-

АВГУСТИНОВИЧ Ф.

НА "НИЖНЕМ НОВГОРОДЕ" ОТ ОДЕССЫ ДО САХАЛИНА

14 июля. Китайское море.

В 6-м часу утра мы встретили в открытом море спорное течение (какое мы замечали и у Константинополя в Дарданельском проливе), которое отбрасывало пароход в сторону на 13 градусов. Самое сильное спорное течение было в 3 часа пополудни. В исходе 9-го часа тучи заволокли все небо; моментально потемнело и пошел дождь, продолжавшийся до второго часа. В 10 3/4 ч, ночи мы завидели маяк с левой стороны на китайском берегу.

15-го июля, воскресенье. Формозский пролив.

В начале первого часа ночи пароход наш вошел в Формозский пролив. В этом месте мы перешагнули чрез 23° сев. широты, которым окончились для нас тропики, и температура воздуха затем понизилась, в чем можно уже было убедиться ночью в каюте. Иллюминатор в моей каюте по обыкновению был открыт: вдруг я проснулся вследствие того, что на меня подуло довольно прохладным ветром, наполнившим всю мою каюту весьма неприятным морским запахом (возбуждающим тошноту), совершенно таким, какой издают от себя морские только что вынутые из воды вайи, или же корабельный канат, долго находившийся в морской воде и пропитанный запахом разлагающихся водорослей. Взглянув в иллюминатор за борт, я был поражен прелестным видом морской фосфоресценции, которая в этом месте Формозского пролива более сконденсирована и ярче той, какую мы видели в Индейском океане; притом же она представляется в форме молнии, появляющейся из морской глубины и остающейся несколько мгновений на поверхности [53] колеблющихся волн, которые оттого делаются просвечивающимися насквозь. Формозский пролив образуется берегами Китая (с левой стороны) и острова Формозы (с правой).

В 8 часов утра можно было видеть в бинокль, а в некоторых местах даже и простым глазом, гористые берега Китая; берегов же острова Формозы не было видно. В начале девятого часа были на параллели китайской бухты «Гамой», в которой построен маяк, а в начале десятого уже видны были в одно время, хотя вдали, берега острова Формозы и Китая. В это же самое время мы видели несколько китайских джонок, направляющихся из Китая на остров Формозу и обратно.

Утром в 7 часов термометр показывал 21° по Реом., в полдень 25°, а вечером 24°. В 4 часа пополудни показались на китайской стороне небольшие острова различной формы и величины. Все они гористые, покрыты густою зеленью, среди которой проглядывает много обнаженных скал. Одни из этих островов продолговатые и представляют собою как бы оторванные части горных хребтов; другие имеют коническую форму; иные же шарообразные, крошечные. Островки эти тянутся прерывистою цепью впереди китайского берега, который виднеется за ними вдалеке, как в тумане, и лежат в одной почти линий на различном друг от друга расстоянии. Цепь этих островов растянута более чем на 30 миль, и мимо последнего островка, на котором находится маяк «Торн Эбауд», мы проходили в 8 1/2 часов вечера. Некоторые из этих островов были от нас на расстоянии 3 1/2 верст и на одном из них был тоже маяк, на параллели которого пароход наш был в 6 часов вечера. Название маяка «Торн Эбауд» означает «поворот в сторону», так как от него поворот влево на Шанхай (китайский город). Наш же путь от него на Нагасаки лежит в прямом направлении. До порта Нагасаки от этого маяка считается 650 миль. Захождение солнца было в 6 3/4 часа. Длина Формозского пролива более 100 миль.

16-го июля. Восточное море.

В том месте, где находится маяк «Торн Эбауд», оканчивается Формозский канал и начинается левее за маяком Желтое море, а прямо перед нами Восточное море. Оно так называется на одной из морских специальных карт, где обозначены малейшие подробности проходимых местностей. Море это, или лучше сказать, та местность моря, по которой мы сегодня проходим, не принадлежит ни к Желтому, ни к Японскому морю. В начале шестого часа вечера началась довольно сильная мертвая зыбь, причинившая неровную, боковую качку, то усиливавшуюся, то уменьшавшуюся. В исходе восьмого часа качка еще более усилилась при встречном ветре и [54] продолжалась до поздней ночи. Велено было снять тент с палубы в ожидании шторма, но его не было.

17-го июля. Восточное море.

10 часов утра. Всю ночь продолжалась и продолжается до сих пор очень сильная, неровная качка; нельзя ни удержаться на ногах, ни усидеть на стульях. В каюте все падает на пол: книги, бумаги, — письменные принадлежности, а предметы, лежащие на полу, ездят по всем направлениям, толкаясь друг о друга и опрокидывая друг друга; вещи, повешенные на стенках каюты, ходят как маятник у стенных часов, делая большие полукруги, или отскакивают от стены почти под прямым углом. Нельзя удержать в руках стакан с чаем и поднести его ко рту, так как неожиданный толчок непременно опрокинет его на вас. Что же касается обеда, то тут творится еще более неприятная история с тарелками и находящимися в них кушаньями, в особенности же с супом. Тут нетолько самому надобно быть осторожным, но и быть настороже опасаясь своего соседа, у которого тарелка с горячим супом может выскользнуть и облить вас всего, скорее чем успеете отодвинуться. В начале третьего часа пополудни ветер и зыбь усилились, качка сделалась еще невыносимее. Образовались громадные, пенящиеся и шипящие волны, вышиною почти в две сажени, преследующие с яростию друг друга и ежеминутно ныряющие под борт парохода, как бы стараясь опрокинуть его своими чудовищными, морщинистыми хребтами. Пароход, качаясь с боку на бок, а иногда ныряя носом и кормою, беспрерывно кряхтит, связи его скрипят, а иногда и потрескивают; слышны поминутно визг, свист, клокотание, а по временам как бы падение твердого тела на потолок каюты; что-то шелестит, побрякивает, постукивает в стенах, потолке и под полом; скрипят двери, падают на пол стулья, скрипит и шипит во всех углах; машина выбивает такт своими неутомимыми поршнями; словом, творится кругом беспрерывный хаос, от которого делается головокружение и тошнота.

18-го июля. Восточное море.

Сегодня утром мы были на траверсе гор. Шанхая, который находится от нас влево более чем на 200 миль. Качка постоянно увеличивается под влиянием усиливающегося ветра и продолжается весь день. Качка более чувствительна, нежели та, какую мы испытали в Индейском океане, пройдя мыс Гвардафуй, потому что там с начатием качки тотчас же понизилась температура воздуха с 27° на 24°, между тем как теперешняя качка началась и продолжается при 26° и 27°. Между одиннадцатью часами утра и четырьмя часами пополудни буквально некуда было деваться от жары, под влиянием которой качка делалась ужасною пыткою. Мучила жажда, а утолить ее согретой солнцем водою было невозможно; на пароходе нет ни [55] кусочка льда в запасе. Беспрерывно усиливавшийся противный ветер в пятом часу вечера достиг своего максимума и дотого взволновал море, что образовались громадные волны, вышиною в 4 и более сажен. Около восьми часов вечера ветер немного стих, волны уменьшились и сделались ровнее, но зыбь продолжала свое дело. По причине противного ветра, пароход делал в час только около семи узлов и мы опоздали приходом в Нагасаки почти целыми сутками. В 12 часов дня мы находились от порта Нагасаки в 205 милях.

19, 20 июля. Порт Нагасаки.

Ночью зыбь была гораздо меньше, но небольшая качка продолжалась до самого утра и наконец совершенно прекратилась, когда мы подходили к порту Нагасаки. В исходе 1-го часа пополудни мы вошли в превосходную бухту и пароход стал на рейд. Вход в порт Нагасаки (Порт Нагасаки лежит в южной части Японии.) очень живописен, но пейзаж совершенно в другом вкусе и отличается от того, каким мы любовались при входе в порт Сингапур: там нас встретила оживленная, улыбающаяся зелень и цветы; здесь поразила нас грандиозность скалистых гор, возвышающихся позади небольших холмистых островков, с обнаженными во многих местах скалистыми боками. С левой стороны при входе в порт Нагасаки стоит впереди других высокий, конусообразный скалистый островок, с вершины которого, в первые времена христианства, японцы сбрасывали в море заходивших к ним миссионеров и христиан. Бухту окружают со всех сторон, за исключением входа в нее, высокие скалистые горы, склоны которых сверху до низу покрыты растительностию.

У подножия этих гор, по берегу бухты расположен узкою лентою город Нагасаки; но это только так кажется на первый взгляд, смотря на него с рейда. Войдя же в город, убеждаешься, что он углубляется вдаль но плоской местности версты на 1 1/2 и более, занимая собою и холмы, находящиеся на этой плоскости; потом взбирается на склоны гор и поднимается выше половины их высоты. Тут находятся большие дома и различные другие постройки, между которыми на одной из самых высоких гор, покрытой громаднейшими вековыми деревьями, возвышается очень древний храм, посвященный идолу Отаф-Ку, богу плодородия. Господствующая религия в Японии называется синто (религия духов), т. е. они чтят души тех умерших, которые прославлялись какими либо особенными подвигами. Религия синто распространена преимущественно в Нагасаки, но у японцев есть и другая религия. Кроме идола Отаф-Ку, есть еще другой идол, патрон Японии, называемый Дан-ко-ко-Ибис, по их верованию спящий на дне морском. Японцы того религиозного убеждения, что когда им удастся пробудить от сна Дан-ко-ко-Ибиса, тогда они [56] вытеснят из своей земли всех европейцев и Япония сделается первым государством в мире. Эмблему бога плодородия (Отаф-Ку) изображает группа идолов, состоящая из лежащей женщины и лошади со всадником и находящаяся внутри храма. Храм этот стоит почти на самой вершине горы (Отсюда виден весь город, бухта со стоящими на рейде судами и все окрестность города. Вид отсюда очень красив.), среди леса, состоящего из вековых (громадного размера) деревьев, и имеет форму открытой беседки больших размеров, с деревянными, неокрашенными колоннами и портиками, куда можно свободно входить каждому иностранцу и прогуливаться в нем сколько угодно. Внутренняя часть этой беседки ограждена стенами, тоже деревянными, со входною дверью, которая вечером и ночью заперта. Здесь-то находится идол из бронзы, изображающий лежащую женщину; возле нее стоит лошадь с всадником. К храму этому ведут снизу вверх каменные лестницы, каждая ступеней в 30-40 и более, лежащие в прямом направлении (вверх), уступами одна над другою, и отделенные одна от другой небольшими четырехугольными площадками. На одной из площадок, с правой ее стороны (идя по лестницам вверх), стоит бронзовая лошадь в возбужденном состоянии, с левой же стороны той же площадки — бронзовый идол на бронзовом же пьедестале, изображающий человеческий бюст. Такие идолы стоят по обеим сторонам почти каждой площадки. В самом низу, откуда надобно подниматься по ступенькам к храму, на первой площадке, довольно обширной, стоят две бронзовые, очень толстые и высокие колонны с разрушенными верхушками; это были ворота, арку которых в 1874 году разрушил бывший в Нагасаки тайфун. На колоннах сделана японская надпись. За этими первыми входными воротами, поднимаясь вверх по лестницам, встречаются вторые и третьи, стоящие одни выше других в прямой линии, на площадках уступов горы. Вся гора, на которой построен этот храм, покрыта громаднейшими вековыми деревьями, между которыми замечательно по своей громадности дерево, называемое пояпонски «кияки» (Весь пень дерева покрыт различными манами стволы которых, в свою очередь, относительно чрезвычайно толстыми лианы эти расползаются и по ветвям кияки, питаясь его соками.). Громадность его необыкновенная; я видел одно такое дерево, растущее на склоне этой горы; обнаженный его корень, длиною около 3 сажен, виден над поверхностью земли; он будто ползет вниз, представляя собою как бы другое дерево, имеющее в диаметре около 2 аршин и похожее на нашу северную сосну, уже устарелую и покрытую потрескавшеюся корою. Храм стоит среди леса, где ежедневно во всякое время дня, а в особенности ночью, гуляют японцы и японки, разодетые попраздничному, и усердно приносят жертвы своему идолу Отаф-Ку. По ту и другую сторону храма, на плоскости, лежащей у основания горы, в лесу же, устроены места [57] для прогулок. Здесь находится несколько деревянных построек, имеющих вид открытых беседок, с холщевыми навесами, под которыми сделано возвышение из деревянных подмосток, прикрытых очень опрятными японскими циновками (Столов и стульев на этих подмостках не ставят, хотя то и другое есть у них. Для европейцев подают стол и стулья.). На этих подмостках гуляющие японцы, — большею частию полунагие, — полулежа, полусидя, курят трубки и методически, малыми глотками, пьют желтый, чай без сахара, из крошечных (величиною в наперсток) чашечек; чай этот подается молоденькими японками на маленьком подносе, в крошечном чайнике. Кроме желтого чая, которым преимущественно угощаются японцы, продаются в этих беседках: вино, пиво, лимонад и другое питье. Прислуга состоит из одних только японок и вовсе не похожа на нашу прислугу, обязанность которой состоит только в подаче требуемого и безмолвном исполнении. Здешняя японка очень любезна и разговорчива. Подавая требуемое питье, она считает своею обязанностию занять гостя: садится тут же рядом, вступает в разговор и очень любит, если кто из посетителей обратит на нее внимание. Говорят они только пояпонски, а порусски знают только два слова, которыми называют мужчину и женщину, а также различают ими пол домашних животных. Разница между японскою и нашею женскою прислугою происходит от того, что японскую женскую прислугу составляют дочери и жены японца, содержащего ресторан; поэтому японские девушки-прислужницы очень вежливы, разговорчивы, предупредительны и с полною готовностию сопровождают иностранцев в священную рощу т. е. в лес, окружающий храм, посвященный идолу Отаф-Ку, объясняют им, хотя и непонятным языком, понятный здесь каждому обряд жертвоприношения. Обо всем этом я разузнал на другой день нашего пребывания в Нагасаки, когда здешний русский консул Оларовский ездил со мною и В. П. по всему городу, с целью показать нам местоположение Нагасаки и его достопримечательности. Это было 20 июля, какой-то праздник у японцев, когда весь день до позднего вечера была масса гуляющих японцев около храма и у основания горы, в местах, предназначенных для ежедневных прогулок. Русский консул-человек еще молодой, лет 40-ка, очень любезный и предупредительный. Впродолжение двух дней он был неразлучен с нами; зная японский язык, был для нас очень полезен при покупке некоторых вещей в японских магазинах; а главное то, что посодействовал нам в получений звонкой монеты, которой в здешних банках не хотели нам выдать по полученному нами из какой-то банкирской конторы в Петербурге кредитиву, данному нам на Лондон. В. П. этого не разглядел в Петербурге и нам (особенно мне) пришлось бы остаться без денег, еслибы не [58] выручил нас из беды г. Оларовский, имеющий знакомство и влияние в здешнем городе. На наше счастье, одна из здешних банкирских контор имела надобность отправлять деньги в Лондон, поэтому и уплатила нам звонкою монетою (долларами) наши кредитивы.

Вся набережная обложена камнем; в городе совершеннейшая чистота, даже в самых отдаленных и темных закоулках; воздух чистый. Дома не очень большие, деревянные и каменные, двухэтажные и одноэтажные, последних больше; все они покрыты черепицею. Постройка их очень легкая и архитектура не щегольская. Почти все дома обсажены деревьями, кустарниками и цветочными растениями. Извощиков с лошадьми и экипажами нет в г. Нагасаки, а есть так называемые дженеришки, т. е. кресла на двух колесах, с двумя короткими оглоблями, возимые японцами. Таких дженеришек здесь очень много на всех перекрестках города и у пристани. Полунагой японец возит вместо лошади пассажира по всему городу за весьма умеренную цену, назначенную по таксе, которой печатные экземпляры прибиты во многих местах города; он обязан возить нетолько в один конец, но и обратно, получая за то 10 центов, т. е. около 20-ти копеек. Плата за час положена тоже 10 центов, а за целый день один доллар (т. е. 100 центов). Они возят в этих дженеришках очень шибко (как лошадь умеренною рысью), постоянно бегом, и повороты на углах улиц (эти повороты в некоторых частях города встречаются чуть ли не чрез каждые 20 шагов) делают чрезвычайно ловко. Такую же ловкость они выказывают, когда надобно разъехаться со встречной дженеришкой. Хотя езда в этом кресле довольно удобна, но неприятно смотреть на бедного усталого японца, с которого пот льется ручьем от жара; эти же два дня (19 и 20 июля) были очень жаркие.

Улицы в городе Нагасаки узки, но гладкие и хорошо утрамбованные, а многие из них вымощены большими каменными плитами; длина каждой плиты около 1 1/2 аршина, а ширина около 3/4 аршина. Улиц в городе чрезвычайно много, но они весьма короткие и в каких-нибудь 75-100 шагах пересекают одна другую, вследствие чего в городе очень много перекрестков. Квартал японского базара расположен на обширной площади, застроенной японскими магазинами, лавками и лавчонками; в этих последних продается разная мелочь. Магазины и лавки не имеют ни стен, ни дверей со стороны улицы; они на ночь только прикрываются деревянными тонкими решетками, а весь день стоят открытыми. В магазинах нет ни прилавков, ни столов, ни шкафов, ни других каких-либо принадлежностей за исключением полок и гвоздей в стенах. Все товары лежат кучею посреди магазина или по сторонам его. Подмостки покрыты чистыми цыновками и на них постоянно сидят купцы, полулежа или на [59] корточках, покуривая крошечную трубку, и садятся покупатели при рассматривании товаров. В одном только магазине с фарфоровою посудою, который здесь считается лучшим из всех, стоят посреди большой комнаты, во всю почти длину ее, в три ряда столы, на которых расставлена фарфоровая посуда; в других же магазинах и лавках все товары лежат на полу. Нет ни одной лавки, в которой можно было бы застать одного только продавца; всегда бывает их несколько человек, с женами и детьми, так как в магазине сидит постоянно все купеческое семейство, которое тут же за перегородкою в магазине и ночует. Внутри самого города находится японское кладбище, содержащееся очень чисто и в порядке. Оно довольно обширно и расположено на возвышенном месте, обнесенном каменною невысокою оградою, из-за которой можно видеть множество памятников, с урнами различной величины и формы, в которых японцы хранят прах умерших, после сожжения их трупов. Вход на кладбище постоянно открыт. Есть еще и другое японское кладбище. При входе в порт, с левой стороны, расположена небольшая деревня Инаса, в которой офицеры русской эскадры, в случае продолжительной стоянки на рейде в порте Нагасаки, нанимают для себя квартиры. В этой деревне находится тоже японское кладбище, на котором японцы дозволяют хоронить русских, умерших случайно на эскадре. В настоящее время на этом кладбище есть уже около 40 русских могил, вследствие чего капитан нашего парохода г. Кази, на другой день после прибытия в порт, отправился на это кладбище с о. Афанасием для отслужения панихиды по усопшим. В г. Нагасаки три христианских храма: католический, англиканский и лютеранский; но мне не удалось здесь встретиться ни с католическим священником, ни с пастором. Православного миссионера нет в Нагасаки; русская православная миссия находится в северной части Японии.

Все вообще японцы бреют голову, оставляя пук волос на макушке и заплетая их в косу. Но есть уже в г. Нагасаки много молодых японцев, которые, с разрешения микадо, стригут волоса по-европейски. На это нововведение старые японцы смотрят со злобою, потому что вместе со стрижкою волос молодое японское поколение начинает усваивать себе и европейский костюм и европейские обычаи. Костюм здешних японцев (мужчин) состоит почти из одного длиннополого халата, повязки вокруг бедер и сандалий; рубах под халатом и нижнего платья они не носят; шляп тоже не надевают (по крайней мере в жаркое время), заменяя их плоскими зонтиками, и постоянно имеют в руках веер. Бедный класс японцев ограничивается или одною только короткою, до колен, рубахою (по большей части цветною), или короткою накидкою с рукавами, в роде нашей женской кофты, доходящей тоже до колен, без сандалий и [60] зонтика в руках, вместо которого носят на голове безобразнейшие шляпы, сделанные из рисовой соломы и окрашенные, с узкими полями, сидящие на голове колпаком, и редко можно встретить японца в настоящей японской шляпе, с конусообразной небольшой верхушкою и широкими, очень круглыми полями. Японки носят длинные волосы, заплетая их в косы; или делая из них что то в роде банта на макушке головы. Волоса же у них черные, густые, мягкие и лоснящиеся как воронье крыло, от припомаживания их каким-то жиром, имеющим довольно неприятный запах. Лицо смуглое, большею частию круглое, с приятным выражением, небольшое, с выдающимися скулами, миловидное. Глаза небольшие, черные, блестящие, вовсе не косые, как это изображают на картинках; губы немного толстоваты, но зато зубы белые, ровные и мелкие, как жемчужины. Замужние женщины красят зубы (и отчасти губы) в черный цвет какою то растительною краскою, которая впрочем легко сходит, если того пожелает японка по какому-либо обстоятельству. Японки очень скоро достигают зрелого возраста, а женщина в 40 лет имеет вид почти дряхлой старухи. Весь костюм японок состоит из длинного, раскинутого капота, с широкими рукавами, сделанного из легкой цветной клетчатой или полосатой материи, похожей немного на кисею. Капот этот обхватывают в талии, повыше бедер, широким куском той же материи и позади под него на пояснице всовывают опять небольшой кусок из той же материи, сложенный продолговатым четырехугольником, который, оттопыриваясь от талии, почти касается лопаток. Бантом этим они уродуют свою талию, производя этим украшением искуственный горб на спине. Рубашек и нижнего платья японки не носят, ограничиваясь одною только повязкою вокруг бедер, которая и прикрывается капотом. Груди у многих японок, в особенности у женщин низшего класса, постоянно на выкате и висят мешком. Ноги у них всегда босые; всю обувь составляют сандалии, надетые на босую ногу, от которых они при входе в комнату тотчас же освобождаются. Ноги у них маленькие. Сандалии состоят из подошвы, сплетенной из рисовой соломы, узкие ленточки которой ставятся плотно ребром во время плетения; к этой подошве прикрепляется мягкий, толщиною в мизинец, шнурок, сложенный треугольником, вершина которого прикрепляется к подошве, посередине, в том месте, где начинаются пальцы ноги, а концы боков треугольника, по сторонам подошвы, пришиваются там, где начинается пятка. Этот шнурок делается тоже из соломы и обтягивается обыкновенно серою материею, в роде нашего каленкора. Мужчины носят точно такие же сандалии.

В порте Нагасаки имеют свою резиденцию консулы разных наций; они живут в хорошо устроенных казенных домах, над которыми красуются национальные флаги. [61]

21 июля. Восточное море.

В 5 часов утра пароход снялся с якоря, двумя часами позже, чем было предположено, — по той главным образом причине, что поджидали возвращения из города фельдшера, получившего позволение от капитана отправиться на берег в 10-м часу вечера. Его предупредили, что пароход снимется с якоря ровно в 3 часа после полуночи. Он не возвратился к означенному времени и остался в Нагасаки без всего, т. е. без денег и запасного платья, так как то и другое он оставил на пароходе.

Весь день мы шли по Восточному морю (Желтое море было влево) в виду берегов Японии, которые находились у нас по правую руку. День был довольно жаркий, безветренный; море совершенно спокойно.

22 июля. Японское море.

В 2 часа ночи мы вошли в Японское море. По левую руку от нас тянулись берега полуострова Кореи, вблизи которых мы шли впродолжение всего дня, то приближаясь к ним немного, то удаляясь от них. Полуостров Корея считается независимым государством, которое обменивается подарками с китайским правительством, но не платит ему дани. Полуостров этот до сих нор еще не исследован, потому что корейцы никого к себя не допускают. В Корее водится порода чрезвычайно маленьких лошадей, ростом немного больше рослой собаки, например водолаза. Корея очень богата нетолько растительными продуктами и фауною, но и золотом; однакож она не хочет входить ни в какие торговые сношения с европейцами.

Весь день довольно жаркий, в особенности же было жарко около 2 часов пополудни. Вечером сделалось свежо, появился густой туман, сырость которого была для всех нас ощутительна, а некоторым из пассажиров причинила боль горла. Никто уже в эту ночь не спал на палубе.

23 июля. Японское море.

К утру пароход настолько уже удалился от полуострова Кореи, что берегов ее не видно больше. День теплый, ясный, на море штиль. Вчера в 11 часов вечера одно отделение арестантов, состоящее из 125 человек, вздумало побуянить, в первый раз за весь путь, и прибило чуть ли не до смерти троих своих товарищей; а чтобы не было слышно их крика, несколько человек из них пели очень громко веселые песни. За такое их буйство капитан парохода велел надеть на них кандалы (со всех их сняты были кандалы по выступлении из Одессы в Черное море) и на три дня посадить на хлеб и воду вместо арестантской пищи, которая ничем не отличается от матросской. [62]

24 июля. Владивосток.

Уже в семь часов утра начали показываться на небольшом от нас расстоянии, с левой стороны, небольшие островки, идущие вдоль берегов Корейского полуострова вплоть до Владивостока. В исходе одиннадцатого часа утра мы вошли в Восточный Босфор, при начале которого, на крошечном скалистом островке, с левой стороны входа, стоит маяк. Восточный Босфор довольно узок и короток; он окаймлен небольшими холмистыми островками и ведет, повернув немного вправо, прямо в бухту Владивостока. В самый полдень пароход бросил якорь немного правее адмиральского дома, напротив церкви, построенной на уступе одного из высоких холмов, окружающих город.

Город Владивосток расположен у основания цепи холмов и тянется узкою лентою на 5 верст по северо-западному краю бухты. Бухта здесь очень хорошая, поместительная и безопасная от всяких штормов, тайфунов и т. п. Из рейда виден весь город до последнего дома, как на ладони. Постройки города все почти деревянные, некрасивые и разбросаны по склонам холмов без всякого повидимому плана. Есть несколько каменных домов, к числу которых принадлежат: элементарное училище (одноэтажное, небольшое), все каменное, и женский приют, двухэтажный нижний этаж каменный, а верхний деревянный; дом главного управления тоже на каменном фундаменте. Церковь деревянная, небольшая и некрасивой архитектуры. Предполагается строить каменную церковь, тут же рядом возле деревянной, на что уже и отпущены от казны деньги. Главная улица только одна; она идет полудугою вдоль города и служит дорогою, ведущею от одного конца города к другому. Кроме того есть несколько коротеньких, прямых уличек, в той стороне (левой) города, где находится адмиральский дом, телеграфная станция и 3-4 магазина. Затем, между рядами домов, построенных на склонах холмов, виднеются одни только дорожки, поросшие травою, и вытоптанные пешеходами тропинки. Адмиральский дом небольшой, деревянный, одноэтажный, стоит на возвышенном месте близ набережной. Дом окружен небольшим садом, который по склону холма спускается вниз к самому берегу бухты. Это единственный садик во всем городе; в нем поделаны беседки и развевается адмиральский флаг. Перед несколькими домиками устроены тоже полисаднички, в которых видно очень мало зелени и ни одного цветочка. На холмах, тянущихся беспрерывною цепью позади города, нет ни одного дерева, так как деревья, которые росли по склонам холмов до времени постройки города, все вырублены; оставлены только внизу, но краю набережной, несколько десятков лип, разбросанных поодиночке и отстоящих одна от другой на довольно большом расстоянии. С противоположной же стороны города, на той стороне бухты, возвышаются холмы, покрытые [63] посредственною растительностию, состоящею по большей части из кустарников, с примесью древесных пород, между которыми попадаются: липа, вяз, сибирская ольха и другие.

В городе есть несколько магазинов; в каждом из них продаются разнородные товары, начиная с шелковых материй и кончая сапогами, также чай, сахар, американские консервы, ликеры, вина и проч. На низменной площадке, налево от адмиральского дома, близ берега бухты, находится китайский базар, состоящий из 3-х рядов лавочек, принадлежащих китайцам; в них продаются преимущественно товары низкого сорта, хозяйственные и съестные припасы, обувь и проч. Кроме того в них находится небольшое количество китайского фарфора самого низкого сорта, беличьи (черных белок) шкурки, испорченные (съеденные молью) оленьи шкуры, а в одной лавочке есть даже (в настоящее время конечно) две шкурки соболей самого низкого достоинства. В этих лавочках продаются также морские черви, называемые «трепанги», которые у манзов считаются лакомством. Говорят, что они очень вкусны.

25 июля. Владивосток.

В 8 часов вечера пароход снялся с якоря и мы отправились прямо в пост Дуэ, отстоящий от Владивостока более чем на 700 миль. Сегодня наш пароход взял первый частный груз, весом в 75 пудов, для доставки его в пост Корсаков, с получением уплаты по 10 коп. с пуда.

26 июля. Татарский пролив.

Ночь была холодная, туманная; ветер северо-восточный. В 3-м часу ночи пароход повернул влево и на расстоянии двух миль держался левого берега Татарского пролива. Температура воздуха значительно понизилась; термометр Реом. показывал утром 15°, днем 16°, а вечером опять 15°. Вечером началась небольшая зыбь. Около 6 1/2 часов вечера мы проходили мимо поста Ольги.

27 июля. Татарский пролив.

Ночь была холоднее вчерашней; температура воздуха понизилась еще на 2°. Весь день был пасмурный, холодный, ветряный. Скорость парохода замедляется противным течением, поэтому в час делаем только 7 узлов. Пароход придерживается левого берега Татарского пролива, не взяв еще прямого направления на о. Сахалин.

28 июля. Татарский пролив.

Температура воздуха повысилась утром на 1°: термометр Реом. показывал на палубе в тени 14°. Утро пасмурное, туманное, но ветер почти стих и зыбь до того уменьшилась, что не производила качки. К 12-ти часам дня сделалось еще теплее, а около 2 часов пополудни небо прояснилось и термометр вдруг поднялся на 3° выше; море же до того успокоилось, что около 5 часов вечера настал совершенный штиль. Пароход делает 9 1/2 узлов в час. Скорости [64] однакожь мешает противное течение, существующее постоянно близь левого берег Татарского пролива, которого пароход придерживался до 11 часа вечера, и в это время, от Императорской гавани, взял прямое направление на о. Сахалин, к посту Дуэ.

29 июля. Воскресенье. О. Сахалин. Пост Дуэ.

Утро довольно туманное, теплое. Зыбь совершенно почти прекратилась. В начале 3 часа мм шли вблизи берегов Сахалина и завидели издали маяк, а в 4 часа отдали якорь у поста Дуэ. Мы с В. П. Де-Витте ночевали на пароходе.

30, 31 июля. 1, 2, 3 августа.

Все эти дни мы пробыли в посту Дуэ, где, благодаря постоянно хорошей погоде и совершенному почти штилю, капитан парохода успел выгрузиться и нагрузиться так скоро, что в 2 часа ночи на 4 августа пароход снялся с якоря и направился в пост Корсаков с остальными 100 челов. арестантов.

Что касается поста Дуэ, то но прибытии на другой день утром мы с В. П. Де-Витте сошли на берег и поместились в отведенной нам квартире. Я осмотрел лазарет для каторжных и все тюремные помещения, которых в настоящее время пять.

3-го августа В. П. Де-В., г. Мейер и я ездили в деревню Александровку, а также осмотрели ферму и Верхнее урочище. В Александровке мы осмотрели все дома, от первого до последнего, хозяйство поселенцев, их огороды и хлеба на полях. Я не верил своим глазам, увидев прекрасные, хорошо содержимые дома (их 28 в Александровке), которых в 1872 году вовсе не было, любовался огородами и хлебами, на которые в этом году был хороший урожай. Хлеба еще не созрели, но полны зерна. Желательно, чтобы кто-нибудь из антагонистов разведения хозяйства и хлебопашества на о. Сахалине увидел собственными глазами, что может сделать человеческий труд даже там, где одна только лопата заступает и плуг и все прочие хозяйственные орудия. Пусть бы он посмотрел на роскошные сельские огороды и на яровые хлеба в рост человека, с колосьями, налитыми полным зерном, особенно же на ячмень, называемый голым (без шелухи), который здесь родится очень хорошо и постоянно, год в год. И тогда, удостоверившись лично, пусть выскажет в печати свое мнение насчет возможности или невозможности колонизации на о. Сахалине. Я уверен, что каждый беспристрастный судья в этом деле, увидев, как мы, такой громадный успех хозяйства д. Александровки в такое короткое время (от 1872 года), отнесется сочувственно к добросовестному исследованию местностей на о. Сахалине агронома Мицуля и согласится, что на о. Сахалине колонизация очень возможна, нетолько в южной, но и в средней части острова. В 70 верстах от поста Дуэ избрана уже превосходнейшая местность [65] «Тимово», над большою рыбной речкой, весьма удобная для хлебопашества и сенокосов, где в настоящее время (в последних числах июля) распланированы участки земли для 52 семейств и начинают строиться казармы для ссыльных.

С 3-го на 4-е число августа, в 2 часа ночи снялись с якоря. Я с остальными 100 чел. арестантов отправился в пост Корсаков, а В. П. Де-Витте остался в посту Дуэ в ожидании присылки за ним из Владивостока шкуны «Восток», на которой он намеревался отправиться в п. Корсаков, а оттуда во Владивосток, где предполагал пробыть до 1-го октября.

4, 5 августа. Татарский пролив.

Плавание наше от п. Дуэ в пост Корсаков совершилось без всяких приключений и 5-го августа в 8 часов вечера мы прибыли благополучно в пост Корсаков, бросив якорь вблизи поста.

6 августа. Пост Корсаков.

Весь день мы провели у хорошего нашего знакомого, подполковника Сабо, с отцом которого я служил в 7-й артиллерийской бригаде в 1841 и 1842 годах. Местность Корсакова гораздо красивее, нежели пост Дуэ. После обеда я сделал небольшую ботаническую экскурсию, как в самом посту, так и в нескольких верстах за постом в горах; но она не была успешна по причине дождя, шедшего с самого раннего утра. Здесь на склонах гор, над самым проливом, растет очень много Viburnum lantana, находящегося теперь в периоде цветения.

7 августа. Татарский пролив.

В 2 часа пополудни, после высадки 100 арестантов и сдачи их подполковнику Сабо, пароход снялся с якоря и отправился в обратный путь по направлению к Владивостоку.

Путь наш в этот день, равно как 8 и 9 августа, был благополучный, за исключением небольшой качки. На пути, между постом Корсаковым и Владивостоком, лежит на западном берегу Японского моря пост Св. Ольги, где находится около 100 человек команды, церковь и при ней священник, лазарет, которым заведует фельдшер, один купец и 5 семейств крестьян. В 1 1/2 версте за постом, в долине р. Ольги, есть деревушка Новинка, где живет около 20 семейств; остальные же заселявшие долину р. Акумовки (около 50 семейств) были выселены в 1878 году в долину Усурийского залива, в деревню Цимуче, южно-усурийского края, по случаю бывшего в 1877 году наводнения. Наводнения эти случаются каждые 10 лет от проливных дождей, бывающих в августе месяце.

10 августа. Владивосток.

В 3-м часу утра пароход бросил якорь в бухте «Золотой рог» и простоял только до 8 часов вечера того же 10 числа. Из Владивостока прибыли на пароход несколько человек пассажиров, [66] отправлявшихся в Россию, а один в г. Шангай. Груза никакого не было. По снятии с якоря, мы остановились при входе в бухту «Золотой рог» у мыса Галдобина в ожидании шлюбки с офицером, оставшимся в городе для получения нужных бумаг из главного морского управления, и в 10-м часу (вечера) снялись с якоря, прошли Восточный Босфор и вступили в Японское море, направив путь в г. Шангай.

15 августа Китайское море и река Ян-Тсен-Кианг.

После отбытия из Владивостока, на третьи сутки мы прошли остров Сушма (в Корейском проливе) и вошли в Северо-Китайское море. К утру 15 числа, проходя по устью р. Ян-Тсен-Кианга, бросили якорь, впадения р. Ву-Зунг в Ян-Тсен-Кианг, в 18 милях от г. Шангая. Берега р. Ян-Тсен-Киянг, в противность берегам корейским и сахалинским, низменные, тянутся до самого г. Шангая. На этой реке много островов. Мы остановились так далеко потому, что за мелководием нельзя было стать на якорь вблизи Шангая, куда прибыл пароход за грузом чая. Мы простояли здесь до 19 августа, а этого числа в два часа пополудни стали на рейд на р. Ву-Зунг.

20 августа. Шангай.

Город Шангай, расположенный на плоском берегу р. Ву-Зунг, разделяется на две части: в одной живут европейцы, но преимуществу англичане, а другая часть называется старым китайским городом или крепостью. В европейской части города очень хорошие постройки, большею частию двухэтажные каменные дома; в нижних этажах помещаются китайские, японские и английские магазины. Есть несколько гостинниц, которые содержатся очень чисто, а прислуга в них вся из китайцев. В отелях этих нумер стоит 3 доллара в сутки с полным содержанием: утром кофе или чай, в 12 часов завтрак, состоящий по крайней мере из 12 блюд (начинается супом и оканчивается пирожным) потом чай, а в 8 часов вечера обед. Как завтрак, так и обед, бывают общие, т. е. подают в назначенный час для всех в общей большой зале. Перед завтраком и обедом за водку, а во время завтрака и обеда за пиво, портер, вино, ликер, лимонад и пр. плата взимается отдельно и счет за это подается лакеями перед окончанием стола. Прислуга китайская бестолкова в высшей степени: прислужников очень много и все они суетятся неимоверно. Блюда за обедом и завтраком подаются без всякой последовательности, например: сначала подают крошечные порции разных соленых и несоленых закусок на маленьких тарелочках, затем суп, после него жаркое без салата, за ним два три соуса, за соусами пирожное, а затем ветчина с горчицею и опять соус; а к каждому из них особо подается на одном блюде картофель, бобы и что-то в роде репы, весьма приторной и невкусной (блюдо это, как прилагательное к другим кушаньям, появляется по крайней мере [67] раз 5 или 6); наконец подаются фрукты, как то: яблоки, бананы, кики (очень похожие на наши помидоры, сладкие до приторности), виноград и пр.; затем, но желанию каждого, — кофе или чай. — Некоторые китайские магазины довольно богаты, но большинство их очень грязны. В китайской части города, или в так называемой крепости, улицы до того узки, неопрятны и смрадны (здесь во многих местах устроены отхожие места и ямы для нечистот), что я вынужден был уйдти оттуда, отказавшись от намерения осмотреть этот квартал.

Китайские и японские магазины переполнены различными товарами и предметами роскоши, в особенности же шелковыми материями, которые продаются не дорого, хотя китайцы имеют обыкновение запрашивать за все двойную цену, уверяя покупателя, что у них prix fixe.

В Шангае руководят всем англичане и держат китайцев в полной зависимости, невзирая на то, что здесь живет и китайский губернатор. Полиция здесь английская; англичане имеют даже в городе свое небольшое войско и пушки и иногда делают разводы с музыкою. Извощиков здесь нет, а на улицах стоит множество дженеришек, которые не дают иностранцу возможности свободно пройдти но улице: каждый предлагает свои услуги и толпою сопровождают идущего. Часто приходится прибегать к содействию полицианта, чтобы освободиться от них.

В окрестностях Шангая я занимался ботаническими экскурсиями, так как мы простояли здесь на рейде более 5-ти дней, в ожидании груза с чаем для доставления в Лондон.

25 августа. Китайское море.

Во 2-м часу пополуночи снялись с якоря, а в восьмом часу вышли из устья р. Ян-тсень-Кианг в Китайское море. Как в рр. Ву-Зунг и Ян-тсен-Кианг, так и в той части Китайского моря, которую мы проходили, вода мутная, грязно-желтая, как бы от растворенной в ней в большем количестве глины.

27 августа. Фу-Чоу.

Войдя ночью в р. Минь, мы бросили якорь сегодня утром в 11 1/2 часов в 15 верстах от г. Фу-Чоу, откуда пароход брал часть груза в Лондон (большею частию чай). Мы простояли здесь до 7-го сентября.

В первые дни нашей стоянки я делал ботанические экскурсии в горах, расположенных по обеим сторонам р. Минь, и собрал более 100 видов незнакомых мне растений, а также взял несколько экземпляров чайного дерева. Эти экземпляры я взял не из чайных плантаций, которые находились от той местности в 15 и более верстах, а из огородов китайских жителей, живущих одиночными семействами в горах, где я делал экскурсии. Китайские мальчики, в надежде получить от меня вознаграждение, нетолько позволяли мне [68] брать растения из их огородов для моего гербария, но сами приносили ветки различных растений и дерев с цветами и плодами, окружая меня в то время толпою и присматриваясь с любопытством, как укладывал я растения в папку. Вероятно они приняли мое занятие за игру, потому что постоянно смеялись и заигрывали со мною. Я дал одному из них, самому услужливому, серебряную монету в 10 центов (равняющуюся нашим 20 копейкам), после чего вся толпа мальчиков, и даже взрослых китайцев, сопровождала меня но горам и ущельям, срывая указываемые мною растения в тех местах, куда мне было трудно взобраться. Они же помогали мне взбираться на высоты гор (я доходил до 2000 футов) и спускаться вниз по крутым и скользким скалистым тропинкам. Наконец они угощали меня гранатами, бананами, пепель-мусом (фрукт, похожий на желтую тыкву; мякоть его такая же как и лимона, с тем же лимонным запахом, но не так кисла и более жесткая; вкус ее кисловато-сладкий, напоминающий лимон) и каким-то небольшим фруктом, величиною с малую сливу, которого кожица и мякоть красно-оранжевого цвета. Вкус этого последнего фрукта кисловато-сладкий, весьма приятный; названия его они мне не сказали, а может быть и сказали, но я не понял, так как разговор с ними я вел на пантоминах и знаках, делаемых пальцами. При повторении моей экскурсии на другой день в тех же местах, мне уже сопутствовали и старики, добродушно предлагая свои услуги, и как только замечали, что я сорвал какое-нибудь растение, в один момент приносили мне по нескольку его экземпляров. Я их за то угощал сигарами, до которых они большие охотники.

3-го сентября, после завтрака, я отправился в г. Фу-Чоу, в так называемой шанпунке (лодка с парусом), которых очень много прилепилось к нашему пароходу, так как сотни их постоянно снуют по р. Минь и около самого города Фу-Чоу. На этих лодках живут с семействами самые беднейшие из китайцев. Лодка составляет все их состояние: они родятся и умирают, не имея другого жилья и другой собственности, а фу-чоуские китайцы не признают их за китайцев. Много этих несчастных гибнет во время бурь, тем более, что их никто не пытается спасать, так как спасший такого китайца должен взять на свое попечение всю семью. Очень часто поэтому плавают по реке трупы бедных речных китайцев, которые не считаются даже подданными Китайской империи.

Прибыл я в город ровно в час пополудни и тотчас же отправился к русскому консулу Соломонову, который удержал меня у себя на весь день, всю ночь и завтрашний день. Я позабыл сказать, что за 2-3 дня или до этого г. Соломонов приезжал к нам на пароход и приглашал меня к себе; поэтому, приняв приглашение, я хотел сдержать слово. Г. Соломонов русский, родом из Западной [69] Сибири, человек еще молодой и весьма симпатичный. Он занимается коммерческими делами в Фу-Чау (ведет в компании чайную торговлю) и вместе с тем исправляет должность русского консула. Он меня познакомил еще с двумя русскими коммерсантами, живущими в Фу-Чау: гг. Спешиловым и Кулыгиным; у них тоже я обедал и пил чай. Я пробыл в Фу-Чоу два дня (3 и 4-ое сентября), осмотрел город и познакомился с некоторыми достопримечательностями. Фу-Чоу расположен на плоском низменном берегу р. Минь и представляется снаружи небольшим, но если войдти внутрь города, то окажется, что он занимает собою довольно большое пространство. Местоположение не представляет собою ничего особенно красивого. Со стороны набережной город заселен исключительно китайцами, но дальше на холмах находится европейский квартал, где живут англичане, имея там свои дома и клуб. В той же местности города находится и китайское кладбище и много одиночных могил с каменными памятниками, под которыми похоронены богатые китайцы. Дома в городе чрезвычайно скучены (все каменные) -и улицы в некоторых местах до того узки, что по ним трудно идти вряд двум человекам. Я нарочно шел серединою такой улицы с распростертыми руками и убедился, что концами пальцев можно было дотронуться до стен противоположных домов. Улицы в иных местах крутые, с поворотами, и притом в высшей степени грязны и вонючи от нечистот, выбрасываемых из домов. Самые дома внутри (я в некоторые заходил) тоже грязны. Вообще из всех городов, виденных мною в Китае, Японии и Индо-Китае, Фу-Чоу самый грязный, хотя и богатый город.

Одно из замечательнейших построек в г. Фу-Чау есть китайская кумирня, выстроенная из камня, в форме громаднейших размеров беседки с колоннами; она окружена цветниками из редких тропических растений. Здание это четырехугольное, имеет несколько отделений, предназначенных для различных целей. Самое главное отделение внутри предназначено для кумирни т. е. для молельни; — в нем, в углублении, стоит четырехугольный, продолговатый, сделанный из камня жертвенник, похожий на христианский алтарь, на котором стоят богатые серебряные подсвечники и что-то вроде небольших хоругвей. В подсвечниках, вместо свечей, находятся длинные, тонкие палочки, обмазанные какой-то пахучею эссенциею и высушенные, которые не горят пламенем, а только тлеют, издавая весьма приятный запах. За жертвенником, в углублении стены, поставлена громаднейшая человекообразная фигура, позолоченная, с поджатыми ногами и приподнятыми вверх обеими руками, держащими что-то вроде коротенького широкого ножа (тоже позолоченного). Лицо той фигуры улыбающееся, — довольно молодое, полное; глаза большие, усы и борода длинные, черные, сделанные из натуральных полос. На [70] голове нечто вроде литры. Фигура эта представляет собою китайское божество. Перед жертвенником, по концам его, стоит но одному громаднейших размеров (выше человеческого роста) подсвечнику, состоящему из довольно высокого квадратного пьедестала, на котором стоит отличной работы птица, похожая на цаплю. Все это, как уверяли меня китайцы, сделано из чистого серебра. По обеим сторонам жертвенника, около стен, стоят какие-то значки в чехлах, а при входе в отделение кумирни, обозначенном только громаднейшими каменными круглыми колоннами, с правой стороны висит около стены большой колокол без языка, в который в известные праздники ударяют деревянными палочками при созывании китайцев на молитву, а с левой стороны висит на стене громадный плоский барабан, который служит для созывания на молитву. Обстановка этой кумирни дотого внушительна, что совестно находиться в ней не снимая с головы шляпы. Она находится внутри здания; к ней вход с двух противоположных сторон из боковых отделении, представляющих собою обыкновенные комнаты с мебелью из черного дерева (кресла, зеркала, диваны) и каменными столами. Она четырехугольная, разделена колоннами на две половины: в первой (т. е. углубленней) устроен жертвенник, а во второй, т. е. передней, освещенной сверху стеклянным потолком, стоят горшки с весьма красивыми цветами и больше ничего.

Напротив этого отделения с кумирнею, находится отделение для театра, где в известные праздники даются представления, в особенности в то время, когда приезжают в Фу-Чоу из Кантона богатые китайские купцы, которых фучоуские купцы угощают тут же во храме; поэтому-то этот храм называется еще здешними жителями «Кантонским клубом». — Остальные отделения этого китайского храма служат помещением для их бонзов, которые тем только отличаются от прочих китайцев, что бреют всю голову. Впрочем бонзы не пользуются большим уважением китайцев.

Наружные стены храма, в особенности со стороны главного в него входа, украшены лепною работою из глины, представляющею птиц, животных, змей, различных мифических драконов и пр., очень мало — людей. На стенах во многих местах храма виднеются золотые надписи из книг Конфуция. — Вообще этот китайский храм считается здесь достопримечательною редкостью, по оригинальности его постройки, богатству и безукоризненной чистоте.

В окрестностях Фу-Чоу, на правой стороне р. Минь, на одной из высоких скалистых гор, находится китайский монастырь, в котором живет около 100 монахов. В нем находится колокол, который повременим будто сам собою ударяет, а на самом-то деле посредством известного механизма. [71]

Исправляющий должность русского консула г. Соломонов познакомил меня с фабрикою, на которой делается кирпичный чай. Я осмотрел ее во всех подробностях, проследил весь процесс приготовления плиток кирпичного чая и на память моего посещения получил в подарок один кирпич.

7 сентября. Река Минь.

В 11 часов утра пароход снялся с якоря и взял направление к г. Гонг-Конгу для взятия груза; но, пройдя неболее 15-ти миль, опять бросил якорь при устье реки в ожидании морского прилива, так как в этой местности находится много банок и пароход мог бы попасть на мель, по уверению сопровождавшего нас лоцмана. Мы простояли здесь до 11 часов утра следующего дня.

8 сентября. Формозский пролив.

Ровно в 11 часов утра мы снялись с якоря при хорошей, но пасмурной погоде. Во 2-м часу пополудни мы вошли в Формозский пролив. — При входе в пролив, когда мы почти поровнялись с маяком, поднялся ветер я сделалась сильная зыбь. Не более как чрез полчаса, зыбь перешла в волнение и образовался настоящий шторм, продолжавшийся весь остальной день и последовавшую за ним ночь, одним словом во все время прохождения Формозским проливом. Качка была большая, смешанная — и килевая и боковая вместе, но имела перевес последняя. В то время как поминутно кренило пароход, громадные волны врывались на палубу и обливали водою все и всех, находившихся на ней; нередко врывались они и в иллюминаторы и наполняли водою некоторые каюты, в особенности те, которые находились со стороны ветра. Ветер неистово ревел, выл, свистал, опрокидывал все находившееся на палубе, сорвал половинку обеденного стола и выбросил ее за борт. В каютах сделался страшный хаос, беспорядок: все падало на пол, стулья опрокидывались с оглушительным стуком, все толкалось одно о другое, пассажиры сталкивались лбами и носами, ударялись головами о что попало, причиняя себе весьма чувствительные ушибы. В буфете падали на пол со звоном и стуком графины, бутылки, стаканы, рюмки, банки с консервами, разбиваясь в дребезги. Качка, постоянно неровная и порывистая, продолжалась всю ночь, при ежеминутных завываниях ветра, который часто переменялся-то был противный, то боковой, и уменьшилась немного ночью при выступлении из Формозского пролива. Термометр, впродолжение всего дня, который был пасмурный, колебался между 22 и 23°.

9 сентября. Восточное море.

Весь день продолжалась качка, но не такая сильная как вчерашняя, и дул постоянно противный (но временам боковой) ветер. Пасмурно. Температура на палубе 23°. В исходе 6-го часа вечера начал накрапывать небольшой дождь, который, при усилившемся ветре, сделался [72] почти проливным и продолжался до 8-ми часов вечера. Ночью успокоилось совершенно.

10 сентября. Гонг-Конг.

В 11 часов утра пароход бросил якорь на рейде в одной версте от набережной г. Гонг-Конга, насупротив одной из высоких гор, у основания и на нижних склонах которых расположен весь город. Рейд очень хороший, закрытый от всех ветров и весьма удобный для стоянки судов. Город Гонг-Конг принадлежит англичанам, поэтому все постройки носят на себе европейский характер. Дома и все постройки каменные, двухэтажные. Во всю почти длину набережной (она вся из камня) тянутся каменные здания для склада товаров. Около набережной стоит множество шампунок, которые беспрерывно снуют взад и вперед, а на рейде много разнокалиберных судов. В этот же день я посетил город и был в магазинах, большая часть которых принадлежит китайцам. Есть здесь также и японские магазины с японскими товарами. Улицы довольно узкие, вымощенные камнем и довольно чистые. Они идут параллельно к набережной, уступами одна над другою но склону горы, и от одной улицы к другой ведут каменные ступени. Дома стоят плотно друг возле друга, стена об стену. Магазины вообще очень богатые и цены в них доступнее нежели в Шангае. В городе, в левой стороне от входа, находится большой сад для прогулки, хорошо содержащийся и заключающий в себе много редких растений и дерев. Ночью город представляет прекрасный вид большой иллюминации от газового освещения: все основание горы на большом расстоянии и та часть склонов гор, на которых расположен город, кажутся усеянными звездами, от огней, освещающих дома и улицы.

11 сентября. Гонг-Конг.

Весь этот день простояли в Гонг-Конге, получив груз только до Сингапура; чаю для нагрузки не оказалось. Вечером была получена в Гонг-Конге телеграмма из Иокагамы, что в тот день (8 сентября), когда в Формозском проливе был шторм, на берегах Японии, вблизи Иокагамы, свирепствовал тайфун, одна сторона которого и нас задела в Формозском проливе. По полученным сведениям в Иокогаме погибло много судов, больших и малых, и около 1000 человек. Насколько эти сведения верны — неизвестно.

12 сентября. Китайское море.

В 7 часов утра, при тихой, но пасмурной погоде, пароход наш снялся с якоря и отправился по направлению к Сингапуру. На берегу остался машинист из матросов, отправившийся вчера вечером в город и вероятно проспавший час, назначенный для отбытия парохода. Назначено было отплыть в 4 часа утра. [73]

13 сентября. Китайское море.

Ночью был проливной дождь, продолжавшийся очень долго. Вчера была еще небольшая зыбь на море, но сегодня утром совершенно успокоилось. В 9-м часу был небольшой шквал, затем прояснилось и наступил довольно жаркий, почти безоблачный день. Термометр утром показывал 24°, а днем 26°. Вечером мы прошли ту черту на Китайском море, за которою в настоящее время года штормов не бывает.

14 сентября. Китайское море.

Состояние атмосферы почти такое же как и вчера, но повременим набегают небольшие шквалики. Ветер постоянно юго-восточный; термометр на палубе показывает 25°.

15 сентября. Китайское море.

Состояние атмосферы такое же. Жара довольно ощутительная. — Зыби нет.

16 сентября. Китайское море.

Воскресенье.

С каждым днем жара увеличивается. Сегодня утром было 28° на палубе в тени при том же, что и вчера, юго-восточном ветре. Утром не было ни малейшей зыби и почти настоящий штиль продолжался весь день мы находимся между 7 и 8° с. шир.

17 сентября. Китайское море.

По мере приближения к г. Сингапуру температура воздуха постепенно возвышается. Термометр в тени показывал утром 27°, днем 29°, а вечером опять 27°. Море совершенно спокойно; небо время от времени покрывается небольшими облаками. В 10 часу утра набежал шквал и продолжавшийся около получаса дождь охладил немного воздух, но между 1-м и 3-м часом пополудни жара была очень чувствительна.

18 сентября. Китайское море.

Температура воздуха та же. На море совершеннейший штиль. В 8 часов утра мы проходили вблизи острова Анамбо, находившегося у нас с левой стороны; при окончании его, немного впереди, виднеются две конические скалы над поверхностию меря. В половине девятого часа вечера мы находились на траверсе маяка, от которого до Сингапура считается около 15 миль.

19 сентября. Порт Сингапур.

В 1-м часу ночи пароход стал на рейде перед самым городом, а в 5 часов утра перешел к угольной пристани и немедленно начал освобождаться от груза, взятого в Гонг-Конге. Утро было жаркое (28° в тени на палубе), но в 3 часа пополудни пошел довольно сильный, продолжавшийся около часу дождь, освеживший значительно воздух. Воспользовавшись этим, я тотчас сошел на берег и, не удаляясь далеко от пристани, чтобы не встретиться с тигром, которых здесь много в окрестностях, — сделал ботаническую [74] экскурсию на склонах гор, покрытых богатою растительностию, и на болотистой низменности, находящейся вблизи пристани. Экскурсия моя удалась мне вполне; впродолжение 2 1/2 часов я собрал около 50 видов, совершенно мне незнакомых. Как в окрестностях Фу-Чоу, так и здесь попался мне услужливый помощник, в лице какого-то молодого индейца, который, заметив, что я укладываю в бумагу растения, сел возле меня на корточки и присматривался к моему занятию. Он бесцеремонно брал в руки собранные мною растения, осматривал их, нюхал, а потом, сорвав веточку с цветком с одного из находившихся вблизи кустарников, подал ее мне, чтобы и эту ветку положить в бумагу. Этим завязалось между нами знакомство и он сделался неотступным моим спутником, сопрождавшим меня до самого вечера. Мне хотелось иметь листья «бетеля», которые здесь жуют индейцы свежие вместо табаку, но сам их отыскать не мог. Я разговорился как мог с моим товарищем индейцем, объясняя ему, разумеется не словами, а жестами, что мне желательно иметь «бетель». Он понял, потрепал меня по плечу, показал серебряную монету (20 центов) и вопросительным жестом, говоря притом что-то поиндейски, пожелал знать, сколько я ему заплачу за это. Я обещал дать ему такую же монету. Индеец отправился в горы и через полчаса принес мне листья бетеля и притом два овально продолговатые, оранжевого цвета плода, измелченные косточки которых они кладут в лист, завертывают его в роде трубочки и все вместе жуют. От жевания листьев бетеля у каждого индейца зубы и губы постоянно окрашены в оранжевый цвет. Он мне объяснил, что плод этот называется пинан, а листья — бетель. При жевании бетеля, кроме раздробленной косточки пинана, которую завертывают в лист бетеля, самый этот лист намазывают сперва какою-то густою, белою, на подобие сметаны, массою, которую каждый индеец носит при себе в жестяном цилиндрике с крышкою, из которого он берет пальцем немножко этой массы и намазывает ею лист бетеля. Так как мой индеец принес мне одни только листья без стебля, то я предложил ему принести мне листья с веткою, на что он не согласился, показывая мне жестами, что ветки оторвать нельзя. Я не мог понять причины; но вечером англичанин Розе, с которым я познакомился еще в первое мое пребывание в Сингапуре, объяснил мне, что бетель ростет на ветвях больших дерев и стебель его усеян корешками, которыми он втягивает в себя соки из дерева, на котором ростет. Кроме того тот же г. Розе сказал мне, что плод, завертываемый в лист бетеля при жевании, по-английски называется «betul-nut».

20 сентября. Порт Сингапур.

Мы находимся от экватора на 1° 17 минут. День вообще был жаркий, хотя в девятом часу утра на самое короткое время [75] сделалось вдруг пасмурно и свежо до того, что находящимся на палубе летний костюм показался легким. Сегодня в четвертом часу пополудни я опять сделал ботаническую экскурсию и приобрел много замечательных видов растений.

О городе Сингапуре я уже сказал несколько слов 7-го июля. К сказанному уже не имею ничего прибавить нового, так как все мое внимание в настоящее время было обращено на здешнюю тропическую флору, с которою я познакомился поближе только вчера и сегодня и с которою распрощаюсь навсегда завтра.

Сравнивая здешнюю флору, виденную мною 7 июля, с флорою настоящего осеннего времени, я не вижу почти никакой разницы ни в свежести и цветистости ее, ни в богатстве видов, которыми она щеголяет на всяком шагу; — таже вечная зелень, тоже разнообразие цветов, но теперь замечается гораздо более плодов на деревьях, которых еще 7 июля не было. Одни бананы остались только in statu quo они постоянно в цвету и плодах, и только некоторые отдельные экземпляры представляются устарелыми и приближающимися к концу их вегетативной жизни. Поэтому-то и теперь масса банановых плодов продается в Сингапуре, между тем как ананасов и мангустанов встречается меньше в продаже. Довольно много попадается и пенельмусов: они видом похожи на наши желтые тыквы, но мякоть их совершенно как в лимонах и разделяется на продольные части как в апельсинах; она белая, полупрозрачная и имеет кисловато-сладкий, приторный вкус. Облегающая частицы мякоти плева — белая, толстая и сухая, так что при жевании очищенного плода остается много волокон во рту. Плод этот имеет вид кувшинчика с широким основанием, а объем его (при основании) в два сложенные кулака. Некоторые плоды бывают больше, другие меньше. Цена за штуку равняется 5 коп. серебром.

В Сингапуре продаются раковины, добываемые из Индейского океана, за весьма умеренную цену; хотя с иностранца запрашивают почти впятеро дороже стоимости, а иногда еще и больше. Это впрочем можно сказать и о всех вообще товарах, привозимых для продажи на пароход индейцами и малайцами. При покупке у них вещей надобно иметь особенную сноровку торговаться и давать им десятую часть просимой ими цены.

Августинович.

Текст воспроизведен по изданию: На "Нижнем Новгороде" от Одессы до Сахалина. (Путевые заметки) // Древняя и новая Россия, № 9. 1880