. Ч. II)».

14-е июля. В течение всего дня в «Большом сумэ» читается ганьчжур.

В дацане тот же унзат, те же гэсхыи, гэики и хувараки.

В виду приближения последних и самых торжественных дней праздника Цаган-сара колонны сумэ украшены новыми цветными тибетскими коврами, а джабдапы — небольшими новыми ковриками («олбоками»); количество висячих разноцветных колонн, украшающих сумэ, увеличено.

Сегодня заметно появление простых бурят и буряток, т.е. людей «черной кости» («хара ясун-у зон»). Они, перебирая четки и читая «мани», или ходят вокруг сумэ, или сидят около сумэ, или, держа молитвенно сложенные ладони у груди, заходят в само сумэ, тихо подходят к бурханам, дотрагиваются до них своей головой /стр. 35/ и выходят обратно.

15-е июля. Сегодня с самого утра в «Большом сумэ» совершалось несколько хуралов, посвященных грозным богам (докшитам). Во время этих хуралов молящиеся ламы, принося жертвы (балины), просили своих богов [343] истребить всех врагов веры и те препятствия, которые встречает человек на своем пути к совершенству.

[Фото 31. Простой бурятский народ («Черная кость» — «хара ясун»).]

[Фото 32. Простой бурят в нарядном костюме.]

Из всех хуралов особенной торжественностью отличался хурал под названием «Дук-чжубыйн хурал». В совершении этого хурала принимали участие сам ширетуй дацана, унзат, оба гэсхыя и множество лам. Во время этого хурала между средними колоннами были поставлены три столика («лушире»). На средний из них при звуках музыки была помещена особая фигура под названием «дук-чжуб» (тиб. «сор»), представляющая из себя высокий (арш. 2 1/2) шест, украшенный белыми, синими и черными кружевами и хадаками и похожий на треугольник, обращенный своим острым концом вверх (Примеч. Такое устройство «сора» или «дук-чжуба» гораздо проще того, о котором свидетельствует проф. Позднеев в своем труде «Очерки быта буддийск. монаст.»: «Сором называется, говорит он, высокая, трехугольная и внутри пустая пирамида, приготовленная из теста и окрашенная румянами. Резцом на ней вырезают разные в роде цветов, кружков, огненных языков и проч., отчего вся эта пирамида представляется сквозного и общий вид похож на огненный пылающий костер». Стр. 382.).

Перед дук-чжубом были /стр. 36/ поставлены балины, были зажжены лампады и свечи. Простые буряты возлагали хадаки на те столики, которые стояли по обеим сторонам дук-чжуба… [чернила размыты, прим. авт.] …молились… всего об …дук-чжуба о том, чтобы боги даровали ему силу истребить всех врагов и все препятствия веры. Около дук-чжуба сидел один из старейших лам и молился: он то переставлял балины с одного места на другое, то перебирал зерна ярицы в мандале и бросал их на дук-чжуб. Прочие ламы сопровождали каждое действие его чтением тарнистических молитв — похвал дук-чжубу и при помощи своих инструментов издавали громкие звуки музыки. Когда это моление окончилось, то все стали готовиться к выходу из сумэ.

[Фото 33. Простые буряты.]

[Фото 34. Бурятские женщины.]

Сначала вышли из сумэ два небольших /стр. 37/ хуварака с кадильницами в руках, за которыми следовал третий хуварак, несший бумбу. Затем шли музыканты в числе 10 барабанщиков, 8 трубачей и 2 хувараков с раковинами. Тутъ же шли и ламы, в руках которых были «чжалцаны», т.е. шесты с разноцветными цилиндрами на концах. Далее шествовали ламы с дук-чжубом на руках. Следом за этими ламами торжественно шел ширетуй дацана; рядом с ним следовал хубилган ширетуя Данджинова. И тот, и другой, имели одинаковые хуральные одежды и одинаковые желтые шапки на головах («оботай»). За ширетуем и хубилганом шли все ламы, совершавшие хурал, и весь собравшийся народ. Музыка отчаянно гудела во все время этого шествия. [344]

[Фото 35. Бурятки — девушки в праздничном костюме.]

[Фото 36. Лама в нарядном костюме.]

Процессия остановилась в поле, на южной стороне дацана, где был приготовлен покрытый сухим сеном шалаш с отверстием на одной из своих сторон. Шалаш был подожжен. Сам ширетуй взял в руки дук-чжуб и под звуки /стр. 38/ музыки и под гул молитвы лам, говорящей о сожжении дук-чжуба, сначала трижды покружил его в воздухе, а потом с размаху бросил его в пылающий костер. Дук-чжуб запрел, шалаш упал, музыка стихла. Ламы тихо возвратились в сумэ, сняли свое облачение и разошлись по домам.

16-ое июля — последний и самый торжественный день праздника Цаган-сара.

Утром, при восходе солнца, начался хурал, называемый «сочжином», на котором могли присутствовать только пожилые ламы — гэлуны и гэцули, принявшие во всей полноте обеты монашества.

Идущие на хурал ламы имели кроме обычной красной орхимажи, желтую одежду называемую «лагой», которая по своей длине и ширине равна орхимажи и, подобно последней, набрасывается на левое плечо. За поясом этих лам был пристегнут «цабари», т.е. квардартый мешочек в четверть аршина величиной, сшитый из красного сукна и имеющий небольшую фляжку с освященной водой («рашияном»); в руках их был красный полотняный коврик («динва»), имеющий в длину три локтя, а в ширину два локтя. Сочжин, являющийся таким хуралом, во время которого ламы приносят раскаяние в сделанных ими грехах, — тихо совершался в нижнем этаже «Большого сумэ» при закрытых дверях. Он окончился в 10 часов утра.

В 12 часов дня начался «Майдарыйн хурал» или «церемония круговращения Майдари (Примеч. Под таким именно названием описывается хурал, посвященный Майдари, в трудах проф. Позднеева «Очерки быта буддийских монастырей». Стр. 384-392)»; совершающаяся, по объяснению лам, в знак будущей проповеди бурхана там, где будет переноситься кумир его.

Для этой церемонии была приготовлена и поставлена перед дацаном колесница («тэрчэн»), представляющая из /стр. 39/ себя большую раскрашенную четырехколесную телегу, на которой стоит небольшая модель сумэ. По углам этой модели были поставлены четыре шелковых пятицветковых чжальцана, а внутри ее был постлан небольшой коврик. В колесницу была впряжена лошадь, сделанная из дерева и окрашенная в зеленую краску. На спине этой лошади было сделано священное изображение («чиндамани эрдэни»), имеющее вид большого древесного плода с пятью разноцветными наростами. Грива лошади была устроена из шелка. Богомольцыбуряты увешали узду ее хадаками, а в рот ее натолкали конфет и сахару. Перед лошадью на земле лежали большие носилки, на которых находилась модель [345] сумэ, устроенная так же, как и мебель, стоящая на колеснице. Все эти три вещи были обращены своими передними частями к сумэ.

[Фото 37. Выход высших лам-монахов из сумэ Шингэмуни по окончании «сочжин-хурала». Около сумэ видна колесница Майдари.]

Когда пришли в сумэ гэсхыи и гэики, то началось раздавание книг ганьчжур-даньчжура простым бурятам и буряткам. Буряты, получив книги, заняли места позади телеги Майдари. К ним подошли 10 лам с цэльпинами, 10 барабанщиков, 8 трубачей, 2 музыканта с раковинами, 10 человек с большими зонтами (шухурами), 10 человек /стр. 40/ с раскрашенными фонарями из шелковой материи («джансалы»), 15 хувараков с шестами (арш. 2 высотой), на вершинах которых были устроены священные изображения — символы восьми жертв («найман тахиль») и семи драгоценностей («долон эрдэни»), 2 хуварака с дощечками, на которых находились балины, хуварак с бумбой и 2 хуварака с кадильницами. Когда вышли в ограду дацана все эти лица, тогда один из лам вынс из сумэ бронзовое изображение бурхана Майдари и поместил его на телегу, куда посыпались хадаки — жертвы со стороны бурят.

Непосредственно за этим на паперти дацана начался хурал. Ламы, поднося бурхану мандалы, молились о том, чтобы он — будущий будда — сподобил их услышать его учение и стать его последователями. После этой непродолжительной молитвы ширетуй дацана вместе с мальчиком хубилганом открыл шествие из сумэ, ударил в хонхи. Раздались звуки музыки. Началось движение.

Впереди процессии шли гэсхыи со своими посохами в руках и их помощники гэики. За блюстителями порядка шли попарно в вид двух рядов ламы-музыканты, все ламы, имеющие в своих руках какие-либо хуральные предметы, все буряты с томами ганьчжур-даньчжура и пр. Дальше следовала колесница Майдари со спряженною в нее зеленою лошадью: человек двадцать бурят при помощи ремней тянули эту колесницу. За колесницей несколько лам несли носилки Майдари. Их сопровождал ширетуй и высшее духовенство. Таков был центр процессии, в котором двигалась колесница Майдари. Кругом колыхалась тысячная разнаряженная толпа народа.

Процессия остановилась в поле на южной стороне дацана. Там были устроены в виде полукруга ламайские сидения (джабданы), среди которых стоял стол с жертвенными /стр. 41/ принадлежностями; с общих сторон от джабданов стояли столы, предназначенные для чаяпития.

Когда все заняли свои места, то ламы приступили к совершению нового хурала: они восхваляли Майдари как всё победившего будду и как ревностного защитника ламайской веры. [346]

По окончании хурала началось общее чаепитие и угощение. В это время два юноши-ламы по благословению ширетуя начали цанитский, т.е. философский диспут: один из диспутантов торжествующе похаживал, перебирая свои четки, хлопая в ладоши и выкрикивая: «хо-ро-ро-дис!», и другой разыгрывал роль побежденного сначала, а потом, через несколько минут, и совсем сдался, позволив ему прикоснуться к своему плечу.

После диспута, когда истукан Майдари был снят с колесницы и поставлен на носилки, ширетуй и все ламы встали со своих мест. Музыка тотчас же заиграла, и процессия, оставив при первой остановке телегу и коня, в прежнем порядке направилась в дальнейший путь. Она, обойдя дацан с западной стороны, вышла на северную сторону его.

Там, на горе, против «Майдарыйн сумэ», было приготовлено такое же, как и на южной стороне дацана, место для остановки процессии. Тут повторилась та же история: ламы совершили мактал (хвалу) Майдари, двое из них снова предложили ученый диспут и /стр. 42/ начался чай.

Затем процессия опять тронулась: она направилась через восточную сторону дацана к тому месту, где была сделана первая остановка. Там был совершен хурал, посредством которого ламы высказывали пред бурханом свое пожелание достигнуть звания будды и возродиться въ блаженном царстве Сукавади. По окончании этого хурала процессия направилась к дацану, прошла через его ворота в ограду и остановилась у паперти в сумэ. Здесь ламы еще раз выразили перед Майдари пожелание достигнуть высших благ и сняли его с телеги.

Потом, после того, как простой народ получил посредством прикосновения к бурхану благословение, они унесли его в сумэ. Этим закончилась «церемония круговращения Майдари», которую буряты обычно называют «большим и интересным хуралом («йэхэ сонин хурал).

17-го июля. Жизнь в дацане затихает: разъезжаются буряты-богомольцы по своим кочевьям, разъезжаются и ламы по разным булукам (обществам) с целью начать заготовку сена для своих стад, составляющих самый главный источник их богатства.

22-ое июля. Прошла почти неделя с тех пор, как я никуда не ходил дальше своего двора. Во все это время стояла скверная неприятная погода, напоминающая осень: в течение целых дней шел дождь, дул ветер.

24 июля. Сегодня я получил от одного ламы-художника ("зураши") материл и сведения, относящиеся к простой и несложной технике ламайской иконографии, и сегодня же я побывал в ксилографии Агинского дацана, помещающейся на северной стороне его в небольшом белом домике. [347]

Вот кое-какие сведения, касающиеся этого белого домика — ксилографии дацана [зачеркнуто. Над ними написано Агин.бурят., прим. авт.]. /стр. 43/

Внутри дома, около всех стен и по середине, стоят большие деревянные шкафы с ксилографическими дощечками разной величины. Здесь производится печатание книг. Ксилография продолжается не во все время года, а только в теплое летнее время. Во главе этого дела стоит один из старших лам, делающий всевозможные распоряжения и проверяющий текст печатных книг. Несколько назначенных ширетуем лам состоят помощниками этого ламы. В ксилографии может работать любой лама, допущенный начальником ее.

Весь материал, нужный для работы, закупается в виде плах, которые распиливаются на дощечки в ? или ? аршина длиной и в 1 ? или 2 вершка шириной и тщательно обтесываются до толщины пальца. Эти дощечки и идут под текст известных книг. Книги печатаются на тибетском и монгольском языках.

Хотя ламы, прилагая большое старание к делу вырезывания текста книг на ксилографических дощечках и вырабатывают свои книги с очень красивым письмом, однако при широком развитии в наше время типографического мастерства приходится согласиться с тем, что ксилография, требующая больших затрат сил человека, служит одним из показателей отсталости ламаитов в культурном отношении.

26го июля. Сегодня я осматривал внутреннее устройство "Дара-эхэ-ин сумэ". Это сумэ по своему внутреннему устройству представляет из себя большую комнату, в которой стоят в виде шести рядов ничем неукрашенные колонны (около 3х штук). Впереди у потолка висят в двух /стр. 44/ рядах полотняные изображения разных богов всевозможных размеров. Вот выделяются три изображения, приблизительно в 2 аршина длиной и в 1,5 аршина шириной, следующих бурханов: Очирвани, Аюши и Ногон-дара-эхэ. На передней стене по углам висят почти такие же по размеру изображения богов Дзонхавы со множеством лам — последователей его, который находится в левом углу, Цаган-дара-эхэ, Ногон-дара-эхэ и опять Дзонхавы, нарисованного без учеников и без последователей — все эти картины находятся в том же левомъ углу; в правом углу выделяются картины с теми же Цаган-дара-эхэ, Ногон-дара-эхэ и Дзонхавы. В центре передней стены стоит шкаф со множеством богов из металла, среди которых можно видеть Будду Шигемуни, помещающегося посреди шкафа, Очирвани и Цаган-дара-эхэ (налево от него), Дзонхаву (в трех видах разных размеров) и Аюшу (направо от него). Вот все то, на чем остановился мой взор во время "Дара-эхэ-ин сумэ".

27 июля. Сегодня утром раздались звуки раковин, производимые несколькими хувараками, которые поднялись на крышу Дэмшик-сумэ. По улицам шли, главным образом, пожилые ламы. Каждый из них нес небольшой чайник с топленым маслом. [348]

На паперти сумэ стояли ведра (5 штук) с холодной водой. Пришедшие сюда ламы отливали из своих чайников в ведра часть масла, унося остатки в сумэ, где, кроме обычных ламских джабданов, кресел и жертвенных столиков с их принадлежностями, стояли десятки столов с целой тысячью небольших металлических лампадок. Все ламы, явившись в сумэ, начинали наполнять свои лампады то маслом, то водой. В этом долго /стр. 45/ принимал участие и сам ширетуй. Когда все лампады были наполнены и отчасти зажжены, ламы стали на свои места.

Перед ширетуем, место которого в этот раз находилось около двери, стоял столик с бумбой, габалой, хонхо и проч. По правую руку его сидел хубилган ширетуя Данджинова. Налево от последнего — помощник ширетуя и унзат, перед первым из них стол лу-ширэ с бумбой и толи, а перед вторым такое же лу-ширэ с мандалом.

Унзат начинал молитвенные гимны, являющиеся похвалой Дзонхавы, а все прочие ламы дружно подхватывали их. Хор октав наполнял своими звуками небольшое пространство сумэ.

Здесь совершался "цзулаин хурал" (моление лампад), установленный, по словам профессора Позднеева, "в воспоминание кончины Дзонхавы, великого основателя желтого толка учения будды, к которому принадлежат все монголы (Позднеев. Очерки быта буд. монаст. Стр. 289)".

29 июля, утром, я побывал в Гунрик-сумэ, находящемся на северной окраине Агинского дацана.

Это небольшое сумэ. Крыша, ставни у окон и дверь выкрашены светлокоричневой краской. С внутренней стороны это сумэ является небольшой комнатой с голыми стенами и голыми колоннами. В летнее время службы тут совсем не совершаются. И только по утрам ходит сюда один хуварак и зажигает лампаду перед главным бронзовым бурханом "Гунриком", который помещается в центр шкафа, сделанного на передней стене и состоящего из множества перегородок. Перегородка Гунрика — самая большая перегородка: она представляет из себя квадрат в 1 1/2 аршина высотой и 1 аршин длиной. Все остальные перегородки имеют одинаковую величину: 1/2 аршина высоты и 1/2 аршина длины. В небольших перегородках /стр. 46/ помещаются изображения 35-ти бурханов различных наименований; из них 18 богов находятся направо от Гунрика, 18-ть налево от него и три — вверху над ним. На стене, по обеим сторонам шкафа, висят большие полотна с изображением каких-то богов, закрытых ситцевыми покрывалами.

[Фото 37. «Отоши сумэ». Хурал «цам». Маски богов.] [349]

30-го июля. Пред нами еще одно небольшое сумэ под названием "Отоши сумэ", длина и ширина которого не больше 10-ти саженей. Двадцать колонн сумэ убраны темно-коричневой суконной материей. На колоннах, на столпах и под потолком множество полотняных священных изображений. Эти изображения предъявлены в некотором порядке: между большими систематично развешанными, священными изображениями висят небольшие картины на определенных местах и в определенном количестве. Тут нет картин, резко выделяющиеся из всей массы их. При небольших размерах сумэ и при систематическом распределении последние кажутся особенно обильными. Около передней стены сумэ в стеклянных шкафах и без них стоят бурханы, вылитые из металла. В западном углу стоит Майдари, по правую сторону его восседает небольшой бурхан Отоши, за которым, еще правее, в шкафу помещается тот же Отоши большого размера с множеством учеников, находящихся в отдельных клетках шкафа. Еще далее направо, в центре восседает богиня Цаган-дара-эхэ, окруженная несколькими небольшими бурханами. В восточном углу устроена загородка, в которой стоят /стр. 47/ различные жертвенные принадлежности. Входная стена украшена четырьмя полотняными картинами, на которых изображены четыре тэнгрия (гения) Махараджи, которые почитаются в качестве духов-охранителей ламайской веры.

31 июля. Я еду в Читу. Агинский дацан позади... Вот Агинское село, а вот украшение его — храм Божий, посвященный Святителю и Чудотворцу Николаю! Какая противоположность!.. Здесь этот единственный храм Христа, — там, в дацане, несколько капищ; здесь всюду, и во внешнем виде храма, и во внутреннем устройстве его, замечается простота, благолепие, и свет, — там вычурность построек сумэ, какая-то разбросанность, какая-то мертвечина, мрак; здесь только два священнослужителя, — там сотни лам; здесь простота богослужений, — там доведенная до искусственности пышность хуралов, и т.д., и т.д.

Эта резкая противоположность между миссионерским станом и ламайским дацаном ясно говорит, с одной стороны, о малом количестве рассадников истинного христианского богопочитания — храмов Божиих, и о малом количестве делателей на ниве просвещения светом Евангельского учения инородцев — бурят, а с другой стороны, о силе и устойчивости врага Христовой истины — ламаизма, широко распространившимся среди Забайкальских бурят.

Стоит ли говорить о том, какие обширные сети раскинул ламаизм среди простодушных некультурных и темных бурят, с каким старанием, расчетом и вниманием сеет он среди них семена своего, убивающего и тело, и душу, учения? Достаточно взглянуть на эти великолепно отделанные ламайские храмы, на обилие в них различных чудовищных бронзовых бурханов, на этот сонм жрецов-волшебников лам, на пышность их [350] /стр. 48/ хуралов, чтобы понять весь секрет порабощения ламаизмом младенцев культуры — бурят.

[Фото 40. Общий вид Гусиноозерского дацана Заб. обл.]

А каковы та хитрость и то коварство, какими пользуются ламы, желая удержать в своих руках легковерных бурят? — об этом говорят нам следующие факты. Вот провозглашена царская милость о свободе вероисповедания, — и ламы усиленно насаждают среди невежественных бурят идею о том, что будто бы Русское правительство вообще и "белый хан" (русский царь), в частности, признали равенство ламайской веры и веры русской (христианской). ¹¹ Вот вручена губернатором Забайкальской области грамота ширетую Гусиноозерского дацана о назначении его хамбо-ламой ¹², т.е. настоятелем дацана и заведующим всеми делами Забайкальских бурят-ламаитов, — и ламы внушают простосердечным бурятам, что Русское правительство вполне сочувствует их религиозным убеждениям, и обильно распространяют среди своих последователей фотографические групповые снимки, на которых изображены хамбо-лама, ряд ширетуев и других знатных ламаитов вместе с военным губернатором Забайкальской области, вице-губернатором и другими военными и гражданскими чинами, — и на которых надписано следующее: "Группа лиц, присутствовавших при торжественном вручении /стр. 49/ Военным Губернатором Забайкальской области Генералом Майором В. И. Косовымъ Высочайшей грамоты новому Бандидо-Хамбо-Ламе ламайского духовенства Восточной Сибири Даши-Доржи Итигылову 24-го марта 1911 года ¹³. [351]

[Фото 41. Вручение Высочайшей грамоты новому Хамбо-Ламе Воен. Ген. Губ. В. И. Косовымъ. Само фото отсутствует]

Вот, наконец, один из ламайских хуралов ("церемония круговращения Майдари") совершен в присутствии губернатора, — и ламы говорят всякому встречному буряту о том, что представители высшей русской власти сильно интересуются их верой и, даже больше, посещают их хуралы.

При указанном положении вещей в ламайском мире и при наличности хитрости и коварства лам дело православно-христианской миссии среди бурят Забайкалья и усложняется, и затрудняется.

Единственные светлые точки в мире религиозной тьмы бурят — миссионерские станы часто совсем, как будто, скрываются во мраке языческого суеверия /стр. 50/ и совсем, как будто, не пользуются значительными успехами.

Но разве могут десятки воинов всегда и моментально расправляться с сотнями и тысячами неприятелей и пользоваться колоссальным успехом? Нет: они, при наличности воинственного духа, могут уничтожить врага постепенно — путем лишь незначительных, но постоянных побед. Миссионерские станы — это десятки воодушевленных воинов, стоящих пред лицом сильного врага. От них нельзя требовать больших побед и колоссальных успехов: хорошо то, что они постепенно распространяют свет Христов среди тьмы язычества.

Сознавая, с одной стороны, все величие того дела, кот. возложено на православно-христианские миссионерские станы, нужно сказать, что поистине счастлив тот священнослужитель Христа, который своей жизнью по заповедям Христа и святой жизнью своего прихода служит примером выполнения христианской добродетели и указует свет Евангельской истины для тех, которые блуждают во тьме языческого религиозного невежества. Имея в виду, с др. стороны, малое количество проповедников Христа среди бурят и, наоборот, огромное количество лам и все те средства, при помощи которых они стараются удержать среди бурят свое суеверие, невольно скажешь, что благодать Божия почивает на тех малочисленных миссионерских станах, которые обнаруживают факты приобщения к Церкви Христовой все новых и новых лиц из числа заблуждающихся в неправде инородцев.

Долг миссионерских станов и православно-христианской миссии вообще — дело проповеди учения Господа Иисуса Христа среди бурят — ламаитов и прочих инородцев-язычников, может вступить на путь больших успехов тогда, когда и отдельные члены Церкви Христовой, и православнохристианское общество, и русское правительство, когда все /стр. 51/ проникнутся идеей православно-христианского миссионерства среди иноверцев-язычников.

Если среди отдельных христиан и христианских обществ разовьется в полной мере сознание христианского достоинства и сознание необходимости проповеди учений Христа словом, делом и жизнью, и если русское правительство отстранит от себя политику поощрения невежества инородцев и [352] проникнется в своей вероисповедной политике идеями православно-христианской миссии, то тогда там, где господствует теперь желтая вера и процветают ламайские монастыри, там вырастут храмы Божьи и выстроятся православно-христианские обители, тогда там, где распространяются семена неверия, лжи и невежества язычников, там воссияет истинная вера Христова, исполнится правда Божия и приумножится истинное Евангельское владение.

Идея общехристианской проповеди учения Евангелия, на которую здесь делается указание, не является плодом праздных фантазий, а вытекает из заповедей Самого Господа Иисуса Христа, высказанной Им во время нагорной проповеди в следующих словах: "Тако да просвятиться свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела и прославят Отца вашего, иже на небесех" (Ев. Мф. V, 16 ст.) В.И-в (По наведенным мною справкам под сим псевдонимом скрывается В. И. Иванов, — воспитанник Каз. Дух. Академии по противо-ламаистскому (монголо-калмытцкому) разряду. Ему же принадлежит и ряд высококвалифицированных переводов с монгольского языка. 4/VI 31. [Подпись]).

Комментарии

1. Архив ГМИР. Ф.1. Оп.1. Д. 103.

2. Кожевников 1916; 1997; Мефодий, иеромонах 1902; Нил, архиепископ 1858; Остроумов 1887; Попов 1898; 1900.

3. Выпускники КДА 1846–1916 гг.

4. Иванов 1915; 1916. В упомянутых работах имя автора дано как «В.О. Иванов», в то время как в Дневнике обозначены инициалы «В.И.». Проф. В. Л. Успенский в статье, посвященной монголоведению в Казанской духовной академии, предложил такое объяснение этого расхождения: имя Иосиф часто читалось как Осип, соответственно отчество Иосифович — как Осипович. (Успенский 1994).

5. Авторы благодарят за консультации доцента кафедры тибетской и монгольской филологии, к. филол. н. Б. М. Нармаева.

6. Слова «намяжник» в бурятском языке нет. Возможно, автор услышал бурятское искажение русского слова «памятник», которым в разговорной речи вполне можно обозначить субурган.

7. В данном случае автор допускает ошибку. Докиком или додиком называется пелерина с фистонами пяти цветов, надеваемая во время служб, посвященных гневным божествам. Упомянутая в тексте рубашка — цамца.

8. Автор дает правильное описание праздника, но ошибается относительно того, что он отмечается несколько раз в году. Цаган-сара — праздник Нового года, который по восточному лунному календарю приходится на период конец января — начало марта. Очевидно, информатор сообщил ему о том, что в течение года в буддийских монастырях отмечается несколько праздников (шесть основных), посвященных разным событиям буддийской истории и мифологии.

9. Относительно «спутников» автор ошибается, у трона Будды предстоят его ученики Шарипутра и Маудгальяяна.

10. В имени «Ханкиров» содержится ошибка, правильное написание «Хаягрива».

11. Император Николай II 17 апреля 1905 года издал Указ «Об Укреплении Начал Веротерпимости», где впервые в российской истории законодательно утверждались не только права на свободу вероисповедания для лиц неправославного исповедания, но и устанавливалось, что отпадение от православной веры в другое христианское исповедание или вероучение не подлежит преследованию.

12. Назначение на должность пандита-хамбо-ламы утверждалось высочайшим императорским указом по ходатайству буддистов Забайкалья, и грамота торжественно вручалась генерал-губернатором.

13. «Бандидо-Хамба-Лама» — титул глав буддистов Забайкалья, который в 1764 г. утвердила императрица Екатерина Вторая. Его современное прочтение «пандитахамбо лама»; санскритское слово «пандита» и тибетское слово «хамбо» означают «мудрый». Даши-Доржи Итигылов, современное написание фамилии Итигелов (1852-1927), — двенадцатый пандита-хамбо лама буддистов Забайкалья (в статусе хамбо-ламы в 1911-1918 гг.). Известен своей активной социальной деятельностью, за что был награжден правительственными орденами. В настоящее время в Иволгинском дацане Бурятии почитается его нетленное тело.

Текст воспроизведен по изданию: Из дневника студента. 1912 год. Агински дацан Забайкальской области (по материалам научно-исторического архива Государственного музея истории религии) // Диалог со временем, Вып. 53. 2015